Молли могла бы сказать, что присоединилась к цирку в качестве клоуна с родео, и я не был бы удивлен больше, чем сейчас. Я полагал, что она уехала в колледж наслаждаться жизнью и оставила своего старика страдать. Впрочем, зная об упрямстве Поупа, я должен был догадаться, что он предупредил ее. Каждый раз, когда я его об этом спрашивал, Поуп велел не лезть не в свое дело и однажды даже ударил тростью.
– Дерьмо, – это оказалось единственное слово, которое я смог произнести, особенно учитывая коктейль из виски и болеутоляющего, кружащийся в моем кишечнике.
Молли покачала головой, и я заметил, как на ее нижней реснице блеснула слеза.
– Мне пора ложиться спать, – она поднялась, отодвинув стул и убрав от меня руки. – А тебе нужно отдохнуть. Я проверю колено утром.
– Молли, подожди...
– Позовешь, если тебе потребуется помощь, – ее взгляд был где угодно, только не на моем лице. – Огонь тебя согреет, но могу принести одеяло на всякий случай.
– Молли, – я смягчил тон, говоря сейчас как с пугливым жеребенком. – Пожалуйста, сядь. Всего на несколько минут.
– Зачем? – она прочистила горло. – Чтобы ты смог бросить еще больше обвинений относительно отца мне в лицо? – эти слова должны были прозвучать гневно, но на самом деле, в них слышалась печаль.
Черт, я был еще большим придурком, чем думал. Я потянулся к Молли.
– Пожалуйста?
Она посмотрела на мою руку как на ядовитую змею.
– Я устал быть засранцем... – усмехнулся я. – Ну, по крайней мере, по этому вопросу.
Это дополнение прорубило трещину в ее строгом фасаде, я заметил легкий намек на подергивание губ, свидетельствовавший о том, что мое обаяние работает.
– И, эй, если тебе станет от этого лучше, я позволю тебе шлепнуть меня по колену, а? – я указал на ногу и одарил Молли, как надеялся, милой улыбкой.
Молли бросила взгляд на лестницу, колеблясь с решением, и скрестила на груди руки. Наконец, после нескольких напряженных мгновений, она встретила мой взгляд и снова села.
– Я приму твое предложение чуть позже.
– Никто не станет тебя винить. Ни капельки, – я лег на диван, дав, тем самым, ей больше личного пространства.
Молли прижала ноги к груди и плотно прикрыла плечи шалью. Оборонительная позиция. Из-за моих слов.
– Что ты изучала в колледже? – я решил начать хоть с чего-то.
Она приподняла бровь.
– В основном, театр.
– Это... эм, интересно?
Молли усмехнулась, но так и не посмотрела на меня.
– Можешь сказать, что это было пустой тратой времени, я не стану сердиться.
– Нисколько, – я едва закончил старшую школу, потому это было совершенно неприемлемо. – Мне кажется, это было весело? Ты играла в пьесах или чем-то подобном?
– Не совсем. Я была скорее художником-декоратором, делала костюмы и работала за сценой. Иногда я играла второстепенные роли, как, например, одно из морских существ в «Пиратах Пензанса» или какого-то Монтегю в «Ромео и Джульетте».
– Ну, это точно пустая трата времени, – сказал я очевидное. – Ты должна была быть в центре, причем в первых рядах.
Она рассмеялась.
– Я слишком неуклюжа, а когда на меня падает свет прожекторов, я забываю слова. Так что, нет, я была счастлива творить волшебство с заклинаниями и реквизитом, а не когда сама исполняла роли.
– Все равно, чертовски жаль. Ты слишком красива для этого.
Молли склонила голову набок.
– Может, у меня был провал в памяти, но я могла бы поклясться, что ты только что сделал мне комплимент.
Теперь пришла моя очередь смотреть на елку или потолок, избегая взгляда Молли. Я всегда считал ее милым ребенком. Но с тех пор, как она вернулась на ранчо уже взрослой женщиной, меня часто посещали отнюдь не невинные мысли о ней. Казалось, они множились каждый раз, когда Молли мне дерзила. Но я не позволял себе думать о ней в подобном ключе, особенно учитывая мою уверенность в том, что она оставила отца, когда он в ней нуждался. Но я ошибался. И уже не в первый раз.
– Не забивай себе этим голову, – добавил я.
– Постараюсь, – я услышал улыбку в ее голосе, и это согрело меня почти также сильно, как виски.
– Ранчо хорошо выглядит.
– Спасибо. Мы перекрасили дом, устранили поломки от ветра, и Джулия старалась хотя бы через день осматривать заборы. Правда она повредила ногу на прошлой неделе. Кажется, здесь это обычное дело.
