Кости мотылька. Книга 1. Я умру завтра

Глава 10

«…побеждённые народы живут и умирают, зная, что их выживание не сопряжено с честью. Они предпочли стыд погребальному костру, медленное пламя — быстрому».

Велес II «Отступник». «Хроники Летних войн».

— Так вот ты какой, Пойт-Нор, — улыбнулся я, рассматривая большую и длинную пристань, к которой медленно и аккуратно подходил «Индевос». Рядом со мной стоял переминающийся целитель Каратон, неизменно хмурый Ресмон и слегка растерянная Люмия. Последняя о чём-то задумалась, а потому, когда перед глазами неожиданно возник порт, то недоуменно ойкнула.

Лично мне в этот момент сразу вспомнилось отплытие «Кромолоса». Как я точно также стоял на палубе, с группой магов, наблюдая за людьми, копошившимися на берегу. Где теперь те, кто был со мной тогда? Ушли на дно? Стали кормом для рыб, как говорил Долдрих?

Погода стояла солнечная, отчего начинало откровенно припекать, а чтобы рассмотреть подробности места, где мы скоро окажемся, не помешала бы подзорная труба. Была она у меня? Нет, не было. Не то чтобы я жалел или она так уж сильно мне необходима… Иногда пригодилась бы. Как сейчас.

Берег был наполнен самыми разными людьми, что естественно для любого места, обслуживающего корабли. Плавательные средства были повсюду, самых разных форм и размеров, от маленьких лодок, до аналогичных нашему «Индевосу» пароходов. Правда последних здесь находилось всего два.

Зато лодок!.. Рыбацких, очевидно, что нисколько не мешало им подплывать к самому берегу, игнорируя пристани, где бодро разгружаться, чуть ли не на месте торгуя уловом. К ним уже стояла приличная очередь покупателей, желающих приобрести свеженького. Мне удалось рассмотреть сверкающие монеты, в основном медные, но встречались и серебрушки.

На пристанях работа велась уже именно что с кораблями, пусть некоторые из них и были достаточно миниатюрными. Глядя на одну белую изящную яхту, с красивыми парусами, которая стояла, зажатая между пароходами, у меня возникла ассоциация с моей бывшей невестой, Миреллой, которая ходила по улице, пока за спиной тяжело топали инсурии охраны.

Не сдержал улыбки. Да, она умерла, так что с того? Мне нужно горевать каждый раз, как о ней вспомню? Скоро лицо этой девчонки окончательно сотрётся из моей памяти. А может не успеет и я умру раньше? Кто знает…

— Возможно, уже завтра? — прикинул я. — Скоро день единения Империи, а мы — в Кашмире. И если уж эти ублюдки не боятся творить дерьмо прямо на военных транспортниках и в Тасколе, то что же они придумают на своей родине?

— Чего ты там бормочешь? — спросил Ресмон.

— Думаю, друг мой, тебе не понять, — отмахнулся от него, под беззлобные смешки остальных магов.

Выбросив лишние мысли из головы, перевёл взгляд на другие корабли и пристани Пойт-Нора, возле которых те расположились. Там проходила привычная глазу погрузка-разгрузка, громкие крики, где-то уже что-то уронили или сломали (мне не видно!). Почти десяток менее длинных пристаней был завален огромными тюками и ящиками. Грузчики тащили товар на больших телегах, складируя рядом с судовым трапом.

— Зачем мы пытаемся пристроиться к самой здоровой пристани? — спросил Ресмон. — Вон там, чуть дальше, есть почти свободные, а мы тут толкаемся, словно стадо оленей в жару на водопой.

— Погляди на размер нашей посудины, — хмыкнул я. — Думаешь, «Индевос» сможет причалить так близко к берегу? Нет, нужна самая длинная пристань или пароход зацепит дном мель. Так что или так, или разгружать корабль придётся при помощи лодок. Представляешь, как это будет здорово?

Ресмон усмехнулся, но кивнул. Объяснение оказалось понятно и смогло найти дорогу к его маленьким, недоразвитым мозгам.

— Вот вы где, — услышал я слова Сидика. — Стоило догадаться.

Вместе с ним шло и трое остальных сионов. Всего четверо, как и нас, волшебников. То есть, суммарно нас восемь человек. Все, кто выжил с «Кромолоса». Отличное число!

«Манёвры» парохода, больше напоминающие какой-то сраный танец, длились вокруг пристани почти целый час. На двадцатой минуте я сплюнул за борт, а потом взял Люмию за руку и под насмешливый свист ушёл в тень, посадив улыбающуюся девушку рядом.

— Ты как? — спросил у неё имея в виду… всё.

— М-м? Хорошо, — улыбка Люмии стала шире. — Только… — и замолчала.

— Только? — приподнял я бровь.

— Ощущение, что столь же тихо и мирно мы уже нескоро посидим, — по лицу девушки пробежала тень.

— У тебя тоже? — удивился я, ведь сам думал об этом ранее.

— Странно, да? — положила она мне голову на плечо. — Вроде бы всё в кое-то веки наладилось, а я тут…

— Это называется меланхолия, — дунул на её волосы, а потом пригладил их. Наши руки переплелись, давая мне возможность ощутить нагретую солнцем кожу.

— Правда? — посмотрела та на меня и на короткое мгновение я потерялся в этих глазах и россыпи веснушек на лице. — И как с этим бороться?

— Ты хочешь с этим бороться? — слегка подался вперёд. — Для этого нужны положительные эмоции. В очень большом количестве.

— Вот оно как? — захихикала Люмия. — То есть побольше всего того, чем мы занимались по ночам? Я уже хочу, чтобы ты меня вылечил!

— Аха-ха, не всё так просто, — приподняв её руку, коснулся губами тыльной стороны изящной девичьей ладони. — Не стоит отчаиваться раньше времени, практически не сомневаюсь, что сумею придумать способ, как нам продолжить наше… «общение» в прежнем ключе.

Потому что в армии Дэсарандеса, скорее всего, это будет запрещено. А ведь в чём сложность-то⁈ Наварить немного зелья от нежелательной беременности, вот и все проблемы. Тем более, что Люмия это умеет.

Одна надежда — встречу адекватных офицеров, у которых будет нужда в разных, улучшающих быт, вещах. А там… кхм… «подкупом» назвать это будет не совсем прилично, а коррупцией и вовсе противозаконно. Скорее — дружеский обмен. Я — ему, он — мне. Всем выгодно!

В конце концов, пароход успешно причалил и бросил трап. Шёл «Индевос», что закономерно, не пустым. Иначе, даже с учётом спасательной миссии, это было бы весьма нерационально. Корабль был нагружен самыми разными товарами, а потому, стараясь успеть до момента начала разгрузки, спустился одним из первых. Не было никакого желания дожидаться всех прочих «стандартных» процедур, типа что первым сходит капитан — или последним (уже не помню)? — а также момента, когда прокинут новые трапы (да-да, их будет достаточно много, иначе разгрузка затянется на неделю).

Признаться, ещё на начальном этапе «танцев» вокруг пристани было желание «шагнуть в небо», обратившись вороном. Хех, почему нет? Форма оборотня обхватывает не только тело мага, но и небольшой объём соприкасающихся с ним вещей, включая одежду и сумку. Правда Люмия, в отличие от меня, обращаться не умеет. Проблема…

Покосился на неё.

— Почему ты не изучила форму зверя? — вопрос был задан в неудачное время, вокруг стоял адский шум Пойт-Нора, но я был почти уверен, что если не спрошу сейчас, то попросту забуду.

— Что⁈ — крикнула она.

Группа грузчиков, проходящих мимо, едва не столкнула меня в залив. Удержался лишь в последний миг.

— Ах ты, сука, пёс! — гнев привычно и знакомо окутал моё сознание плотным коконом. На руках, сам собой, возник шарик кипятка под огромным давлением. Но в следующий миг предо мной встал Сидик, а Глац уже схватил грузчика за грудки, легко и непринуждённо поднимая в воздух.

— Слепой баран, не видишь, куда прёшь⁈ — взревел сион. — Колдуна чуть с ног не сбил! Да он же тебя, остолопа, в пар обратит!

— Лучше не используй тут магию, — негромко, но удивительно чётко, так, что я слышал каждое слово, произнёс Сидик. — За нами следят. Не стоит сходу создавать о себе плохое впечатление.

Разумно, — мысленно согласился я.

— Тем более, что мы в Кашмире, — дополнил Тофер, вставший рядом. — Здесь и так обстановка не из приятных, что говорить о грёбаном лорде Челефи, который, для этих уродов, что знамя?

За их спинами увидел, как грузчик старательно извинялся перед… Глацом. Неподалёку стоял ухмыляющийся Ресмон и напряжённый целитель Каратон. Последний вообще не слишком переваривал других людей и более-менее нормально общался лишь в узком кругу знакомых. Причем желательно, чтобы эти знакомые на него не давили.

М-да… не зря всё-таки пошёл в целители, боевой маг из него точно не вышел бы.

Кивнул Сидику, понимая резоны. Просто… гнев у мага — профессиональное. Даже самый мирный друид, производственник или лекарь обязан знать стихии. Во всяком случае у нас, в Империи — это первое, чему учат колдунов. Каждый обязан уметь сражаться. Правда далеко не все это любят.

Хех, забавно… Я так к этому привык, что ныне не осознаю, как волшебник может оставаться без умения ударить кого-то в ответ, в случае нужды.

— Знаю, — ответил им, на чём всё и закончилось. Сидик вздохнул, а Тофер хмыкнул. Мою ладонь сжала Люмия, успокаивающе улыбнувшись, после чего мы направились дальше, пробиваясь сквозь плотную толпу самых разных личностей.

Кроме торговли дарами моря из маленьких рыбацких лодок, тут была «замануха для приезжих»: несколько больших палаток, где солидные (и жирные) смуглокожие купцы торговали разными яркими безделушками. Что забавно, так это приличная толпа покупателей, которая ошивалась возле них. Чего уж, я заметил даже стражу, которая, периодически, отгоняла излишне ретивых и следила за детьми, норовящими прошмыгнуть у тех между ног, чтобы схватить с прилавка какую-нибудь дребедень, да задать стрекача.

