Крик души

ГЛАВА 18

— Ему уже, кажется, намного лучше, — сказала Никки миссис А. в следующую среду. — Он прекрасно спал в субботу и большую часть ночи в воскресенье.

Миссис А. подняла Зака на руки, удовлетворенно улыбаясь.

— Ты хороший мальчик! — весело сказала она ему. — И я рада отметить, что твоя мамочка сегодня больше похожа на себя.

— Это, наверное, потому, что мне удалось принять душ и вымыть волосы перед тем, как вы пришли, — заметила Никки, жалея, что она чувствует себя не так хорошо, как, очевидно, выглядит. Почему в голове у нее по-прежнему туман, а тело такое тяжелое? — Вчера вечером Зак вел себя не так хорошо, но, по крайней мере, в конце концов успокоился.

Они обе обернулись, услышав стук в дверь.

— Ты кого-то ждешь? — спросила ее миссис А.

Никки покачала головой, и ее сердце застучало сильнее, когда она подумала о родителях. В прошлый раз они пришли без предупреждения, так что, возможно, это опять они.

Поскольку миссис А. собиралась взвешивать Зака, Никки оставила их и вышла в холл. Ни одно окно не выходило на крыльцо, и, не имея возможности посмотреть, кто пришел, Никки просто распахнула дверь, приготовившись оказать родителям более теплый прием, чем в прошлый раз.

К ее изумлению перед дверью стояла Терри Уокер в своем «фирменном» синем пальто и черных сапогах.

— Привет, — поздоровалась Терри; на ее бледном лице появился легкий румянец, когда она увидела изумленный взгляд Никки. — Я не хочу вас беспокоить, но… — Она пожала плечами и еще больше покраснела. — Ну, я слышала о вашем мальчике и спросила себя… Я только хотела сказать, если я могу как-то помочь…

Все еще не оправившись от изумления, но все равно растроганная, Никки ответила:

— Спасибо, это очень любезно с вашей стороны. — Она бросила взгляд через плечо. — Гм, я предложила бы вам войти, — извинилась она, — но у нас сейчас патронажная сестра.

— О, ничего страшного, — заверила ее Терри, делая шаг назад. — Я вовсе не хочу навязываться вам, я просто зашла сказать… ну, знаете, если вам нужен друг, кто-то, с кем можно поболтать или посидеть с ребенком несколько часов… Я живу совсем рядом, за углом. Или вы можете найти меня в «Хен энд Чикен», я буду там работать почти каждый день.

Никки снова поблагодарила ее и смотрела вслед, пока она не вышла за ворота, при этом она чувствовала ужас при мысли о том, чтобы хоть на минуту отдать Зака кому-то, кто был ей почти не знаком, — особенно тому, у кого собственных детей быть не могло. Раньше Никки возмущала такая предвзятость, но, похоже, она была подвержена ей ничуть не меньше, чем другие.

Закрыв дверь, она вернулась в гостиную, собираясь рассказать миссис А., кто приходил, но та разговаривала по мобильному, другой рукой пытаясь застегнуть подгузник Зака. Когда разговор наконец закончился, миссис А. заторопилась уходить.

— Прости, я сегодня что-то немного задержалась, — сказала она, обнимая Никки на прощание. — Он прибавил целый фунт с прошлой недели, так что, могу сказать, он просто прекрасно развивается.

Почувствовав, как гордость в ней взлетает вверх, Никки посмотрела на Зака — и стала погружаться в болото отчаяния. Она знала, что никогда и никого так не любила, как его, и что сделает все возможное, чтобы его короткая жизнь была максимально комфортной. Однако понимание того, что она не в силах изменить ход следующих нескольких лет, казалось, превращало все ее материнские инстинкты в насмешку.

