После «Ланфрен-ланфра» советские школьники обрушили на меня шквал эмоций и вопросов. Отвечал я уклончиво, выдерживал покерфейс (ничего не выражающее выражение лица). Отметил, что с вопросами ко мне не сунулась только Волкова. Хотя и Алина уже не витала в облаках — посматривала на меня в ожидании продолжения концерта. Я не заставил себя упрашивать. Вспомнил, что выступаю для вчерашних подростков — сменил репертуар. Мелькнула мыслишка «сбацать» что-нибудь из репертуара группы «Сектор Газа». Но едва ли не в последний момент предпочёл всё же перепеть «Комиссара»: познакомил советскую молодёжь с песнями «Я тебе объявляю войну», «Туман» и «Снежная королева». Третья композиция вызвала у школьников незапланированные мною ассоциации: десятиклассники хмыкали и посматривали на классную руководительницу.
После «Снежной королевы» я вернул гитару Свечину и объявил, что проголодался (к тому времени я остался единственным, кто ещё не попробовал заваренный на костре чай). И вскоре пожалел о своих словах. Потому что меня принялись кормить едва ли не все одноклассницы одновременно. Отталкивая друг друга плечами, Сергеева и Кравцова предложили мне варёные яйца и сосиски. Алина Волкова поделилась со мной солёным огурцом. Галина Николаевна Снежная сунула мне в руки кусок белого хлеба, намазанного плавленым сыром «Дружба». Отметились и другие девчонки. Все эти действия произошли в ничтожно короткий отрезок времени — я буквально за полминуты оказался едва ли не завален едой. Девчонки заглядывали мне в глаза, словно угадывали мои желания. Поставили передо мной три кружки с чаем. И едва ли не хором повторяли: «Ешь, Ваня. Не отвлекайся».
После такой кормёжки мне не хватило духу отказать одноклассникам в продолжении концерта. Я отказался от очередного съедобного подношения и вытер руки о (сорванный Лидочкой Сергеевой) пучок белого мха. И будто подал этим действием условный сигнал. Наташа Кравцова тут же вскочила с места, отобрала у Лёни Свечина гитару. Вручила мне музыкальный инструмент, будто символ власти. И с придыханием попросила спеть «что-нибудь о любви». Она заглянула мне в глаза — в точности, как во время того предновогоднего танца. Прикоснулась к моей руке, улыбнулась. Я отметил, что Громов и Сергеева отреагировали на её действия схожими гримасами — вот только Василий при этом смотрел на меня, а Лидочка сверлила взглядом Наташин затылок. Увидел я тень недовольства и в глазах Алины (Волкова осталась моей соседкой по еловому сиденью-лежаку, не позволила одноклассницам себя оттеснить).
Мне почудилось, что гитара заурчала от радости, когда я снова коснулся струн. Именно её голос и убедил меня окончательно продолжить пение. Я снова вспомнил о фильме «Гардемарины, вперёд!»: всё же исполнил «Дороги любви» (спел и женскую и мужскую партию). А потом после короткой паузы «выдал» песню «Пиво» группы «Дюна». Увидел, что слова о «море пива» не только позабавили парней, но и слегка шокировали Снежку. Классная руководительница даже погрозила мне пальцем, чем спровоцировала смех учеников десятого «А» класса. После репертуара «Дюны» меня «потянуло» на серьёзную тему. Я опробовал возможности своего нынешнего голоса на песне Александра Розенбаума «По снегу». Неплохо справился. Звуки моего пения распугали всех птиц в округе. А ещё я почувствовал першение в горле: понял, что «По снегу» поставило точку в моём сегодняшнем концерте.
Завершил композицию — решительно качнул головой и вернул гитару Лёне Свечину. Школьники отреагировали на мои действия разочарованным мычанием. Но я поднял руки и заявил, что «на сегодня всё». Прикоснулся к горлу и демонстративно покашлял. Сказал, что завтра пойду на первую репетицию концерта ко Дню учителя — хотел бы «хорошо себя там показать», а не выглядеть охрипшей вороной. Снежка тут же подтвердила моё участие в репетиции: уже знала о ней от мужа. Я рассказал одноклассникам, что именно исполню для учителей — не впечатлил их выбранным репертуаром. Парни предложили мне спеть для «училок» «про пиво» — все дружно похохотали, вообразив реакцию педагогов первой школы на куплеты о «море пива и водки». Сергеева обронила, что «французская песня» учителям наверняка бы понравилось — Галина Николаевна вздохнула и ответила: «Она не по теме праздника».