На небольшой возвышенности, стоя на бочке, стоял зазывала, громко призывающий матросов и «уставших морских волков» посетить кабак «Кривая башня»:

— Лучшая выпивка! Лучшие шлюхи! — надрывался он. — Ужин — всего три медяка! Койка с девкой — десять медных!..

Заинтересовавшимся зазывала указывал направление пальцем, а ещё демонстрировал табличку, висевшую на своей шее: там была изображена… башня. Кривая, ха-ха, похоже!

— Такая же будет на кабаке! — вопил мужик. — «Кривая башня»! Лучшее портовое место!

— Рассадник грязи и дерьма, — буркнул какой-то стражник, проходящий мимо и следящий за порядком. На миг мы пересеклись взглядом, но он скользнул им мимо меня, осматривая других людей.

Может, даже правильно. Я, как и остальные маги, не стал надевать выданную в школе форму. Мои товарищи — потому что всё было потеряно или окончательно испорчено, я — из солидарности. Из-за этого вид мы имели типичных матросов. Лишь Люмия немного выделялась, но учитывая её короткую стрижку, маленькую грудь и форму, точно такую же, как у остальных, то чтобы понять её принадлежность к другому полу, нужно было хорошо так приглядываться, что в подобной толкучке не каждый мог себе позволить.

На половине пути ощутил, как какой-то ушлый доходяга попытался на ходу порезать дно у моей сумки, но зачарованная ткань блестяще сдержала напор тонкого лезвия, а я лишь обжёг ублюдка яростным взглядом. Вор, впрочем, моментально растворился в толпе народа, так что даже при всём желании, достать его не представлялось возможным.

Наконец, выбившись ближе к административным зданиям, где было немного посвободнее и даже не стояло никаких палаток или что-либо продающих людей (некоторые умудрялись делать это даже без навесов, просто удерживая свой товар в руках), мы встали в более-менее свободном месте, где сразу столкнулись с армейским офицером и несколькими солдатами, терпеливо караулящими… нас.

— Сучий Челефи и его выкормыши, — было первым, чем «поприветствовал» нас суровый, усатый офицер, истекающий пoтом под плотным шлемом. — Это правда? Из всего подкрепления выжило лишь восемь человек?

Я бросил взгляд на Сидика, который, формально, являлся лидером нашей группы. Больше было попросту некому. Те же маги, например, не даром считались ведомыми: нет ни опыта, ни толкового понимания ситуации. Слишком молодые и преимущественно из низших слоёв населения (самых многочисленных).

— Капитан Долдрих оповестил вас о ситуации, офицер? — в свою очередь уточнил Сидик, своим вопросом лишь подтверждая сказанные им слова.

— Меня оповестило моё начальство, — ответил он. — А их, вероятно, ваш капитан, — мужчина поводил губой, отчего его усы зашевелились, как у таракана. — Идёмте, вас ожидают.

Мы прошли через людный порт, где каждый шаг сопровождался кручением головой. Не то чтобы мне было очень уж интересно, всё-таки на порт я вдоволь насмотрелся ещё в Тасколе, но это… новая страна! Ха-ха, да, тоже Империя, но… иная. Кашмир. Наш заклятый враг, ныне ставший колонией. А здесь — Пойт-Нор, крупнейший порт их, то есть уже нашей, страны. Хотя нет, в первый раз верно сказал — «их» страны. Потому что если считать всю Империю, то самый крупный порт располагался в нашей столице, Тасколе.

Тем не менее, прямо-таки кардинальных отличий не замечалось. Здесь было куда как больше смуглокожих кашмирцев, а половина всех разговоров шла на грёбаном мунтосе. Кстати, надо бы начать понемногу учить язык. Или уже смысла нет? Мне жить, сука, полтора года осталось! Какой тут новый язык⁈

Мотнул головой, прогоняя пораженческий настрой. Полтора года — это тоже срок. Даже несколько часов — это срок. Лишь такие кретины как Бирус этого не понимают. Они — не я. Я лучше.

Кроме цвета кожи и болтовни, я подметил, что Пойт-Нор работал не чисто с грузами и транспортом, но ещё и с рыболовными судами. Имею ввиду не рыбацкие лодки, а полноценные суда. Многие корабли специализировались чисто на дальних плаваньях в поисках рыбы.

— Зачарованные трюмы, — пояснил не представившийся офицер, когда я решил задать ему этот вопрос. — Их капитаны потратились на заказ гильдии ремесленников, чьи маги нанесли руны, превращая душные помещения в настоящие ледники, где рыбу и разных морских гадов можно без опасений держать месяцами. Вот они и уходят на эти самые месяца, приезжая с товаром, которого хватит, чтобы накормить половину города.

«Ремесленников»? — зацепился я за это слово. Звучало так, будто бы сразу несколько гильдий объединили в одну.

— Про половину города ты точно загнул, — хмыкнул Тофер. — Если бы всё было так просто! Или, может, в Морбо проживает полтысячи человек?

Наш сопровождающий покосился на него, но промолчал, а я не стал продолжать расспрашивать дальше. Вместо этого слегка сбавил шаг, вместе с Люмией отступая за спину Ресмона. Здоровяк бросил на нас короткий взгляд, но лишь хмыкнул, никак не став комментировать подобную перестановку.

— Так почему ты не изучила вторую форму? — снова спросил я девушку.

— Не хотела, — ответила она и простота этого ответа на миг обескуражила меня. То есть… как можно не хотеть… такого?

— Это же полёт! — с долей недоумения и какой-то, будто бы обиды, выдал я.

— Ну и что? — в глазах у Люмии плескалась скрытая мудрость, которую я, ранее, почему-то не замечал. Или не хотел замечать?

А что я вообще знаю об этой девушке, кроме того, что она мне рассказала? — ударила нежданная мысль. Это заставило задуматься.

Волшебница, заметив моё состояние, привстала на цыпочки и поцеловала в щёку. Потом, рассмеявшись, бодро зашагала вперёд, размахивая руками. В том числе и моей, зажатой в её кулачке. На лице выплыла невольная улыбка.

— Так бабы и крутят из мужиков верёвки, — едва слышно, кажется, специально для меня, произнёс Глац, вставший рядом.

Это высказывание я проигнорировал в лучших традициях нашего маленького отряда, где все всё слышат, но продолжают загадочно молчать. Хорошая тактика, мне нравится!

Когда мы вышли за пределы порта, то не пересели ни на лошадей, ни, тем более, в карету. Группа продолжила пеший путь. В каком-то смысле мне даже пришлось это по нраву: я никогда не был в колониях, тем более, Кашмире. И посмотреть тут было на что!

Узкие улочки между одноэтажными, реже двухэтажными домами, с трудом вместили бы трёх всадников в ряд, но по большей части по ним ездили одной вытянутой цепочкой. Сами здания имели песочный цвет разного оттенка: где более светлый, а где менее. Однако, зачастую они были украшены: тканью, расписными стенами, какой-то резьбой или архитектурными пристройками. Я видел несколько фонтанов, которые выходили из наиболее красиво выглядящих домов, что явно доказывало проживание в них более обеспеченных представителей общества.

Почти все местные носили какие-то головные уборы, прикрываясь от палящего солнца. Они вообще старались оставлять поменьше открытой кожи, чем выгодно отличались от тех же обитателей столицы Империи, где солнечный свет, очевидно, не был столь губителен.

Досадно, нам бы тоже не помешало нечто аналогичное. Насколько знаю, ближайшее время мы будем находиться здесь. Даже если уже завтра нас направят на соединение с войсками Дэсарандеса, то пока выберемся из Кашмира, пройдёт пара недель, а там начнётся пустыня Сизиан… тоже местечко не из прохладных. Какой вывод? Надо приспособить что-то от солнца, а потом ещё и зачаровать, на всякий случай. Плюс амулеты контроля температуры…

Сделав себе мысленную пометку, продолжил рассматривать местных. Многие из них таскали набитые разными продуктами (преимущественно фруктами) корзины, обычно цепляемые за спину или расположенные прямо на голове. Люди предпочитали кучковаться в группы и на каждом углу кто-то и что-то продавал, спрятавшись под навесом, а когда и без него. Иногда продавец был один, а иногда целая толпа. Причём это даже не было базаром! Просто люди, видимо, из ближайших домов, организовали прямо рядом с местом жительства стихийный осколок рынка.

Как я понял уже позже, это ещё и была одна из центральных улиц! От неё отходили совсем уж узкие тропки, зачастую ведущие куда-то вверх или вниз, то есть, состоящие из лестниц. Почему-то предчувствие очень ярко оповестило, что если я не желаю проблем, то лучше по ним не ходить. Чревато… уничтожением местного населения и повреждением окрестных зданий. Я ведь не стану терпеть, когда на меня начнут прыгать эти ублюдки с ножами — всех обварю кипятком, что под давлением раздробит их кости и разбрызгает внутренности по окрестностям.

— Верхний город и нижний, — пояснил офицер, когда я решил задать вопрос про лестницы. Очень уж интересно было, что там! Вдруг я ошибся? — Морбо стоит на холме, который разрыли до состояния эдаких платформ, — выставил он руки, ладонями вверх, изображая весы. — Всё соединено сотнями лестниц, то тут, то там. А для разных животных, типа лошадей, мулов и верблюдов, есть специальные дороги, которые идут вверх и вниз под уклоном.

И живность… О, как же их тут было много! Я даже не про лошадей или мулов, которых было полно и в Тасколе, а… собак, свободно бегающих по улицам, кошек, которые дрались с обезьянами на стенах и крышах домов, а также птиц, так и норовящих схватить что-то с прилавков, да при этом не стать жертвой более крупного зверья.

В воздухе, кроме пыли и песка, который аж скрипел на зубах, летали жирные чёрные мухи. Особо они любили рынки, готовые облепить корзину успевших подгнить фруктов или мяса, давшего сок. Разумеется их отгоняли, но так лениво и привычно, что часть тёмных точек даже не думала улетать, покрывая, бывало что, некоторые залежавшиеся рыбины настоящим чёрным коконом.

Улочки напоминали лабиринты, где даже я весьма быстро успел потеряться. Они, безусловно, отличались друг от друга, но цветастые тряпки и торговые ряды начали прямо-таки рябить в моих глазах, а немногие ориентиры, типа богатого поместья, окружённого крепкой каменной стеной с треугольным верхом и десятком стражи, стоящем на его покое, столь же легко терялись, как и всё, уже виденное ранее.