– Ее тоже сбросила лошадь?
Молли фыркнула.
– Если бы так, она бы никогда не призналась. Мы работали в сарае, раскладывали сено. Джулия поднялась на чердак, а когда стала спускаться, перепрыгнула несколько последних ступеней, – Молли, казалось, поморщилась при этом воспоминании. – Это было не очень.
– Надеюсь, с ней все будет в порядке.
– Да, мне просто нужно, чтобы она как можно дольше берегла свою ногу. Без Джулии я бы не смогла справиться с ранчо. Всего так много, и столько вещей, о которых папа никогда мне не говорил, – в ее голосе послышалось беспокойство, одно из тех, что не давало спать по ночам.
– Послушай, если тебе что-то нужно, или есть вопросы, просто спроси меня. Если Поуп чему-то не научил тебя, то наверняка позаботился об этом со мной. Первые пару лет он просто изводил меня.
– Я помню, – рассмеялась Молли. – Ты приходил на ужин весь в грязи, мыл руки, в знак благодарности кивал головой, а потом съедал все, что было у тебя на тарелке. Ты не произносил ни слова, пока твой желудок не наполнился, и то это были лишь «Да» и «Нет» на вопросы Поупа.
– Я обычный человек, – пожав плечами, я прикрыл глаза.
– Не думаю, что это правда. Ничуть, – она снова подоткнула мне одеяло, прижав к теплым бокам, и оставив нетронутым холодный мешок на колене.
– Молли, – я открыл глаза, заметив склоненное ко мне красивое лицо.
– Да? – она встретила мой взгляд. Несмотря на таблетки, выпивку и боль, я хотел ее. Больше, чем кого-либо в своей жизни. Такое чувство было для меня чересчур огромным. Больше, чем ночное небо или широкая полоса земли по ту сторону Скалистых гор.
Молли нависла надо мной, ее губы слегка приоткрылись, а рубашка на пуговицах немного оттопырилась, открывая вид на белый бюстгальтер. Руки буквально чесались от желания схватить Молли и прижать к себе, чтобы проверить походила ли она хоть немного вкусом на клубнику, которой всегда пахло вокруг нее. Я старался не двигаться, когда Молли взглянула на мои губы, а ее ресницы затрепетали.
Наконец, я прочистил горло.
– Не волнуйся об угонщиках. Я о них позабочусь.
– Ох, – она выпрямилась и попятилась, момент был упущен, как по щелчку хлыстом. – Мы сможем обсудить это завтра. Метеоролог сказал, что в полдень ожидается оттепель, прежде чем снова начнется метель, которая заволочет все на день или два. Может, мы бы смогли вместе съездить к Пайперам.
Это была плохая идея. Совсем. Я не хотел, чтобы Молли приближалась к этому змеиному гнезду, но веки весили больше, чем мой призовой бык, и мне совсем не хотелось сейчас спорить.
– Спокойной ночи, Ингрэм, – ее нежный голос погрузил меня в глубокий сон, полный ее образов на клубничном поле.
Бекон. Я приоткрыл глаза, в гостиной все еще было темно, но я не мог упустить восхитительный аромат бекона в воздухе и шипение сковороды. Взглянув в окно, я понял, что оставалось минут пятнадцать до того, как солнце заглянет за вершину Скалистых гор.
– Сколько тебе яиц? – спросила Молли с кухни.
– Три больших, – я сел и осмотрел колено. Боль была тупой, с равномерной пульсацией, соответствующей моему сердцебиению.
Лед давно растаял, я положил пакет на кофейный столик еще среди ночи. Развернув повязку, я обнаружил темно-фиолетовый синяк вдоль верхней части колена и по бокам от него. Я мягко тронул колено пальцем, пытаясь понять, насколько все плохо. Но боль, казалось, была постоянной и не стала больше от прикосновения. Повязка все еще была чистой, поскольку сам порез Молли закрыла белой марлей.
Убедившись, что себе не навредил, я спустил ноги с края дивана и встал, правая нога приняла на себя основную долю моего веса. К колену тут же прилила кровь, и слабая пульсация превратилась в острое колючее чувство.
Я сделал вдох, а потом еще один, пока, казалось, боль не отступила. После я смог натянуть джинсы и прохромать к телефону на столу в углу. Из-за отсутствия вышек сотовой связи нам приходилось делать все по-старинке. Либо так, либо использовать спутниковый телефон. Я набрал номер и подождал, пока Зейн возьмет трубку.
– Как там у вас дела?
– Все хорошо. Скот в безопасности и в тепле, а Эрла я привел к себе домой. Он всю ночь храпел перед камином.
