Кража

Глава 16

В этот зимний ветреный день холодом повеяло и в галерее Франко. Просторное помещение с высокими потолками не было приспособлено для февральских холодов. И как бы ни старались его обогреть, тепло быстро улетучивалось, оставляя только неприятную сухость в воздухе, холод же все равно пронизывал до костей. Впрочем, возможно, Ноэль это только показалось. Плотно закутавшись в плащ, она покорно стояла возле Андре, восхищаясь его последней работой — пейзажем, но взгляд ее то и дело обращался на Грейс или на коридор, ведущий в кабинет Бариччи.

Эшфорд и два детектива находились там уже минут двадцать. Они опередили их с Андре появление, но пока ждали на улице. Ноэль сразу заметила их в самом отдаленном и наименее людном углу галереи, оживленно беседующими с Уильямсом. Эшфорд поднял голову и метнул взгляд в их сторону. Убедившись, что с Ноэль все в порядке, он вновь переключил свое внимание на Уильямса. Его взгляда не заметили ни Уильяме, ни Андре. И все же Сардо отреагировал на появление лорда Тремлетта.

— Что здесь делает Тремлетт? — хмурясь, спросил он.

— Гм? — Ноэль проследила за его взглядом и сделала вид, что только теперь заметила Эшфорда. — Ах, лорд Тремлетт! — Она пожала плечами. — Похоже, он разговаривает с мистером Уильямсом.

— Похоже… — Лицо Андре стало подозрительным. Он так и буравил ее пытливым взглядом: — Вы не хотите с ним поздороваться?

Ноэль, с непринужденным видом стряхивая снежинки со своего плаща, сказала:

— Возможно, позже. Он так погружен в дела. А мы займемся своими. — Она одарила Андре пленительной улыбкой.

Убедившись, что Грейс следует за ними, она взяла Андре за рукав и решительно сделала шаг вперед, чтобы продолжить осмотр картин. Напрягая слух, она пыталась различить, что говорит Эшфорд: он требовал свидания с Бариччи. Уильяме уверял, что почтет за честь передать его просьбу. Пять или шесть завсегдатаев, постоянно бродивших по галерее, прислушивались к их разговору. Наконец все четверо мужчин направились к кабинету Бариччи.

Эшфорд напоследок бросил многозначительный взгляд на Грейс, напоминая ей об их тайном уговоре. Та приняла воинственную позу и кивнула головой в знак того, что поняла, чего от нее хотят, — уж она-то немедленно даст знать Эшфорду о малейших признаках опасности, исходящей от Андре Сардо.

Ноэль прикусила губу, чтобы не расхохотаться.

Ее не переставало удивлять, что Эшфорду так легко удалось завоевать благосклонность суровой Грейс. До сих пор такой подвиг оказался по плечу только Эрику Бромли. Видимо, и на нее подействовало обаяние Эшфорда. Грейс начала теплеть к нему с первого дня знакомства в поезде, когда Эшфорд оказал ей честь, назвав ее леди. И окончательно он покорил ее вчера: уходя, он отвел Грейс в сторону и доверительно сообщил ей новость о помолвке. После этого он доверил Грейс роль не только сопровождающей леди Ноэль, но и ее защитницы во время столь важного для всех посещения галереи. С этого момента Грейс стала податливым воском в руках Эшфорда. Гордясь своей миссией, она не отходила от Ноэль ни на шаг, вклиниваясь своим мощным бюстом между Ноэль и Андре. Сардо бесился, а Ноэль в душе радовалась, что между ними оказалось нечто весьма ощутимое и вещественное, что давало возможность удерживать его на расстоянии. Итак, к счастью для нее, грудь Грейс оказалась вполне надежной защитой.

— …также моя.

Ноэль вздрогнула, догадавшись, что Андре сказал что-то важное для него и теперь ждал от нее ответа.

— Неужели? — попыталась она показать, что внимательно слушает его.

Она не попала впросак, потому что Андре просиял, придя в восторг от энтузиазма, который она попыталась изобразить.

— Не желаете ли посмотреть поближе?

— Конечно. — Придерживая складки плаща, Ноэль шагнула вперед, настраиваясь на волну, которая бы ей помогла достойно сыграть свою роль.

— .Идемте же. — Андре предложил ей руку и повел к яркому пятну натюрморта, изображавшему цветы.

— Как красиво, Андре! — сказала она совершенно искренне. — Я и не представляла, что вы можете так писать.

Морщинки между его бровями разгладились, а глаза потеплели.

— Сейчас на свете нет ничего, что я не сумел бы передать, и гораздо лучше, чем многие мои соперники.

— Я ни минуты не сомневаюсь в этом. — Ободренная неожиданным для нее открытием, что талант Андре оказался гораздо больше и глубже, чем она предполагала, Ноэль усмотрела в этом возможность успешно продолжать игру.

Со смущенным видом она оглядела галерею, морща носик и собираясь с мыслями, — перед ней висело полторы дюжины неизвестных ей картин.

— Не могу представить другого художника, чей талант можно было бы сравнить с вашим.

