Крик души

ГЛАВА 23

Адель Грант мерила шагами гостиную: она была так возбуждена, что никак не могла заставить себя остановиться.

— Не может быть, чтобы у тебя не было нужных знакомых! — в сотый раз кричала она мужу. — Ты столько лет управлял чужими финансами, и, конечно же, хоть один из твоих клиентов должен быть адвокатом!

— Да, и не один, — уступил Грант, просматривая записную книжку, — но мы все потеряли много денег, Адель, и я уверен, что нет необходимости напоминать тебе о том, что большинство из них обвиняет в этом меня. Будет не так-то просто просить их выручить нас, особенно сейчас, когда мы даже не в состоянии заплатить им.

— Но мы можем продать облигации, которые ты бережешь на случай крайней необходимости, потому что, если уж это не крайняя необходимость, тогда я не знаю, какой она может быть.

В этот момент Грант словно еще сильнее ссутулился.

— О Господи, — прошептала она. — Пожалуйста, Джереми, только не говори, что ты их уже потратил! Как? Когда?

Он поднял дрожащую руку, чтобы вытереть слезы с глаз.

— Все ценное, что у нас еще осталось, — сказал он, — это твоя машина.

Она зашаталась и закрыла лицо руками. Затем, внезапно поняв, что он задыхается, она подбежала к нему.

— Джереми, что с тобой? — воскликнула она.

— Я… Нет, ничего! — простонал он.

— Сердце? У тебя что-то болит?

— Все нормально. Уже… уже проходит.

Она сжала его ладони.

— Давай, я вызову «скорую»!

Он покачал головой.

— Сначала нужно разобраться с этим, — напомнил он ей. — Я… займусь продажей твоей машины.

Но Адель слишком волновалась о его здоровье и потому сказала:

— Посиди минутку спокойно. Слабость есть? Может, тебе что-нибудь принести?

Его глаза закрылись, и он откинулся на спинку кресла. Его кожа казалась серой и дряблой, а щеки были мокрыми от слез.

— На тебя столько всего навалилось, — всхлипнув, заметила она, и по ее лицу тоже потекли слезы. — Стресс, то, что все винят тебя в своем финансовом крахе, а теперь еще и Николь…

— Все нормально, — перебил он жену, поглаживая ее руку. — Мне просто нужно немного спокойно посидеть.

Страх никак не отпускал ее.

— Я принесу тебе чаю, хорошо? — предложила она. — Или виски?

Прошло какое-то время, прежде чем он ответил:

— Пожалуй, виски.

Подойдя к тележке с напитками, она вылила остатки «Гленфиддик» в бокал без ножки и подала ему.

Когда Грант сделал глоток, его бледные щеки немного порозовели.

— Мы ужасно обошлись с этим мальчиком, — заметил он. — Парень потерял сына, а мы…

— О Джереми, перестань! — жалобно простонала она. — Я знаю, мне не следовало так вести себя. Я не понимала, что делаю, и теперь мне так стыдно. Он пытается помочь ей, а я…

— Ты знаешь, как с ним связаться?

Она покачала головой.

— Только через Николь, но как нам связаться с ней, пока она находится там?..

— Ей наверняка разрешены свидания.

— Но захочет ли она видеть нас? Если он расскажет ей, что я ему наговорила, как я швырнула ему в лицо преступление его отца…

— Судя по его поведению, он куда сильнее обеспокоен положением Никки, чем тем, что ты ему сказала. — Он попытался сесть прямо и вздрогнул, когда в груди у него снова кольнуло.

— Джереми, Ты должен позволить мне вызвать врача.

— Ничего страшного. Не суетись, дорогая. А теперь передай мне записную книжку, пожалуйста.

Взяв книжку, она вложила ее ему в руки и присела на подлокотник кресла, наблюдая за тем, как он листает страницы.

— Что бы ни случилось, мы не можем допустить, чтобы Никки предстала перед судом, — внезапно выпалила она. — Если это произойдет, то все выйдет наружу, и…

— Тш-ш, — сказал он, прося ее замолчать. — Ситуация не улучшится, если ты будешь без конца думать об этом.

Никки шла рядом со светловолосой надзирательницей, которая вчера регистрировала ее, и старалась держать голову выше, но глаза опустила, пока они двигались по направлению к комнате свиданий. «Идти по Правилу» означало, что она никуда не ходила без сопровождения, даже вчера вечером, чтобы позвонить, но это никак не сдерживало других заключенных, и они выкрикивали оскорбления ей вслед.

