Крейсер-призрак HK-33. Боевые операции немецкого ВМФ в Индийском океане

Глава 14 СБОР УРОЖАЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Прошло несколько дней. Горизонт был чист. Дни текли друг за другом медленно, лениво, тягуче, и однажды наступил вечер, давший возможность морякам из Северного полушария полюбоваться изумительно красивым закатом, который был настолько волшебно прекрасен, что казался нереальным. Группы больших и маленьких кудрявых облаков, золотистых по краям и розовых в середине, величаво плыли по ярко окрашенному небу. В этом пышном великолепии горизонт как-то терялся, но, несмотря на сомнительную видимость, лейтенант Бах был уверен, что заметил пятно дыма. Ни один человек из его вахты не подтвердил это.

Более того, приятели начали его поддразнивать:

— Тебе, мой дорогой, необходимо увольнение на берег. Ты слишком давно в море, вот и мерещится то, чего на самом деле нет. Это было всего лишь облако.

— Это было не облако. А от увольнения на берег я бы не отказался.

Крюдер не был расположен шутить. Для этого он слишком хорошо знал Баха. Поэтому решил посоветоваться с Михаэльсеном.

— Предположим, Бах действительно видел дым — кстати, я считаю это вполне вероятным, тогда судно находится примерно в пятнадцати милях от нас, — сказал Михаэльсен. — Если к тому же предположить, что оно идет западным курсом и со средней скоростью пятнадцать узлов, тогда около полуночи мы его увидим.

Крюдер согласился и приказал идти полной скоростью на перехват.

В полночь, когда сменилась вахта, судно не появилось, хотя люди в полном смысле слова проглядели все глаза. Два офицера отправились вниз, чтобы восстановить силы крепким кофе с добавлением рома.

Погода была сырая и теплая, с опаленных солнцем долин Индии дул ночной бриз, не приносивший свежести ни вахтенным, ни отдыхающим морякам, пытавшимся заснуть в душных помещениях под палубой. Судно плавно покачивалось на волнах. Звук работающих двигателей соединялся со свистом ветра, и этот хор тянул унылую, монотонную мелодию. Изредка в нее вплетались звуки шагов по палубе или стук захлопнувшейся двери.

Сменившимся вахтенным не спалось. Они ворочались на своих койках, напряженно прислушиваясь к ночным звукам.

В 00.32 прозвучал сигнал тревоги, вслед за ним послышался громкий топот: моряки спешили занять места по боевому расписанию.

Стоя на мостике, Крюдер отчетливо видел длинный корпус неизвестного судна. Увеличенный линзами бинокля, он казался очень большим и длинным. Орудийные расчеты на «Пингвине» были, готовы открыть огонь, но следовало экономить боеприпасы. Сигнальщик передал на судно приказ остановиться и не использовать радио, иначе будет открыт огонь.

С судна тотчас ответили: «Я останавливаюсь».

Крюдер видел, что к тяжелому орудию, установленному на корме судна, никто не подошел.

— Так-так, — с сомнением пробормотал Крюдер, — что-то мне не верится в такое послушание. Может быть, здесь какая-нибудь ловушка?

На первый взгляд все было в порядке. Судно легло в дрейф, и на его верхней палубе не было видно никаких признаков подозрительной активности. Оно ритмично поднималось и опускалось на волнах, покорно ожидая прибытия абордажной партии.

Но Крюдера что-то беспокоило.

— Держитесь со стороны кормы, — сказал Крюдер морякам из абордажной партии, — вы не должны попасть на линию огня, если они подготовили какой-то неприятный сюрприз и нам придется стрелять.

Абордажная партия выполнила приказ, но ничего не произошло, они благополучно добрались до судна и поднялись на палубу по спущенному для них трапу. Командовали Бах и Уорнинг. Немецких моряков молча ожидал высокий офицер с фонарем в руках.