Внезапно ее взгляд остановился на той картине, которую она искала. Во всяком случае, она считала, что нашла ее. К сожалению, полотно было видно только частично, потому что оно висело на самой дальней стене. Считая себя невежественной в вопросах искусства, даже она почувствовала, что эта абстрактная картина с резкими ломаными линиями и приглушенной палитрой — вещь незаурядная, во всяком случае, по стилю она совершенно не походила на манеру Андре.

Приняв безразличный вид, она спросила:

— А кто написал эту картину?

— А почему вы спросили? — поинтересовался он изменившимся голосом. — Вам понравилась эта работа?

Ноэль поняла, что ступила на зыбкую почву. Кажется, она заинтересовалась работой другого художника, и это задело Андре.

— Андре, я не говорила, что восхищаюсь этой картиной. И не настолько я разбираюсь в живописи, чтобы быть судьей мастера. Я только спросила…

— Не надо извиняться, моя прекрасная Ноэль… — Он подвел ее к картине, не сводя глаз с полотна. — Это недавнее и весьма удачное приобретение Бариччи. Не правда ли, картина чарует и гипнотизирует. И я польщен тем, что вы заметили ее даже с такого расстояния.

Ловко обогнув Грейс, он ухитрился схватить Ноэль за руку и поцеловать ее затянутые в перчатки пальчики.

Ноэль осторожно отняла руку и, смешавшись, спросила:

— Не понимаю, почему вы польщены. Разве она?.. — и осеклась, взглянув на торжествующего Андре. — Вы хотите сказать, что это ваша работа?

— Вы угадали. Ноэль смотрела на картину, пытаясь найти на ней подпись художника. Должно быть, это было одно из полотен, о которых говорил Эшфорд, — имя автора на ней прикрывала рама. Массивная рама с толстыми объемными краями.

— Потрясающе, — искренне восхитилась Ноэль. — Хотя она абсолютно не похожа на другие ваши работы. Ваш талант меня потрясает.

— Я пишу в любой манере, и все образцы работы моей кисти представлены в галерее Франко, — не боясь быть нескромным, заявил Андре, бросая на нее жгучий взгляд, и даже объемистая грудь Грейс не помешала ему. — Это впечатляет куда больше, чем деятельность служащего страховой компании. Не так ли?

Ноэль сделала вид, что, не заметила этой язвительной реплики Андре.

Она действительно была восхищена его талантом.

— Я просто потрясена вашим даром, Андре, — сказала Ноэль потеплевшим голосом.

— Ваша красота — тоже дар, — рассмеялся он бархатистым смехом. — Не менее редкий…

— Нет, Андре, не сравнивайте. Думаю, нет такого сюжета, который вы не смогли бы запечатлеть…

Лицо Андре приняло жесткое выражение. Глаза беспокойно обежали зал.

— Будь у меня возможность спокойно работать, я превзошел бы всех мастеров. И когда-нибудь это случится.

— Не сомневаюсь, что так оно и будет, — поспешила заверить Ноэль, удивленная его горячностью.

Что это? Ревность профессионала к соперникам или что-то другое? Стараясь понять его, она повернулась, следуя взглядом за ним.

«Осторожнее, Ноэль, — остерегала она себя. — Не обижай и не отталкивай его».

— В этой комнате собраны шедевры, за которыми будущее, — начала Ноэль. — Я слышала, что из галереи было продано на аукционах несколько очень ценных картин. Вы когда-нибудь видели эти полотна? Возможно, и сегодня вы пишете не хуже этих мастеров. Во всяком случае, вам есть у кого поучиться.

Он небрежно пожал плечами:

— Иногда я вижу их и их полотна. А учиться предпочитаю на собственных работах. Уверен, что подлинный художник мыслит оригинально, должен работать по-своему, а не пытаться воспроизвести уже сделанное кем-то.

— Вы, наверное, правы, — пробормотала Ноэль, соображая, как заставить его вернуться к вскользь брошенному слову «иногда»… Что же за бесценные работы побывали в этих стенах. Но Андре настолько был поглощен собой, что говорить о других не собирался. О Господи! Даже если бы в галерее сейчас появился микеланджеловский «Давиды и, подошел к нему вплотную, Андре не заметил бы его — ведь на скульптуре не стояло бы его имя.

Во всяком случае, пока что ей не удалось вытянуть из Андре никакой информации. Она не продвинулась ни на дюйм. А время неумолимо бежит. Бариччи все еще на свободе…

— Мой дар уникален, Ноэль, — прошептал Андре, протягивая к ней руку и касаясь пряди ее волос. — Моя страстная натура не знает преград ни в чем. И это касается всего, всех граней моей жизни.

Грейс громко кашлянула, и Андре неохотно отстранился от Ноэль, а рука его вяло и безвольно повисла вдоль тела.

— Позвольте вам кое-что показать, — встрепенулся он и подвел Ноэль к пейзажу, от красоты которого у нее захватило дух.

На полотне были запечатлены йоркширские скалы, обрывающиеся к Северному морю. На самой вершине одной из скал стояла молодая прелестная женщина, ее темные волосы трепал ветер.

— Обратите внимание — рама здесь очень тоненькая, она не мешает смотреть на картину. Я намеренно использую очень простые и узкие рамы, ибо давно понял, что взгляд зрителя не должен цепляться за безвкусную кричащую раму, в которую заключена картина. Этот пейзаж, если хотите, — мой вклад в успешную деятельность галереи Франко.

