Пенелопа Калторп остановилась в отеле «Старлайт». Я узнал у портье, в каком номере она проживает.
— Боюсь, вы не сможете увидеть ее, лейтенант, — решительно ответил портье. — Она попросила не тревожить ее. Никаких телефонных звонков, никаких посетителей. Миссис Калторп отдыхает.
— В жизнь каждого рано или поздно вторгается полицейский, — сочувственно сказал я.
— Боюсь, мне придется прибегнуть кое к каким мерам, — еще более решительно заявил портье.
Я облокотился на стойку и посмотрел на него,
— Что ж, — сказал я. — Давай, валяй.
Он засопел — его спас телефонный звонок. На его лице появилось благодарное выражение, когда он потянулся к трубке. Я прошел к лифту и поднялся на девятый этаж. Я постучал раза три — ответа не последовало. Что ж, раз вежливость не помогает, воспользуемся кулаками и ногой. Я уже почти отработал свой ритм, когда дверь резко распахнулась, и на пороге появилась Пенелопа Калторп, раскрыв от удивления рот.
— Боже! — воскликнула она разочарованно. — Я-то думала, пожар или что-то в этом роде.
— Помните меня? — с надеждой в голосе произнес я. — Лейтенант Уиллер,
— После этого я вас никогда не забуду, — сказала она, зевнув. — Я спала.
— Спасибо, — с благодарностью произнес я.
Я, наконец, оглядел ее с ног до головы. Прическа у нее была какой-то восточной, с челкой, глаза подведены. Правда, огненно-рыжие волосы к востоку не имели никакого отношения, но в этом и заключалась вся прелесть — не следовало забывать, что передо мной была одна из сестер Калторп.
На ней была белая шелковая пижама, — от правого плеча маленькие синие японцы маршировали к ее левой груди.
— Что вам нужно? — нетерпеливо спросила она.
— У вас что, пробел в памяти? Забыли, что было вчера? — спросил я. — То, что вы не хотите помнить, вы не помните совсем? Я гарантирую вам, что со мной вы вспомните все со дня своего рождения.
— Вы, должно быть, сошли с ума, — сказала она. — С памятью у меня все в порядке!
— Тогда как вам удалось не узнать своего бывшего мужа, ведь труп был так близко от вас? — ядовито спросил я.
— Может, вам лучше зайти? — предложила она.
Я прошел за ней в гостиную и вежливо подождал, пока она закурит. Она предложила сесть, что я и сделал. Пенелопа села напротив меня и глубоко затянулась. Вы видели когда-нибудь японца, танцующего рок-н-ролл на женской груди? Вполне сексуально.
— Извините, лейтенант, — наконец произнесла Пенелопа. — Понимаете, для меня это было таким шоком, как мы развелись. И когда я открыла крышку и увидела там Хауи — мертвого! Ну, я…
— Вы поняли, что он мертв?
— Я увидела рану, — она изменилась в лице. — Я решила, что он мертв, он не дышал. Понимаете, я так испугалась, что…
— Потеряли память? — сочувственно произнес я. — И надолго вы ее потеряли?
Она выпрямила спину.
— Я ничего не говорила о том, что потеряла память, это ваши слова. Я была так расстроена, что ничего не могла сообразить.
Я покачал головой.
— Придется придумать что-нибудь получше, Пенелопа.
— Что вы имеете в виду?
— Вам придется придумать какое-нибудь другое оправдание тому, что вы не узнали своего бывшего мужа.
Она нервно затянулась, потом встала и подошла к окну.
— Ладно! — наконец произнесла она, не поворачиваясь ко мне. — Я испугалась огласки.
— Да, огласка была бы потрясающей, — заметил я.
— Вы ничего не понимаете! — Она повернулась ко мне лицом, глаза ее блестели, рыжие волосы готовы были вспыхнуть. — Что касается газет, то для них я одна из сумасшедших сестер-близняшек Калторп, совершенно безнравственная, но зато с кучей денег! Если бы они уцепились за эту историю — мол, труп моего бывшего мужа появился во время моей первой телепрограммы — это бы означало конец моей карьере.