Смирившись, я дал отдых своему разуму и стал просто услаждать взор. Мои спутники, как я уже понял, даже не старались что-то обдумать и осмыслить. Та же Люмия едва ли не рот открыла, двигаясь за мной механически, как неисправный инсурий.

— Муха залетит, — слегка сжал я её ладонь, за которую и держал (заодно направлял) девушку.

— А? — удивлённо взглянула та на меня, а потом быстро и с долей испуга закрыла рот. Хах, мухи тут и правда летали так плотно, что моя шутка легко могла обратиться реальностью.

Когда мы вышли на небольшую площадь, то сквозь сотни стоящих прилавков, прикрытых разноцветными, пыльными навесами, стало заметно стоящий вдали дворец: высокие белые башни, заканчивающиеся круглыми, золочёными куполами. Конечно же, он был обнесён стеной и наверняка хорошо охранялся. Будто бы могло быть иначе?

Если будет возможность, постараюсь хотя бы походить вокруг, да посмотреть на происходящее. Всё-таки в Ороз-Хоре я был, во многих других, весьма известных и богатых замках тоже (наш дом тоже вполне себе можно было сравнить с ними!), хоть посмотрю, чем этот от них отличается.

На битком набитой площади (сложилось ощущение, что снова оказался возле порта) удалось услышать громкий голос какого-то мужчины — жреца, как я почти сразу понял, — что зачитывал проповедь, посвящённую Хоресу. Вскоре, расталкивая толпу (в которой одной рукой я крепко прижимал к себе сумку, а второй — Люмию), мы прошли мимо него. Я сумел подробно рассмотреть местного священнослужителя, почти ничем не отличающегося от типичного кашмирца: замотанный в ткань, бородатый и смуглокожий.

И всё же, он был из наших. Из тех, кто почитал верного бога и кто доносил его слово до всех остальных.

Здесь же, на базарной площади (скорее всего это далеко не центральный рынок, но тем не менее) впервые удалось увидеть изысканных кавалеристов верхом на лошадях, одетых в шелка и демонстративно носящие выпущенный наружу, из-под одежды, амулет защиты от магии. Видимо, местная знать. Моё предположение подтвердила охрана из четырёх инсуриев, которые вальяжно направлялись за ними следом. Похоже, на их броню были нанесены руны контроля температуры, иначе не могу объяснить, как они выживали под таким солнцем!

Хм, — ещё раз оглядел я колониальную знать, — их вроде бы всех казнили после восстания Кашмира? Или я ошибаюсь? А может, это кто-то из новых? То есть, сейчас титулы выдаёт Империя, так что легко могло быть так, что это своего рода «новое поколение» аристократов.

Благо, в конце концов, путь наш закончился. Пройдя полноценный базар насквозь, мы зашли в неприметный проулок, а потом завернули в сторону лестницы, ведущей вниз. Здесь было прохладно, а ещё летало мало мух. Повезло, а то уже устал периодически махать руками, отгоняя эту пакость. Точно нужно будет сделать на одежде дополнительные зачарования! Эх, стоило подумать об этом раньше, включая и контроль температуры тела. А то в комнате, обычно, сразу подобное рисую, а вот на собственной одежде — нет, только защитные. Непорядок.

Пройдя до конца небольшой улочки, мы добрались до тупика, где восседало несколько нищих, которых криками и пинками тут же прогнал наш офицер.

— Здесь второй, запасной вход в казармы, вроде как «секретный», — он пожал плечами. — Но о нём знают почти все.

— Не хотите, чтобы нас видели? — насмешливо спросил Сидик. — А есть разница?

— Всегда есть, — хмыкнул офицер. — О крушении «Кромолоса» мы не распространялись и слухи не пускали, однако… — передёрнулся, — то — мы. Люди лорда Челефи другого мнения. Не стоит давать им лишней информации. Хотя бы какое-то время.

Казармы имели знакомый, типовой вид. Доводилось побывать в подобных местах за время жизни ещё Моргримом.

Меня, Ресмона и Каратона поместили к ещё десятку других магов-стихийников. Тех, кто перешёл на работу в стражу, как уже стало понятно. То есть, достаточно тупых, чтобы не догадаться или не суметь освоить новое направление колдовства. Отбросы, но… опасные. Для войны и для подавления бунтов, то есть для битв. Может, в нынешнее время именно такие и нужны?

— Распорядитель Рондос, есть ли возможность для получения индивидуальной комнаты? Или в паре с моей… спутницей? — на мгновение замялся я, гадая, как лучше всего обозначить Люмию.

Новый офицер (в этот раз представившийся), который «принял» нас и повёл к остальным колдунам, нахмурился, осмотрев меня подозрительным взглядом.

— Не положено, — буркнул он. — Маги должны проживать в одном месте, по правилам, разработанным специально для них. Разнополые пары вообще запрещено соединять. Наказание хлыстом, — на этом моменте мужчина ухмыльнулся. — Вам, версам, подобное должно быть знакомо.

Падаль. Ничего, и на тебя, ублюдка, найдём управу.

Молча кивнул, принимая сведения. В это же время Рондос оглядел Люмию, но особого интереса во взгляде у него не возникло. Скорее — оценил, мысленно поставил какой-то не слишком высокий балл и пошёл дальше. В некотором смысле типичная реакция, на которую должны влиять ещё пара факторов: правила и страх. И если с первым всё понятно, то со вторым… ха-ха, тоже всё понятно! Кто полезет на мага, должен либо владеть антимагическим амулетом, либо аналогичной силой, либо стальными яйцами. Вот только последнее мало поможет против мощного потока огня.

Сионов, к сожалению, уже увели в совершенно ином направлении, отчего «способ Глаца» — схватить за грудки и потрясти, оказался недоступен (не мне же его осуществлять⁈) Применять же магию, в такой вот ситуации, уже попахивает «нападением на вышестоящего», отчего можно получить хорошее такое наказание в виде палок, хлыста или карцера. Приятно-о!

Благо, что свой вопрос я задал ДО момента как нас завели в комнату, где располагались остальные маги (те, кто не на дежурстве), а то могли ведь «не понять» такого вопроса! Имею в виду, что прямо-таки вижу, как меня потом спрашивают: «А чего это ты хотел отдельно жить? Не хочется, значит, в нашем кругу находиться? Не нравится?» Прям сразу пахнуло «старой доброй» Третьей магической до момента выпуска большей части моих самых ярых недругов.

К счастью, до этого не дошло. Надеюсь и с Люмией в их женской комнате тоже всё будет нормально. А девушек-стихийников, так-то, не меньше, чем парней. Всё же магия не спрашивает, у кого и как проявляться, а потому, в среднем, количество парней и девчонок, проходящих службу в страже — если считать лишь магов конечно же, — плюс-минус равное. Только вот девушкам служится проще. Причину, думаю, представить не сложно, учитывая, что кроме как в виде волшебниц или сионов женщин в армию не берут…

— Новенькие? — едва мы зашли, спросил тощий, но крайне коренастый и даже на вид не чурающийся физических нагрузок парень, лежащий на койне, закинув руки за голову. Был он без рубашки, в одних лишь штанах, поглядывал лениво, но цепко. — Рано чего-то. Обычно распределённые со школ маги приходят ближе к вечеру. Эй, Рондос! — заорал колдун. — Чего режим нарушаешь⁈

Но офицер уже ушёл, не соизволив ответить. Хм… показательно… Что не ответил. Имею в виду, в столице этот верс даже не посмел бы пасть открыть на вышестоящего, ведь проблем потом не оберёшься! Во всяком случае из того, что я успел узнать. В колониях, видать, к дисциплине относились иначе. И хорошо, и плохо. Значит, шанс на совместную комнату и возможность «сходить погулять» у меня весьма серьёзно вырос, а вот плохо в том, что опять придётся рассчитывать лишь на себя. Тц…

— Мы — подкрепление армии императора, — сделал я шаг вперёд, как бы прикрывая остальных. Потому что Ресмон лишь насупился, рассматривая десяток парней, часть из которых спала, не обращая внимания на крики, шум и прочую возню, часть играла в кости, изредка поглядывая на нас, а часть просто болтала, валяясь на узких, грубых койках с металлическим каркасом, вбитым прямо в стены. Каратон же и вовсе создавал ощущение того, кто готовился атаковать. Или ставить барьер. Нервный он, какой-то, даром что целитель. — Точнее, — слабо улыбнулся, — все, кто выжил, после крушения «Кромолоса».

На мои слова повернулось двое ребят, сидящих в тёмном углу. Сразу стали заметны чёрные провалы их глаз. Некроманты. Этих то чего в стражу запихали? По идее, в Тайную полицию должны были взять, вот где некромантов с руками отрывают!

— Чего? — задумчиво нахмурился какой-то другой парень, уже полностью одетый и более светлокожий. — Давай по порядку…

— Тогда, начнём со знакомства, — сделал я ещё один шаг вперёд. — Меня зовут Кирин, — и вопросительно уставился на него, неспешно переводя взгляд на остальных.

— Ты, вижу, главный? — коренастый подскочил с кровати, вытягиваясь и хитро улыбаясь. — Ну давай, «приятель». Я — Костон…

Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны

В детстве Милене рассказали легенду о человеке, в животе которого находилось два щенка. Один любил его, был ласковым и послушным, второй был диким и умел лишь злобно рычать и кусать. Когда первый щенок ластился к нему, тыкался своим носом в сердце, то человек становился радостным, как жрец, с которым заговорил его бог. Когда второй щенок впивался в его плоть своими острыми зубами, то человек впадал в отчаяние и страшно горевал, словно столкнулся со смертью собственных детей.

В редкие моменты жизни, когда сердце оставалось в покое и собаки мирно спали, мужчина спокойно и бесстрастно говорил, что обречён.

— Блаженство, — объяснял он, — можно пить тысячу раз, а стыд перережет твою глотку лишь единожды.

«Между собаками», — так называлось это состояние. Оно отражало ситуацию выбора без выбора, когда любое решение неизменно приводило к краху.