Высокопарность последней фразы немного удивила Ноэль. Ей показалось, что за ней кроется какой-то пока непонятный для нее смысл…

— Конечно, я понимаю вас, — кивнула Ноэль. Объяснения Андре натолкнули ее на новую мысль. Сколько же картин он написал по заказу Бариччи? Около дюжины? Значит, путем исключения она могла бы выяснить, сколько полотен было создано другими. Оглядевшись, Ноэль изумленно сдвинула брови. Куда бы она ни взглянула, в глаза бросались пресловутые изогнутые ореховые рамы. Всего три, нет, четыре картины, включая абстрактную в тяжелой аляповатой раме, принадлежали другим художникам.

Это ее заинтриговало. Только вот с какой стороны подойти к Андре. И, сделав невинные глаза, она спросила:

— Для того пейзажа, полагаю, вы не могли в этом случае использовать вашу любимую раму из-за больших размеров полотна.

— Вы правы, — подтвердил Андре, и она почувствовала в его голосе скрытое напряжение. — Моя рама не выдержала бы картину такого размера… Отвратительно смотреть на этот нелепый кусок дерева, по достоинству мешающий оценить работу, тонкую палитру… Но ничего нельзя было сделать.

— Я так и подумала. — Ноэль внимательно изучала выражение его лица. Эта быстрая смена настроений — беспокойство, подозрительность, пафос… Откуда они? И все же Андре был художником, и это могло быть проявлением его темперамента, вызвавшим бурный всплеск чувств.

Будь рядом с ней Эшфорд, он бы помог ей разобраться во всем этом. И взгляд ее непроизвольно обратился к дальнему концу зала. Что сейчас происходит в кабинете Бариччи? Вот стать бы мухой, пролететь туда и подслушать, как припер его к стене Эшфорд.

Но увы, пока что и он недалеко продвинулся в деле сыска.

— Джентльмены, вы напрасно тратите свое и мое время. — Повторяя эту фразу, Бариччи разглаживал отвороты своего сюртука, поглядывая на детективов из-за бюро несколько нетерпеливо и свысока. — Я сказал вам все, что знаю. Мне ничего не известно об украденной у лорда Вэнли картине Гойи, как я уже имел честь говорить вам в прошлую нашу встречу. Нет у меня никаких сведений и о картине Рембрандта. Что же касается Эмили Мэннеринг, могу повторить лишь то, что говорил с самого начала: да, у нас была связь. И я посетил Эмили в ночь, когда она умерла. Но уверяю вас, она была жива и здорова, когда мы расстались. Она была жива и спала.

— В своей постели, — уточнил детектив Коньерз, делая какие-то пометки в блокноте.

— Да, в своей постели.

— А ее муж? — спросил более молодой Парлз.

— Я вновь повторю то, что говорил уже раньше. Лорд Мэннеринг еще не вернулся, когда я покинул Эмили. Случилось это, упреждаю ваш вопрос, примерно в половине шестого. А теперь, если вы меня простите, мы с мистером Уильямсом должны поговорить о важных для нас делах.

— Наш разговор еще не окончен. — Парлз преградил Бариччи дорогу, встав на его пути к двери. — У нас появились новые сведения.

Бариччи едва заметно вздрогнул:

— Что за сведения?

— По словам горничной леди Мэннеринг, ее госпожа была очень нервной и взволнованной в тот вечер. Горничной показалось, что ее госпожа чего-то боялась. Чем вы можете объяснить ее нервозность и страх?

— Страх?.. — Бариччи облизнул губы. — Это абсурд. Возможно, Эмили чувствовала себя не в своей тарелке, потому что опасалась неожиданного возвращения мужа. И если ее горничная действительно заметила признаки беспокойства в поведении Эмили, то причиной могло быть только это Но она сказала горничной, что причина ее беспокойства именно любовник, — нашелся Парлз. — Мэри видела, что ее госпожа часто бросает взгляды через плечо, будто боится, что ее возлюбленный появится раньше времени. — Думаю, что эта горничная чрезмерно увлекается мрачными готическими романами. Только и всего, — беспечно пожал плечами Бариччи.

Но Эшфорд заметил, как забилась жилка у него на шее, выдавая волнение.

— Эмили Мэннеринг действительно испытывала бурные эмоции во время наших свиданий, но, уверяю вас, только не страх.

Детективы молчали, похоже, готовясь к новой атаке: атмосфера в комнате сгущалась, как перед грозой. Допрос уже достиг цели — выбил Бариччи из колеи, заставил его нервничать, хотя он мастерски скрывал свое беспокойство. Эшфорд, мысленно сосчитав до десяти, приготовился внести свою лепту в эту игру.

— Джентльмены, позвольте мне поговорить с мистером Бариччи с глазу на глаз, — попросил Эшфорд.

Коньерз и Парлз обменялись удивленными взглядами; эта сцена была отрепетирована заранее.

— Не беспокойтесь, — заверил их Эшфорд. — Я не стану его убивать. Если бы я собирался это сделать, он уже был бы мертв.

