Крепость «Россия»

Михаил Юрьев СОСЛОВНОСТЬ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (Отрывок из книги «Третий Рим. Утопия»)

В книге вымышленный американский аспирант рассказывает о России по итогам своего путешествия в 2053 году. Он описывает Россию, которую наблюдает, и ее историю с древних времен до периода его путешествия, которую узнает из российских источников… В главе 3 излагаются основные конституционные принципы Российской Империи.

Сословность◦— существеннейший элемент государственного и общественного устройства Российской Империи, без которого ее невозможно представить; четвертый из пяти краеугольных камней конституционной реформы Гавриила Великого 2013 года. При том, что само слово «сословие» вряд ли покажется кому-либо из вас, дорогие соотечественники, вовсе не знакомым, очень трудно дать определение, что же это такое. У нас нет эквивалента в общественном устройстве◦— никакие имущественные, социальные или профессиональные группы в Американской Конфедерации сословиями не являются. Ни в коей мере не являются сословия и синонимом марксистских классов, поскольку не относятся к сфере общественного производства и вообще экономики. Не являются российские сословия и прямым аналогом феодальных сословий, и даже не потому, что они не наследственные, а потому, что по сравнению с разницей между разными российскими сословиями сословия феодальные не так уж сильно и отличались друг от друга. Есть соблазн сказать, что это группы, к которым закон относится по-разному; но в соответствии с пятым элементом упомянутой конституционной реформы, разноправием, закон в России может относиться по-разному и к группам из одного сословия. Наверное, я не смогу дать лучшего определения, чем то, что сословия в России◦— это группы с принципиально разным конституционным положением; надеюсь, что вам станет более понятно, о чем я говорю, после прочтения дальнейшего. В Российской Империи три сословия: первое, называемое духовным сословием, или духовенством; второе, называемое служилым сословием, или опричниками; и третье, называемое податным сословием, или земцами, в просторечии◦— просто народом (название не должно вводить в заблуждение◦— в него входят люди от нищего до миллиардера). Против логики, я начну со второго, потому что так быстрее станет понятно, что же такое сословия в России.

По достижении возраста пятнадцати лет любой житель России◦— не обязательно даже гражданин◦— независимо от пола, вероисповедания и национальности, а также любых поражений в правах, может прийти и подать заявление, что он (или она) хочет стать опричником. Верхнее ограничение в возрасте раньше было до сорока лет, а 9 лет назад, в связи с распространением противовозрастной терапии (она в России, как и у нас, покрывается базовой страховкой), увеличено до пятидесяти и, наверное, вскоре будет поднято до шестидесяти; далее вам станет понятно, от чего это зависит. Единственным заведомым противопоказанием является решение медицинской комиссии о негодности, но при нынешнем уровне генетической и регенерационной терапии это крайне редкий случай. Когда я говорю прийти и подать заявление, я имею в виду физически прийти в специальные пункты◦— их в России около трехсот, расположенных более или менее равномерно по стране; из некоторых мест доехать до ближайшего не так уж и близко, но опричники говорят, что захочешь◦— доберешься. Когда человек появляется там и подает заявление, его отводят в специальное помещение в этом пункте (типа закрытого гостиничного номера на несколько человек) и оставляют там подумать на трое суток, во время которых его кормят и вообще нормально с ним обращаются, но полностью запрещают контакт с внешним миром◦— от телефона и компьютера до очных встреч с кем-то; общение внутри пункта с себе подобными соискателями и опричниками допускается без всяких ограничений. Соответственно и те, кто хочет переговорить с ним, не могут этого сделать, сколько ни старайся: это относится к кому угодно, от родителей или супругов до милиционеров с постановлением суда на его арест. Когда три дня проходят, человеку предлагают подать заявление еще раз, объясняя, что можно и не подавать,◦— т.е., по сути, спрашивают, не передумал ли он. Если передумал, с ним прощаются (причем без всякой злобы) и выпроваживают на все четыре стороны. Если же нет, он подвергается т.н. собеседованию, представляющему из себя допрос с применением психотропных средств и нейросканирующей аппаратуры. Такого рода допросы, при которых человек говорит все, что знает, как я уже писал во вступлении к этой книге и еще буду подробно описывать далее, в главе про систему правосудия, весьма распространены в Российской Империи и составляют важную часть их жизни; но если для земцев они проводятся по решению суда (все это очень детально регламентировано законом), то опричники◦— включая кандидатов в опричники◦— подвергаются им только добровольно (духовенство не подвергается вообще). Во время собеседования выясняется, в сущности, один вопрос: каковы мотивы кандидата, то есть действительно ли он хочет стать и прожить всю оставшуюся жизнь опричником, или доминируют какие-либо иные мотивы. Если этот мотив действительно главный, то все остальные не имеют большого значения. Например, если выясняется, что человек скрывается от правосудия, но на самом деле давно решил стать опричником, а указанные обстоятельства просто повлияли на время его прихода в пункт, то это приемлемо; а вот если уйти от наказания и есть главный мотив, тогда его не возьмут. Особо обращается внимание на то, чтобы истинным мотивом не была любовь к насилию вообще,◦— это считается неприемлемым. Если с мотивами все нормально, то он проходит уже упомянутую мной медкомиссию и получает заключение о годности, которое является третьим документом кандидата (а всего их пять), после заявления и заключения по собеседованию. Четвертым документом является свидетельство о том, что кандидат является русским и православным◦— нерусский или неправославный опричником и даже кадетом (так называют опричников в течение начальной военной службы◦— см. ниже) быть не может; этот принцип, который нам, соотечественники, представляется абсолютно диким и возмутительно дискриминационным, в России лежит вполне в русле общих принципов общественного устройства. Впрочем, являясь дискриминационным, расистским он не является: русский, но не православный, просто крестится в ближайшей церкви, а нерусский крестится и, кроме того, приносит присягу русского, официально становясь русским; о готовности это сделать должно быть написано в заявлении, иначе его не примут, и именно поэтому выше я писал, что опричником может стать любой житель России, независимо от национальности и вероисповедания. Кстати, эта процедура, по которой можно стать русским, называемая «породнение», прописана в российской конституции и является правом любого жителя России, а не только кандидата в опричники◦— просто для последних она обязательна (если он нерусский). Пятый документ◦— присяга кадета, которая тогда и приносится; это еще не присяга опричника◦— у них вообще нет присяги, а ее место занимают обеты (см. далее).