Милена Мирадель определённо находилась «между собаками».

День начинался как и всегда: женщина зашла в тронный зал и все собравшиеся в нём опустились на колено.

— Начнём, — с улыбкой произнесла она, уже давно привычная к подобным действиям.

Коротконогий министр внутренний дел, Инар Моурен, поднялся первым. Человеком он был весьма умным, но нервным. Начав воодушевлённо произносить одну единственную фразу, мог впасть в тоску на её окончании. Зачастую не знал, куда деть взгляд. При общении с кем-либо (не только Миленой), его глаза обычно бегали по всему вокруг, но не хаотично, а словно подчиняясь некому ритуалу. Будто бы он старался максимально уклониться от «чести» столкновения взглядов. При этом императрица не ощущала в этом какой-то неприязни, это была скорее… привычка, пусть и весьма странная. В тех редких случаях, когда глаза Моурена и его собеседника всё-таки пересекались, министр смотрел решительно и настойчиво. Вот только вся уверенность исчезала буквально за секунды, отчего вторая сторона начинала ощущать одновременно чувство превосходства и странную незащищённость.

Мирадель, заметив старого Роддерка Хиторна, министра контроля магии, школ и гильдий, помогла ему подняться на ноги. Добродушный старик улыбнулся и стыдливо поблагодарил её, напоминая скорее смущённого юношу, у которого ещё не начала расти борода, чем одного из самых могущественных людей Империи Пяти Солнц.

Иногда Дэсарандес выбирал людей за ум и силу, как Моурена или Санториона, а иногда — за слабость. Порой Милене казалось, что старого Хиторна император преподнёс ей в подарок, поскольку сам он справлялся со своевольными и честолюбивыми хитрецами без всякого труда.

Неподалёку от этих двоих размещались и остальные девять министров. Всего их было одиннадцать и, конечно же, нельзя забывать про Киана Силакви, высшего жреца Хореса, который также присутствовал на всех советах.

Глава церкви Империи, как и Дэсарандес, предпочитал носить белое. Его густая борода была тщательно приглажена, а сам Киан, казалось, едва ли не светился некой, внутренней силой. Иногда Мирадель считала, что это какой-то артефакт, иногда — что сам Хорес наполняет его изнутри. Заставляет гореть.

Разумеется кроме них тут было множество других людей, но их роль была скорее помогающей и обслуживающей, чем что-либо решающей.

«Необходимо постоянно напоминать всем вокруг, как простым людям, так и знати, включая всё это сборище… Напоминать о порядке, который поддерживается моими силами и помогает им всем продолжать жить. Каждый должен помнить, кто здесь глава. Кто тут тиран», — подумала императрица.

Милена уселась на богато украшенный трон, начав заниматься привычными и в чём-то рутинными обязанностями.

Солнце ярко освещало широкий зал сквозь высокие окна. На стене, прямо за её спиной, была выложена тонкая и очень сложная мозаика, отображающая герб Империи: орёл внутри золотого солнца, расположенного на чёрном фоне. Этот же герб был вышит на камзолах стражи, стоящей у дверей, а также красиво нарисован на броне инсуриев, замерших по углам.

Императрица принимала всевозможные прошения и выслушивала людей, прошедших длинный путь, чтобы быть ею услышанными.

Ей было скучно, ведь некогда почётное занятие, вызывающее мурашки восторга от обладания высшей властью давно сменилось на привычный и рутинный процесс. И всё же, Милена не позволяла лености затуманить разум, внимательно выслушивая каждого.

— Истинными правителями нас делают ужасы этого мира, — в короткий перерыв между просителями произнёс Нигель Санторион, министр иностранных дел, весьма мудрый и хитрый человек. «Потомственный интриган», — как говорил её муж, который и поставил его на эту должность. — Я вижу, как всё это раздражает вас, но нужно держаться. Как я слышал, сегодня не будет особо-сложных дел.

Мирадель подняла на него глаза и не сдержала улыбки.

— Что вы обычно делаете в такие моменты? — спросила она.

— Рассматриваю лица их свиты, — пояснил Нигель. — Если идущий впереди обычно обучен держать себя в руках, то вот его спутники бывают небрежны. Из этого можно многое понять.

Императрица кивнула. Дэсарандес всегда говорил ей, что надо просить совета у тех, чья дружба может оказаться полезной. Людям, как он всегда повторял, приятно видеть, что их слова оказываются верны.

«Но при этом, мой муж также говорил, что в поисках истины порой приходится всё глубже опускаться вниз», — подумала Милена.

Сегодня были предложения по незначительным доработкам ряда законов, касающихся торговли и ввоза товаров из-за рубежа. Влиятельная купеческая гильдия просила пересмотреть вопрос, касающийся налогов на шёлк, отчего прислала дюжину серьёзных мужей, способных с серьёзным и умным видом продать даже ковш снега посреди зимы. Мирадель пришлось переадресовать вопрос Гарвасию Ринто, министру налогов, пошлин и сборов, чтобы он и его ведомство подробно разобрали ситуацию. Не забыла она и обязать того предоставить ей полный и подробный отчёт.

— Министр Морстон поможет тебе, — улыбнулась она.

Гарвасий скривился, не удержав лица. Аттий Морстон был министром торговли, отчего постоянно возмущался высоким налогам, выставляемым ведомством Ринто.

Милена желала получить конкретику максимально простыми словами, объясняющими ей, почему выгодно или не выгодно поддержать купцов, снижая налог на шёлк. Поможет ли это торговле или усложнит её? Если поможет, то как это отразится на поступлениях в казну? Будет ли подобное выгодно в долгосрочной перспективе? Что будет, если поддержать купцов лишь частично, то есть, снизив налог лишь на время? Или будет проще предоставить льготу одной только гильдии, как самой обширной (из тех, которые занимаются шёлком)?

Все эти моменты были тщательно зафиксированы секретарями, после чего загруженные Гарвасий и Морстон, отослали группу торгашей, а также своих помощников, чтобы те начали разбор ситуации. Сами министры, конечно же, остались подле императрицы, ведь ей мог в любой миг понадобиться их совет. Сама Милена, тем временем, перешла к следующему вопросу.

«И так до самого обеда», — устало подумала она.

Управление Империей было нелёгким занятием. Огромная страна являлась механизмом, внутри которого, вместо деталей, использовались люди, а вместо масла — законы. Стоит выйти из строя лишь одному — и вся система начнёт рушиться на глазах.

Мирадель же была мастером, который обслуживал этот механизм, и с каждым годом его отладка требовала всё больше времени и усилий, всё больше слов, которые подкреплялись авторитетом её голоса.

Само собой, Милена действовала не одна и речь даже не про императора с советом министров. Помощников в управлении страной всегда было полно, но вмешиваться могли немногие. Кроме вышеупомянутых высшего жреца и министров, такими людьми были лишь герцоги. Правда в данный момент доступен и относительно свободен был лишь один.

Ниже её трона, рядом со столом министров, неподалёку от многочисленных секретарей, восседал Вентуриос Мирадель, герцог Севера. Мужчине было сто двадцать два года, что ощущалось и во внешности, и по поведению. Седой старик с длинными, густыми бровями, гладко выбритым лицом, широким, загнутым к низу носом и всегда поджатыми губами. Взгляд Вентуриоса был строг, а улыбка почти не появлялась на его лице.

За годы правления Милены — которую Дэсарандес почти сразу поставил заместо себя (во время своего отсутствия), не обращая внимание на многочисленных, «более опытных и смышлёных» представителей, — между ней и Вентуриосом установилось полное взаимопонимание. Старик зачастую помогал ей, а поначалу так и вовсе едва ли не единолично принимал решения, пока Мирадель полностью не освоилась с собственной ролью. Но до сих пор герцог Севера вникал во все сферы деятельности Империи на ряду с ней, только теперь ограничивался лишь советом, причём лишь тогда, когда Милена его спрашивала, чем выгодно отличался от министров, которые зачастую любили настоять на своём.

Обычно Вентуриос отвечал ёмко, коротко и хлёстко, отчего женщине приходилось скрашивать и смягчать его слова, крайне редко действуя именно так, как желал бы герцог Севера. Впрочем, на том их тандем и строился.

Также зачастую Вентуриос подключался к общению с просителями, лично опрашивая очередного чиновника, посла или представителя знати.

По большей части до императрицы допускали лишь две категорий людей (не считая посланников других государств): тех, чью просьбу уже рассмотрели «снизу» и пришли к мнению, что она должна быть выполнена или тех, чей вопрос оказался тщательно изучен и имел чёткое решение — выбор из нескольких вариантов, которое и нужно было сделать Милене. Но даже так, частенько, ей было непросто. Те же купцы из своей гильдии пришли к ней со слишком сложным и не до конца решённым прошением.

Из списка шаблонов просителей, впрочем, бывали и исключения. Иногда к ней направляли людей, в общении с которыми ощущалось подозрение на использование служебного положения в личных целях. В таком случае просители отправлялись к министру внутренних дел, Инару Моурену, который отвечал за городскую стражу, Тайную полицию и, конечно же, суды. С его стороны проводилось дополнительное, тщательное расследование.

Ещё один шаг, за который недоброжелатели обвиняли её в чрезмерной жестокости, ведь имперские дознаватели не знали жалости и никогда не останавливались на полпути. Они были словно голодные псы, почуявшие кровь и вцепившиеся в сочный кусок сырого мяса. Мирадель никогда не боялась статуса своего просителя, отчего, если нужно, не скупилась на самые жестокие методы допроса, давая Тайной полиции чересчур много свобод.

Империя Пяти Солнц не терпела коррупции, прилагая максимум сил на её искоренение, ведь страна находилась в состоянии войны.

«Ещё и приближающийся день единения Империи, — мысленно поморщилась женщина. — Праздник требует слишком больших денежных затрат, а также привлечения огромного количества вооружённых сил».

Следующим решением, на котором «споткнулась» Милена, был запрос привлечения дополнительных средств в Рашмон, самый северный город-порт всей Малой Гаодии. Благо, что когда речь зашла о вотчине Вентуриоса, он самолично разобрался с проблемой, не прибегая ни к помощи министров, ни даже самой императрицы.

