Ковен Полуночи

Дж. С. Андрижески

Ковен Полуночи

(Вампир-детектив Миднайт #7)

Перевод: Rosland

Редактура: Бреган Д'Эрт

Русификация обложки: Alena_Alexa

«Ковен Полуночи» — это седьмая книга в суровой и романтической серии «Вампир-детектив Миднайт», действие которой происходит в футуристическом и антиутопическом Нью-Йорке, населённом вампирами, людьми и экстрасенсами, которые пытаются восстановить свой мир после разрушительной расовой войны, едва не уничтожившей всю планету.

Эта серия — спин-офф от серии «Тайна Квентина Блэка», но её можно читать отдельно. Её главный герой, вампир с прошлым и детектив отдела убийств, Наоко «Ник» Танака, только что перевёлся в полицию Нью-Йорка после плохого инцидента в Лос-Анджелесе, и это заставляет его начать новую жизнь. Ник работает «Миднайтом», или вампиром на службе департамента человеческой полиции. Когда он прибывает в Нью-Йорк, он хочет, чтобы его оставили в покое, дали работать, кататься на сёрфе и мирно проживать его бессмертную жизнь.

У жизни и обитателей Нью-Йорка явно другие планы.

Глава 1. Зверь

Он поднял скользкие ладони с тела под ним.

Он склонил голову набок, прислушиваясь.

Он что-то слышал. Он был в этом уверен. Какой-то крик или плач в ночи.

Нечто злобное. Возможно, даже нечто сверхъестественное.

Но с другой стороны, в эти дни ничто в мире не ощущалось естественным.

Ничто в его жизни.

Он сам не был естественным.

Всё естественное в нём выдрали из его плоти и костей. Они дали ему молодость, стерев тридцать, сорок лет его жизни. Они дали ему силу. Они дали ему скорость и органы чувств, которые могли услышать капание крови за двумя дверями, за гудящим генератором и искусственным интеллектом, разговаривающим с самим собой в полуорганических стенах.

То, что он мог сделать… это не было естественным.

Взамен они забрали его душу.

Они поместили его в теневые миры.

Они забрали его из дома.

Но теперь он вернётся. Он вернётся туда, где ему место.

Прежний мир уже звал его. Ему уже снилась другая жизнь, другой мир, зелёная трава и голубые небеса, деревья, вытянувшиеся выше зданий, вода, с шумом струящаяся по камням, образующая водопады, реки и озёра.

Здесь всё это исчезло.

Всё это оказалось стёрто.

Даже это существо под ним не было естественным.

Искусственно усовершенствованные глаза. Новая почка, выращенная в лаборатории.

Ещё до рождения его разрабатывали, программировали, прививали, подрезали. Черты личности были выбраны из дизайнерского меню и отточены командой учёных в ходе беременности его неестественной матери.

Выше ростом. Умнее. Устойчивее к болезням. Больше способностей к музыке.

Хорош в спорте.

Странно, но это изменило их лица не так сильно, как он ожидал.

Они всё равно выглядели как он.

Он всё равно выглядел как они.

Они всё равно походили на членов семьи.

Эта мысль дезориентировала. Лишала равновесия.

Чужестранец находил это расстраивающим, особенно в такие тихие моменты, когда краткая вспышка жестокости и боли завершалась.

Чужестранцу не нравилось думать о таких вещах.

Ему не нравилось думать о том, кем он был и что потерял.

У него больше ничего не было. Даже имени.

Он не пользовался своим человеческим именем. Только не в этой форме.

Он отказывался.

И всё же, несмотря на имя, эта давно потерянная биологическая связь сохранялась.

Он глянул на собственное отражение в полированном металлическом боку антикварного автомобиля, занимавшего большую часть гаража. Увидев своё отражение, он вздрогнул. Повязка соскользнула. Часть его шеи виднелась… или не виднелась, смотря как подумать об этом.

И часть его плеча тоже.

Отсутствующая часть была видна, и это странно дезориентировало.

Он полагал, что кто-то мог посмотреть на него и задаться вопросом, что не так, что в нём казалось таким тревожно непропорциональным и неуместным.

Ему придётся поправить её позже. Повязку. Ему придётся поместить её обратно поверх прогалины в его физическом теле. Как Человек-Невидимка в фильме, который он смотрел давным-давно. Он был мумией из бинтов и старых частей, слишком молодой и в то же время разлагающийся слишком быстро.

Но он отправится домой. Затем он снова будет целым.

Ему лишь надо вернуться в свой мир.

А до тех пор он поправит повязку.

После того, как помоет руки.

После того, как закончит свою работу.

Странные глаза смотрели на него из-под его шляпы, слабо сияя во внешнем освещении как радужки большой кошки. Это также были не его глаза.

Даже спустя столько времени ему не казалось, что они принадлежат ему.

Он знал, что такие мысли являются заблуждением.

Он знал, что в этой форме прожил дольше, чем в другой.

Он ничего не мог поделать.

Он не узнавал себя в этих глазах.

Никогда не узнавал.

Теперь стало хуже.

Теперь они видели миры, незнакомых ему людей.

Он слышал, как те люди говорят с ним. Он слышал их в его ушах, в его голове. Он слышал эхо другого мира. Он слышал дорожное движение, шелест веток на ветру, голоса, зовущие друг друга в воде. Он слышал шум толпы, глухие удары кулаков по чьему-то телу, ответные атаки этого тела. Крики толпы, ликование боя, искажённый голос ведущего, отражающийся эхом.

Он слышал её.

Он слышал её голос, когда она манила его после, и её сине-зелёные глаза сверкали, пока она брала его за руку и уводила в комнату, которую он знал, но не знал.

Он чувствовал свой член в ней.

Он чувствовал, что забывает, кем он был в ней.

Он чувствовал её язык в его рту, её губы на его губах…

Он проживал совершенно другую жизнь в совершенно другом мире.

Это казалось таким настоящим.

Возможно, это тоже неестественно. Возможно, это ещё одно доказательство его разложения — жить две жизни, одну здесь, а вторую лишь в его разуме.

Но он знал, что на деле всё ещё хуже.

Это не свою жизнь он заново проживал в том другом месте.

Услышанные им голоса обращались не к нему.

Она говорила не с ним.

Она не видела его, даже когда как будто смотрела на него в упор. Никто из них его не видел. Никто из них не знал об его существовании.

Никто не знал, что он слушал.

Никто не знал, что он видел.

Никто не знал, что он ощущал вкус, касания, чувства.

Даже мужчина, чью жизнь он позаимствовал, не знал, что он там.

Он был невидимым даже для него.

Тень.

Чужестранец и Тень.

Тень и Чужестранец.

Он даже не был уверен, что есть что.

Чужестранец ощутил на языке привкус соли и меди и поразился этой терпкости. Он прожил в подобной манере столько лет… много, много лет… и всё же не помнил, чтобы так отчётливо или интенсивно ощущал вкус Единственного Источника.

Это потому что другой ощущал его таким?

Это потому что он до сих пор чувствовал вкус её крови на своём языке?

Он видел, как Тень кормится от неё, и чувствовал такую сильную зависть и тоску, что не мог дышать, не мог чувствовать вкус и запах чего-либо, кроме её вкуса и запаха.

А может, это было существо, которое он сейчас держал в руках. Возможно, дело в древней связи крови, сохранившейся даже здесь. Чужестранец оставался связанным с ними даже теперь. Он пил из них и чувствовал эту связь.

Это делало их кровь ещё слаще.

Он так долго жил призраком.

Он дрейфовал на окраинах этого мира.

Он потерял всё, скорбел обо всём, ненавидел всё, и тем не менее он терпел это.

Год за годом, десятилетие за десятилетием… век за веком.

До сих пор он был осторожным.

Скрытным.

Безмолвным.

Он избегал своих сородичей.

До недавних пор он избегал людей, пока голод не одолевал его.

Он охотился в тенях.

Он наблюдал из теней.

Он существовал лишь в тенях.

Возможно, так его и нашёл Тень.

Чужестранец всегда полагал, что все представители его вида, за исключением некоторых, делали то же самое, жили так же, как и он. Он думал, что они избегают внимания. Он думал, что они стараются, чтобы их не видели, не находили, не ловили, не идентифицировали. Он думал, что они вместе скрывались от человечества. Он думал, что они избегали человеческих властей. Он предполагал, что большая часть их существования и даже их личностей сводилась к тому, чтобы оставаться невидимыми в человеческом мире.

Теперь, конечно, Чужестранец усомнился в этом.

Этот другой, этот Тень, жил настолько иначе.

Он жил совершенно, совершенно иначе.

Он жил так громко… намного громче… намного виднее, чем Чужестранец, по крайней мере, с тех пор, как они отняли его душу.

Чужестранец жил под землёй. Он жил как люди-кроты¹. Он помнил, что в детстве, ещё будучи человеком, он видел документалку про них. Тогда это его напугало. Люди, жившие под землёй, ужасали его, словно они эволюционировали в совершенно иной биологический вид. Они жили в канализации и туннелях метро, собирали еду, мусор и делились найденным.

Теперь он питался людьми, которых находил под землёй.

Он ел их, но они были роднее ему, чем этот мужчина в его руках.

Тень жил наверху.

Он жил как рок-звезда, знаменитость.

Даже когда он не играл в бога перед людьми, он работал на них.

Чужестранец считал это таким тревожащим. Это нервировало его — наблюдать, как другой живёт, будто он не был тем, чем он был; видеть, как другой так открыто и дерзко показывает свои отличия. Он жил как человек. Он трахался и любил как человек. У него была семья и друзья как у человека.

Семья, которую он выбрал, даже не состояла из вампиров.

Даже сейчас с ним не жило ни одного вампира.

Его ковен состоял из людей и гибридов, полукровок и чистокровных.

Это неправильно.

Всё в этом было неправильным. Богохульственным.

Неестественным.

Он невольно считал это иллюзорным, даже мрачно депрессивным. Этот другой, Тень… он, похоже, упивался тем, что притворялся человеком. Возможно, он даже считал себя человеком, пусть и в некой модифицированной манере. Возможно, он убедил себя, что это правда, что он всё ещё жив, что он всё ещё тот мужчина, которым был до того, как они выдрали самую важную часть его сущности.

Возможно, другой цеплялся за это.

Возможно, он цеплялся за обрывки своей человечности.

Возможно, он ментально слаб и не мог посмотреть в глаза правде.

Чужестранец решил, что другой должен верить в это. Когда Чужестранец держался за некую иллюзию того, кем он был раньше, за эту призрачную тень жизни, эхо его прежней сущности… он мог избегать взгляда на то, кем он стал.

Он мог не смотреть в лицо тому, кем он поистине стал.

Чужестранец никогда не думал вести себя так.

От одной лишь мысли об этом та человеческая жизнь казалась ещё более далёкой.

Он чувствовал себя ещё более мёртвым.

Он и был мёртвым.

Он мёртв уже долгое время.

Хуже того, он был мёртвым животным… уже не человеком, ибо человеку даже в смерти нужна душа. Без души он мог быть лишь зверем.

Звери жили как звери.

Когда звери притворялись людьми, они становились выродками.

Они становились богохульством.

Испуганный, булькающий, человеческий звук повторился.

Это был крик.

Слишком тихий, чтобы его мог услышать человек, он донёсся из-под ладошки, зажимавшей маленький ротик. Некто кричал в свою плоть и кожу, и теперь он также слышал дыхание. Он слышал панику, заставлявшую маленькое сердечко колотиться в груди.

Он слышал тяжёлое дыхание.

Он слышал скулёж и тихие всхлипы.

Он слышал так много.

Это больше не беспокоило его.

В отличие от другого, Чужестранец не обманывал себя относительно своей сути.

Лишь люди переживали из-за страха и боли других людей.

Он же был зверем.

Он плавно поднялся на ноги.

Для него тихие всхлипы, тяжёлое дыхание и скулёж означали лишь еду.

Они означали лишь цель.

В конце концов, он пришёл сюда за кормлением не просто так.

Он пропустил одного.

Он оставил кого-то в живых внутри.

В своём разуме он не видел существо сродни ему самому.

Он видел котёнка или, возможно, ягнёнка, стоявшего над трупом и блеющего от страха. Это существо плакало. Блеяло. Мяукало. Оно ждало спасения. Оно просило своих богов о помощи, о спасении. У существа была душа, но ему было уже всё равно.

Оно ждало, когда ему скажут, что этот ужас нереален.

Но зверь знал, что всё реально.

Это реально.

Неестественно, возможно… но реально.

Он никогда не смог бы объяснить это ребёнку. Ребёнок был безутешен. Он нашёл одного из своих, лишённого жизни, и теперь пищал как котёнок, брошенный под дождём.

К такому одиночеству Чужестранец всё же чувствовал некую жалость.

Он не мог его оставить.

Он не мог бросить его в таком же одиночестве, в каком жил сам.

Он скользящей походкой подошёл к гаражной двери, ведущей в двухэтажное здание. Он прошёл мимо ещё одного — мимо останков пищи, которые он бросил на ступенях.

Он едва взглянул в лицо.

Половину из них он схватил здесь.

Другую половину он поймал за возвращением после какого-то вечера вне дома.

Он ждал их.

Он ждал часами.

Он заново вошёл в дом.

Прямо за дверью находилось длинное неформальное фойе.

Передняя. Раньше эту комнату называли так. Стиральные машины и шкафчики выстроились вдоль стен, начинаясь сразу за низенькими полочками для ботинок и туфель. Когда Чужестранец был ещё жив, у его человеческой матери была похожая комната. В отличие от этого помещения, соединявшего кухню с гаражом, передняя его матери вела из заднего двора в отдельную прачечную комнату.

Он прошёл мимо вешалок для верхней одежды и зонтов.

Кухня перетекала в огромное пространство гостиной с мониторами на двух стенах из трёх, старомодную столовую, зону отдыха с прозрачными диванами и креслами, подстраивающимися под тело отдыхающего.

Он не нашёл там мяукающего котёнка.

Он поднялся по лестницам.

Здание должно быть старым, раз тут вообще имелись лестницы, но они модифицировали дом новыми технологиями, новыми способами связи с миром. Как только он сделал первый шаг, ступени стали двигаться вместе с ним, гладко ускоряя его подъём на второй этаж. Они также схватывали его ногу в ботинке на каждом шагу, не давая упасть. Они отпустили его подошвы сразу же, как только он поднял ногу на следующую платформу.

Он за секунды добрался до второго этажа.

Мяуканье прекратилось.

Чужестранец склонил голову набок.

Теперь он был достаточно близко.

Он слышал дыхание.

Он слышал такое громкое дыхание.

Должно быть, оно услышало механизм лестниц. Инстинкт самосохранения заставил его умолкнуть. Это могло сработать раньше, в исключительно человеческом мире.

В этом мире, где на неё охотился Чужестранец, это его даже не замедлило.

С другой стороны, её судьба была решена ещё до того, как он поднялся по лестницам.

Ещё до того, как он открыл дверь передней.

Как только он услышал её первый всхлипывающий крик…

…ребёнок уже был трупом.

Глава 2. Плохие сны

Ник резко проснулся.

Он чувствовал тошноту.

Ему реально казалось, что его может стошнить.

Но это безумие. У вампиров не бывало рвоты.

Их не тошнило вот так. Никогда. Ни по какой причине.

Он смотрел в белый гипсовый потолок, пока это понимание откладывалось в его сознании. Он обеими руками сжимал матрас, мечтая иметь возможность стереть все воспоминания об этом тошнотворном и искажённом сне из своего разума. Почему, бл*дь, ему не снятся эротические сны, как любому нормальному человеку?

Ну почему ему не могло присниться то, как он трахает свою жену?

Эта мысль вызвала густую, жаркую волну желания.

Это противоречило отвращению, которое он чувствовал несколько секунд назад.

Но его разум вроде снова заработал — может, от шока и желания потрахаться, пока он отчаянно мечтал стереть те последние образы из сна, мысли из сна, запахи из сна. Больше всего ему хотелось принять душ. Ему хотелось привести мысли в порядок. Может, это даже заставит его забыть увиденное… то, что показало ему его извращённое вампирское воображение, пока он спал.

Неудивительно, что вампиры не спали.

Ник потёр лицо рукой.

Почему, бл*дь, он спал? Почему это продолжало происходить?

Он окинул взглядом комнату, заметив несколько лучиков солнечного света, пробившиеся сквозь щёлки между плотными, блокирующими солнце и безопасными для вампиров шторами. Слава Богу, ни один из этих лучиков не попадал на кровать, но тот факт, что они вообще пробивались, говорил, что она убежала в спешке.

Должно быть, проспала.

Должно быть, она торопилась и как-то проделала это всё, не разбудив его, и потому Ник не помнил её ухода.

Может, он всё ещё восстанавливался, сам того не осознавая.

Даже сейчас ему было сложно проснуться полностью.

Он знал, где он.

Он прекрасно знал, где он.

Его вампирскому зрению не нужно было адаптироваться к почти полной темноте, как это делали человеческие глаза.

И всё же он чувствовал себя дезориентированным, сбитым с толку, почти слепым.

Он силился сделать так, чтобы комната вокруг ощущалась реальной.

Какая-то часть его до сих пор находилась в том другом мире, слушала тот другой голос.

То другое место всё ещё стояло перед его глазами. Образы из того другого дома толпились и боролись за его внимание. Он слышал ребёнка, плачущего, тяжело дышащего и скулящего на втором этаже. Он видел, где стоял хозяин другого голоса, пока крался и охотился, пересекая дом.

У его матери тоже была передняя.

Как и сказал тот странный голос, она вела на их задний двор.

Ник моргнул, но всё ещё видел ту миленькую ретро-кухню с голубыми кухонными принадлежностями и стенами.

Он видел гостиную с высокотехнологичными гаджетами и модной мебелью из органики, подстраивающейся под тело и совместимой с виртуальной реальностью.

Но не это он искал в темноте.

Он искал её.

Девочку.

В этот самый момент он услышал внизу крик.

Ник буквально выпрыгнул из кровати.

Он двигался так быстро, что сломал бы себе шею, будь он ещё человеком. Он двигался так, будто находился в разгаре сражения, будто проснулся в окружении вооружённых солдат, атаковавших всех в доме.

Пребывание в том извращённом вампирском сознании несколько минут назад не помогало.

Он пронёсся через комнату и вниз по лестнице, не издав ни звука.

Он легко приземлился в самом низу ступеней.

Он стоял там, напрягшись всеми мышцами и глядя на гостиную своей девушки.

Или жены.

Гостиную его жены.

Во всяком случае, в сознании Ника она была женой.

Он мельком увидел перед своими глазами ту другую гостиную. Он увидел более современную мебель, множественные экраны, современный диван с ВР, лестницы с сенсорами и движущимися ступенями вплоть до второго этажа.

Но дом Уинтер был более простым.

Более тёплым.

Более домашним.

Он силился видеть сквозь другие образы.

Он вообще не хотел видеть те другие образы.

Он старался полностью вытащить себя из того другого места, дома семьи, где тот сломленный вампир в сознании Ника убил всех, оставив их мёртвые осушенные тела и полные ужаса лица, чтобы их нашёл кто-то из близких.

Одна лишь мысль об этом теперь вызывала в нём тошноту.

Вампиров не тошнило, но, похоже, это не особо имело значение.

Это было сродни тому отвратительному извращённому дерьму, которое Ник помнил со времени после своего превращения в вампира, когда он каждый день имел дело с Бриком и Дорианом, а тем нравилось играть с едой, терроризировать людей, получать садистское удовольствие от власти, которую они имели над ними. Они никогда не ограничивались простым кормлением.

Они насиловали, манипулировали, контролировали, унижали.

Иными словами, они были засранцами.

Миновав стадию новорождённого, Ник больше не хотел этого дерьма в духе серийных убийц, как его прародитель и его правая рука.

Даледжем спас его от этого.

Уинтер (ещё до того, как она умерла и переродилась в женском теле) спасла его.

Он так сильно любил её за это.

Обе её версии.

Всё ещё силясь вытащить свой разум из того другого места, Ник моргнул и посмотрел на диван перед собой.

Сосредоточив взгляд, он увидел маленькую девочку, сидевшую в куче пушистых голубых и розовых одеял и мягких игрушек. Она потёрла глаза, моргая, как и он сам. Она слегка тяжело дышала, переводя дыхание после какого-то сна. Её взъерошенные волосы выглядели так, будто у неё на макушке подрались две шипящие кошки.

Она переползла через огромную, чрезвычайно пушистую фиолетовую подушку и села между мягкими игрушками — единорогом и динозавром.

Та же маленькая девочка, которая спала на этом диване, когда Ник видел её в последний раз, внезапно заметила, что Ник стоит рядом.

Окинув его беглым взглядом, она разинула рот.

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами, и у неё отвисла челюсть.

Она выглядела абсолютно и бесповоротно шокированной.

Она выглядела так, будто он взорвал её маленький мозг видящей.

Ник нахмурился.

Затем, сообразив, что её шокировал действительно он сам, он посмотрел на себя.

Он был голым.

Он был абсолютно голым, бл*дь.

Он ничего не сказал.

Он понёсся обратно вверх по лестницам. Он врезался в шкаф и буквально ввалился в него, натянул трусы и штаны, следом футболку, затем схватил с вешалки более плотную рубашку, накинув ту поверх футболки.

Каждый предмет одежды он надевал с хмурой гримасой на лице.

Ну хотя бы он знал, что ребёнок не пострадал.

Хотя бы он знал, что вампир не свернул ей шею.

Она в полном порядке.

Почему, чёрт возьми, она закричала?

Его гарнитура на прикроватной тумбочке издала сигнал.

Ник мрачно подошёл туда, схватил её и вставил в ухо.

На другом конце линии раздался голос его жены, прозвучавший куда бодрее, чем его собственный.

— Ник? — её тон сделался чуть резче. — Вы с Тай в порядке? Что происходит?

— Мы в порядке. Ребёнок только что наградил меня сердечным приступом, заорав во всю глотку на диване, — он говорил также хмуро, поправляя плотную ткань на плечах и сводя полы на груди. Он тут же застегнул фланелевую рубашку с длинными рукавами. — Но всё в порядке, дорогая. Ребёнок просто напугал меня, как я и сказал.

— Она кричала? — тревога Уинтер сделалась более выраженной. — Ты только что сказал, что она кричала внизу? Почему? Почему она кричала?

Ник пожал плечами, позволяя ей увидеть это через его аватар.

— Дурной сон? Не знаю. Я как раз собирался узнать.

— О. Ладно.

Она поколебалась, будто все ещё волновалась.

— Дорогая, — он жалел, что не мог почувствовать её через связь крови — видимо, он проспал дольше, чем думал. — Мы в порядке. Мы оба в полном порядке. Возвращайся к работе. Я введу тебя в курс дикого воображения детского мозга, когда ты вернёшься.

Подумав об этом, он снова помрачнел.

— Если так подумать, почему она здесь? Почему она не в школе? — он прорычал эти слова, уже приготовившись пропесочить ребёнка за прогул… повторный… но не успел.

Уинтер обломала его почти-родительское возмущение до того, как он успел распалиться.

— Расслабься, папа-медведь. Сегодня у неё свободный день. Учителя занимаются административными делами. А все дети свободны. На самом деле, я прямо сейчас вижу многих из них через окно; эти ленивые жопки выбрались из общежитий. И в поле зрения не видно ни одной книги и ни одного школьного планшета.

— О.

— Я собиралась сегодня уйти пораньше, чтобы мы смогли провести время вместе, но, похоже, освобожусь не раньше четырёх, — сказала она с сожалением. Ник видел через аватар, что она скорчила обиженную гримаску, и почувствовал, как его член дёрнулся. — Может, тогда вечером? Мы можем все пойти на тот виртуальный фильм в городе… ну, тот новый. Там якобы гигантский космический кальмар атакует корабль. И ты как зритель чувствуешь слизь, и щупальца, и всё такое.

Ник издал фыркающий смешок.

— Звучит изумительно.

— Вот и я о том, — Уинтер, кажется, говорила серьёзно. — Тай будет в восторге. Я думала, что стоит пригласить Мэла и Кит.

Ник снова слегка нахмурился.

В последнее время эти двое были слишком уж влюблёнными голубками. И всё же он не прочь увидеться с ними… с ними обоими. Он несколько дней не разговаривал с Кит. С Мэлом общался больше недели назад. Он хотел узнать, как у них дела.

Даже если для этого придётся терпеть то, как они лапают друг друга.

Даже если ему придётся делать вид, будто он не замечает на них постоянного запаха секса.

Эти двое много занимались сексом.

И да, ладно, Ник сам в этом плане не безгрешен.

Но ему очень хотелось, чтобы ему не приходилось это нюхать.

Или ещё как-то узнавать об этом.

Бл*дские вампирские органы чувств.

Но теперь он расслаблялся по-настоящему.

Он также чувствовал, что у него начинается стояк, и вовсе не от Кит или Мэла.

Он знал, что это, как и расслабление, стопроцентно связано с Уинтер.

— Хаос с монстром-кальмаром звучит здорово. Пригласить Кит и Мэла — тоже, — выдохнув, Ник глянул на дверь спальни. Он осознал, что не хочет обрывать вызов. Но она на работе. Она позвонила убедиться, что он в порядке, и он в порядке. Ему надо отпустить её к делам.

Он выдохнул, не скрывая своего нежелания.

— Ладно, я сейчас отпущу тебя, жена. Пойду поговорю с ней. И может, вытолкаю на улицу, чтобы она побыла на солнышке и свежем воздухе, порезвилась в выходной… чтобы не торчала весь день в темноте со мной и не играла в видеоигры со своим странным квази-папой и вампирским приятелем.

Уинтер фыркнула.

— Или ты мог бы взять её в город. Вы вдвоём могли бы сходить на пляж. Может, я даже встречусь с вами в Нью-Йорке, когда закончу здесь. Мы могли бы сходить на кальмара в городе. Так Мэлу и Кит не придётся тащиться на поезде сюда.

Теперь Ник представлял свою жену в бикини.

Должно быть, она почувствовала часть этого даже без связи крови.

— Эй, извращенец, — притворно пожурила она. — Сосредоточься. Иди поговори с нашим птенчиком. Выполни свою родительскую роль. Хотя бы попробуй вести себя как ответственный взрослый.

— Ладно, — он снова вздохнул с неохотой. — Пошёл.

— И прекрати думать о сексе, — проворчала она. — Ты громкий. И сейчас это ужасно отвлекает.

На это Ник не ответил.

И всё же какая-то его часть чувствовала, что она не шутит.

Однако вместо того, чтобы отвлечь его от секса, это произвело прямо противоположный эффект.

— Мы встретимся с тобой там, — сказал он. — Надень бикини.

Она издала полусмешок.

Затем повесила трубку.

Глава 3. Эхо снов

После того, как его жена завершила вызов, Ник обошёл их общую кровать кинг-сайз. Закончив застёгивать пуговки рубашки, он направился к двери спальни.

Он проделал это, может, вдвое медленнее, чем в первый раз за сегодня, но всё равно двигался как вампир, а не как человек. Он всё равно двигался быстро. Но не на полной скорости, типа-сражаясь-в-вампирской-войне-голышом. Но и не намеренно медленно, как он двигался, когда старался не пугать людей.

Когда он во второй раз по-кошачьи приземлился на ковёр у основания лестниц, он был полностью одет.

Тай усмехнулась.

Когда он не отреагировал, она скрестила руки на груди и снова усмехнулась.

Он мрачно посмотрел на ребёнка, тоже скрещивая руки и зеркально повторяя её позу.

— Ты белый, — проинформировала его Тай во время этой паузы. — Ну типа, я знала, что ты супер бледный. Я знаю, что ты должен быть таким, потому что ты вампир, и у вас у всех такая странная белая кожа, и удлиняющиеся зубы, и кровавые глаза. И да… я это видела, конечно. Я видела твои руки и лицо. Но ты реально, реально, РЕАЛЬНО белый, Ник. Типа, пугающе белый. Когда у тебя всё тело такое, это очень жутко. Ты как призрак, Ник. Мёртвый призрак. Или зомби, Ник. Типа… белее молока. Белее, чем…

— Что случилось? — перебил он. — Почему ты кричала?

Она моргнула.

— Это Уинтер тебе звонила? Она звонила тебе из-за меня?

— Да.

— Почему? — потребовала она. — Что ты ей сказал?

— Ничего.

— Ты явно сказал ей что-то.