После моего отказа от дальнейшего музицирования, эстафетную палочку «ведущего солиста» подобрал Лёня Свечин — вновь спел «За туманом». Но на этот раз слушатели вяло откликнулись на его старания. Некоторые школьники и вовсе покинули поляну: отправились «за дровами». Они не подумали, что ветер дул в сторону озера — вскоре мы почувствовали запах табачного дыма (Снежка не отреагировала на него, будто не заметила). Леонид порадовал нас мелодией «В траве сидел кузнечик» и ещё парочкой похожих композиций. Никто из одноклассников не составил ему конкуренцию на музыкальном поприще. Зато сразу несколько человек зарекомендовали себя начинающими стендап-комиками: рассказали нам местами смешные истории.
У костра оставалось всё меньше школьников. Отряд вновь разбился на мелкие группы. Громов прихватил приятелей (и флягу из рюкзака) — ушёл «подыскать сухих полешек» для костра. Сергеева вместе с подружками пошли к прибрежным камням (обсуждали «интересные только девочкам» вещи). Наташа Кравцова со своими сателлитами затеяли игру в волейбол: перебрасывали друг другу мяч, пока тот не улетел в озеро (к берегу его прибило лишь через полчаса, когда спортивный азарт «волейболистов» уже поиссяк). Свечин тоже объединил вокруг себя (и гитары) небольшую компанию — развлекал её дребезжанием струн. Я насилу отбился от так и сыпавшихся на меня вопросов, затеял «скучный» диспут со Снежкой. Волкова замерла на берегу — смотрела на воду.
После очередного «группового» приёма пищи девчонки снова объединились: по призыву Лидочки Сергеевой (проигнорировала Лидочкино приглашение лишь группа Наташи Кравцовой и Алина Волкова). Сергеева с «единомышленницами» затеяли шумные игрища. Они завязывали друг другу глаза, изображали неуклюжих зомби — размахивали руками, хватали других участников, заключенных внутри нарисованной на земле окружности. Парни десятого «А» класса поначалу тоже участвовали в этой забаве. Вот только использовали предоставленные ею возможности в своих целях. Они хватали «неловких» девиц, в том числе и за «интересные» места («случайно»), чем провоцировали громкий девичий визг и возмущённые крики. И вскоре отправились в «дисквалификацию».
Темы разговоров школьников меня не увлекли — я почти не участвовал в спорах и дебатах. Надоедливые комары мешали наслаждаться природой. Внимание со стороны старшеклассниц не вдохновило меня на «подвиги». Даже призывные взгляды Кравцовой (отрабатывавшей на мне целевое использование «женских чар») не пробудили во мне желание подняться с лежака из еловых лап. Свой план на сегодняшний поход я выполнил, когда Кравцова свалилась в воду. Немного развлёкся музицированием. Съел немало чужих продуктов (изначально на них и рассчитывал, когда набивал рюкзак одеждой для «потенциальной утопающей»). И с того момента дожидался, когда классная руководительница объявит, что пора возвращаться в «цивилизацию».
Я лежал на куче веток, ковырял в зубах сосновой иголкой, посматривал на Волкову, застывшую около самой кромки озёрной воды. Лишь во время моего концерта Алина изображала принадлежность к коллективу. В отличие от одноклассниц, она не лезла ко мне с вопросами и откровенным флиртом. Большую часть «похода» Алина Волкова провела в относительном одиночестве. Она бродила по берегу, изредка возвращалась к костру и молча смотрела на огонь. Ни я, ни другие ученики десятого «А» класса не навязывали ей свою компанию. Пару раз в ситуацию вмешивалась классная руководительница. Но призывы Снежки не исправили ситуацию. Я тоже не развлекал свою соседку по парте: подобную цель на эту прогулку в лес я перед собой не ставил.