— Это не Старик, — сказал Бах, всмотревшись в изрытое оспинами лицо. Во внешности встречавшего офицера определенно было что-то жутковатое.

— Сюда, пожалуйста, господа, сказал он. — Капитан ждет вас в своей каюте.

Человек с покрытым крупными оспинами лицом, на котором не отражалось абсолютно никаких эмоций — ни удивления, ни возмущения, ни испуга, — показал немецким морякам дорогу к капитанской каюте. На пути им встретились и другие люди — в основном это были матросы-индусы. Они прятались в тени и жались друг к другу, как перепуганный скот в непогоду, а их большие карие глаза светились страхом. Среди них находился всего лишь один белый человек — матрос довольно преклонных лет, взиравший на непрошеных гостей с неподдельным интересом. Он засунул руки глубоко в карманы и не предпринимал попыток их вытащить.

Капитан принял визитеров стоя. Его фамилия была Коллинз. Это был худощавый, жилистый человек с очень серьезным выражением лица. Но Уорнинг, понаблюдав за ним несколько минут, пришел к выводу, что англичанин не лишен чувства юмора. Он носил небольшую бородку, которую все время теребил, отвечая на вопросы.

Судно оказалось 8000-тонным британским сухогрузом «Ноушера», имевшим на борту 4000 тонн цинковой руды, 3000 тонн пшеницы, 2000 тонн шерсти и некоторое количество штучных грузов. Вооружение — 15-сантиметровые орудия японского производства. Команда — 25 белых матросов и 120 индусов, имелся даже один пассажир — капитан британского торгового флота по имени Дадли Краутер.

Бах закрыл дверь каюты капитана и занялся командой. Он всем раздал листки бумаги с инструкциями на английском языке: «Не забудьте взять с собой туалетные принадлежности, теплую одежду, одеяла, личные ценные вещи…» Далее следовал список разрешенных вещей.

Составление такой инструкции было идеей Крюдера. Опыт показал, что в спешке и волнении пленные часто забывают взять с собой самое необходимое, а запасы мыла, полотенец и тому подобных вещей на «Пингвине» все же были не настолько велики, чтобы снабжать ими пленных. Поэтому следовало только позаботиться, чтобы они захватили с собой свои вещи, и все будут довольны.

Стоя на мостике «Пингвина», Крюдер наблюдал, как на палубу поднимаются индусы, и в полном недоумении скреб затылок.

— Интересно, как мы будем кормить наших цветных гостей? — вопросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Свинину они есть не станут, а риса у нас надолго не хватит.

— На борту «Ноушеры» есть овцы, — доложил Бах. — Полагаю, они предназначены именно для индусов.

— Хорошо, тогда давайте перегрузим их к нам.

На мостик был призван Эмей. Все же он был сыном фермера и должен был знать хотя бы что-нибудь об овцах.

— Чем кормят овец, Эмей?

— Травой, господин капитан.

— Травой? Но у нас на борту нет травы! А как насчет водорослей?

— Не знаю, можно попробовать.

— Хорошо, тогда принимай животных.

И Шнееклот, он же Эмей, добавил овец к свиньям.

Ночью работа по перегрузке запасов с «Ноушеры» двигалась довольно споро. Там были продукты, включая копченое мясо, напитки и большая партия австралийских рождественских подарков. Члены команды, не участвующие в грузовых работах, стояли на палубе и наблюдали. Все же не часто с неба падает такое богатство. Рождество уже было не за горами. Людям предстояло отпраздновать его вдали от своих родных и друзей, не имея возможности отправить весточку домой. Теперь у них хотя бы будут подарки.

В некоторых ящиках оказались шерстяные вещи — первоклассные свитера, теплые шарфы, перчатки и нижнее белье. Матросы начали роптать.

— На кой черт нам нужно все это барахло в тропиках? — недовольно переговаривались матросы.

