Глава 3


Пенелопа Калторп остановилась в отеле «Старлайт». Я узнал у портье, в каком номере она проживает.

— Боюсь, вы не сможете увидеть ее, лейтенант, — решительно ответил портье. — Она попросила не тревожить ее. Никаких телефонных звонков, никаких посетителей. Миссис Калторп отдыхает.

— В жизнь каждого рано или поздно вторгается полицейский, — сочувственно сказал я.

— Боюсь, мне придется прибегнуть кое к каким мерам, — еще более решительно заявил портье.

Я облокотился на стойку и посмотрел на него,

— Что ж, — сказал я. — Давай, валяй.

Он засопел — его спас телефонный звонок. На его лице появилось благодарное выражение, когда он потянулся к трубке. Я прошел к лифту и поднялся на девятый этаж. Я постучал раза три — ответа не последовало. Что ж, раз вежливость не помогает, воспользуемся кулаками и ногой. Я уже почти отработал свой ритм, когда дверь резко распахнулась, и на пороге появилась Пенелопа Калторп, раскрыв от удивления рот.

— Боже! — воскликнула она разочарованно. — Я-то думала, пожар или что-то в этом роде.

— Помните меня? — с надеждой в голосе произнес я. — Лейтенант Уиллер,

— После этого я вас никогда не забуду, — сказала она, зевнув. — Я спала.

— Спасибо, — с благодарностью произнес я.

Я, наконец, оглядел ее с ног до головы. Прическа у нее была какой-то восточной, с челкой, глаза подведены. Правда, огненно-рыжие волосы к востоку не имели никакого отношения, но в этом и заключалась вся прелесть — не следовало забывать, что передо мной была одна из сестер Калторп.

На ней была белая шелковая пижама, — от правого плеча маленькие синие японцы маршировали к ее левой груди.

— Что вам нужно? — нетерпеливо спросила она.

— У вас что, пробел в памяти? Забыли, что было вчера? — спросил я. — То, что вы не хотите помнить, вы не помните совсем? Я гарантирую вам, что со мной вы вспомните все со дня своего рождения.

— Вы, должно быть, сошли с ума, — сказала она. — С памятью у меня все в порядке!

— Тогда как вам удалось не узнать своего бывшего мужа, ведь труп был так близко от вас? — ядовито спросил я.

— Может, вам лучше зайти? — предложила она.

Я прошел за ней в гостиную и вежливо подождал, пока она закурит. Она предложила сесть, что я и сделал. Пенелопа села напротив меня и глубоко затянулась. Вы видели когда-нибудь японца, танцующего рок-н-ролл на женской груди? Вполне сексуально.

— Извините, лейтенант, — наконец произнесла Пенелопа. — Понимаете, для меня это было таким шоком, как мы развелись. И когда я открыла крышку и увидела там Хауи — мертвого! Ну, я…

— Вы поняли, что он мертв?

— Я увидела рану, — она изменилась в лице. — Я решила, что он мертв, он не дышал. Понимаете, я так испугалась, что…

— Потеряли память? — сочувственно произнес я. — И надолго вы ее потеряли?

Она выпрямила спину.

— Я ничего не говорила о том, что потеряла память, это ваши слова. Я была так расстроена, что ничего не могла сообразить.

Я покачал головой.

— Придется придумать что-нибудь получше, Пенелопа.

— Что вы имеете в виду?

— Вам придется придумать какое-нибудь другое оправдание тому, что вы не узнали своего бывшего мужа.

Она нервно затянулась, потом встала и подошла к окну.

— Ладно! — наконец произнесла она, не поворачиваясь ко мне. — Я испугалась огласки.

— Да, огласка была бы потрясающей, — заметил я.

— Вы ничего не понимаете! — Она повернулась ко мне лицом, глаза ее блестели, рыжие волосы готовы были вспыхнуть. — Что касается газет, то для них я одна из сумасшедших сестер-близняшек Калторп, совершенно безнравственная, но зато с кучей денег! Если бы они уцепились за эту историю — мол, труп моего бывшего мужа появился во время моей первой телепрограммы — это бы означало конец моей карьере.

— Почему? — беспечно спросил я.

— Потому что, хотите верьте, хотите нет, на телевидении очень заботятся о нравственности. Они серьезно к этому относятся. Труп Хауи не для их нервов!

— Я слышал, что вы одна из самых богатых женщин Америки, — сказал я. — Те деньги, которые вы получите за эту программу, такой мизер. Что же вас так беспокоит?

— Это для меня такая возможность! — с надрывом произнесла она. — Если Бруно и я будем иметь большой успех на студии, то, может, нами заинтересуется какая-нибудь солидная студия и предложит выгодный контракт.

— А это так важно для вас? — спросил я.

— Я хочу доказать, что могу достичь всего сама, — резко ответила она, — без помощи своих денег.

— Доказать кому-то или всем?

— Кому-то, — ответила она. — Теперь вы понимаете, почему я не хотела говорить, что в гробу был Хауи?

— Нет, не понимаю, — признался я. — У вас есть хоть малейшее подозрение, кто мог это сделать, кто мог убить его?

Пенелопа покачала головой:

— Нет.

— А почему его убили, тоже не знаете?

— Нет. Но вполне вероятно, что Пруденс подстроила все это, сделала так, чтобы его убили, 'а труп положили в гроб, чтобы провалить мою карьеру на телевидении.

— Пруденс?

— Да, моя сестра. Мы с ней полные противоположности.

— Вы сказали, что не видели Хауи уже полгода, со дня вашего развода?

— Да.

— Вам пришлось заплатить ему приличную сумму?

— Ни цента! — с воодушевлением воскликнула она. — Ни единого цента!

— Скажите, где я могу найти вашу сестру?

— Она остановилась в фешенебельном номере на верхнем этаже. Она опередила меня на три минуты, шлюха!

— Может, мне пойти поговорить с ней?

— Неплохая идея, лейтенант, а я постараюсь снова уснуть.

— Действительно, а то эти японцы на пижаме уж больно расстроились. — Я встал и направился к двери. — Какие отношения у вас с Бруно? — спросил я, обернувшись.

— Чисто деловые, — ответила она. — Он увлекается икебаной, лейтенант.

— Что ж, поверю, — вежливо сказал я. — Так вы сказали, в номере на верхнем этаже?

— Да, — она кивнула. — Только смотрите, как бы Пруденс не включила вас в свою коллекцию, лейтенант!

— Какую коллекцию?

— Потом узнаете!

Рядом с дверью восседал огромный бронзовый Будда. Я задержался около него и потер его пальцем по животу.

— По-моему, тебе пора сесть на диету, дружок.

Я вышел в коридор и направился к лифту. Через полминуты я стоял у номера Пруденс. Я постучал в дверь — открыли почти сразу. Передо мной стояла прелестная брюнетка. Мы посмотрели друг на друга с обоюдным интересом.

— Я вас где-то уже встречал раньше, — сказал я. Ее пухлые губки скривились в улыбке.

— Очень оригинально, вы что-нибудь продаете? — спросила она сухим голосом.

Это задело меня.

— Сегодня ночью я видел вас среди толпы зевак на телестудии, — сказал я. — Вы, должно быть, Пруденс Калторп?

— Может быть, — ответила она. — Но я ничего не покупаю.

— Лейтенант Уиллер, — сказал я. — Из службы шерифа.

— Очень мило, — ехидно произнесла она. — Не торчи на улице под дождем, лейтенант. А то еще простынешь. — Она начала закрывать дверь, но не успела, я всунул ногу между дверью и косяком.

Она пожала плечами.

— Что ж, заходи. — Я прошел за ней в номер. Мы остановились у бара с напитками на любой вкус. — Что будешь нить, лейтенант? — спросила она.

— Виски со льдом и содовой, — ответил я.

Я наблюдал за тем, как она разливала виски. Ее темные волосы мягкими волнами падали на шею. Лицо умное, почти красавицы, но холодные зеленые глаза не вязались с ее пухлыми нежными губами. На ней была надета черная шелковая рубашка поверх белых брючек. Фигура у нее была что надо, даже получше, чем у ее сестры-близняшки. Под рубашкой очерчивались груди.

— Я только что говорил с вашей сестрой, — сказал я.

— И малышка Пенни не сказала обо мне ничего хорошего, — равнодушно произнесла она. — Почему бы нам не присесть, лейтенант? Вон на ту софу. Я принесу стакан, располагайтесь поудобнее.

Мы уселись на софу, она протянула мне виски.

— Насколько я догадываюсь, ты собираешься задать мне несколько вопросов, лейтенант? Хочешь удивить меня? Ну, например, знала ли я умершего? — Она усмехнулась. — Конечно, знала, это бывший муж Пенни. Ничтожество по имени Хауи Дейвис, у которого было два источника дохода — теннис и маленькая дурочка, моя богатая сестричка. Почему я ничего не сказала ночью? Все очень просто, лейтенант. Ты не спрашивал.

— А почему вы решили, что я буду задавать эти вопросы?

— Женская интуиция, — ответила она. — Кроме того, так или иначе все это будет в утренних газетах.

— Они еще не поступили в продажу…

— Опять женская интуиция. — Она лениво улыбнулась. — К тому же я позвонила им и все рассказала.

Я отпил немного виски.

— Не хотелось бы быть навязчивым, — сказал я. — Но Хауи убили, а я полицейский. Вы можете навлечь на себя много неприятностей, поступая подобным образом.

— Теперь хочешь запугать меня, — сказала она. — Ну, что ты сделаешь, лейтенант? Наденешь на меня наручники, отведешь в участок и изобьешь резиновой дубинкой?

— Это вовсе не смешно.

— Может быть, — едко ответила она. — Пока не видно кровоподтеков.

Я отпил еще немного виски и посмотрел на нее.

— Много слышал о сестрах Калторп, но до сегодняшней ночи мне не приходилось иметь с ними дело, — сказал я. — Что вы можете о них рассказать?

— Ты уже видел Пенни, — ответила она. — Она раздевалась для тебя?

— Да что-то не заметил. — Я чуть помедлил. — Уверен, я бы обратил внимание.

— Ты бы долго не продержался, — самодовольно сказала она. — Пенни слишком много пьет, слишком быстро водит машину и раздевается тотчас, стоит ей только увидеть поблизости мужчину. Сейчас она помешана на всем восточном. Может, тут ты не проходишь, лейтенант?

— Мы говорили о недостатках семьи Калторп, не забыли?

— Ах, да. Наш отец умер чуть больше года назад. Наследство было поделено на две равные части, без каких-либо условий. Пенни — глупая кукла с претензией на то, чтобы стать актрисой, но таланта у нее ни на грош. Единственно разумное из всего, что она сделала, это то, что она избавилась от Хауи Дейвиса, не заплатив ему ни цента.

— Все это касается Пенни, — сказал я. — А как насчет Пруденс?

— Боюсь, тебе придется спросить о ней у Пенни, — она улыбнулась. — Я могу быть необъективной.

— Пенни говорит, что не видела Хауи со дня их развода, — сказал я. — А вы видели его с тех пор?

— Нет, — она решительно покачала головой. — Зачем? Пенни сказала, что он неплох на корте, но в постели он ничтожество.

— У кого мог быть мотив для его убийства?

— Может, у самой Пенни, — ответила она. — Она достаточно глупа, чтобы вытворить что-нибудь подобное. Кроме нее вроде некому. Такие, как Хауи, не стоят того, чтобы их убивали. Кстати, не пойти ли тебе куда-нибудь в другое место? — холодно спросила она. — Виски ты уже допил, больше я тебе не налью. К тому же, ты начинаешь мне надоедать, лейтенант.

— Намек понял, — ответил я. — Ладно, ухожу. Я встал и посмотрел на нее с сожалением.

— На сестер Калторп я не произвел желаемого впечатления, — заметил я. — Пенни не разделась, а вы даже не предложили осмотреть свою коллекцию.

В ее глазах блеснул огонек.

— Наверное, Пенни наболтала? Что еще она успела рассказать?

— Больше ничего, просто сказала, чтобы я остерегался и не попал в вашу коллекцию, но не сказала, какую. Случайно, не мужчин? Отрубаете им головы и украшаете ими стены, как это делают бывалые охотники?

— В таком случае мне бы пришлось купить целый дворец, чтобы хватило стен, — беспечно ответила она. — Моя коллекция более интересная, лейтенант. Разумеется, с собой в дорогу я беру только малую ее часть. Хочешь взглянуть?

— С удовольствием, — сказал я. — Всегда терялся в догадках, на что тратят деньги такие богатые люди, как вы, кроме того, что покупают на них других людей.

Пруденс Калторп провела меня в спальню. Она была обставлена так же безлико, как и десять миллионов других спален в отелях по всей стране. Но так как это был фешенебельный номер, то мебель не была разрозненной, да и Пруденс украсила ее немного — на кровати валялись ее черные кружевные трусики и бюстгальтер, в изголовье стоял человеческий череп с небрежно наброшенной на него накидкой из норки.

На бюро стояли в ряд четыре сморщенные головы, похожие на инспекторов подоходных налогов, а рядом с ними какой-то старый кирпич с почти выцветшим знаком. Знак был нарисован красной краской. И завершала картину сморщенная мумифицированная рука, больше похожая на клешню, потому что выглядывала из складки какого-то потертого старого черного платья, которое висело у зеркала.

— Ну, что, нравится? — спросила Пруденс.

— Где вы все это прикупили? — спросил я. — В каком-нибудь магазине игрушек на Бродвее?

Она вспыхнула:

— Головы настоящие, малыш, не хуже твоей! Череп принадлежал Мэри Майлз, которую сожгли на костре за то, что она была ведьмой. Это было в 1692 году. Рука принадлежала Кубла-Хану [1] , а, может, и не ему, но она очень дорогая. Платье настоящее, с пятнами крови, его надевала Лиззи Борден. Конечно, — задумчиво добавила она, — тот, кто продавал мне его, не мог поклясться, что это действительно кровь, но я отдавала платье на экспертизу, пятна настоящие.

— А как насчет кирпича со знаком «Спаси нас, Бог»? — поинтересовался я.

В глазах ее появилось ясное удивление.

— Не думала, что ты знаешь, лейтенант.

— Три года я провел в Лондоне, был в армейской разведке, — сказал я. — Я видел этот знак пару раз на руинах в Берлине сразу после окончания войны.

— Этот кирпич очень старый, — сказала она. — Он тоже из Лондона. Этот знак был нарисован на нем во время Великой Чумы.

— Вы взяли с собой только эти сокровища? Она тряхнула головой.

— Я всегда путешествую налегке, поэтому беру с собой только своих любимцев. Разве вам не нравятся эти прелестные головы? Я называю их своим квартетом — Инни, Мини, Майни и Моу.

— Что вы делаете по ночам? — спросил я ее. — Летаете на метле?

— Я не ведьма, лейтенант. Может, у меня чувство юмора не такое, как у остальных, вот и все, просто я люблю все ужасное. Я коллекционирую вот это, Пенни — таких, как Хауи Дейвис.

Я закурил и еще раз оглядел комнату.

— А как насчет трусиков и бюстгальтера? Они тоже означают нечто ужасное?

— Только секс, судя по выражению твоих глаз, — спокойно ответила она. — По-моему, тебе действительно пора идти, лейтенант.

— А, может, продолжим эту тему? — с надеждой в голосе предложил я.

Пруденс Калторп осмотрела меня с ног до головы, мне показалось, что она раздевает меня. Потом ее зеленые глаза снова блеснули.

— Приходи вечером, около одиннадцати, лейтенант, — нежно произнесла она. — Посмотрим, может, смогу тебе чем-нибудь помочь.

Загрузка...