В обратный путь мы отправились под вечер.
Солнце к тому времени уже миновало зенит и скатывалось по небу к горизонту. Комары и одноклассницы знатно попили моёй крови (первые в прямом, а вторые — в переносном смысле). Я вдоволь наговорился с классной руководительницей о тенденциях развития образования; обсудил со Снежкой достоинства и недостатки текстов едва ли не всех «занесённых» в школьную программу классиков русской, советской и мировой литературы — шокировал учительницу количеством озвученных цитат. Отказался от «прогулки по лесу» в компании Лидочки Сергеевой (за что удостоился воздушного поцелуя от Наташи Кравцовой). Мой живот уже громко и настойчиво требовал «нормальной» пищи — не этих… либо холодных, либо пропахших дымом перекусов.
По пути к городу десятый «А» снова разбился на группы. Вот только в этот раз первые три (самые крупные) почти объединились. Посторонний человек не увидел бы со стороны, где заканчивался маленький отряд Васи Громова, и кто именно шагал в авангарде группы Кравцовой. Снежка на этот раз сопровождала компанию Лидочки Сергеевой (к тем примкнул помахивавший гитарой Лёня Свечин со своими приятелями). Не изменились лишь группы «аутсайдеров»: они плелись в хвосте отряда, хотя и пристроились за спиной классной руководительницы. Я аутсайдером себя не чувствовал. Хотя и ощущал себя лишним в этом «детском» коллективе. Преспокойно шёл плечо к плечу с Алиной Волковой, не отвлекал свою спутницу от размышлений.
— Если ты знал, что Наташа свалится в воду, то почему не предупредил её об этом? — вдруг заговорила Волкова.
Она сверкнула в меня глазами (сейчас её глаза походили на камни богини Афродиты, любимые драгоценности персидских правителей и египетских фараонов: были бирюзового цвета).
Я поправил лямки почти пустого рюкзака (непросохшие вещи Кравцовой тащил Вася Громов). Развёл руками. Зажмурился от блеска Алининых волос — солнце светило Волковой в затылок.
Сказал:
— Это было меньшее из зол. Кравцовой нужно было искупаться в протоке. Но я подстелил ей солому, как ты видела: прихватил для Наташи полный набор сухих вещей.
— Что значит — «меньшее из зол»? — спросила Алина. — А какое тогда «зло» — большее?
Я пожал плечами.
— Этого я тебе пока не скажу.
— Почему?
Волкова чуть сбавила ход — я вырвался вперёд, но тут же притормозил и вновь подстроился по её шаг. Сдвинул ближе к переносице мост оправы очков. Покачал головой.
— Рано тебе об этом знать.
— Почему? — повторила Алина.
Она чуть сощурила глаза.
И добавила:
— А когда будет… не рано?
— Через пару дней, — ответил я.
Волкова вскинула брови. Прикоснулась к моему плечу — снова. Я отметил, что сегодня подобных прикосновений случилось больше, чем за весь предыдущий год нашей с ней совместной учёбы.
— Почему не скажешь сейчас? — спросила Алина.
— Рано.
Я посмотрел на маячившие впереди нас спины одноклассников. Прикинул, что расстояние до ближайшей спины увеличилось уже до девяти-десяти шагов. Но не ускорился — шаркал сапогами по опавшей листве в прежнем темпе.
— А почему ты взял для Наташи в поход кеды? — спросила Волкова. — Это ты так над ней пошутил?
Увидел на лице Алины неуверенную улыбку — разглядел на правой щеке Волковой «намёк» на «ямочку». Присмотрелся. Но «ямочка» быстро исчезла, словно была лишь игрой теней.
— Причём здесь шутки? — сказал я. — Ты видела её ноги? В резиновые сапоги моей мамы Кравцова бы точно не влезла. А папины сапоги не поместились в рюкзак…
В понедельник я снова положил на парту перед Волковой сложенный пополам лист бумаги.
Алина разверну его и тут же взглянула на меня.
— Что это? — спросила она.
Прижала бумагу ладонью к столешнице.
