Крепость «Россия»

Александр Горянин САМАЯ БОЛЬШАЯ УГРОЗА

Нас все время отвлекают от главной угрозы. Уверяют, что страна вот-вот развалится, пугают приближением НАТО, русским фашизмом, китайской экспансией, новым дефолтом и прочими химерами. То ли искренне, то ли с целью отвлечь внимание. На закате советской власти точно так же никто не разглядел тогдашнюю главную угрозу. И хорошо, что так. Но упаси бог проморгать теперь.

Мы не извлекли урока из феномена быстрого обрушения советской системы. Она рухнула не по экономическим, внешнеполитическим или конспирологическим причинам, как до сих пор иногда уверяют, а потому что стала непереносимым раздражителем для большинства активного населения СССР, и в решающий миг у нее почти не оказалось защитников. Она проморгала мощные подспудные процессы отторжения общества от власти. Недалекая, она была уверена, что ей ничуть не страшны интеллигентские разговоры на кухнях. Она не учла, что доля людей умственного труда (считая с семьями) достигла в СССР трети населения. Что разъедающий скепсис имеет свойство очень быстро проникать во все социальные и образовательные группы. Что национализм никуда не делся◦— более того, плотная крышка идеологии не дает ему улетучиваться естественным образом. И так далее.

К середине 80-х стало признаком умственной ограниченности отзываться без насмешки обо всем советском, даже о том положительном, что, без сомнения, имелось в СССР, в науке, производстве, социальной сфере, образовании: уж слишком тесно все это переплеталось с советскими несуразностями и фальшью. Народ никогда особенно не верил официозу, а к 80-м годам неверие стало тотальным. Даже вполне правдивые утверждения советской пропаганды воспринимались как обычное вранье. Члены КПСС с удовольствием рассказывали «антисоветские» анекдоты, слушали зарубежное радио и беззаветно верили ему. На подобные настроения сложилась мода, а мода◦— это сила, противостоять которой почти невозможно.

На поверхность жизни фрондерские настроения почти не выплескивались, их продолжала сковывать инерция страха. 1 мая и 7 ноября «советские люди» участвовали в «демонстрации трудящихся». Обменявшись в курилке анекдотами про Брежнева, шли на партсобрание. В условиях цензуры латентные оппозиционеры не догадывались, что фактически стали большинством. Упиваясь своей принадлежностью к тонкому слою прозорливцев, они были уверены, что общество остается косным и коммунистическим, а значит, высовываться бессмысленно, лбом стену не прошибешь.

Устранение Горбачевым цензуры равнялось устранению фактора страха. Люди испытали незнакомое чувство: вот я сейчас во всеуслышание выскажу наболевшее, и никто меня за это не покарает. Получившие же свободу СМИ быстро помогли обществу осознать степень его единодушия в желании избавиться от всего советского.

Горбачев не учел, что советская пропагандистская машина никогда не работала в дискуссионном демократическом режиме. Свобода слова мигом выявила ее дряблость и нетренированность. Советский агитпроп, бессильный оспорить самые простые доводы, лишь обреченно и неуклюже отмахивался. Режиму, не способному защитить себя даже на вербальном уровне, рассчитывать не на что. Коммунистическая власть уже ничего не смогла противопоставить полумиллионным демократическим демонстрациям в Москве и многотысячным◦— в провинции. Дело доделали первые же свободные выборы на фоне пустеющих прилавков. СССР утратил легитимность в глазах собственного населения и как следствие рассыпался при почти полной его безучастности. Этот совершенно поразительный урок, похоже, остался неусвоенным.

Ликвидация советской системы не повлекла за собой запрета ее идеологии, и вот уже скоро 14 лет коммунистическая пропаганда капля за каплей, исподволь долбит в темя обществу, не встречая отпора. Никто, кроме коммунистов, не занимается в современной России пропагандой в истинном смысле слова. Демократические СМИ коммунистические байки в лучшем случае игнорируют, но порой и подхватывают◦— на всякий случай. Пожилые профессора, в прошлом преподававшие марксизм-ленинизм, стали обществоведами либо политологами и после краткого испуга вновь отравляют мозги молодежи.

