НА ПЛОЩАДИ

(Сцена из пьесы «Голуби мира», готовящейся к постановке в Центральном театре Красной армии)

Дальний Восток 1921—22 г.г. Приморье. Город Энск. В городе одновременно с японцами — власть ДВР, конституция которой должна быть утверждена Учредительным собранием ДВР, Японцы, боящиеся, что при выборах в Учредительное собрание ДВР пройдет большинство большевиков, всячески срывают эти выборы, а на случай победы готовят переворот с целью создании «черного буфера» взамен «красного буфера», как тогда называли Дальневосточную республику. Для этого черного буфера японцы подыскивают кандидатов в правительство. Они намечают премьер-министром местного промышленника П. Тыжнова, а командующим Энским военным округом — недавно приехавшего генерал-лейтенанта Ворожцова, который, как он оказалось позже, был прислан сюда из Москвы со специальными заданиями — узнать планы японцев и помочь перевезти вооружение и амуницию из порта в горы, для народно-революционной армии.

В данной сцене рисуются выборы в Учредительное и начало переговоров японцев с Ворожцовым. Японцы — генерал Матаори, командующий экспедиционным корпусом, полковник Идзити, начальник штаба, и капитан Xирозе, адъютант ген. Матаори.

(Площадь перед гостиницей «Европа». Трибуна, вокруг которой теснится народ, слушая непрестанно сменяющихся ораторов. Возле трибуны огромный дощатый щит, на который наклеиваются плакаты и воззвания различных партий. То и дело подбегают к щиту мальчишки с ведрами клейстера и афишами.

На балконе гостиницы, заставленном гранатовыми деревьями, стоят японцы, наблюдая предвыборную камланию.)

Внизу на трибуне.

ОБЫВАТЕЛЬ. Если вы желаете, граждане, неприкосновенности имущества, голосуйте за кадетов!

(Подходит к щиту. Указывает на плакат, наверху которого густо напечатано: «Голосуйте», и на следующей, еще более жирной строке — «за партию народной свободы», а затем крупно: «и вы получите». Ведет рукой и громко перечисляет:)

— Народовластие, свободу имущества, свободу личности. (Громко.) Народовластие обеспечивает вам защиту родины.

(Пока он ведет рукой по плакатам, бородатый мещанин с огромным барабаном уже занял его место на трибуне.)

БОРОДАТЫЙ МЕЩАНИН. Граждане, мы бьем в барабан господа бога! (Бьет в барабан.) Голосуйте за беспартийных христиан-баптистов, которые спасут родину!

На балконе.

ПОЛКОВНИК ИДЗИТИ (генералу Матаори). Вчера его охватил такой транс, какого и на священной горе Онтаке я не видал. Бог войны Джиммутенно перед нами встал.

МАТАОРИ. Дух Джиммутенно что вам сказал!

ИДЗИТИ. «Мертвые в памяти живых жить продолжают. Героям повинуйтесь. Повиновением Сибирь победите».

МАТАОРИ. Я рад это слышать.

Внизу.

ОБЫВАТЕЛЬ В ПОДДЕВКЕ (кричит через рупор). Поэтому союз ломовых извозчиков вместе с мелкими домовладельцами гарантирует вам мирную жизнь и существование родины. Голосуйте за патриота Петра Тыжнова!

ЖЕНЩИНА В ГОЛУБОМ ПОЛУШАЛКЕ (отталкивая обывателя). А я желаю спросить, девоньки, когда на буржуйских промыслах харчи будут!

ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. А пули японские, девонька, не харчи!

ЖЕНЩИНА В ГОЛУБОМ ПОЛУШАЛКЕ. На японских рыбалках обещали нам деньги и хлеб, а заработную плату выдают гвоздями, перцем да проволокой? Как это понимать, девоньки?

Вверху.

ИДЗИТИ. Раут с командирами народной армии едва ли состоится, ваше превосходительство.

МАТАОРИ. Почему!

ИДЗИТИ. Москва полагает, что Япония свой буфер пожелает сделать, если большевики на выборах в учредительное ДВР победят.

МАТАОРИ. Почему вы так думаете!

ИДЗИТИ. Телеграмма из Москвы, перехваченная, предлагает командирам и лучшим полкам народной армии из города незаметно выйти.

МАТАОРИ. Необходимо сейчас же с народным правительством переговоры о пакте ненападения начать. Необходимо, чтобы ко дню раута эти переговоры совсем благополучно развивались. Вы сегодня же едете к народному правительству.

ИДЗИТИ. Да, я сегодня же еду к народному правительству, ваше превосходительство.

