Кросс по грозовым тучам

Глава 8 Маршал роев

Почему он решил лететь Луну? Никакой нужды не было. И так все ясно. От папок и файлов тошнило, от душистого сада на верхнем пирсе — тоже. Ларский пытался там погулять, чтобы хоть немного отвлечься. Но не давало покоя желание вырвать с корнем хризантемы на клумбе и отправить букетик недоношенному любителю охоты на раков. Вместе с советом посадить цветы у окошка и успокаивать нервы, когда прокуратура придет трахать контрразведку. Ларский не прочь поучаствовать в этой затее, поскольку его самого неплохо поимели. Причем, как это и принято у службистов, под нежные лирические баллады о дружбе и любви.

Марра был мастер таких баллад. Его послушаешь, так нет людей более открытых, душевных, готовых поделиться последним, чем он и его девочки из контрразведки. Даже завел моду встречать посетителей в мягком, с виду фланелевом кителе. Ни дать, ни взять добрый дядюшка. Слушает внимательно, вид такой сочувствующий, понимающий. Улыбается то и дело, и голос — чистый бархат. А обещает, обещает… Хочется ему верить. А потом выясняется, что пока ты землю вокруг рыл, тебя на мизинце вертели. Нет, прокуратуре еще учиться и учиться у контрразведки.

Ларский от неожиданности дар речи потерял, когда после Совбеза вернулся в кабинет и обнаружил там Марру. Вроде только расстались на Канаверале, а лукавый бес уже тут и прихлебывает чаек из изящной золотистой чашки. С собой, похоже, прихватил посуду…

— Не хлопай глазами, Никита, присаживайся.

Марра радушным жестом указал на кресло. Ларский фыркнул.

— Тебе не кажется, что здесь предлагать присаживаться положено мне? Или я ошибся кабинетом?

— Ну что ты сразу вскинулся, — развел руки Марра. — Просто я хотел поговорить с другом.

От такого желания не жди ничего хорошего. Окончательно помрачнев, Ларский развернулся и отправился в соседнюю комнату. Там у изголовья кровати стояла бутылка, на ее дне по-прежнему плескалась влага. Вынес и громыхнул об стол.

— Никита, — с упреком сказал Марра. — В утреннее время лучше пить чай.

— Я и собирался его пить, пока не увидел тебя со сладкой улыбкой и приглашениями.

Контрразведчик вздохнул и принял одновременно скорбный и покорный вид.

— Ну так, о чем мы будем говорить? Как старые друзья… — Ларский отхлебнул добрый глоток коньяка.

— Видишь ли, я был вынужден промолчать о некоторых незначительных деталях, прошедшие по нашему ведомству в связи с погибшим инсектоидом.

— Каким из?

— Первым, ну и… вторым тоже.

— Вынужден? И кто же тебя вынудил? Руазсов?

— Давай это опустим по дружбе. Ты и сам знаешь…, — он неопределенно покрутил рукой над чашкой с чаем, — планетарные интересы.

Планетарные интересы, значит. А ведь эта скотина клялась, что отдала всю имеющуюся информацию в распоряжение прокуратуры. «Выгреб все до донышка» — с теплой искренностью сказал тогда Марра. До донышка, но не с донышка.

— А теперь планетарные интересы не мешают?

— Теперь, боюсь, они под угрозой, — посерьезнел контрразведчик и отодвинул от себя чашку. — Нужно всем вместе и как можно быстрее разгрести это дерьмо.

— Ладно, выкладывай, — Ларский кивнул и все-таки сел.

— Что тебе известно о месте нахождения гросс-адмирала Карла Штрауса?

— Ничего. Застрял в какой-то секретной космической заднице с доброй половиной земного флота. Треллин прошелся сегодня по этому поводу. Видимо, не просто так. Он ничего просто так не делает.

— Так и есть, Штраус застрял в заднице. Если в общем виде, то во время операции гиперфлот «Альфа» столкнулся с неизвестным противником. Это произошло в июле 34 года по локальному. Огневое соприкосновение было очень короткое, после чего противник отступил.

Марра сделал многозначительную паузу, словно этот солдафонский набор штампов мог хоть что-то означать или хоть что-то описывать.

— И что?