«Вот только достаточно ли справедливо оказалось решение? — задумалась женщина. — Речь шла о его владениях и… деньги оказались выделены».

Даже в момент перерыва Мирадель не сумела отойти от дел, ведь её уши оказались во власти Мариуса Дэбельбафа, министра разведки и шпионажа, отмахнуться от которого было бы одной из самых больших глупостей.

— Поступили сведения, что из Шарских кряжей спустился большой отряд горцев, которые присоединились к лорду Челефи. Они рыщут по Великой Саванне и одинаково могут направиться как к Морбо, так и к Родении, — голос Мариуса, несмотря на приятный баритон, создавал ощущение чего-то липкого, капнувшего на кожу и теперь медленно её стягивающего.

— Губернатор Брагис обладает достаточными силами, чтобы сдержать их, — уверенно заявила Милена, хоть особой уверенностью и не обладала. — А в Морбо, через залив, стекаются наши силы, долженствующие направиться на подкрепление к моему мужу. Быть может, целью Челефи будут именно они?

— С учётом разбившегося «Кромолоса», наши силы там не так уж и велики. Их уничтожение, если остатки рискнут направиться на сближение с нашим Дарственным Отцом, будет неприятной потерей, — согласился Дэбельбаф. — Стоит ли приказать им задержаться, дожидаясь новых транспортников?

— Нет, — сразу же мотнула она головой. — Дэсарандес был категоричен: подкрепления сразу же должны поступать в его распоряжение. Пусть направляются в Сизиан поездом, по западному тракту. А там караваном, вдоль границы с Истлой, до самого Монхарба. Этот путь не так давно прошла армия императора, он должен быть чист.

— Если не считать лафтетаров, — напомнил министр о многочисленных племенах пустынных разбойников. — Что же, будем надеяться, что Челефи не думает точно также, — приклеенная улыбка Мариуса всегда раздражала Милену. — Иначе в дополнению к «Кромолосу», мы потеряем ещё и поезд.

«Он прав, — прикрыв глаза, подумала женщина. — А если я прикажу направить на защиту подкрепления дополнительные войска из Морбо, то Челефи, получивший усиление от горных бахианцев, может осадить и взять город, оставшийся без мощного гарнизона. Этого нельзя допускать. Аналогично и с Роденией, до которой оттуда рукой подать. Да даже если забыть о них, то остальные города колонии тоже продолжают тлеть. В каждом из них проживают потенциальные мятежники, мечтающие о „свободном Кашмире“. Проклятье!»

Ещё больше собак внутри её тела.

— Усиль охрану железнодорожных путей, — всё-таки приказала Мирадель. — Направьте туда людей генерала Беренгария. Хватит ему торчать в пустыне, там всего несколько городов.

«Плевать на лафтетаров, наместник Иннес должен сам решить этот вопрос. Решить хоть что-то, кроме расширения своего гарема!» — гневно подумала императрица.

— Звучит разумно, моя госпожа, — поклонился министр. — Несмотря на все свои проблемы, Сизиан куда менее склонен к мятежу. Думаю, день единения Империи пройдёт в нём без беспорядков.

За исключением Дэбельбафа, никто более не отвлекал Милену, позволив ей в достатке постоять на балконе, ощущая бодрящий холодок надвигающейся осени. В воздухе витало ощущение скорых перемен и женщина лишь надеялась, что сумеет не сломаться под их напором.

— Только я… — едва уловимо прошептала она. — Не могу подвести…

Перерыв окончился и императрица продолжила заниматься делами. Из-за схожести прошений ей казалось, что принятые решения ни на что не влияют, но это было не так. Каждое слово и каждый вздох Мирадель менял чьи-то судьбы. Сейчас, в отсутствии Дэсарандеса, на её плечах лежала вся полнота власти за могущественное государство. Она давила на женщину и заставляла Милену искать хотя бы мнимую возможность обмануться и притвориться, что её решения не играют никакой роли.

Четырнадцать лет она была императрицей. Почти столько же времени Империя воюет на соседнем континенте.

Не так давно она посчитала, сколько времени видела супруга и получилось около четырёх лет из этих четырнадцати. В остальное время Милена была одна, в одиночку тягая бремя власти.

«Совершенно одна, — с долей горечи подумала женщина. Ей был всего тридцать один год и Дэсарандес не спешил заводить с ней детей, сказав, что и без того успел наплодить слишком много потомков. С какой-то стороны это было так. Все четыре герцогские семьи взяли начало от его сыновей. — Но сколько ещё лет мне ждать?»

Вопрос не был праздным, однако с учётом вечной жизни самого императора, он успел перенять некоторые принципы бессмертных, отчего время играло далеко не главную роль в жизни Дэсарандеса. Для Милены тоже, ведь алхимия и маги-целители могли сохранять её «свежесть» вплоть до восьмидесяти лет, отчего вопрос потомства стоял обособленно, где-то в углу.

«У него два живых сына, оба на войне, вместе с отцом. Старший — Аелинос, сто два года, младший — Финнелон, пятьдесят один. Оба давно имеют семьи, детей и внуков. Понятно почему Дэсарандес не хочет заводить новых. Для них уже не хватает почётных регалий, титулов и земли».

И всё же, от этих мыслей на императрицу навалилась тоска. Она пробила даже скуку сегодняшнего дня, расколола круговорот обыденности и рассеяла опостылевший порядок вещей.

«Долг, — сказала Мирадель самой себе. — У меня есть долг. Перед Империей и всеми её людьми».

Миллионы мужчин, женщин и детей. Ей казалось, что они все смотрят на неё и ждут решения своей участи.

В такие моменты её зачастую охватывала лихорадочная тревога. Если она шла, то ноги подкашивались, женщину вело, словно пьяницу. Милена старалась быстрее ухватиться за ближайшую стену или предмет интерьера, дабы не упасть от головокружения. Если же подобное проходило на момент, когда она говорила, то Мирадель моментально замолкала и отворачивалось, словно боязливый слуга при общении со строгим господином.

«Я — императрица. Правительница Империи Пяти Солнц!» — мысленно кричала она, но этот титул не означал величия, довольства или гордости, только бесконечный поток липкого ужаса и страха.

К счастью, привычный распорядок дня и до зубовного скрежета знакомый церемониал позволил женщине сохранить трезвость рассудка. Она как всегда делегировала задачи, направляя людей то к дознавателям министра внутренних дел, то к министру налогов, то к высшему жрецу, если дело касалось религии. При столкновении со сложными вопросами, Милена неизменно советовалась с Вентуриосом и своим советом министров.

— Я всё понимаю, — мягко говорила императрица. — Действуйте. Я рассчитываю на вас.

Иногда ей даже казалось, что всё предельно просто, словно она оказалась в дворцовой библиотеке, где каждая книга имела подпись и была внесена в каталог. Мирадель нужно было лишь свериться с ним и найти нужное. Вот только всё портили внезапные, чрезвычайные происшествия, которые быстро напоминали ей, что истина, как обычно, скрывается на дне тюка с соломой, а сама размером не превышает иглу.

В такие моменты женщина не могла сдержать слёзы смеха, так сильно ситуация напоминала абсурд.

«Это не может быть правдой! Каким образом я, шестая дочь худородного графа, погрязшего в долгах и едва ли не выставившего меня на продажу какому-нибудь купцу, умудрилась заполучить такую власть⁈»

В то время ещё совсем юная девушка ничего не знала о власти и принимала её за внешние атрибуты. Полнейшее невежество, но мало что было столь же невидимым, как власть. Милена помнила, как жадно смотрела на монеты — они могли уберечь её от участи «продажи» в семью низкородных, могли даровать лучшие условия жизни, обеспечить тем, чего хотела она, а не тем, что ей предоставляли. Она помнила, как рассматривала на серебрушке профиль Дэсарандеса, который словно незримо присутствовал с самого начала её жизни: во всех щедротах и во всех лишениях. Девушка не ненавидела его. Не боялась. Не любила. Все эти чувства лучше тратить на его слуг. Сам же император… ей всегда казалось, что он где-то слишком далеко.

В собственных мечтаниях, Милена перебирала всё, что могла узнать: слухи, мифы, истории. Всё что люди обычно придумывают на счёт своих правителей. Она представляла себе его, Дэсарандеса Мираделя, словно он находился прямо рядом с ней. Сидел поблизости и смотрел со стороны. Невозможная картина, которая, тем не менее, исполнилась.

Теперь с властью Милены могли сравниться лишь величайшие правители древности, которые, по слухам, объединяли всю Гаодию. А по рукам миллионов людей ходили монеты уже с её профилем, хоть на обратной стороне продолжал размещаться профиль Дэсарандеса.

— Что? — переспросила она, возвращаясь из грёз. — В каком городе тысячи голодающих?

— В Тирсе, моя госпожа, — склонился чиновник, — окраина Кашмира. Бахианцы, когда присоединялись к лорду Челефи, пожгли поля, а доступ к морю Гурен…

— Знаю, — срезала она его, — блокируется вольными городами, с которыми теперь идёт война. Но что поделать? Продукты, в первую очередь, доставляются армии, а у нас намечается очередной мятеж.

«Люди? Какие люди? Крестьяне и горожане? Обычно они страдают молча. Уходят в новые поселения, просят милостыню, продают своё тело или тела своих детей. В общем, как-то обустраиваются. Главное — правильно подать им ложь, почему нет помощи. Нигель Санторион сумеет придумать долженствующую причину. Не даром мой муж называет его скользкой змеёй».

Так далеко от народа, от сточных ям жизни, от бед простых людей, как не быть тираном? Сколь не были бы решения Милены взвешенными, разумными и честно выстраданными, они обрушивались на головы, как булавы, и разили, словно копья. Да и как иначе? На что и намекал негодяй-поэт Юалд Герен, своей «Одой переливов».

— Впрочем, что на этот счёт думает мой министр военных дел? — перевела она взгляд на Косто Лоринсона.

Мужчина на мгновение задумался, а потом произнёс:

— Как писано в Трактате о святости: «Наступят дни, когда Хорес направит на землю голод, но не по хлебу или воде, а по жажде услышать слово в честь свою. И будет он ходить по миру, от моря до моря, скитаться от востока до запада, пока не найдёт его». Пусть люди молятся и ниспошлёт им блага наш Господин Вечности.