МАТАОРИ. В день раута в кварталах возле здания вы поставите три полка.

ИДЗИТИ. Ваше превосходительство полагает, что командиры придут на раут!

МАТАОРИ. Они придут.

ИДЗИТИ. Командиров мертвыми или живыми желаете видеть!

МАТАОРИ. Живыми. (Пауза.) Сколько политических партий свои платформы нам прислали!

ИДЗИТИ. Девять, господин генерал.

МАТАОРИ. И господин Тыжнов в том числе?

ИДЗИТИ. Нет. Господин Тыжнов прислал только список лиц, которые немедленному уничтожению подлежат. Те лица — коммунистические начальники, адреса их нам неизвестны были.

МАТАОРИ. Так. Когда генерал Ворожцов покинет меня, то господина Тыжнова сюда пригласите. (Идзити ушел.) Вам нравится русский деревянный ампир, Хирозе?

ХИРОЗЕ. Я не люблю европейского искусства, господин генерал.

МАТАОРИ. Так. Минода ваш друг, Хирозе?

ХИРОЗЕ. Да, господин генерал.

МАТАОРИ. Прекрасно. Вы ему верите?

ХИРОЗЕ. Да, господин генерал.

МАТАОРИ. И хорошо делаете. Дружба — это седло славы.

Внизу.

ГОЛОСА. Стойте! Пленные идут!

ЖЕНЩИНА В ГОЛУБОМ ПОЛУШАЛКЕ. Какие еще пленные?

ГОЛОС У ТРИБУН. Из германского плену приехали!

— Сюда их. Веди сюда, ребята!

— Пленные-то больно горячи. Мы, грит, расшибем все, а до дому доберемся.

Вверху.

(Входит генерал Ворожцов и полковник Идзити. Ворожцов — китель внакидку, мандолина подмышкой, руки перепачканы мелом. Держит кий.)

Ген. ВОРОЖЦОВ. Извините, ваше превосходительство, уж больно отменна партия на биллиарде. Такой аферист играет, в жизни не видывал.

МАТАОРИ. Какие, господин генерал, у вас убеждения политические имеются?

ВОРОЖЦОВ. А у меня нет никаких убеждений, ваше превосходительство.

— У меня нет никаких убеждений, ваше превосходительство.


МАТАОРИ. Но для чего ж вы молодых либеральных офицеров вокруг себя собираете?

ВОРОЖЦОВ. А вы полагаете, что хороший партнер на биллиарде сам к вам явится? (Наигрывает на мандолине.)

Бурная тайга,

Тихий океан,

Поручик, ага,

Кажется, ты пьян!

МАТАОРИ. Но какие же у вас, господин генерал, идеалы?

ВОРОЖЦОВ. Признаться, у меня и идеалов-то нет, ваше превосходительство. Мечтал было о зеленом попугае, но приобрел. Мандолина вот тоже первосортная. И всё. (Смотрит вниз.) Эге! Да это никак пленные. Очень любопытно послушать.

МАТАОРИ. Солдаты должны генерала слушать, а не генерал солдат.

ВОРОЖЦОВ. Это у японцев, ваше превосходительство. У русских же сейчас генералы, готовясь принять присвоенную им порцию свинца, весьма внимательно выслушивают солдат.

МАТАОРИ. И еще шутите. Странный вы народ, русские.

ВОРОЖЦОВ. Вам трудно себя разглядеть, ваше превосходительство, но уверяю вас, что японцы еще более странный народ. (Перевешивается через балкон.) Эге! Слушайте-ка.

Внизу.

ПЛЕННЫЙ. Братцы, проехали мы все моря, значит. К миру мы приехали, к пашне!

ВТОРОЙ ПЛЕННЫЙ. Верно. К хозяйству, к сынам ехали!

ПЛЕННЫЙ. Вылазим. А город-то большевики оцепили. К пашням нам не пройти. И говорят нам: поступайте, ребята, грузчиками в порт. (Потрясая винтовкой.) А это на что?

ТРЕТИЙ ПЛЕННЫЙ. Голосуйте за наш отряд! Какое там учредительное. Всем винтовки выдаем. Все окопы сносим. Мир! Не надо нам нейтральных там ваших зон. К пашне хотим!

ВТОРОЙ ПЛЕННЫЙ. К хозяйству. К сынам!

ЗАГОРОДНЫХ (выскакивает вперед). Союз георгиевских кавалеров хотите слушать? Я председатель. Я — Загородных!