— Совершенно согласен, — неожиданно поддержал его Бариччи, попытавшись улыбнуться. — К тому же мне нечего скрывать. Ну же, господин граф, задавайте свои вопросы.

— Отлично. — Коньерз сделал знак своему партнеру. — Мы подождем за дверью.

— Уильямсу тоже надо выйти, — распорядился Эшфорд. Бариччи на мгновение заколебался, но все же отпустил Уильямса величественным взмахом руки:

— Ступайте.

Эшфорд подождал, пока дверь закрылась за ушедшими, и придвинулся к Бариччи.

— Ладно, Бариччи, теперь мы одни, — начал он. — ^ Вы можете забыть о своих изысканных манерах и стать самим собой.

— Вы мне не ровня, Тремлетт, — запальчиво возразил тот, — Это вы сын под заборной крысы, а не я. — В глазах Бариччи сверкнула ненависть,

Губы Эшфорда дернулись в презрительной усмешке.

— Вы ожидали, что это ваше замечание приведет меня в ярость и заставит прибегнуть к насилию? Жаль вас разочаровывать. Ведь вы уже пытались воспользоваться этим методом. Много раз пытались — и все напрасно. Будь здесь мой отец, он расхохотался бы вам в лицо. Итак, продолжим… — Эшфорд вытащил из кармана серёжки и сунул их под нос Бариччи. — Скажите, когда именно вы подарили их Эмили Мэннеринг

Бариччи заложил руки за спину и внимательно рассматривал сверкающие сапфиры. Потом поднял голову и насмешливо встретил взгляд Эшфорда:

— Это что? Шутка?

— Не вижу во всем этом ничего смешного. Повторяю, когда вы подарили своей возлюбленной эти сережки? Когда вы вручили ей эту скромную дань любви и уважения?

— «Скромную» — идеально выбранное слово, — презрительно фыркнул Бариччи. — Начать с того, что я не делаю подарков женщинам, как вам должно быть хорошо известно. Подарок — намек на длительность и прочность отношений, а я стараюсь их избегать. Кроме того, если бы я и отдал эту, как вы выразились, «скромную» дань любви и признательности моей любовнице, то едва ли одарил бы ее побрякушкой, достойной судомойки.

Эшфорд продолжал пристально смотреть на Бариччи:

— Вы хотите сказать, что никогда их не приобретали?

— Именно это я и хочу сказать. — А я утверждаю, что вы лжец.

Черная бровь Бариччи презрительно взметнулась.

— Вы называли меня и похлеще. И все же я разочарован: ваш дедуктивный метод страдает существенными изъянами. Если вы что-то разнюхали обо мне, то должны знать: мой вкус непогрешим. Меня привлекают куда более дорогие и роскошные вещи.

— Мы ведь обсуждаем не женщин, а драгоценности.

— В таком случае позвольте вас просветить. Мой вкус по части драгоценностей весьма близок к моему вкусу по части женщин. Я выбираю из ряда вон выходящие, уникальные, редкостные, иными словами, безупречные драгоценности. — Бариччи чуть вздернул подбородок. — И вы все это отлично знаете. Хотя бы видя мое отражение, мой живой образ, в котором запечатлен я, и плод моей связи. — Он смотрел на Эшфорда из-под полуприкрытых век. — Я, конечно, говорю о моей маленькой Ноэль,

— Я знаю, о ком вы говорите. — Эшфорду стоило большого труда не броситься на мерзавца.

— А знаете, Тремлетт, — Бариччи поджал губы, — я впервые вижу трещину на вашем несокрушимом каменном фасаде. Неужели вы действительно так увлечены ею?

— А если и так?

— Зря. Не втягивайте ее в это дело. Да и вам самому в него лучше не ввязываться. Мне бы не хотелось, чтобы Ноэль пострадала.

— Это угроза? — Лицо Эшфорда окаменело.

— Разве?

Эшфорд стоически подавил свой гневный порыв. Но Бариччи был напуган. И это было хорошим знаком, похоже, он оказался близок к истине. Эшфорд положил сережки в карман и с насмешкой взглянул на Бариччи.

— Вы и в самом деле сукин сын, — заявил он. — Готовы рисковать безопасностью дочери, чтобы спасти свою шкуру и еще заработать на этом.

Он бросил на Бариччи уничтожающий взгляд:

— А что касается вашего вопроса, могу сказать одно: не тратьте слов попусту. Ваши угрозы на меня не действуют. Я не остановлюсь до тех пор, пока не засажу вас за решетку, а ключ от вашей камеры не выброшу в Темзу.

— А как насчет безопасности Ноэль?

Это было уже слишком! Бариччи перешел грань.

— Вам до нее не добраться, Бариччи. Только попытайтесь, и вы горько раскаетесь. Это я вам обещаю. Кстати, отзовите своего Сардо, отмените заказ на ее портрет. Пусть вернется к пейзажам. Его сеансы с Ноэль окончены. И всем его играм с ней тоже пришел конец.

— Буду счастлив передать ему это, хотя… — Бариччи хмыкнул, — я в отчаянии оттого, что не смогу получить портрета своей любимой девочки. Что же до остального, Тремлетт, то Андре не играет. Он без ума от моей прекрасной Ноэль. И если он намерен затащить ее в свою постель, то выясняйте это с ним, а не со мной.