— Это результаты завтрашних матчей по хоккею, — сказал я. — Наши парни обыграют финнов, а канадцы окажутся сильнее Шведов. Я записал результаты этих встреч и фамилии тех хоккеистов, которые поразят чужие ворота. Как ты видишь: наши победят и выйдут в полуфинал. Сыграют между собой ещё и США с Чехословакией. Но их игру не покажут по телеку — поэтому я указал только счёт: американцы забросят шесть шайб, а пропустят только две.
Волкова пожала плечами.
— Я не увлекаюсь хоккеем, — сказала она.
Передвинула лист бумаги на мою сторону парты.
— Такое бывает, — сказал я. — Ничего страшного.
Усмехнулся.
— Но ты меня не поняла, Волкова. Это результаты завтрашних матчей. Улавливаешь смысл моих слов? Завтрашних. Они состоятся по нашему времени завтра. А пока хоккеисты только настраиваются на эти игры.
Постучал пальцем по странице с записями.
— Эти матчи покажут во вторник по «Первой» программе, — сказал я. — Игру сборной Финляндии и сборной СССР буду транслировать в семь часов вечера. А битву между чехами и канадцами — позже; и только третий период.
Алина нахмурилась.
— Как это… завтра? — сказала она. — Покажут повторы игр?
Я хмыкнул.
Сказал:
— Эти игры пока не состоялись. Так что ты не свети этой бумажкой, Волкова. Спрячь её хорошенько. Достанешь её после того, как советские хоккеисты со счётом шесть-один «разделают под орех» наших соседей финнов.
Алина заглянула в мои записи.
Шёпотом прочла:
— Крутов, Дроздецкий, Макаров, Шалимов, Фетисов, Жлуктов…
Посмотрела на меня.
— Кто это? — спросила она.
— Хоккеисты нашей сборной, которые отметятся шайбами в финские ворота, — сказал я. — Финны ответят нам только шайбой Синисало.
Я пальцем указал на фамилию финского хоккеиста.
Добавил:
— Случится это в понедельник. В канадском городе Виннипег.
— Завтра, — уточнила Алина.
— Сегодня понедельник, Волкова. Но у нас, из-за разницы во времени, по телевизору матчи покажут завтра.
Соседка по парте показала на бумагу.
— А это тогда что? — спросила она.
— Инсайдерская информация, — сказал я. — На которой можно было бы заработать огромную кучу денег, даже в Советском Союзе. И я отдаю её тебе — бесплатно, с наилучшими пожеланиями. Цени.
Волкова покачала головой.
— Не понимаю… — сказала она.
— Позже поймёшь, Алина, — сказал я. — А пока… просто проверь эту информацию: посмотри завтрашние матчи. Потом мы с тобой обязательно поговорим на эту тему. И не только о хоккее.
Вечером я пришёл в школьный актовый зал на репетицию концерта ко Дню учителя. В честь такого случая отгладил брюки, нарядился в белую рубашку и папин серый пиджак, повязал отцовский полосатый галстук (Кукушкина при виде меня восторженно ахнула — встретил Лену в подъезде). В актовом зале меня уже дожидался Полковник (вместе с женой). Директор школы пожал мне руку. Поздоровалась со мной и Снежка, будто мы сегодня не виделись на уроке. Как и обещал, Михаил Андреевич принёс гитару — сразу же вручил её мне (та напомнила о себе: царапнула подушечки моих пальцев планками ладов). Полковник представил меня миниатюрной черноволосой женщине (пенсионного возраста): устроительнице концерта. Пальцем ткнул в список, что та держала в руках. Уточнил, что я спою «вместо» него. Пожелал мне удачи и подтолкнул меня в сторону сцены, вокруг которой толпились дожидавшиеся своей очереди «заявить о себе» артисты (в основном — школьники).
В первых рядах у сцены я заметил квартет наших школьных (городских) знаменитостей под предводительством ученика десятого «Б» класса Сергея Рокотова. Всю эту четвёрку я знал по именам. Неоднократно видел этих музыкантов на сцене танцплощадки во Дворце культуры. Но в прошлой жизни с ними не общался, хотя двое из ансамбля Рокотова учились со мной в параллельном классе (сам Рокотов и высокий сутулый Боря Корчагин по прозвищу Чага). Во время позавчерашнего боя на «арене» с Васей Громовым я поболтал с Сергеем Рокотовым впервые. И тот меня запомнил в лицо (а может, знал меня по имени и раньше: всё же учились мы вместе с ним бок о бок не первый год). Рокотов заметил меня, шагнул мне навстречу, пожал протянутую ему руку. Улыбнулся во все тридцать два белоснежных зуба (будто звезда Голливуда). И представил меня своим приятелям. Сергей называл участников своего коллектива сценическими именами — я «вспоминал» фамилии этих парней.
Первым (после Рокотова) со мной поздоровался бас-гитарист ансамбля Чага — аккуратно прикоснулся к моей руке длинными узловатыми пальцами. Он в субботу тоже наблюдал за моей схваткой и тоже (как и я) поправлял на лице очки. А вот рукопожатие (ударника) Веника было сродни борцовскому захвату: уверенное, крепкое. Вениамин Любимов (за глаза парня называли ещё и «Любой») попытался превратить мою ладонь в фарш. Я ойкнул от неожиданности — Веник тут же выпустил мою руку из захвата своих тисков. Любимов, как я вспомнил, учился в третьей школе — в девятом классе. А вот клавишник ансамбля Бурый представлял рудогорское ПТУ: он учился там на повара. Петя Курочкин (как он получил прозвище «Бурый», оставалось для меня загадкой) и выглядел подстать своей будущей профессии: эдакий выросший при изобилии продуктов парнишка, с румяными щеками и фигурой начинающего борца сумо. Его ладошка показалась мягкой, будто поднявшееся дрожжевое тесто.
От Рокотова я узнал, что его ансамбль выступит на школьном концерте не в полном составе. И уже через пару минут увидел, как Рокот (Сергей Рокотов) вместе с Чагой взобрались на сцену — наперевес с акустическими гитарами, похожими на ту, что принёс мне Полковник. Веник и Бурый остались в зрительском зале, подбодрили коллег аплодисментами. Гитаристы дуэтом исполнили «Прощальный вальс» из фильма «Розыгрыш». И тут же: «Журавлиную песню» и «Золотую осень». Собравшиеся в актовом зале школьники и учителя отблагодарили артистов бурными овациями. Похлопал в ладоши и я. Хотя не пришёл в восторг от качества пения школьных «звёзд эстрады». Парни очень старались — даже чересчур. Рокотов вытягивал ноты на «среднем любительском» уровне, но компенсировал невысокое исполнительское мастерство природной харизмой. А вот Боря Корчагин «сделал моим ушам больно». Я сообразил, что впервые слышал пение Чаги: не вспомнил, чтобы он солировал во время выступлений ансамбля во Дворце культуры.
По окончании выступления Рокот попридержал ринувшихся на сцену пионерок.
Он указал мне на стойки с микрофонами и сказал:
— Давай, Ваня. Покажи, что умеешь. Мы с парнями тебя послушаем.
Я не отказался от предложения — взобрался по крутым ступеням. Окинул взглядом не заполненный и на пятую часть зал, прижал к переносице очки. Парни из ансамбля Рокотова подбодрили меня вялыми аплодисментами — их авансовые овации поддержали Полковник и Снежка. Я поправил микрофон, сказал стандартную фразу: «Раз, раз». Поспешно подправил настройку «колючего» инструмента. Вздохнул, вспомнив далеко не «породистую», но «послушную» гитару Лёни Свечина. И (без распевки) выдал одну за другой все три обещанные директору школы композиции. К микрофону приноровился лишь на третьей песне — её я исполнил едва ли не идеально. Но не сорвал шквал восторженных криков. Реакция слушателей на моё выступление звучала скромнее, чем на пение Чаги и Рокота. Хотя парни из ансамбля хлопали мне едва ли не громче всех. А Михаил Андреевич показал поднятый вверх большой палец. Я увидел, как черноволосая устроительница концерта пометила что-то в своих бумагах и жестом прогнала меня со сцены.
Рокотов и его приятели поочерёдно похлопали меня по плечу — как после той моей победы на «арене» за школьной теплицей.
— Ёлы-палы, ты клёво поёшь, чувак! — сказал Сергей. — И лабаешь на весле тоже неплохо. Учился?
