Кремлевские тещи

Родительская клетка

Мертвые живы воспоминаниями… Только воспоминания способны оживить давно погасшие чувства умерших людей.

Вспоминая людей, которые давно умерли, мы стремимся воскресить свое утраченное прошлое.

И приходят к нам из прошлого поразительные истории.

Воскресают чувства, которые многим из нас уже не дано понять.

Потрясающей, поразительной и трагической была любовная история между профессиональным убийцей-чекистом Агабековым и англичанкой Изабел Стритер. Страсть эта привела Агабекова к решению порвать с ОГПУ, а тем самым — и со своей родиной.

За свою любовь Агабеков боролся со всей ожесточенностью, на которую способен профессиональный киллер.

В этой борьбе Агабеков более всего опасался не своих чекистов, готовивших ему страшную смерть, а своей тещи, которая стремилась всеми силами разлучить его с Изабел.

Агабеков был одним из самых известных перебежчиков, который, занимая высокое положение (возглавлял действовавшую в Стамбуле сеть ОГПУ), как это ни покажется невероятным, бежал на Запад, так как, подобно мальчишке, влюбился в совсем еще юную англичанку. В свою очередь и она, несмотря на значительную разницу в возрасте, происхождение и политические взгляды, столь же безумно влюбилась в советского резидента. Еще более удивительно, что внешность резидента была столь же непривлекательна, как и его профессия.

Изабел, происходившая из семьи английского чиновника, работавшего в Стамбуле, до своего знакомства со своим возлюбленным производила впечатление приятной, скромной девушки. Встреча с Агабековым круто изменила ее характер. Когда родители пытались разрушить эту связь, она проявила удивительную стойкость. Роман, начинавшийся как легкий флирт между учительницей и учеником (Изабел учила Агабекова английскому языку), вскоре сделался единственным смыслом жизни.

Фрэнсис Бэкон считал: «Нельзя представить себе лучшего состояния души, чем то, когда она находится во власти какой-нибудь великой страсти. Пусть всякий разумный человек ищет себе предмет любви, ибо, если человек не стремится к чему-то всеми силами, все представляется ему простым и скучным».

Вскоре резидент обращается к английским властям в Стамбуле с просьбой предоставить ему политическое убежище, ведь он обещал Изабел, что, если она останется с ним, он уедет на Запад, женится на ней и, порвав с Москвой, начнет новую жизнь.

Достоверные и многочисленные свидетельства этого необыкновенного романа сохранились не где-нибудь, а в государственных архивах ряда стран. «По причинам личного характера я не намерен возвращаться в Россию. Обращаясь к вам, я снова подтверждаю, что готов выехать в Лондон или в любое другое место, которое вы установите, для окончательных переговоров. Если же в конечном счете выяснится, что вы не заинтересованы в моих услугах, я буду просить только оплатить мне расходы по переезду. Остаюсь в ожидании ответа.

Н. Овсепян» (фамилия, под которой в Стамбуле он был зарегистрирован; настоящая — Арутюнов; в Персии он жил под фамилией Агабеков).

Хотя Агабеков в своем письме сотруднику английского консульства в Стамбуле даже не упомянул имени Изабел Стритер, англичане узнали об этой связи и сделали поверхностный, а значит, ложный вывод. Исключая заранее всякую возможность действительной любви, они решили, что Агабеков ухаживает за Изабел лишь для того, чтобы получить доступ к секретным документам, с которыми она и ее сестра ежедневно имели дело в английском посольстве.

Миновали зима и весна, наступило лето. Лондон не проявлял к Агабекову ни малейшего интереса, и тот оказался в весьма затруднительном положении. Задуманный влюбленными план явно шел насмарку. Едва ли Агабеков мог начать новую жизнь с Изабел, если его самого Англия не принимала всерьез. Что до самой Изабел, то семья начала охранять ее с той тщательностью, с какой могли охраняться лишь драгоценности короны. Ее даже запирали иногда в квартире, никуда не выпускали — вообще делалось все, чтобы разрушить эту странную связь. Пока что Изабел держалась стойко, но можно ли было положиться на молодую неопытную девушку? Можно ли было рассчитывать, что она выдержит все это и впредь? В отчаянии Агабеков решил попытаться бежать не на Запад, а… на Дальний Восток. Он задумал отправиться в это опасное путешествие с фальшивым персидским паспортом, прихватив с собой свою возлюбленную.