После этого, то есть обычно на пятый или шестой день после того, как пришел в пункт, человек, уже став кадетом, отправляется на т.н. начальную военную службу. Впрочем, военной ее назвать можно лишь условно, поскольку готовят на ней из кадетов не солдат или офицеров, а вообще опричников, тем не менее у русских она называется военной; начальной же она называется потому, что опричник служит всю жизнь. По сути, это вообще не служба, а нечто вроде нашей военной или полицейской академии, только восьмилетней, и с большой спецификой, о которой я сейчас и расскажу. В ней преподают общефизическую подготовку, с упором на выносливость (на уровне наших коммандос); рукопашный бой, владение всеми видами оружия, включая простую военную технику (на уровне наших коммандос); специальную физическую подготовку, типа нечувствительности к боли, мобилизации всех ресурсов организма, умения замедлять или, наоборот, усиливать его функции (на уровне самых элитных подразделений коммандос); ментальные техники, такие как внушение и сопротивление чужому внушению, ощущение удаленного человека, предчувствие опасности (на уровне не знаю кого у нас◦— может, каких-то секретных агентов). В общем, все кадеты◦— а их выпускается от миллиона до двух в год◦— превращаются в совершенные боевые машины, явно превосходящие наших коммандос (об обычных солдатах я и не говорю) и не уступающие бойцам лучших элитных подразделений, а в чем-то их превосходящих.

Чтобы вы поняли, соотечественники, физические возможности русских опричников, приведу один пример: в армии (кроме механизированных войск◦— я еще буду писать о российской военной организации в соответствующей главе) полное боевое снаряжение опричника◦— включая женщин!◦— составляет от шестидесяти до восьмидесяти килограммов, и даже облегченное более сорока; и в нем опричник бегом, даже без использования скороходов и антиграва, пробегает до пятнадцати километров, после чего без отдыха вступает в бой. С необходимостью вынести это обучение и связано верхнее ограничение в возрасте, поднимаемое по мере совершенствования противовозрастной терапии. Кроме физической и боевой подготовки, а также психологической, вырабатывающей психологические навыки (умение запоминать, медитировать и пр.) и психологическую устойчивость в стандартных ситуациях, кадеты получают общее образование, примерно в объеме нашего хорошего колледжа; естественным и гуманитарным наукам уделяется примерно равное внимание. Весьма значительное место занимает религиозное воспитание, поэтому правильнее было бы уподобить их образование не обычному нашему колледжу, а католическому. У них, однако, есть еще один компонент подготовки◦— идеологическая, занимающая не менее часа в день; на ней им вдалбливается◦— я не могу подобрать другого слова, а сами опричники против его употребления не возражают◦— все их сословные принципы и установки: об отношении к своей стране и к другим странам, к своему и другим народам, друг к другу и к другим сословиям, и т.д. Вот все это составляет содержание их обучения (или, по их терминологии, службы) первых пяти лет. Вы вправе спросить, а как же они все это успевают, даже будучи психологически продвинутыми? Ответ прост: у них вообще нет свободного времени. Занятия продолжаются шесть дней в неделю, чистых десять часов в день, с 9 утра до 8 вечера, с часовым перерывом на обед; в 8 ужин, в 9 вечерняя молитва, в 11 отбой; и только в воскресенье, после литургии и обеда, у них «всего» трехчасовая физическая подготовка, и с 5 вечера они свободны. В 7 вечера начинается праздничный воскресный ужин, на котором они напиваются,◦— и этим заканчивается воскресный отдых. Выезжать из лагеря, где они служат, первые три года нельзя вообще, в последующие пять можно лишь достаточно редко; то же относится к посещению их родственниками и знакомыми. Выход в сеть для вызова фильмов или вирту, да и вообще кроме как в учебные сайты, также не разрешается (к бумажным книгам это не относится, чтение, наоборот, поощряется); конечно, кадет технически может это сделать, но такого не бывает, как и вообще нарушений дисциплины: они ведь находятся там сугубо добровольно. Кадеты в возрасте до 25 лет и те, что старше, служат раздельно первые три года, но это связано не с какими-то трениями или даже разными физическими возможностями, а с комфортностью адаптации. Кстати про физические возможности◦— обучение кадетов абсолютно не конкурентно: не только, в отличие от любой нашей академии, у них нет рейтинга лучших, но и даже из самого процесса подготовки полностью убран соревновательный элемент. Это жесткая позиция их сословия: опричники не конкурируют друг с другом, у них нет чинов или званий, они просто◦— опричники, «дозор», как они сами себя называют; и заработная плата, называемая у них жалованьем, как и любое другое обеспечение, одинакова у любого из них, от рядового бойца до императора. Если кто-то хуже успевает по какой-то части подготовки, остальных просят ему помочь; это не считается обидным, поскольку из-за обилия дисциплин он наверняка силен в чем-то ином. Вообще не обидеть◦— важное и императивное требование обучения кадетов; сословный устав требует абсолютного (на наш взгляд, даже несколько смешного) уважения к кадету (к опричнику◦— тем более); к примеру, все преподаватели и начальники и подавляющая часть остальных кадетов называют кадета только на «вы». Таким образом, традиционный, хорошо известный у нас по фильмам и вирту типаж зверя-сержанта, орущего на солдат-новичков и унижающего их, хотя в принципе и справедливо, в современной России абсолютно невозможен: кадет просто убьет его при первом оскорблении, и будет не просто в своем праве, но и поощрен.