Когда Зак начал ворчать, она подняла его и, нежно покачивая, прижалась лицом к его щечке. Обычно ему это нравилось, но сегодня он продолжал хныкать, пока она не дала ему еще немного молока. Сейчас, правда, не время кормления, но какое это имело значение? Почему бы не давать ему все, что ему хочется, всякий раз, когда он попросит? Она все равно не успеет слишком избаловать его, учитывая, какое короткое время он проведет с ними.

Когда Зак решил, что сыт, она подержала его столбиком, а следующий час или даже больше провела, шагая взад-вперед в попытке прекратить его крик. Как раз когда Никки решила, что сын уже закончил худшую часть представления, как это называла миссис А., он — вот незадача! — принялся кричать с удвоенной силой. Наверное, он чем-то огорчен, или у него что-то болит, или, возможно, она ему просто надоела, потому что его вопли казались громче и более сердитыми, когда его держала она, чем когда это делал кто-либо другой. Казалось, это так несправедливо по отношению к ним обоим, что они должны так страдать, особенно если учесть, что ничем хорошим это все равно не закончится. Впереди их ждала бесконечная борьба с болезнью и почти никаких радостей, и так до того момента, когда он умрет. Как они могли жить нормальной жизнью, если их постоянно держала в напряжении такая предопределенность и горе? Она даже не могла заставить себя поехать в Лондон, присоединиться к Спенсу — интересно, сколько времени пройдет, прежде чем Спенс продолжит свой путь уже без них?

Понимая, что накопившаяся усталость вносит не меньшую лепту в ее мрачное настроение, чем страх перед будущим, Никки решила, что, как только ей удастся успокоить Зака, ей нужно попробовать связаться с группой поддержки. Так, и только так она сможет пройти через этот кошмар: ей нужен совет от тех, кто уже был на ее месте, или она рискует оказаться там, откуда невозможно сбежать.

Однако Зак так долго не мог уснуть, что к тому времени, когда Никки положила его в кроватку, молясь, чтобы он неожиданно не проснулся, она так устала и была так подавлена, что ей было в пору и самой немного поспать. Однако своенравный остаток энергии, словно последний рабочий провод в разорванном кабеле, заставил ее подойти к компьютеру и открыть страницу, которую рекомендовал мистер Пирс.

Когда Никки сидела, наблюдая, как загружается сайт, она внезапно поняла, что не сможет сделать и шага дальше. Конечно, она отчаянно нуждается в помощи, но слишком устала, чтобы искать ее теперь. Никки встала со стула и медленно отправилась наверх, чтобы прилечь. Можно было бы написать что-то в дневнике, подумала Никки, двигаясь в спальню, словно зомби. Выплескивая на бумагу все свои несвязные и растерянные мысли, она немного успокаивалась и даже находила в себе новые силы. Нет, сегодня она не будет писать очередное послание Заку, она просто поставит дату и позволит руке следовать за чередой ее мыслей.

Однако не прошло и нескольких минут с тех пор, как Никки открыла блокнот, как глаза у нее начали закрываться, и вскоре она, как сказочная Алиса, которая упала в кроличью нору, провалилась в странный и бездонный сон.

Никки резко проснулась час спустя, очнувшись ото сна, в котором она бежала в кромешной тьме, зная, что в любой момент может столкнуться с чем-то ужасным, и ничто и никогда уже не будет таким, как прежде. Она еще не отошла ото сна, поэтому дрожала, дико озираясь по сторонам. Все вокруг казалось чужим, оно словно убегало, исчезая в темноте, такой всепоглощающей и бесконечной, что вырваться из ее плена было абсолютно невозможно.

Вставая с кровати, она услышала, как ее блокнот с глухим стуком упал на пол. Оставив его лежать там, где он приземлился, Никки подошла к кроватке Зака, но, вспомнив, что он остался внизу, подняла блокнот и взяла его с собой.

В ту самую секунду, как Никки вошла в гостиную, она ощутила: что-то не так. Затем, встревоженная, подошла к кроватке, и ее сердце резко остановилось.

Сначала она решила, что Зака там нет, но затем увидела крошечную ручку, выглядывающую из-под одеяла, которое закрыло ему лицо.

