Кривая роста

Глава 13. Незапланированный посетитель

Министерский коридор был бесконечен. По обеим сторонам его с угнетающей равномерностью темнели прямоугольники дверей. По коридору неторопливо шла тоненькая девушка в голубом платье с кружевным воротником и остроносых туфлях-лодочках. Плетеный кожаный поясок польского происхождения весьма удачно подчеркивал натуральную стройность ее талии. На голове возвышался пшеничный тюрбан, напоминавший сегодня не свежеиспеченную халу, а надраенный латунный котелок, перевернутый вверх дном. В руках она держала современного вида папку из зеленого пластика с застежкой-«молнией» и целлофановым карманчиком.

Лиде Ведуте нужен был министр. С меньшим по чину, вроде начальников отделов, заведующих секторами, заместителей и начальников главков, она решила не разговаривать. Не для того она тащилась почти сто километров на автобусе, не для того надела выходные туфли и утром минут сорок возилась с прической. Не для того она выпросила у Коршунова нарядную папку, чтобы говорить с какой-нибудь шушерой.

Лида должна была найти правду, должна добиться справедливости. Добиться, чтобы стройучастку выплатили квартальную премию, которую зарезал трест, хотя там знали, что перерасход фонда заработной платы произошел не по вине участка.

Еще Ведута решила высказать министру кое-какие мысли, накопившиеся за время работы плановиком строительного участка, по поводу практики планирования, экономического стимулирования и прочих рычагов, о которых так складно пишут в газетах и журналах.

Лида реально представляла, если она преподнесет эти мысли в своей обычной манере говорить, то начальство может и выставить ее из кабинета. Коль такому суждено случиться, так пусть это произойдет в высоком кабинете. Падать, так с настоящего коня!

Допуская подобную возможность, Лида предусмотрительно изложила собственные мысли на бумаге и подкрепила соответствующими документами. Если высказаться не дадут, то она в письменном виде представит, отдаст под расписку за входящим номером.

Лида шла по коридору, читала таблички, извещающие о рангах тех, кто сидел за филенчатыми дверьми, и робость невольно охватывала ее.

Из дверей то и дело вылетали щебечущие создания, наряженные в нейлоны и джерси, с распущенными волосами, с челками и локонами, блестящими от набрызганного лака. Голубое платье Лиды по сравнению с их одеяниями выглядело, как изделие райпромкомбината на выставке венгерских мод. На ножках этих созданий красовались лакированные с бантами туфельки со срезанными носками, утолщенными каблуками и замшевые ботфорты со змеистыми лентами «молний» на голенищах.

Лиду они не удостаивали даже любопытными взглядами. Словно она была бестелесным существом, занесенным в министерский коридор из прошлого века.

Отлично выбритые мужчины в пиджаках со всевозможными разрезами обращали внимание лишь на стройные ножки Лиды. От платья с кружевным воротником взгляд их тускнел и утрачивал заинтересованность, а начес на голове вызывал снисходительные насмешки. Ведуте вдруг стало одиноко и неуютно в незнакомых коридорах и захотелось поскорее вернуться на строительный участок.

Поэтому, увидев табличку, извещающую, что за сей дверью находится приемная первого заместителя министра, Лида сделала себе уступку. В конце концов первый заместитель министра почти то же самое, что министр. Не зря же в отличие от прочих заместителей, он именуется первым.

Лида открыла дверь и оказалась в просторной комнате, отделанной дубовыми лакированными панелями. Квадратные окна украшали шелковые драпировки цвета летнего кавказского неба.

Слева выступал тамбур с массивной дверью, обитой коричневым пластиком. Возле тамбура, за столом, уставленным телефонами, ящиками с разноцветными карточками и ровненькой стопкой папок, сидела одна из тех особ с лакированными волосами, которых Лида видела в коридоре.

Ведута поздоровалась и сказала, что ей нужно поговорить с первым заместителем министра.

— Пожалуйста, — сказала секретарь и показала розовым пальчиком на противоположную от тамбура дверь. Там висела табличка «Старший референт».