Никки пыталась не слушать, но то, как они обзывали ее, когда она проходила мимо их камер, вызывало у нее чувство стыда и тошноты, даже несмотря на то что она знала, что она не была ни педофилкой, ни извращенкой, ни детоубийцей.

— Я никогда не бываю уверена в том, правильно ли идти по Правилу, — заметила надзирательница, которую звали Джейн, после того как приказала женщине по имени Сирина закрыть рот. Сирина. Какое нежное, женственное имя, думала Никки, ожидая, когда Джейн отопрет очередные двери. Оно вызывало в памяти образы нимф и сильфид или элегантных дам с кроткими улыбками. И, уж конечно, не бабу, щелкающую дешевыми зубными протезами, с ужасно окрашенными в рыжий цвет волосами и покрытыми татуировками лапищами, которая только что обозвала ее «влагалищем больной суки».

— Видишь ли, — продолжала Джейн, отступая в сторону и давая Никки пройти, — в таком случае, как твой, всем становится известно о том, что ты сделала, и если в результате тебя признают виновной, то тебе, скорее всего, придется весь срок отбывать в одиночке. Нет, я, конечно, понимаю, что наркоманки и прочий сброд, с которым сталкиваешься здесь, это не та компания, с которой стоит водиться в нормальной ситуации, но не все такие. Есть здесь и другие: убийцы из сострадания, и мошенники (эти, на самом деле, довольно безобидны), и мужеубийцы, чьих супружников ты бы и сама столкнула с утеса, доведись тебе жить с ними. Понимаешь, о чем я? Ты замужем, Николь?

— Нет, — ответила Никки, отводя взгляд, пока Джейн запирала двери и, очевидно, не замечала жесты тех, кто наблюдал за ними. Они проводили ребром ладони по горлу, совали руку между ног, прижимали к лицу кулак. — Но мы собираемся пожениться, — добавила она, когда они повернулись, чтобы продолжить путь. Она должна выбросить этих омерзительных женщин из головы, притвориться, что их не существует, и возблагодарить Бога за то, что у них сегодня нет посетителей и что они не в состоянии добраться до нее, пока она находится в отдельной камере.

— Значит, думаешь, ему хватит терпения дождаться тебя, верно? — спросила Джейн безо всякой злобы, просто из чистого интереса.

Никки не пришлось отвечать, потому что рация Джейн пронзительно запищала.

Заключенные, у которых сегодня были посетители, уже находились в комнате для свиданий, и понимание того, что, как только она войдет в комнату, ей придется находиться среди них, просто лишало ее сил. Закоренелые зачинщицы заперты в камерах, твердо напомнила она себе. Остальные же, похоже, куда больше интересовались собственными проблемами, нежели чужими.

— А у тебя крепкие нервы, скажу я тебе, — заметила Джейн, возвращая рацию на место. — Ты вся из себя такая стильная, и мне это нравится. Имей в виду, именно это и бесит тех, кто остался там, в камерах. Я вот о чем: они не любят, когда с детьми случается что-то плохое (вообще, конечно, этого никто не любит); хотя из того, что я слышала, то, что ты сделала со своим, было хорошим поступком.

— Ничего хорошего тут нет, и я этого не делала, — возразила Никки.

Джейн покосилась на нее.

— Если бы я получала пять фунтов каждый раз, как слышала это, то я бы уже жила на Французской Ривьере, и в саду за домом у меня были бы бассейн и корт, а у дверей стоял бы крутейший «Мерс», — ответила она, — а я тут всего три года работаю.

Понимая, что нет никакого смысла в том, чтобы опять утверждать о своей невиновности, Никки просто молчала, в то время как Джейн болтала о том о сем, пока они не дошли до комнаты свиданий, где ее передали дежурным надзирателям.

Место было забито людьми: по одну сторону столов сидели заключенные, а по другую — посетители. Некоторые сидели группами, и в помещении было много детей: кто-то из них бегал, другие играли в специально отведенной задней части. Шум стоял оглушительный, но Никки услышала, как Спенс позвал ее по имени в тот самый момент, как ее глаза нашли его. Он сидел в задней части комнаты, у окна, и его несимметричное, но красивое лицо выражало одновременно беспокойство и облегчение от того, что он ее видит. Хотя все, что она хотела, это подбежать к нему, прижаться и обнимать, пока руки не отвалятся от усталости, Никки помнила предупреждение о том, что резкие жесты или откровенная демонстрация эмоций запрещены. И потому она преодолела разделявшее их расстояние как можно более стремительно и схватила его за руки, словно боясь, что он может ускользнуть.

— Привет, — пробормотал он, глядя ей прямо в глаза. — Ты как, нормально?

— Теперь да, — ответила она, впитывая каждую черту любимого лица. — А ты?

— У меня все классно, но я волнуюсь, что тебе приходится находиться в этом месте. С тобой хорошо обращаются?

Она пожала плечами.

— Нормально. — Ей не хотелось углубляться в подробности гнусных оскорблений и всего прочего, чтобы лишний раз не волновать его.

— Давай присядем? — предложил он.

Все еще не выпуская его рук, Никки опустилась на стул напротив него, продолжая смотреть на Спенса так, словно с момента их последней встречи прошло не двадцать четыре часа, а двадцать четыре дня.

— Я оставил фотографию, блокнот и все, что ты просила, у регистратора, — сказал он. — Мне не позволили передать их тебе лично. А миссис А. приготовила тебе немного поесть. Поскольку ты ждешь суда, тебе можно получать еду в передачах. Не знаю, в курсе ли ты. Ее нужно просто разогреть. Держу пари, это намного лучше, чем та дрянь, которую они подают здесь.

Никки улыбнулась.

— Ее стряпня намного лучше, чем в большинстве ресторанов, — напомнила она ему, надеясь, что такая привилегия не вызовет у нее проблем с работниками кухни или зависть среди заключенных.

— Ты права, — согласился Спенс. Затем, сжав ее ладони в своих, он придвинулся еще ближе к ней и сказал: — У меня хорошие новости, Ник. Мистер А. познакомил нас с лучшим адвокатом Бристоля. Я договорился о встрече с ним в понедельник утром, чтобы обсудить твое дело. Он очень крутой, Ник. Мы читали о нем в Интернете, и я думаю, что если кто и сможет помочь нам, так это он.

Робкая надежда просочилась в сердце Никки.

— Это просто фантастика, — прошептала она, — но откуда мы возьмем деньги на его гонорар? Ты встречался с моими родителями?

Спенс опустил глаза.

— Да, встречался, — признался он. — Они полностью тебя поддерживают, я уверен в этом, но я не знаю, как у них с деньгами. Но это неважно. Юрист, с которым нас свел мистер Адани, возможно, согласится помочь нам бесплатно.

— Так что сказали мои родители? — настаивала Никки, крепче сжав его руки.

Он поднял глаза.

— О Господи! — ахнула она. — Они рассказали тебе о твоем папе, да?

— Это не имеет значения, — заверил он ее. — Мне только жаль, что ты узнала о нем вот так. Мне нужно было самому тебе все рассказать.

— Я понимаю, почему ты этого не сделал, — успокоила она его, придвигаясь поближе. — И даже если тот человек и был твоим папой, я всем своим сердцем знаю, что ты на него совершенно не похож.

Спенс слабо, но благодарно улыбнулся.

— Абсолютно не похож, — согласился он. — Но давай не будем о нем больше говорить. Он, в любом случае, не имеет отношения к тому, что происходит сейчас.

Однако Никки, не в состоянии сменить тему на такой ноте, пристально посмотрела ему в глаза и сказала:

— Это совершенно не повлияло на то, что я к тебе чувствую. Ни на мгновение.

Спенс был откровенно растроган.

— Если я сейчас расплачусь, при всей этой куче народа… — сказал он.

Никки рассмеялась, когда и ее глаза заволокло слезами.

— Ну, давай, расскажи об этом адвокате, которого вы нашли, — попросила она, понимая, что к теме родителей ей придется вернуться как-нибудь позже.

— Его зовут Джолион Крейн, — начал Спенс. — Мистер А., очевидно, хорошо с ним знаком, и я надеюсь, что в понедельник он скажет мне, что нужно обратиться к независимому эксперту и проверить результаты аутопсии. Возможно, он даже будет настаивать на повторном вскрытии, кто знает. Дело в том, что я все еще не убежден, что Зака преднамеренно задушили, как они сейчас утверждают. То есть я знаю, что, возможно, все выглядит именно так, но они же все время что-то путают. В «Новостях» об этом постоянно говорят, и если нам удастся получить другие доказательства…

— Я думаю, что удастся, — нетерпеливо перебила его Никки. — Я много раз мысленно прокручивала это; и если результаты вскрытия окажутся правильными… ну, в общем, есть кое-что, о чем я не говорила полиции, когда они меня допрашивали, потому что я забыла об этом и вспомнила только вчера вечером. Это случилось приблизительно три недели назад, когда я была на занятиях по растяжке. Мистер Фаррелл приводил кого-то посмотреть на дом, и когда я вернулась, то нашла записку, в которой речь шла о том, что он поменяет замок на входной двери. Я даже не заметила, что с замком что-то не так, но у него, наверное, была причина так считать, и возможно… Ну, я думаю, что если дверь не закрылась до конца после того, как миссис А. ушла, а я ничего не заметила… — Она в отчаянии посмотрела на него, от всего сердца надеясь, что этой тоненькой соломинки окажется достаточно, чтобы спасти ее.

— То есть если дверь тогда была открыта, то в дом мог войти кто угодно? — уточнил Спенс, явно ухватившись за эту версию. — Мы должны безотлагательно связаться с мистером Фарреллом и узнать, почему он решил, что замок нужно менять потому что это определенно то, что обязательно нужно сообщить адвокату, когда я его увижу.

— А ты не считаешь, что это нужно сообщить и полиции? — напомнила ему Никки.

— Думаю, это сделает адвокат. Давай я поговорю с ним и спрошу у него совета. О Ник! — сказал он, так сильно сжав ее руки, что она поморщилась. — Все обязательно закончится хорошо, я просто уверен в этом. Мы вытащим тебя отсюда, и как только все будет позади… — Его голос сорвался от эмоций, но через минуту, понимая, что время свидания вот-вот закончится, он снова стал серьезен и сообщил ей, несколько впопыхах: — Мне вчера звонили по поводу тела Зака. Они готовы отдать его нам для похорон, но… — Он замолчал, поняв, что, пожалуй, не стоит ей сейчас говорить о мозге: теперь, когда у них вот-вот появится приличный адвокат, все может измениться. — Я скажу им, что мы, возможно, обратимся к независимому эксперту, — сказал он, — и чтобы они пока ничего не предпринимали.

— Это означает, что он вернулся в Бристоль? — спросила Никки, и ее глаза потемнели от горя.

Спенс кивнул.

— Ты уже видел его?

— Нет. Я подумал… Ну, может, лучше как-нибудь потом.

Никки с трудом сглотнула и кивнула.

— Думаю, ты прав, — прошептала она. — Боже, как трудно поверить, что еще каких-то четыре дня назад он был с нами. С тех пор столько всего произошло…

— Я знаю, и еще во многом нам нужно разобраться, но мы справимся, Ник, я обещаю. Я все еще не верю, что кто-то убил его, но если это так, а это большой вопрос, то мы должны узнать, кто это сделал, потому что я всем сердцем верю, что ты не виновата.

Она опустила глаза; по ее щекам побежали слезы.

— Мы вытащим тебя отсюда! — отчаянно повторил он. — Мне хочется верить, что, возможно, это произойдет уже в понедельник. Как ты думаешь, ты потерпишь до понедельника?

Ироничная улыбка скользнула по ее дрожащим губам, и она снова посмотрела на него.

— Меньше чем час назад я боялась, что, возможно, останусь здесь лет на десять, а то и больше, — призналась она, — так что, думаю, пару дней я как-нибудь выдержу, — Никки оглянулась на других женщин, которые были поглощены разговорами с собственными посетителями. Некоторые или хотя бы одна из них наверняка тоже горюют об умершем ребенке, и если бы только кто-то мог понять, что они чувствуют… — Может быть, я даже заведу парочку подруг, — прошептала она, спрашивая себя, рискнет ли она отказаться от отдельной камеры. — У большинства здешних обитательниц жизнь с самого начала была тяжелой, и далеко не всем хватает мужества стать выше этих невзгод — так, как это удалось нам.

Спенс картинно закатил в отчаянии глаза.

— Однажды, — пообещал он, — ты все-таки поймешь, что пришла на эту землю вовсе не для того, чтобы спасти все остальное человечество. Ник, все, о чем ты теперь должна думать, это ты и я и что мы будем делать, как только все это останется позади.

Она попыталась улыбнуться.

— А оно останется, правда ведь, Спенс? — спросила она, сжимая его руки. — И скорее раньше, чем позже, потому что я не делала этого. Клянусь Богом! Клянусь нашими жизнями…

Он мягко приложил палец к ее губам.

— Я знаю, — прошептал он, — так что не надо постоянно пытаться убедить меня в этом.