Мирадель нахмурилась от столь фанатичной тупости, однако, это было ожидаемо.

«Глупец тот, кто просит совета у глупца», — подумалось ей.

Конец заседания не заставил себя долго ждать и императрица изволила уйти в собственные покои. Ей нужно было отдохнуть и прийти в себя. Женщина уже мечтала о сочном винограде и бокале изысканного вина с пряностями, как «совершенно случайно» на её дороге оказался Киан Силакви, высший жрец Хореса.

«Предчувствую проблемы», — Мирадель едва удержалась, чтобы не закатить глаза.

— Я хотел поговорить, — с улыбкой произнёс самый святой человек Империи, — наедине.

— Что-то случилось? — с этим мужчиной Милена могла быть самой собой, ведь мало того, что Киан был одним из ближайших сподвижников её мужа, так ещё и мог слышать самого Хореса. Того с кем говорил лишь Дэсарандес. Это значило не просто много, это значило всё.

— Культ Амма, — сказал он, мягко придержав её за локоть и направив в сторону величественного храма, построенного на территории дворца.

Их прогулки и беседы не были редки. С того момента, как Дэсарандес направился на войну с вольными городами, это стало своего рода традицией. Положение Силакви, в каком-то смысле, делало его равным ей по политическому и общественному статусу, а совместные разговоры успокаивали Милену и даже придавали энергии, словно микстура бодрости от лучших алхимиков.

Высший жрец был умён, спокоен и мудр. Пусть он не был столь проницателен, как Дэсарандес, но всегда создавал ощущение более человечного.

«Мой ближайший союзник и соратник», — думала женщина по дороге к храму.

Галереи на вершине Ороз-Хора были величественными и не слишком длинными, однако имели неприятную тенденцию превращаться в лабиринт каждый раз, когда императрице нужно было срочно куда-то добраться или кого-то найти. Благо, что сейчас рядом с ней шёл тот, кто ориентировался здесь словно у себя в келье.

Безусловно Мирадель, оставаясь одна, могла направить с поручением слуг, которые всегда шли за ней в отдалении (даже сейчас), стремясь исполнить любое, мимолётное желание или поручение, но Милена не желала перепоручать столь простые задания.

«Хватает и того, что по утрам меня одевают чужие руки, а по вечерам омывают», — мысленно фыркнула она. Подобное всегда казалось ей безумием. Возможно причина была в том, что женщина выросла в небогатой семье, владеющей лишь звонким титулом.

Власть, как со временем поняла императрица, обладала коварной привычкой подставлять между человеком и его обязанностями других людей, отчего собственные руки и ноги превращались в декоративные напоминания о собственном прошлом.

Иной раз молодой женщине казалось, что из всех частей тела у неё остались лишь те, которые необходимы для управления Империей: язык и извращённый ум к нему в придачу.

— Что они сотворили на этот раз? — спросила Милена.

— Оставим этот вопрос для храма, — пригладил Киан свою бороду, лукаво на неё взглянув. — Пока скажи, отчего ты так напряжена?

Императрица рассмеялась, а потом устало покачала головой.

— Опять навалилась куча проблем, которые вытягивают из меня все силы, — призналась она. — А ещё… — и прервалась, не зная, как лучше будет объяснить.

— Ты всё ещё думаешь о том чтении, — проницательно заявил Силакви. — О «Оде переливов» и словах Герена.

— Её начало, — согласилась Милена, — как он начал поэму… — Взгляд императрицы бездумно скользил по изысканным, вырезанным из мрамора статуям, украшающим галереи. — «Таскол, стальной кулак в нашей душе. Сердце, яростно бьющее», — женщина бросила пристальный взгляд на своего собеседника. — Что думаешь об этом?

— Весьма интересные слова, — по орлиному профилю Киана пробежала тень улыбки, — вот только они — не более чем знак. Словно чайки, которые подсказывают морякам, что поблизости находится земля, пусть её ещё не видно на горизонте.

— Значит, ещё один неприветливый берег, — несмотря на то, что слова были произнесены в шутливой форме, женщина внимательно смотрела на выражение лица высшего жреца. Из-за этого сложилось впечатление, будто бы она спрашивала.

Силакви мимолётно усмехнулся и кивнул.

— Одна из тем, которые я хотел обсудить. С уходом Дэсарандеса и армии, все недовольные начали поднимать голову. Присоединённые к нам территории — лишь угольки, которые вот-вот разгорятся пламенем.

— Хочешь сказать, раз осмелился Юалд, то осмелятся и остальные? — нахмурилась Милена.

— Никаких сомнений, — задумчиво поднял он голову, сворачивая в сторону лестниц.

По мере продвижения этой пары, встреченные люди низко кланялись, неважно, будь это слуги или чиновники. Отличался лишь облик: первые походили на дрессированных собак, лишившихся шерсти, вторые — на согнутые вешалки с кипами дорогой ткани. Исключениями являлись лишь стражи: обвешанные артефактами сионы, изысканные инсурии, а также наиболее умелые и обученные волшебники.

Охрана не имела права отвлекаться от своей работы вне зависимости от того, кто показывался на глаза.

Солнце продолжало ярко освещать их путь через многочисленные, зачарованные на прочность стёкла. Все встреченные по дороге светильники были выключенными световыми артефактами, выполненными в едином стиле. Изысканные колонны сменялись высокими арками, расписанными стенами и имперским гербом.

Когда Милена впервые вошла в эти залы, то казалось чудом, что люди могли окружать себя подобной роскошью. Всё было отделано белым мрамором, стояли золотые статуи с выложенными бриллиантами глазами, потолки украшены величественными фресками, а на стенах висели картины знаменитейших художников, вложивших в свои работы собственную душу.

Всё было зачаровано, но так тонко и незаметно глазу, что пришлось бы постараться, дабы найти хоть одну руну. Артефакты были повсюду и каждый словно являлся произведением искусства: нефритовые курильницы, сандаловые перила у лестниц, мебель из чёрного эбенового дерева, фарфоровая посуда, тонкие кисти, вырезанные из кости…

Под ногами располагались величественные ковры, вытканные мастерами своего дела, а в их узорах прятались руны волшебников, делающих это произведение искусства по настоящему вечным. Мирадель казалось, что на создание каждого из них должна уйти целая жизнь.

Всё вокруг неё буквально дышало изысканностью и богатством. Не хватало только силы.

— Получается, что нам нужно больше переживать о внутренних проблемах, а не о внешних? — Милена приподняла бровь.

— Частично, — неопределённо выдал жрец. — Нужно смотреть на ситуацию шире. Армия, которую ведёт император, не встретит в вольных городах должного сопротивления, ведь туда набрали лучших. Даже если все маги успеют умереть за время войны, то количество высших сионов и инсуриев-гвардейцев таково, что сметёт любую преграду, встреченную на пути. Не забывай и о том, что архонты — не дураки, хоть и предельно упрямы. Думаю, примеру Гуннара Магбургского, заключившего тайный пакт о капитуляции, последуют и другие. А значит, Нанв упадёт нам в руки, как перезрелый персик. Но подобное совершение — очередной повод нашим врагам задуматься о собственном будущем. Король Истлы, Хармон Небелий, а также царь сайнадов, Велес II, границы которых откроются нам в должной мере, совсем не дураки, как бы не хотелось верить в обратное. Они понимают, что не сумеют в одиночку остановить армию Империи, а значит… нужно ввергнуть её в беспорядки, свалить, как колосса на глиняных ногах. В Рохе есть подходящая пословица: «Коли руки у врага крепки, хватай за ноги».

— Не верю, — Мирадель махнула головой, будто отгоняя муху, — да, Кашмир тлеет, но он один и нам прекрасно об этом известно. Кто кроме него? Кому достанет смелости и глупости выйти против Дэсарандеса? «Бессмертного императора», «Первого и единственного»!

— Милена, — пристально посмотрел он на неё, — колодец, откуда берутся дураки, неисчерпаем. Кашмир — лишь та часть, которая выступает открыто. Я бы предположил, что на каждого «лорда Челефи», приходится ещё десять, которые прячутся в тени и лишь ждут повода.

— Ты об этом хотел поговорить? — поняла женщина. — Для этого мы идём в храм Хореса, твою вотчину, которую ты очистил от шпионов, как добросовестный конюх вычищает конюшни?

— Элегантное сравнение, ты в своём стиле, — рассмеялся Киан.

— Так или иначе, враги весьма осторожны, — задумалась императрица. — Не уверена, что мы сумеем достойно сдержать десятерых «лордов Челефи».

С момента провального восстания Кашмира, лорд Челефи остался знаменем тех, кто не сломался под пятой имперских палачей. Тех людей, которые ежедневно молятся о благе этого человека, тех, кто держит дома старое ружьё, доставшееся от отца или деда, мечтая, что бросится в бой на проклятых оккупантов.

По сообщениям Дэбельбафа, песни и истории о лорде Челефи, выставляющие его народным героем, достигли даже республики Аспил. Несмотря на все попытки Тайной полиции отслеживать и контролировать обстановку, слухи распространялись со скоростью эпидемии. Одним своим существованием этот человек создавал напряжение на границах и заставлял каждого кашмирца задуматься о сопротивлении.

Очевидно, что происходит это всё неспроста и за подобным видна рука незримых кукловодов, которые вливают в нагнетание обстановки целые золотые реки.

«Это то, что имел в виду Силакви?» — подумала Милена.

Высший жрец положил руку ей на плечо.

— Кое-кто уже чувствует нашу слабость, запах которой распространяется словно кровь по воде, однако, я не верю, что ситуация приведёт к краху. У Империи есть ты и Дэсарандес. Твой муж выстроил государство на крепком фундаменте, а значит, что бы ни случилось, это не приведёт к фатальным последствиям.

— Говоришь, не бояться? — хмыкнула Мирадель. — Может ответишь, почему?

— По той же причине, отчего император, отправляясь воевать, оставляет за главную именно тебя. Не Вентуриоса, не Орафала, не Коспериоса и даже не Сандакая. Тебя, Милена, — твёрдый взгляд был суров, но не давил. Женщина не чувствовала потребности отвести глаза. Вместо этого она задумалась.