— И тут начинается самое интересное. Противник исчез с линии поражения. В первый момент флотские соединения, ожидая атаки с другого крыла, не стали его преследовать. А позже попытки преследования ничего не дали. Анализ короткого боя показал, что их огневая мощь сопоставима с нашей. Значит, исход столкновения был далеко неочевиден. Но неизвестные исчезли, все равно что провалились в черную дыру. Куда делись не ясно, кто такие не ясно.

— Занимательно. Значит, флот окопался на точке столкновения, Штраус торчит там до сих пор и, видимо, дело мертвяк.

Ларский был осведомлен о предписанной в подобных случаях процедуре. Пока ты не знаешь, кто твой враг и чем он располагает, ты не можешь повернуть в сторону дома. Не дело идти по маякам кросс-переходов, указывая путь к Земле или к галактикам и звездным системам Федерации.

— Ты прав, они торчат там три земных года, и ничего. Никаких следов и никаких ответов. Возможно, остается только вернуться. С подобной неопределенностью угрозы и призрачностью мощного, на первый взгляд, противника мы еще не сталкивались. Хотя Треллин прав, и Штрауса нужно возвращать. Мы сидим здесь практически голые.

— Хорошо. Но при чем здесь погибшие инсектоиды?

— Оба участвовали в операции по поиску противника. Изучали следы исчезнувших кораблей и характер примененного оружия. Были рядом с гиперфлотом, но в разное время. С другой стороны, погибшие не пересекались в этой операции, и времени с тех пор прошло много.

— Контрразведка дала информацию, что первый погибший был несколько месяцев в одиночном полете до того, как встретился с изоморфом и хрономиной.

— Его звали СимРиг, — разъяснил Марра.

Ларский поморщился. Он знал имя, но никак не мог прилепить его к горе мяса и костей. Инсектоиды были внешне страшны. Если даже прикрытое защитным скафандром чудище проходил мимо Ларского в коридорах Минобороны, то накрывала неизменная потребность опустошить желудочно-кишечный тракт.

— Так СимРиг перед гибелью работал со Штраусом?

— Нет, — твердо сказал Марра и подался вперед. — Мы бы такое не стали скрывать от расследования. Слишком подозрительно.

— А подозрений не было?

— Никаких, совершенно никаких. После его участия в операции прошло более полугода по локальному. СимРиг где только не побывал за это время. Понятно, что информация от инсектоидов.

Никита задумался. После похожей гибели второго трехметрового парня по имени СерКин начали искать все возможные пересечения и закономерности. И линии протянулись к гиперфлоту «Альфа».

— Может, инсектоиды сталкивались при каких-то других обстоятельствах?

— Нет. Более нигде они не оказывались вместе. И принадлежали, кстати, к разным роям. В одних и тех же местах, может, и бывали, но ничего необычного, стандартное патрулирование.

Форпосты инсектоиды разбросали по многим галактикам. Где-то, как и земляне, они представляли Федерацию, где-то преследовали собственные исследовательские и политические интересы. Траектории перемещения их вибрационных кораблей, если и были отчасти известны в Минобороне, то точно не в прокуратуре. Она могла получить подобную информацию только по запросу.

— Последний раз СимРиг выходил на связь перед прыжком в галактику Ксин. И через несколько земных дней он оказывается здесь, уделанный в фарш, в обнимку с Иртом.

— А СерКин был в Ксине или около Орфорта?

— Не похоже, с чего бы. В любом случае, Никита, такой информации нет. Поэтому я пришел к тебе, и все больше думаю о гиперфлоте «Альфа», застрявшем на каких-то гиблых задворках.

Ларский пожал плечами. Бросил взгляд на остатки темного ароматного коньяка и отодвинул бокал прочь. Пробежал глазами по политеке, по знакомым стенам. Пить расхотелось, как и находиться в собственном кабинете. Пышная голая грудь над входной дверью стала внезапно раздражать.

— И что ты теперь хочешь от меня, Марра? Я не командую ни Штраусом, ни инсектоидами. Я вообще никем не командую в вашем гадючьем Совбезе.

Марра вздохнул и поднялся, его взгляд затянулся лживой поволокой грусти и понимания.

— Никита, придумай что-нибудь с этим изоморфом. Не отпускай его, вытряси все, что можно. Иначе… я просто не знаю, что и думать. Ни у кого нет никаких версий. Зато подозрения и предчувствия — слишком страшные.