Охваченная паникой, Никки бросилась на колени, отдернула одеяло и прижала ребенка к себе. Она оставила его одного, и одеяло каким-то невероятным образом… Нет, нет, нет, нет!

В отчаянии она начала делать ему искусственное дыхание, а затем, понимая, что без помощи не обойтись, схватила мобильник и трясущимися пальцами набрала телефон службы спасения.

— Мой ребенок! — закричала она оператору. — Он не дышит. Кажется, он… О Господи, кажется, я убила его.

Оператор была спокойна, но настойчива:

— Пожалуйста, послушайте меня, мэм, — твердо сказала она, — мне нужно знать ваше имя и адрес. Мы сразу же отправим к вам реанимобиль.

Никки пробормотала нужную информацию, а затем отбросила телефон в сторону. Она должна спасти его! Она должна заставить его снова дышать!

Схватив крошечное тельце, она открыла ему рот и снова попыталась наполнить воздухом его легкие. С ним все будет хорошо, отчаянно убеждала она себя. Он может задышать в любую секунду.

Шесть минут спустя она все еще делала ему искусственное дыхание, когда появился парамедик[13].

— Думаю, с ним все будет хорошо, — заявила она, в ужасе поднимая на него глаза.

Тот, не отводя взгляда от Зака, резко открыл чемоданчик и достал оттуда кислородный мешок и маску, собираясь приступить к реанимации.

— «Скорая помощь» уже в пути, — сказал он и, протолкнув трубку в горло Зака, разорвал его комбинезончик. Положив два пальца на крошечную грудь Зака, он начал массаж сердца.

Никки стояла рядом с ним: ее била дрожь, руки судорожно зажимали рот, а сердце отчаянно колотилось, как будто призывая следовать за ним и сердечко Зака.

Где-то далеко послышался рев сирен. Затем в комнату вошли еще два парамедика. Один из них отвел ее в сторону, в то время как другой приложил датчик к вялому тельцу Зака.

— Сердцебиения нет, — пробормотал один из них, и Никки едва сдержалась, чтобы не закричать.

Другой парамедик набрал в шприц какую-то жидкость. Никки ахнула, когда он воткнул иглу Заку прямо под колено.

— Везем его в реанимацию, — произнес кто-то и, схватив Зака на руки, побежал к двери.

Никки помчалась за ними, бросив все. Она не замечала ни толпу зевак, собирающихся снаружи, ни патрульную машину, поворачивающую на улицу, — она только видела, как Зак исчез в задней двери «скорой», и еще заметила руку, которую ей протянули, помогая забраться внутрь.

Сирена немедленно взвыла, и, когда машина сорвалась с места, попытки реанимировать Зака возобновились.

В больнице, в отделении экстренной помощи, их ждал педиатр, уже один раз спасший жизнь ее сыну.

«Он снова спасет Зака! — настойчиво внушала себе Никки. — Обязательно спасет, потому что иначе и быть не может».

Один из парамедиков говорил что-то об адреналине.

Врач слушал его, одновременно подсоединяя Зака к другому датчику.

К Никки подошла медсестра и обняла ее за плечи.

— Они сделают все, что в их силах, — сказала она, пытаясь увести ее. — Он в самых надежных руках.

Монитор показал прямую линию.

— Нет! — закричала Никки, вырываясь из рук медсестры. — О боже, нет!

Медсестра снова схватила ее, в то время как врач возобновил непрямой массаж сердца.

— Вы должны спасти его! — взмолилась Никки. — Пожалуйста. Не дайте ему умереть.

Попытки спасти ребенка продолжались. Врачи казались такими большими и страшными, они так нависали над крошечным тельцем Зака… Никки не видела сына, но они обязательно спасут его, она просто знала это.

Прошло еще несколько минут, пока наконец врач не отошел от кровати и коротко покачал головой. Он повернулся к Никки; его бледные глаза были полны сожаления.