Услышав эти разговоры, Крюдер невольно усмехнулся. Он был единственным человеком на «Пингвине», который знал, что очень скоро теплые вещи окажутся всем удивительно кстати.

Чтобы сэкономить боеприпасы, Крюдер решил потопить судно посредством авиационных бомб, подвешенных к корпусу. При этом взрывники должны были остаться на борту, чтобы, при необходимости, подорвать дополнительные заряды.

Когда прозвучали взрывы, судно заметалось, как живое существо, словно горячая лошадь взбрыкнула после неожиданного удара кнутом. Немецкие взрывники почувствовали, что палуба ушла у них из-под ног. Зазвенело стекло, на палубу полетели осколки. А потом наступила кладбищенская тишина. Моряки побежали к борту. Их единственной мыслью было поскорее выбраться с тонущего гроба, пока он не утянул их на дно за собой.

Но только «Ноушера» не тонула. Она сильно осела, но осталась на плаву. Вероятнее всего, она держалась на поверхности за счет скопившегося в трюмах воздуха. С ее палубы теперь можно было легко переступить на ожидавший у борта катер. Именно это люди и сделали, не дожидаясь отдельного приказа.

Было 20 ноября. Тропическая ночь растаяла тихо и незаметно, и на палубу «Пингвина», где прогуливались пленные индусы, упали первые лучи теплого солнца. Пленных разместили в помещении бывшего минного отсека, и, когда ветер дул в корму, команде приходилось терпеть изрядные неудобства. Запах от собравшихся в одном помещении 120 индусов проникал в вентиляторы и распространялся по другим жилым помещениям. С этим ничего нельзя было поделать, и Крюдер приказал почаще выпускать их на свежий воздух.

С появлением на борту индусов работы у доктора Хассельмана значительно прибавилось. Все они были ипохондриками и с любым недомоганием бежали к врачу, даже если это был просто поцарапанный палец. При этом они не говорили по-немецки и почти не говорили по-английски, а только указывали пальцами на какую-то часть тела и вопили «Para darant», что, как позже выяснил Хассельман, означало «большая боль». Одного из туземцев, немного говорящего на ломаном английском языке, доктор привлек к работе в качестве переводчика. Но даже после этого его работа не стала легче, хотя зачастую была довольно забавной.

По указанию Крюдера переводчик также помогал Хассельману успокаивать индусов в преддверии предстоящего боя, чтобы не допустить паники среди этих легко возбудимых темнокожих человеческих особей. Для Крюдера пленный был пленником только волею обстоятельств, и он оставался человеческим существом. На борту «Пингвина» не существовало подразделения на белых и цветных пленных, делалось все, чтобы устроить их с одинаковыми удобствами.

Мирную картину нарушил оглушительный сигнал тревоги. Пленные — вообще-то они больше были похожи на пассажиров, а не на узников — заволновались. Прошло две минуты — и палуба опустела.

На горизонте были замечены верхушки двух мачт. Вскоре показался и корпус судна. Очевидно, на нем тоже заметили «Пингвин», потому что судно резко отвернуло в сторону, потом изменило курс еще раз. Но его радио молчало.

Радиосвязь между австралийскими береговыми станциями и береговыми судами в море поддерживалась постоянно. Крюдер позволил неизвестному судну скрыться за горизонтом, а сам занялся изучением информации радиоперехвата. Затем он, как обычно, посовещался с Михаэльсеном и отдал приказ готовить к вылету самолет-разведчик. На «Пингвине» только что закончился профилактический ремонт двигателей, и судно было готово к действию.

Самолет поднялся в воздух и взял курс на замеченное судно. Это был 10 000-тонный британский сухогруз, и он теперь находился вне зоны видимости с «Пингвина». Самолет приблизился к судну, и с него был подан сигнал лечь в дрейф. Ответом с судна послужил пулеметный огонь. Тогда лейтенант Мюллер, в обязанности которого входило наблюдение и бомбометание, сбросил бомбу, взорвавшуюся перед форштевнем судна. Но даже этот аргумент не показался капитану убедительным. На судне работало радио.