Никогда в жизни Эшфорд не испытывал столь непреодолимого желания дать пощечину.

— Я буду следить за вами, Бариччи, и собирать доказательства вашей вины. А когда их будет достаточно, я позабочусь о том, чтобы остаток жизни вы провели в камере. Но еще лучше, если вы закончите жизнь на виселице. — Он повернулся и направился к двери — Кстати, там, за дверью, стоят детективы, готовые произвести обыск в запасниках вашей галереи. Полагаю, вы не станете возражать?

Он заметил, что в глазах Бариччи снова промелькнул страх.

— Вовсе нет. Почему же я должен возражать?

— Отлично. И придумайте какое-нибудь занятие для Сардо на конец дня. Ему не выпадет счастье провожать Ноэль домой. Это сделаю я.

Эшфорд вышел из кабинета, чувствуя на себе испепеляющий взгляд Бариччи и волнуясь уже, что так надолго оставил наедине Ноэль и Сардо. Остановившись в коридоре, Эшфорд взглянул на поджидавших его детективов.

— Произведите обыск, — распорядился он, кивнув на двери запасника. — Мистер Бариччи был крайне любезен и полон готовности оказать содействие.

С этими словами он направился в зал галереи и, заметив Ноэль, поспешил к ней.

— Добрый день, миледи, — приветствовал он ее затем повернулся к Сардо и сухо поздоровался с ним.

— Здравствуйте, Тремлетт, — ответил Сардо ледяным тоном. — Кажется, вы собрались уже уходить.

— Вы правы. — Не меняя позы, Эшфорд смотрел на Ноэль. Она в нерешительности кашлянула.

— Лорд Тремлетт, как приятно снова видеть вас, — пропела она.

Эшфорд избавил ее от необходимости искать выход из положения.

— Я провожу вас и Грейс домой, — объявил он. — Мне кажется, что мистер Бариччи нуждается в мистере Сардо. Поэтому я решил взять на себя приятную обязанность проводить вас.

— Это совершенно невозможно, Тремлетт, — начал Сардо, принимая решительную и горделивую позу. Вся его фигура будто оцепенела. — Я имею твердое намерение проводить…

— Не сегодня, Андре, — вмешался появившийся за спиной Эшфорда Бариччи. — Дело в том, что мне надо поговорить с вами о следующем заказе на картину. Лорд Тремлетт проводит дам, но не прежде чем я с ними поздороваюсь.

Он приветствовал Ноэль заученной улыбкой и сжал ее пальчики в своей руке:

— Добрый день, моя дорогая. Вы выглядите очаровательно.

Лицо Ноэль исказила гримаса отвращения.

— Здравствуйте, мистер Бариччи, — ответила она деревянным голосом.

Бариччи счел за лучшее не заметить ее яростного тона.

— Я в восторге оттого, что вы снова выбрали время и снова посетили мою галерею. И какая удача, какое приятное совпадение, что здесь оказался в это же время и лорд Тремлетт. Я счастлив, что он берет на себя заботу о вас. Я знаю, что лучшего провожатого вам не найти. С ним вам не грозят никакие неприятности. Верно, Тремлетт?

— Вот тут вы правы. — Эшфорд схватил Ноэль за локоть и сверкнул глазами на Бариччи. — Идемте, миледи. Ваш отец будет волноваться.

И, взяв ее под руку, он направился с нею в сопровождении Грейс к выходу.

Сколько же времени, думал он, потребуется Сардо на то, чтобы добиться объяснений у своего работодателя.

Но главное — какие объяснения даст ему Бариччи.

Андре закрыл за собой дверь в кабинет Бариччи. Его обычно грациозные движения теперь казались резкими и угловатыми. Гнев душил его. Он круто повернулся и встретился взглядом с Франко.

— Так в чем дело? — прохрипел Андре. Бариччи налил в бокал вина, в котором, кажется, нуждался сейчас больше всего.

— Начнем с того, что следует говорить потише. Эти чертовы детективы все еще роются в моих подсобках. Уильяме приглядывает за ними. Но я не хочу рисковать, И опасаюсь, что нас будут подслушивать.

Впервые Андре ощутил крайнее волнение Бариччи,

— Что-нибудь случилось? — спросил он уже сдержаннее — Эти детективы что-нибудь раскопали?

— Интересный подбор слов, — сухо заметил Бариччи. — Нет, пока ничего не «раскопали». Ничего конкретного. Но они слишком настырно интересуются мною, и это настораживает. И я не желаю, чтобы они околачивались здесь. — Он со стуком поставил на бюро свой бокал. — Но это мои трудности. А твои касаются моей дочери и твоей неспособности перетянуть ее на нашу сторону.

Андре бросил на него горделивый взгляд:

— Я сделал многое. Осталось только заманить Ноэль в постель. Но мне это не удастся, если вы будете отсылать ее с Тремлеттом.

— Глупец, — прошипел Бариччи злобно. — Тебе ничего не удалось добиться. Она хочет думать только о Тремлетте. А тебя использует точно так же, как ты пытаешься использовать ее. Твое величайшее самомнение, — он закатил глаза к потолку, — не выразить словами. Оно тебя ослепляет и делает глупцом.