Зак оставил их.

Никки уставилась на него.

— Нет! — закричала она, и пол ушел у нее из-под ног. — Он не может… Нет, не может! — завизжала она, когда врач подошел и обнял ее. — Прошу вас, — прошептала она, — умоляю… Верните мне сына!

— Вам есть кому позвонить? — спросил врач несколько минут спустя.

Никки безучастно смотрела на него.

Они находились в небольшом помещении где-то недалеко от отделения экстренной помощи. Она смутно помнила, как шла сюда мимо аквариумов и игрушек, мимо знака, на котором было написано: «Зал для кормления грудью. Свободно». Тогда она мало что воспринимала, но сейчас сознание у нее немного прояснилось, словно легкая дымка появилась в густом тумане.

Она огляделась и заметила, что стены окрашены в разные цвета. Красный, желтый, розовый, зеленый… Радуга.

— Вот, возьмите, — сказала медсестра.

Никки подняла взгляд и заметила, что медсестра поставила перед ней на столик чашку чаю. Она подняла руку, но снова безвольно опустила ее. Все было странным и нереальным. Она не должна находиться здесь. Эти люди ей не знакомы…

Врач повторил свой вопрос.

— У вас есть телефон? — спросила медсестра.

Никки покачала головой. В панической спешке она ничего с собой не взяла. «Зак! Зак! Где ты?» — мысленно кричала она. Видит ли он ее, где бы сейчас ни находился? Она нужна ему? Он пытается найти ее? Ее охватило страшное нетерпение. Она должна пойти к нему…

Врач выудил из кармана мобильный.

— Вот, — произнес он, протягивая ей телефон.

Никки взяла его, но не стала ничего предпринимать. Ей было совершенно все равно, какие кнопки нажимать.

— Выпейте чаю, — посоветовала ей медсестра.

Никки покорно взяла чашку, но, сделав первый глоток, почувствовала, как внезапно вместе с теплой жидкостью в ее внутренности влилась ноющая боль.

— Это я виновата, — прошептала Ники, — я знаю. Но я не хотела этого!

— Тш-ш, — стала успокаивать ее медсестра. — Вы не должны винить себя.

Глаза Никки, когда она взглянула на нее, были пусты. Где-то глубоко-глубоко в душе она ощутила потребность поговорить с родителями, такую сильную, какую никогда еще не испытывала.

Открыв телефон, она набрала их номер и стала ждать соединения. После трех гудков ее переключили на автоответчик, который сообщил ей, что номер больше не обслуживается. Тогда Никки вспомнила, что родители переехали, и, возможно, это только к лучшему, потому что теперь она не была уверена, действительно ли хочет поговорить с ними.

Она хотела поговорить со Спенсом, хотела больше, чем чего бы то ни было, но она не помнила его номер наизусть.

— Мне нужно ехать домой, — заявила она.

— Я думаю, будет лучше, если кто-то приедет и заберет вас, — посоветовал ей врач. — Давайте я позвоню.

Никки посмотрела на него.

— Вы знаете миссис Адани? — спросила она, чувствуя некоторый подъем при одной только мысли о миссис А. — Она патронажная сестра.

— Нет, — ответил он, — но если вы хотите, чтобы мы ее вызвали…

— Я не помню ее номер, — объяснила Никки.

— Не волнуйтесь, я узнаю его, — заверила ее медсестра и, ободряюще сжав ей руку, тихо вышла из комнаты.

Никки посмотрела на врача.

— Вы помните его? — спросила она. — Мы привозили его приблизительно три недели назад, когда он не мог дышать.

Доктор кивнул:

— Да, я помню.

Никки обвела взглядом комнату: она хотела найти конец нарисованной радуги.

— Он все равно умер бы, — хрипло заявила она. — Вы знали?

— У вас сейчас шок, — мягко ответил он.

Ее безжизненный, размытый взгляд встретился с его глазами.