Но вернемся к образу жизни кадетов. Мужчины и женщины служат вместе (с различающимися, конечно, программами физподготовки, но не сильно), в отличие, кстати, от российских школ, где обучение раздельное. Один опричник объяснил мне глубинный смысл этого: для земцев, особенно молодых, существо другого пола◦— это всегда потенциальный сексуальный, а то и вообще брачный, партнер; а в партнере должна быть какая-то тайна, иначе секс превращается либо в механику, либо, наоборот, исключительно в совместное ведение хозяйства. Действительно, социологические исследования довольно убедительно показывают, что введение в России раздельного обучения в 2013 году дало существенно больший вклад в увеличение рождаемости, чем, например, материальные льготы,◦— вклад, сравнимый по эффекту с мерами по изменению общественного статуса материнства и созданию семьи «нового» типа (см. главу «население и демография»). А для опричников существо другого пола (как, впрочем, и своего)◦— это боевой товарищ, и ровно по этой причине в нем ни в коем случае не должно быть никакой тайны. Вообще организация сексуальной жизни кадетов немудрена: преимущественно она сводится к тому, что в определенные дни им в лагерь привозятся секс-работники обоих полов, с которыми устраиваются пьяные или наркотические оргии; чаще всего это происходит в конце воскресного ужина. Если же какому-либо кадету этого недостаточно, он говорит куратору, и ему или ей привозят секс-работника персонально, если надо◦— регулярно; но это не очень распространено, гораздо более характерным и для кадетов, и для опричников является отношение к сексу (и вообще к плотским удовольствиям) как у моряков во времена парусного флота, то есть не как к части повседневной жизни, а как к чему-то, что происходит время от времени, после тяжких трудов и, как правило, в загульном варианте. Связи между разнополыми кадетами никак не регламентируются◦— ни возбраняются, ни поощряются,◦— и они не редки, но, как правило, имеют место только при наличии серьезных отношений; при таком отношении к сексу и сексуальным партнерам, как я только что описал◦— я бы назвал его презрительным,◦— это и немудрено: ведь кадеты уважают друг друга. Что касается однополых связей, то еще в заявлении будущий кадет-мужчина должен написать, что он не имеет гомосексуальной ориентации (это требование) и несет ответственность за правдивость; женщины ничего не пишут и нередко выбирают секс-работников женского пола. При этом под мужской гомосексуальной ориентацией у опричников, в отличие от духовенства и земцев, понимается только строго пассивная роль, а активная особо не возбраняется (хотя это все нигде не написано). Почему это так и как вообще можно это разделить◦— ведь все американские мужчины, имеющие гомосексуальный опыт, а их большинство, знают, что обычно имеешь поочередно обе роли,◦— я так и не понял, так же как и то, почему гомосексуализм не запретен для женщин, хотя и не поощряется в отношениях между кадетами-женщинами. Обычно законы о сексуальных меньшинствах в России (см. главу «конституционные принципы: разноправие») имеют апологию в том, что это противоестественно; при всем моем несогласии с этим я по крайней мере могу понять этот аргумент, но почему пассивный мужской гомосексуализм считается у русских противоестественнее, чем активный или женский, я не понимаю.

Такая служба продолжается пять лет, а затем кадеты выбирают на остающиеся три года специализацию, продолжая службу, т.е. обучение, в одном из трех т.н. «опричных корпусов»: корпусе воинов, корпусе стражей или корпусе правителей. Корпуса скорее являются типом образования и подготовки, нежели частями опричного сословия; по крайней мере, принадлежность опричника к одному из них никак не обозначается, даже на неформальном уровне. Корпус воинов готовит армейцев, корпус стражей◦— полицейских, а корпус правителей◦— гражданскую администрацию; впрочем, различие подготовки не носит критического характера, и в последующем опричники, как правило, проходят неоднократную переподготовку, так что, например, 40-летний опричник (если он пришел служить в 15–20 лет), скорее всего, имеет полную подготовку во всех трех корпусах. Во время этих трех лет кадеты уже активно участвуют в соответствующей работе и поэтому, хотя в основном продолжают жить в лагере, регулярно надолго переезжают жить в общежития для опричников. Кстати, раньше, с 2013 года, когда была введена опричнина, и до учреждения Третьей Империи в 2020 году, начальная служба была не восьми-, а пятилетней: базовая служба продолжалась три года, а специализированная два. По завершении начальной службы происходит главное событие в жизни опричника◦— принесение трех обетов, после чего он, собственно, и становится полноценным опричником.

Обет первый◦— обет служения. Принося его, опричник клянется в том, что служение Империи и ее народу (именно в такой последовательности) есть главная и высшая цель в его жизни и смерти; что именно самозабвенное исполнение этой цели и есть его путь к спасению души и обретению жизни вечной. В том, что ни при каких обстоятельствах, ни из жадности, ни из трусости, ни из властолюбия, ни из тщеславия, не отступит он от этой цели. «Как Господь наш Иисус Христос завещал в притче не зарывать в землю талант свой, данный тебе господином,◦— произносят опричники ритуальный текст,◦— так и я не зарою в землю ту решимость защищать страну свою и народ свой до конца, что дал Он мне». И далее: «Мы дозор, который бережет эту землю Господню; мы пастухи, которые охраняют на этой земле овец Его. Добрый пастырь жизнь свою кладет за овец своих, учит нас Господь, и мы без сомнений и печали отдадим свою жизнь за страну и народ, потому что поручил их нам Хозяин овец и пастбищ. А иначе не обретем жизнь вечную на небесах, а на земле жизни вечной и так никому не обещано». Кстати, эта метафора◦— восприятие себя как пастухов◦— играет, наряду с восприятием себя как дозора, важную роль в мифологии опричников: их сословная эмблема имеет именно такой смысл, хотя на самом деле это смысл превращенный. Дело в том, что само понятие «опричники» возникло в XVI веке, при царе Иване IV Грозном, и оставили они по себе вовсе не добрую память, являясь общероссийским карательным отрядом; их эмблемой была собачья голова и метла, что означало «грызть, как псы, вычищать, как метла» (в смысле врагов царя). У нынешних же опричников (почему они так назвались◦— см. главу «история») она превратилась в собачью голову и пастуший посох, что означает «пасти и защищать». Поэтому, к слову сказать, собака считается у опричников священным сословным животным; они ввели закон о собаках, установивший для собак в Российской Империи совершенно особый статус, типа статуса коров в Индийской Федерации, а если опричник увидит на улице кого-то мучающего собаку, он его убьет на месте (это часть третьего обета, см. далее). Но вернемся к первому обету. Опричник обещает защищать не только страну и людей, но и веру и Церковь: «Церковь есть тело Христово, я же есть телохранитель. Господь защищает нас, мы же обязаны защищать дело Его на земле». Причем в обете это взаимосвязано: Империя в нем представляется не как место, где живут вверенные опричникам самим Господом люди (вернее, не просто как такое место), а как религиозная ценность, имеющая поистине космическую значимость. «Царство дьявола◦— анархия и тирания», есть слова в обете, «и только тонкая цепь нашего дозора отделяет закон, порядок и справедливость от этого царства. Не будет нас◦— не будет угодной Богу Православной Империи». Здесь важно понимать, что каждый опричник (и это находит свое отражение в первом обете) осознает себя как автономную и самодостаточную грозную боевую единицу: дело тут не только в том, что один опричник в полном боевом снаряжении (а оно хранится по месту жительства у любого опричника◦— я еще буду писать об этом в главе «военная организация») обладает достаточной огневой мощью, чтобы убить тысячи, а в большом городе и десятки тысяч, человек и уничтожить целые подразделения, а то и части, врага. А в том, что и без оружия и брони он есть почти такая же грозная сила, потому что везде, где есть цивилизация, он завладеет необходимым оружием или изготовит его,◦— а там, где цивилизованность низка, оно ему и не нужно. «Моя сила в моих товарищах,◦— произносит опричник,◦— но отсутствие живых товарищей не остановит меня в моем долге. Пока я жив, Империя стоит, даже если я последний живой». В этом ощущении у опричников причудливо сплетаются крайний коллективизм с крайним индивидуализмом, стоицизм и фатализм с космическим самовосприятием; и очевидно, что свой вклад в это вносит не только Православие, но и мироощущение дальних языческих предков русских, варягов, которые верили в то, что в последней битве богов, Рагнарек, боги и люди потерпят поражение и изменить этого нельзя◦— но все равно надо биться до последнего. «Я служу ради службы,◦— говорит опричник,◦— а не ради победы». И, наконец, очень важное место в первом обете занимает тема бескорыстности служения. «Не для кормления приставлен я к стаду,◦— звучат слова обета,◦— но для защиты. Не народ создан для моего удобства, но я для того, чтобы служить ему, ибо такова воля Божья».