Мюллер передал летчику записку: «Сбей его антенну».

И самолет понесся к судну. Мачты и дымовая труба стремительно приближались. Летчики видели, как разбегаются по палубе в поиске укрытия люди. Наверняка англичане решили, что самолет атакует. Только капитан остался на месте. Он твердо стоял на мостике и, судя по движению его рук, отдавал приказы. Стремительно приближающийся «Арадо» представлял отличную мишень для английских артиллеристов, а сам не был вооружен, хотя этого, конечно, противник не знал. Его пушки как раз накануне были сняты для ремонта.

Летчики почувствовали сильный толчок, их по инерции бросило вперед, но вылететь из кресел им не позволили привязные ремни. В тот же миг на судне замолчало радио. Самолет сорвал его антенну.

Однако праздновать победу было рано. В кабине резко запахло бензином. С каждой минутой запах становился все сильнее. Очевидно, пулеметным огнем повредило один или два бензобака. Двигатель заглох. Винт еще некоторое время вращался, но он не мог удержать самолет в воздухе. Летчик осторожно посадил «Арадо» на воду.

— Мы сделали это, Вернер! — крикнул Мюллер. — Теперь мы — неподвижная мишень. Очень удобно. Они подстрелят нас как нечего делать.

Прошло несколько томительных минут. Огонь с британского судна прекратился, и сухогруз на полной скорости прошествовал мимо, разрезая волны высоким форштевнем. Беспомощные немцы видели офицеров на мостике и команду, собравшуюся на палубе. Кто-то даже помахал им рукой.

Кроме зениток на корме судна была установлена длинноствольная пушка. С ее помощью можно было запросто уничтожить немецкий самолет. Но англичане этого не сделали.

— Как это великодушно с их стороны, — вздохнул Мюллер и помахал рукой в ответ.

На сухогрузе взревел гудок.

— А что бы ты делал на их месте? — спросил летчик. — Неужели повел бы себя иначе?

— Нет, скорее всего, нет, — ответил Мюллер после недолгого раздумья, — но под влиянием нашей пропаганды ничего подобного не ждешь.

— Пропаганда! — хмыкнул летчик. — Полагаю, что у них она не лучше нашей. Просто эти парни — настоящие моряки.

А тем временем «Пингвин» на полной скорости двигался к самолету. Крюдер не имел обыкновения бросать своих людей в трудной ситуации, и, кроме того, если он хотел догнать противника, ему следовало поторопиться.

— Кюстер, готовьте к спуску шлюпку. Возьмите одеяла, бинты, шнапс и продовольствие на двое суток. С вами пойдут трое.

— На такой скорости спускать шлюпку рискованно, — вмешался Уорнинг.

— Я вам и не предлагаю спускать ее на полной скорости, — раздраженно ответил Крюдер, — но медлить мы не можем.

— Если в катере и у шлюпбалок будут проверенные люди, — сказал Михаэльсен, — уверен, мы сумеем справиться на среднем ходу.

— Ну, так делайте это! Мы не имеем права останавливаться.

На «Пингвине» снизили скорость, и шлюпка была благополучно спущена на воду. На ней переложили руль до упора, и она довольно резво отошла от борта судна. Крюдер с беспокойством следил за сложной операцией. Когда шлюпка удалилась на безопасное расстояние, он перевел дух и сдвинул на затылок фуражку. По его лбу стекали струйки пота. Он не любил рисковать, но иногда риск был обоснованным.

Пулеметный огонь повредил не только бензобаки, но и один из поплавков, поэтому, когда шлюпка подошла к «Арадо», он уже сильно накренился и начал тонуть. С помощью подручных средств морякам удалось вернуть поплавку плавучесть и не потерять самолет.