Сегодня может показаться, что пропаганда коммунистов и других врагов «режима» уходит в песок, что их социальная и электоральная база не имеет шанса на расширение. Но даже самые дурацкие утверждения и словосочетания, повторяемые годами, имеют свойство въедаться в душу и память, как въелись «две большие разницы», «остров Свободы», «лицо кавказской национальности». Надо ли удивляться, когда внешне разумные люди начинают повторять, что в 1991 году произошла национальная катастрофа, что они (не имевшие ничего, а ставшие собственниками квартир, дач, земельных участков!) ограблены, что жизнь стала невыносимой, а все происходящее в стране◦— чудовищно и аморально? Ведь именно это звучит в эфире, об этом говорят газеты.

Мало того, сегодня шофер такси убежденно расскажет седоку, как Тэтчер наняла Путина сократить население России до 15 миллионов. В воронежской глубинке молодая учительница поделится с вами секретом, что Чубайс продал все российские черноземы на метр в глубину на вывоз китайцам◦— правда, это будет через 5 лет, пока готовят технику. В стране, где подобный вздор не отметается со смехом еще до окончания фразы, что-то неладно с верой в свое государство.

Социологи говорят, что около половины населения не сомневается в существовании планов как минимум расчленения России и в причастности к этим планам высшего российского руководства. Люди долгие годы боялись верить своим ушам, но качественный скачок рано или поздно должен был произойти. В глубине души народ все еще надеется услышать авторитетные опровержения, но вместо этого его потчуют рекламой прокладок и голливудскими боевиками, где очередной Джеймс Бонд мочит русских.

Явлинский уверяет, что 97% населения России живет в нищете◦— и никто не скажет ему: «Что за околесицу вы несете, дорогой товарищ?» Оспаривать обнищание России считается неполиткорректным.

Зюганов не первый год твердит про 4 миллиона беспризорных. Цифра просто нелепа: повторяющиеся замеры по Москве, где их больше всего, выявляют по городу единовременно не более 800 беспризорных, в основном из СНГ◦— значит, по стране их несколько тысяч. Ужасно, но все-таки не миллионы.

Кто-то где-то вбросил слух, будто массовый опрос в школах показал, что девочки мечтают стать валютными проститутками, а мальчики◦— бандитами. Поиски материалов или хотя бы следов этого опроса ни к чему не привели, однако на эту выдумку уже который год торжествующе ссылаются обличители новой России, в нее уверовало огромное количество людей.

Большинство аудитории привычно не ставит подобные басни под сомнение. Люди убеждают себя: «Это официально напечатано в газете, это официально вынуждены были признать по телевидению».

Самый расхожий телевизионный образ россиян◦— он уже стал стандартным и во внешнем мире◦— нищие пенсионеры, жалующиеся на протекающую крышу. ТВ после сюжета о туберкулезе в российских тюрьмах нам покажет праздник цветов◦— но в Риме. Даже самые ненаблюдательные зрители заметили, что уже много лет подряд про дивный Приморский край, прекрасный Владивосток принципиально сообщается только плохое. Мало хорошего, впрочем, услышишь и про другие регионы, как и про Россию в целом. Для того же, чтобы не дать нам опомниться, нас уверяют, будто СМИ◦— всего лишь зеркало.

СМИ запугивают аудиторию обещаниями катастроф, нагнетая страх перед будущим. За последние 14 лет миллионы супружеских пар в России не родили еще одного ребенка не потому, что не могли себе это позволить или не хотели.

А потому, что все эти годы на них обрушивались бабьи истерики о грядущем голоде, экономическом коллапсе, коммунистическом реванше, неминуемом социальном взрыве, захвате власти криминалитетом, распаде страны, новом противостоянии с Западом, новых Чернобылях, отъеме Сибири (то ли китайцами, то ли опять же Западом), нашествии баркашовцев◦— всего не упомнишь. Ни уверенности, ни достоинства, ни хладнокровия. За этот грех нашим СМИ не отмыться никогда.

Но и сегодня кто-то поддерживает и направляет весь тот «злобный стеб, который катится по стране, включая страницы школьных учебников и высшие политические и научные трибуны, с которых нас убеждают в гибели государства» (В. А. Тишков, академик РАН). Пренебрежительные и уничижительные оценки России давно стали общим местом в печати и эфире. Аудитория, особенно простая, почти перестала это замечать◦— привыкла, как привыкают к вони.