Однако семья Стритер опередила его. Родители Изабел, полагая, что роман прервется сам собой, если услать дочь куда-нибудь подальше, решили отправить ее к старшей сестре, во Францию. Джойс была замужем за неким Чарльзом Ли, жила в Сен-Жермене под Парижем и была рада помочь в разрешении семейного кризиса. Младшую сестру ожидали в Париже в воскресенье 22 июня 1930 года.

Но родители недооценили чувства, связывающие их дочь и Агабекова. Они и понятия не имели, что влюбленным удавалось поддерживать связь друг с другом, несмотря на строжайшие меры предосторожности, принятые семьей Стритер. Как только Изабел сообщила Агабекову о своем вынужденном отъезде во Францию, он тотчас перестроил и свои планы.

Теперь Агабеков готов был поселиться там навсегда и начать новую жизнь с Изабел во Франции. А там пусть англичане хоть навсегда забудут о нем!

В вагоне восточного экспресса Изабел Стритер тайно увозила с собой в Париж рукопись мемуаров Агабекова, которые он рассчитывал там опубликовать. Он снабдил ее также приличной суммой денег — 200 фунтов стерлингов, вырученных, по его словам, от продажи велосипедов и пишущих машинок (официально работал в фирме управляющим). Сам Агабеков отбыл из Стамбула морем в тот же день, когда Изабел уехала поездом. Он прибыл в Париж — через Марсель — спустя четыре дня после нее и немедленно направился в дом ее сестры на улице Лорен в Сен-Жерменском предместье.

В течение июля борьба между семьей, окопавшейся на улице Лорен, и Агабековым, поселившимся неподалеку, в отеле «Англетер», велась на расстоянии. К концу месяца стало ясно, что на этом этапе семья Изабел вроде бы выиграла баталию. Протестующую и измученную Изабел отправили обратно в Стамбул, в родительскую клетку, — ей еще не исполнился двадцать один год, и по тем временам она считалась несовершеннолетней.

Затем, в начале августа 1930 года, Агабеков был выслан из Франции в Бельгию. Ему пришлось поселиться в Брюсселе, так что расстояние между влюбленными еще более увеличилось. Возможно, Агабеков был выслан потому, что французская контрразведка, начавшая было допрашивать его, обнаружила, что он не особенно склонен к сотрудничеству. (В дальнейшем французы поделились этим впечатлением со своими английскими коллегами.)

Но все-таки главной причиной, побудившей французские власти выслать Агабекова, было давление со стороны семьи Стритер. В официальном французском сообщении, направленном в Лондон 18 августа, было так и сказано, что Агабеков выслан «в основном по требованию английского генерального консула в Париже, который вмешался в это дело по просьбе матери мисс Стритер».

Однако британское правительство вскоре резко изменило отношение к Агабекову, и дело приняло совершенно другой оборот.

26 августа в интервью, данном парижскому бюро газеты «Чикаго трибюн», Агабеков подробно рассказал о себе и обрисовал свое положение бездомного скитальца, бежавшего от большевизма, не принятого Англией, высланного из Франции и имеющего лишь трехмесячную визу на пребывание в Бельгии. Такое отношение, говорил Агабеков, только отпугивает других крупных агентов ОГПУ, которые могли бы последовать его примеру и дезертировать, прихватив с собой секретную информацию. Он заявил, что ему известны по меньшей мере три агента, которые хотели бы переметнуться на Запад при условии, что они найдут здесь моральную поддержку.