А тем временем «Пингвин» полным ходом преследовал британский сухогруз, который двигался с удивительно высокой скоростью. Скорость «Пингвина» достигала 17 узлов, скорость грузового судна — 14. Немецкие офицеры подсчитали, когда судно появится в пределах видимости.

Радист доложил, что британцы снова вышли в эфир: очевидно, им удалось соорудить временную антенну. Они детально описывали внешний облик «Пингвина»: его размеры, форму надстройки, силуэт. Крюдер нахмурился. Теперь информацию о «Пингвине» получили все военно-морские базы и корабли в Индийском океане и прилегающих районах. Вероятно, британский капитан рассчитывал, что немецкий рейдер в такой ситуации предпочтет удалиться восвояси. Если так, ему предстояло испытать глубокое разочарование. «Пингвин» неотвратимо приближался. Англичане попытались воспользоваться дымовой завесой, но высокая скорость и неблагоприятное направление ветра сделали эту затею бессмысленной.

Если бы британцы открыли огонь из 6-дюймовой дальнобойной пушки до того, как «Пингвин» приблизился на расстояние дальности выстрела своих орудий, они могли бы добиться одного или двух попаданий и изменить расстановку сил. На «Пингвине» были установлены орудия, снятые с устаревшего линкора «Шлезиен».

Наконец, «Пингвин» подошел на расстояние выстрела. На нем поднялся военный флаг, и безобидное судно превратилось в немецкий вспомогательный крейсер номер 33. Крюдер приказал дать залп из 15-сантиметровых орудий. Он хотел опробовать систему централизованного управления огнем, созданную артиллеристом лейтенантом Рихе и его людьми из имеющихся на борту деталей. Когда «Пингвин» уходил в боевой поход, его орудия могли стрелять, пользуясь только своими прицелами.

Первый залп — и снаряды полетели к кораблю противника. В непосредственной близости от кормы британского судна в воздух поднялись четыре столба воды. Второй залп — и снаряды взорвались еще ближе. У британского капитана не должно было остаться сомнений в том, что в третий раз будет попадание.

— Противник спускает флаг! — раздался крик впередсмотрящего.

Офицеры на мостике «Пингвина» видели, что британцы, пожалуй, даже слишком поспешно спускают флаг. Они поняли, что проиграли. Мощь и точность огня с «Пингвина» не могли не впечатлять.

Из трубы британского судна повалил пар. Это означало, что машины останавливаются и из котлов вырывается остаток пара. Судно изменило курс и теперь двигалось по широкой дуге.

Абордажную партию возглавили Ханефельд и Уорнинг. Когда немецкие моряки поднялись на борт и заняли главные помещения судна, англичане, собравшиеся на палубе, сгрудились вместе и напряженно ждали. Среди них было несколько механиков, явно только что выбравшихся из машинного отделения. Они взмокли от пота и едва не падали с ног от усталости. Совершенно очевидно, что все они трудились в поте лица, словно рабы на галерах, чтобы выжать все, что возможно, из судовых машин.

В ответ на вопрос, что везет судно, британский капитан по имени Кокс пояснил:

— Генеральный груз.

Этим термином могло обозначаться все, что угодно, от шнурков для ботинок и яиц до пулеметов.

Из судовых документов немецкие офицеры установили, что 10 127-тонное судно «Маймоа» — рефрижератор, везущий 1500 тонн австралийского масла, 17 000 ящиков яиц (всего более 16 миллионов яиц), 5000 тонн мороженого мяса и 1500 тонн зерна.

Крюдер хотел бы перегрузить кое-что из этого ценного груза на «Пингвин», избавившись от менее нужных вещей, но на это не было времени. Индийский океан в прямом смысле слова был взбудоражен, военные корабли вели активные поиски, поэтому идея отвести «Маймоа» в более спокойный район и произвести перегрузку или захватить судно в качестве приза и отправить его в Германию даже не обсуждалась. Британское адмиралтейство в качестве предосторожности отправляло в море суда с такими ценными грузами, снабжая их топливом только для перехода до следующего порта. Так что в Англию они добирались поэтапно.