И самое главное: в интеллигентской среде становится дурным тоном находить в современном российском государстве что-то положительное. Тот, кто с этим не согласен, рискует услышать, что он либо дурак, либо провокатор. Таковы правила нового идейного конформизма нашей интеллигенции. Алгоритм подспудного разложения СССР начал, как в дурной пародии, воспроизводиться в демократической России, но теперь его не сдерживает то, что сдерживало в СССР: страх и цензура. Подспудным процессам присуще коварное свойство◦— они кажутся несущественными вплоть до момента, когда совладать с ними уже невозможно.

Что общего между серединой 80-х и нашими днями? Пустые магазины тогда◦— и изобилие сегодня. Пыхтящие драндулеты◦— и пробки из иномарок. Зерно, покупаемое в Канаде,◦— и зерно, продаваемое в Канаду. Люди, досиживающие за «самиздат»,◦— и разливанное море свободы. Граница на замке для своих◦— и 20 миллионов выезжающих только в дальнее зарубежье ежегодно.

В мире сегодня приняты несколько простых, но надежных показателей определения благосостояния страны. Один из них◦— количество пользователей сотовой связью. Так вот, этот показатель говорит, что Россия◦— благополучная страна. Особенно впечатляют темпы. Сегодня мобильными телефонами пользуются уже свыше половины жителей страны◦— 79 миллионов человек, а к концу 2005 года число абонентов составит от 93 до 100 миллионов (65–70% населения России). И ведь процесс на этом не закончится.

Другой показатель◦— автомобилизация. Сегодня в России на 1 тысячу жителей (это 312 семей) приходится 170 легковых автомобилей◦— втрое больше, чем было в РСФСР в 1990 году. По этому показателю мы опережаем наших соседей◦— Украину, Белоруссию, Литву, Латвию и пока идем голова в голову с Польшей. Японию мы догоним не так скоро, поскольку отстаем от нее ровно в два раза, но, как говорится, еще не вечер. Зато мы бесконечно далеко впереди Китая, которым нам часто тыкают в нос.

От статистики совершенно ускользает бум частного жилого строительства. За последние годы в стране появились миллионы (!) неучтенных объектов недвижимости. В них давно живут, но они считаются незавершенными. Соответственно не платят налог и уходят от учета БТИ. Еще в 2001 году Министерство по налогам и сборам выявило свыше 20 миллионов незарегистрированных новых объектов недвижимости, причем тогдашний замминистра по налогам и сборам Дмитрий Черник пояснял: «20 миллионов неучтенных строений◦— только капля в море. Ведь мы проводили лишь выборочные проверки». Хороша капля! Каково же море?

Масштабы «моря» высвечивает такая подробность: Россия, будучи седьмой или даже восьмой страной в мире по численности населения, занимает второе место по производству строительного кирпича. А ведь в стране заведомо производят немало неучтенного кирпича и какое-то количество ввозится из-за границы.

В России пятый год наблюдается рост рождаемости. Этот рост составил 18% между 1999-м и 2002 годами. Следующий год дал прибавку еще на 6,1%. По 2004 году точной цифры пока нет, но уже известно, что она опять составит порядка 6%. Конечно, этот прирост недостаточен для восполнения убыли населения, но еще 5–6 лет такого прироста◦— и он сравняется с убылью, что будет огромным достижением.

Когда-нибудь будет по справедливости оценена роль в жизни российского общества тех 40 миллионов земельных участков в собственности граждан, большая часть которых получена и обустроена в последние 10–15 лет. Нет сомнений, что рост рождаемости последних лет отчасти объясняется появлением большого количества частных домов: обзаведясь домом, люди хотят обзавестись наследниками. Думаю, рецепт преодоления демографического кризиса лежит именно на этом направлении.

Сегодня, даже согласно официальной статистике (учитывающей только то, что учтено БТИ), на одного российского жителя приходится 20 кв. м жилой площади. Совсем неплохое увеличение◦— на 25%◦— против 16 кв. м в 1990 году!

Стремительно растут объемы банковских кредитов. Хотя нас по инерции продолжают уверять, что реальный сектор гибнет без бюджетной кормушки, на деле за последние 3 года объем банковских кредитов реальному сектору увеличился в России почти в 4 раза, достигнув в 2004 году цифры, близкой к годовому бюджету России.

Объем депозитов и вкладов физических лиц увеличился к концу 2004 года по сравнению с январем 1999 года более чем в 7 раз, причем за истекший год◦— в полтора раза. На сегодняшний день эти вклады и депозиты близки к 2 триллионам рублей.