Я повёл плечом, приглушил струны возмущённо огрызнувшейся гитары (сегодня она снова поиздевалась над подушечками моих пальцев).
Сказал:
— Семь лет занимался в детском хоре. Не здесь — в Первомайске.
Рокотов хмыкнул.
— Чувствуется хорошая школа! — заявил он.
Снова хлопнул меня по плечу и заявил:
— Неплохо ты тут зажёг, Ваня Крылов. Нам с парнями понравилось твоё соло.
Во вторник перед уроками Волкова поинтересовалась, какие интересные «записочки» я принёс ей сегодня.
На что я ответил:
— Сегодня обойдёмся без записочек. Не пропусти вечером хоккей, Алина. Помни: первый матч покажут в семь часов, по «Первой программе».
А в среду перед первым уроком Алина взяла меня взглядом «на прицел», едва я переступил порог классной комнаты. Она выждала, пока я продефилирую между рядами парт, поздороваюсь со всеми встречными одноклассниками (обойду по дуге будто невзначай выставленный локоть Лидочки Сергеевой) и усядусь на своё место. Воровато огляделась, вынула из учебника литературы слегка помятый лист бумаги, развернула его. Я узнал свой список с прогнозами хоккейных матчей. Заметил, что рядом с фамилиями хоккеистов на нём появились «плюсики». Увидел тревогу и растерянность в глазах Волковой. Снова зацепился взглядом за белый шрам на правой брови своей соседки по парте.
— Как ты всё это узнал, Крылов? — прошептала Алина.
Я развёл руками.
— Магия. И никакого обмана.
Волкова нахмурилась.
— А если серьёзно? — спросила она.
Я щёлкнул замками дипломата, раскрыл его и вынул лист бумаги. Положил на столешницу перед Алиной очередной список. Постучал по нему ладонью.
— Здесь результаты сегодняшних матчей Кубка Канады по хоккею, — сказал я. — Состоятся они по нашему времени уже завтра. И завтра же по телеку покажут битву нашей сборной с канадцами — сборная СССР, к сожалению, проиграет. Зато наши хоккеисты в полуфинале выиграют у Чехословакии. Случится это одиннадцатого сентября в Оттаве. А в финале советский хоккеисты со счётом восемь-один разгромят канадцев и станут победителями турнира. Молодцы парни. У нас по «Первой программе» финал покажут в следующий понедельник в семь часов вечера — не пропусти.
Указал на новый список.
— Там всё написано: и результаты матчей, и кто из наших хоккеистов забросит шайбы. Сергей Шепелев в финале отличится трижды, между прочим. Так что делайте ставки, господа… товарищи.
Я улыбнулся.
Волкова взглянула на лежавшую перед ней бумагу с опаской, едва ли не испугано. Секунд десять разглядывала её. Потом сложила вырванный мною из тетради разлинованный лист пополам и спрятала его между страницами учебника.
Вновь подняла на меня глаза (сейчас неяркие, будто водянистые).
— Как? — спросила она.
— Как, как… Завтра расскажу, — сказал я.
Мне показалось, что Волкова растерялась.
— Почему, завтра? — спросила Алина. — Почему не сегодня, не сейчас?
— Потому что, — ответил я.
И после короткой паузы добавил:
— Завтра.
Волкова вздохнула. Мазнула невидящим взглядом по спинам сидевших за партой перед нами школьников. Провела розовым кончиком языка по губам. Царапнула ногтями столешницу. И снова повернула ко мне лицо, посмотрела мне в глаза.
— Завтра я в школу не приду, — будто нехотя сообщила она. — Так что завтра мы с тобой, Иван, не встретимся.
Я пожал плечами.
— Значит, загляну к тебе в гости. Там и побеседуем. А заодно проведаю Барсика.
Алина решительно помотала головой.
— Нет, только не завтра, — сказала она. — Завтра ко мне нельзя.
Я усмехнулся.
Вынул из дипломата тетрадь и пенал, небрежно бросил их на парту.
— Это не обсуждается, Волкова, — сказал я. — Приду к тебе домой завтра десятого сентября, рано утром. И мне безразлично, хочешь ты того или нет.