На следующий же день заявление Агабекова было подхвачено английской прессой и дошло до Уайтхолла. Расчет оправдался: всего сутки спустя Лондон предпринял первые шаги для организации обстоятельного допроса перебежчика. Долгожданная встреча состоялась 17 сентября в здании бельгийской секретной службы в Брюсселе. Она не разочаровала ни ту, ни другую сторону.

Англичане полагали, что взамен раскрываемых секретов Агабеков потребует денег, и притом, конечно же, крупную сумму. Соответственно и английский офицер, который был назначен для ведения переговоров и представился по-французски «капитан Деки», сразу же перешел к делу: «Сколько?»

Ответ Агабекова поразил его. Оказывается, Агабеков ничего не станет делать за деньги, независимо от предложенной суммы. Даже 100 тысяч фунтов стерлингов не изменят его позиции. Он готов рассказать англичанам все, что знает, а также консультировать их в будущем, но при единственном условии: они должны помочь ему соединить свою судьбу с Изабел Стритер.

Сотрудники «Интеллидженс сервис», собравшись с мыслями, принялись обсуждать эту возможность. Агабекову заявили, что они попытаются убедить бельгийские власти разрешить ему постоянное проживание в Бельгии и выдать визу мисс Стритер, чтобы она могла сюда приехать и выйти за него замуж.

Хотя Агабеков и отверг предложение оплатить его информацию, англичане настаивали на том, что такое вознаграждение само собой будет ему выплачено. С другой стороны, если он откажется сотрудничать — на всякий случай намекнули ему, — то его вышлют из Бельгии, а мисс Стритер будет отказано в визе. Агабеков решительно отмел эти угрозы и вновь повторил, что деньги для него ничего не значат. Перспектива быть высланным из Бельгии, пока он один, мало его беспокоила. Что касается Изабел, то бельгийская виза и для нее мало что решала. Главная сложность заключалась в другом: как ее вызволить из Турции, и в этом смысле, безусловно, могло бы оказаться полезным вмешательство британского консула в Стамбуле. Пусть он убедит ее отца вернуть ей паспорт либо выдаст ей новый. Агабеков пустил в ход еще один аргумент. Изабел Стритер только что исполнился двадцать один год, и семья уже более не имела права держать ее под домашним арестом.

«Капитан Дени», видимо, был настоящим профессионалом, он вскоре выработал весьма эффективный план действий. Он решил, что следует установить тщательное негласное наблюдение за всеми передвижениями мисс Стритер, с одной стороны, и тактично нажать на британское посольство в Стамбуле — с другой. Дени даже чувствовал, что необходимо немедленно подготовить подробный вопросник, чтобы начать допрос Агабекова сразу же, как только мисс Стритер покинет Стамбул, и закончить его, прежде чем она появится в Брюсселе. Все еще находясь под впечатлением бурной страсти, переживаемой Агабековым, он отчетливо понимал, что Агабеков, возможно, будет потерян как информатор с того момента, когда снова встретится с Изабел.

Наконец Агабекова удалось убедить, что дело немедленно передается на рассмотрение в самые высокие инстанции, и в ответ бывший советский агент письменно сформулировал условия договора о сотрудничестве. Этот «договор», датированный сентябрем 1930 года, является, должно быть, самым странным из всех документов, когда-либо появлявшихся в мире шпионажа.

Вот что там было сказано:

«Настоящим я, Г. Агабеков-Арутюнов, обязуюсь, если моя невеста выедет из Стамбула в Брюссель до 1 октября 1930 года, раскрыть предъявителю этого документа следующее:

1. Каким образом, где и через кого большевики получают документы Форин оффиса (сообщу все подробности, а в случае необходимости окажу личную помощь).

2. Обязуюсь ответить на все вопросы, которые мне будут заданы и в которых я считаю себя компетентным».

Уязвимым пунктом этого документа было назначение столь жесткого срока. До 1 октября оставалось всего десять дней, и за это время англичане должны были сломать решетку семейной клетки в Стамбуле и обеспечить Изабел безопасный проезд в Брюссель. Сотрудник «Интеллидженс сервис» допустил здесь явный промах. Будь он чуть большим бюрократом, ему было бы ясно, что такая сложная и деликатная операция, особенно при отсутствии прецедента, священного в подобных случаях для британского правительства, займет гораздо больше времени, чем несколько дней. Так и произошло. Октябрь начался, а Изабел все еще вынуждена была оставаться в Стамбуле.