– Лучше там, чем в твоей постели, – я улыбнулся. Мой пес храпел громче большинства людей.
– Как твоя нога?
– Лучше.
– А Молли? – мне показалось, что в его тоне было слишком много озорства.
– Что ты под этим подразумеваешь?
Зейн прочистил горло.
– Просто спросил, босс. Ничего особенного.
– С ней все в порядке. Слушай, у меня есть кое-какие дела, но потом я вернусь. Продержишься пока, ладно?
– Понял. Поговорим позже.
Я повесил трубку и прошел по коридору в ванную. Молли напевала на кухне, ее голос был высоким и сладким. После того, как умылся – я даже не сознавал, что так испачкал в грязи лицо при падении – я пропрыгал по коридору на кухню.
Молли стояла ко мне спиной, джинсы словно обнимали ее округлую задницу, когда она достала бекон из железной сковороды и с легкостью перевернула мою яичницу. Опустившись на ближайший стул, я постарался не застонать от облегчения.
Молли бросила на меня взгляд через плечо.
– Я бы принесла тебе завтрак.
– Мне нужно было встать, – я потянулся. – Тот старый диван знавал лучшие времена.
– Как колено? – она поставила на стол бекон и две кружки кофе, а потом положила яичницу и села напротив пеня.
– Болит, но жить буду, – я уставился в окно позади Молли, пейзаж наливался все новыми красками с каждой минутой, пока поднималось солнце. Снег покрывал каждый клочок земли, а горы вдали казались, пожалуй, даже белее, чем обычно. Скорее всего до полудня ртутный термометр не поднимется выше нуля градусов. Потом снег немного оттает, потому дороги станут более проходимыми, тогда Молли сможет отвезти меня домой.
– Сливки или сахар? – она отпила свой черный кофе.
Я фыркнул и сделал большой глоток из своей чашки. Небольшая горечь – именно то, что мне нужно, чтобы окончательно проснуться.
– Тогда ладно, – Молли положила несколько яиц на тост.
– Спасибо за угощения, – я буквально вцепился в еду, счастливый от того, что горячий завтрак мне приготовил кто-то другой.
– Нет проблем. Здесь бывает немного одиноко. Джулия чаще всего остается у себя, она ценит свою независимость, и ей нравится, что у нее есть собственный уголок. А у меня не бывает гостей. Думаю, кроме Джулии, ты первый человек, побывавший в доме с тех пор, как я вернулась.
Одиночество было болезнью в этих краях. Ранчо были большими, тянулись многие мили, и обычно за ним присматривали не так уж и много членов семьи. Молодые не были заинтересованы в разведении скота, предпочитая учебу в колледже и работу вдали от полыни. Я не винил их. Если бы мог выбирать, может, поступил бы иначе. Однако отец взял с меня обещание управлять его ранчо, сохранить в нашей семье и оставаться верным своим корням. Я сдержал обещание, хотя порой мысли о других вариантах событий не давали мне спать по ночам. Мне не хотелось, чтобы также было и у Молли. С другой стороны, казалось, она приняла жизнь на ранчо гораздо легче, чем я.
– Эй, что происходит в твоей толстой черепушке? – Молли потянулась через стол и положила ладонь на мое запястье.
– Прости, – я встретил ее пристальный взгляд. – Просто вспоминал времена, когда сам начал управлять ранчо. И насколько схожи наши ситуации. Мой отец умер, и я остался единственным, кто мог продержать все на плаву.
Молли сжала мою руку, прежде чем вернулась к завтраку.
– Я тоже иногда думаю об этом. Ты начал управлять своей землей, когда тебе было... сколько? Двадцать?
– Двадцать два, – я был слишком молод.
– Верно. Никогда бы не подумала, что буду этим заниматься, понимаешь?
– Жалеешь, что вернулась?
Она покачала головой.
– Ничуть.
Уверенность в ее голове произвела на меня впечатление. Жизнь на ранчо была тяжелой, но Молли, похоже, приняла ее с распростертыми объятиями.
Мы закончили завтракать в уютной тишине, солнце вспыхнуло над землей, и повсюду засверкал снег, сияя яркими вспышками.
Молли убрала наши пустые тарелки и поставила в раковину.
– Я помою, – я оттолкнулся от стола.
– Нет, побереги свою ногу, – она вытерла старую белую плиту.
– Ни за что. Если ты готовишь, то можешь быть уверена, черт возьми, что я помою посуду. Так честно, – я похромал к раковине и приступил к делу, стараясь игнорировать упавшую челюсть Молли.
Может, я и был грубым ковбоем, но никогда не воспринимал ее меньше, чем леди.