— Почему? — беспечно спросил я.
— Потому что, хотите верьте, хотите нет, на телевидении очень заботятся о нравственности. Они серьезно к этому относятся. Труп Хауи не для их нервов!
— Я слышал, что вы одна из самых богатых женщин Америки, — сказал я. — Те деньги, которые вы получите за эту программу, такой мизер. Что же вас так беспокоит?
— Это для меня такая возможность! — с надрывом произнесла она. — Если Бруно и я будем иметь большой успех на студии, то, может, нами заинтересуется какая-нибудь солидная студия и предложит выгодный контракт.
— А это так важно для вас? — спросил я.
— Я хочу доказать, что могу достичь всего сама, — резко ответила она, — без помощи своих денег.
— Доказать кому-то или всем?
— Кому-то, — ответила она. — Теперь вы понимаете, почему я не хотела говорить, что в гробу был Хауи?
— Нет, не понимаю, — признался я. — У вас есть хоть малейшее подозрение, кто мог это сделать, кто мог убить его?
Пенелопа покачала головой:
— Нет.
— А почему его убили, тоже не знаете?
— Нет. Но вполне вероятно, что Пруденс подстроила все это, сделала так, чтобы его убили, 'а труп положили в гроб, чтобы провалить мою карьеру на телевидении.
— Пруденс?
— Да, моя сестра. Мы с ней полные противоположности.
— Вы сказали, что не видели Хауи уже полгода, со дня вашего развода?
— Да.
— Вам пришлось заплатить ему приличную сумму?
— Ни цента! — с воодушевлением воскликнула она. — Ни единого цента!
— Скажите, где я могу найти вашу сестру?
— Она остановилась в фешенебельном номере на верхнем этаже. Она опередила меня на три минуты, шлюха!
— Может, мне пойти поговорить с ней?
— Неплохая идея, лейтенант, а я постараюсь снова уснуть.
— Действительно, а то эти японцы на пижаме уж больно расстроились. — Я встал и направился к двери. — Какие отношения у вас с Бруно? — спросил я, обернувшись.
— Чисто деловые, — ответила она. — Он увлекается икебаной, лейтенант.
— Что ж, поверю, — вежливо сказал я. — Так вы сказали, в номере на верхнем этаже?
— Да, — она кивнула. — Только смотрите, как бы Пруденс не включила вас в свою коллекцию, лейтенант!
— Какую коллекцию?
— Потом узнаете!
Рядом с дверью восседал огромный бронзовый Будда. Я задержался около него и потер его пальцем по животу.
— По-моему, тебе пора сесть на диету, дружок.
Я вышел в коридор и направился к лифту. Через полминуты я стоял у номера Пруденс. Я постучал в дверь — открыли почти сразу. Передо мной стояла прелестная брюнетка. Мы посмотрели друг на друга с обоюдным интересом.
— Я вас где-то уже встречал раньше, — сказал я. Ее пухлые губки скривились в улыбке.
— Очень оригинально, вы что-нибудь продаете? — спросила она сухим голосом.
Это задело меня.
— Сегодня ночью я видел вас среди толпы зевак на телестудии, — сказал я. — Вы, должно быть, Пруденс Калторп?
— Может быть, — ответила она. — Но я ничего не покупаю.
— Лейтенант Уиллер, — сказал я. — Из службы шерифа.
— Очень мило, — ехидно произнесла она. — Не торчи на улице под дождем, лейтенант. А то еще простынешь. — Она начала закрывать дверь, но не успела, я всунул ногу между дверью и косяком.
Она пожала плечами.
— Что ж, заходи. — Я прошел за ней в номер. Мы остановились у бара с напитками на любой вкус. — Что будешь нить, лейтенант? — спросила она.
— Виски со льдом и содовой, — ответил я.
