Красота красная

Исповедь в спиральном блокноте

Лия не отрывала взгляда от блокнота на оранжевой спирали. На верхней строчке врач написал ее имя и дату. «Лия. 5 июля». Потом он замолчал, пристально посмотрев ей в глаза. Несколько секунд они не разрывали зрительного контакта. Балансировали на проводе тишины.

– Ирландец.

– Что?

– Я ирландец. Вы думаете о том, откуда я родом. Из Дун-Лэаре, недалеко от Дублина.

У него был интересный акцент – результат сочетания ирландского акцента его отца, с которым тот всегда говорил по-английски, и акцента матери, которая, хоть и прожила в Ирландии почти двадцать лет, так и не отказалась от певучего говора Риас-Байшас[3].

– Нет. Я об этом не задумывалась.

– А мне кажется, задумывались. Я немного колдун, понимаете? Привык угадывать, о чем думают мои пациенты.

– И о чем же я думаю?

– Вы думаете, что я, по всей видимости, иностранец, ведь к моему халату прикреплен бейджик с надписью «Коннор Бреннан». Также вы думаете, что не будете со мной общаться, пока я не расскажу, какого черта ирландец работает в Галисийской службе здравоохранения. Также вы хотите, чтобы я увеличил вам дозу антидепрессантов. Или уменьшил ее. Не очень понятно. Вот почему я так пристально смотрю в ваши глаза. И вы не хотите говорить о том, что случилось с вашей племянницей.

Лия открыла рот, собираясь ответить. Сказать «нет». Заявить, что ей без разницы, ирландец он или шотландец. Что ей не нужны таблетки. Что она ничего не хочет. Вернее, сама не знает, чего хочет.

– Не-а.

– Я не угадал? Ни в чем?

– Я не хочу говорить о Ксиане.

– Не хотите или не можете?

– Хочу, могу… Какая разница? Мне нечего рассказывать. Все есть в газетах.

– Журналистов в той комнате не было.

– Почему вы работаете в Галисии?

– Моя мать – галисийка. Из Кангаса. Теперь моя очередь.

– Вот, значит, как? По одному вопросу от каждого?

– Все будет так, как вы захотите. На самом деле, мне кажется, это хорошая система. Я начинаю.

Лия снова посмотрела на спиральный блокнот. Психиатр рисовал пересекающиеся линии, пока не получилась своего рода шахматная доска. Лия начала пересчитывать клеточки.

– Не могли бы вы рассказать мне, что вы помните из того дня, дня убийства? – произнес Коннор.

Семнадцать клеток. Девять черных. Восемь белых. Доктор принялся рисовать следующую.

– Лия, вы приехали сюда пять дней назад. Вы чуть не умерли. Я хочу вам помочь.

Восемнадцать. Девятнадцать. Двадцать. Двадцать одна. Двадцать две клетки. Одиннадцать черных. Одиннадцать белых. Врач закрыл блокнот.

– Послушайте меня внимательно. Учитывая ваши физические повреждения, я через пару дней могу вас выписать. Могу попросить ненадолго поместить вас в психиатрическую больницу. Более того, полагаю, это будет наиболее целесообразно. Если только вы – или кто-то из ваших родственников – не решите отправиться в частное учреждение…

– Я хочу поехать к Саре, – перебила его Лия.

– Я не могу этого допустить, Лия, поскольку это будет означать то, что вы уже знаете. Еще больше допросов. Еще больше нервного напряжения. Больше беспокойства. Не сомневаюсь, через несколько недель вас снова привезут в эту больницу. Единственное, не уверен, будете вы живы или мертвы.

Несколько мгновений Лия молчала.

– Я хочу домой, – повторила она наконец.

– Вы осознаете, что это значит?

Лия утвердительно кивнула. Коннора поражало, насколько она миниатюрна по сравнению со своей близняшкой. Несмотря на практически идентичные лица, Лия выглядела хрупкой, имела почти андрогинную внешность: очень короткие волосы, маленькая грудь и крайняя худоба. Она казалась ледяной фигуркой, которая вот-вот растает, капля за каплей. Сара Сомоса, напротив, была женщиной в самом соку. Скорее даже, сексуальной. Коннор видел близняшку Лии только в газетах и по телевизору, но, если не считать черт лица, они выглядели настолько по-разному, что можно забыть о том, что они близнецы.

– Лия, если вы сейчас вернетесь домой, вам не удастся избежать внимания полиции. Полагаю, вы не в том состоянии, чтобы подвергаться допросам.

– Мне все равно. Подпишите мою выписку.

– Мне нужно быть уверенным, что вы не попытаетесь совершить какую-нибудь глупость.

– Я в порядке.

– Вы пытались покончить с собой.

Лия покачала головой.

– Нет. На самом деле нет. Просто я была измотана.

– Когда люди устают, они принимают снотворное, а не режут себе вены.

– Мне нужно выбраться отсюда. – Лия слегка повысила голос.

– Я ваш врач и решу, что вам нужно и что будет лучше для вас. Выбраться отсюда и столкнуться с тем, что вас подозревают в убийстве, – не лучшая идея.

– Я могу уйти. Мне нужно уйти. Сара, должно быть, абсолютно разбита. Мне нужно увидеть сестру.

– Что вам нужно, так это отдохнуть.

– Именно это я и пыталась сделать.

– Ответьте мне на простой вопрос: когда вы плакали в последний раз?

Вопрос застал ее врасплох. А врач снова открыл блокнот и снял колпачок с ручки. Лия уставилась на стержень, застывший в ожидании ответа. Она еще не плакала. Но не могла этого сказать. Может, в тот день. Возможно, и нет. Она не помнила себя в слезах. Помнила, как позади нее появился Тео. Помнила, как стояла, прислонившись к двери, и кричала. Не могла перестать кричать. Обняла его. Спрятала лицо на его груди, чтобы не видеть тело. Он резко отстранил ее, чтобы войти в комнату. Она видела, как он пересекает комнату, идет по озеру крови, пока не падает рядом с Ксианой и не переворачивает ее тело.

Она помнила, как Тео обнимал свою дочь, которая сейчас представляла собой всего лишь красный кровоточащий комочек. Помнила, как время застыло, превратившись в какую-то грязную и мучительную жалость. Лия слышала его рыдания. Он действительно плакал. И Сару. Она помнила Сару рядом с собой. Сестра появилась почти одновременно с Тео. Неподвижная. Молчаливая. Как застывшая картинка. Она не издавала ни звука. Словно парализованная. Сначала она просто молчала, а потом – тихонько шептала имя девушки. Ксиана. Ксиана. Ксиана. Все громче. Громче и громче. Пока пространство не наполнилось рыданиями Тео, голосом Сары, зовущим дочь, и ее собственными криками, все более пронзительными и истеричными. Громовая симфония, которая не прекращалась. Даже сейчас не прекратилась. Лия словно наяву слышала эти звуки. Следом поднялись Инес и Фер. Они все сгрудились у двери в комнату Ксианы, где линия крови проводила воображаемую границу. А потом еще больше криков. Лия помнила… помнила все, кроме того, что она плакала. Но этого она и не собиралась вспоминать. Не желала вспоминать. И отвечать. Она не могла сказать, что не плакала. Нет, не могла этого сказать. Признаться. Не хотела видеть эти слова записанными в блокноте на оранжевой спирали.

– Лия?

– Вчера. Кажется, вчера.

Коннор захлопнул блокнот.

– Не плакать – не преступление, Лия.