— У него была болезнь Тея-Сакса, — сообщила она. — Ему поставили диагноз сразу после того, как вы спасли ему жизнь. — Ее лицо сморщилось. — Возможно, хорошо, что он ушел сейчас… так легко, — заметила она. — Как вы думаете, он страдал?

Накрыв ее руку своей, врач сказал:

— Мы узнаем больше, как только сделают вскрытие; но, полагаю, это маловероятно.

— Где это сделают? — спросила она.

— Вероятно, на Грейт-Ормонд-стрит, в Лондоне.

Она нахмурилась:

— Но почему так далеко?

— Туда передают все наши случаи педиатрической патологии, — пояснил он.

Во рту у нее пересохло. Педиатрическая патология… Но ничего страшного, это ведь просто сон. Через минуту она проснется.

— Я могу поехать с ним? — запинаясь, спросила она.

— Думаю, это не очень хорошая мысль. Вам сейчас лучшего всего побыть со своей семьей. У вас есть муж? Родители?

Когда она собралась ответить, слезы хлынули из ее глаз, оставляя мокрые дорожки на щеках.

— Я не знаю их номера! — всхлипывая, проговорила она.

— Ничего страшного, — заверил ее врач.

Какое-то время они сидели молча, пока не вернулась медсестра с сообщением, что миссис Адани уже едет. Никки прошептала: «Спасибо».

Неожиданно ее стало знобить от холода, словно в комнате подул арктический ветер. Она вся задрожала, и ее кости, зубы, сама ее душа разом затряслись в ней.

— Я принесу одеяло, — быстро сказала медсестра.

Врач обнял Никки и попытался согреть, пока медсестра не вернулась с мягкой розовой шалью.

Вскоре после этого приехала миссис А.

Хотя ее лицо было искажено от боли и слез, она излучала какую-то согревающую энергию, которая передалась Никки, когда они обнялись.

— О дорогая, дорогая, — бормотала она, прижав ее к себе, когда Никки расплакалась. — Моя бедная девочка, — успокаивала она ее, гладя по голове.

— Я не хотела этого! — рыдала Никки. — Я просто подумала… Я не имела в виду…

— Я знаю, я знаю, — отвечала миссис А., изо всех сил сдерживаясь, чтобы тоже не заплакать. — Это ужасная трагедия, но, возможно, это также Божья помощь.

Никки откинула голову и напряглась, пытаясь унять слезы.

— Я должна сообщить Спенсу, — сказала она, но от одной мысли об этом снова расплакалась. — Он же на съемке, — сдавленно произнесла она, утыкаясь лицом в плечо миссис А. — У него, наверное, отключен телефон…

— Не волнуйся об этом, — сказала ей миссис А., — я найду способ сообщить ему. — Она посмотрела на врача: — Теперь я могу отвезти ее домой?

Он собрался ответить, но тут открылась дверь и высокая женщина с ухоженными светлыми волосами в темно-сером брючном костюме под желтовато-коричневым плащом извинилась, что вынуждена помешать.

— Вы Николь Грант? — спросила она, глядя прямо на Никки.

Никки кивнула, ее взгляд переместился с женщины на мужчину с бледным лицом, взъерошенными каштановыми волосами и в круглых очках, стоявшего позади нее.

— Я сержант полиции Хелен МакАллистер, — представилась женщина, предъявляя значок. — А это констебль Оливер Фримен. Мы из отдела по защите детей. — Современное название отдела звучало совершенно иначе, но Хелен МакАллистер не хотела представляться матери, только что понесшей тяжелую утрату, служащими отдела по расследованию жестокого обращения с детьми. — Мы могли бы побеседовать? Пожалуйста.

Никки нервно перевела взгляд на миссис А., которая, похоже, готовилась отразить нападение.

— Разве это не может подождать? — поинтересовалась она у Хелен МакАллистер. — Вы же видите, в каком состоянии сейчас мисс Грант.

— Это не займет много времени, — пообещала детектив. Выражение ее лица было слишком официальным, чтобы понять, что у нее на уме, но вела она себя вежливо.