«Тысячелетний император выбрал меня. Человек, который построил Империю, который привёл её в нынешнее состояние…» — мелькнула у неё мысль.

— Но ты не хотел говорить мне это до того момента, пока я не вынудила тебя, — дружелюбно попеняла его Мирадель. — Отчего же?

Силакви прикрыл глаза, замедлив шаг. Как раз в этот момент они преодолели величественные, изукрашенные ворота, выходя из дворца на улицу. Стража, словно два истукана, даже не двинулась, когда они прошли мимо.

Маленькая процессия (за их спинами продолжали двигаться слуги) свернула в сторону храма.

— В такие моменты твой страх чувствуется едва ли не физически. Это вижу я, это видит Вентуриос, Дэбельбаф и, наверняка, многие другие. И уж конечно же, это видел он.

«Император», — договорила женщина.

— Если же видел, — продолжил жрец, — но всё равно оставил как есть, то считает страх твоей силой.

Эти слова, а скорее не слова, а правда, которая за ними таилась, укололи Милену прямо в сердце. Молодая женщина ощутила, как на глазах появились непрошеные слёзы. Лицо Киана расплылось, резко потеряло чёткость. Мир вокруг наполнился тенями и искажениями. Даже солнце, казалось, потускнело.

— Значит, Дэсарандес оставляет меня править, потому что я слабая? — голос дрожал.

Высший жрец Хореса поправил светлое одеяние, после чего произнёс ровным и рассудительным тоном:

— Разве отступающая с поля боя армия, желающая вернуться вновь, чтобы с новыми силами вступить в схватку, может считаться слабой? Ты боишься того, что на тебя свалилось, но страх не может считаться слабостью или силой. Он лишь показывает, что ты умеешь думать и понимаешь ответственность.

— Почему муж сам не сказал мне это? — слёзы успели высохнуть от яркого солнца, а через миг двойка успешно зашла в тень огромного храма.

— Потому, Милена, — жрец открыл перед ней дверь, увлекая внутрь, — что порой незнание — самая большая сила.

Чтобы нечто казалось чудом, надо, чтобы в него не до конца верилось.

Киан сразу приказал, чтобы им не мешали и не отвлекали, на что жрецы согласно кивали. Никто не озвучивал, что слуг нужно задержать, не позволяя им пройти дальше, ведь в этом не было нужды. Подчинённые Силакви и так знали, как следует действовать.

Спустя три пролёта высоких лестниц, чей архитектурный стиль выгодно отличался от дворцового, походя на него лишь роскошью, пара остановилась в покоях высшего жреца. Здесь царила тень и прохлада. Мирадель ощущала, как от короткой прогулки тонкий шёлк прилип к спине, отчего довольно улыбнулась, присаживаясь на мягкое кресло.

Помещение было зачаровано, как и весь храм. Пусть кто-то говорил, что «дом бога» не пристало осквернять магией, но Киан отвергал подобные домыслы с уверенностью человека, лично беседовавшего с Хоресом. Потому что так оно и было.

Палец высшего жреца, как только они зашли в покои, ткнулся в неприметную руну возле окна. Милена выгнула бровь, невербально спрашивая причину подобного действия.

— Нам не помешает ещё один человек, — улыбнулся Силакви.

Менее чем через минуту в дверь постучали, а потом внутрь заглянул ближайший сподвижник и первый помощник Киана — Сарг Кюннет, его правая рука.

Мирадель всегда с лёгкой брезгливостью рассматривала этого ещё молодого мужчину. Болезненно худой, чьи руки напоминали сухие палки, которыми играется ребятня в бедных кварталах Таскола. Голос его звучал надтреснуто, словно что-то давным-давно повредило горло, а поведение создавало ощущение недолеченной травмы головы.

Предложение сходить к целителям, однако, Сарг отклонял. Впрочем, ценили его не за это, а за весьма живой и острый ум, который пробивался сквозь его оболочку, как сорняк на каменной мостовой.

Силакви молча указал ему на кресло, рядом с собой, а потом уселся и сам.

— Культ Амма раскололся и власть перешла к новому человеку, — сходу ошарашил императрицу высший жрец. — Мои осведомители доложили: Хиделинда ныне выполняет лишь официальную функцию, является ширмой для отвода глаз. В то время как Фира получила статус «святой матери».

Несмотря на то, что речь шла лишь о местных приверженцах богини красоты, это всё равно была отвратительная новость.

— Проклятье, — женщина закрыла глаза и лишь её пальцы механически постукивали по подлокотникам глубокого кресла.

— Новый курс, который приняло руководство культа, идёт на обострение отношений с Империей, — продолжил Киан. — Именно через них прошло финансирование предателей, нанёсших удар по «Кромолосу». Ещё я практически уверен, что на день единения они нанесут совместный удар по столице, вместе с кашмирцами и сочувствующими им. Разумеется не обойдётся и без сайнадских шпионов, подкупленной знати и магов-ренегатов, ведь юнцам проще простого промыть мозги.

— Особенно богине семейного очага, плодородия и красоты, — мрачно согласилась Милена. — Ключевое — красоты.

Какое-то время все молчали.

— Это оно, Киан? — наконец спросила императрица. — Это они начали действовать?

— Хорес ничего не говорил мне, — нахмурился Силакви. — Я не думаю, что его печать столь ослабла, что гисилентилы зашевелились. Всё-таки культ Амманиэль существовал с самого их пришествия, переживал взлёты и падения, отчего нынешние события, хоть и кажутся тревожными, могут оказаться лишь совпадением.

— Неприятным совпадением, — хмыкнула женщина. — Но то в Империи, а что в общем?

Верховный жрец посмотрел на своего помощника, который воспринял это как знак.

— Да-да, культ богини Амма, — начал Кюннет, как обычно брызгая слюной и неловко складывая слова. — Полное имя — Амманиэль, которая на самом деле являлась повелительницей гисилентилов, что были побеждены и запечатаны во время Великой войны. Её сторонники неоднократно пытались заполучить власть в разных странах, — он несколько нелепо махнул руками. — Сильнейшее влияние имеют в рубс-руб-ру… республике Аспил и землях Свободы. Культ распространён в королевстве Рох, нашем ближайшем торговом партнёре. Меньшее количество последователей имеет среди Данхолфа, Милиссии и Великих Марок. Если брать ближайшие и сильнейшие страны, конечно же, — он говорил, словно цитировал какую-то книгу.

По большей части Милена всё это знала, но также она понимала и то, что не следует полагаться на память во время столь серьёзного обсуждения. Никогда не знаешь, о чём уже успел позабыть или какие незначительные, на первый взгляд, подробности сыграют ключевую роль.

— Культ Амма обычно не конкурирует с другими верованиями, — продолжал быстро говорить Сарг, — не… не… конкурирует. Очень лояльно относится к Триединству, но это не помешало их почитателям расколоть королевство Тилмора и устроить резню в Тразце. Подобное входит в их догмы, считающие, что истинная красота нуждается в не менее большой силе. Их действия в Империи — логичны. Хиделинда упустила момент ослабления страны, когда можно было упрочить позиции культа, ещё и допустила, что их вера постепенно теряет последователей, уступая официальной религии Империи — Хоресу. Уч-чи-у… учитывая же политику императора Дэсарандеса, в течение нескольких лет последователей Амма в стране, без притока свежей крови, не останется вообще. Необходимо было что-то менять. И они сделали это. Теперь, со сменой власти, всё изменилось. Вопрос времени, как начнётся открытое противостояние, ведь их миссионеры умеют выступать не хуже наших. Про-са-са… запрос в другие страны, ту же республику или королевство Рох, наполнит наши улицы беженцами, которые прибудут с целью примкнуть к культу и творить бесчинства, как это ныне делают кашмирцы. Прогнозы неутешительны: внутренние проблемы и распри могут расколоть Империю, что заставит нас потерять контроль над колониями Гаодии, — столь же неуклюже, как начал, Кюннет и закончил.

— Не думаю, что Господин Вечности допустит подобное, — Киан огладил свою бороду. — Но пока император и его армия далеко, нам предстоит самим решить этот вопрос.

«И снова я между собаками», — мысленно подумала Милена.

— Что предлагаешь делать? — спросила Мирадель. — Воевать против них?

«С этим могут быть проблемы. Как искать невидимого врага? Тайная полиция, конечно, знает о весьма приличном количестве последователей Амма, но это капля в море».

Ей не хотелось начинать похищать людей, подвергать их пыткам, выбивая информацию о ком-то ещё. Такая политика не приведёт ни к чему хорошему, особенно когда под рукой нет армии.

— Амма слишком популярна, — с долей хорошо заметного недовольства ответил Силакви. — С ростом уровня жизни в имперских городах, за последние два десятка лет, численность населения страны выросло почти в два раза. И пусть бoльшая часть, в конечном итоге, осела в деревнях, сила их традиций и веры всё ещё сильна в тех людях. Им нужно время, чтобы отринуть собственное прошлое и полноценно окунуться во власть Хореса.

— Согласно сведениям Куса Торрингтона, — подключился его помощник, вспоминая министра народного хозяйства, — четверть населения деревней тайно почитают богиню Амма. Ещё четверть приходится на всё подряд: Оксинту, Маахеса, Энтесу и даже Триединство. Получается половина. Половина-вина-на… — пустой взгляд Кюннета на мгновение завис, но парень быстро исправился. — Остальные почитают Хореса, здесь всё верно. Выходит: двадцать пять человек из ста на культ Амма. Вне сомнения, она самая популярная в Империи, после Хореса. Сне со-вес… со-мнес… сомнения.

Императрица промолчала и это был красноречивый ответ. Ей нужно было подумать. Теперь она полноценно поняла, по какой причине высший жрец настоял на общении тет-а-тет, не при всех в тронном зале и даже вдали от слуг со стражей. Каждый мог работать на врага.

— Спасибо, Сарг, — наконец произнесла женщина.

Милена сидела сгорбившись. Казалось, поток навалившихся проблем с головой засыпал её маленькое, хрупкое на вид тело. Но Силакви знал, что она, как и все представители императорской семьи, включая министров и его самого, прошли крайне серьёзные процедуры укрепления тела, как от алхимиков, так и от магов-целителей. Аристократы такого уровня уже не могут относить себя к обычным людям.