— А что он вообще может знать?! — рыкнул Ларский. — Если причины гибели инсектоидов в том боестолкновении, Ирт Флаа вообще ни при чем? Я все больше думаю, что это слабоумное растение отправилось на поиски своего сбежавшего симбиота и оказалось не там, где нужно. А теперь и Граув попал туда, куда ему смертельно противопоказано.

— Все так, генерал-майор, все так. Но космос — не коридор в прокуратуре, чтобы двое и хрономина не смогли разойтись. Как-то она появилась и сработала. Хоть это твое слабоумное растение заметило?

Ларский пожал плечами. Он отчасти лукавил, Ирт Флаа был наблюдателен, хитер, опасен и обладал мгновенной реакцией, если было нужно.

Марра не спеша поднялся и сделал последний глоток, видимо, остывшего чая. Резко тряхнул чашкой, и та уменьшилась до размера серьги густого золотистого цвета. Показушник. Всегда им был. Таскает в рукаве микрогенератор. Марра небрежным движением сунул крошечную чашку в нагрудный карман и стряхнул с плеча волос. Белый китель с фиолетовыми вставками он после Совбеза не сменил. Торопился занять чужой кабинет и потрепать Ларскому нервы.

— В общем, я все рассказал. У тебя в почте полная информация по перемещениям последнего таракана и часть информации по застрявшему флоту. Только под твой личный доступ. Если что найдешь, связывайся сразу.

Ларский не стал его провожать. Сам вошел, сам налил чай, значит, и с обратной дорогой справится. Он и так весь сегодняшний день чувствовал себя посыльным мальчиком. Нужен — позвали, не нужен — отправляйся в отстойник. Ларский откинулся на любимом облачном кресле. Его можно сделать мягким, как пух, или упругим. Можно, задав импульс, качаться вверх-вниз или из стороны в сторону. Это напоминало клаудджампинг, только без риска сверзиться и свернуть шею. В юности Ларский увлекался прыжками по облакам и познакомился с Лизой на одном из таких состязаний. Она соскользнула с облака, а он подхватил её, удержал на мгновение: останавливаться на высоте и в одних баунсерах смертельно опасно. Потом двигался следом и долго не выпускал из вида тонкую фигурку. Лиза забавно, как птица, взмахивала руками и легко взлетала с перистых гигантов. А солнце превращало хвост волос в сияющую золотом корону. Ларский нашел ее на финише, спросил, как зовут, и согрел руки. С этого все началось.

Раскачиваясь в кресле, Никита нередко находил лучшие решения, но сейчас не мог сосредоточенно думать над откровениями Марры. Оставалось чувство, что что-то ускользает. Не факты, цифры и траектории, а нечто над ними, нечто чертовски важное. Не нравился узел событий, который затянулся вокруг капитана Граува и Ирта Флаа. Марра явно не договаривал. О Штраусе и инциденте в далеком космосе. Что-то скрывал и Треллин. Кто-то врет, кто-то играет в свою игру. А он сам, изоморф и капитан — всего лишь пешки. Как контрразведка вообще может быть втянута в военное столкновение с неизвестным внешним противником? Почему не разведка? Спрашивать напрямую у Марры бессмысленно, он, не моргнув глазом, сообщит про межведомственное взаимодействие. Как его подключили и ему поручили.

Ни раскачивание в кресле, ни прогулки по пирсу Ларского не успокоили. В результате он все-таки потащился на Луну, проклиная Марру, Ирта Флаа и Треллина. Хоть и всего тридцать минут, но придется лететь на челноке сквозь мерзкую, равнодушную черноту космоса. На большом пассажирском корабле, где есть верх, низ, несколько этажей и бильярдные столы, это путешествие можно как-то пережить. Много лет назад на комфортабельном лайнере Ларский даже отправился на Марс, три дня пути — и ты на красной планете. Там все иначе, чем на Земле, и женщины отличались странной, притягивающей взгляды красотой. Полет на Марс остался очень приятным воспоминанием.

Отсутствие компании посреди космоса отягощалось мыслью о скорой встрече с инсектоидом. Озноб гулял по коже от перспективы взглянуть в тараканье хайло, состоящее из нескольких блоков выдвигающихся челюстей. Нижний из которых имеет жуткое название «всасыватель». Выпивка не казалась лишней. Но, проявив запредельную силу воли, Ларский оставил коньяк в офисе.