Лида благоразумно решила, что в каждом учреждений свои порядки, и шагнула к указанной двери.

Старший референт вежливо встал, усадил Лиду на стул, спросил ее фамилию, имя и отчество и тут же записал на бумажку, поинтересовался местом работы и должностью. Выслушав просьбу, он поправил карандаши в стаканчике, а затем вежливо и убедительно, называя Лиду по имени и отчеству, разъяснил, что разговаривать ей с товарищем первым заместителем министра, к сожалению, не представится возможным. Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц. Товарищ первый заместитель министра занят делами, имеющими государственное значение, и он вряд ли сможет уделить время вопросу выплаты квартальной премии строительному участку. Конечно, если уважаемая (старший референт покосился на бумажку) Лидия Захаровна настаивает на встрече, то у товарища первого заместителя министра есть часы личного приема. Но предварительно надо записаться на прием и оставить ему, старшему референту, заявление с кратким изложением вопроса. Это заявление он доложит товарищу первому заместителю министра, и, если тот сочтет нужным, Лидию Захаровну письменно известят, когда ей необходимо явиться на прием.

Старший референт был розоволик и приглажен, словно перед работой по нему основательно прошлись электрическим утюгом с пароподогревателем. На его костюме не было ни единой морщинки, узел галстука казался отлитым на галантерейной фабрике. Из карманчика пиджака выглядывал ровненький кончик цветастого платка. Даже часы на руке у него были плоскими, словно и их пригладили утюгом.

Объяснив порядок личных аудиенций у товарища первого заместителя министра, референт встал, давая понять, что разговор окончен.

«Нет уж, дудки», — подумала Лида Ведута, ощутив, как холодеют кончики пальцев.

Подумать только, Лида сама, по собственной воле согласилась вместо министра разговаривать с простым первым заместителем, так ей и тут хотят палку в колеса сунуть! Этот приглаженный бюрократ желает, видите ли, выставить ее за дверь. Не выйдет! Не родился еще на свете тот человек, который помешал бы сделать то, что она задумала.

У Лиды похолодели не только кончики пальцев, но и нос. Это было верным признаком злости. Конечно, злость не очень похвальное качество, но иной раз не мешает как следует разозлиться. У Лиды злость активизировала жизнедеятельность организма, повышала волевой тонус, позволяла сконцентрировать силы в целенаправленный, прошибающий все преграды сгусток энергии.

Лида повторила, что ей нужно говорить с первым заместителем министра именно сегодня. Ни завтра, ни послезавтра и тем более через месяц ее такой разговор не устраивает. Кроме того, явилась она в министерство в рабочее время, и к вечеру ей надо успеть возвратиться на участок, чтобы передать в трест дневную сводку.

— Николай Фомич из планового отдела строго за сроками следит… А вопрос у меня тоже государственный. Так можете и доложить — по государственной важности вопросу.

Референт растерянно зашелестел бумагами. Он глубоко верил в нерушимость установленного порядка личных аудиенций. Он три года работал на ответственной должности старшего референта и привык, что после объяснения посетителям порядка приема у руководства те поднимались и послушно покидали приемную. Подавленные строгостью и сложностью процедуры личных аудиенций, они писали заявления с кратким изложением вопросов. Эти заявления старший референт направлял в соответствующие управления и отделы министерства. Там многие из них получали решение, что уменьшало хлопоты старшему референту и смягчало занятому сверх головы первому заместителю министра обстановку личных приемов.

— Я же вам русским языком объяснил, — раздельно и с достоинством повторил референт. — Порядок есть порядок.

— А я вам говорю, что у меня не личный вопрос, а государственный.

— Это квартальная премия — государственный вопрос? — ядовито усмехнулся референт. — Не надо меня вводить в заблуждение.

— У меня, кроме премии, другие вопросы есть.

— Так доложите.

— Ну да, так я вам и буду все выкладывать. Время попусту тратить. Пропускайте меня добром, а то вам же будет хуже.