2 октября «капитан Дени» прибыл в Брюссель, чтобы попросить у Агабекова отсрочки и уговорить его набраться терпения. Это оказалось нелегкой задачей. Как только бывший советский агент появился в комнате, отведенной для них в здании бельгийской контрразведки, англичанин заметил, что за прошедшие две недели тот еще больше похудел и был на пределе сил из-за постоянного напряжения и неуверенности. Почти как врач, увещевающий больного, офицер «Интеллидженс сервис» заверил безутешного Агабекова, что дело движется, что высшие инстанции предпринимают все возможное, чтобы воссоединить влюбленных, «не нарушая при этом законодательства Британской империи». Увы, первые попытки оказались безуспешными, но «нужно надеяться, что рано или поздно будет принято благоприятное решение».

Агабеков был признателен за участие, но сказал, что он лично теряет всякую надежду. Его отчаяние усугубляется совершенно безумными посланиями, приходящими от Изабел. Впервые вера в лучшее будущее начала покидать ее, она помышляет о самоубийстве. По-видимому, для него нет другого выхода, кроме как самому вернуться в Стамбул и попытаться каким-то образом вырвать ее из рук семьи. Он отчетливо представляет все трудности и опасности, подстерегающие его при этом. У него почти нет денег, нет легального паспорта, он едва ли может рассчитывать на сочувствие турецкой полиции, не говоря уже о семье Стритер. Вдобавок Турция находится рядом с Советским Союзом, что еще более увеличивает опасность такого предприятия. Но ничего другого ему не остается. Смогут ли англичане по крайней мере помочь ему с проездом на каком-нибудь из английских судов и обеспечить, насколько это возможно, его безопасность в дороге?

Чтобы отговорить Агабекова от такой безумной затеи, на помощь был призван барон Ферхюльст, глава бельгийской контрразведки. К этому моменту барон и сам уже был заинтересован в услугах бывшего советского агента, которые тот может оказать Западу, и потому пришел на помощь своему английскому коллеге. Переговоры кончились тем, что Агабеков согласился подождать еще две недели и ничего не предпринимать на свой страх и риск до 15 октября, заручившись обещанием, что его партнеры по переговорам сделают все возможное, чтобы Изабел как можно скорее выехала в Брюссель. Его также заверили, что, если ему срочно понадобятся деньги, он может без всяких колебаний получить их через бельгийскую службу контрразведки.

Однако и новый срок, согласованный с Агабековым в Брюсселе, прошел, а дело, похоже, не сдвинулось с места. Агабеков дал англичанам еще неделю, но когда и эта отсрочка не принесла ничего путного, он начал осуществлять собственный, давно выношенный им план спасения Изабел. Это предприятие еще раз продемонстрировало чисто профессиональную хватку бывшего агента. Подтвердилось также, что Агабеков, по внешности далеко не Ромео, обладал даром воздействовать на женщин, особенно когда речь шла о столь романтической истории. Он убедил свою квартирную хозяйку мадам Банкой и ее приемную дочь Сильвию принять участие в спасении Изабел. В случае провала им грозило тюремное заключение, чего они, быть может, и не сознавали. С другой стороны, надежду на успех внушало то обстоятельство, что Сильвия и Изабел были несколько похожи внешне и одного возраста.

23 октября мадам Банкой с дочерью выехали в Стамбул. Надо полагать, их путешествие было оплачено Агабековым. Замысел был таков: по прибытии на место связаться с Изабел и вручить ей паспорт Сильвии. Изабел отправится в Брюссель под именем мадемуазель Банкой, в сопровождении своей «приемной матери», в то время как Сильвия, задержавшись в Стамбуле, заявит, что она потеряла паспорт, ей выдадут новый в бельгийском консульстве, и она тоже вернется назад.