— Зачем им это, Киан? — спустя какое-то время спросила Мирадель. — Воевать с Империей? Они хотят, чтобы мы начали резать их сторонников, как скот? Ведь до этого и дойдёт, если эти люди не изменят собственные взгляды!

— О войне речи и не идёт, Милена, — с долей усталости произнёс жрец. — А культисты не более и не менее глупы, чем все остальные люди. Проблема, как и всегда, кроется в том, что они хотят защитить дорогое для себя. Обычные почитатели — любимую богиню, даже не подозревая о том, что молятся чудовищному ужасу, который с радостью обратил бы бoльшую их часть в монстров, а верховные жрицы — собственному финансовому благосостоянию.

— Поэтому они решили пойти на союз с лордом Челефи? — императрица откинулась на мягкую спинку кресла. Её голова, казалось, гудела от переполняющих мыслей. — Бороться за независимость Кашмира?

— Фире глубоко плевать на Кашмир, он для неё существует также, как охотничьи угодья для знатных любителей пострелять зверьё. Ей всё равно на границы стран, ведь она нацелилась на ума и души людей. Что же жители? Несмотря на разницу менталитета, все они одинаковы. Каждому хочется уюта и порядка в доме, вкусно есть, сладко пить и спать с красивой женой. Максимально простые тезисы, максимально лёгкое поклонение. Всё создано для быстрого распространения и массового завлечения в свои сети новых людей.

— Глупости, — отмахнулась Мирадель, — рассчитанные на невежественных крестьян, которые и идут «под её крыло». Что с божественными законами? Правилами поклонения? Догмами? Где учения жрецов? Где, в конце-то концов, хоть какая-то польза? — она, с откровенной горечью, помотала головой. — Её нет. И после этого злом и демоном называют Хореса? Вшивый культ, проникший на Гаодию из Азур-Сабба, теперь желает подчинить себе и Империю⁈

— Вообще, — перебил её Кюннет, — в Трактате о святости, то есть, во всей серии этих книг, имеется более двухсот несовпадений целей Хореса и его святых бра-из-бра… избранных, с изначально поставленными перед императором. Две из них входят в тринадцать священных молитв, обязательных к изучению всем жречеством наизусть. «Ибо для них утро — смертная тень, так как они знакомы с ужасами смертной тени», — вторая книга, одиннадцатый стих. И ещё: «Потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть, ибо законом познаётся грех», — третья книга, двадцать девятый стих. В первой речь идёт о нарушении…

— Мне донесли, что было сказано пророчество, — выдал Киан. Никто из них уже не слушал Сарга. — Что появится избранный, способный сокрушить Дэсарандеса и «освободить» земли, которые были покорены им.

Милена начала тихо смеяться, но смех постепенно набирал оборот. В нём ощущались истеричные нотки.

«Меня окружают собаки и все они дикие. Рвут на части, каждый миг этой жизни».

— Если такое произойдёт, то все земли, от Малой Гаодии и до Большой, погрузятся в хаос, — наконец произнесла она. — Ты уверен, что гисилентилы не приложили к этому руку?

— Хорес молчит, — повторил Силакви. — А значит, это не они.

«А ведь про Дэсарандеса тоже есть пророчество, — припомнила женщина. — Что-то про объединение мира и уничтожение великого зла, — она не помнила его наизусть. — Как они могут существовать одновременно?»

— Подумай о самой себе, Милена, — тем временем, начал высший жрец, — о битве, которая идёт внутри тебя каждый день…

«Собаки», — сразу же вообразила она, хоть это и не было тем, о чём говорил Киан.

— … о том, как отдельные части тебя постоянно предают целое. Подобное происходит у каждого, а потому, мы не так уж и отличаемся от мира, в котором живём.

— Понимаю, — огрызнулась императрица. — Всё понимаю!

— Даже без гисилентилов, культ Амма доставит нам множество проблем. И пророчеству, — продолжил Силакви, — не обязательно быть настоящим. Слухов о нём будет вполне достаточно, чтобы поднять волну, которая сможет потопить нас всех.

— Хорошо, я согласна с тобой, — кивнула Мирадель. — Но как бороться со слухами?

Жрец притворно нахмурил брови.

— Со слухами можно бороться только при помощи новых слухов.

И в его ответе был смысл.

— Что делать с культистами? — поступил новый вопрос от женщины.

— У них раскол, — Киан пожал плечами. — Надо пользоваться этим, пока есть такая возможность. Если мы сумеем заставить их бороться друг с другом, вместо того, чтобы создавать проблемы уже нам, то как минимум, выиграем время до возвращения Дэсарандеса. Как максимум — решим проблему на корню.

— Ты говорил, что Хиделинда перестала быть главой их культа? — пальцы императрицы снова начали отстукивать мелодию по подлокотнику кресла.

— Но не перестала быть гордой, властолюбивой женщиной, обожающей деньги, почёт и собственный статус «прекраснейшей», — ухмыльнулся Силакви. — Она точно не отнеслась к ситуации с пониманием.

— Предлагаешь пригласить её к нам и попробовать перекупить? — задумалась Милена.

— Один из вариантов, — кивнул жрец.

— Может, просто убить их обеих? — предложила императрица ещё один вариант. — И ту, и другую?

— Чтобы спровоцировать восстание приверженцев Амма по всей Империи? — хмыкнул Киан. — Прямо в момент, когда бoльшая часть наших войск воюет в вольных городах? И когда на границах рыскает лорд Челефи, а Кашмир тлеет, как уголёк, готовый воспламениться от любого дуновения ветра?

— Ты прав, — ладони Милены обхватили лицо, сильно сжимая кожу. Женщина будто бы задумалась: стоит ли дать ногтям волю впиться в её плоть, вырывая кусок.

«Это даст мне возможность отдохнуть, — подумала Мирадель. — Дать собакам насытиться».

Но вместо этого она начала обсуждать со своим ближайшим помощником будущий праздник — день единения Империи, который состоится уже на следующей неделе. Безусловно, приготовления шли полным ходом, а Тайная полиция чуть ли взяла столицу под колпак, заглянув даже в самые дальние и глубокие дыры. Было сделано всё, чтобы предотвратить возможные погромы и попытки бунта. И если на счёт исконной родины Империи — острова Фусанг, или, как его называли жители: «Малой Гаодии», особых переживаний не было, то вот колонии грозили вспыхнуть тем самым пожаром, о котором уже упоминал жрец.

Особенное внимание, конечно же, было уделено Кашмиру. Императрица предоставила его губернатору, Дэвису Брагису, неограниченные полномочия, обещая полную поддержку (включая финансы) любым его начинаниям. Ключевое: успокоить население.

Однако, несмотря на всё это, во многом у Милены были связаны руки. Война требовала ресурсов, продуктов, рекрутов. Всё это в первую очередь шло императору и новому куску земли, который скоро упадёт им в руки. Останется лишь пережевать его и не подавиться в процессе.

«И обязательное выступление перед народом, на центральной площади Таскола», — кольнула её ещё одна мысль. Она была готова к этому.

В такие моменты Мирадель постоянно ощущала фальшь. Всё, включая косметику на лице, казалось поддельным. Жгло её кожу яростным криком ненависти. Милена не была Миленой, она превращалась в образ, который видела толпа. Ответ на их жадные фантазии. Она была Силой, была Справедливостью. Грозным волеизлиянием самого Хореса, облачённой в смертную плоть.

Власть, которая проявлялась не только в регалиях.

Впрочем, они тоже присутствовали. В моменты выступлений, кроме привычной и изящной короны на голове, её наряд непременно включал в себя большую, изумительной красоты рубиновую брошь, символизирующую связь с божественной кровью её мужа, избранника самого Хореса. Выделанное золотом ожерелье, украшенное россыпью жемчужин, в центре которого зияла ярко-синяя, сапфировая подвеска, также непременно находило пристанище на её шее. Оно показывало право командовать гвардией инсуриев, которые несли охрану дворцового комплекса и в отсутствие Дэсарандеса являлись её личной армией, поклявшейся служить в жизни и смерти.

Но быть императрицей — это постоянно являться сразу несколькими людьми. В первую очередь — честной и бескомпромиссной женой своего мужа, бессмертного императора. Во вторую — шпионкой, таящейся в тени и постоянно вынюхивающей заговоры, непременно происходящие за спиной любого правителя, даже такого, как Дэсарандес. В третью — генералом, каждый миг прикидывающей сильные и слабые стороны любого встреченного противника.

Обсуждения закончились лишь под вечер. Перед уходом, женщина задержалась перед зеркалом, невольно отмечая собственную, в каком-то смысле поразительную красоту: аккуратный овал лица, большие тёмные глаза, светлую кожу, лишённую даже намёка на какой-то изъян, густые, иссиня-чёрные волосы, ровные, белоснежные зубы, мягкие, чувственные губы…

Милена всегда была прекрасна, красива какой-то неестественной, глубинной красотой, отчего на неё обращали внимание даже среди высшей знати, красующейся созданными, будто под копирку, лицами и телами.

Именно красота, в свою очередь, оказалась замечена Дэсарандесом, которого Милена позднее поразила собственными качествами и неожиданно острым умом. Не таким, как у Кюннета, гораздо более человечным и естественным.

И пусть в будущем императрица не избежала доработок, полученных от волшебников, она пожелала сохранить свою внешность почти без изменений. Она нравилась самой себе, что было для женщины ключевым.

Впрочем, в моменты потрясений и тоски, Мирадель считала, что недостойна своего лица. Жалела, что не оказалась самой обычной девчонкой, которую «продали» бы купцу и она уже жила самой простой семейной жизнью, с несколькими детьми и, быть может, была бы счастлива.

Сейчас, будучи потерянной и почти не замечающей дороги, Милена направлялась в сторону своей опочивальни. Мысленно она шептала самой себе противоречия и невозможные истины. Тем голосом, который обитал внутри каждого из нас, которым произносят самую мерзкую правду и самую гнусную ложь. Голосом, который заполнял бoльшую часть людей и который никогда не показывал то, что на самом деле нужно.

«Это сон, — шептала она себя. — Всё это простой кошмар. Сейчас я проснусь. Проснусь…»

Палач. Тиран. Императрица. Чудо, в которое не верят до конца.