А вот совсем другая цифра, она отражает не экономику, а растущее правосознание и демократизацию нашего общества: сегодня 80% дел, рассматриваемых Конституционным судом, возбуждают рядовые граждане сплошь и рядом против государства. И довольно часто выигрывают.

В современной России студентов в 2 с лишним раза больше, чем их было в РСФСР в 1987 году (соответственно 416 и 200 на 10 тысяч человек населения).

Думаете, эти положительные факты как-то отражаются на массовом сознании? Ничуть. Во-первых, их никто не рекламирует, соответствующие цифры надо долго выуживать из океана информации, а во-вторых, «позитивные новости просто отвергаются населением, включается своеобразный фильтр» (поделился в «Новых известиях» от 22 февраля гендиректор ВЦИОМ Валерий Федоров).

Социальные потрясения и революции случаются почему-то не в самое тяжкое время, а позже, когда жизнь становится легче,◦— вся мировая история подтверждает, что общество реагирует с «лагом» в несколько лет. Не подошли ли мы к опасному порогу?

Роковые события всегда начинаются как бы на ровном месте. В феврале 1917-го все знали, что до победы над немцами рукой подать, политическая жизнь дремала. Но вдруг большие снегопады на несколько дней почти прервали подвоз продовольствия в Петроград. Это вызвало паузу (совсем маленькую) в снабжении хлебом◦— может быть, искусственную. Сразу же прошли «голодные бунты» совсем не голодных людей и нападения хорошо управляемой толпы на винные склады. После чего выяснилось, что запасные полки в петербургских казармах развращены теплым тылом и готовы поддержать переворот, лишь бы избежать отправки на фронт. Вдобавок защита государства легла на людей антисистемы, всегда ставивших его под сомнение. И тысячелетнее государство пало.

Сегодня в России растут две вещи: уровень жизни и общественное недовольство, но гадать, кто кого обгонит, бессмысленно◦— у них нет общей единицы измерения. 15 и 10 лет назад, несмотря на все тяготы, миллионы людей говорили себе: «Ничего, потерпим, зато выйдем из тупика». Сегодня миллионы говорят себе (и другим): «Терпеть больше нет сил!» Самовнушение это или нет, неважно. Представления о реальности и есть реальность.

Возможно, поверить в угрозу мешает высокий (хотя и снижающийся) уровень доверия к В. В. Путину. Однако оно не распространяется на прочие государственные институты. К российским властям всех уровней, наоборот, растет недоверие. Доверие к Путину каким-то образом уживается с теорией «непрерывного ухудшения». В нее верят и миллионы тех, кто явно повысил свой жизненный уровень. Постоянно слышишь: «У меня лично дела неплохи. Но что делается в стране!» В стране◦— это значит на экране, а экран может вас в течение 5 минут (это очень долго!) вгонять в депрессию репортажем о неотапливаемом приюте для умственно отсталых стариков в Туве. В стране происходит только то, о чем сообщает ТВ, а о чем не сообщает, того в стране нет.

В телевизионных репортажах почти никогда не увидишь хорошо одетых людей. Говорят, показывать их операторы избегают сознательно. Отчасти потому, что приторговывают отснятым◦— продают сюжеты западным телекомпаниям (и хорошо знают, что те купят, а что нет), а отчасти по привычке.

Рейтинги еще вчера обожаемых политиков обрушиваются в считаные месяцы и даже недели. Так было с Горбачевым, Ельциным, Валенсой в Польше, Фухимори в Перу. Возможность быстрого снижения рейтинга Путина не кажется невозможной. Массы склонны разочаровываться резко, без полутонов. Удача, когда это разочарование не охватывает силовые структуры. Но кто за это поручится в сегодняшней России? Люди в этих структурах◦— аудитория тех же СМИ, в их семьях ведутся те же разговоры, они, как и все прочие бюджетники, недовольны оплатой своего труда.

Социальный слой, представляющий в сегодняшней России наибольшую опасность для власти,◦— молодые люди от 17 до 30 лет, не видящие (справедливо или нет) для себя перспектив в жизни. Их аномально много в Москве, куда они стянулись в поисках удачи. По всей стране им не удается найти работу, которую они готовы выполнять,◦— их устроит не всякая работа◦— или были бы готовы, но за другие деньги. Их претензии законны: часть из них не может создать семью, потому что цены на жилье с точки зрения их возможностей не просто запредельны, они оскорбительны. Им должен быть предложен выход.

Молодежное ожесточение порой очень ощутимо. Болельщики, готовые в любой момент учинить погром, скинхеды, нацболы с их большевистскими лозунгами◦— это все сублимация молодежного недовольства. В студенческой среде входит в моду «антикапитализм»◦— хоть и детского уровня, но крайне задиристый. В моде ГУЛАГ, Ленин, Троцкий, Сталин, Берия, большевики. В рядах коммунистических демонстрантов замелькали молодые лица.

Не стоит забывать: студенты◦— могучая сила; с детскими доводами спорить труднее, чем со взрослыми; от моды нет противоядий; толпа◦— это дефолт демократии; в негодующую толпу обязательно вливаются гастарбайтеры (пример: китайцы в Петрограде 1917 года) и люмпены; если в центре Москвы соберется всего 1% ее населения, это будет 100 тысяч человек.

Там же, где 5% населения считает, что терять ему нечего, может произойти абсолютно все. Вплоть до крушения государства. Это очень серьезно, это вам не продвижение НАТО на восток.

Как отвратить маячащую опасность? Только с помощью множества положительных программ. Но есть один абсолютный императив, без которого все программы окажутся тщетными: необходимо переломить общественное сознание. Российская нация должна поверить в себя, в свои силы, в свое государство. Массовая психология людей управляема◦— конечно, не грубыми, а деликатными средствами. Поднять дух нации◦— не такая уж невыполнимая задача, давно созданы соответствующие психологические технологии. Это проще, чем поднять экономику, а с подъемом духа растет и экономика.

Задачу не решить без участия СМИ, более того, роль СМИ◦— ключевая. Однако именно они будут оказывать наибольшее сопротивление. Это не значит, что журналисты безнадежны. Наоборот, 8 или даже 9 из 10 среди них◦— нормальные люди, то есть патриоты и государственники. Но в душе. А как члены журналистских коллективов они ведут себя иначе. Большинство органов печати и эфира продолжают считать недопустимыми любые проявления патриотизма, а само слово «патриот» у них ругательство или повод для иронии.

Нас уверяют, будто власть взяла государственное телевидение под полный контроль. Более того, ряд российских СМИ с тревогой (!) оповещают страну и мир, что в России на государственном уровне «насаждаются (!) патриотические ценности» и патриотическая риторика, какой ужас! Видимо, это какая-то невидимая и неслышимая риторика. Где она? Или ее насаждают люди, не очень понимающие, о чем речь?

Что действительно насаждается, так это ностальгия по хорошему и славному СССР. Советские фильмы (неловкие и убогие, за редким исключением) умильно напоминают миллионам о времени, когда у них были целы зубы и волосы и они еще не знали, что такое верхнее и нижнее давление. Кто-то лазал по водосточной трубе в женское общежитие, а теперь не может вспомнить зачем. Виноваты же в выпавших зубах и одышке банда Ельцина и «Единая Россия».

Этой ностальгией густо приправляют и многочисленные ток-шоу. Патриоты уже не существующей страны козыряют неприязнью, а то и ненавистью к стране живой, всем своим видом и тоном подразумевая: кто же с нами поспорит? Хладнокровные ведущие (некоторые с двумя паспортами) нисколько и не спорят. Уж не это ли все проводится по графе «патриотические ценности»?

Дожили: патриотизм уже пора будить там, где предполагается его источник,◦— в народной гуще. Он в ней ослаблен или искажен. Народ, принявший низкую самооценку самого себя, на какое-то время перестал быть народом-патриотом. Задача крайне осложнена тем, что демократы имели безумие допустить приватизацию патриотизма партией тов. Зюганова. Каша в головах, которая этим порождена, не поддается описанию. Но надо работать с тем, что есть.

К счастью, низкая самооценка не мешает нашему народу (большой сюрприз, выявленный социологами) быть стихийно либеральнее и демократичнее «элиты». Этот факт поперек горла экспертному сообществу, которое давно уверило всех, что большинство населения России составляют косные люди коммунистического толка. Хотя такое представление опровергают каждые выборы, наше экспертное сообщество по инерции верит вздору, в него с готовностью верят во внешнем мире.