— Я оставлю вас, — сказал врач.

— Вообще-то, с вами я бы тоже хотела поговорить, сэр, — заметила женщина, — так что, если дежурство у вас уже закончилось…

— Я буду здесь на протяжении еще шести часов, — заверил он ее.

Когда доктор ушел, Хелен МакАллистер предложила Никки сесть.

— Я очень сочувствую вашей потере, — начала она, придвигая к себе стул.

Никки сглотнула и прижала пальцы к губам, чтобы сдержать рвущийся наружу крик. Происходящее казалось ей абсолютно ирреальным. Она не могла понять, почему она еще не проснулась.

— Полиция обязана расследовать все случаи внезапной смерти, — мягко сообщила МакАллистер. — Вы об этом знали, мисс Грант?

Никки кивнула, хотя на самом деле не подозревала об этом.

— Возможно, вы сможете дать мне общее представление о том, что происходило перед тем, как вы поняли, что с вашим ребенком что-то случилось, — предложила МакАллистер.

После нескольких неудачных попыток начать, Никки наконец удалось описать, как она накормила Зака, затем провела час или больше, пытаясь заставить его уснуть.

— Вы были с ним одна? — уточнила МакАллистер.

Никки кивнула:

— Да. Миссис А. заезжала раньше, чтобы провести плановый осмотр.

МакАллистер посмотрела на патронажную сестру.

— Где отец ребенка? — спросила она. — Он живет с вами?

Лицо Никки стало таким бледным, как никогда ранее. Она ведь еще ничего не сообщила Спенсу! Он по-прежнему работает, получая удовольствие от понимания того, что он режиссер и отец. Он понятия не имеет, что здесь происходит.

— Он сейчас в Лондоне, на съемках, — дрожащим голосом произнесла она. — Я не… Я еще не говорила с ним.

Миссис А. утешающе обняла ее за плечи.

МакАллистер не отводила глаз от Никки.

— Как вы в итоге заставили ребенка уснуть? — спросила она.

Плечи Никки задрожали: она разрыдалась.

— Я качала его и ходила туда-сюда. Он не переставал кричать. В последнее время было трудно заставить его замолчать.

МакАллистер, похоже, поняла ее.

— Так как же вам все-таки удалось заставить его замолчать? — снова с мягким нажимом спросила она.

Миссис А. беспокойно заерзала. Она слишком часто видела, как убитые горем родители в разговоре с полицейскими выставляли себя в невыгодном свете, просто чтобы побыстрее закончить эту неприятную процедуру, не понимая, что они делают.

— Я не думаю, что вы должны и дальше расспрашивать ее, — сказала миссис А. — Она еще не оправилась от шока и не может достаточно ясно мыслить.

МакАллистер по-прежнему наблюдала за Никки.

— А вы что скажете? — спросила она. — Вы достаточно ясно мыслите, мисс Грант? Вы помните, как уложили ребенка спать?

Похоже, вопрос озадачил Никки, но она кивнула.

— Я положила его в кроватку, — сказала она. — А затем я… Я почувствовала ужасную усталость и пошла наверх, чтобы прилечь.

— Вы заснули?

Никки кивнула.

— Как долго вы спали?

— Я не знаю.

— А когда вы проснулись? Что вы тогда сделали?

— Я пошла вниз, чтобы посмотреть, как там Зак, и он… Он… Я его не видела… — Никки закрыла лицо ладонями. — Я знаю, возможно, это и к лучшему, — всхлипывая, сказала она, — но я не хотела, чтобы он умер. Я думала, что хочу, но…

— Довольно, — твердо заявила миссис А. — Вы и сами видите, как она несчастна. Она не понимает, что говорит, так что, пожалуйста, оставьте ее в покое.

МакАллистер собралась было возразить, но затем, очевидно, передумала и встала. Еще раз принеся соболезнования, она сделала знак Фримену следовать за ней и покинула комнату.

