Который час в Каире

ПЕРЕТЯГИВАНИЕ КАНАТА

Торжества закончились. Канал был открыт для мореходства. Владельцам компании он принес ощутимые прибыли. Хедиву — удовлетворение тщеславия. О нем стали ходить легенды как о блестящем владыке, сочетающем восточную роскошь с европейской цивилизованностью. И, конечно, новые долги, достигшие астрономических размеров. Фердинанд де Лессепс получил Большой крест Почетного легиона из рук императрицы Евгении. Отметил он завершение строительства канала и событием личного характера: женился на состоятельной креолке Луизе Элене Отар де Брагар. «Молодые» обвенчались в специально для этого построенной церкви в Исмаилии и отправились в свадебное путешествие.

Кроме того, Лессепс неожиданно получил награду из рук своих противников, саботировавших строительство канала. Королева Англин Виктория вручила ему орден «Звезда Индии». В Лондоне решили, что пришло время приручить предприимчивого француза. Он добился своего, победителей не судят, а награждают. К тому же выяснилось, что в первые же месяцы действия канала из каждых четырех судов, проходивших через него, три были английскими. Награждая Лессепса, представитель королевского двора воздал ему должное за то. что он «приблизил Мадрас к Лондону на двадцать один день пути».

Возросший интерес Лондона к каналу объяснялся еще и тем. что французский соперник потерпел весьма ощутимое поражение в войне с Пруссией. Империя пала Франция была занята внутренними делами. На какой-то период французской буржуазии стало не до Компании Суэцкого канала. Стоимость строительства в два раза превысила предусмотренную сумму. В касса компании осталось всего 826 тыс. фунтов. Остальной капитал в 13 млн. фунтов был пока что на бумаге на него «подписались», а деньги все еще нс внесли. Конечно, Лессепс мог обратиться за кредитом к французским банкирам. Но не теперь, когда Франция и без того платила огромную контрибуцию Бисмарку. Еще меньше можно было надеяться на хедива. Он быстро и уверенно двигался к финансовой катастрофе. В результате в 1870 г. компания не смогла выплатить дивиденды своим акционерам. Количество судов, проходящих через канал, возрастало, но недостаточно быстрыми темпами. В 1870 г. было перевезено 436 тыс. т грузов, а в 1871 — 761 тыс. т, тогда как компания рассчитывала на 1 млн.т.

Даунинг-стрит наблюдала за трудностями компании и «без удовольствия. Там понимали, что рано или поздно Лессепс снова обратится к ним, потому что больше было не к кому. В 1875 г. состоялись закулисные переговоры Лессепса с английским Адмиралтейством. Представитель Адмиралтейства лорд Гренвилл предложил, чтобы «морские державы», т. е. в первую очередь Англия, уплатили 12 млн. фунтов за «исключительные права» на контроль за каналом, а также обязались выделить держателям акций 3 млн. фунтов в течение пятидесяти лет за право построить военные сооружения в зоне канала, принадлежащей компании. Но сделка не состоялась. Французское правительство, несмотря на все свои трудности, не могло пойти на это. Лессепсу было сделано резкое предупреждение и дано указание отказаться от английского предложения как нарушающего французские интересы. Неожиданно оскорбился султан. Он заявил, что не допустит нарушения турецкого суверенитета над каналом, хотя этот суверенитет был лишь фикцией.

Тем временем дела компании стали поправляться: тоннаж провозимого груза, а следовательно, и ее доходы стали быстро возрастать.

На этом, пожалуй, заканчивается «французская» глава истории канала. В следующей главе главные действующие лица — англичане. Для Британской империи становится все очевиднее стратегическое значение канала. Гибралтар — Аден — Сингапур — в этой цепи британских морских крепостей не хватало звена, которое должно было стать центральным. Взять под контроль «выходы из Египта», который к этому времени превратился в основного поставщика хлопка для текстильных фабрик Ланкашира, стало одной из основных стратегических целей британской политики во второй половине XIX в.