Розовое лицо старшего референта стало багроветь. Он вздернул головой, как туго взнузданная лошадь. Из-под приглаженного отворота выбился острый кончик крахмального воротничка. Референт в горячке оставил без внимания беспорядок в собственном костюме. Пальцы его нервно сунулись в ящик стола и выхватили сигарету, хотя при посетителях он никогда не курил. Глаза у Лиды хитренько и довольно поблескивали.

— Ну, знаете ли, — референт чиркнул спичкой, сломал ее и еще больше возмутился. — Если первый встречный…

— Это я, значит, первый встречный? — запальчиво перебила Ведута. — Это меня вы первой встречной назвали? Меня, советского гражданина, комсомолку, работника системы министерства?

Голос ее взвился таким возмущенным порывом, что референт опасливо покосился на дверь и забыл прикурить сигарету.

— «Первый встречный», — не унималась Лида, хорошо усвоившая в разговорах с бригадирами и линейными прорабами, что нападение — это лучшая форма защиты. Голос ее звенел неподдельным гневом от оскорбления, нанесенного референтом. — Дайте мне телефон парткома!

У старшего референта стал смываться со щек румянец. Мог ли он подумать, что такая зеленая пигалица с находчивостью опытного склочника ухватится за неосторожно вылетевшее слово и примется поднимать невинную оговорку на принципиальную высоту.

С нее взятки гладки. Ниже строительного участка не спустишь. А вот старшему референту надо быть предельно осмотрительным. При таком звонке обязательно вызовут для объяснения. Укажут на нетактичность при приеме посетителей, на недостаточное внимание к людям… Вроде бы и ничего страшного, но в жизни большие неприятности порой начинаются с мелочей. Старший референт разглядел под нахмуренными бровками посетительницы волю укротителя тигров и одержимость паломника, следующего в Мекку.

Он встал и принес Лидии Захаровне глубочайшее извинение за случайное выражение, смысл которого, к сожалению, был превратно понят ею. Он высказал искреннее огорчение, что недооценил всей важности ее просьбы. Единственным побудительным мотивом его действий было желание понять суть дела, ибо его помощь также могла быть полезной. Коль скоро он оказался нескромным и Лидия Захаровна непременно желает изложить вопрос лично товарищу первому заместителю, он, разумеется в порядке исключения, приложит все усилия, чтобы Лидия Захаровна была сегодня принята.

Он заправил под пиджак воротничок, открыл блокнот и аккуратно переписал туда данные о посетительнице. Затем попросил Лиду подождать пять минут и вышел из комнаты.

Этого времени ему хватило, чтобы ввести в курс случившегося секретаршу и дать указание, как поступить с назойливой посетительницей.

Возвратившись, референт сказал Ведуте, что в два часа товарищу первому заместителю министра, вероятно, предоставится возможность принять Лидию Захаровну.

— Сейчас одиннадцать, — мягко улыбаясь, добавил он. — Вы можете пока погулять… В два часа прошу явиться на прием.

«Вот так-то, чухлома, — подумал старший референт, отлично знающий, что в два часа первый заместитель министра должен уехать на ответственное заседание. — Отучу тебя нос задирать… «Телефон парткома». Нет, мы эти штучки-дрючки знаем… Я с тебя спесь собью».

«Выпроводить меня, голубчик, надеешься, — в свою очередь, подумала Лида, ни капельки не поверившая в крутую перемену настроения отутюженного референта. — Фигушки тебе… И шагу из приемной не сделаю».

— Я лучше подожду, — сказала она. — Что-то устала, пока ехала. Еще до автобуса пешком шла… Я лучше подожду в приемной.

— Как вам угодно, Лидия Захаровна, — любезно ответил старший референт. — Извините, но я должен вас покинуть. Срочные дела.

Лида прошла в приемную и уселась там в уголке. Через секунду из своего обиталища выскочил старший референт. Он с такой поспешностью замкнул дверь своего кабинета на ключ, что догадка Лиды превратилась в уверенность.