Воспроизводится ситуация предперестроечного времени: человек, условно и упрощенно говоря, европейского цивилизационного выбора (образовательный уровень неважен) живет с ощущением, что он и его круг◦— одиночки, а большинство мечтает вернуться в колхоз и коммуналку, жаждет ходить по струнке, спит и видит «железную руку».[18] Он верит россказням, будто выборы подтасовываются элитой, которая тащит страну в будущее вопреки сопротивлению темного народа.

Возобладавшие сегодня представления российского общества о себе◦— суть искусно сконструированные и злонамеренно навязанные негативные матрицы, парализующие мужество и волю. Но для многих эти матрицы и есть реальность, другой они не знают. Это идет с 90-х, когда десятки миллионов людей пережили кризис образа жизни и каждый сам должен был найти объяснение произошедшему. Ведь власть◦— и в этом была одна из главных ее ошибок◦— практически никогда ничего народу не объясняла. И продолжает не объяснять. Объяснения с самого начала были отданы на откуп СМИ, недружелюбным и (или) безграмотным.

Так откуда же это недружелюбие и даже враждебность? Где заговор, толкающий нас к потрясениям? К ним нас толкает не заговор, а консенсус антисистемы. Конспирологического механизма, собственно говоря, и не требуется.

Во все времена и в любой стране были, есть и будут люди, формально принадлежащие к культуре данной страны, но враждебные ей◦— кто осознанно, кто нет. Л. Н. Гумилев называл совокупность таких людей антисистемой. К ней издавна принадлежала часть российского дворянства. Эта антисистема проложила путь другой◦— большевизму. Новая антисистема, захватив в 1917 году власть, разрушила историческую Россию и затем, ради самосохранения (опять-таки, по Гумилеву), сменила знак.

Уже в наше время фоновая антисистема образца 80-х резко усилилась, получив пополнение в виде производителей чернухи из журналистов советского разлива. Неустанно выдавая ее на-гора, они реабилитируют (как им кажется) свое усердие коммунистических времен и мстят новой России за то, что эти времена ушли. Не менее сильно приросла антисистема также политтехнологами и госчиновниками.

Она везде и нигде, но распознать ее можно. Если для публичного политика патриотизм◦— это такое немножко странное поветрие или причуда, он принадлежит к антисистеме. Людям печати и эфира скрыть свою суть и вовсе немыслимо: отчуждение от Отечества выдадут оговорочки, словечки, придаточные предложения.

Стоит напомнить, что с американской антисистемой в начале 50-х успешно сразился сенатор Маккарти и победил ее, хотя слово «маккартизм» и стало бранным. Успехи США начиная с конца 50-х во многом объясняются этой победой. К данному опыту явно стоит присмотреться.

На беду, в течение 90-х антисистема сумела стать в России частью системы, и наоборот. Это привело к столь сложным конфигурациям и ситуационным перетеканиям, что понять, кто есть кто, издали трудно. Только дух постмодернизма мог сделать возможным такое слияние мира с антимиром без аннигиляции.

Антисистема действует вольготно, почти не встречая препятствий. Как ни ненавистны ей патриотические чувства, использовать она способна даже их, ведь ее цинизм безграничен. Атака на государство может быть начата под патриотическими знаменами, а чтобы инспирировать такую атаку, достаточно распускать слухи о «национальном предательстве». К примеру, слух, что втихую готовится передача Южных Курил Японии. Или что-нибудь подобное.

Цель, к которой стремится любая антисистема,◦— заменить ненавистную ей культуру какой-то другой. Эта труднопостижимая цель редуцируется до более простых: еще больше уронить дух нации, добавить безнадежности, расшатать государство, облегчить смену власти. Сегодня антисистема увидела свою главную надежду в создании коалиции лево-правых с нацболами в виде тарана и все увереннее делает ставку на этот проект. А также на протестный электорат, обойденную интеллигенцию, демшизу и люмпенов.

Еще не все участники формирующейся коалиции ощупали друг друга антеннами, хоботками и сяжками, еще толкутся по-броуновски, но дело может пойти быстро.

Новая Россия, слава богу, не полая внутри, каким был СССР на своем излете. Ее мобилизационный ресурс состоит из людей, которым есть что терять, и он огромен. Но как объединить их? Что, кроме лозунга «Руки прочь от России!», могут истинные патриоты противопоставить силам разрушения уже сегодня?