Как только Земля превратилась в шар и остались только пустота, цель и траектория, страх накатил волной. Ларский сцепил зубы и сосредоточил внимание на обнадеживающем свете Луны. Одиночество в космосе — отдельный кошмар.

Кокпит, в котором находился ложемент управления, был чуть поднят и наклонен к носу челнока. Впереди, справа и слева от Никиты сквозь ставшие прозрачными стены сочилась чернота. Она сторожила каждое мгновение, каждое неосторожное движение. Пыталась угадать слабости, чтобы вышвырнуть из рукава уродливые сокровища космоса. И почему толпы недоумков, вроде запредельщиков или Граува, так стремятся отдать свои жизни бесчувственной пустоте, черной, как жопа кита?

Ларский мог бы устроиться в шаттле уютнее, задать электронному лоцману координаты, затянуть стены зелененькой мишурой и выжать газ до отказа. Летел бы в коробе трюма, расслаблялся, слушал страстные древние арии, прихлебывая коньяк. И это было бы правильно. Но он не доверял. За пределами атмосферы. Ничему. Поэтому напряженно всматривался в расстилающуюся вокруг тьму, видел крылья и бледно-серые перемычки машины, несущей его сквозь космос. И лицо Луны.

Планки ложемента, обнимающие руки и предплечья, подчиняли челнок малейшему движению: наклон, поворот, скорость, угол приближения. Ларский мог бы закладывать виражи, кувыркаться, как сумасшедший. Мог бы закрутить вокруг себя настороженно мигающие звезды и… потеряться. Это легко сделать там, где нет ни верха, ни низа, ни плоскости. Когда за прозрачными стенами и саму машину не чувствуешь, а только тело, ложемент и вселенную. Но Ларский летел четко к цели, смотрел на Луну и иногда на трехмерный планшет с навигационной разметкой перед ним. Так надежнее.

На Луне никто постоянно не жил, только работали. Здесь размещалось несколько заводов, космодром, верфь и военные базы форпоста. В общем-то, этот регулярно взрыхляемый метеоритами гигантский скально-пылевой склад был пуст и гулок. Здесь можно зарыть в песок махинацию впечатляющего масштаба и преступление любой тяжести. Периодически прокурорские прилетали сюда с проверками, но Ларский в этих бессмысленных затеях участия не принимал — все равно, что искать кость золотой рыбки на океанском пляже. Поможет только сито и миллион рук. А сейчас ему необходимо попасть на одну из военных баз, которая, слава богам правосудия, находилась на освещенной стороне пыльного космического склада. Она принимала в качестве гостей, да спасут нас ангелы человечества, не слишком дружелюбно настроенных инсектоидов. Ларский запросил встречу с самим МихМихом — лидером боевых роев Федерации. И в животе поселилось недоброе, угрожающее чести и достоинству прокуратуры напряжение.

Тридцать минут полета, и чернота съежилась за спиной. Суша, пусть призрачно серая, унылая, с безобразными каменистыми наростами, потянулась под носом шаттла. Ларский ощутил прилив уверенности. Даже ждущая его встреча на мгновение показалась самой обычной деловой. Замедляясь и маневрируя, меняя угол наклона машины к поверхности Луны, он почувствовал себя матерым летуном. Жаль, что руки — медлительный инструмент, только мыслеприказы могли превращать любую летательную хрень в часть твоего тела. Командирам даже третьесортных, но способных покинуть солнечную систему кораблей, встраивали в черепушку тонкие, невесомые пластины. Тогда любой мысленный приказ, отслаиваясь от лишних образов и обрывков потока сознания, превращался в сверхскоростное, сверхточное управление. Техника подчинялась желаниям человека напрямую. Прогибалась даже под мысли Граува, которого лично Ларский держал бы подальше от ножей, кастетов, кораблей и управления.