Форин Оффис внимательно следил за развитием событий на Ближнем Востоке, и в частности в Египте, ожидая благоприятного случая для реализации своих замыслов. И такой случай скоро представился.

Хедив запутался в долгах окончательно. Ему грозило полное разорение. Финансовые советники Исмаила сбились с ног в поисках займа. Но восточный владыка исчерпал уже все возможности. Да и мода на него в Европе прошла. Там стали забывать блестящие празднества. Тогда хедив, следуя традиционным феодальным приемам спасения от финансовых трудностей, обложил народ новыми налогами. Но из нищих феллахов уже мало что можно было выжать. Оставалось еще одно средство — акции канала, купленные Саидом. В 1875 г. Исмаил обращается к находившемуся в тот момент в Александрии известному международному банкиру Генри Оппенгейму с предложением выкупить акции канала. Переговоры проходили в тайне. Сам Оппенгейм скептически отнесся к этой идее и обещал лишь подумать. Но, вернувшись через несколько дней в Лондон, он в беседе с редактором английской газеты «Полл-Молл» Фредериком Гринвудом упомянул об этом. Гринвуд сразу оценил значение этого предложения. Он тотчас же помчался в Форин Оффис и добился встречи с министром иностранных дел лордом Дерби, который срочно отправил в Египет шифрованную телеграмму с указанием в самые короткие сроки проверить, так ли это. Генеральный консул Великобритании в Каире полковник Стэнтон ответил незамедлительно: «Хедив намерен продать акции в течение ближайших двух-трех дней». Переговоры должны начаться с французским банкирским домом Эдуарда Дервье. Необходимо было срочно действовать.

14 ноября 1875 г. Лайонель Ротшильд принимал у себя дома премьер-министра Дизраэли. Они были большими друзьями. У них не было секретов друг от друга. С давних времен политика и бизнес в Англии переплетались настолько тесно, что обоим казалось, что отделить первую от второго просто невозможно. Да в этом и не было никакого смысла. И то и другое Ротшильдам приносило прибыль.

В тот вечер банкир и премьер-министр обедали и, как всегда, обменивались последними новостями. В разгар оживленной беседы Ротшильд получил телеграмму из Парижа. Один из его осведомленнейших информаторов сообщал, что египетский хедив, успевший к тому времени обанкротиться, предложил французскому правительству свою долю акций Суэцкого канала. К счастью для англичан, французов не устраивала цена.

Узнав о содержании полученной телеграммы, Дизраэли не скрыл, что английское правительство готово приобрести продававшиеся акции. Лондону вдруг предоставлялась возможность получить контроль над Суэцким каналом! Причем не затрачивая на достижение столь важной цели больших усилий. Английскому правительству предстояло лишь уплатить за акции. И все!

— Сколько он хочет? — спросил Дизраэли.

Ротшильд ничего не знал о сумме, запрошенной хедивом. Тогда было решено отправить в Париж еще одну телеграмму. И вместе со своим высоким гостем он стал ожидать ответа. Спустя несколько часов ответ был получен: хедив готов продать свои акции за 4 млн. фунтов стерлингов.

— Мы берем их! — тут же сказал Дизраэли.

Ротшильд уведомил правителя Египта о решении английского премьер-министра. Но тут же возник вопрос: откуда английское правительство возьмет столь большую по тем временам сумму наличными?

— Я дам Вам деньги, — сказал Ротшильд.

И сделка состоялась. Банк Ротшильдов немедленно перевел на счет египетского хедива требовавшуюся сумму. Акции перешли в собственность английского правительства.

В тот же день сообщение о перепродаже появилось в английской газете «Таймс». Оно произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Из Парижа посыпались проклятья в адрес англичан. «Они поступили как истинные сыны туманного Альбиона, — писала газета «Фигаро». — Тайно подкрались и совершили столь же туманную и неблаговидную аферу». Бисмарк со своей стороны поздравил Лондон «с удачным делом, совершенным в удачный момент»[44]. Он был доволен, что Франции подставили ножку… Англия расширила свои возможности контроля над каналом. Но пока еще только финансово-экономического порядка, и то не на паритетных началах с Францией. «В этой игре, в перетягивании каната, мы еще не перетянули Францию через черту», — писал один лондонский журналист[45].

Теперь задача правительства Ее Величества состояла в том, чтобы добиться политического контроля над каналом. И снова представился случай, который был немедленно использован британским империализмом.

Дела Исмаила подошли к своему логическому завершению. Долги достигли колоссальных размеров, а оплачивать их было нечем. Средств, полученных от продажи акций, хватило ненадолго. Исмаилу терять было нечего, и он стал проявлять строптивость в отношении своих английских и французских партнеров. Он не хотел, а вернее, не мог платить проценты по займам. Банкиры же, потеряв всякое терпение, требовали своего. Создалось критическое положение. В Европе уже позабыли о том, что когда-то восхищались щедрым хедивом, и то, что, собственно, они-то и разорили его. В газетах стали появляться злые пасквили на «расхитителя», «транжиру» и «мота». Негодовали в Сити и на парижской бирже. Тогда специально созданная Францией и Англией Администрация египетского долга, которую возглавляли генеральный контролер Франции М. де Блантьер и представитель известной банкирской семьи Великобритании майор Э. Беринг, предложила радикальную меру, означавшую полную потерю даже видимости египетской финансовой независимости: передачу под полный контроль администрации всей финансовой и фискальной системы Египта. Даже у видавшего виды Исмаила захватило дух. Он отказался сотрудничать с администрацией двойного контроля, как ее стали называть. Он вдруг превратился в «египетского патриота», пригрозил изгнать всех иностранцев из страны и отобрать Суэцкий канал. Но было слишком поздно. Богатые феодалы, придворная челядь, еще вчера жившая его подачками, родственники, раздобревшие на поборах и коррупции, и чиновники решили, что пришла пора пожертвовать Исмаилом. Хедива заставили отречься. Его место занял сын Тауфик. Он оказался более покладистым. «Двойной контроль» воцарился над всем Египтом. Финансовые советники проникли во все отрасли египетского хозяйства. Как саранча, они опустошили казну. Тауфик по их рекомендации повысил налоги. Все это вызвало резкое ухудшение положения в стране. Цены возросли за несколько дней в два раза. Начался голод. Десятки деревень стояли почти пустыми — большая часть жителей умерла, остальные разбежались. Город заполнили толпы голодных, требовавших хлеба. Количество людей, живших случайным заработком, стало катастрофически расти. Десятки истощенных, оборванных людей пугали иностранных путешественников, бросаясь к ним, чтобы поднести чемодан. Другие стремились открыть дверь в экипаж, надеясь заработать один-два пиастра. Толпы нищих бродили по улицам, спали у дверей мечетей, на базарах. Полиция забирала их. Но их становилось все больше и больше. Начались голодные бунты.

Правящая верхушка феодального Египта пыталась драконовыми мерами восстановить порядок в стране. Однако «ситуация полностью уходила из-под контроля этой говорящей по-французски, турецко-албанской аристократии, — писал Джон Марлоу, — которая всегда правила Египтом, могла заниматься дипломатией, пьянством, спекуляцией, поборами, но не могла внушить уважение к албанским принцам и турецким наместникам, к которым египтяне относились с той же антипатией и отвращением, как к европейским банкирам или к англо-французским чиновникам»[46].

В этой обстановке всеобщего развала и национального унижения египетский народ показал, на что он способен, когда им овладевает гнев и решимость. Все началось с армии. Египетская часть офицерства, связанная своим происхождением и обычаями с мелкобуржуазными слоями страны — их называли «офицеры-феллахи», — потребовала от хедива арабизации государственного аппарата, прекращения политики прислужничества и бесконечных уступок иностранцам. Под их давлением Тауфик был вынужден назначить военным министром полковника Ахмеда Ораби, человека патриотических устремлений. Ахмед Ораби, «Аль-Вахид» - «Единственный» как его прозвали в народе, поддержанный «офицерами-феллахами», добился замены ряда наиболее продажных министров людьми из народа. Во главе правительства встал друг Ораби, Сами аль-Балуди. Он разработал проект демократической конституции и потребовал от хедива созыва Национального собрания. Весь Египет пришел в движение. Впервые за длительную историю страны в городах и селах проходили демонстрации и митинги. Стали формироваться отряды «народной обороны». Египет, еще вчера покорный и безропотный, выходил из повиновения. В стране повеяло духом революции. Позже египетские историки назовут это время «первой революцией свободных офицеров». И действительно, «офицеры-феллахи» напоминают тех молодых, патриотичных и смелых офицеров, которые возьмут власть в 1952 г., свергнут династию Мухаммедидов. Да и в самом Ораби есть что-то от Насера. Может быть, больше всего — от его веры в египетский народ, убежденности в том, что он преодолеет свою инерцию и выйдет на широкую арену действия.

Такой поворот событий угрожал и феодально-аристократической верхушке и позициям европейских банкиров.

Этот период отмечен и другим: появляется, пусть еще в зачатке, египетское общественное мнение. Впервые ставятся вопросы национального обновления Египта. Появляются такие просветители, как Мухаммед Абдо, который добивался постановки образования в Египте на основе достижений современной науки. Он указывал на недостаточность традиционного исламского образования для решения вопросов развития Египта и всего арабского мира. Он писал: «Если разум и традиция противоречат друг другу, то надо выбирать разум». Жан и Симона Лакутюр сравнивают плеяду арабских мыслителей и общественных деятелей, появившихся в ту пору, с мыслителями периода Ренессанса в Европе.

В 1882 г. Даунинг-стрит приходит к выводу, что пора действовать, чтобы установить стратегический контроль над каналом. Использовав как предлог «беспорядки» в Александрии, Великобритания ввела свой флот в Суэцкий канал. Захватив Александрию, которую еще раньше «для устрашения» жестоко бомбардировали, англичане разгромили сражавшуюся с необыкновенным упорством египетскую армию около местечка Телль-эль-Кебир в дельте Нила. Они вошли в Каир и оккупировали весь Египет.

В стране вспыхнуло восстание. Партизанские отряды нападали на войска колонизаторов. Но скоро все было кончено. Сопротивление было подавлено жесточайшим образом, тысячи египтян были расстреляны, десятки тысяч брошены в тюрьмы. Ахмеда Ораби схватили. Его судил военный трибунал колонизаторов и приговорил к смерти. Однако англичане побоялись привести приговор в исполнение. Его согласно традиционной практике английских колонизаторов выслали в другую колонию Британской империи — на Цейлон, где он пробыл два десятка лет. В Каир он вернулся в 1903 г. и вскоре умер.

А как вела себя во всей этой истории Компания Суэцкого канала? Самым постыдным образом. Лессепс в тот самый момент, когда готовилась высадка английских войск, телеграфировал Ораби в Каир: «Англичане никогда не войдут в канал, никогда. Не делайте и вы никакой попытки проникнуть в зону канала. Я нахожусь здесь. Ни один английский солдат не высадится»[47].

Ораби ответил ему не без иронии: «Благодарю… Уверения утешительные, но недостаточные в сложившихся обстоятельствах. Обстоятельства требуют временного разрушения канала»[48]. Он хотел закрыть канал, затопить старые суда в его русле, как это сделал Насер во время агрессии 1956 г., но Ораби не успел. События 1882 г. убедительно показали роль канала для безопасности Египта. Англичане использовали канал для нанесения решающего удара по освободительному движению в стране.

…Египет стал ценным «приобретением» Британской империи. Хедив Тауфик был лишен даже видимости власти. Англичане отвели ему такую же роль, какую играли иные царьки в Черной Африке или махараджи в Индии. Они придавали некий «национальный оттенок» хозяйничанию колонизаторов в стране, а по существу были надсмотрщиками империи над ее новыми подданными. Теперь правил Египтом английский наместник, упоминавшийся уже выше Кромер, которого Жан и Симона Лакутюр называют «английским фараоном»[49] Египта — настолько неограниченна была его власть. Он правил страной почти 25 лет (с 1882 по 1906 г.). За это время он стал в глазах египтян воплощением британского колониализма, его иезуитской жестокости и стремления не только физически, но и духовно поработить народ. Именно ему принадлежит идея внедрить в сознание египтян чувство собственной неполноценности, мысль о том, что без англичан здесь начнется хаос и междоусобица и что только присутствие английских войск дает возможность их предотвратить. Весь этот «джентльменский набор» колониальной идеологии содержится в его многотомном «труде» «Современный Египет», который он написал, удалившись на покой.

Такая психология оказалась чуждой египетскому народу, но ее с большой охотой восприняли аристократическая верхушка, придворная камарилья и крупная буржуазия. Панический страх перед восставшим народом, проявившийся в первый раз в 1879–1882 гг., заставлял их видеть в английской оккупации благодеяние, свою надежную защиту. Так возник и продолжался почти до самого 1952 г. этот симбиоз английских оккупантов и феодальной знати.

К 80-м годам относится и организационное оформление международного статуса Суэцкого канала. В 1888 г. в Стамбуле Англия, Франция, Германия, Австро-Венгрия, Италия, Россия, Испания, Турция и Нидерланды подписали конвенцию о режиме канала. Он объявлялся свободным и открытым как во время войны, так и во время мира для любого торгового судна. Объявлялось также, что канал никогда не будет использован в интересах военной блокады. Однако последнее положение в условиях войн между империалистическими державами фактически никогда не соблюдалось. Великобритания игнорировала его всякий раз, когда это ей было нужно. Ведь для этого Суэц и был включен в систему «крепостей контролирования».

Англичане быстро «навели порядок» в Египте. Восемь английских представителей было кооптировано в Совет директоров компании. В Лондоне было учреждено специальное представительство канала. Вместе с Британским комитетом канала оно решало практически все важные вопросы, связанные с его функционированием. Главная штаб-квартира в Париже занималась лишь финансовыми вопросами. Все вопросы, связанные с каналом, теперь практически решались в Лондоне. И если раньше компания в своей деятельности ориентировалась только на Париж, то теперь она была больше связана с Лондоном.

Французов потеснили самым чувствительным образом. И долго еще «Суэцкий вопрос» будет камнем преткновения во франко-английских отношениях. Долго еще французская буржуазия будет помнить, как ловко ее обманули, когда, казалось, она твердо и единолично утвердилась на путях из Европы в Азию.

В конце XIX в. и в начале XX в. наблюдается все более интенсивная эксплуатация канала. Соответственно выросли и доходы. В 1881 г. 500-франковая акция приносила 2000 франков дохода, в 1912 г. — 6100 франков.

В этот же период заканчивается и «лессепсовская» история канала. Фердинанд де Лессепс умер в 1894 г. В конце жизни ему не повезло. Он возглавлял строительство Панамского канала. Но предложенный им проект оказался неудачным. Кроме того, он впутался вместе с другими предпринимателями в крупные финансовые аферы, которые они не смогли скрыть. В результате разразился крупнейший скандал. Компания Панамского канала прогорела. Его сын Шарль попал в тюрьму. А сам Фердинанд избежал ее лишь благодаря преклонному возрасту да былым заслугам. С тех пор и повелось называть какую-либо аферу «Панамой».