— Мы попозже пойдём в кино. И, может, на пляж. С твоим братом и Кит, — он увидел, как загорелись её глаза. Прежде, чем она снова успела отвлечь его, он понизил голос до рычания. — Ребёнок. Я ещё раз спрошу у тебя. Почему ты кричала?

Она нахмурилась.

Она явно хотела спросить про фильм. И про пляж. И про брата. И наверняка сказать что-нибудь про Кит, которую она совершенно боготворила.

Затем, как будто подумав над вопросом Ника, она пожала плечами.

Он ждал.

Но получил лишь то пожатие плечами.

— Это что было? — Ник резко показал на неё, слегка помрачнев. — Это пожатие плечами типа «не знаю». Это что должно значить, ребёнок? Я должен догадаться, что это значит? Типа, это передаёт действительную информацию?

Она фыркнула со своим пред-подростковым пренебрежением.

— Ты не знаешь, что означает пожатие плечами? — она опять фыркнула. — Я думала, ты, типа… умный?

— А я думаю, что ты нахалка и всезнайка, — парировал он.

Обычно она захихикала бы, но в этот раз не сделала этого.

— Зачем звонила мисс Джеймс? — потребовала она.

— Почему. Ты. Кричала. Тай.

Она раздражённо выдохнула, сжимая пушистую подушку.

На секунду Нику показалось, что она подумывает запустить этой подушкой в него.

Затем что-то в выражении её лица изменилось.

На мгновение её голубые как лёд глаза расфокусировались.

Она не сводила взгляда с его лица, но Ник видел, как побледнела её кожа. Она сделалась почти такой же бледной, как и он. Её неземные глаза видящей не отрывались от его прозрачных вампирских радужек, похожих на потрескавшийся хрусталь.

Ник нахмурился.

Он обернулся через плечо на лестницы, затем посмотрел обратно на неё.

Почему казалось, будто она испугалась его?

Она его никогда не боялась.

Почему она вообще смотрела на Ника? Или она смотрела сквозь него? На какую-то штуку видящих, которую он не способен видеть? Нечто в эфире, что его вампирские уши не могли уловить? Могла ли она общаться с Уинтер прямо сейчас? Через эту штуку между видящими?

Она обычно не уклонялась от его вопросов с таким упорством.

Она никогда не упрямилась в серьёзных вопросах, которые он ей задавал.

— Ты знаешь, почему я кричала, Ник. Ты уже сказал мисс Джеймс, — Тай закусила губу. — Мне приснился дурной сон, — откинувшись на диван, она скрестила руки на груди. — Ну, или я думаю, что это был дурной сон.

Ник снова нахмурился.

— Ты думаешь, что это был сон? — спросил он. — Что ещё это могло быть, ребёнок?

— Не знаю. Чужой сон?

Ник вздрогнул.

Он также проигнорировал намёк на вопрос.

— Что за плохой сон? — спросил он вместо этого. — Хочешь поговорить об этом?

— Не знаю, — Тай изучала его лицо. — Там был ты, Ник.

То холодное чувство ещё глубже просочилось в его нутро.

Похоже, она это тоже почувствовала.

Чёртов сверхъестественный ребёнок видящих, способный читать разум вампиров.

Ник всё ещё имел склонность недооценивать то, как много Тай могла уловить из его разума, и то, какими ясными его мысли были для неё.

Словно вновь услышав его, Тай нахмурилась.

— Это был твой сон? Или его? — спросила она, заново скрещивая руки на груди. Она поджала свои маленькие, характерные для видящих губки бантиком. — Это я затянула тебя туда? Или ты притянул меня туда? Обычно я могу это чувствовать… хотя бы немножко. Я улавливаю разницу. Если это я… или ты… или кто-то другой. Но на сей раз я не могла почувствовать. На сей раз я не знаю.

Тай нахмурилась, всё ещё изучая его лицо.

В её глазах проступило нервное выражение.

Её голос звучал немного испуганно.

— Я правда не могу понять, Ник. Я не могу понять.

Ник не ответил.

Он честно не знал, как ответить.

Он не хотел пугать её ещё сильнее. Он не хотел делиться с ней какой-либо частью своего извращённого сна. В то же время он явно видел, что она пытается что-то ему сказать.

А может, спросить его о чём-то.

Ник меньше всего хотел отгораживаться от неё.

Он посмотрел на неё, ожидая, когда она объяснит, и не понимая, почему он так сердит на неё. Ну, не на неё. Он не сердился на неё.

Его раздражал этот разговор.

Слишком раздражал. Раздражение уже граничило со злостью.

Может, он ожидал, что она объяснит, что его разбудило. Может, он хотел знать, почему проснулся ещё до того, как она закричала. Может, он хотел знать, почему вообще уснул и как проспал уход его жены несколько часов назад.

На его щеке дёрнулся мускул, пока он ждал, когда Тай объяснит, почему она закричала, почему сейчас так смотрела на него, и что ей снилось.

Мгновение спустя он осознал, что боится.

— Что тебе снилось? — спросила она у него.

В её голосе звучали лёгкие обвиняющие нотки.

Ник вновь сосредоточил взгляд на ней.

Эти бледные ледяные глаза напряжённо изучали его.

Он всё ещё чувствовал себя странно, будто находился не полностью в своём теле.

В то же время он невольно слышал нотки страха в её голосе.

Он знал, что это хотя бы отчасти вторит его чувствам.

Снова вспомнив, что она видящая, и к тому же чертовски могущественная, Ник осознал, что в глубине души боялся — вдруг он разделил с ней тот ужасный психотический кошмар. Он беспокоился, что она побывала в его голове. Он беспокоился, что она видела, слышала и чуяла то же, что и он — мёртвые тела, кровь, маленькую девочку.

Больше всего он беспокоился, что каким-то образом затащил тот больной, извращённый голос в её сознание, что она оказалась в голове этого мудака, и это ужаснуло её.

Это ужаснуло её настолько, что она закричала.

Он осознал, что его мысли возвращаются к тому дому, к той маленькой девочке.

Как, бл*дь, его разум вообще сотворил такое?

Последнее, что он помнил до этого — как обвился всем телом вокруг Уинтер, и как её сердце громко стучало у самой его кожи, пока она приходила в себя после секса.

Он смотрел, как она засыпает.

После этого… ничего.

Вообще ничего до этого сна.

Он был вампиром… он вообще не должен был видеть сны.

Но Тай знала. Откуда Тай знала? Как она вообще могла что-то знать о снах Ника, если он не делился ими с ней? Его спящий разум реально просочился в её сознание? Он наградил ребёнка кошмарами просто из-за того, что они находились под одной крышей?

До этого он видел сны лишь об Уинтер, его паре. Она снилась ему ещё как Даледжем.

Она также снилась ему такой, как сейчас.

У него даже бывали сны о ней, полные страха; сны, где ей грозила опасность.

У него бывали эротические сны о ней.

Каким бы ни был сам сон, Уинтер всегда фигурировала в нём.

Ему никогда не снился никто другой.

Никогда. Ни разу с момента его обращения.

И всё же тот, кто приснился ему этой ночью, определённо не был Уинтер или Даледжемом.

Это не была Тай, Мэл, Кит или кто-то из его приятелей-копов.

Какого чёрта с ним не так?

Почему он даже сейчас чувствовал это присутствие в себе?

Он отравлял этот дом? Отравлял свою жену? Тай?

«Ник».

Ник вздрогнул.

Он резко повернул голову.

Его позвала не Тай. И не Уинтер.

Тай больше не сидела там. Голос, доносившийся с дивана, изменился, исказившись в тёмное, низкое, холодное, извращённое, протяжное, разрозненное рычание.

«Ник… ты можешь меня слышать? Ты можешь меня видеть? Мы… реальны? Даже без души?»

Ник острее сосредоточился на сидящем там существе.

Тай определённо исчезла.

Сменившее её существо было огромным.

Широкие плечи. Полностью чёрная одежда.

Мужчина.

Размером примерно с самого Ника.

Чёрные бинты-повязки покрывали нижнюю часть его шеи и часть плеча. Но эти повязки местами сползли, оставляя просветы.

Что-то в этих просветах было не так.

Что-то было неправильным.

Тёмная шляпа скрывала большую часть его лица.

Из-под неё проступали две радужки из потрескавшегося хрусталя с расширенными чёрными зрачками. Они светились в темноте, улавливая тот свет, который не могли видеть люди. Это несомненно были глаза вампира.

Они смотрели на него пустым взглядом.

Даже по вампирским меркам они выглядели пи**ец какими мёртвыми.

Типа, свет горит, а дома никого нет.

Они смотрели из пустых глазниц под старомодной шляпой, которую мог бы носить детектив ХХ века из фильмов, которые Ник смотрел, когда ещё был человеком, когда ходил под солнцем, катался на доске с друзьями, на настоящем пляже с настоящими волнами, чайками, выдрами и морскими львами.

Детектив… а может, шпион эпохи холодной войны.

С чёрной шляпой незнакомый вампир носил перчатки, длинный плащ, чёрные брюки, массивные чёрные ботинки с чёрными шнурками, чёрный ремень.

Серебряные часы украшали его запястье.

Что-то в часах тоже показалось Нику знакомым, но таким же давним и далёким, как и странная ретро-одежда.

«Человек-невидимка».

«Вторжение похитителей тел».

«Тень»².

Ник представил за этими бинтами кривую, надломленную улыбку.

Он вообразил себе зомби.

А может, вообще ничего.

Всё в этом бл*дском призраке было неправильным.

Он не должен быть здесь.

На самом деле, это Ник не должен быть здесь.

Он находился не в том месте.

«Нет, — существо покачало своей головой и скрытым в тени лицом. — Нет. Это неправильно».

Какая часть?

Какая часть этого была неправильной?

С другой стороны, ничто из этого не было правильным.

Само пребывание Ника здесь больше не казалось ему правильным.

Ничто не было правильным, кроме его близких, и он намеревался забрать их с собой.

Нику казалось, что они тоже не в том месте.

«Ты не можешь заполучить их. Не можешь».

Искажённый, холодный, отдающийся эхом голос заполнил уши Ника. Что-то заставило его вздрогнуть. Что-то в том тоне заставило его закрыть глаза, прогнать этот образ.

«…Ты не можешь заполучить их. Не можешь. Ты украл это у меня. Ты украл у меня всё. Мне надо, чтобы ты это вернул. Потом я уйду. Я покину это место».

Ник не понимал.

Он даже не пытался понимать.

Он не хотел понимать.

«Ты не можешь заполучить их, — повторило существо. — Я не позволю тебе снова украсть их у меня. Я не позволю тебе бросить меня. Я не…»

Ник поморщился, закрывая глаза.

Он не хотел знать, о чём говорит… эта… штука.

Но он знал.

Ник осознал, что прекрасно понимает, что имеет в виду это существо. Что более важно, он прекрасно понимал, кого имеет в виду это существо.

Он просто не хотел.

Он ничего не хотел об этом знать.

Он бы убил другого мужчину, если бы мог. Он бы голыми руками разорвал его на куски. Он был полностью стёр его из бытия.

И всё же реакцией Ника стала не агрессия и не злость.

Вопреки угрозе, которую он слышал в словах Чужестранца, он не чувствовал той интенсивной, оберегающей ярости, которую прежде испытывал, слыша такие угрозы. Он не чувствовал того, что ожидал испытать, если бы кто-то угрожал его жене и друзьям.

Вместо этого в его нутре зародился холодный страх.

Глубинный ужас.

Ужас из-за того, что ничто и никогда больше не будет правильным.

На долю секунды эти ощущения полностью парализовали его.

Ник даже не мог сказать, кому принадлежали эти чувства.

Он правда не знал, принадлежали ли они этому существу или ему самому.

Глава 4. В замедленной съёмке

Ник проснулся как от толчка… хватая воздух ртом, задыхаясь.

Но это было неправильно.

Неправильно.

Ему не нужно было дышать.

Ему не нужно было дышать, бл*дь. Он не задыхался. Он в полном порядке. Он же чёртов вампир, во имя всего святого.

Вспомнить об этом помогло.

Хотя бы это начало его успокаивать.

Он был на диване. Он лежал на диване Уинтер.

Что, бл*дь, он делал на диване? Как, чёрт подери, он заснул? Разве он не должен был отправиться в город? С ребёнком? Они с Тай должны были поехать в город на поезде и попозже встретиться с Уинтер на одном из пляжных курортов в центре.

Сколько времени прошло?

Ник реально отключился?

Последнее, что он помнил — как разговаривал с той штукой на диване.

Ник помнил, как эта штука на диване разговаривала с ним.

Он помнил те вампирские глаза, странную шляпу, перчатки, перевязанное бинтами плечо. Та штука сидела прямо там, где теперь развалился Ник, наполовину запутавшись в пушистых одеялах и подушках Тай. Ник посмотрел вниз на своё тело, но никто и ничто не делило диван с ним.

На его ногах сидели мягкие игрушки — зайчик и слон.

Подушка в виде улыбающегося смайлика лежала наполовину под его ногами.

Что, бл*дь, случилось? Где ребёнок?

Какого чёрта с ним не так?

В последний раз он ощущал нечто подобное, когда они с Уинтер начали образовывать связь. Он пребывал в очень странном состоянии, постоянно видел сны о ней, о Даледжеме, о воспоминаниях, которые он забыл, пока не начались эти сны. Он начал спать впервые лет за двести. У него бывали странные сны наяву, и практически постоянно хотелось секса.

Но ничто из того не ощущалось вот так.

Ничто и рядом не стояло.

Во время образования их с Уинтер связи Ник иногда чувствовал вину за такие сны, особенно учитывая, что многие сны про Даледжема носили сексуальный характер… некоторые были глубинно и тревожно сексуальными… и знакомыми, и эмоционально интенсивными. Они пробуждали в нём такие реакции, что ему почти казалось, будто он изменяет Уинтер.

Ему казалось, будто он ведёт какую-то двойную жизнь во снах, где он состоит в браке с кем-то другим… с мужчиной-видящим, которого Ник помнил с поразительной ясностью.

Как оказалось, тот мужчина-видящий и был Уинтер.

Как только Ник это узнал, его чувство вины исчезло.

В конечном счёте и сны тоже померкли.

Но даже в худшие моменты ничто не ощущалось так, как сейчас.

Ничто не переполняло Ника ужасом, как сейчас.

Он даже не знал, спал он или бодрствовал.

Он снова видел сны? Вся та ситуация с мужчиной на диване была лишь очередным сном? Он был с Тай, говорил с Тай… и внезапно тот вампир оказался здесь, на диване Уинтер. Это не могло быть реальным.

Не существовало никакого сценария, при котором это могло быть реальным.

То есть, сейчас всё реально?

Ник усилием воли сфокусировал взгляд.

Он почувствовал, как с болезненной медлительностью возвращается к пониманию, кто он и где находится. Это ощущалось так, будто он плыл к свету, будто какая-то часть Ника тянулась к свету после погружения в глубины тёмного океана. Медленно, болезненно медленно остальная часть гостиной проступила перед его глазами. При этом боль достигла его сердца.

Теперь это и его дом тоже. Он жил здесь. По какой-то причине, которую он не до конца понимал, он не полностью признавался в этом самому себе, но чувствовал это. Он чувствовал это всюду вокруг него, пока гостиная проступала перед его глазами.

Действительно ли он теперь бодрствует?

Гипсовый потолок выглядел нормально… он выглядел таким же, как прежде.

Потолочное освещение было включено.

Солнечный свет лился в окна кухни. Они с Уинтер установили там безопасное для вампиров стекло, так что фильтрованный свет даже не вредил ему. Судя по углу, под которым лучи лились через окно в кухонной двери, Ник осознал, что был без сознания недолго.

Час… максимум два.

Судя по углу падения света, всё ещё было утро.

До полудня оставалось ещё больше часа.

Ник вспомнил, что вчера должен был позвонить в стекольную компанию и забыл. Уинтер хотела поставить такое же стекло в их спальню, чтобы ей не приходилось постоянно паниковать и беспокоиться, что она забыла задёрнуть шторы, не пропускающие свет.

Он позвонит сегодня. Когда будет ехать в поезде.

Когда они с ребёнком поедут в город.

Ник осознал, что он не один.

От этой мысли он резко повернул голову, наполовину приподнявшись.

Когда он сделал это, кто-то рядом отпрыгнул.

Этот кто-то двигался легко, по-кошачьи.

С вампирской точки зрения Ника казалось, что всё происходит медленно. Благодаря способности вампиров засекать движения и ощущения он подметил каждый нюанс.

И всё же он знал, что с точки зрения человека или видящего это случилось мгновенно.

Он, наверное, до чёртиков напугал этого кого-то.

По какой-то причине он ожидал увидеть Уинтер.

Там стояла Тай.

Ник моргнул, глядя на её маленькое личико. Он подметил её губки бантиком, широко раскрытые опешившие глаза, спутанные и взъерошенные волосы. Она обеими ручками стискивала мягкую игрушку — радужного единорога. Её голубые как лёд глаза смотрели на него, выражение лица оставалось озадаченным.

— За дверью кто-то есть, — сказала она.

Ник уставился на неё, не соображая.

Несколько секунд он даже не шевелился, хотя всё ещё панически дышал, несмотря на то, что его телу больше не требовался кислород.

В голосе Тай зазвучала спешка.

— За дверью кто-то есть, — повторила она. — Они громко стучат. Мисс Джеймс беспокоилась. Она сказала, что увидела это через систему безопасности. Она сказала мне позвать тебя. А потом сказала мне спрятаться.

Ник старался привести мысли в порядок.

Он поднял руку с пледа и потёр лицо. Он глянул на себя и понял, что хотя бы он всё ещё одет под одеялами.

Он хмуро посмотрел на ребёнка.

— А Уинтер… мисс Джеймс… сказала, кто это? Кого она видела на камерах?

— Нет.

Он поколебался, гадая, стоит ли спрашивать.

Он реально отрубился? Прямо перед ребёнком?

Он напугал её?

— Нет. Не напугал, — Тай поджала губы. — Но это было супер странно. Ты просто стоял там… как зомби. Когда я встала и пошла к тебе, ты обошёл журнальный столик и лёг на диван. И заснул.

Ник нахмурился.

— Серьёзно?

Она медленно кивнула.

— Ага. Это было супер странно.

Ник старался включить свой разум обратно в работу.

Тот засранец всё ещё стоял перед его глазами.

Тот холодный, как будто стеклянный взгляд. Странная одежда. Запах крови и смерти.

Тай снова заговорила.

— Я его тоже видела, — сообщила она. — Не думаю, что это был сон.

Ник помрачнел, глядя на неё. Он собирался возразить и сказать ей спрятаться, но она продолжила первой.

— Ну… это мог быть сон, — признала она. — Но если так, то я тоже видела этот сон. Но думаю, что я снова застряла в твоём сновидении. В последнее время это часто случалось.

Словно вспомнив конкретные моменты, она скорчила гримасу.

Ник почувствовал, как в его нутре разверзается нечто холодное.

Он собирался надавить на неё, но она легко прыгнула в его сторону, тихо приземлившись ногами в тапочках.

Она схватила его за руку и тряхнула.

— За дверью кто-то есть, Ник, — она напряжённо всмотрелась в его глаза. Она снова выглядела обеспокоенной, как после его пробуждения, и намного более юной, чем обычно.

Внезапно она выглядела и говорила совсем как ребёнок её возраста.

В те же несколько секунд до Ника дошло, почему он всегда забывал о том, какая Тай на самом деле маленькая. Может, не маленькая по годам, поскольку ей было больше лет, чем человеческому ребёнку, выглядевшему как она.

Но по меркам видящих она была чертовски юной.

Она была практически младенцем.

Она всё ещё спала с мягкими игрушками, чёрт возьми.

— Мисс Джеймс здесь нет, — повторила Тай. — Она всё ещё на работе. Я позвонила ей ранее. Когда мужчина в шляпе был здесь…

Ник вздрогнул, но Тай продолжала.

— …Когда я сказала ей про него, и про то, как ты пошёл к дивану и лёг, она сказала не тревожить тебя. Она сказала оставить тебя в покое. И что она позвонит кому-нибудь.

Губки Тай поджались ещё сильнее.

— Но она позвонила мне сразу после этого. Она увидела тех людей на своей камере, когда они вышли из машин и подошли к двери дома. Она показала мне, как они выглядят. Она также сказала мне не открывать дверь. Она сказала мне позвать тебя. Она сказала, что меня здесь быть не должно… и что они представители власти. Она сказала, что они определённо представители власти…

Ник силился переварить это всё.

Когда её слова медленно отложились в его сознании, он почувствовал, как волоски на шее сзади встают дыбом.

— Власти? — он нахмурился, стараясь подумать. — Какой власти? Это армия, Тай? «Архангел»? Ты узнала униформу?

Тай покачала головой.

— Нет. Я не знаю никого из них. Мисс Сен-Мартен их не посылала. Мисс Джеймс сказала, что они из правительства. Может, расовые власти. Или человеческие.

— Расовые власти, — Ник ощутил очередную дрожь тревоги и потёр лицо, изо всех своих чёртовых сил стараясь привести мысли в порядок. — Бл*дь. Ладно. Прячься. Делай как она сказала.

Тай отпустила руку Ника.

Она начала уходить, но голос Ника остановил её.

— Тай… подожди, — девочка повернулась и моргнула, глядя на него. — Ты точно их не узнала? — его голос зазвучал резче. — Никого из них? Уинтер показала тебе их лица? Или только их униформы?

— Да, — ответила она, хмурясь. — Она показала мне и то, и другое. Она показала мне их машины. Их лица. Я видела их одежду. Я же сказала… я их не знаю. Мисс Джеймс думает, что это полиция. Или М.Р.Д. Что с тобой? Почему ты такой странный?

Его разум постепенно возвращался в работу, но она права.

Он двигался слишком, слишком медленно.

Он думал слишком, слишком медленно.

Он был странным. Сейчас он определённо был странным, бл*дь.

Силясь думать вопреки этому и переварить её слова, он прикусил язык.

— Ладно, — он пальцами показал ей уходить и направил этот жест в сторону лестниц. — Ладно. Иди тихо. Не позволяй им услышать тебя, Тай. Иди в гостевую комнату. Используй тайник за панелью… за той, что в шкафу. Если это полиция, и они пришли по официальному расследованию, то нельзя рисковать, они могут обыскать дом, — он поднёс палец к губам. — Сиди очень-очень тихо, ладно? Не издавай ни звука, картофелинка фри.

Она кивнула, и её глаза смотрели обеспокоенно.

Она покрепче прижала единорога к груди.

Когда они постучали на сей раз, он услышал.

Его вампирские уши уловили громкий и ясный звук.

Очень громкий.

Очень, очень громкий, чёрт возьми.

Будто они колотили чёртовым стволом дерева по её защитной двери.

Как, бл*дь, он проспал такое?

— Детектив Миднайт? — приглушённый голос донёсся из-за металлической двери.

Человек бы не услышал, но Ник всё ясно различил.

Достаточно ясно, чтобы его челюсти сжались.

Gaos. Он бл*дский идиот.

Лучше бы с ними не было вампира. Если так, то они уже знали, что Тай здесь. Хуже того, они узнают, где именно она прячется, как только войдут в дом. Весь диван, одеяла и подушки основательно пропахли видящей. Такой запах никакой вампир не пропустит. Ник уже привык к этому, но когда почуял его впервые, это едва не сшибло его с ног, а ведь он уловил лишь след запаха на ветру.

Если с ними есть вампир, Ник в полной жопе.

Ему придётся отбиваться силой.

Он ни за что не позволит им забрать ребёнка.

— Нам надо поговорить с вами! — прокричал голос через дверь. — Пожалуйста, ответьте на входящий вызов. Нам надо, чтобы вы открыли дверь… Детектив Миднайт… нам сказали, что вы здесь… не заставляйте нас ломать дверь…

Ник помрачнел ещё сильнее.

Он поднял руку к голове.

Он был уверен, что носил гарнитуру, когда раньше находился в этой комнате.

Теперь она исчезла.

Он посмотрел на журнальный столик и увидел её там, рядом с пустой обёрткой и крошками, которые ребёнок, наверно, оставил после утреннего перекуса.

Потянувшись к столику, он схватил гарнитуру и вставил в ухо. Убедившись, что больше не слышит шуршание Тай на втором этаже, он сбросил одеяла и встал. Он подавил ощущение дежавю, опять вспоминая, как странно чувствовал себя в период последнего бодрствования.

Это всё была какая-то сумасшедшая галлюцинация наяву?

Или он реально видел какого-то бл*дского типа на диване?

Теперь это казалось ему чрезвычайно маловероятным.

Ему также трудно было убедить себя, что этого не случилось.

Всё это выглядело и ощущалось таким реальным.

Он вытолкнул это из мыслей. Он не мог сейчас думать об этом.

Ребёнок прав. Надо разобраться с этим.

Уинтер, должно быть, места себе не находит.

Наверное, что-то случилось. Может, что-то в Нью-Йорке.

Формально Ник ещё был на больничном, но существовали причины, по которым его босс Морли и полиция Нью-Йорка в целом могли вызвать его обратно. Ник всё равно по большей части оправился от травмы, полученной при расследовании последнего дела в Сан-Франциско. У него оставалось ещё два дня, а потом ему предстоял медосмотр в полиции Нью-Йорка.

Если он пройдёт этот медосмотр, то вернётся к работе с понедельника.

Может, они по какой-то причине решили ускорить процесс.

Как только Ник включил гарнитуру, огоньки и индикаторы сразу же замигали и запищали, информируя о срочных сообщениях.

Ник выругался, послав быстрый импульс Уинтер.

«Я собираюсь открыть дверь, — написал он ей через функцию чата. — Ребёнка спрятал в тайнике. Я позвоню тебе сразу же, как узнаю, какого чёрта произошло… но до тех пор я бы не советовал связываться со мной, просто на всякий случай. Я позвоню сразу же, как только смогу. Обещаю».

Он вспомнил их предыдущий разговор и нахмурился.

«Но пляж и кино, возможно, придётся отложить, дорогая. Они бы не стали переться аж сюда, если бы это не было нечто крупное».

Он отправил сообщение.

Схватив ботинки, стоявшие у одного из кресел, он пролистал список срочных входящих сообщений. Он предпочёл бы чистые носки, но пришлось натянуть грязные, оставленные в ботинках, поскольку он не хотел, чтобы копы ждали у дома Уинтер дольше абсолютно необходимого времени.

На деле он вообще не хотел их впускать.

Если он наденет ботинки, может, и не придётся.

— ИДУ Я! — он прокричал эти слова, засовывая первую ногу в носке в ботинок. — СЕЙЧАС ОТКРОЮ! ИДУ ПРЯМО СЕЙЧАС!

Он затолкал другую ногу в носке во второй ботинок. Он надавил на кнопку сбоку полуорганического материала, и ремешки сами затянулись. Ник попытался решить, стоит ли сбегать наверх и схватить зимнюю куртку. Он был вампиром, так что не мог простыть, но знал, что с человеческой точки зрения на улице холодно и ветрено, поскольку на дворе стояла осень.

Обычно Ник одевался так же, как и люди вокруг.

Он делал это просто для того, чтобы не привлекать внимание к своей сущности.

Имелся и психологический фактор.

Это помогало людям расслабиться, даже его друзьям.

В данный момент Ник не хотел, чтобы эти засранцы за дверью ждали ещё хоть минуту. Он знал, что они и так находились там слишком долго.

Его сонный разум силился придумать какое-нибудь оправдание для этого.

Что-то хоть отдалённо правдоподобное для вампира.

Он так и не мог ничего придумать. Ничего хорошего, во всяком случае.

Он нажал на вторую кнопку сбоку левого ботинка, чтобы материал плотнее обтянул его лодыжку и щиколотку. При этом он наконец-то смирился и ответил на один из тех срочных импульсов, подумав, что может, стоит поговорить с этими тупицами перед тем, как открывать дверь.

Он всё острее осознавал, сколько времени прошло с тех пор, как он впервые очнулся на диване и обнаружил стоящую рядом Тай. Эти типы угрожали выломать входную дверь дома Уинтер.

Он знатно испытывал судьбу.

Но не хотел разбираться с ними, пока не сможет мыслить связно.

Он даже сейчас не чувствовал себя достаточно хорошо соображающим.

Он подумывал ответить на первый огонёк, ярче всего мигавший перед глазами — тот, что в самом верху очереди, с пометкой «ЧРЕЗВЫЧАЙНО СРОЧНО И КОНФИДЕНЦИАЛЬНО — ОТВЕТЬТЕ НЕМЕДЛЕННО. ЭТО ОФИЦИАЛЬНАЯ ПОВЕСТКА».

В последний момент он струсил.

Он нажал на «ОТВЕТИТЬ» возле индикатора с чуть более блёклым огоньком пониже.

Этот хотя бы был связан со знакомым именем.

На линии тут же ответили.

Звук уведомления даже не воспроизвёлся до конца, когда кто-то на другом конце принял вызов. Ник услышал на линии дыхание.

По одному лишь дыханию он понял, что связался с нужным адресатом.

Он не ждал, когда человек заговорит.

— Морли? Это ты за дверью? — спросил Ник. — Ты до чёртиков напугал ребёнка?

Последовала многозначительная пауза.

— Нет, — ответил детектив Джеймс Морли. Его низкий голос звучал жёстче обычного. — Это не я, Ник. Что, бл*дь, ты делаешь? Почему не открываешь? Они вот-вот получат судебный ордер, разрешающий выломать дверь. Они сейчас говорят с судьёй…

— Останови их, — в голосе Ника послышалась тревога, и он вскочил на ноги. — Скажи, что я прямо сейчас иду к двери…

— Что, бл*дь, ты творишь? Чем ты столько времени занимался?

— Я спал. Ребёнок меня разбудил.

— Разбудил?

— Да. Я был на диване.

— Ты спал?

Молчание как будто сделалось более громким.

Нику не нужно было спрашивать, чем это вызвано.

Морли знал вампиров.

Чёрт, да Морли был практически женат на одной из них, даже если это не было официальным в глазах закона и не документировалось ни в каких юридических и религиозных документах. Морли прекрасно знал, что вампиры не спали. Он знал, что если кто-то затарабанил по двери, пусть даже по полуорганической защитной двери с охранными мерами искусственного интеллекта, то Ник должен был мгновенно скатиться вниз по лестнице.

Морли наверняка думал, что Ник ему врёт.

Согласно всему, что Морли знал о вампирах, Ник никак не мог говорить правду.

Это должна быть ложь.

Иронично, но это не так.

Ник поколебался прямо возле прихожей, слушая молчание Морли. Он нахмурился, пытаясь решить, стоит ли просто открыть дверь или сначала дождаться ответа Морли. Он буквально слышал роящиеся в голове детектива вопросы, которые тот хотел задать. Он чуть ли не осязал его скептицизм и раздражение из-за того, что он слышал в голосе Ника.

Прежде чем Ник решил, что ему ответить, Морли нарушил молчание.

— Где ты был прошлой ночью, Ник?

Ник нахмурился. Он открыл рот, чтобы ответить.

Прежде чем он успел это сделать, Джеймс Морли, его друг и формально его босс, перебил его.

— Забудь. Тебе лучше немедленно открыть дверь.

Морли повысил голос.

Его тон сделался более резким.

— Иди и открой дверь, Миднайт. Немедленно, бл*дь. Впусти их. Немедленно, бл*дь. А когда впустишь, я хочу, чтобы ты сотрудничал. Что бы они ни сказали. Как бы они с тобой ни обращались. И какие бы дерьмовые издёвки они ни бросали в твой адрес… касаемо тебя, меня, мисс Джеймс, твоей расы… Ты будешь миленьким как ангелочек и сделаешь всё, что тебе скажут. Так?

Ник нахмурился.

— Так. То есть… какого хера, Джеймс?

— Не позволяй им вывести тебя из себя, — зло перебил Морли. — Не затевай то своё остроумное дерьмо, как со мной, и не огрызайся. И что бы ты ни делал, Ник, не оказывай сопротивления. Физического. Не давай им никакого повода, чёрт тебя дери. Не давай им даже крохотной причины реагировать излишне остро. Они арестуют тебя и привезут в участок, ясно? И ты им позволишь. Ты позволишь им сделать это без единого бл*дского протеста, Ник.

Ладони Ника похолодели.

Челюсть отвисла в неверии.

— Ты уверен, что это хорошая…

— Я, чёрт возьми, уверен, что это твой единственный вариант, — рявкнул человек. Его голос дрожал, встревожив Ника ещё сильнее. — Они арестуют тебя, Ник, и ты им позволишь. Просто знай, что у них есть чертовски весомая причина… и если ты будешь сопротивляться, то оставишь свою хорошенькую жену вдовой. А того ребёнка — без отца.

Ник почувствовал, как его челюсть отвисла ещё сильнее.

Но в этот раз он не спорил.

Он собирался спросить что-то ещё, но Морли не закончил.

— Что бы ты ни делал, захлопни свой проклятый рот, Ник. Делай то, что они скажут. Не давай им повода. Мы с тобой поговорим. Мы поговорим, как только тебя привезут сюда.

— Сюда?

— Нью-Йорк.

Ник почувствовал, как тот холод в его нутре превратился в кусок льда.

Голос Морли всё ещё дрожал.

— Просто пойди с ними, дождись своего представителя от М.Р.Д. и адвокатов Сен-Мартен. Я уже позвонил в «Архангел», а полиция Нью-Йорка связалась с расовыми властями. Я буду здесь, как я и сказал. Я никуда не ухожу. И я уже получил одобрение на первый допрос… при условии, что ты согласишься.

— Где?

— Я уже сказал тебе, где.

— Я имею в виду, в какую зону содержания меня заберут? Меня арестовывает М.Р.Д.? Это расовые власти или…

— Нет, — в этот раз Морли, похоже, понял его. — Нет. Это человеческие власти, Ник. Они заберут тебя в 17 участок. Отдел расследования убийств, — голос Морли сделался более мрачным, в нём зазвучало жёсткое предупреждение. — Но я бы на твоём месте определённо не упоминал мисс Джеймс, Ник. Я бы не давал им лишней причины более пристально присматриваться к твоей личной жизни… или к месту проживания… или к твоей интимной жизни.

Челюсти Ника превратились в гранит.

На сей раз он прекрасно понимал, о чём говорит Морли.

Его отношения с Уинтер были нелегальными.

Формально они были очень, очень нелегальными.

Ник почти и забыл об этом, поскольку чувствовал себя вполне в безопасности под защитой «Архангела» и своих друзей в полиции Нью-Йорка, особенно учитывая, что Уинтер и Тай работали на саму Лару Сен-Мартен лично. Гигантский оборонный подрядчик «Архангел» запустил свои лапы во все правоохранительные органы и армейские подразделения мира.

Это особенно применимо к тому, что раньше было Соединёнными Штатами.

Но что бы сейчас ни происходило, Сен-Мартен не сумела это замять.

С другой стороны, может, она ещё не пыталась.

Может, она до сих пор не знала об этом.

— Ник? — голос Морли ожесточился. — Мне не разрешили их сопровождать. Просто поезжай с ними, ладно? Я встречу тебя в участке.

Страх Ника превратился в жёсткую злость.

— Это что, бл*дь, такое, Джеймс? Что случилось? Что, чёрт возьми, я по их мнению…

— Ты меня слышал? — рявкнул Морли. — У нас нет на это времени.

Когда Ник промолчал, Морли заговорил резче.

— Тебе лучше открыть эту бл*дскую дверь. Они выломают её, если ты не сделаешь это в следующие три минуты, Ник. Тебе чертовски повезло, что я сумел до сих пор сдерживать их. Я только что сообщил им, что ты почти у двери. Не делай из меня лжеца.

Ник почувствовал, как то холодное ощущение в его нутре усиливается.

Морли хотел сказать, что они даже сейчас слушают их разговор?

Вспомнив, что сказал Морли, предупреждая его об Уинтер, Ник ощутил абсолютную панику.

Он открыл рот.

Закрыл обратно.

— Миднайт? — прорычал Морли. — Ты меня слышишь?

— Какое обвинение? — спросил Ник. — Ты можешь хоть это мне сказать?

— Какое обвинение? — в голосе Морли зазвучало изумление. — А на какой отдел я работаю, бл*дь? Миднайт, я только что сказал тебе, что сам проведу первичный допрос.

Когда Ник ничего не сказал, Морли прорычал свои последние слова.

— Убийство, Ник. Тебя обвиняют в убийстве.

Прежде чем Ник успел ответить, детектив Джеймс Морли, старший следователь отдела расследования убийств 17 участка в Охраняемой Зоне Нью-Йорка, завершил вызов.

Глава 5. Плохое пробуждение

Как оказалось, людям, которых прислали арестовать Ника, не нужны были причины, чтобы реагировать излишне остро.

Они пришли сюда, чтобы реагировать остро.

Они и так намеревались реагировать остро, излишне остро… и ещё острее.

Ник сообразил это достаточно быстро. Как только он распахнул входную дверь дома Уинтер, его ударили электрическим прутом прямо в центр груди.

Он упал на одно колено.

Тот же придурок снова ударил его прутом, уже сильнее.

Ник остался на коленях. Стиснул зубы.

Он не пытался подняться.

Он не позволил себе шевелиться.

Ник не знал, то ли они считали, что удерживали его на коленях с помощью прута, то ли что. Это не так, но Ник не пытался продемонстрировать данный факт. Как и советовал Морли, Ник ни черта не сделал.

Он мог бы в любой момент подняться на ноги. Проклятье, да он мог бы зубами разодрать их глотки ещё до того, как кто-либо из них дотянулся бы до пистолетов в кобурах.

Ник оставался на коленях, потому что альтернатива была намного хуже. Разряд электричества был недостаточно сильным, чтобы остановить его физически… но достаточно сильным, чтобы в каждой клетке тела Ника пробудился хищник.

Его клыки удлинились.

Кровь прилила к горлу и лицу.

Он подавил рычание, зарождавшееся в горле.

Каждый мускул в его теле сжался.

Ник стоял на коленях не для того, чтобы казаться более покладистым. Он стоял на коленях, чтобы подавить свою вампирскую часть, которая орала, что надо поубивать их всех. Нику пришлось призвать всю свою силу воли, каждую частицу своего существа, чтобы не убить их. Он гадал, знают ли эти придурки, насколько они близки к гибели.

Прошло чертовски много времени с тех пор, как кто-либо до такой степени разъярял его вампирскую натуру.

Честно говоря, Морли, скорее всего, спас их жизни.

Он, скорее всего, спас и жизнь Ника тоже.

Во всяком случае, он спас его в долгосрочной перспективе, поскольку на Ника охотились бы как на бешеное животное, если бы он поддался порыву защитить себя.

По той же причине Ник отказывался реагировать.

Он отказывался шевелиться, даже изменять выражение лица.

Он отказывался говорить.

Он даже не пытался подняться с коленей, если они этого не потребуют.

Он старался сохранять спокойствие, хотя по помутившемуся зрению понимал, что глаза сделались полностью алыми. Каждый инстинкт в его теле говорил оторвать этим придуркам башки и поиграть в футбол их черепами, но эти голоса он тоже проигнорировал.

Ничто из того, что они сделали дальше, не заставило это чувство уйти.

Пока он был на коленях, второй из двух ведущих копов — единственных, что не были в синей униформе полиции Нью-Йорка — зашёл за его спину и начал надевать органические оковы. Всё это время первый тип, которого Ник посчитал ведущим детективом на месте — хипстерский засранец с рыжевато-каштановыми ретро-усами, подкрученными вверх, и гигантскими бакенбардами — продолжал прижимать металлический прут прямо к центру груди Ника.

Похоже, ему казалось уморительным активировать электрический прут без предупреждения.

У него не было повода постоянно бить Ника этим разрядом.

Он делал это просто потому, что мог.

Ник терпел. Он не издавал ни звука.

Он заставил себя молча стоять на коленях, стискивая зубы, чтобы не обматерить этот кусок дерьма. Ну, хотя бы он почти подавил желание убить их.

Теперь всё сводилось к тому, чтобы не быть «чёртовым остряком», как выразился бы Морли.

Он стискивал зубы, чтобы промолчать.

Он говорил себе, что это помогало терпеть боль, но нет.

Не особо.

Но эта чёртова штука и правда причиняла боль. Против вампиров использовался такой разряд, который не применяли даже к домашнему скоту. Не в этом мире и определённо не в том, из которого пришёл Ник. Когда Ник был копом-человеком, такое поведение могло привести к отстранению от службы.

Это могло привести даже к аресту, если об этом станет известно.

Это посчитали бы жестоким обращением с животными.

А если бы Ник применил разряд такой мощности к человеку, его бы посадили в тюрьму за попытку убийства.

Как минимум за пытки. Нападение с применением потенциально смертоносного оружия.

Но Ник не был на одном уровне с людьми или животными.

Пока он стоял коленями на оранжево-сине-золотом коврике в прихожей Уинтер, боль пронзала его конечности. Его мышцы непроизвольно сокращались. Перед глазами всё расплывалось. Голова пульсировала так сильно, что казалось, будто череп может взорваться. Всё это убедило Ника в двух вещах.

Во-первых, ему надо вытащить себя и своих близких отсюда. Не из Нью-Йорка. И даже не с территории бывших Соединённых Штатов.

Ему надо вытащить их из этого мира.

Этот мир был отстойным.

Это измерение было ужасным.

Конечно, Ник понятия не имел, что стало с его миром, но честно говоря, готов был рискнуть. Его устраивала перспектива пойти на такой риск.

Вторая мысль касалась непосредственно текущего момента.

Морли был прав.

Ник не понял всего посыла своего босса, пока Морли говорил с ним по сети, но теперь слышал всё ясно и чётко. Ник слишком расслабился в этом мире. Он слишком расслабился благодаря комфортным отношениям с «Архангелом» и самим Морли. Старший детектив поступил правильно, предупредив его, напомнив сохранять спокойствие, не сопротивляться и играть по правилам.

Морли напомнил Нику, кем он был.

Он напомнил, что в глазах большинства копов Ник не был известным бойцом на ринге.

Он был всего лишь очередным бл*дским кровососом.

Ник слишком расслабился в статусе знаменитости.

Он слишком расслабился, живя под защитой Лары Сен-Мартен и в некотором роде Брика и Белой Смерти.

Он забыл, каково здесь быть вампиром.

Он забыл бояться того, что они могли с ним сделать. Он почти забыл, что они могли сделать с Уинтер; как легко они могли разрушить его жизнь и жизни всех его близких, если он взбесит не тех людей.

Ему надо вытащить их отсюда нахер.

Он должен забрать их с собой, обратно на другую Землю.

Он должен каким-то образом вытащить их всех туда.

Эта мысль крепла с каждым днём.

Ник не мог вспомнить, когда именно это началось. Он не знал, в какой момент после Сан-Франциско начал активно раздумывать над этим, почти не переставая.

Как только этот резонанс зародился, он уже не мог отпустить эту мысль.

Он не мог допустить, чтобы сейчас всё скатилось псу под хвост.

Он не мог позволить себе оказаться в тюрьме.

Он ещё не пытался найти способ вернуться в тот другой мир. Чёрт, да он даже не думал, будет ли это хоть отдалённо возможным. Он не говорил об этом с Мэлом, или с Тай, или, чёрт возьми, хоть с Бриком. Он даже не просил Кит или Уинтер покопаться в архивах «Архангела» и посмотреть, не удастся ли что-то найти.

Сен-Мартен уже могла знать, возможно ли это.

Она могла знать о видящих, имеющих возможность открывать те двери.

Если Ник позволит им сделать ему лоботомию, или бросить его жену в тюрьму, или просто поджечь его и отрубить ему голову…

То будет слишком поздно.

Для всего этого будет слишком поздно.

Он никогда не выберется. Он никогда не вытащит Уинтер.

Он никогда не вернётся домой… в его настоящий дом.

Пока всё это проносилось в его сознании, Ник понял, что уже принял решение.

Он не обдумывал, стоит ли им уйти.

Он уже намеревался уйти.

Если он сумеет найти способ выбраться отсюда, то уйдёт.

Более того, он знал это ещё до отъезда из Сан-Франциско. Он знал ещё до того, как завершил тот изначальный извращённый разговор с Бриком.

Он просто не признавался в этом самому себе.

Возможно, Ник думал об этом ещё до того, как заставил Брика признать это вслух… с тех самых пор, как сам понял правду: что Ник находился не на той версии Земли, где он родился; и что ушёл он, а не все те видящие, которых он любил.

Ника не бросили в его родном мире.

Это он их оставил.

Он оставил свою семью, всех своих друзей, всех, кого любил.

Он даже не знал, почему это сделал.

Как бы то ни было, стоило ему узнать правду, и мысль о возвращении туда, в его родное измерение, больше не покидала его разум.

Он никогда не переставал думать об этом.

Он не переставал зацикливаться на этом.

Но ведь это невозможно, так?

Бессмысленно думать об этом, раз это невозможно.

Он никогда не вернётся.

Он не волшебник, не путешественник во времени и не создатель порталов.

Вероятность существования другого видящего, умеющего открывать порталы, переносить себя и других в иные измерения и миры… должна быть близка к нулю.

Или примерно один к миллиарду, что по сути то же самое.

Разум Ника твердил, что это невозможно, но он понимал, что и это тоже заблуждение. Правда в том, что он не знал, возможно ли это. Он понятия не имел, как попал сюда, и потому понятия не имел, возможно ли вернуться.

Ему надо поговорить с Бриком.

Ему надо поговорить с Мэлом и Уинтер. И, возможно, с Кит.

Конечно, это если он доживёт до следующего рассвета.

Есть и плюс — они не убили его в доме Уинтер.

Они решили не делать этого прямо на месте.

И всё же Ник испытал укол страха, когда они начали выпаливать вопросы.

— Здесь ещё кто-то есть?

— Вы один в доме?

— Чей это дом?

— Почему вы за пределами отведённого вам жилого квартала?

— Как долго вы здесь находитесь?

— Почему вы проводите отпуск здесь?

— Кто ещё живёт здесь с вами?

К счастью, у Ника имелись ответы на большинство вопросов.

— Здесь больше никого нет.

— Я присматриваю за домом в период отъезда друга.

— Мой куратор в М.Р.Д. сказал мне взять больничный после получения травмы при исполнении, которая вынудила меня временно прекратить исполнять свои обязанности… Меня отправили сюда. Куратор и мой промоутер боёв, Дэвид Фарлуччи…

Упомянув последнее, он понял, что совершил ошибку.

Он попытался замять это другими словами.

— Я пробыл здесь шесть… почти семь недель. Завтра у меня запланирован медосмотр, чтобы подтвердить физическую пригодность к работе.

Когда усатый презрительно процедил про его статус «знаменитости», Ник сохранял спокойствие.

— Да, все три моих работодателя, одобренные М.Р.Д., разрешили мне оставаться в Северо-Восточной Охраняемой Зоне. Полиция Нью-Йорка и «Архангел». Да, и бои тоже.

Когда они стали задавать больше вопросов, Ник сохранял вежливый тон.

— Да, Фарлуччи предложил, чтобы я приехал сюда и провёл какое-то время подальше от города…

— Да, мой начальник, старший детектив Джеймс Морли, одобрил это согласно иерархии подчинения в полиции Нью-Йорка…

— Я пробыл здесь шесть недель. Шесть с половиной. Почти семь, — сказал он, когда они повторно задали этот вопрос. Когда они начали настаивать, Ник лишь покачал головой: — Нет, я не выезжал. Я даже не покидал этот дом.

В ответ на это они открыто фыркнули.

Но не перестали допрашивать.

Это длилось. И длилось.

И длилось.

У них были вопросы касаемо его ответов.

Не все вопросы были особенно вежливыми.

— Травма? — процедил усатый коп. — С каких это пор немёртвый мудак вроде тебя может получить «травму» при исполнении? Ты слишком долго оставался на солнышке, гонясь за пешеходом, перешедшим дорогу в неположенном месте? Обнял распятие во время облавы в церкви Сан-Франциско?

Сопровождавший его темноволосый детектив загоготал.

— Съел несколько головок чеснока, пока преследовал итальянца-бакалейника?

— Или ты просто перекусил итальянцем-бакалейником? — спросил усатый мудак.

Они оба, похоже, находили это уморительным.

Тот, что пониже и с тёмными волосами, небрежно опёрся рукой на широкое плечо усатого. Вопреки его улыбке, в его голосе Ник не слышал ничего, что напоминало бы юмор. Отвращение. Ненависть. Ярость. Презрение. Может, капелька мелочного самодовольства.

Но не веселье.

Он выглядел лет на десять моложе копа с абсурдным количеством волос на лице.

— …А может, ты выпил святой воды из купели, кровосос? Подумал, что это питьевой фонтанчик? Так, что ли?

Усач рядом с ним рассмеялся.

Коп помоложе, с почти чёрными волосами, уложенными идеальной зализанной волной, усмехнулся.

Парень, должно быть, был католиком.

Как бы там ни было, он явно считал себя ужасно остроумным и смешнее кролика на льду.

Ник сделал так, как ему было сказано. Он послушался совета Морли.

Он не позволял себе подняться.

Он сохранял речь и выражение лица вежливыми.

Он даже не использовал своё отсутствие реакции как возможность подколоть их (во всяком случае, очевидно) или дать им знать, какими абсолютными бл*дскими идиотами он их считал.

Единственный раз, когда он среагировал по-настоящему — это когда один из них увидел виртуальное изображение Уинтер на низеньком развлекательном центре в старомодном стиле, стоявшем у стены. Изображение в рамке располагалось прямо под монитором во всю стену гостиной.

Усач посмотрел на изображение жены Ника в платье с запахом и глубоким вырезом; она улыбалась в камеру, в её волосы были вплетены цветы. Этот снимок сделал Ник. Тай вплела цветы в её волосы, пока они ходили в поход среди ближайших холмов. Ник взял один из вампирских зонтиков, защищавших от солнца, и потому смог пройти с ними хотя бы часть пути.

И всё же его не было с ними, когда Тай собирала цветы.

Солнце опустилось слишком низко и заставило его вернуться обратно.

Ник подождал их на крытом крыльце на заднем дворе дома Уинтер. Он сделал это фото, когда они вернулись из похода вдвоём. Он сфотографировал их с крыльца ступеней, пока она стояла на газоне снаружи.

Это был первый за несколько месяцев раз, когда Ник отправился вместе с ними на одну из их вылазок. Отчасти потому, что он, во-первых, только недавно купил нормальный зонт для таких ситуаций, а во-вторых, всё ещё был слаб после случившегося в Сан-Франциско.

Она выглядела такой чертовски очаровательной, когда они обе вприпрыжку бежали по дорожке от полей. Тай тоже в кои-то веки выглядела обычным ребёнком.

Детектив с рыжевато-каштановыми волосами смотрел на фото так, будто пытался прожечь в нём дырку.

— Это тот «друг», с которым ты живёшь? — юмор усача испарился.

Ник ответил без раздумий.

— Нет.

— Тогда что это за горячая щёлка, бл*дь?

Ник надеялся, что на его лице не напрягся ни один мускул.

— Не знаю. Кажется, сестра? Или подруга?

— Ну, кем бы она ни была, тебе лучше держаться от неё подальше, кровосос.

Человек наградил Ника взглядом, от которого у него пошли невольные мурашки.

Ник видел в этих глазах убийцу, и не только убийцу вампиров. Даже если не учитывать того, кем Уинтер приходилась ему, Ник не посчитал бы безопасным оставить её одну с типом, который смотрел на неё так или говорил так о ней. Он бы не позволил кому-то из своих знакомых женщин быть наедине с этим типом. Что касается самой Уинтер, Ник не позволил бы этому гондону быть в одной комнате с его женой, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Вообще-то, жизнь Ника правда зависела от этого.

— Думаю, она живёт в Калифорнии, — прокомментировал Ник таким же безразличным тоном. — Если так подумать, она может приходиться племянницей. Не помню.

Ник увидел, как мужчина немедленно потерял интерес.

Калифорния была слишком, слишком далеко для этих тупиц.

Слишком далеко, чтобы этот насильник, шовинист и убийца подумывал злоупотребить своим положением и принудить её к сексу.

После этого Ник был более чем рад убраться отсюда нахер.

И всё же он как можно громче подумал в адрес Уинтер и Тай.

«УИНТЕР НЕ МОЖЕТ ВЕРНУТЬСЯ СЮДА, — послал он мысленным криком. — НИ В КАКОЕ ВРЕМЯ СЕГОДНЯ ИЛИ ДАЖЕ НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ. ВОЗМОЖНО, ВООБЩЕ В БЛИЖАЙШЕМ БУДУЩЕМ. ПОКА ЭТА СИТУАЦИЯ НЕ РАЗРЕШИТСЯ. ОНА СОВЕРШЕННО ТОЧНО НЕ МОЖЕТ ВЕРНУТЬСЯ СЮДА. ПО КАКОЙ БЫ ТО НИ БЫЛО ПРИЧИНЕ».

Он силился вспомнить, когда в последний момент кормился от Уинтер.

Он толком не чувствовал её, когда они говорили ранее.

С тех пор прошло уже два часа.

Возможно, три.

Обычно для неё связь длилась дольше, чем для Ника (возможно, из-за её крови видящей), но он не мог вспомнить, достаточно ли много времени прошло. Он вынужден был полагать, что да, достаточно. Он вынужден был полагать, что она его не слышит.

Но бл*дь, невозможность знать точно сводила с ума.

Его разум всё ещё напоминал месиво; он вообще не помнил, в какой момент ночи один из них или оба заснули.

У него не было фотографической памяти видящих.

Он знал, что прошло слишком много времени.

Он знал это отчасти потому, что был пи**ец каким голодным. Он также знал это потому, что пи**ец как возбуждался при мысли о кормлении от Уинтер. Ему хотелось трахаться и кормиться, пока он не придёт в себя. Честно говоря, к этому моменту нехватка крови Уинтер в его организме вызывала более сильный стресс, чем электрический прут.

Отчасти это могло исходить из желания защитить её.

Особенно после того, что этот усатый мудак сказал про неё, желание покормиться могло быть беспокойством об её безопасности. Это беспокойство как минимум усиливало жажду кормления и превращало это желание в отчаянную потребность связи, чтобы он убедился в её сохранности.

Но Ник не думал, что дело только в этом.

Он чувствовал, как сильно скучает по ней.

В последнее время она была занята работой. Не считая сегодняшнего дня, эта работа вращалась вокруг «Архангела». Она теперь трудилась на них почти на полную ставку.

Обычно Ник не спрашивал, но он знал, что Сен-Мартен всё сильнее и сильнее внедряла Уинтер в команду армейской разведки «Архангела». Уинтер по сути работала как шпионка-видящая. С командой других обученных видящих она проводила разведывательную работу для «Архангел Индастриз».

Большую часть слежки она осуществляла через экстрасенсорную плоскость.

Честно говоря, это заставляло Ника нервничать.

Но не только работа мешала их времени наедине.

Ребёнок тоже был здесь, и это здорово, но это означало, что им приходилось хотя бы немножко скрывать свою интимную жизнь. Ни Ник, ни Уинтер не считали комфортным заниматься этим как обычно, когда ребёнок спал на диване внизу.

Особенно учитывая, что Тай могла читать их мысли.

Но главным образом Ник скучал по её присутствию. Он хотел покормиться от неё, потому что так интенсивнее всего ощущал это присутствие. Ник знал, что наверняка именно в этом заключается настоящая причина его голода.

Часть его скучала по ней.

Та же часть его хотела стереть разделяющее их пустое пространство.

Желание манило его как наркотик.

Ник к этому моменту уже понимал, что полностью зависел от своей связи с ней.

Он испытывал тревожность, если хоть несколько дней не кормился от неё. Обычная ситуация, где видящие и люди становились зависимыми от укусов вампира, в данном случае оказалась обратной. Ник становился практически отчаянным, если они разлучались слишком надолго.

И сейчас он чувствовал себя слегка отчаянным. Если бы он кормился от неё хоть несколько часов назад, он бы не чувствовал себя так, даже с учётом добавочного стресса из-за этих придурков.

Он также смог бы слышать её.

Он сосредоточился на ребёнке.

«СКАЖИ УИНТЕР, ЧТО НАМ НАДО ПОГОВОРИТЬ ПЕРЕД ТЕМ, КАК КТО-ЛИБО ИЗ ВАС ВЕРНЁТСЯ СЮДА, — он проецировал мысли вовне, думая ещё громче, чем прежде. — ОНИ КОПАЮТ ПОД МЕНЯ, РЕБЁНОК. ЭТО ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ОНИ МОГУТ КОПНУТЬ ПОД ВСЕХ НАС. МЫ НЕ МОЖЕМ ДОПУСТИТЬ, ЧТОБЫ ОНИ ПРИБЛИЗИЛИСЬ К ТЕБЕ… ИЛИ К МЭЛУ… ИЛИ К МИСС ДЖЕЙМС… ИЛИ К КИТ. ТЕБЕ НАДО ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА ПОСЛЕ ТОГО, КАК Я УЙДУ, И ОТПРАВИТЬСЯ ПРЯМИКОМ К УИНТЕР… ИЛИ К ТВОЕМУ БРАТУ, ЕСЛИ ТЫ НЕ СУМЕЕШЬ ПОПАСТЬ К УИНТЕР. ВАМ ОБЕИМ НАДО ПОЖИТЬ В ДРУГОМ МЕСТЕ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ. ЖЕЛАТЕЛЬНО В ДРУГОЙ ОХРАНЯЕМОЙ ЗОНЕ. МИСС ДЖЕЙМС ТАКЖЕ СТОИТ ВЗЯТЬ ОТПУСК ОТ РАБОТЫ В ШКОЛЕ».

Он не почувствовал никакого ответа.

С другой стороны, это естественно.

Он же вампир.

Он не мог читать мысли, как видящий.

Он вообще не мог слышать мысли без живой связи крови.

И всё же он знал, что Тай совершенно точно должна это услышать.

Чёрт, да если бы он слышал её ответные мысли, она наверняка ворчала бы, что он орёт ей в ухо. Она наверняка хмурилась бы и через его гарнитуру напоминала, что прекрасно слышит его и на нормальной громкости.

Тай его услышит.

Тай услышит, даже если Уинтер это не удастся.

Она передаст сообщение.

Она также сделает, как ей сказано, и уйдёт.

И всё же отсутствие ответа нервировало.

Слышать лишь тишину в его разуме чертовски нервировало.

Не зная наверняка, что хоть кто-то из них услышал и понял грозящую им опасность, Ник стискивал зубы, и его клыки до боли удлинились. Это порождало в нём агрессию, но и это не было настоящей реакцией. Настоящей реакцией был страх.

Честно говоря, это до чёртиков пугало его.

Подумав об этом, Ник поколебался, затем продолжил

«РЕБЁНОК, ТЕБЕ ЛУЧШЕ ПОДКЛЮЧИТЬ К ЭТОМУ ЛАРУ… СЕН-МАРТЕН, — эту часть он озвучил неохотно, но чувствовал верность такого решения. Он продолжил более медленно, осторожно формулируя слова. — МОЖЕТ, УЗНАТЬ, НЕ СУМЕЕТ ЛИ ОНА ИЗМЕНИТЬ ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ НА ДОМ. ХОТЯ БЫ НА БУМАГЕ. ХОТЯ БЫ ВРЕМЕННО. ИЛИ ХОТЯ БЫ ПУСТЬ ИЗМЕНИТ ФОТО УИНТЕР В ДОКУМЕНТАХ. БУДЕТ ЛУЧШЕ, ЕСЛИ НИКТО НЕ УЗНАЕТ ОБ УИНТЕР. ЕСЛИ ОНИ НЕ БУДУТ ИНТЕРЕСОВАТЬСЯ ТЕМ, ЧТО Я ЗДЕСЬ ДЕЛАЮ. ЛАРА МОЖЕТ ЭТО ОРГАНИЗОВАТЬ. ЭТО ПРАКТИЧЕСКИ ЕЁ КОРОННЫЙ НОМЕР…».

Теперь они выталкивали его за дверь.

К тому моменту, когда он подумал последние слова, он уже находился в прихожей.

По той же причине Ник заставил свой разум опустеть.

Он лишь надеялся, что все его слова дошли до малышки-видящей.

Он надеялся, что она не станет тянуть резину и передаст это Уинтер.

Он надеялся, что одна из них поговорит с Сен-Мартен.

Больше всего Ник чертовски надеялся, что Тай и Уинтер обе понимают, как плохо всё может закончиться.

Глава 6. Причина, почему

— Это полная чушь, — прорычал Ник. — Ты же это понимаешь, верно? Меня вообще не было в районе Верхнего Ист-Сайда прошлой ночью. Я находился вообще в другой охраняемой зоне! Дорога в один конец занимает два часа, мать вашу…

Морли поднял руку.

— Успокойся.

— Не буду я успокаиваться! Вы обвиняете меня в бл*дском убийстве, и я хочу знать, почему! Это вообще невозможно! Почему моё имя всплыло поверх этой горы дерьма?

— В твоём доме нет камер наблюдения, — напомнил ему Морли.

Ник открыл рот, затем закрыл обратно.

Подумав над словами детектива, он поморщился.

Ну конечно.

Та самая штука, которая в любой другой ситуации создавала лишь проблемы, теперь была единственным, что могло бы его спасти.

У него не было неопровержимых доказательств того, где он жил и с кем.

Неопровержимых — то есть, подкреплённых записями с камер данных, где он спал и что делал в те или иные часы прошлой ночи.

Даже если «Архангел» имел какие-то камеры в доме Уинтер, доступ к которым был только у Кит, Ник не мог это использовать. Его наверняка упекут за решётку просто за то, что он спал с Уинтер. Он не регистрировал отношения. Он не запрашивал никакого особого разрешения.

Что более важно, по документам Уинтер была гибридом.

Если они проанализируют её биоматериал и узнают, что её кровь ближе к чистокровной видящей, то им обоим светит кое-что похуже нескольких месяцев перепрограммирования. Нику наверняка вынесут смертный приговор. Уинтер окажется в какой-нибудь правительственной лаборатории, скорее всего, до конца своих дней.

Что будет хуже.

Наверняка намного хуже.

— Что насчёт поезда? — выпалил Ник. — Как, бл*дь, они объяснят, что меня не было ни на каком из поездов? И что меня не засняли камеры на нью-йоркских станциях?

Морли кивнул.

Его тёмно-карие глаза оставались неизменными.

— Некоторые из них считают, что знаменитому вампиру-бойцу не придётся ехать поездом, — ровно ответил седой детектив. — Некоторые считают, что он наверняка может позволить себе добраться до города иным способом… который так легко не отследить.

Ник прикусил язык, подавляя очередной поток ругательств.

Он не хотел, чтобы такое было на записи. Он знал, что даже прошёптанные им слова засечёт М.Р.Д. и все остальные, у кого будет доступ к записям.

Он не хотел создавать впечатление, будто он отказывается сотрудничать.

Он не хотел выглядеть злым или излишне эмоциональным в каком бы то ни было отношении.

Он также не мог вести себя слишком по-свойски с Морли.

— Самолёт — довольно заметная штука, бл*дь, — сказал Ник, усилием воли не повышая голос. — Я так понимаю, ты имеешь в виду самолёт, верно? Значит, должен быть план полёта. Записи в диспетчерских пунктах вылета и посадки. Персонал на борту. Не говоря уж о механиках и наземном персонале, — усилием воли помедлив, Ник стиснул зубы. — Не говоря уж о самом бл*дском самолёте, который я где-то должен спрятать, — отрывисто добавил он. — Что уж говорить про охрану даже на самой маленькой взлётно-посадочной полосе. Я никак не мог миновать все эти места, оставаясь незамеченным. По закону вся взлётно-посадочная зона должна находиться под постоянным видео— и аудио-наблюдением с распознаванием лиц и походки, и это я ещё не упоминаю меры безопасности в терминалах. Они бы всё равно где-нибудь засекли меня.

Морли переплёл свои длинные пальцы.

Выдохнув с едва скрываемым раздражением, он наклонился через металлический стол.

— В том и проблема, Миднайт. Они думают, что засекли тебя на камерах, — лицо Морли сделалось мрачным. — К сожалению, в том месте, где, по их мнению, это случилось, также оказалось дохера мёртвых людей… мёртвых людей, покрытых укусами вампира. Покрытых травмами, которые согласуются с гибелью от рук вампира. Покрытых следами пыток. Покрытых синяками. Тот, кто убил этих людей, не просто кормился… он навредил им, Ник. Сильно.

Ник поморщился.

Подумав о словах Морли, он откинулся на спинку стула.

— То есть, в их версии был самолёт?

— Или лодка.

— В доках охрана ещё строже, — заметил Ник. — Ничто не проходит через купол, не будучи записанным, просканированным, идентифицированным, зарегистрированным…

Морли лишь пожал плечами, сохраняя нейтральное выражение лица.

— Я в курсе.

— Но ты всё равно думаешь, что я это провернул. Каким-то образом?

— Ты катаешься на сёрфе. Ты комфортно чувствуешь себя в воде, Миднайт. Даже за пределами купола. Это задокументировано.

Ник не ответил. Он хмуро смотрел на Морли, но знал, что детектив средних лет тоже должен сыграть свою роль. Если он не выполнит свой долг, его вообще снимут с дела.

Они определённо не позволят ему остаться в этой комнате.

Ник всё это знал.

И всё же сложно было помнить об этом, когда он видел такой отсутствующий взгляд своего друга.

Он хотел знать, где Джордан.

Не то чтобы от этого будет прок.

Джордан тоже не сможет с ним поговорить. Более того, Ник поймал себя на мысли, что, скорее всего, поэтому его и не было здесь с Морли. Зная Деймона Джордана, можно предположить, что он не сумеет играть нужную роль, допрашивая его.

Покачав головой, Ник провёл рукой по своим прямым чёрным волосам.

— Могу я хотя бы увидеть запись? — спросил он наконец.

— Нет.

Ник нахмурился.

— Почему нет? Разве у меня нет права увидеть её, бл*дь?

— Я не могу дать тебе это право. Это юрисдикция М.Р.Д… И вообще, сейчас у меня нет доступа к записи. Да даже если и был бы, я не вправе ей делиться.

И снова Ник услышал посыл в словах своего друга.

Если они смогут оставить это дело в отделе расследования убийств, то хотя бы полиция Нью-Йорка сама займётся расследованием. Если они смогут оставить это в родном участке Ника, возможно, балом будет заправлять Морли. Но Ник знал, насколько мала такая вероятность.

Практически любой, кто знаком с Ником или знал об его отношениях с Морли, наверняка отдал бы дело кому-то другому. Полиция Нью-Йорка не захочет, чтобы сложилось впечатление, будто они защищают его. Если такое попадёт в новости, начнётся настоящий хаос.

Но, возможно, есть способ привлечь Морли и Джордана к расследованию, не назначая их за главных. Ник сильно подозревал, что этого они и хотят.

Чтобы борцы за права вампиров были довольны.

И чтобы расисты тоже были довольны.

Если всё это отправится в М.Р.Д. или, хуже того, в Человеческое Расовое Управление (Ч.Р.У.), то никак нельзя будет угадать, кого назначат на дело. Что ещё проблематичнее, дело может оказаться вне сферы влияния «Архангела», если сопутствующие факторы превратят это в международное расследование, выходящее за национальные рамки.

Нику не нравились его шансы при таком исходе.

Ему и сейчас совсем не нравились его шансы.

— Когда будет решён вопрос с юрисдикцией? — спросил Ник.

Морли отпил глоток из своей мигающей, ярко светящейся и жуткой уродливой кружки с эмблемой «Янкиз».

Выражение его лица оставалось непроницаемым.

— Когда решат, тогда и решат, Миднайт, — сказал человеческий детектив. — Я знаю, что они прямо сейчас вызывают сюда заинтересованные стороны для обсуждения. Фарлуччи уже в пути, — добавил он, имея в виду промоутера боёв, с которым Ник работал в мире подпольных вампирских рингов. — И Ачарья сейчас встречается с какими-то людьми из «Архангела», — пояснил он.

Ник кивнул.

Джаган «Джаг» Ачарья был начальником всей полиции Нью-Йорка.

Он также сам по себе был небольшой знаменитостью.

Формально Ачарья контролировал контракт Ника с человеческой полицией и обсуждал любые изменения с М.Р.Д. и другими работодателями Ника, то есть, с Фарлуччи и Сен-Мартен. Ник не впервые задался вопросом, сколько же раз Ачарья будет разбираться с «проблемным вампиром-детективом Ником» прежде, чем решит окончательно его уволить.

Честно говоря, Ник был удивлён, что этого ещё не случилось.

— Ты можешь что-нибудь мне сказать? — Ник по привычке выдохнул, на сей раз плохо скрывая своё раздражение. — Неужели правда похоже, что на записи я?

Морли встретился взглядом с Ником.

После паузы, во время которой он как будто взвешивал возможные ответы, он тоже выдохнул.

— Похоже, — признался он. — Но сложно сказать точно.

— Естественно, — прорычал Ник. — Меня там не было.

— Но это очень похоже на тебя, Ник.

— Ну, это не я.

— Есть ещё кое-что, — голос Морли сделался чуточку более предупреждающим. — Все жертвы — члены одной семьи. Не все они жили в одном доме, но все убитые были родственниками.

Ник снова нахмурился.

— И?

— Их было десять, — продолжал Морли. — Пара примерно тридцати лет. Трое детей. Бабушка, гостившая в их доме наверху.

— Это шестеро, — сказал Ник.

Морли наградил его мрачным взглядом.

— Сестра мужчины из этой манхэттенской пары приехала с Лонг-Айленда навестить их на выходные. С ней приехал её муж. А также двое детей, младшему ребёнку было пять. Пары вместе отправились поужинать, оставив пятерых детей и бабушку дома. Пары только-только вернулись. Они зашли в дом, чтобы попить кофе и съесть десерт после ужина. По словам официанта в ресторане, все они выглядели счастливыми. Не было никаких ссор. Все они смеялись. Никто не перебрал с алкоголем и не напился.

Ник поморщился, невольно вздрогнув.

— Другие родственники есть? — спросил он.

Морли кивнул.

— Их сейчас уведомляют. Но дело плохо, Ник, и поэтому люди так реагируют. Судя по всему, это была уважаемая семья — и те, что на Манхэттене, и те, что с Лонг-Айленда. И те, и другие активно участвовали в жизни общества. И как минимум манхэттенская семья убита полностью. Шесть человек. Ещё четверо с той ветви семьи, что поселилась на Лонг-Айленде. И это были нелицеприятные смерти, Миднайт. Особенно у детей. Он сначала расправился с детьми… затем с бабушкой… пока родители ещё ели. Он сидел и ждал, когда вернутся четверо остальных.

— Он ждал? — Ник нахмурился. — Серьёзно?

— Три часа, — Морли посмотрел ему в глаза. — Он отпустил няню. Шестнадцатилетнюю соседку, не имевшую с ними родственной связи. Скорее всего, он накачал её ядом, поскольку она никому не сказала, что видела и что с ней случилось… но он не навредил ей.

Ник нахмурился.

— Погоди… что? Почему?

— Мы этого не знаем. Но есть теории.

— Что за теории?

Морли не ответил.

— Ну, он явно их знал, так? — Ник продолжал хмуриться. — Никто не проделывает такое с незнакомцами… особенно если постороннего человека намеренно отпустили. Он их знал. Он нацелился на них по какой-то причине.

Морли поколебался.

Похоже, он раздумывал, как на это ответить.

Когда он так и не ответил, Ник помрачнел ещё сильнее.

— Чего ты мне недоговариваешь? — спросил он. — Есть что-то ещё. Ведь так? Что-то касаемо семьи?

Глаза седого детектива продолжали выдавать нерешительность. И неохоту. И, возможно, что-то сродни сдерживаемой злости.

Злость не казалась направленной на Ника.

Ник точно не знал, на кого или на что она направлена.

Однако Джеймс Морли впервые отбросил тот официальный тон детектива, допрашивающего подозреваемого.

— Ник… я не знаю, как сказать тебе об этом, особенно учитывая недавние события, произошедшие с тобой в Сан-Франциско…

Морли снова позволил себе умолкнуть на полуслове.

Ник стиснул зубы, усилием воли сохраняя терпение.

Не помогало и то, что всё его тело болело от тех чёртовых ударов током.

И то, что он был голоден.

Морли шумно выдохнул.

Но ему так и не представилось возможности закончить мысль.

В этот момент дверь в допросную, находившаяся позади него, с грохотом распахнулась.

Ник повернулся одновременно с Морли.

Женщина, влетевшая в допросную комнату из органического металла, поначалу не встречалась взглядом с ними обоими.

Всё в ней буквально кричало «адвокат».

Она не ждала, когда Морли попросит её удостоверение личности.

Она не потрудилась представиться или окинуть Ника хоть беглым взглядом.

На Морли она тоже не смотрела.

Она уставилась прямиком в камеру наблюдения, встроенную в стену.

— Мы занимаемся освобождением его из-под стражи, — её голос звучал отрывисто и бескомпромиссно. — Сегодня, — она постучала пальцем по своему запястью, будто там имелись старомодные наручные часы, и адресовала этот жест камере. — …В течение часа. Мы уже установили, что у этого Миднайта имеется твёрдое алиби, и он не может быть тем вампиром, которого вы ищете. Так что я очень рекомендую вам не делать в этот временной промежуток ничего, что нарушило бы права нашего клиента…

Она должна быть из «Архангела».

Должна быть, бл*дь.

Или её нанял Фарлуччи.

Она никак не могла быть его защитником, присланным М.Р.Д..

Она никак не могла быть адвокатом, предоставленным полицией Нью-Йорка.

Ник глянул на Морли, приподняв одну бровь.

Старший детектив ответил пожатием плеч.

Джеймс явно тоже понятия не имел, кто она такая.

На кого бы она ни работала, её уверенность показалась Нику успокаивающей.

Сама её манера держаться показалась Нику успокаивающей.

Её не-такие-уж-завуалированные угрозы показались Нику успокаивающими.

Он чертовски надеялся, что она знает, о чём говорит.

Как раз когда он подумал об этом, она развернулась и уставилась на Морли.

— Вы получили запись, детектив? Это явно оправдывает его…

Она умолкла и развернулась полностью, чтобы взглянуть на открывающуюся дверь.

На сей раз вошла целая толпа людей.

Впереди шагали два засранца-детектива, которые забрали Ника из дома Уинтер.

Те самые, один с дурацкими усами, другой с зализанным чубом.

Ник гадал, что они всё ещё делают здесь. Честно говоря, он думал, что они работали в отделе расследования убийств Северо-Восточной Охраняемой Зоны и просто оказали услугу полиции Нью-Йорка, забрав его и доставив сюда.

Была у них какая-то аура жителей маленького городка.

Может, всё дело в бл*дском электрическом пруте, которым обычно погоняют скот.

В любом случае, Ник думал, что они были чертовски весомыми причинами, чтобы Ник отказался от любых мыслей перевестись из Нью-Йорка в участок поближе к Уинтер.

Он не мог представить, что будет работать над расследованием с этими тупицами.

Да он готов в два раза больше времени тратить на дорогу до работы, лишь бы избежать такого.

Но теперь он задавался вопросами.

Если их участок послал их задержать Ника в качестве одолжения для полиции Нью-Йорка, тогда что они всё ещё делали здесь?

Почему не поехали домой?

Прямо за ними вошли три офицера в униформе, которые тоже были в доме Уинтер. Четыре других типа в штатском, похожие на агентов, вошли за ними следом.

Все они выглядели как копы.

Кто-то должен относиться к М.Р.Д..

Два типа в более дорогих костюмах, наверное, из Ч.Р.У..

Расовые власти всё равно держались как копы, пусть и несколько более устрашающие. Ник гадал, может, к этому привлекли Нацбезопасность или другие федеральные агентства.

Кем бы ни была эта семья или жертвы, Ник предположил, что они были богачами.

Богачами или, может, известными… или с хорошими связями.

Скорее всего, какая-то комбинация этих трёх вещей.

Может, поэтому Морли не хотел называть их имена.

Женщина-адвокат с пышно уложенными светлыми волосами скрестила руки на груди, когда все они вошли в допросную. На их относительно враждебные взгляды она ответила собственным ледяным.

Ник невольно испытал шепоток нервозности от того, какими сердитыми выглядели все копы. Большинство, похоже, адресовало злость адвокату, а не Нику, но он знал, как быстро это может измениться. Его положение вовсе не улучшится, если из-за него все чёртовы расовые власти, а также большая часть полиции Нью-Йорка будут выглядеть идиотами.

Ему надо увидеть их доказательства.

Ему надо увидеть, что они засекли на камерах.

Если эти придурки, были уверены, что их преступник — это Ник, и вбили себе в головы, что его защищают шишки, которые «замяли» обвинения в убийстве из-за его статуса, то Нику не нравилось, что с ним могли сделать на улицах.

Даже если они не думали, что случилось что-то откровенно незаконное, то любой намёк на привилегированное отношение мог разрушить карьеру Ника в полиции Нью-Йорка. Если достаточно копов посчитает, что Ник отмазался из-за какой-то формальности, дорогого адвоката, нанятого его промоутером боёв, или из-за его статуса «знаменитости», то его привычной жизни придёт конец.

Его жизни Миднайта в полиции Нью-Йорка придёт конец.

Морли и Джордан не смогут его защитить.

Более того, дружба с Ником может подвергнуть опасности и их тоже.

Даже Ачарья не сможет спасти Ника от такого, если слухи реально пустят корни, и его будут считать убийцей, вышедшим на свободу.

Сейчас Ник нормально уживался с большинством людей в участке.

Он знал, что в основном это благодаря Джордану, а также (в меньшей степени) благодаря Чарли, ещё одному копу. Они оба были популярны среди офицеров и других детективов. Джордан со многими играл в баскетбол по выходным. Чарли была великолепной, смешной и чертовски хорошо делала свою работу, так что половина участка была в неё влюблена.

И все уважали Морли.

Чёрт, да Морли, пожалуй, был лучшим детективом в их участке.

Но Ник знал, что это хорошее расположение может измениться.

Он также знал, что как минимум горстка коллег ненавидит его просто за то, кем он является.

Другие в мгновение ока могут поменять мнение.

С другой стороны, в данный момент приоритетом Ника было вовсе не вопрос о том, разозлит он своих коллег или нет. Он не собирался позволить им надеть на него ошейник, накачать наркотиками и «перепрограммировать» его просто для того, чтобы расисты в участке убедились, что он не получает привилегированного отношения.

Ему просто надо, чтобы все они держались подальше от Уинтер.

Особенно эти два психа.

Подумав об этом и о том, какой тихой она была в последние дни, Ник нахмурился.

Но сейчас он не мог думать об Уинтер.

Правда не мог.

Сохраняя лицо по возможности нейтральным, он слушал, как копы спорят с адвокатом.

Он уже пропустил часть этой перепалки.

— Он есть на чёртовой записи камер! — усач сердито хлопнул рукой по металлическому столу.

Громкий звук невольно заставил Ника вздрогнуть.

Это также резко вернуло его внимание к комнате.

Человеческий детектив не удостоил Ника и беглым взглядом. Он не сводил тёмно-синих глаз с худой женщины в дизайнерском костюме. Он ткнул пальцем в сторону её лица, и его щёки сделались ярко-розовыми.

Они почти повторяли цвет юбки и пиджака адвоката.

— У нас есть доказательства! — прошипел он, и с его губ брызнула слюна. — Мы знаем, что это он.

Адвокат выглядела абсолютно невозмутимой.

Она убрала с глаз локон светлых волос, и её тон оставался неизменным.

— У вас нет никаких доказательств, что эта камера запечатлела детектива Ника Миднайта, — холодно ответила она, не сводя с него бесстрастного взгляда. — Подозреваемый… а эта запись на данном этапе показывает лишь подозреваемого, поскольку преступления нигде не запечатлены, детектив… и личность этого подозреваемого не установлена. Его лицо полностью скрыто бинтами на половине записей, которые мне показали. По таким кадрам нельзя с уверенностью установить личность. Вы даже не знаете наверняка, что эти записи — «улики»! Или что они показывают одного и того же подозреваемого! Я даже не могла точно сказать, что все они вампиры.

Ник силился не выдать своей реакции.

Бинты?

Она только что сказала, что лицо убийцы было скрыто бинтами?

— Мы знаем, что это чёртов вампир! — зарычал на неё усач. — Глаза были вампирские! Это ясно видно!

— Ну, тогда хорошо, что не существует такой штуки как контактные линзы, — адвокат тоже повысила голос до его тона. Покачав головой, она презрительно фыркнула. — Я также рада знать, что ваш Миднайт — единственный вампир во всём Нью-Йорке, детектив. Должно быть, это так упрощает вашу работу. Как только случается преступление с участием вампира, надо сразу стучать в дверь дома Ника Миднайта.

Воцарилось мёртвое молчание.

Ник глянул на двух стоявших у стены типов, похожих на агентов.

Это те, что в дорогих костюмах, из-за которых он приписал их к Ч.Р.У..

Агенты М.Р.Д. казались откровенно пушистыми зайчиками в сравнении с теми людьми и вампирами, что работали напрямую на Ч.Р.У. и встречались Нику. Это особенно относилось к Интеребу³, правоохранительной ветви Ч.Р.У… Большинство вампиров называло их «Поводок».

Одним из требований к трудоустройству было полное отсутствие сочувствия.

А также отсутствие отвращения к пыткам.

И полное отсутствие нормальных, не жутких навыков общения.

Ник практически не сомневался, что они нанимали только психопатов.

Главной задачей Поводка было выслеживать, пытать и убивать вампиров. Насколько Ник мог сказать, они не слишком переживали по поводу того, виновны эти вампиры в совершении повешенных на них преступлений или нет. Возможно, по этой самой причине Поводок обычно не привлекали до самого конца расследования.

И поэтому это не сулило ничего хорошего Нику.

Адвокат, похоже, была согласна с ним в этом.

— Какого хера они делают здесь? — спросила она, показывая на агентов Ч.Р.У… — Вы не думаете, что это перебор для местного расследования убийства? Или это попытка запугать моего клиента? Или меня? Или моего работодателя?

— Перебор? — перебил другой голос.

Ник взглянул на заговорившего.

Сделав это, он невольно слегка подпрыгнул.

Он как-то совершенно упустил, что там присутствовал шеф полиции Нью-Йорка. Джаган «Джаг» Ачарья стоял по другую сторону от детективов с усами и с зализанным чубом. Он остановил свой напряжённый взгляд на адвокате в розовом костюме.

— Перебор? — холодно повторил он.

Услышав его голос, Ник не знал, то ли присутствие шефа полиции должно было успокоить его, то ли это ещё один признак того, насколько всё плохо.

Высокий и привлекательный индиец мрачно смотрел на адвоката.

Ник решил, что это наверняка не к добру.

Ачарья носил костюм, который стоил наверняка больше, чем Ник (или усач, или парень с чубом, или оба офицера в униформе вместе взятые) зарабатывал в месяц в полиции Нью-Йорка. Возможно, больше, чем патрульные зарабатывали за год.

Конечно, на боях Ник получал намного больше.

И всё же он испытал шок от того, что Ачарья присутствовал при таком разбирательстве.

Ник довольно редко пересекался с высокопоставленным начальством.

В последний раз это случилось на большом полицейском мероприятии в музее современного искусства.

— Ты реально будешь притворяться, будто мы тут закатываем истерику, Нора? У нас десять трупов. Десять жертв, и все они принадлежат к одной из богатейших семей Охраняемой Зоны Нью-Йорка.

Ник не почувствовал себя лучше, когда его подозрения подтвердились.

Неудивительно, что все слетели с катушек.

Этот тупой вампир-психопат напал не на ту семью.

Ачарья скрестил руки на груди и адресовал свои слова адвокату, одетой в ещё более дорогую одежду.

— Я очень сомневаюсь, что к этому моменту какие-либо наши действия можно назвать «перебором», Нора. Если ты думаешь, что сейчас оказываешь услугу своему клиенту, то, возможно, тебе стоит подумать ещё раз.

— У вас ничего на него нет, — прошипела адвокат в розовом костюме.

— Может, и нет. Пока что. Но ты забываешь другую причину, по которой мы доставили его сюда. Что бы ни было на камерах, есть вопрос фамилии…

Шеф полиции помедлил, умолкнув на середине фразы.

Он глянул на Ника, словно внезапно вспомнив об его присутствии.

Когда молчание затянулось, Ник нахмурился, глядя то на Ачарью, то на Морли, то на адвоката, то на других копов. Он не понимал. Они уже сказали, что семья была богатой. Это Ник понял. Богатые. Чем-то важные.

Но он всё равно недопонимал чего-то. Он это чувствовал.

Привлекательный шеф полиции лет сорока, которого друзья предположительно называли «Джаг» (хотя Ник никогда не слышал такого обращения к нему, даже в интервью прессы), посмотрел мимо Ника на Морли.