Второй обет◦— обет умеренности. На разговорном языке в народе он называется обет бедности, но, как вы увидите из дальнейшего, официозное название точнее передает его смысл; интересно, что обет нестяжательства, который приносят наши католические монахи, по смыслу является лишь частью этого обета. Существо этого обета в презрении ко всему материальному: к деньгам, имуществу, комфорту и удовольствиям. Опричник клянется не накапливать денег и не думать о них, не приобретать и вообще не иметь собственности, кроме самой необходимой для жизни и выполнения долга, а и за ту не держаться и не огорчаться при ее потере. «Не скапливайте себе сокровища на земле, ибо тогда на земле будет сердце ваше, учил нас Господь,◦— говорит опричник,◦— и я обещаю точно следовать этому». Причем все устроено так, что он может не думать о деньгах, потому что, становясь опричником, человек начинает получать жалованье, которое, как он знает, не изменится до конца его жизни (кроме индексации). Его размер◦— ныне он составляет 1216 рублей в месяц, т.е. около 5000 наших долларов◦— вполне достаточен для нормальной скромной жизни, но у опричников от него, наоборот, почти всегда остается, потому что они практически ничего не покупают из вещей и мало за что платят. Судите сами: квартир и домов опричники не покупают, это считается прямо запрещенным вторым обетом; они или живут в общежитиях, о которых я расскажу чуть позже, и ничего за это не платят, либо снимают квартиру, что оплачивается бухгалтерией их базы. Опричнику не возбраняется снять более дорогую квартиру, чем предусмотрено бухгалтерией, и доплачивать разницу самому, но никто из них не смог вспомнить таких случаев (потому что незачем, в их понимании). Они все бесплатно пользуются одинаковыми автомобилями, которые называются «Каштан Импульс-универсал» и представляют из себя довольно уродливый, но большой и мощный военный внедорожник с турбиной; их выпускают специально для армии и полиции, и продажа их кому-либо кроме опричников, в т.ч. юридическим лицам, запрещена. Хотя они считаются общим имуществом (казенным, как говорят русские), то есть попользовался◦— верни на место до следующего раза, опричник может взять автомобиль только для собственного пользования и держать его по месту жительства; это бывает не редко, но и не так уж часто, потому что опричники любят пользоваться общественным транспортом или ходить по улицам, считая это дополнительным патрулированием (см. далее). Из одежды и обуви они большей частью носят цивильную форму (см. далее), которая вся бесплатна, а другую одежду в основном используют для «свободного поиска», т.е. скрытого патрулирования, и по этой причине она самая невзрачная и дешевая. Медицинское обслуживание у них, естественно, бесплатно, поскольку оно бесплатно в России для всех, а если у них есть дети, они тоже не особо за них волнуются, потому что на каждого ребенка, у которого хотя бы один родитель опричник, до 15 лет выдается пособие, ныне равное 204 рублям в месяц; к тому же среднее образование в России бесплатное, а высшее в основном бесплатное. Обычные развлечения земцев, такие как кино, вирту или обще-вирту, спортивные соревнования, казино, дискотеки и т.д.,◦— опричники презирают, считая их все декадансом (особенно презирают они спорт, считая его пародией на военные навыки); по сути, они тратят деньги только на еду и выпивку или наркотики либо на секс-услуги. Но и в этом они предпочитают все простое и недорогое, причем это не связано с деньгами, а отражает их твердую убежденность в том, что все дорогие, совершенные вещи и услуги не просто бесполезны, а мерзки◦— образно выражаясь, они считают, что эксклюзивное двадцатилетнее красное вино не просто ничем не лучше дешевого портвейна, а хуже. Это связано с их представлением о том, что комфорт и удовольствия создают зависимость от себя, т.е. порабощают, и высасывают, таким образом, из них силу, которая для них является культом (на их сословной эмблеме, под собачьей головой и посохом, большими буквами на вымпеле написано слово «СИЛА»). В обете есть слова «не дам одеть на себя ярмо богатства, которое тяжелее, чем ярмо нищеты; не дам посадить себя в золотую клетку, которая крепче стальной. Не дам удовольствиям мира сего выпить из меня силу, заменив ее на изнеженность». Теперь вы понимаете, дорогие соотечественники, почему я написал, что название «обет умеренности» точнее, чем «обет бедности»: бедность есть характеристика возможностей, а умеренность◦— желаний, проистекающих из представлений. Понятно также, почему этот обет не сводится к нестяжательству: само по себе отсутствие имущества вовсе не означает умеренности в привычках и презрения к комфорту◦— коммунистическая элита времен поздней Второй Империи в России жила очень широко, формально не имея особой собственности; то же можно сказать о российских криминальных лидерах, т.н. «ворах в законе». Но вернемся к материальной стороне жизни опричников: завершающая причина, почему они могут не думать о деньгах,◦— это наличие системы, называемой «общак»; это значит, что перечень того, что оплачивает за них база, не закрытый. Поясню на примере, что это значит: однажды я разговаривал с опричниками на их базе, расспрашивая их обо всем (кстати, они ко мне везде относились довольно дружелюбно), и услышал разговор о том, что один из них вчера устроил в каком-то заведении дикий загул, заплатить за который у него не было денег, и заведение тут же отправило электронный счет на базу и получило проплату. На мой вопрос о том, должен ли он будет отдать эти деньги, опричники пожали плечами: захочет◦— отдаст, не сочтет нужным◦— нет; никто ему ничего не скажет, если это не слишком часто. Если же у него есть реальная нужда в чем-то крупном, выходящем за пределы его финансовых возможностей, но не за пределы второго обета (например, пластическая хирургия или платное высшее образование для подруги или ребенка), за это заплатит база, даже если это и большая сумма; в последнем случае решение об этом примет их сход, называемый опричным собранием.