Я наблюдал за тем, как она разливала виски. Ее темные волосы мягкими волнами падали на шею. Лицо умное, почти красавицы, но холодные зеленые глаза не вязались с ее пухлыми нежными губами. На ней была надета черная шелковая рубашка поверх белых брючек. Фигура у нее была что надо, даже получше, чем у ее сестры-близняшки. Под рубашкой очерчивались груди.
— Я только что говорил с вашей сестрой, — сказал я.
— И малышка Пенни не сказала обо мне ничего хорошего, — равнодушно произнесла она. — Почему бы нам не присесть, лейтенант? Вон на ту софу. Я принесу стакан, располагайтесь поудобнее.
Мы уселись на софу, она протянула мне виски.
— Насколько я догадываюсь, ты собираешься задать мне несколько вопросов, лейтенант? Хочешь удивить меня? Ну, например, знала ли я умершего? — Она усмехнулась. — Конечно, знала, это бывший муж Пенни. Ничтожество по имени Хауи Дейвис, у которого было два источника дохода — теннис и маленькая дурочка, моя богатая сестричка. Почему я ничего не сказала ночью? Все очень просто, лейтенант. Ты не спрашивал.
— А почему вы решили, что я буду задавать эти вопросы?
— Женская интуиция, — ответила она. — Кроме того, так или иначе все это будет в утренних газетах.
— Они еще не поступили в продажу…
— Опять женская интуиция. — Она лениво улыбнулась. — К тому же я позвонила им и все рассказала.
Я отпил немного виски.
— Не хотелось бы быть навязчивым, — сказал я. — Но Хауи убили, а я полицейский. Вы можете навлечь на себя много неприятностей, поступая подобным образом.
— Теперь хочешь запугать меня, — сказала она. — Ну, что ты сделаешь, лейтенант? Наденешь на меня наручники, отведешь в участок и изобьешь резиновой дубинкой?
— Это вовсе не смешно.
— Может быть, — едко ответила она. — Пока не видно кровоподтеков.
Я отпил еще немного виски и посмотрел на нее.
— Много слышал о сестрах Калторп, но до сегодняшней ночи мне не приходилось иметь с ними дело, — сказал я. — Что вы можете о них рассказать?
— Ты уже видел Пенни, — ответила она. — Она раздевалась для тебя?
— Да что-то не заметил. — Я чуть помедлил. — Уверен, я бы обратил внимание.
— Ты бы долго не продержался, — самодовольно сказала она. — Пенни слишком много пьет, слишком быстро водит машину и раздевается тотчас, стоит ей только увидеть поблизости мужчину. Сейчас она помешана на всем восточном. Может, тут ты не проходишь, лейтенант?
— Мы говорили о недостатках семьи Калторп, не забыли?
— Ах, да. Наш отец умер чуть больше года назад. Наследство было поделено на две равные части, без каких-либо условий. Пенни — глупая кукла с претензией на то, чтобы стать актрисой, но таланта у нее ни на грош. Единственно разумное из всего, что она сделала, это то, что она избавилась от Хауи Дейвиса, не заплатив ему ни цента.
— Все это касается Пенни, — сказал я. — А как насчет Пруденс?
— Боюсь, тебе придется спросить о ней у Пенни, — она улыбнулась. — Я могу быть необъективной.
— Пенни говорит, что не видела Хауи со дня их развода, — сказал я. — А вы видели его с тех пор?
— Нет, — она решительно покачала головой. — Зачем? Пенни сказала, что он неплох на корте, но в постели он ничтожество.
— У кого мог быть мотив для его убийства?
— Может, у самой Пенни, — ответила она. — Она достаточно глупа, чтобы вытворить что-нибудь подобное. Кроме нее вроде некому. Такие, как Хауи, не стоят того, чтобы их убивали. Кстати, не пойти ли тебе куда-нибудь в другое место? — холодно спросила она. — Виски ты уже допил, больше я тебе не налью. К тому же, ты начинаешь мне надоедать, лейтенант.
— Намек понял, — ответил я. — Ладно, ухожу. Я встал и посмотрел на нее с сожалением.