Никки повернулась к миссис А. Как оказалось, последние слова все-таки проникли в ее сознание, и она в ужасе вытаращила глаза.

— Они что, думают… О Господи, они думают, что я… — Следующую фразу она произнесла быстро и невнятно: — Они думают, что я убила его.

Миссис А. схватила ее руки и крепко сжала их.

— Независимо от того, что они думают, мы знаем, что ты этого не делала, — с нажимом заявила она, — так что не волнуйся, все наладится. Теперь, я думаю, нам пора возвращаться домой.

— А можно… Как вы думаете, они позволят мне увидеть его? — спросила Никки.

— Конечно, — заверила ее миссис А. — Я пойду и найду врача.

Прошел всего час после того, как это дело легло на стол сержанта полиции Хелен МакАллистер, однако она уже довольно много узнала об умершем ребенке, Заке Джеймсе, и его матери Николь Грант. Например, она узнала о звонке, который Николь сделала в службу спасения, что она сказала и сколько времени потребовалось бригаде, чтобы добраться по вызову. Ей также удалось определить местонахождение одного из парамедиков, и он рассказал ей о том, как они пытались реанимировать ребенка. Затем она поговорила с дежурным педиатром, который констатировал смерть.

Однако в настоящий момент ее больше всего интересовало редкое заболевание, которым, как оказалось, страдал умерший ребенок. Она поищет сведения об этой болезни в Интернете, как только вернется в офис, но, исходя из того немногого, что смог рассказать ей реаниматолог, вовсе не будучи специалистом в этом вопросе, похоже, мальчик был обречен.

— Консультант сегодня читает лекции в Бирмингеме, — сообщил ей констебль, закрывая телефон. — Его секретарь свяжется с ним и попросит перезвонить нам.

МакАллистер кивнула, затем подняла руку, давая ему знак замолчать: ее соединили с коронером[14]. Сообщив необходимые детали для того, чтобы оформить разрешение на проведение вскрытия, она сказала:

— Я хочу присутствовать на вскрытии, так что буду вам очень признательна, если вы перезвоните мне, как только назначите время.

Повесив трубку, она задумчиво посмотрела на констебля, чьи зеленые глаза за толстыми линзами очков казались огромными.

— Ты связался с окружным педиатром? — спросила она.

— Он уже едет.

— С представителем отдела соцобеспечения?

— Тоже скоро будет.

— Хорошо. Надеюсь, у дома кого-то поставили? Нельзя допустить, чтобы кто-либо мог проникнуть туда и что-нибудь взять.

— Я проверю, но уверен, что об охране уже позаботились.

— Хорошо. Ты не знаешь, кто-то уже говорил с отцом ребенка?

Он покачал головой.

— У нас есть основания думать, что он сейчас не в Лондоне, как нам поведала миссис Грант?

— На данный момент — нет.

— Хорошо. — МакАллистер на минуту задумалась. — Похоже, очень многое будет зависеть от результатов вскрытия, — пробормотала она и, снова открыв телефон, связалась со своим инспектором, чтобы сообщить ему последнюю информацию по данному делу.

Глядя на милое личико Зака, Никки зажимала руками рот. Она уже почти жалела, что пришла сюда, и все же в некотором смысле ей стало легче, когда она увидела, что он выглядит вполне мирно, словно уснул. Никки спрашивала себя, какими бы были его глаза, если бы она подняла ему веки. Она хотела взять его на руки и крепко прижать к себе, но боялась, что если она поступит так, то уже не сможет его отпустить. Никки хотела вернуть его. Ей было все равно, как серьезно он заболеет или что в конце концов все равно умрет: она хотела снова держать на руках своего ребенка.

Почувствовав на плече руку миссис А., Никки поняла, что пора уходить. Каким-то образом сдержав рвущийся наружу крик, она наклонилась и нежно поцеловала Зака в лобик. Больше она никогда не сможет целовать его. С этой мыслью Никки не могла смириться.