Интересно, что на борту рефрижератора не было ни одного матроса-индуса и вообще ни одного цветного: команда состояла только из англичан, среди которых было несколько австралийцев и один или два ирландца. На борту было не менее девяти механиков, в том числе два специалиста по рефрижераторам.

Два винта в воздухе и неподвижный руль — это было последнее, что видели моряки, когда «Маймоа» уходил под воду, унося вместе с собой весь свой ценнейший груз. Потопив судно противника, «Пингвин» отправился на помощь летчикам «Арадо» и отправившимся им на выручку в спасательной шлюпке морякам. Где их искать? Конечно, место, где «Арадо» сел на воду, было обозначено на карте, но в море существуют такие факторы, как ветра и течения, и у каждого из них, или у обоих вместе, было вполне достаточно времени, чтобы переместить самолет на очень значительное расстояние. В довершение всех неприятностей было очень темно — час ночи.

Главный старшина-рулевой Ноймейстер произвел точные подсчеты, учел возможность дрейфа под воздействием ветра и течения, обсудил свои расчеты со штурманом, поэтому на вопрос Крюдера, когда судно выйдет в нужную точку, моментально отрапортовал:

— В три семнадцать, господин капитан.

Ноймейстер еще не успел договорить, как ощутил очень неприятное сосущее чувство где-то в животе. С чего это он так уверен? Найти абсолютно беспомощный самолет посреди океана глубокой ночью, не имея радиосвязи, — задача не из легких. Именно поэтому на лице Старика отразилось такое откровенное удивление. Но тот задумчиво потер подбородок и не сказал ничего.

Ровно в 3.10 Крюдер пришел в штурманскую рубку. Главный старшина-рулевой понимал, что многие глаза напряженно всматриваются в непроглядно черную ночь, но ничего не было видно. Лейтенант Михаэльсен был настроен весьма оптимистично. Казалось, он всем своим видом говорил: какая разница, 3.17 или 3.30, все равно мы их найдем.

В 3.15 Ноймейстер, не выдержав напряжения, отправился на мостик помогать впередсмотрящим. Он приник к биноклю, но, несмотря на все усилия, ничего не мог разглядеть. Да и в любом случае человеку требуется около получаса, чтобы глаза после яркого света привыкли к темноте. Командир молча стоял рядом.

В 3.17 все так же ничего не было видно. Если не считать постукивания судовых двигателей и плеска морской воды, вокруг стояла могильная тишина.

В 3.19 раздался крик:

— Вижу пламя прямо по курсу!

Все стоящие на мостике уставились на светящуюся точку. Казалось, что она довольно далеко. Неожиданно Михаэльсен крикнул:

— Лево на борт! До упора!

«Пингвин» хорошо слушался руля и повернул влево, причем очень вовремя. Еще немного, и он протаранил бы «Арадо». Обладавший очень острым зрением Михаэльсен заметил, что огонь в действительности находится намного ближе, чем кажется. Летчики на «Арадо» подавали сигнал частично затемненной сигнальной лампой, это и ввело в заблуждение.

Через четверть часа летчики и моряки со спасательной шлюпки были на борту «Пингвина».

— Мы как раз пытались примириться с тем, — сказал Мюллер, — что нас никогда не найдут. — Теперь, очутившись в безопасности, он смог даже весело посмеяться над этой мыслью.

Крюдер счел необходимым отметить заслуги старшины-рулевого.

— Ноймейстер настолько фантастически точен, — сказал он, — что это граничит с ясновидением.

Ноймейстер подробно описал этот эпизод в своем дневнике, в заключение добавив: «Я, конечно, не хвастаюсь, но это было здорово».

С этим никто и не спорил.

Доктор Хассельман также упомянул об этом инциденте в своем дневнике: