Красный комбриг

Война после войны

12 октября 1920 года с Польшей был подписан договор о перемирии.

Кавбригада обнажает сабли против банд Петлюры.

Скупые строки сохранившихся с той поры документов лаконично и выразительно рассказывают сб этом очередном победоносном походе красных конников.

Приказ командующего 14-й армии: «Реввоенсовет фронта благодарит части XIV армии за доблестные действия против петлюровских банд, отмечая особенно героические подвиги и боевую удаль кавбригады т. Котовского…»

Приказ начальника 45-й дивизии: «Кавбригада… т. Котовского вновь проделала баснословный акт и вновь внесла в свою прекрасную историю героическую страницу; в ночь с 17 на 18 ноября кавбригада после двух упорных боев взяла серьезный стратегический пункт и базу белогвардейской сволочи — г. Проскуров, нарушив связь и планы белых… 45-я дивизия, всегда с восторгом смотревшая на свое детище, от лица службы благодарит комбрига кавалерийской т. Котовского, отважно ведущего на огромные победы свою маленькую, состоящую из железных бойцов, бригаду»[23].

Оперативная сводка штаба 45-й дивизии за 22 ноября: «Кавбригада Котовского, ведшая вчера с противником бой… в 18 часов ворвалась в м. Волочиск. Последние 5 верст к Збручу кавбригада рысью и галопом прошла под ураганным пулеметным и артиллерийским огнем противника… Наша кавалерия, появившаяся в спешенном строю у переправ, внеся в ряды противника сильнейшую панику, буквально вырвала из рук врага оставшееся непереправленным имущество. Наши трофеи: 2 бронепоезда, 8 орудий, более 120 пулеметов; три эшелона с паровозами, масса снарядов, винтовок, громадный обоз, масса пленных…»

Об успехах Котовского в боях против петлюровцев можно судить и по красноречивому свидетельству врагов. Врангелевский генерал Перемыкин плакался Борису Савинкову: «Итак, мое мнение — дело наше проиграно безнадежно. Проклятая петлюровская рвань драпает почем зря, не принимая ни одного боя. Котовский донимает нас по-прежнему; этот каторжник буквально вездесущ. Правда, командир киевской дивизии генерал Тютюнник недавно хвастал, будто пощипал Котовского под Дубровкой, но я думаю, что этот желто-блакитный выскочка и бандит по обыкновению врет и дело обстояло как раз наоборот. В общем, плохо, господин Савинков, очень плохо»[24].

За успешные бои против петлюровцев кавалерийская бригада Котовского получила высшую награду страны — Почетное Революционнее Красное Знамя, а командир бригады — второй орден Красного Знамени.

Отгремели последние сражения гражданской войны. Страна, разоренная, изголодавшаяся, торопилась начать созидательную работу. Но еще многие хотели помешать ей. И еще не одна огненная верста предстоит легендарному Котовскому.

В конце 1920 года в Уманском уезде появилось несколько крупных банд. Командарм Уборевич послал на их уничтожение кавбригаду Котовского. Для выполнения этого задания конникам понадобилось только три дня.

На очереди был «батька» Махно. Этот бандит собрал под свои черные знамена самый оголтелый, люто ненавидевший Советскую власть сброд анархистов, эсеров, кулаков, уголовников, служили здесь и обманутые махновской пропагандой середняки и бедные крестьяне. Уже более трех лет гулял «батька» по степям Украины, оставляя после себя кровавый след.

Борьбу с бандитизмом на Украине возглавил выдающийся полководец гражданской войны Михаил Васильевич Фрунзе. Среди тех, кто блестяще исполнил разработанный Фрунзе план разгрома махновщины, был и Григорий Иванович Котовский — к этому времени уже командовавший кавалерийской дивизией.

Потом были эсер Антонов на Тамбовщине, его самый хитрый и коварный соратник Матюхин, потом — опять Тютюнник…

Посмотрим на карту европейской части страны, проследим по ней путь героев. От знойных причерноморских степей он пролег на север, к Киеву, от днепровских порогов — на юго-запад, к Одессе, потом — снова на север, до Тирасполя, оттуда — опять под Киев, от Киева — до Львова, из-под Львова — к Хмельницкому (бывший Проскуров), потом — Умань, Тамбовщина, снова Украина… Многие сотни километров пробежали под копытами боевых коней! И какой же это был трудный и опасный путь, скольких храбрецов недосчитала кавалерийская бригада… Вместе с тем это был славный путь — не было у кавбригады врага, который бы не дрогнул перед ее революционным духом, помноженным на талант командира!

На огненных верстах котовцев можно насчитать много удивительного, поистине героического, легендарного…

Это произошло осенью 1919 года у деревни Новая Гребля. Котовцам противостоял батальон, насчитывавший до 800 белогвардейских офицеров, вооруженных не только пулеметами, а и артиллерией. На малейшие попытки подняться в атаку вражеские окопы мгновенно отвечали свинцовым шквалом.

Нужно было хорошо подготовиться к бою, а для этого требовалось разведать вражескую оборону. Котовский поручил это своему любимцу — командиру кавдивизиона Няге. Через час конные разведчики ускакали в темноту.

Разъезд, который возглавил Л. X. Воронянский, въехал в село и тут неожиданно был окружен со всех сторон вражескими солдатами.

— Кто такие? — подъехал к Воронянскому белогвардейский офицер.

Командир разъезда уверенно представился: он и его товарищи — деникинский отряд, разыскивающий свою часть. Когда же офицер наконец разглядел на Воронянском красноармейскую форму и уже готов был поднять тревогу, он вдруг ощутил у виска холодную сталь пистолета.

— Ни слова! — скомандовал Воронянский. — И — за мной!

Поручик сообщил Котовскому ценные сведения.

…В феврале 1920 года у Березовки котовцы под вечер ворвались в один из населенных пунктов. Их неожиданное появление так напугало деникинских солдат, что те сдались, не сделав ни одного выстрела.

Котовский вместе с несколькими красными командирами вошел в избу, где, как ему рассказали, расположился вражеский штаб. В избе шло веселье: ничего не подозревавшие офицеры обрадовались прибытию незнакомых, но, судя по внешнему виду, очень важных военных. Спросили:

— Вы из Одессы?

— Нет, на Одессу, — ответил Котовский, и вошедшие направили на офицеров маузеры.

…К Одессе подошли на рассвете 7 февраля. Накануне Котовский, планируя боевые действия, приказал переодеть всю бригаду в форму деникинцев. Это помогло им бесшумно миновать охраняемую врагом заставу и быстро втянуться в город. Здесь им то и дело стали попадаться офицеры, спешившие удрать из города. Котовцы, выдавая себя за мамонтовцев, охотно брали их в свои тачанки. Бригада торопилась пройти город, чтобы на станции не дать уйти деникинским эшелонам.

Первый эшелон уже пробежал по стальным путям несколько метров, когда красные конники ворвались на станцию. Котовский приказал артиллеристам дать залп по паровозу, и тот застыл на месте. А деникинские офицеры только теперь сообразили, что они добровольно сдались в плен.

…Котовскому доложили (дело было в конце апреля 1920 года): в селе Антоновка расположилась большая банда петлюровцев. Но как выловить бандитов, не нанеся ущерба мирным крестьянам? И комбриг решается на такую хитрость. Среди бела дня в центре села вдруг объявились несколько бродячих артистов. Они устроили маленькое представление: стали хором исполнять националистические петлюровские гимны. Растроганные бандиты вышли из хат, составили вокруг певцов большой круг. Концерт продолжался до тех пор, пока над головами не прозвучала команда:

— Сложить оружие! Вы окружены!

«Певцы» из-под свиток выхватили пистолеты. Вокруг площади тесным строем стояла красная конница.

Яркое место среди героических дел Котовского занимает его операция по ликвидации на Тамбовщине банды Матюхина.

…Уже рассыпалась под ударами Красной Армии армия эсера Антонова. Но по лесам и оврагам Тамбовщины все еще прятались бандиты. Особой хитростью и жестокостью славился бывший фельдфебель царской армии атаман Матюхин, занявший большой лесной район недалеко от губернского города, откуда он и организовывал свои бандитские вылазки.

Однажды Котовского, бригада которого после недавних боев отдыхала в селе Медном, вызвали в Инжавино, где располагался штаб начальника боевого участка. Командующий войсками по разгрому антоновщины М. Н. Тухачевский поставил перед ним задачу покончить с Матюхиным.

План разгрома банды Матюхина разрабатывался очень тщательно. К исполнению операции решили привлечь бывшего начальника антоновского штаба Эктова[25]. Его привезли в расположение штаба кавбригады и держали под усиленной охраной. Тайну кроме Котовского знали еще только два-три командира. В результате бесед с Эктовым у Котовского возник смелый план.

Через несколько дней по тревоге поднятые среди ночи котовцы ушли из Медного в неизвестном направлении. На рассвете остановились на широкой лесной поляне. Здесь всем красноармейцам было приказано переодеться в белоказацкие шаровары, гимнастерки с погонами… Котовский объяснил им:

— Мы — кубано-донской повстанческий отряд, который под моим, атамана Фролова, командованием идет на соединение с армией Антонова. Совместно мы организуем поход на Москву.

Красноармейцы охотно включились в опасную игру…

По губернии не без помощи самих котовцев стали распространяться слухи о приближении отряда Фролова, а в середине июля «фроловцы», набожно перекрестившись на церковь, въехали в кулацкое село Кобылинку, которое находилось в четырех километрах от леса, где сидела банда Матюхина.

Котовцы настолько хорошо вошли в новую роль, что никто из местных жителей не заподозрил подвоха. Однако Матюхин, которому передали приглашение встретиться (под ним стояла подлинная подпись хорошо знакомого Матюхину Эктова), чтобы обсудить детали похода на Москву, не соглашался выходить из леса, ставил невыполнимые условия. Тогда ему послали еще одно письмо, в котором обвиняли атамана в трусости. Это послание взялись доставить комиссар второго кавалерийского полка А. Захаров и командир взвода Д. Симонов.

В ожидании возвращения товарищей котовцы знакомили прибывших от Матюхина трех визитеров с жизнью «повстанческого отряда». Сам Григорий Иванович об этом рассказывал так:

«От осмотра бандиты пришли в удивление и восторг. Они возбужденно и с некоторой завистью говорили, что все наши бойцы по своей выправке, молодцеватости и геройскому виду больше похожи на офицеров, чем на солдат. После этого осмотра мы вернулись в штаб моей кавбригады. На столе за это время появился самогон, жареные куры и баранина. У бандитов от самогона развязались языки, и они стали хвастаться о том, как расправляются антоновцы с красными. Захлебываясь от пьяного восторга и наслаждения, они говорили, что пленных красноармейцев… они не рубят и не расстреливают, а выкручивают им головы. Они хвалились тем, что их командир Иван Матюхин славится своей свирепостью, что у них нет пощады и что каждого красноармейца у них ждет мучительная смерть… Не раз бывшие с нами мои командиры брались за шашку, чтобы отрубить бандитские головы…

Уже 12 часов ночи, а наши посланцы еще не вернулись из своей опасной поездки. Начинаю беспокоиться и думаю о том, что их могли разоблачить…

Беспокоюсь и за выдержку своих отдельных бойцов. За каждым из бойцов зорко наблюдают находящиеся в доме бандиты, каждого из них изучают, и нужно быть очень осторожным и выдержанным, чтобы каким-нибудь случайным словом не выдать себя. Но все бойцы как один держат себя в руках. Нет слова «товарищ», есть слово «станичник», нет проклятий бандитам, есть «проклятия» советам, нет ни одного движения и взгляда, который мог бы не только разоблачить, но даже заподозрить красного бойца»[26].

Матюхин согласился увидеться с атаманом, но тот должен был с Эктовым и четырьмя всадниками встретить его у развилки дорог, куда сам Матюхин приедет со всем штабом и 450 всадниками.

Риск, конечно, был велик, но другого выхода не было. Котовский так разыграл радость встречи, что атаман бандитов поверил всему. В доме мельника — матерого кулака, который не поскупился выставить вдоволь и самогонки и закуски, состоялось совещание.

Григорий Иванович предусмотрел все — как рассадить дорогих гостей, какие и как часто произносить тосты, где безусловно с Матюхиным соглашаться, а в чем и поспорить… Затем перешли к практическим вопросам.

Неожиданно «Фролов», взмахнув левой рукой (условный знак!), выхватил наган и, направив его прямо на Матюхина, крикнул:

— Хватит ломать комедию! Расстрелять эту сволочь!

Через несколько минут со штабом и бандой Матюхина было кончено. Матюхин спасся — наган Котовского трижды дал осечку. Легкораненый бандит выскочил в окно и убежал в лес. Только через месяц он будет убит в перестрелке с чекистами.

В перестрелке тяжело был ранен — в правую руку — и сам Котовский.

Не всегда путь Котовского устилали лавры побед. Были и дни горьких неудач — поражений, измен, всевозможных неожиданностей, которыми так полна любая война.

…Дело было накануне Южного похода. 45-я дивизия у Жмеринки внезапно подверглась нападению крупных петлюровских частей, с тыла наши части были атакованы двумя крупными бандами. Враг захватил часть железной дороги, прервав тем самым сообщение между Киевом и Одессой.

Первая бригада дивизии, отступив, поставила под угрозу один из флангов второй стрелковой бригады, которой командовал Котовский. Несмотря на это, комбриг предпринял контратаку, сломил петлюровцев и уже стал было развивать наступление, как случилось непредвиденное. Ночью петлюровцы совершили налет на местечко Джурин и уничтожили почти весь так называемый матросский полк Стародуба. Полк этот, сформированный в основном из деклассированных элементов Одессы, и раньше не внушал Котовскому большого доверия: лихие ребята, любившие прихвастнуть понавешенным кстати и некстати оружием, не отличались дисциплинированностью, склонны были к анархическим выходкам. На этот раз полк, остановившись на ночлег, устроил попойку, что и обернулось трагедией. Оставшиеся в живых бойцы матросского полка в панике бежали, а вслед за ними, ломая линию наших войск, устремились части противника. Котовскому стоило больших усилий — он бросил в бой даже штабную команду — остановить врага.

Не оправдал надежд и «полк, которым Одесский ревком доверил командовать знаменитому в Одессе «королю» воров и налетчиков Мишке Япончику. На митинге в Бирзуле, посвященном прибытию полка в состав 45-й дивизии, Япончик ораторствовал: «Мы были воры и налетчики, но то было при царизме, а при Советской власти мы должны стать передовыми бойцами!» Полку дали участок обороны, который «передовые бойцы» спокойно покинули однажды ночью, заявив, что им больше подошла бы караульная служба в Одессе.

В прорыв ворвались петлюровские части, и дивизия, чтобы собрать силы для ликвидации этого прорыва, вынуждена была отступить.

В это время из штаба армии пришла шифровка, в которой говорилось о том, как надо поступить с изменниками. Полк во главе с «королем» погрузили в теплушки — якобы и в самом деле удовлетворяли его требование отправить в Одессу. Но пошли эшелоны кружным путем. Первый из них в Вознесенске приняли на запасный путь. Возмущенного Мишку Япончика, вышедшего из вагона в окружении небольшой «свиты», встретили комендант станции и чекисты. Комендант объяснил: за измену Родине он объявляется вне закона и приговаривается к расстрелу.

16 июля 1920 года Котовский был тяжело контужен и больше месяца провел в госпитале.

Котовский, несомненно, был талантливым командиром. Не получив специального военного образования, он быстро на практике постиг все тайны управления войсками в условиях гражданской войны.

По свидетельству современников, назначение Котовского в июле 1919 года командиром стрелковой бригады некоторыми военачальниками Красной Армии было воспринято скептически: сможет ли руководить целой бригадой, согласится ли с требованиями железной воинской дисциплины? Теперь эти сомнения кажутся странными — мы знаем, как воевал герой гражданской войны Григорий Иванович Котовский. А в те дни они были понятны. У республики тогда каждая стрелковая бригада была на счету.

Прекрасную аттестацию Котовскому дали люди, хорошо знавшие его по революционной практической работе, — секретарь Одесского обкома партии Ян Гамарник, начальник особого отдела 45-й дивизии Григорий Старый (Борисов), десятки других хорошо проверенных партией людей. И Григорий Иванович оправдал их доверие.

Победы Котовского были блестящими, а порой, с точки зрения традиционной военной науки, столь неожиданными, что они ставили в тупик даже маститых стратегов.

Крупнейший военный теоретик профессор А. А. Свечин на занятии в Академии имени Фрунзе, когда один из бывших котовцев рассказал о походе кавбригады от Днепра до Одессы и Тирасполя, сделал такое заявление:

— Я знал генералов Самсонова, Стесселя, Шевченко — все они были моими учениками. Это опытные боевые генералы, знающие военное искусство и лишенные трусости. И вот эти люди сдают Котовскому, в бригаде которого — лишь семьсот сабель, шесть тысяч пленными, четырнадцать бронепоездов, много артиллерии и пулеметов. Перед Котовским был противник, обладавший двадцатикратным численным превосходством. Непостижимо, как можно было добиться такого успеха при таком соотношении сил[27].

Такова природа таланта: он поднимается над общеизвестным, и то, что для всех долгое время является пределом, потолком, для него — лишь ступенька для движения вперед.

Побеждать Котовскому помогал, конечно, не один «дар божий». Талант приумножался его идейной убежденностью — преданностью революции, народу, ненавистью к старому миру.

Был в 1920 году такой как будто малозначительный эпизод. В марте кавалерийская бригада, только что победоносно завершившая Одесскую операцию, расквартировалась в Ананьевском уезде. Недолго длился отдых красных конников, скоро последовал приказ выступить в район Жмеринки, где снова появились банды Тютюнника. Но в это время в самом Ананьевском уезде действовало немало банд, и уход бригады, конечно, в значительной степени развязывал им руки. Комбриг Котовский пишет в Реввоенсовет 14-й армии: «…три красноармейца убиты и брошены на съедение собакам, двое избиты до полусмерти. Я бессилен что-либо предпринять в силу приказа о погрузке и движении на Жмеринку… Колоссальная работа кулаков и рассеявшихся в уезде белых грозит в самом недалеком будущем создать из Ананьевского уезда очаг крестьянских восстаний и новый внутренний фронт… Оставление уезда, кишащего бандитами и настроенного враждебно против Советской власти, без всякой регулярной воинской части, что дает возможность разрушения последствий побед Красной Армии, считаю преступлением перед революцией и издевательством над теми жертвами, которые принесены… Ходатайствую о немедленной присылке сюда других воинских частей. Считаю своим долгом перед революцией самым категорическим образом подчеркнуть и указать вышеизложенные факты»[28].

Идейный ориентир, как видим, помогал Котовскому принимать правильные решения не только на полях сражений; он не позволял сбиться с правильного пути в сложной политической обстановке, не позволял оставаться в стороне от острых событий.

Так формировался и рос герой гражданской войны Григорий Котовский, сын механика из Ганчешты. На его боевом пути встречались видные военачальники, знакомство с которыми, а в некоторых случаях и большая дружба с ними, несомненно, значили многое. Военные дороги сводили Котовского с легендарными командирами Первой конной армии С. М. Буденным и К. Е. Ворошиловым. Дружба связывала комбрига с выдающимся полководцем гражданской войны М. В. Фрунзе. Непосредственными командирами Котовского были такие замечательные военачальники, как М. Н. Тухачевский. А. И. Егоров, И. П. Уборевич.

Большую часть своего боевого пути Котовский прошел в составе 45-й стрелковой дивизии, которой командовал И. Э. Якир. Впервые они встретились в Кишиневе вскоре после октябрьских событий 1917 года. Вместе боролись за установление Советской власти в Молдавии. Большевик с 1917 года, Якир в декабре этого года был избран членом Кишиневского Совета. Котовский помогал ему формировать красногвардейские отряды для отпора румынским оккупантам.

Близок Котовскому был и начальник штаба 45-й дивизии Илья Иванович Гарькавый.

Крупные военачальники высоко ценили талант Григория Ивановича. Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский отмечал: «Выдающийся кавалерист. Строгий, решительный, смелый, сообразительный. Словом, имеет все качества блестящего кавалерийского начальника». И. Э. Якир отмечал: «Большой природный ум, огромная любовь к военному делу, обладает железной волей. Лично невероятно храбр…» А вот что писал Климент Ефремович Ворошилов: «В годы гражданской войны, в непрерывных боях с врагами рабочих и крестьян, бригада Котовского покрыла себя подлинной славой беззаветного героизма, отваги, железной большевистской организованности и дисциплины. Острые сабли и меткие пули котовцев без промаха разили врагов пролетарской революции»[29].

Талант Котовского смог ярко раскрыться еще и благодаря тому, что его приказы выполняли замечательные люди — воспитанные им, влюбленные в своего командира, бесстрашные, лихие котовцы. Под стать своему командиру были Илларион Няга, Иван Колесников, Иван Макаренко. Один из участников Хотинского восстания И. Няга пришел в стрелковую бригаду Котовского в начале июля 1919 года, вместе с первым Бессарабским кавполком, которым он к этому времени командовал. Самые трудные задачи конники Няги выполняли с блеском.

Под Новой Греблей, увлекшись атакой, дивизион форсировал Здвиж и вскоре оказался в глубоком тылу деникинцев. Навстречу им шла кавалерийская часть генерала Шкуро — зто был свежий резерв противника. Красные конники, несмотря на явное превосходство врага в силах и вооружении (у деникинцев были даже тяжелые орудия), смело ринулись в бой и вышли из него победителями. Дивизион в этом бою взял много пленных, захватил пушки, 10 тысяч снарядов, 24 повозки с обмундированием, 2 тысячи винтовок, 17 пулеметов, 16 ящиков ручных гранат, много лошадей.

Командирской смелости, выдержке, находчивости в бою учились рядовые конники полка. Однажды у местечка Жванчик произошел такой случай. Л. Воронянский и К. Шинкаренко, посланные в разведку, при въезде в одну маленькую деревеньку были окружены бандитами (накануне в деревне произошел кулацкий мятеж).

— Куда путь держите? — спрашивают их мятежники.

Находчивые котовцы не растерялись. Шинкаренко вытащил из-за пазухи взятый у убитого казачьего офицера документ, удостоверяющий личность, и, протянув его бандиту, сказал:

— Посланы Петлюрой специально для связи с вами. Оставляю вам своего товарища, а сам через несколько минут буду здесь с казаками.

Шинкаренко отпустили, и он галопом помчался в штаб Няги. Операцию возглавил сам командир полка. Появившись во взбунтовавшейся деревне во главе дивизиона, он, выдавая себя за петлюровского офицера, приказал восставшим присоединиться к его отряду. В пути Няга подал условный знак, и котовцы вмиг обезоружили всю банду.

Илларион Няга умер от ран в марте 1921 года.

Командиром одного из стрелковых полков бригады Котовского был Иван Наумович Колесников. О его преданности делу революции можно судить по такому красноречивому эпизоду. Летом 1919 года по югу страны, задыхавшейся в тисках интервенции и контрреволюции, прокатилась волна кулацких восстаний. Восстало и родное село Колесникова — Плоское. Котовский послал на усмирение кулаков 400-й полк Колесникова. Тот окружил село, потребовал сложить оружие. Но повстанцы, узнав, кто командует полком, засели в его доме, а семью командира заперли под замок. Но это не спасло мятежников: Колесников приказал открыть по штабу восставших артиллерийский огонь…

Глубокие чувства воинского братства питал Григорий Иванович к командиру второго кавполка Ивану Никитичу Макаренко. Как и многим другим боевым друзьям Котовского, ему не довелось дожить до конца гражданской войны. Геройски погиб он в бою с белополяками у села Ольшанка — в критическую минуту боя, воодушевляя полк, ворвался в самую гущу вражеских кавалеристов, и не один пилсудчик, сраженный твердой рукой красного командира, остался лежать в чужой для него земле. В этом бою был смертельно ранен и сам котовец.

Зимой 1920 года в боях у Днестра, когда кавбригада добивала остатки деникинских войск, бежавших из-под Одессы, погиб комиссар второго кавполка В. Христофоров — профессиональный революционер, большевик. Талант комиссара со всей силой проявился во время службы в кавбригаде Котовского.

Он был душой полка, к нему тянулся и стар и млад. Любили комиссара не только за справедливое, горячее, мудрое слово — во время самых отчаянных боев его всегда видели в первых рядах конников.

Котовцем называл себя и писатель Николай Островский. Сохранились его воспоминания об этих днях, где он, в частности, рассказывал: «Когда наша 44-я стрелковая дивизия Щорса с бригадой Котовского… разгромила петлюровцев и освободила Житомир, я много наслушался от бойцов о легендарном Котовском, пошел к нему в конную разведку. Нравилась мне разведка. Меня, как комсомольца, сделали политбойцом, чтецом, гармонистом. Был даже учителем по ликвидации неграмотности… После выздоровления (от тифа) догнал Котовского, когда он в январе 1920 года формировал кавалерийскую бригаду. Стал проситься в конницу, а в штабе настояли, чтобы пошел в стрелковый полк. Пришлось идти к самому Котовскому. Тот выслушал и сказал:

— Берем! Весели моих ребят. Пусть тебе только хорошую гармонию достанут. Пойдешь в полк Макаренко…

После мы на Одессу пошли… Под Вознесенском меня немного ранило, поэтому в Одессе не пришлось побывать. Возвратился в полк тогда, когда он бился с белополяками».

После гибели Макаренко командовать вторым кавполком стал Николай Николаевич Криворучко. Это был человек удивительной храбрости и беспредельной преданности революционному делу.

Вот только один из боевых эпизодов, где проявились эти его замечательные качества. Дело было зимой 1920 года, вскоре после освобождения Одессы и Тирасполя. В плен к Котовскому попало несколько высших деникинских чинов, среди них генерал Шевченко. Комбриг предложил пленным обратиться к войскам полковника Стесселя, засевшим в днестровских плавнях, с призывом не проливать зря кровь, сдаться в плен и тем самым спасти себя. Шевченко написал обращение, но кто же отвезет его в покрытые камышом плавни?

Котовский поручает эту опасную миссию Н. Криворучко. На рассвете 18 февраля в сопровождении эскадрона красных конников тот отправился в плавни. Кроме письма Шевченко он вез ультиматум, написанный Котовским. Комбриг обещал всем сохранить жизнь, если группировка добровольно сдастся в плен; в противном случае красная конница начнет бой на уничтожение.

Полковника Стесселя в штабе не оказалось (он был в то время на правом берегу Днестра, упрашивал румынские власти разрешить его войску укрыться в их стране).

Перед Криворучко сидели серые от усталости и разочарования люди. Даже офицеры смотрели равнодушно и, как видно, уже смирились с неотвратимостью гибели в этом грязном болоте. Командир эскадрона в ожидании Стесселя начал рассказывать им о Красной Армии, о том, что она — революционная армия народа — вовсе не собирается мстить обманутым белогвардейской пропагандой людям. Об этом и пишет Котовский в своем ультиматуме их полковнику.

Стессель, которому передали о прибытии парламентера, не спешил возвращаться в штаб. Криворучко предупредил, что через пятнадцать минут он уйдет. Это ускорило события. Стессель послал для предварительных переговоров с красным командиром одного из младших офицеров. И надо же случиться такому: в подошедшем штабс-ротмистре Криворучко узнал своего фронтового товарища, с которым вместе служили еще при царе-батюшке. Друзья кинулись в объятия друг другу.

— Пошли к полковнику Самсонову — не забыл нашего командира полка? — радовался встрече штабс-ротмистр.

Самсонов, не дожидаясь решения Стесселя, первым отстегнул шашку. Его примеру с радостью последовали солдаты, и вскоре посреди камышей возвышалась гора оружия.

Николай Николаевич Криворучко оказался одним из самых талантливых воспитанников Котовского. Став комдивом, Григорий Иванович рекомендовал его на должность командира бригады, а получив назначение командовать корпусом, доверил командование дивизией. В 1925 году, после трагической гибели Котовского, Криворучко заменит его на посту командира 2-го кавалерийского корпуса имени СНК УССР.

Многие в ту пору молодые кавалеристы, учившиеся воевать в бригаде Котовского, стали видными военачальниками. Н. Ф. Лебеденко в бригаде Котовского командовал взводом, гражданскую войну закончил с двумя орденами Красного Знамени. В 1941 году дивизия, которой командовал генерал Лебеденко, насмерть стояла под Москвой. Потом дивизия Героя Советского Союза Лебеденко защищала Сталинград, его корпус освобождал Украину, Молдавию, Польшу, дошел до Германии. В память о славном котовце его имя носит небольшое молдавское село у Прута.

Героем Советского Союза стал в годы Великой Отечественной войны котовец генерал-лейтенант Н. С. Осликовский. Мужественно воевали, защищая страну от фашистов, воспитанники Котовского генерал-лейтенант М. С. Петренко, генерал-полковник Герой Советского Союза И. А. Кузовков, генерал армии А. И. Радзиевский.

Достойное место среди котовцев заняла и Ольга Петровна Шакина; врач — кавалерийской бригады. Сначала большая дружба, а потом и любовь связала их с комбригом. В 1920 году они стали мужем и женой.

Сохранившиеся с той поры документы — донесения, записи разговоров по прямому проводу, приказы, распоряжения — рисуют живые черты личности Котовского — его темперамент, речь, способность радоваться и сокрушаться — все то, без чего нет законченного портрета человека. Из этих документов предстает перед нами человек умный, волевой, сильный, добрый и человечный, заботящийся о подчиненных, не скупящийся на добрые слова, когда кто-нибудь их заслуживает, но и гневный, когда речь идет о чьем-то преступном головотяпстве.

В марте 1920 года на польском фронте 45-я дивизия попала в тяжелое положение. Разобраться, что делается в одной из стрелковых бригад, Якир поручил Котовскому. Вот часть их разговора, который происходил после того, как Котовский вернулся из поездки в бригаду.

«Котовский. Я Котовский. Разобравшись здесь с создавшейся обстановкой, сделал вывод: нахожу, что положение близко к катастрофе. Части 134-й [бригады] при малейшем нажиме противника откатятся на десяток верст, и весь обоз и артиллерия останутся в руках противника… На всю бригаду есть один командир — это Антонидзе, а остальные не выдерживают никакой критики.

Якир. Деморализация частей должна быть отнесена в большей степени именно за счет никудышного, к тому же почувствовавшего безответственность комсостава. Этому мы положим конец. За малейшее неисполнение приказания в первую очередь будут расстреляны командир и комиссар…

Котовский. 22 [марта] вечером после панического отступления 401-го полка… был арестован командир 2-й батареи 402-го полка, бросивший позиции. Явившись в штабриг, я предложил немедленно расстрелять, но военком полка за него заступился и он был освобожден и отправлен в батальон. Вчера, по полученным сведениям, он перебежал к противнику»[30].

…В начале февраля 1920 года кавбригада Котовского, действовавшая в составе 41-й стрелковой дивизии, ворвалась в Одессу и, чтобы преследовать противника, должна была продолжать наступление в сторону села Маяки. Начальник дивизии А. Осадчий обещал поторопиться с продвижением к Одессе отставших от кавалеристов стрелковых подразделений, однако драгоценное время шло, а обещанных войск в городе все не было. Котовский пишет начальнику дивизии: «У вас, т. начдив, полнейший кавардак. Прошло 5 часов с момента, когда вы обещали прислать смену на ст. Застава 1, и ее нет. Связь поставлена до невозможности плохо. Даже на вокзале главном никого не дозовешься, с городом никакой телефонной связи».

В марте 1920 года кавалерийская бригада Котовского, только что вышедшая из боев, из-за несогласованных действий высших штабов вдруг оказалась лишенной всякого довольствия. Котовский, требуя от начальника штаба дивизии И. Гарькавого немедленно поправить положение, не стесняется в словах. «Положение безвыходное, — говорит он. — Я занял 200 000 рублей у частных лиц; еще два дня, и придется разойтись по домам. 60 часов добиваемся связи, нам не дают провода, и выслушать нас не хотят. Примите самые решительные меры к снабжению нас деньгами, иначе бригада рискует превратиться в банду… Мы оторваны, отрезаны от всех, так существовать дальше нельзя»[31].

Да, Котовский бывал резким. Но он умеет и восхищаться своими боевыми соратниками, не стесняется самых высоких чувств и слов. Прощаясь с отрядом бирзульских коммунистов, покидавших, по распоряжению командования, бригаду Котовского, он писал: «В тяжелую минуту вы стойко шли вперед, невзирая на опасность, которая угрожала нам со всех сторон, когда изо всех углов и нор появлялись агенты Петлюры и Деникина с Колчаком, когда все контрреволюционеры уже поднимали голову. Вы не забывали, что мы являемся авангардом великой мировой пролетарской революции и стойко выдерживали все удары петлюровских банд. Товарищи, вы с твердостью переносили голод и жажду, как настоящие коммунисты и строители нового пролетарского государства…

С искренним сожалением расстаемся с коммунистическим отрядом Бирзульской районной организации, перенесшей столько лишений и испытаний…

Выражаем свою искреннюю товарищескую благодарность за то, что вы решили в критическую минуту умереть или победить во имя великой революции…»[32]

И даже в официальных документах, выходящих из-под его пера, он говорил о людях не казенные, приличествующие случаю слова, а вкладывал в них свое отношение к человеку. «Сие удостоверение дано т. Куценко, — пишет он в документе, — …в том, что он, командуя бронепоездом в районе Жмеринки и Вапнярки в течение всего лета, был примерным и смелым командиром и преданным делу освобождения трудящихся… После нашего трагического отхода с юга под двойным ударом Деникина и Петлюры… мы были вынуждены бросить железную дорогу… со слезами и болью в сердце взрывать наши красавцы бронепоезда, которые нам столько пособляли, выручали во время боёв… команды бронепоездов были сведены в один отряд… и под командой т. Куценко были той же бронесилой… Мы говорим т. Куценко:…в наших сердцах… ты будешь и как командир бронепоезда, и как командир бронероты, и как революционер»[33].