Он соскользнул с трапа челнока. Легкая ткань скафандра прохладно льнула к телу, а по поверхности шлема скользили багровые огоньки от затухающих фасеточных ускорителей. Оглянулся, привыкая к освещенному пространству под непроглядным небом, к глухим, черным теням, ложащимся на серую пыль. Военная база, которую время от времени использовали инопланетные подразделения Альянса Федерации, тянулась в ста метрах правее. Она змеей разрезала и огибала линию скального выступа кратера, уходя внутрь чащобой туннелей, естественных и искусственных. Полупрозрачные витражи окружали гигантскую трещину, перемежаясь кронштейнами разных форм и размеров, толстыми композитными перемычками. К никак не выделяющемуся входу вел переход из отшлифованного до блеска камня, над которым неподвижно висела пыль.

Ларский пнул лунную пыль, и она тоскливо повисла у высоких ботинок. Он делал это каждый раз, оказываясь здесь. А еще набирал в горсть, забавляясь тем, что микроскопические, остроугольные частицы нельзя никакими силами стряхнуть с перчаток. Прыгая, он двинулся в сторону базы. Легкость, невесомость движения почти полностью компенсировалась тяжестью в животе и липким страхом, который пропитывал при мысли о скорой встрече с лидером тараканов. Но это сравнение союзники считали уничижительным. Поэтому муравьем, лучше с муравьем.

Робот сопровождения недолго петлял по пустым переходам. Силовые кабели, генераторные стержни нигде не были замаскированы. Всюду чисто, пусто и гулко, кое-где подмигивали оранжевым датчики, и ничто не говорило о присутствии людей. Впрочем, Ларский и так знал, что база в основном пустовала, жила в автоматическом режиме и использовалась для оперативных и учебных целей. А учений, насколько он осведомлен, давно не проводилось. Чертовски давно, чтобы считать это нормальным. Вот только почему сюда высадились инсектоиды?

Робот завис у гигантской прозрачной полусферы, и как только Ларский приблизился, ее нижний лепесток сдвинулся, открывая проход. Стараясь не думать о слабости в коленях и в менее пристойных местах организма, он вошел в зал трапециевидной формы с высоким глянцевым сводом. На дальней стене поблескивали обводы спящего полиэкрана, в воздухе висело кольцо широкого стола, а под ним плоские, невесомые сиденья с тонкими, словно бумажными спинками. И никого живого на первый взгляд. Изучив все тени в углах зала, он почувствовал за спиной движение, резко обернулся и сразу, не в силах сопротивляться панике, сделал несколько быстрых шагов назад. Трехметровое чудовище перекрыло полностью распахнувшуюся сферу входа.

— Я слушаю.

Надтреснутый металлический баритон только походил на человеческий голос. Инсектоиды предпочитали трансформировать свою речь именно в такие звуки.

— Меня зовут Никита Ларский. Генерал-майор комитета межпланетных расследований. Я бы хотел поговорить с господином командующим.

— Я слушаю.

Голос повторил в той же интонации, ровно и без малейших эмоций. Чудовище двинулось вдоль стены, по касательной к Ларскому. Когти клацнули по ячеистому стальному полу. Генерал-майор не мог отвести глаз от гигантских перекачанных ястребиных лап. От колен и ниже, в самой длинной своей части, они были совершенно черные и идеально гладкие, будто полированные. Пытаясь собрать в голове вежливые слова и промочить слюной пересохшее горло, Ларский пополз взглядом вверх. К короткой тунике, закрывающей только бедра. К голове, с совершенно гладким, словно фарфоровым, лбом. И к короне из костяного гребня, переходящего в толстые кожистые веревки нервных окончаний. Кроме нижней части конечностей эти чудовища были оливковыми. Из-за медной крови. В глубине широченных, на всю морду, многоуровневых челюстей, между вибрирующих уступов зубов проглядывала зелень и чернота. Над короткой с двумя ноздрями надкостницей открывались большие, на пол-лица, фасеточные глаза инсектоида. Будто страшные черные очки слепого. Вот только видел тот куда лучше Ларского.

Издалека более чем трехметровое тело казалось неровно окрашенным, со светлыми и темными разводами. Но гладким и блестящим, как литая сталь. Контуры и изгибы покрывал непробиваемый упругий панцирь. Только с виду похожий на хитиновый, но гораздо крепче. На спине и плечах он собирался в гребни и изогнутые отростки, позволяющие даже в падении зацепиться спиной за любую поверхность.