— На сестер Калторп я не произвел желаемого впечатления, — заметил я. — Пенни не разделась, а вы даже не предложили осмотреть свою коллекцию.
В ее глазах блеснул огонек.
— Наверное, Пенни наболтала? Что еще она успела рассказать?
— Больше ничего, просто сказала, чтобы я остерегался и не попал в вашу коллекцию, но не сказала, какую. Случайно, не мужчин? Отрубаете им головы и украшаете ими стены, как это делают бывалые охотники?
— В таком случае мне бы пришлось купить целый дворец, чтобы хватило стен, — беспечно ответила она. — Моя коллекция более интересная, лейтенант. Разумеется, с собой в дорогу я беру только малую ее часть. Хочешь взглянуть?
— С удовольствием, — сказал я. — Всегда терялся в догадках, на что тратят деньги такие богатые люди, как вы, кроме того, что покупают на них других людей.
Пруденс Калторп провела меня в спальню. Она была обставлена так же безлико, как и десять миллионов других спален в отелях по всей стране. Но так как это был фешенебельный номер, то мебель не была разрозненной, да и Пруденс украсила ее немного — на кровати валялись ее черные кружевные трусики и бюстгальтер, в изголовье стоял человеческий череп с небрежно наброшенной на него накидкой из норки.
На бюро стояли в ряд четыре сморщенные головы, похожие на инспекторов подоходных налогов, а рядом с ними какой-то старый кирпич с почти выцветшим знаком. Знак был нарисован красной краской. И завершала картину сморщенная мумифицированная рука, больше похожая на клешню, потому что выглядывала из складки какого-то потертого старого черного платья, которое висело у зеркала.
— Ну, что, нравится? — спросила Пруденс.
— Где вы все это прикупили? — спросил я. — В каком-нибудь магазине игрушек на Бродвее?
Она вспыхнула:
— Головы настоящие, малыш, не хуже твоей! Череп принадлежал Мэри Майлз, которую сожгли на костре за то, что она была ведьмой. Это было в 1692 году. Рука принадлежала Кубла-Хану [1] , а, может, и не ему, но она очень дорогая. Платье настоящее, с пятнами крови, его надевала Лиззи Борден. Конечно, — задумчиво добавила она, — тот, кто продавал мне его, не мог поклясться, что это действительно кровь, но я отдавала платье на экспертизу, пятна настоящие.
— А как насчет кирпича со знаком «Спаси нас, Бог»? — поинтересовался я.
В глазах ее появилось ясное удивление.
— Не думала, что ты знаешь, лейтенант.
— Три года я провел в Лондоне, был в армейской разведке, — сказал я. — Я видел этот знак пару раз на руинах в Берлине сразу после окончания войны.
— Этот кирпич очень старый, — сказала она. — Он тоже из Лондона. Этот знак был нарисован на нем во время Великой Чумы.
— Вы взяли с собой только эти сокровища? Она тряхнула головой.
— Я всегда путешествую налегке, поэтому беру с собой только своих любимцев. Разве вам не нравятся эти прелестные головы? Я называю их своим квартетом — Инни, Мини, Майни и Моу.
— Что вы делаете по ночам? — спросил я ее. — Летаете на метле?
— Я не ведьма, лейтенант. Может, у меня чувство юмора не такое, как у остальных, вот и все, просто я люблю все ужасное. Я коллекционирую вот это, Пенни — таких, как Хауи Дейвис.
Я закурил и еще раз оглядел комнату.
— А как насчет трусиков и бюстгальтера? Они тоже означают нечто ужасное?
— Только секс, судя по выражению твоих глаз, — спокойно ответила она. — По-моему, тебе действительно пора идти, лейтенант.
— А, может, продолжим эту тему? — с надеждой в голосе предложил я.
Пруденс Калторп осмотрела меня с ног до головы, мне показалось, что она раздевает меня. Потом ее зеленые глаза снова блеснули.
— Приходи вечером, около одиннадцати, лейтенант, — нежно произнесла она. — Посмотрим, может, смогу тебе чем-нибудь помочь.