Высокие, похожие на купеческую стеклянную горку часы с двумя гирями мерно раскачивали маятник. Отбивали четверти часа, половины и целые часы. Лида терпеливо сидела в углу, поглядывая на дверь с коричневым пластиком, за которую она обязательно должна была проникнуть. Если в два часа ее не примут, она такой тарарам наделает, что бедному старшему референту за месяц каши не расхлебать. Ему небо с овчинку покажется. Он внукам закажет обманывать посетителей, являющихся из глубинки на прием к начальству. «Первого встречного» она ему на всю катушку размотает.

Секретарша разговаривала по телефону, исчезала за дверью, вызывала сотрудников, отправляла с курьером бумаги и незаметно поглядывала на тихую девочку в немодном платье и туфлях, которые уже два года никто не носит. И прическу ей надо переменить. К ее лицу пойдет широкий зачес набок с мелкой челочкой. Не понимает, дурашка, какую из себя конфетку может изобразить. Личико у нее весьма пикантное, кожа — как атлас…

Секретарше было за сорок. Но об этом знали лишь она и начальник отдела кадров. Все остальные давали ей не больше тридцати пяти. И, уж конечно мало кто представлял, что у такой молодой женщины есть дочь, первокурсница института, до странности похожая на эту тихую и наивную девушку, скромно сидящую в углу.

Старший референт велел сказать в четырнадцать часов посетительнице, что товарища первого заместителя министра срочно вызвали на совещание.

Секретарше не хотелось быть участником низкого надувательства. По ее мнению, это был совершенно недопустимый стиль работы. Что же ты за мужчина, если не можешь справиться даже с наивной девчушкой! Убедить ее, разъяснить, направить в соответствующий отдел, помочь. Не обижать человека беспардонным враньем, а сказать прямо и честно, что заместитель не примет ее.

В приемную заскочила приятельница секретарши, и они принялись вполголоса обсуждать новую кофточку какой-то Ларисы Алексеевны, самолично ею связанную.

— Шерсть импортная, — воодушевленно рассказывала приятельница, — и вязка выпуклой резинкой. Чудо!

— Как это выпуклой? Веерком, что ли?

— Нет, именно выпуклая, — настаивала приятельница. — У нее свой способ, в секрете держит.

— Какой же тут секрет, — откликнулась из угла заскучавшая Лида. — Это же очень просто — выпуклая резинка… Первую петлю снять, а дальше чередовать две лицевые и две изнаночные.

— Как, как? — дружно заинтересовались приятельницы.

Через несколько минут Лида уже растолковывала с помощью карандашей и бечевки для канцелярских надобностей секреты ручной вязки. Не только выпуклой резинки, но и «путанки», «мережки» и «паутинки».

В час дня секретарша махнула рукой на указание старшего референта, ушла за дверь с коричневым пластиком и доложила первому заместителю министра, что в приемной с самого утра ждет девушка, приехавшая с периферийного строительного участка, где она работает плановиком, по очень важному и срочному делу.

— По экономическим рычагам, Иван Лукич, — на свой риск уточнила она. — Молоденькая и очень застенчивая. Слово сказать боится… Примите ее, Иван Лукич… Вадим Алексеевич велел ей ждать, а в два же вы на совещание уедете… Издалека она.

— Издалека, издалека, — проворчал заместитель, просматривая исписанный лист блокнота. — В тринадцать часов обещал снабженцев принять… Четыре дня уже добиваются.

— Подождут еще… Они же опять насчет увеличения штата, а девушка про экономические рычаги… Потом они здешние, а она со стройучастка…

— Со стройучастка, со стройучастка, — словно передразнивая секретаршу, сказал заместитель, тоже работавший на стройучастке четверть века назад. — Плановик, говорите?

Секретарша подтвердила. Иван Лукич почесал возле уха толстым красным карандашом и решительно вычеркнул стройку из блокнота.

— С утра человек в приемной, а вы небось и стакана чаю не догадались предложить, — сварливо сказал, он. — Пусть заходит.