Третий обет◦— это обет чести. В нем содержатся, если обобщить, все существенные моральные нормы и правила поведения служилого сословия, не вошедшие в первые два обета. Опричник клянется в верности сословию, в его примате для него над всем другим: «Нет у меня ни семьи, ни дома. Опричнина◦— моя семья, и Империя◦— мой дом». Он обещает никогда, ни вольно ни невольно, не оскорбить и не подвести своих товарищей; защищать жизнь другого опричника, в т.ч. и ценой своей жизни, а равно и всех людей других сословий. Он также обещает хранить сословную и имперскую честь перед другими сословиями, не спускать оскорблений (по крайней мере демонстративных) себя, опричнины и Империи: «Если кто-то сознательно оскорбит меня, мою страну или сословие, я не буду обижаться, но и не оставлю◦— я накажу». Это «накажу», между прочим, может при сильном оскорблении означать и смерть обидчика, поэтому народ весьма внимательно относится к своим словам («фильтруют базар», на разговорном языке) в присутствии опричника или незнакомца, который может им оказаться. Сами же опричники обещают: «Никогда не опущусь до оскорбления словами кого-либо◦— того, кто истинно это заслуживает, надо наказывать действием». Далее идет обещание равного отношения ко всем и вся, т.е., по сути, недискриминации по любому признаку: «Как пастух не может одну овцу выделять и защищать, другую же бросить, так и я обещаю не держать ближе к сердцу никого из народа, но за всех иметь равную ответственность. И как не может дозор одни места охранять, а на другие махнуть рукой, так и я обещаю ни одну из земель Империи не держать ближе к сердцу, но все одинаково». Вообще третий обет самый длинный, в нем есть еще обещание нетерпимости к любому встреченному злу, обещание помощи всем особо уязвимым (немощным и убогим, детям, старикам, а также священным для опричников собакам) и многое еще в том же духе.

Принеся обеты◦— а начинается каждый из них словами: «Перед Богом и людьми обещаю…»◦— опричник проходит два особых православных таинства: венчание на службу и миропомазание. Эти таинства не совершаются Церковью, во всяком случае в таком виде, над обычными людьми, а только над царями◦— это соответствует статусу опричников как коллективного царя (см. далее). Венчание есть символическое возложение короны, такое же как при венчании на брак, только соединение происходит не с супругом, а со страной; миропомазание совершается второй раз (первый у православных соответствует нашей католической конфирмации и происходит сразу после крещения) и означает снисхождение особых даров Святого Духа, необходимых для опричного служения, и завершается причащением новопомазанника в алтаре как защитника Церкви. После этого опричнику вручают личную карточку, персональное полное боевое снаряжение и два комплекта цивильной формы, и на этом обряд заканчивается, по крайней мере его торжественная часть: все поздравляют новоиспеченного опричника и идут праздновать◦— это событие у опричников называется «прописка», а само застолье, как и любое сословное застолье, называется у русских «братчина». Начинается служба (в смысле не обучение, а работа, хотя службой у них называется и то и другое), которая продолжается до смерти опричника: как бы нам ни было трудно поверить в это, соотечественники, но у русских опричников нет ни понятия пенсии, ни понятия инвалидности. Для ослабевшего опричника◦— от старости или увечья◦— подыскивается адекватная работа: я своими глазами видел опричника, у которой не было правой руки и обеих ног (ранение произошло задолго до внедрения регенерационной терапии), и она работала удаленным оператором беспилотного истребителя-перехватчика с помощью сделанного специально для нее интерфейса. Остальные относились к ней как к равному товарищу, не делая вид, что они не замечают ее увечья, но и не концентрируясь на нем,◦— например, брали на все свои пьянки, но подносили ей стакан и закуску; по виду она была настолько счастлива, насколько это возможно. Поэтому теперь, после своих очных наблюдений, я считаю любимую фразу опричников «Служба◦— это жизнь, а жизнь◦— это служба» не метафорой, а совершенно буквальной истиной.

