Красноармеец Краснофлотец № 21-22

НАВОДЧИК

Пассажирский пароход «Урицкий» медленно отвалил от пристани. Полковник Кручинин с минуту постоял на палубе, любуясь причудливым отражением огней в темно-свинцовой реке, и вошел в каюту, залитую мягким голубоватым светом. На одной из кушеток, находившихся в каюте, спал мужчина, уткнув лицо в подушку. Кручинин тихонько опустил на окно штору, достал из портфеля книгу и сел к столу. Внимание его привлекла раскрытая на столе тетрадь, страницы которой были исписаны крупным размашистым почерком. Знакомый термин заголовка подстрекнул любопытство Кручинина, и он, отложив книгу в сторону, не задумываясь, начал читать чужие записи.

Вот что было написано там:

«Август 1920 года. Батальон красных, изнуренный боями, отходил через Пинские болота на соединение с полком, героически сдерживая наседающую конницу противника. Скудный запас экономно расстреливаемых патронов подошел к концу. Командир батальона Нестеров, старый фронтовик, с горечью думал, что без патронов батальону неминуемо грозит гибель. Надо было искать выход.

Вызвав к себе командиров рот, Нестеров спросил:

— Патронов нет?

— Нет, — угрюмо ответили командиры.

— Какой вы предлагаете выход?

— Умирать будем.

— Красиво, но это не выход из положения. Умереть каждый из нас сумеет. Надо спасти батальон.

— С голыми кулаками, среди болот…

— Хотите сказать — невозможно? — нетерпеливо перебил Нестеров.

— Да.

— Подобные соображения вы можете оставить при себе. Надо вывести батальон.

— Нужно надежное прикрытие, товарищ комбат. Прикрытие без патронов… Куда оно?..

— Вы правы, но… — Нестеров с минуту подумал и спокойно заявил:

— Прикрытием останется пушка. У ней есть снаряды.

— А если она не сдержит против, ника?

Нестеров резко ответил:

— Тогда… продайте себя как можно дороже…»

Дальше несколько строк оказались вычеркнутыми. Очевидно, автор хотел переделать их.

«…Вместе с батальоном отступала артиллерия в составе… единственной 76-мм пушки. Орудием командовал командир взвода Южанин. Утром, во время переправы через реку, пуля раздробила ему колено, и теперь он, поддерживаемый бойцами, с трудом сидел на передке орудия. Наспех перевязанная рана причиняла Южанину мучительную боль.

Нестеров знал о ранении Южанина, но почему-то думал, что ранение легкое. Теперь же, взглянув на измученное, обескровленное лицо командира взвода, Нестеров заколебался в принятом решении. Ему жаль было обрекать на верную смерть полуживого человека.

Южанин сам вывел Нестерова из затруднения.

— У вас приказание, тов. комбат? — спросил он.

— Да… я хотел бы знать, сколько осталось снарядов?

— Восемь шрапнелей, тов. комбат.

— Маловато. Дело, Южанин, такое, что необходимо задержать противника, пока батальон проходит болота. Патронов нет…

— Сколько времени потребуется на этот марш?

— Не меньше двух часов.

— Где прикажете развернуть орудие?

Эта безупречная готовность к самопожертвованию тронула Нестерова. Он торопливо схватил Южанина за руку и ласково посмотрел в глаза.

— Южанин, ты плохо чувствуешь себя. Может, заменить кем-нибудь?

— Время дорого, товарищ комбат. Укажите место для развертывания. Орудием командовать буду я, — холодно сказал Южанин.

Нестеров по опыту знал, что убеждать Южанина бесполезно, да и заменить ого все равно некем.

— Ладно, развертывайся здесь. Место хорошее…

Нестерову вдруг захотелось ободрить, порадовать чем-нибудь приятным этого человека, с которым он, может быть, больше но увидится. Он порылся и карманах, достал бережно завернутый в бумажку окурок, зажег ого и, подавая Южанину, тепло улыбнулся:

— На, кури…

Нестеров еще хотел что-то сказать, но до крови закусил губу, отвернулся и побежал в голову колонны.

Не теряя ни минуты, Южанин отдал распоряжение снять орудие с передка и укрепить его посредине дороги.

Заряжающий Капустин, неутомимый балагур и песенник, вынул из передка шрапнели, любовно обтер их рукавом своей дырявой шинели и аккуратно сложил около орудия.

— Эх, родненькие! Мало вас осталось. Работенка вам предвидится большая! — вздохнул Капустин. — Митя, не найдешь ли на затяжечку? Понимаешь, как снаряды из передка — так и курить хочется. Дурацкая привычка.

Семнадцатилетний наводчик Митя, паренек с доверчивыми голубыми глазами, неуверенно достал из кармана несколько щепоток мусора, рассыпал ого на ладони, тщательно исследовал и огорченно покачал головой:

— Ни крупинки.

— Жаль. Ну что-ж, злое буду! — Капустин помолчал и мечтательно высказался. — Разгромим белополяков, кончим воевать, примемся за хозяйство, оживет страна — тогда уж покурим! Эх, и покурим!..

— По местам! — скомандовал Южанин.

На повороте шоссе показался взвод конницы противника.

— К бою!.. Трубка на картечь!.. Капустин лихо заломил фуражку, схватил снаряд и, заряжая орудие, крикнул:

— За мировую революцию! Картечью!

С полукилометровой дистанции противник перешел в широкий галоп. Впереди, на крупном вороном коне скакал офицер, поблескивая обнаженной саблей.

— Вот гады! Рубать собираются! — пробормотал Капустин.

— Митя, покажи им почем сотня гребешков!

Южанин выжидательно следил за быстро сокращающейся дистанцией. Оставалось не больше 200 метров. Поднятая над головой рука Южанина резко опустилась:

— Огонь!

Воздух упруго разорвался. Картечь со свистом полетела навстречу всадникам.

Картечь со свистом полетела навстречу всадникам… Получилась свалка…

Передние ряды лошадей, подкошенные свинцом, упали на колени, заграждая дорогу. Задние стремительно наскочили на передних. Получилась свалка. Лошадь офицера взвилась и дико рванулась к орудию. Выбитого из седла офицера, застрявшего ногой в стремени, потащил ошалелый конь. Окровавленная голова офицера высоко подпрыгивала в такт скачущей лошади и билась о твердый грунт шоссе.

— За Республику Советов!..

Картечь второго выстрела окончательно срезала противника. Лишь несколько уцелевших всадников бросились в бегство.

Капустин вскочил на лафет, сорвал с головы фуражку и, размахивая ею, запальчиво крикнул:

— А ну, гады, кто следующий!

Южанин улыбнулся:

— Успокойтесь, тов. Капустин. Противник возобновит атаку.

— Милости просим! На угощение скупиться не будем, товарищ командир. У нас Митя большой хлебосол.

Южанин не ошибся. Не прошло и десяти минут, как на повороте шоссе вновь показалась кавалерия, На этот раз ее было не меньше эскадрона.

— Капустин, вы приглашали гостей, — принимайте, — пошутил Южанин. — К бою!..

— Есть, товарищ командир, — поспешно ответил Капустин, бросаясь к снарядам. — За товарища Ленина! Митя, помни за кого стреляешь, приложи старание!

Отряд противника на ходу сделал перестроение. Он разбился на три группы: одна из них, строем по два, пошла левой стороной дороги; вторая, тем же строем — правой стороной, и третья группа, уступом, заняла середину шоссе.

— Хитрят гады!

— Посмотрим, что из этого выйдет, — спокойно отозвался Митя, наводя орудие в правую группу, которая заметно увеличила аллюр.

— Первый выстрел по моей команде, дальше — самостоятельно! — коротко приказал Южанин. — Больше спокойствия, товарищи!

Правая группа карьером пронеслась через трупы разбитого взвода. Южанин властно махнул рукой.

— Огонь!

Но выстрела не последовало. Судорожно зажав в руке спусковой шнур, Митя впился глазами в сверкающие сабли и казался загипнотизированным.

Лицо его было неподвижно, только плотнее сжались губы, да на бледных висках учащенно вздрагивали синие жилки.

— Огонь! — повторил Южанин.

Но Митя не стрелял. Выдержка бойцов сменилась тревогой.

— Митя, стреляй! — отчаянно крикнул Капустин. — Изрубят гады, стреляй! — И, неожиданно подскочив к Мите, яростно схватил его за руку со спусковым шнуром. Резким толчком в грудь Митя отбросил Капустина.

— Не мешай!

С поднятыми саблями противник ураганом летел на орудие, готовый раздавить горсточку людей, медливших с выстрелом. Дистанция быстро сокращалась. Какие-нибудь несколько секунд решали судьбу орудийного расчета.

Дистанция быстро сокращалась. Какие-нибудь насколько секунд решали судьбу орудийного расчета.

Но вдруг грянул выстрел. Он вывел людей из оцепенения, вернул жизненную энергию, пробудил к действию.

— За коммунизм во всем мире! — зазвенел голос Капустина.

Орудие мгновенно повернулось навстречу левой группе. Прогремел второй выстрел.

— За коммунистическую партию!..

За Красную армию!..

С лихорадочной быстротой, в упор, орудие выплевывало сотни раскаленных свинцовых шариков. Расчеты Мити были верны.

В рядах противника произошло замешательство. Сраженные картечью лошади кувырком летели через головы, подминая под себя седоков. Вместо стройных, грозных рядов образовалось живое кровавое месиво.

Воздух наполнился громким, стонущим ржанием искалеченных лошадей и дикими воплями людей, задыхающихся под тяжестью потных, окровавленных конских туш. Одна из раненых лошадей вместе с седоком проскочила к самому орудию, поднялась на дыбы, волчком повернулась вокруг своей оси и рухнула на спину, скрывая под собой седока. Часть лошадей с убитыми, но оставшимися в седле всадниками бешено пронеслась мимо орудия и через минуту скрылась в направлении отступающего батальона. Обе группы, правая и левая, почти полностью были уничтожены. Третья группа наскочила на образовавшуюся из людей и лошадей преграду, завязла в ней и беспорядочно закружилась на месте, топча раненых и убитых.

— Еще за товарища Ленина! — возбужденно выкрикивал Капустин- Митя, бей гадов!

Меткая картечь скосила третью группу. И только маленькая кучка всадников, оставшаяся от эскадрона, саблями заставив повиноваться одурелых лошадей, в паническом страхе поскакала обратно. Ее не преследовали. У орудия остался один снаряд.

— Митя, родной мой, — радостно бросился к нему на шею Капустин, — как ты их расчехвостил, гадов! А ведь я думал — подведешь.

Отирая пот с побледневшего лица, Митя устало опустился на лафет. Губы его дрожали. На глазах появились слезы. Только теперь можно было понять, чего стоили Мите эти страшные минуты.

Южанин, поддерживаемый бойцами, слез с передка, обнял Митю и расцеловал.

— Спасибо, Митюша. Ты сделал все, что должен был сделать коммунар.

Бойцы наперебой душили Митю в своих объятиях, называли его самыми нежными именами. Капустин, больше всех испытывая прилив величайшей заботы и деятельной любви к Мите, с упреком набросился на товарищей:

— Расчирикались! Митя, может, курить хочет!

Торопливо вывернув карманы, бойцы с особенным усердием принялись извлекать из мусора драгоценные крупинки, осторожно складывая их на ладони Капустина. Капустин бережно свернул скудную папироску, зажег ее и подал Мите.

— На, Митя, кури, дружок! Из чистой махорки состряпана!

И пока Митя курил, бойцы, счастливо улыбаясь, ласково смотрели в его голубые глаза и никто не попросил „разочек затянуться“.

В течение двух часов артиллеристы тревожно ожидали новой атаки, которая была бы роковой для них, но противник не показывался. Южанин скомандовал отбой…»

…Дочитав страницу, Кручинин откинулся на спинку кушетки и закрыл глаза. Перед его мысленным взором оживали картины прошлого…

Мирно спящий сосед внезапно закашлялся и, не просыпаясь, повернулся на бок.

Кручинин взглянул на соседа. В суровых складках еще молодого лица показалось что-то знакомое. «Где я видел его? — мучительно думал Кручинин, напрягая память, — неужели это он… Ну конечно, Южанин! Так вот где встретились!..»

Кручинин долго смотрел на Южанина, с которым вместе был пройден длинный тяжелый путь, потом перевернул страничку тетради и прочел еще несколько строк:

«Часам к шести вечера орудие благополучно догнало свой батальон. Надо было видеть радость Нестерова. Этот суровый командир заплакал, обнимая Южанина и его бойцов.

В тот же вечер Южанин в бессознательном состоянии был отправлен в дивизионный лазарет и больше к своему орудию не возвращался.

Что стало с милым, скромным героем Митей? Где он теперь? Разделяет ли он с нами радость счастливой жизни, за которую так храбро дрался, или беззаветно сложил он свою юную голову, не увидев торжества побеждающего социализма?»

Кручинин взял карандаш, улыбнулся и написал:

«Да, Митя разделяет чудесную радость многомиллионного народа нашей прекрасной родины. Под знаменем великого Сталина, с высоко поднятой головой, он вместе со всеми победно шагает к социализму.

После окончания войны Митя горячо взялся за учебу и ныне командует одним из артиллерийских полков Красной армии. Он часто вспоминает своего бывшего славного командира Южанина. Полковник Дмитрий Кручинин».

С. Потемкин, старший лейтенант

Рис. В. Высоцкого