Что же касается канала, то он стал одним из центральных объектов империалистической политики. В эпоху империалистического передела мира борьба за обладание каналом приобретала все большую остроту. Появился еще один участник этой борьбы — кайзеровская Германия. Брошенный Вильгельмом II лозунг «Будущее Германии на морях» означал также, что Германская империя будет бороться за «крепости контролирования», ибо она тоже нуждалась в своих «опорных пунктах». А кроме того, первые германские колонии в Африке должны были быть обеспечены надежным «подходом» к ним. В этой связи канал выдвигался на одно из первых мест. «Англия может быть, атакована, — писал накануне первой мировой войны известный идеолог германских колониальных захватов Пауль Рорбах, — и смертельно ранена только в одном месте — в Египте. Потеря Египта будет означать не только конец обладания ею Суэцким каналом и коммуникациями с Индией и Дальним Востоком, но и приведет, по-видимому, также к потере ее владений в Центральной и Восточной Африке»[50].

Когда началась первая мировая война, Германия послала крейсеры «Бреслау», «Гебен» и другие военные корабли в район Дарданелл. Англичане немедленно перебросили свой флот, находившийся у берегов Мальты, в зону Суэцкого канала. Однако Германия воздержалась от нападения на канал с моря: соотношение военно-морских сил было явно не в ее пользу. Используя Турцию, втянутую в войну несколько позже, германский генеральный штаб решил организовать нападение с азиатской стороны, вторгнуться в зону канала, а потом в Египет через Синайский полуостров. Берлин побуждал правящие круги Стамбула «рассчитаться с Англией» и вернуть Египет. Турецкая армия, вооруженная Германией и имевшая в качестве главного советника немецкого генерала барона Кресса фон Крессенштейна, двинулась на Египет из Палестины. Она была снабжена понтонами для форсирования канала. Ее главнокомандующий Джемаль-паша, называвший себя «Спасителем Египта», драматически воскликнул, обращаясь к войскам: «Я не вернусь назад, не войдя в Каир». В январе 1915 г. войска Турции вышли к каналу в районе Эль-Кантары в южной зоне. В течение двух месяцев они пытались форсировать канал. Но только два понтона достигли западного берега. Высадившийся десант был уничтожен англичанами. Туркам удалось повредить два военных корабля — французский «Ракэн» и английский «Хардинг» — на Горьком озере. Но этим, по существу, и ограничились их успехи.

Победа Антанты привела к полному закреплению Великобритании в этой зоне. В 1922 г. Египет был объявлен независимым государством. На престол вступил король Фуад I. Однако это ничего не изменило: страна, как и прежде, оставалась фактическим владением британской короны. В соответствии в договором 1936 г. Англия обладала неограниченными правами по «охране военных коммуникаций». 200 тыс. английских солдат несли службу в зоне канала, британские гарнизоны имелись во всех основных городах и населенных пунктах страны. На троне сидел «независимый» король Фуад I, позже смененный его сыном Фаруком. Для англичан такое положение было выгодней «бремени протектората», по выражению английского премьера, лейбориста Рамсея Макдональда. «Что касается канала, — добавлял он, — то ни одно британское правительство не согласится уступить какие-либо полномочия, связанные с ним какому бы то ни было государству, будь то самый близкий союзник. Это солнечное сплетение Британской империи»[51].

Одновременно Англия приняла меры к тому, чтобы захватить ключевые позиции в компании. Британские интересы были представлены в Совете директоров правительственными чиновниками, тогда как остальные члены были представителями частных фирм. Сама же компания процветала. Движение через канал становилось все более интенсивным. Прибыли были высоки как никогда. Акции, приобретенные Дизраэли в 1875 г. за 4 млн. ф. ст., принесли Англии в 1931 г. 36 млн. ф. ст. прибыли.