Как живут и служат опричники? Жить они предпочитают в общежитиях, которые представляют нечто типа дешевой гостиницы, обычно с блоками две комнаты◦— один общий санузел. Комнаты бывают на одного и на двоих; кухня (которой, впрочем, пользуются редко) и столовое помещение◦— одно на этаже. На одном из этажей общая столовая, с кухней с поварами◦— ею пользуются часто: опричников тянет друг к другу, поэтому они любят есть вместе, поэтому же они относительно редко снимают квартиры. В той же столовой каждое воскресенье происходят братчины; впрочем, раз в месяц, т.е. каждый четвертый раз, устав велит опричникам приходить на братчину к земцам. Работают опричники, живущие в городах, в полиции, или спецслужбах, либо в гражданской администрации; подразумеваются, естественно, только имперские (федеральные, как сказали бы у нас) учреждения◦— в местных администрациях и службах охраны порядка работают земцы, потому что это земские учреждения. Армейцы живут и служат, как и у нас, обособленно, на военных базах; впрочем, примерно раз в десять лет положено не менее чем на три года перейти работать в другую сферу◦— из армии в полицию, из полиции на госслужбу и т.д. Все это относится и к высшим должностным лицам: обычная ситуация, когда опричник год назад был министром, а ныне инспектор полиции или военный моряк, причем не из-за плохих результатов работы, а из-за их сословного убеждения: важнее быть правильным опричником, чем наилучшим профессионалом. Я встречался со знаменитым Борисом Фетисовым, который четырежды был министром, дважды◦— командующим экспедиционным корпусом и дважды◦— главкомом рода войск; сейчас, в 66 лет, он работает следователем полиции в Константинополе, а в следующем году отправляется инспектором по строительству полярного прибрежного вала (см. главу «география и население»). Раз в год на месяц и раз в три года на три месяца опричники отправляются в лагерь на переподготовку, причем они это очень любят; не менее двух раз в неделю они обычно проводят в спортзале для поддержания формы. В остальные будние дни опричники работают, как правило, много, поскольку семей у них обычно нет, а потом либо общаются друг с другом в кафе или в общежитии, либо у себя в комнате впадают в медитацию на много часов, благо они все этому обучены; по этой причине им не может быть скучно. Из развлечений, не считая выпивки, которой они в будние дни обычно не злоупотребляют, они признают только чтение: читать они любят и читают много, причем в основном вовсе не мусор, а довольно умные книги, поскольку все получили хорошее образование и освежают его на переподготовках, и часто обсуждают прочитанное между собой, и дискутируют на разные темы. Но самым любимым их развлечением, являющимся в сущности продолжением работы, является т.н. свободный поиск. Это значит, что опричник ходит по городу, или заходит во всякие места, или ездит на городском транспорте, и высматривает какое-нибудь зло◦— кто-то на кого-то нападает, или что-либо в таком духе, которое, естественно, немедленно пресекается. Хитрость здесь в том, чтобы тебя не приняли за опричника◦— при их внешнем виде это непросто, даже без формы.

Внешним видом опричники отличаются от остальных людей, хотя это отличие не абсолютно: попросту говоря, они больше. Все они намного шире, из-за гор, в полном смысле слова, мышц, которые способны обеспечить бег в восьмидесятикилограммовом снаряжении; чтобы избежать диспропорций, рост им обычно тоже корректируют, под вес. Мужчины-опричники обычно имеют рост 195–210 см и вес 110–140 кг; женщины, как правило, сантиметров на 10 ниже и на 15–20 кг легче; нет нужды говорить, что все это чистые мышцы, без капли жира, причем наработанные комплексными нагрузками, а не на тренажерах или спортплощадках, и потому более равномерно распределенные, чем у любых спортсменов. Теперь, надеюсь, понятно, в чем творческий элемент свободного поиска◦— не привлекать внимание им непросто. Однако внешние отличия опричников размером не ограничиваются◦— у них своеобразное выражение лица, настолько спокойное, что кажется малоподвижным; яркой и сильно выраженной мимики у них не бывает, равно как вообще внешних выплесков эмоций. Взгляд у них тоже характерный, не бегающий и почти не мигающий и оттого кажущийся обращенным не на собеседника, а куда-то вдаль; все это, по-видимому, следствия определенного психологического состояния, в котором все они находятся в результате и специального психологического обучения, и образа жизни. Цивильная форма опричников, которую они носят почти всегда, кроме как на работе, если та требует мундира, и «маскировочной» одежды свободного поиска, также достойна упоминания. Фасон может быть любой: это должны быть либо брюки и пиджак или куртка, либо комбинезон у мужчин, а у женщин◦— либо брюки, либо юбка, либо комбинезон, или еще что-нибудь; в этом проявляется, как в капле воды, некий нигде не записанный принцип опричного сословия◦— тех людей, которые сами себя добровольно ограничивают, не нужно регулировать сверх крайней надобности. Единственное жесткое требование◦— все это должно быть черного цвета, низ должен иметь серебряные лампасы по бокам, а верх◦— серебряные галуны в любом месте; обувь может быть любой, но должна быть черного цвета и иметь серебряные каблуки (обычно их покрывают настоящим серебром). Специальный закон запрещает всем, кроме опричников, продавать и иметь одежду таких цветов и обувь с серебряными каблуками. Надо сказать, что гигант любого пола в черной с серебром одежде и обуви выглядит эффектно и совершенно инопланетно; скорее всего, таков и был замысел. Поэтому среди земцев, и мужчин и женщин, считается крутым иметь любовницу или любовника◦— опричника, что разового, что постоянного, и опричники, в отличие от кадетского периода своей жизни, не так часто имеют дело с наемными секс-работниками. Но семьи, если и возникают у опричников (большинство семей все-таки не имеет), достаточно редко образуются с земцами. Я долго и достаточно доверительно беседовал с одной женщиной-опричником 46 лет, Светланой по кличке Истребитель, в момент нашей беседы◦— патрульным полицейским; те, кому нравятся крупные женщины (в Светлане 198 см роста), назвали бы ее красивой. Она рассказала мне, что у нее пока двое детей, 8-летний сын от опричника, который сейчас воюет с исламистами на южных границах, и 13-летняя дочь от земца-промышленника. Оба ребенка живут с ее мамой в Москве, но отец дочки часто с ней видится, и это ее беспокоит. Я спросил Светлану, а что, ей он неприятен, что она против того, чтобы он виделся с дочкой? Нет, ответила Светлана, ей он нравится, он хороший парень и хорошо к ней относится, и она при любом удобном случае с ним встречается; и она вовсе не против, чтобы он виделся с дочкой, наоборот, хорошо, но она надеется, что дочка в 15 лет пойдет в опричники, и папа-земец может ее сбить, даже и невольно, с этого пути. Когда же я спросил ее, извинившись за возможную глупость, а почему бы ей не выйти за него замуж и не жить с ним и дочкой вместе (тогда никто ее не собьет с пути)◦— или она принципиально против этого?◦— она несказанно изумилась. Нет, я вовсе не принципиально против иметь с кем-то нормальным семью, сказала она, придя в себя, но с земцем?? Это было сказано так, что я понял◦— и вы поймите, дорогие соотечественники: опричники и народ◦— это практически разные биологические виды, хотя и похожие внешне и способные к скрещиванию; и в этом самая суть российской сословности.