Когда они шли назад к комнате с радугой, Никки чувствовала тесную, сильную и неразрывную связь с Заком, и какая-то неведомая сила влекла ее назад, туда, где она оставила его. Нельзя ему лежать там. Зак боится оставаться один. Он должен быть с ней.

— А вот и Дэвид, — сказала миссис А., когда у нее завибрировал телефон. — Пойди присядь, а я пока поговорю с ним.

Никки послушно вошла в комнату и попыталась заставить себя перестать мысленно кричать: «Зак! Зак, прости меня. Я не должна была оставлять тебя внизу одного. О Господи, это я во всем виновата. Он был бы сейчас жив, если бы я не оставила его одного».

Она спрашивала себя, что миссис А. сказала Дэвиду и как он воспринял страшную новость. Ее сердце разрывалось на части при мысли о Спенсе и о том, как он отреагирует, когда узнает, что его сын мертв. Это не должно было произойти сейчас. Они собирались жить в Лондоне вместе. Все было запланировано.

Дверь открылась, и вошла миссис А.

— Дэвид отведет Спенса в сторонку и расскажет ему, — сообщила она.

Никки кивнула. Глаза у нее опухли, в них плескался страх, она автоматически сжимала и разжимала руки, словно не знала, что с ними делать.

— Что Дэвид сказал? — спросила она.

— Он был ужасно потрясен, — ответила миссис А. — Я думаю, Спенс перезвонит на этот номер, — добавила она и, вручив телефон Никки, сняла с нее больничную шаль и накрыла одеялом, которое принесла из машины. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

Никки покачала головой:

— Я не знаю. Думаю, мне страшно и… — Она с трудом сглотнула. — Я иногда думала, что было бы лучше, если бы он умер сейчас, до того… но я не хотела. Не на самом деле. Это так эгоистично. Но ведь у него была бы ужасная жизнь? И теперь я все время думаю, что, возможно, в конце концов, на свете есть Бог.

— Ты можешь в этом не сомневаться, — заверила ее миссис А.

Глаза Никки снова наполнились слезами.

— Я буду очень по нему скучать, — отрывисто сказала она, — и я чувствую себя такой виноватой, что оставила его одного и что когда-то думала так, как думала. Я действительно любила его, вы же знаете, правда?

— Конечно, знаю. Мы все его любили. Он провел с нами очень мало времени, но ты сделала все, что могла, чтобы быть лучшей матерью в мире. Я очень горжусь тобой, но, пожалуйста, думай, что именно ты говоришь полиции. Как сказала тебе детектив, они обязаны расследовать случаи внезапной смерти, а ты ведь не хочешь произвести на них ложное впечатление.

Сердце Никки резко дернулось, когда она вспомнила, что уже успела сказать. Неожиданно она подскочила: у нее завибрировал телефон. Увидев, что это Спенс, она посмотрела на миссис А.; в ее глазах читались страх и отчаяние.

Миссис А. забрала у нее телефон, приняла звонок и передала телефон обратно Никки.

— Привет, — тихо произнесла Никки.

— Ник! О Господи! — закричал Спенс. — Дэвид сказал мне, но… Как это… Ты как?

— Думаю, нормально, — удалось ей выдавить из себя. — Я не знаю. Все произошло так быстро…

— Где ты сейчас?

— Все еще в больнице, вместе с миссис А. Полиция хочет поехать к нам домой.

— Что? — переспросил он, явно ошеломленный. Затем добавил, и по его голосу было слышно, что он на грани срыва: — Выезжаю немедленно. Дэвид едет со мной.

— А как же фильм?

— Я не знаю. Я не могу об этом думать… Я приеду, как только смогу, так что держись, малышка. Все будет хорошо.

Положив трубку, Никки спросила себя, почему он так сказал; руки ее так отчаянно ощущали пустоту, а сердце раскололось на столько осколков, что она и представить себе не могла, что когда-нибудь все снова может стать хорошо.