Прибыв 27 октября в Стамбул, заговорщицы, однако, поняли, что едва ли им удастся даже повидать Изабел. Больше того, они сами тут же попали под надзор турецкой полиции. Мистер Стритер был не менее упрям, чем его дочь, он сообщил турецкой полиции, что Изабел, возможно, была завербована Советами. Поэтому всякий, кто пытался с ней связаться, тут же удостаивался внимания турецких органов безопасности. Нервы мадам Банкой вскоре сдали (возможно, у нее неожиданно быстро кончились деньги, или же обе причины «сработали» одновременно), и после двух суток пребывания в Стамбуле она отправилась домой. Сильвия упорно продолжала крутиться поблизости от дома Стритеров, надеясь, что в крайнем случае сможет без труда выпутаться из этой авантюры. К тому же подобных романтических приключений в ее жизни еще не бывало. Будет что вспомнить!

Тем временем зашевелились и британские власти, стараясь «вызволить» Изабел — по своему обыкновению — деликатно, не поднимая шума. Пока мадам Банкой и ее дочь размышляли, как им поступить, Агабекова, оставшегося в Брюсселе, неожиданно известили, что британский генеральный консул в Стамбуле получил официальное распоряжение либо отобрать паспорт мисс Стритер у ее отца, либо выдать ей новый.

2 ноября 1930 года Агабеков наконец получил долгожданную телеграмму, текст которой был предельно простым: «Все хорошо. Счастлива. Изабел». В тот же день по настоянию британских и бельгийских властей он отозвал упрямую Сильвию из Стамбула. (Хотя молодая бельгийка и была рада благополучному исходу, ее явно огорчало, что все произошло помимо ее прямого участия.)

Неизвестно, присутствовали ли при встрече влюбленных «капитан Дени» и барон Ферхюльст. Разумеется, никаких сведений об этом не сохранилось в архивах, не вспоминает о них и Агабеков. То же относится и к свадьбе, которая последовала вскоре после приезда Изабел. Достоверно известно лишь, что на этой церемонии присутствовали мадам Банкой и ее приемная дочь и, конечно же, отсутствовали мистер и миссис Стритер. Их дочь как бы перестала для них существовать на долгие годы — точно так же, как ее муж перестал существовать для своей страны, по-видимому навсегда. Родители Изабел считали, что ее покарают небеса. Хозяева Агабекова в Москве вынашивали в отношении «предателя» куда более зловещие планы.

На таком мрачном фоне мсье и мадам Арутюновы начали новую жизнь в Брюсселе, на Гранд Рю-о-Буа, 188. Вскоре, увы, суждено было сбыться самым дурным предвидениям.

Агабеков был первым, кто дезертировал непосредственно из ОГПУ, причем с высокого поста. Его начальство наверняка горело желанием лично отомстить ему, но не менее важным было и такое государственное соображение: если ему удастся остаться невредимым, трудно даже представить себе, сколько еще агентов захотят последовать его примеру.

Ликвидация же Агабекова была необходима для того, чтобы не обрушить сваи, на которых держалось все здание советской разведки. Поэтому операция по ликвидации Агабекова не должна была свестись к «рядовому случаю», то есть нельзя было просто пристрелить его на улице какой-нибудь из европейских столиц. Ему уготовили расправу, достойную организации, которую он предал. Заманчивая возможность расправы предоставилась почти сразу же, как только супруги «Арутюнофф» поселились в своей квартире в Брюсселе. Это основательно спланированное мероприятие вошло в историю под звучным названием «Дело «Филомены».

План расправы с Агабековым, разработанный в Москве, в общих чертах выглядел так. Агабекова следовало посвятить в семейную драму Филия и предложить ему как бывшему опытному агенту ОГПУ устроить побег двух женщин из СССР — разумеется, за приличную сумму.