Вы спросите, дорогие соотечественники, а что же получают члены служилого сословия в качестве компенсации за все эти трудности и ограничения? Только одно, и в этом уникальность российской политической системы: вся власть в Империи принадлежит им, и только им. В конституции записано: «высшим сувереном (государем) Российской Империи является служилое (опричное) сословие. Оно избирает из себя верховного правителя (высшее должностное лицо) Российской Империи◦— императора, а также всех иных высших должностных лиц. Для занятия всех иных должностей государственной, военной и внутренней службы Российской Империи члены служилого (опричного) сословия имеют абсолютный приоритет». С точки зрения того, что верховная власть выборная, в Российской Империи демократия, потому что выборы императора раз в десять лет происходят на конкурентной основе, так же, как у нас; но эта демократия очень специфическая, потому что в ней участвуют только опричники. Парадигма российского государственного и общественного устройства, выкристаллизовавшаяся в результате конституционной реформы 2013 года, гласит: есть природные права, проистекающие у любого человека просто из того, что он человек; к ним относится, например, право на неприкосновенность жизни и имущества. Эти права есть не только у граждан, а у любого человеческого существа, находящегося◦— даже незаконно!◦— в России. Есть гражданские права, которые есть у всех граждан России, но только у них, проистекающие из того, что ваши предки были частью России,◦— к ним относится, например, право на свободный выбор места жительства или рода деятельности. И есть остальные права, которые не проистекают из вашей принадлежности к биологическому виду или генеалогическому древу,◦— но их надо заслужить или купить, если угоднее такая формулировка, но средством платежа далеко не всегда будут деньги. Есть ли у любого из вас право, спрашивает русский школьный учебник по обществоведению, войти в совет директоров автомобильной корпорации «Каштан ОАО»? Нет, потому что по закону для этого вы должны быть владельцем не менее 2% акций, а вы им не являетесь; но, с другой стороны, никто не мешает вам купить их, а если у вас нет для этого денег, так заработать их. Это пример т.н. отдельного права, которое надо купить или приобрести каким-либо иным образом,◦— а равенство граждан понимается как то, что право получить это отдельное право у всех одинаковое. Так вот, право управлять государством, право избирать и быть избранным на высшие государственные должности есть, по Гавриилу Великому и другим творцам конституции 2013 года, право отдельное, а не гражданское; его надо заслужить, и выбор их был◦— не деньгами. Собственно, слово «опричники» отсюда и взялось◦— опрично на старорусском означает отдельно. Община, в которой живут люди (по российской терминологии, это поселок, маленький город или район в большом городе), продолжает тот же учебник, не является чем-то большим, чем сумма ее жителей, в ней нет ничего сакрального; поэтому сам факт того, что вы один из этих жителей, есть достаточное основание для вашего участия в самоуправлении этой общины, и поэтому это право◦— гражданское. Государство же есть нечто гораздо большее, чем сумма живущих в нем на данный момент,◦— хотя бы потому, что есть прошлые и будущие поколения; государство, в отличие от общины, есть идея. Соответственно факт того, что вы житель государства, не достаточен для права управлять им◦— поэтому это право отдельное; чтобы его получить, надо принадлежать не к населению, а к идее. В этом и есть центральное ядро концепции опричнины. И как ни удивительно, дорогие соотечественники, ради этой призрачной принадлежности к великой идее, а по сути, ради возможности сложить голову после тоскливой жизни в нищете и скитании по баракам, сотни тысяч молодых и не очень молодых людей ежегодно бросают обеспеченную, а зачастую очень обеспеченную, жизнь и уходят в опричники; в первые годы после 2013-го, когда опричнина только появилась, в пунктах стояли очереди из тех, кому обычная жизнь, по-видимому, чем-то категорически не подходит. Зато весь остальной народ не подлежит призыву в армию, даже в военное время◦— так записано в конституции; и это естественно, ибо войны ведутся государством, а не общинами.

Как относятся к опричникам другие граждане России? У духовенства к служилому сословию отношение явно хорошее; хотя многие из них считают, что убийства (пусть и врагов), пьянство и блуд не красят опричников, их религиозность, бескорыстность и твердая защита веры и Церкви, сравнимая с таковой самого духовенства, не может не подкупать духовенство. Остальной же народ относится к опричникам сложно; ощущения типа «с какой стати они нами правят» явно имеют место, но несколько компенсируются пониманием того, что войти в «они» может каждый в любой момент,◦— это вопрос выбора, и ничего более. Восприятия их как защитников жизни и крова почти нет, потому что сильных и явно ощущаемых врагов у России на данный момент нет, ни внутренних, ни внешних; так было не всегда (и, наверное, не всегда будет), но кто же это вспоминает? В основном доминирует отношение отчужденной и опасливой недоброжелательности, так что если бы сейчас, в 2053 году, имеющуюся конституцию России вынести на референдум с участием всех граждан, то ее не поддержала бы и четверть; но в том-то и дело, что никто, кроме опричников, не может участвовать в референдумах (в политических◦— по иным вопросам, естественно, иначе). Опричников крайне мало трогает, как народ относится к ним и к конституционным принципам, и это, в свою очередь, не добавляет им любви земцев; однако к этой антипатии явно примешивается смутная, мало осознаваемая, но явно присутствующая зависть◦— хотя завидовать вроде бы решительно нечему. Дело, по-видимому, в том, что принципы служилого сословия созвучны очень глубоким русским бессознательным архетипам◦— в отличие от артикулированных общепринятых представлений, которым они явно противоречат; на неосознаваемом уровне для очень многих опричники являются лучшей частью их самих. Поэтому самая большая общественная организация России, ОРИОН (Орден Разделяющего Идеалы Опричнины Народа), обычно называемая «сочувствующие», насчитывает почти 70 миллионов человек; они приносят только первый и третий обеты (никакого конституционного значения это не имеет и с точки зрения закона является просто игрой). Сочувствующие проводят много свободного времени (часто основную часть) с опричниками, участвуют в их братчинах и часто работают вместе с ними, а если нет, то сугубо добровольно вносят часть своего заработка в опричный общак; не очень частые браки между опричниками и земцами происходят в основном с сочувствующими. Опричники хорошо относятся к сочувствующим и с удовольствием берут их на работу, иногда довольно ответственную, в правоохранительные органы или гражданскую администрацию, хотя опричники и имеют абсолютный приоритет для занятия любой должности на государственной службе; в армейские структуры они попадают гораздо реже, в основном по причине большой разницы в физических кондициях. В общем и целом, я не уверен, что такая система◦— я имею в виду опричное сословие◦— прижилась бы (не говоря уже о том, что возникла бы) где-нибудь, кроме России; в своей сути в ней очень много глубинно русского.