Овладеть каналом мечтала и гитлеровская Германия, продолжавшая кайзеровскую политику движения на Ближний Восток. Появился еще один претендент — фашистская Италия. Обнаружилось, что канал нужен Муссолини в связи с покорением Ливии и захватом Эфиопии. Он попадал в район основных стратегических линий планируемой итальянской колониальной империи. Вначале Италия занимала шестое место среди держателей акций канала; к середине 30-х годов она поднялась на второе. Каждое пятое судно, проходившее через канал после захвата Эфиопии, было итальянским. «Мы не просим справедливости, — заявил Бенито Муссолини в декабре 1938 г. на Олимпийском стадионе в Риме, — мы только хотим, чтобы весь мир был правильно информирован Итальянскими проблемами колониального характера являются Тунис, Джибути и Суэцкий канал»[52].

Если во время первой мировой войны англичане сравнительно легко отразили нападение турок на канал, то во время второй мировой войны был период, когда британское господство в Египте висело буквально на волоске.

Гитлеровская Германия взялась за дело отвоевания Египта и канала более фундаментально, чем кайзеровская. Немалая роль отводилась созданию «пятой колонны» в Египте. В Каире, как и по всему Ближнему Востоку, были созданы центры шпионажа. Кроме того, германская пропаганда в Египте и других арабских странах усердно развивала версию о том, что Гитлер придет на Ближний Восток в качестве избавителя от колониализма, что «британское иго» будет уничтожено и т. д. Гитлеровцы пытались связаться и с религиозными лидерами Ближнего Востока. В Египте возникла так называемая Социалистическая партия, возглавлявшаяся Ахмедом Хусейном. Некоторые историки считают, что идеи этой партии не избежали влияния пронацистских теоретиков, имея в виду их социальную демагогию. Ее члены носили зеленые рубашки. Ахмед Хусейн надеялся использовать англо-германское соперничество на Ближнем Востоке для свержения британского ига. В середине 30-х годов партия имела некоторый успех. Но по мере того как египтянам становились ясными подлинные цели держав оси, ее влияние стало быстро падать. После революции 1952 г. она исчезла с политической арены.

В свое время Гитлер высказался еще более определенно, чем его итальянский коллега: «Суэцкий канал должен быть взят нами. Очень сомнительно, что итальянцы могут сделать это. Поддержка германских войск будет необходима. Через Суэц, через Палестину и Сирию в сторону Турции. Вот наша цель. Если Суэцкий канал будет захвачен, то Турция также окажется в нашей власти»[53].

Если во время первой мировой войны немцы пытались подобраться к каналу с востока, то теперь они решили подойти с запада. Тунис, а еще раньше — Ливия были захвачены и использованы как плацдармы для нападения на Египет. Армия, состоявшая из немецких и итальянских соединений под командованием «лиса пустыни» — Роммеля, шла к границам Египта. А англичане терпели поражение за поражением. В сентябре 1942 г. граница с Ливией была пересечена. Роммель приближался к Александрии. Он играл в «нового Александра», специально посетил оазис Сива, как это сделал более двух тысяч лет назад честолюбивый македонец, вступивший на египетскую землю. Нацисты уже бредили гигантской империей тысячелетнего рейха, включающей и пустыни Египта. Когда Роммель подходил к Александрии, английские власти пережили неприятные дни. «Дельта будет эвакуирована в течение десяти дней. Канал будет блокирован. Здесь все в панике»[54] —так сообщал американский резидент в Каире начальнику штаба армии США генералу Маршаллу.

Однако это были последние успехи Германии в Африке. Возможности армии Роммеля были ограниченными. Бронетанковые силы таяли. Новых соединений германское командование не имело возможности подбросить: на просторах между Доном и Волгой развертывалось гигантское сражение, втягивавшее основные силы рейха; по сравнению с ними египетская кампания имела второстепенное значение. Судьба войны, в частности Египта, в конечном счете решилась там, у Волги, в окопах Сталинграда.