Сама по себе операция должна была представляться столь классному агенту вполне осуществимой. Так как дело не упиралось в деньги, проще всего было переправить обеих женщин из Советской России морем. Можно было даже зафрахтовать какое-нибудь иностранное судно с единственной целью — доставить госпожу Филия и ее дочь в ближайший иностранный порт, например, в болгарскую Варну. Это вряд ли представляло трудность для такого человека, как Агабеков, — ведь он, должно быть, сохранил немало связей на Черном море еще с тех времен, когда был шефом разведки в Стамбуле.

Проблема, однако, заключалась в том, как преподнести этот вариант столь искушенному профессионалу! Надо, чтобы, прельстившись деньгами, он в то же время ни в коем случае не заподозрил ловушку. Не важно, доставит ли пароход женщин в Варну или нет, основной задачей было заманить Агабекова на борт и затем вернуться с ним — предпочтительно с живым — в Одессу… Этот план провалился.

Но «Дело «Филомены» имело и неприятные для Агабекова последствия. Вскоре после возвращения в Брюссель полиция известила его, что располагает информацией о попытке похитить двух гражданок Советского Союза и об участии Агабекова в этом сомнительном предприятии. Участие в такого рода действиях идет вразрез со статусом, на основании которого ему было предоставлено временное убежище в Бельгии. Таким образом, ему придется немедленно покинуть страну. Впрочем, в дальнейшем это решение может быть пересмотрено и жене его в ожидании пересмотра разрешено остаться жить в Бельгии.

Барон Ферхюльст сделал все от него зависящее, чтобы высылка Агабекова была отменена, но его вмешательство не имело успеха. Итак, несчастной Изабел уже не в первый раз предстояло переживать разлуку с мужем.

Но сам Агабеков не унывал. Ему удалось обзавестись кое-какими знакомствами в Германии, пока он вел там переговоры относительно издания своих мемуаров. Теперь он решил временно переселиться в Берлин. Но на кого он станет там работать? И на какие средства будет жить Изабел? «Капитан Дени» — или кто-то из его коллег-англичан — в этот трудный момент снова пришел на помощь Агабекову. На встрече, которую Ферхюльст организовал накануне его отъезда, было достигнуто соглашение, которое фактически делало Агабекова агентом британской секретной службы.

Изабел, не в силах более выносить такую жизнь, в апреле 1936 года разошлась с Агабековым и уехала в Англию. В знак того, что ее решение бесповоротно, она вернула себе девичью фамилию. Окончив в Лондоне шестимесячные курсы секретарш, двадцатисемилетняя Изабел начала жизнь сначала.

Агабеков в этот период уже отчаянно нуждался в деньгах. Теперь, когда он не нес ответственности за Изабел, его планы раздобыть денег и снова «выйти в люди» становились все более рискованными. Словом, Складывалась как раз та ситуация, какой терпеливо дожидалось ОГПУ. В 1937 году была подготовлена вторая попытка разделаться с Агабековым.

В Испании уже бушевала гражданская война. Оказывая поддержку республиканцам, Сталин считал, что их надо заставить хоть как-то оплатить «братскую помощь».

Операция, в которую дал себя вовлечь Агабеков, была весьма выгодной. Речь шла о похищении сокровищ испанского искусства. Советы помогли организовать такую систему: как только республиканские части захватывали очередную церковь, монастырь, дворец или замок — все картины, статуи и драгоценности, которые могли найти покупателя на международном рынке, вывозились и затем продавались перекупщикам в Париже, Брюсселе и других местах. Агент ОГПУ Зелинский руководил этой акцией в Бельгии, и в начале 1937 года ему пришло в голову (возможно, по подсказке из Москвы), что выгодная коммерция вполне может сочетаться с давно задуманной местью.

Агабекову через посредников предложили принять участие в так называемом «Брюссельском синдикате» и гарантировали определенную часть прибыли. Понимая всю опасность этого предложения, он поставил условие: он не должен ни при каких обстоятельствах пересекать испанскую границу (республиканская Испания в те годы кишела агентами ОГПУ). Однако он согласился следить за перемещением награбленных ценностей по эту сторону границы, то есть на французской территории. Ему обещали десять тысяч франков ежемесячно и заплатили за несколько месяцев вперед. В начале июля 1937 года, добыв фальшивый французский паспорт, он прибыл к испанской границе.