— Вы ошибаетесь, Франко, — настаивал Андре тихо, но твердо.

— Ошибаюсь? Скажи-ка мне, Ноэль задавала тебе какие-нибудь вопросы, пока вы бродили по галерее? И главное — отвечал ли ты ей?

Последовало недолгое молчание. Сардо лихорадочно соображал.

— Так что ты ей сказал, Сардо?

— Я только водил ее по галерее и показывал свои лучшие работы, — пытаясь сохранить достоинство, ответил Андре.

— Значит, ты одного не сказал в лоб: все картины галереи — дело рук одного человека, и человек этот ты. Но это и так стало ей понятно, осел.

Бариччи судорожно вцепился в край своего бюро. Глаза его буравили Сардо.

— А как насчет твоих скромных и ненавязчивых рам? Этого блестящего вклада в увековечение твоих творений? Ты, конечно, и их показал?

В комнате воцарилось тягостное молчание.

Бариччи чертыхнулся.

— Пойми, через несколько мгновений она посвятит в свое открытие Тремлетта. — Он невесело рассмеялся: — Какой же ты глупец, Андре, кретин, думающий не головой, а чреслами. Но это не важно. По иронии судьбы ты убедил ее лишь в собственной вине.

— Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать, что Тремлетт придет в галерею и потребует объяснений, а я отдам ему тебя на съедение. Ведь ты поставляешь мне картины и все, что к ним прилагается. А я, естественно, не был в курсе твоих грязных делишек. Твоего обмана. — Бариччи подался вперед. Его кулаки лежали на крышке бюро. — И если ты окажешься настолько глуп, что станешь это отрицать, я позабочусь о том, чтобы тебе приписали не только кражу, но и кое-что посерьезнее.

— Хватит! — Гнев бушевал в груди Андре. На виске его бурно забилась жилка. — Весь этот разговор — провокация. Если Ноэль даже поймет что к чему, она меня не выдаст. Уж во всяком случае, не выдаст едва знакомому ей человеку.

— Едва знакомому? — процедил Бариччи сквозь стиснутые зубы, чтобы его не могли услышать детективы. — Этот человек, которого она «едва знает», четверть часа назад, стоя здесь, предупреждал меня, чтобы я держался подальше от Ноэль. И сейчас он велел мне отозвать тебя под тем предлогом, будто ты мне срочно понадобился. И велел аннулировать заказ на портрет Ноэль, поклявшись при этом, что мне не поздоровится, если с ней что-нибудь случится. Ты полагаешь, что так может вести себя незаинтересованный человек?

— Возможно, он в ней и заинтересован, но не она в нем. — Андре подошел вплотную к Бариччи, заносчиво подняв голову. — Вы ошиблись, франке. Вы воображаете, что знаете женщин, но ваше знание — ничто по сравнению с моим. Вы делец, а я любовник. И если вам хочется, чтобы все обстояло иначе, все равно ничего не получится. Вы откажетесь платить мне за портрет Ноэль? Отлично. Я прекращу работу. Но так или иначе — Ноэль моя!

— Так же, как и Кэтрин?

— Ступайте к черту, Франко! — Голос Андре звучал глухо, в нем клокотала ярость. Резко повернувшись, он выбежал из кабинета Бариччи.

— Ты уверен, что вытащить меня из галереи таким образом — верное решение? — спросила Ноэль, грея перед камином в гостиной озябшие руки.

Эшфорд стоял, опершись спиной о закрытую дверь, и смотрел на нее.

— О, это блестящее решение! Это знак. Наконец-то мы сможем избавиться от Сардо. Хотелось бы еще сказать, что мы избавились также и от Бариччи.

Он принялся шагать по комнате, обдумывая то, что услышал от Ноэль после того, как убедил наконец Грейс оставить их наедине.

— Так ты говоришь, что почти все картины в галерее Франко принадлежат кисти Сардо? — переспросил он.

— Все, кроме двух или трех. И это абсолютно точно. — Ноэль помолчала, встала и подошла к Эшфорду. — За этим что-то должно крыться. Если раньше в галерее Франко вывешивали и других художников, то теперь там нет их картин. Нынешняя галерея Франко — это экспозиция картин одного Андре, хотя и не все подписаны его именем. Например, изумительное абстрактное полотно, висящее на самой дальней стене, — безымянное.

— Какое абстрактное полотно? — недоуменно спросил Эшфорд. — На той стене только пейзажи. Я знаю все картины в этой галерее.

— Андре недавно закончил картину. Возможно, ее не было в твой последний визит. Или же для нее еще не была готова рама.

На лбу Эшфорда снова обозначилась морщина — он сосредоточенно соображал.

— Кажется, ты сказала, что Сардо сам делает рамы для своих картин.

— Да. По крайней мере все те картины, на которых есть его подпись, висят в рамах его собственной работы. Но другие… — Ноэль нахмурилась. — Другие… я точно помню, что, когда спросила его, почему это не было помещено в его излюбленную раму, он сказал примерно так; это случилось помимо его воли, он ничего не мог изменить, хотя ему неприятно видеть свое произведение в такой тяжелой и без вкусной раме

— Значит, раму делал не он — думаю Уильямс.