ВТОРОЙ ПЛЕННЫЙ. Ивана Матвеича сынок, кажись? Да, он. Сергунь. Экой чорт вымахал. (К третьему пленному.) Это из Лаврентьевского поселка. Сергунь, а ты дядю Ерему узнаешь?

ЗАГОРОДНЫХ. Здорово, дядя Ерема, не голова, а солома. (Хохот.) Да я и то говорю, парни, пришли вы на площадь с винтовками, орете, нейтральную зону вам не надо, окопов нашей республике тоже не надо. Чего же вам надо?

Вверху.

ВОРОЖЦОВ. Этот диспут достоин пера Ксенофонта, ваше превосходительство.

МАТАОРИ. Вы очень пылки, господин генерал.

Внизу.

ЗАГОРОДНЫХ. Пашню тебе надо? Дом тебе надо? Родных тебе надо? Так?

ПЛЕННЫЙ. Разорвем мы, как бумажку, эти окопы!

ЗАГОРОДНЫХ. А и ври! А ты бы все-таки спросил, — против кого эти окопы-то поставлены? А спросить то тебе, дядя Ерема, стыдно-о!

ПЛЕННЫЙ. Мне стыдно-о? Их, брось, Сергунь! Я нонче злой.

ЗАГОРОДНЫХ. Стыдно! Потому что — кто тебе дал эти винтовки? Офицеры! А чьи эти винтовки? Японские! А чью родину занимают японцы? Твою. А против кого поставили окопы? Против японцев, которым из города самим выйти страшно, так они хотят на чужих ногах выйти.

ПЛЕННЫЙ. Сам я иду! За детьми. За женой я иду. Вы жен наших захватили, вы над женами нашими изголяетесь.

ЖЕНЩИНА В ГОЛУБОМ ПОЛУШАЛКЕ. Ярем Семеныч, это кто же со мной живет? Это кто же надо мной изгоняется? Это кому же позволю, кроме законного мужа, над собой изголяться? (Указывая на мальчишку, который держится за ее руку.) А этот от кого же нажит? Этот кем же выкормлен, Ярем Семеныч?

ПЛЕННЫЙ. Ба-а-ба! (Второму пленному.) Смотри-ка, Митька, баба моя! Робята, да ведь это Сенька мой! Робята. Да ведь тут все деревенские бабы. (К мальчишке.) Сенька, ты опять сопли распустил. Утрись! На народе стоишь, не в поле.

ВТОРОЙ ПЛЕННЫЙ. Анисья-то, гляди-как растолстела.

БАБА. С тобой растолстеешь. (Плача.) Столько, ирод, ноченек был в плену-то, смотреть страшно.

ТРЕТИЙ ПЛЕННЫЙ. Мамонька, Фекла Степановна, здеся ты?

СТАРУХА (отталкивая его). Обожди, обожди, сынок. Дай-ка сказать слово-то всем пленным. (К делегации.) Эх, вы, вояки! По окопы пошли? Винтовки приготовили? А вам известно, что перед окопами то все ваши бабы и все ваши дети выстроились, ждут? Вам известно, что я их со всех деревень собрала, вояки? Их, вы! Тут другое снаряжение требуется, а не винтовки. (Хохот.)

ПЛЕННЫЙ. Обождь, бабушка! Обождь! (Поднимает винтовку.) Мужики! Верна-а, винтовка от японцев получена. (Выкладывает затвор, сыплет патроны в толпу.) Во! (Хочет сломать штык.)

СТАРУХА. Стой, окаянный. Чего ломать-то? Снаряжение. Сгодится. Патроны-то тоже, ребята, соберите. (Толпа одобрительно гудит.)

ЗАГОРОДНЫХ. Товарищи, в вокзальном районе полный разгром кадетов, — большевиков целиком избрали. Кто за родину, кто за демократию, кто за большевиков, кому дорога наша власть — катай вокзальный район приветствовать! (Площадь пустеет).

— Кто за большевиков, кому дорога наша власть — катай вокзальный район приветствовать.


Вверху.

ВОРОЖЦОВ (сидит на балюстраде и наигрывает на мандолине).

Собрание учредительное,

Но я кадет.

Вино суть прохладительное,

Но денег — нет.

Поручик, поручик,

Все же вы пьяны.

Тоскую, голубчик,

Ни денег, ни жены.

МАТАОРИ. Согласны ли вы, господин генерал, командование округом принять?

ВОРОЖЦОВ (перебирая струны). Смотря каким.

МАТАОРИ. Вот этим.

ВОРОЖЦОВ. Природа этого округа мне нравится.