Согласно одной из версий, ему дважды позволили остаться на французской стороне границы и получить свою долю за сравнительно простую и безопасную работу: он отправлял отсюда грузы в Париж и другие перевалочные центры. Но на третий раз то ли его подозрительность притупилась, то ли взяла верх тяга к деньгам, но так или иначе он, чтобы передать товар, отправился в горы сам. Здесь в дикой местности, где линия границы условна, то есть, возможно, уже на территории Испании, на него напали «разбойники» — люди, специально подобранные для этой цели, — которые растерзали его и останки сбросили в пропасть.

Согласно другой версии, осторожность никогда не изменяла Агабекову. С самого начала подозревая ловушку и считая, что ему дадут возможность сделать только один рейс (который послужит приманкой), а во второй — прикончат, он решил оставить всех в дураках. Его план был прост: выбрать одну действительно стоящую картину и тут же исчезнуть с нею, чтобы начать жизнь сначала где-нибудь в Южной Америке.

В конце августа, по этой версии, он был убит где-то неподалеку от границы советскими агентами. Убийство было обставлено как часть кампании против дезертиров, на которых республиканцы регулярно устраивали свирепые облавы. Тело убитого полиции опознать не удалось, поскольку документы были фальшивыми. Какая из этих версий верна, неизвестно. Но точно известно, что Агабеков погиб.

Жизнь Изабел, насколько можно судить, продолжала оставаться унылой. Спустя пять лет, проведенных в Англии, она восстановила британское гражданство. Почти сразу же после этого — шла уже вторая мировая война — Изабел вступила в женский вспомогательный корпус Военно-воздушных сил и окончила войну в звании капрала. После войны она работала в ООН в Комиссии по расследованию нацистских преступлений. Наконец, в 1949 году колесо ее жизни сделало полный оборот: Изабел вернулась на ту должность, с которой ушла двадцать лет назад из-за встречи с Агабековым, — должность секретаря в министерстве иностранных дел.

В 50-е годы она работала стенографисткой то в парламенте, то в британских посольствах за границей — в Лиссабоне, Сайгоне, Мехико, Токио, достигнув в какой-то момент положения личного секретаря посла. Ее ценили как добросовестного и умелого сотрудника, но с годами она становилась все более замкнутой, все больше уходила в себя.

Друзья по дипломатической работе отмечали одну ее странность. Куда бы ее ни назначали, она отправлялась в путь с единственным небольшим чемоданом, где умещалось все ее имущество — одежда и личные вещи. Она отказывала себе в приобретении каких бы то ни было предметов искусства или хотя бы сувениров в странах, где ей случалось работать. Когда ее спрашивали об этом, она обычно пожимала плечами и отвечала, что не хочет таскать с собой все это барахло.

Эта ее черта была столь же необычной, сколь и знаменательной. Она вышла из своей пресной английской среды в экзотический иностранный мир единственный раз в жизни — и это кончилось катастрофой. Изабел никогда не упоминала об этом эпизоде своей молодости, никогда не высказывала своего мнения о конфликте между Западом и Востоком, который, безусловно, чувствовался в каждом посольстве, где ей приходилось работать. Она как бы отгородилась от внешнего мира и его проблем.

«Чтобы до конца осознать всю суетность человека, надо уяснить себе причины и следствия любви. Причина ее — «неведомо что» (Корнель), а следствия ужасны. И это «неведомо что», эта малость, которую и определить-то невозможно, сотрясает землю, движет монархиями, армиями, всем миром», — писал французский философ Блез Паскаль (1623–1662) в книге «Мысли».

«Неведомо что» сыграло в жизни советского резидента Георгия Агабекова решающую роль.

Вдова Георгия Агабекова умерла в возрасте шестидесяти двух лет. Смерть настигла ее 29 ноября 1971 года в Нью-Йорке, где она служила в английской миссии ООН.