— А это имеет значение? Эшфорд взъерошил рукой волосы.

— Я не уверен, что имеет. Но твердо знаю, что Бариччи — вор, и всегда подозревал, что его галерея только прикрытие, камуфляж. А за этим благопристойным фасадом он занимается сомнительными делишками. С помощью галереи он узнает ценность картин, готовя таким образом почву для их кражи. Но сейчас мне показалось, что его галерея играет гораздо более важную роль во всем процессе. И если это так, то Сардо тоже увяз по уши в этом обмане.

— Каким образом?

— Когда ты спросила его о необычной раме для его последней картины, как он повел себя?

— Как очень обиженный художник. Или же, — Ноэль подумала, подыскивая нужные слова, — как человек, которому есть что скрывать. Эшфорд схватил Ноэль за плечи:

— Опиши-ка мне эту абстрактную картину. Нет, не картину, а раму! Опиши ее форму и размеры.

— Она прямоугольная, очень длинная, возможно, фута четыре в длину и три в ширину… Приблизительно так. Глаза Эшфорда засверкали триумфом открытия.

— Рембрандт, украденный у лорда Мэннеринга, точно такого же размера. Как раз три на четыре! Ноэль вдруг осенило:

— Ты думаешь, что под картиной Андре полотно Рембрандта?

— Конечно! Это вполне возможно. И объясняет многое. Почему Сардо первый, если не единственный художник, чьи полотна вывешены в галерее Франко? Почему он избегает разговоров о своих соперниках и об особо ценных картинах, которые мог там видеть? Почему Бариччи так охотно помогает полиции, наконец, почему он так великодушен? Почему так легко разрешил произвести обыск в своей галерее? Да потому, что детективы не могут найти того, чего нельзя увидеть. Картины спрятаны. Они помещены в рамы и висят там, где мимо них проходит каждый, но никто не может их увидеть. Они надежно спрятаны. Потому он не спешит искать покупателя на краденый товар. Его практика проверена опытом.

— Да, все это укладывается в твою схему. — Ноэль закивала головой. — Значит, и три другие картины в массивных римах используются таким же образом, чтобы скрыть краденое. Готова поспорить на все свои выигрыши в пикет за целую жизнь, что все их написал Андре и все они — только фасад, прикрывающий ворованные полотна.

— И уверен, дорогая, что ты выиграла бы это пари; — Вдруг Эшфорд нахмурился: — Что-то тут не сходится. Если Сардо поставляет в галерею Франко столько картин для прикрытия бесценных украденных шедевров, то каково же его вознаграждение?

— Я думаю, деньги.

— Нет, — покачал головой Эшфорд. — Сардо чудовищно беден. Когда я впервые заинтересовался им, то это была главная причина, по которой я исключил его из круга подозреваемых. Возможно, он и не блестящий делец, но ведь и не полный болван. Если бы он был в такой степени причастен к делам Бариччи, как мы подозреваем, то мог бы потребовать королевского вознаграждения. И что же получается?

— Возможно, он из тех, кто держит свои сбережения под матрасом, — предположила Ноэль.

— Нет, что-то здесь не так. Пока не знаю, но какая-то часть головоломки отсутствует,

— Но какая? Андре, конечно, не посвятит меня в свои дела, после того как ты так безапелляционно предъявил на меня свои права в галерее.

Эшфорд еще крепче сжал плечи Ноэль, не желая путать ее. Но он-то понимал, какую опасность таит для нее новая ситуация. Именно для нее.

— Я сделал это намеренно, Ноэль. Бариччи туманно намекнул мне, что может грозить опасность.

Ноэль скорее рассердилась, чем испугалась:

— Так он еще и угрожал мне?! Я не боюсь ни мистера Бариччи, ни его глупых угроз.

Если бы намерения Бариччи не были столь серьезны, он бы рассмеялся. В этом была вся его Ноэль бесстрашная, порывистая, готовая вступить в единоборство хоть со всем миром и не бояться риска. Только он понимал, что на этот раз риск был слишком велик.

— Я бы на твоем месте не стал так легко сбрасывать со счетов его угрозы, — сказал Эшфорд, стараясь заглянуть ей в глаза. — Что же касается страха перед ним, то можешь не сомневаться: я убью его, если он хотя бы пальцем дотронется до тебя. И все же есть основания проявить осторожность. Помни, Бариччи — вор и мошенник, а возможно, и нечто худшее. А Сардо — его эмиссар. Никто из них не должен, приближаться к тебе. Игре конец. Сардо проиграл. Ему не удалось сделать тебя своей любовницей и переманить на сторону Бариччи. Я так и сказал Бариччи. Ты выходишь из игры.

— Это не так уже важно. — Ноэль вздохнула: — Как бы там ни было, мы узнали от Андре все, что хотели.

— Это верно. Остальное предоставь теперь мне. Сегодня я посеял семена с твердым намерением дождаться плодов. Ее глаза широко раскрылись и заблестели.

— И что же это за семена? — спросила она, горя любопытством,

— Семена сомнения. Наш допрос выбил Бариччи из колеи. Сначала ему пришлось переварить утверждение Мэри о том, что ее хозяйка боялась своего любовника накануне той ночи, когда умерла. Потом я помахал у него перед глазами этими сережками. Здесь он почувствовал, что загнан в угол. А после того, что мы узнали от Сардо, я уж сумею основательно прижать Бариччи. И, как и все жулики в безвыходном положении, он сделает отчаянный прыжок, чтобы выскочить из западни, но прыгнет не в том направлении, куда следовало бы. И вот тут-то я схвачу его. И это произойдет скоро? Верно? — Ноэль тяжело вздохнула.

— Очень скоро.

Ладони Эшфорда снова скользнули вверх к ее лицу.

— Откровенно говоря, если я хорошо выполню свою работу, то все закончится завтра ночью, после чего Бариччи окажется на виселице или в тюрьме… Мне кажется, это судьба, — сказал он задумчиво. — Верно? Она выбрала этот момент, особый для нас момент, чтобы дать мне возможность покончить и с деятельностью бандита Оловянная Кружка, именно теперь, когда опасность разоблачения возросла, и обезвредить вконец распустившегося Бариччи. — Во взгляде Ноэль он прочел некоторое недоумение и пояснил: — Мы оба знаем, что во время обыска в галерее Бариччи картины Гойи не найдут. А поскольку она была украдена всего несколько дней назад, возникнет сомнение в том, что Бариччи мог избавиться от нее так быстро…

— Я все еще не понимаю… — Ноэль наморщила лоб.

— У полиции, дорогая, может возникнуть подозрение, что есть еще один вор, специализирующийся на кражах картин.

Ноэль побледнела.

— Тот, кто украл картину Гойи и другие, которые не будут найдены у Бариччи.

Эшфорд нежно погладил ее своими теплыми ладонями по лицу, лаская и успокаивая.

— Бог с ними. Пусть себе думают все, что им угодно. Этого бандита больше не существует. Они не найдут его следов.

— И слава Богу! — тихо воскликнула Ноэль.

— А вот тебе, Ноэль, может угрожать опасность. Нам нельзя забывать о Сардо, который может мстить. Если он явится к вам, скажись больной, придумай что угодно. Но отошли его поскорее под любым предлогом. Пожалуйста, Ноэль!

— Хорошо, — пообещала она, уважая его чувства, хотя и не вполне разделяя его опасения.

Эшфорд нежно провел пальцем вдоль безупречной линии ее бровей. Глаза его потемнели от томившего его чувства.

— Кроме того, для тебя есть работа. Теперь, когда все решено, ты можешь закончить писать текст нашего объявления о свадьбе, можно даже поставить дату торжественного дня. Скажем, в последнюю неделю марта. Весь месяц отводится тебе на приготовления к свадьбе, размышления перед тем, как начнется наша совместная жизнь. Арест Бариччи — это последнее, что отделяет наше прошлое от будущего. Я хочу, чтобы объявление о нашей свадьбе появилось в газетах чуть раньше времени, когда полиция арестует его. Лучше даже — в день ареста. Ноэль со счастливой улыбкой положила руки на грудь Эшфорда.

— Все, что ты говоришь, — замечательно. Но хотела бы перенести дату свадьбы на первую неделю апреля и отложить объявление о ней на несколько дней.

— А почему? — спросил Эшфорд, помрачнев.

— Потому что надо сообщить о наших планах твоей семье до того, как об этом прочтет в газетах весь мир. Ведь весь клан Торнтонов поработал, чтобы соединить нас. И мне хотелось бы получить благословение всей твоей семьи, начиная от родителей и кончая маленькой Карой. — Голос Ноэль чуть дрогнул: — Знаешь, я хочу, чтобы у нас была такая же маленькая девочка, как она,

— И не только одна, моя дорогая. — Лицо Эшфорда просияло. Он наклонился и нежно поцеловал Ноэль в губы. — Их будет целая дюжина — дочерей и сыновей. И мы примемся за работу в ту же минуту, как я надену кольцо тебе на палец.

— Мы уже могли бы начать… — прошептала она.

У Эшфорда захватило дух при мысли об этом и от воспоминаний, которые вызвали ее слова. У него подогнулись колени, и он чуть не упал.

— Господи, Ноэль, как же я люблю тебя! — Он прижал ее к себе и зарылся лицом в копну ее волос. — Ты даже не представляешь себе, как сильно!

Она прижалась к нему сильнее и потерлась щекой о его грудь.

— Знаю. Потому что чувствую то же самое. Я люблю тебя так, что у меня болит сердце.

— Я избавлю тебя от этой боли. Обещаю тебе это, Буря. Начиная с нашей брачной ночи и во все последующие, пока мы будем вместе. Поверь мне, тебе больше никогда не будет больно.

В глазах Ноэль загорелись насмешливые искорки:

— Я напомню вам о вашем обещании, милорд. И отплачу вам той же монетой. И если все удастся, то ваша жизнь не будет скучной, милорд. Вам хватит веселья и приключений. Их будет так много, что даже бандит Оловянная Кружка был бы доволен.

— О каком таком бандите вы говорите, миледи? — Озорная улыбка тронула губы Эшфорда.