Мне, как историку и социологу, было очень интересно сравнить существующую в России сословность с феодальной; точка зрения, что в России мы видим в сущности реванш феодализма, весьма распространена у нас. С сожалением должен заметить, коллеги, что это плод либо плохого понимания предмета, либо принятия желаемого за действительное (последнее◦— потому что придерживающиеся такой позиции авторы злорадно делают на ее основе вывод о скором историческом крахе). Конечно, сословность обычно ассоциируется с феодализмом (хотя в античные и доантичные времена она была столь же зримо выражена), и его столкновение и капитуляция перед нарождающимся капитализмом были в большой степени связаны именно с ней; но отличия этой системы в России от феодальной◦— я считаю, что их пять,◦— на мой взгляд, принципиальны и приводят к прямо противоположным выводам по поводу стабильности российской политической системы в целом. Разберем это на примере наиболее важного и иллюстративного компонента◦— служилого сословия: во-первых, опричниками становятся, в отличие от феодалов, не по наследственному, а по добровольному, равному принципу, и это приводит к целому ряду существеннейших отличий. При феодализме талантливые, энергичные и властолюбивые молодые люди из простонародья или третьего сословия принципиально не имеют возможности войти в элиту, по крайней мере властно-военную, и потенциал многих из них направляется на борьбу с режимом◦— а в России таким людям незачем бороться с режимом, поскольку ничто не мешает им стать опричниками. По этой же причине, в отличие от феодализма, зависть народа к служилому сословию в принципе не может зашкаливать◦— при ее достижении у кого-то критической величины он пойдет в опричники сам; да и завидовать не так есть чему, как при феодализме. Наконец, наследственная система не является фильтром, и поэтому при появлении каждого следующего поколения знати и королей никакого отбора не происходит◦— а следовательно, происходит вырождение, что и имело место; у опричников он происходит постоянно, и на уровне входа в сословие, и на уровне выборов должностных лиц. Во-вторых, в российском служилом сословии впервые во всей известной истории человечества (неудачная попытка была в той же России во время Красной Империи) разобщены власть и богатство, причем полностью, в то время как при феодализме принадлежность к знати означала концентрацию и власти, и богатства. А это принципиально, потому что власть и богатство несовместимы по своей сущности◦— власть от духа, а богатство от тела; поэтому при феодализме богатство всегда разлагало власть◦— действовать на власть иначе оно не может,◦— а опричному сословию это не грозит. Кстати, и такая вещь, как боевой дух, в широком смысле, тоже из категории власти, и на него богатство действует так же◦— опричникам не грозит и это. Важно также, что достаточно скромный образ жизни (в материальном смысле) опричников не превращает их в серьезную нагрузку на хозяйство страны, в отличие от феодализма: налоговая нагрузка на народ и бизнес в России невелика, относительно меньше нашей (см. главы «история», «экономика и финансы»). В-третьих, отсутствие феода и рода в феодальном смысле позволяет членам служилого сословия испытывать друг к другу не подозрительность, как у феодальной знати, а товарищество и взаимную симпатию; тем более что из-за неприятия всего материального и их отношения к службе им и делить-то нечего◦— а феодализм сгубили междоусобицы, которых не могло не быть, и проистекающая из них ненависть всех к каждому. В-четвертых, военная сила феодалов базировалась на ополчениях, состоявших из людей совсем другого (и потенциально враждебного) сословия, и это предопределило их слабость в межсословном столкновении; вот во времена раннего феодализма не было нужды в солдатах, сила полностью обеспечивалась бароном с вассалами (в русском варианте◦— князем с дружиной), так он и был как строй абсолютно стабилен. Чему тут аналогичны опричники, которые сами по себе составляют 100% военной силы страны, судите сами. В-пятых, феодалы чувствовали себя поставленными Богом хозяевами страны, и, когда страна (в смысле привычный порядок) начала рушиться, они не могли не растеряться: особенно ярко это видно на примере Французской Революции. А опричники чувствуют себя поставленным Богом дозором, и, когда все вокруг начнет рушиться, это будет для них тем, что они всегда ждут и в чем видят смысл своего существования; тут не от чего деморализоваться, скорее наоборот. Так что я считаю российскую политическую систему, построенную на сословности, абсолютно стабильной в обозримой перспективе, тем более что способность меняться, оставаясь самой собой, в ней заложена. Действуя как сепаратор, она будет продолжать отделять овец от козлищ, воинов по духу от обычных людей, превращая потенциальных врагов режима в его опору; и сепарация эта такова, с точки зрения личностных типов, что не ушедшие в опричники опасными врагами не будут. Будут, конечно, кризисы и даже восстания◦— локальные уже были (см. главу «история»), будут и всеобщие◦— но они будут утоплены опричниками в крови, причем с удовольствием, потому что для них (вспомните первый обет!) это будет поединок с дьяволом. Я не могу представить, кто и что может поколебать, а тем более смести, опричную власть,◦— к слову, вопреки тому, что у нас думают, вовсе не кровавую и вообще не репрессивную; и я не могу сказать, поглядев на реальную Россию и реальных опричников, что меня это печалит.

Прежде чем перейти к рассказу о духовном сословии, дорогие соотечественники, выражу надежду, что вы поняли, как я и обещал, почему я начал рассказ о сословности со второго, служилого, сословия…