В октябре войска Роммеля, уже значительно ослабевшие и терявшие боеспособность, подошли к местечку Эль-Аламейн, в 105 км от Александрии. Дальше они продвинуться не смогли. Здесь, в песках Ливийской пустыни, в нескольких километрах от Средиземного моря, вода которого в этих местах имеет необыкновенно синий, лазурный оттенок, а вдоль берега тянется полоса светлых песчаных пляжей, Роммель потерпел поражение.

Сегодня Эль-Аламейн — курортный городок. Одна из его достопримечательностей — музей битвы под Эль-Аламейном. Здесь хранятся серо-зеленые мундиры немецких солдат Африканского корпуса Роммеля и его эмблема: фашистская свастика на фойе пальмы, черные каски с петушиным плюмажем итальянцев, кепи цвета хаки английских офицеров.

Укрытые от палящего солнца брезентовым пологом стоят разбитые пушки, танки, бронемашины. Неподалеку огромные кладбища английских солдат, многие из которых были выходцами из разных частей Британской империи — австралийцами, новозеландцами, южноафриканцами. Около некоторых могил лежат высохшие цветы. Есть итальянское и немецкое кладбища.

Во время второй мировой войны канал был практически закрыт. Авиация стран оси пыталась совершать на него налеты, но не причинила ему значительного ущерба. В частности, не удалась операция по минированию канала сбрасыванием мин с самолетов, проведенная морской авиацией немцев. Все мины были выловлены и обезврежены.

Великобритания смогла защитить свою империю от угрозы со стороны нацистских претендентов на мировое господство. Но она уже была не в состоянии сохранить господство над миллионами подданных империи. Египетский народ был одним из первых, сбросивших обветшалые колониальные путы. После войны Египет был уже иным. «Египет не узнать. Это словно другая страна, не похожая на страну моей молодости, когда я служил здесь в Йоркширском полку, — меланхолически писал лорд Лондондерри, посетивший Египет в 1947 г. — Раньше здесь никто не смел взглянуть косо. Теперь никакой почтительности или уважения. Наоборот, откровенная враждебность. Они не хотят больше терпеть — это очевидно. Наверно, приближается «звездный» час Египта. И наш последний час здесь…»[55].

Этот «звездный» час наступил 23 июля 1952 г., когда группа «Свободных офицеров» взяла власть в свои руки. Ни королевский двор, ни британские колониальные чиновники не чувствовали еще, что это их последний час. Подобно тому как Людовик XVI в свое время принял революцию за бунт, египетский король Фарук решил, что группа недовольных офицеров обиделась, что их обошли в чинах. Военный министр королевского кабинета позвонил по телефону из Александрии, куда уехала отдыхать дворцовая камарилья на летний сезон, в Каир, на квартиру генерала Нагиба: «Генерал, уймите своих парней». Но «унять» египетский народ уже было невозможно. Первой и самой насущной задачей, которую предстояло решать революции, была проблема канала. «Томми, гоу хоум!» — этот лозунг стал общенародным.

Англия еще надеялась, что новый режим удастся приручить. В Лондоне, Париже, Вашингтоне рассчитывали, что дело ограничится лишь перераспределением мест в кабинете министров, а новое правительство будет напоминать «военные режимы» в странах Латинской Америки. Поначалу неясно было, кто «сильный человек» режима. Полагали, что им является генерал Нагиб, первый президент Египетской Республики, человек правой ориентации, или подполковник Захария Мохи ад-Дин, особенно, по их мнению, подходивший на роль диктатора «латиноамериканского типа». Однако эти иллюзии развеялись довольно быстро. На революционном горизонте Египта появилась фигура Гамаля Абдель Насера, человека, который вошел в историю страны, всего арабского мира и в общечеловеческую историю как личность выдающаяся. В ту пору, когда он руководил страной в течение почти 20 лет, революция достигла высшего подъема, высшей точки достиг и авторитет Египта на международной арене.