МАТАОРИ. Но вы должны нашу политику под видом своей проводить.

ВОРОЖЦОВ. Серая кошка немногим отличается от пестрого котенка, ваше превосходительство. Правда, я несколько легкомыслен. Но и Скобелев легкомыслен. Угодно вам партию в биллиард, ваше превосходительство?

МАТАОРИ. О, да.

ВОРОЖЦОВ. Из уважения к великой японской нации даю вам двадцать очков вперед, ваше превосходительство. (Уходит.)

(Темнеет. Слышны мерные шаги: площадь пересекает патруль из трех японских солдат. Солдаты прислушиваются и заглядывают в окна. Навстречу СТАРУХА и РАБОЧИЙ. Они в белых передниках и колпаках. В руках у них большие корзины.)

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Сыты-ой! (С усилием.) Стыой!

СТАРУХА. Булочники мы, ваше благородье, булочники.

РАБОЧИЙ. Колбасники мы, ваше благородье, сосиски горячие.

СТАРУХА. Хлебцы тепленькие из печки, угощайтесь.

(Старуха ставит корзину на тротуар, достает сосиски, завертывает каждому в бумажку и подает солдатам. То же самое делает с хлебами.)

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ (с усилием). Зде-еся… казарм. ы-ма на-ша есть. Здеся бумажки сыпай есть. Бумажки ни надо.

СТАРУХА. Какие бумажки-то?

НАЧАЛЬНИК. Да, да, какие бумажки. Да-а, пылохи бумажки.

СТАРУХА. Прокламации, что ли?

НАЧАЛЬНИК. Да-а. Пырохомации, пырохомации бурсовика давала.

РАБОЧИЙ. Большевики. Эх, они. О чем прокламации-то?

ВТОРОЙ СОЛДАТ. Риса, говорят, нету. Земля — нету. Война ести в Сибири…

СТАРУХА. Ай, ай, ай! И чего только эти большевики не наговорят. Рису нету. Как же так? (Тихо.) А може рису-то на самом деле нету?

ТРЕТИЙ СОЛДАТ. Нету, жинка, нету. Сибирь, мороз есть — и… пылохо.

НАЧАЛЬНИК. За-ачем пылохо? Плохо нету.

СТАРУХА. Какое плохо. Очень даже японскому солдату хорошо. Ну, рису нету, а земля-то есть… Себя (показывает), вот как умрешь, себя вместо рису похоронишь. Верно? Сибирь она, ух (хватает себя за голову) лютая… (Начальнику.) А ты ешь, сосиски-то есть, ешь, а?

НАЧАЛЬНИК (смеясь). Кушать надо.

СТАРУХА. А как же, батюшка, кушать надо всем.

НАЧАЛЬНИК. Японса тоже много кушать надо.

СТАРУХА. А как же, надо кушать. Да вот землю-то, сказывают, у вас помещики захватили. У вас, сказывают, бунты там идут, а солдатам-то ничего не говорят.

НАЧАЛЬНИК(всматриваясь в нее). Тывоя, бабушка, плохо есть говорит. Тывоя, бабушка, пырохомации читайла. У-ух! (показывает винтовку). Моя твоя пылохо есть. (Сурово.) Сытупай.

РАБОЧИЙ. Да ты, батюшка, хлеб возьми. Вот тут в бумажку завернуто.

(Патруль уходит, жуя сосиски. Вдруг один солдат остановился и напряженно уставился в бумагу, в которую была обернута сосиска.)

РАБОЧИЙ. Пора уходить, Фекла Степановна, читает уж.

СТАРУХА. А пусть себе читает. Им, миленьким, читать офицеры-то настоящего слова не дают.

РАБОЧИЙ. Как бы не доказал.

СТАРУХА. А я уж по глазам разглядела, не докажет.

РАБОЧИЙ. Возвращается!

СТАРУХА. А пусть! (Напряженно всматривается в приближающегося японца.) Тебе чего, милай, еще сосиску покушать?

ЯПОНСКИЙ СОЛДАТ (показывая прокламацию). Бурсовика хоросо писала. (Показывает на глаза.) Моя Ленин вижу. Моя бурсовика стреляй нету. (Убежал.)

— Бурсовика хоросо писала!


СТАРУХА. Обходительный япошка. (К рабочему.) Если им пожить здесь, Григорий Максимыч, сколько немцы на Украине пожили, они хорошо научатся по-советски читать. (Подхватывает корзину.) Сосисочки кому, сосисочки горячи…

Вс. Иванов

Рис. С. Зелихмана

Загрузка...