— Может, мы присядем? — сипло предложил Ларский, страстно желая при помощи этикета остановить угрожающее движение вдоль стены.

Инсектоид выдернул из-под туники штуку, похожую на здоровенный шуруп, обхватил ее с двух сторон удлиненными, с виду птичьими пальцами. Раздался хлопок, потом скрежет и она увеличилась. Примерзнув к полу, Ласркий с тоской вспомнил широкие фальчионы древних воинов и пытался сообразить, что оскорбительного могло прозвучать в предложении сесть. Когда шляпка огромного, в половину Никиты, шурупа стала напоминать велосипедное сидение, таракан вогнал острый конец прямо в пол и крутанул. Приспособление мгновенно вгрызлось в жалобно взвывшую стальную поверхность. Командующий роями невозмутимо перекинул страшную конечность и уселся верхом. Под взглядом выпуклых глазищ Ларский с трудом добрался до хлипкой энергосидушки. Развернул ее к собеседнику, но двигать ближе на стал. Сокращать дистанцию совсем не хотелось, да и разговаривать тоже. Хотелось сбежать. Он прокашлялся.

— Болезнь? — скрипнуло чудище.

Даже вежливый вопрос сочился угрозой. Инсектоиды не умели говорить иначе.

— Нет. Просто хочу задать несколько вопросов. Как к вам можно обратиться?

— МихМих.

Человеческие варианты имен у них были невинны, как плюшевые зайчики. Но МихМиха еще можно произнести, глядя в это хайло, но вот Мурзик застрял бы камнем в горле.

— А по званию?

— МихМих.

На самом деле близкий аналог — маршал. Но иерархия в рое напрямую не перекладывалась на людскую. И от роя к рою имела определенные вариации.

— МихМих, как вы думаете, отчего погибли ваши бойцы — СимРиг и СерКин?

— Недостаточно данных, чтобы сделать определенный вывод.

Ну, конечно! Глупо ожидать от инсектоида пустых рассуждений и интуитивных предположений.

— А какой неопределенный вывод могли бы вы сделать? — исхитрился Ларский, стараясь сидеть ровно и неподвижно, как и его собеседник.

— Нечто разорвало храбрейших изнутри. Вечной им памяти роя!

При всей жесткости иерархии в трех с половиной сотнях роев инсектоидов они оставались донельзя сентиментальны в отношении каждой утраченной взрослой особи. Ларский, как и многие земляне, побывал в Музее-реконструкции, посвященном бешеной планетке Утраз. Она была в двадцать раз тяжелее Земли и носилась, ускоряясь от столетия к столетию, по немыслимой траектории среди нескольких звезд. Каждое мгновение адское местечко порождало новых чудовищ. Поэтому разумный вид — инсектоиды стали величайшими стратегами и тактиками выживания.

На некоторые экспозиции допускались только взрослые люди с крепкими нервами и здоровым сердцем. В Музее Ларский имел великую честь лицезреть километры галерей, увешанных портретами храбрейших, достойнейших и страшнейших. Раньше ему не встречались настолько длинные и однообразные комнаты ужаса. Но тогда посол инсектоидов вел делегацию и стучал когтями по полу с особой торжественностью. Он то и дело останавливался, называя имена, описывая свершения. Легкие отличия в оттенках оливкового и серых побежалостей на черепе, разница в доли миллиметра между двумя фасеточными глазами, степень выдвинутости «всасывателя» — и вот следующий портрет деятеля и героя одного из великих роёв. До конца галереи закаленная этикетными боями делегация едва добралась.

— Вечной памяти, — не дрогнув, повторил Ларский вслед за МихМихом.

Наступила пауза. Генерал-майор пытался выстроить правильный вопрос, а инсектоид невозмутимо ждал. Совершенно черные когтистые лапы неподвижно лежали на хитиновых коленях.

— Есть ли вероятность, что их гибель была связана с сотрудничеством с гиперфлотом «Альфа»? Что под командыванием гросс-адмирала Штрауса.

— Данных недостаточно и вероятностей много.

Ларский приуныл, жалея о потраченном времени на столь скудный диалог. Вдруг лапа на колене шевельнулась. Инсектоид едва уловимым движением сдернул с покрытого чешуей локтя что-то вроде ремешка и бросил его в сторону Никиты. Тот инстинктивно сжался, вцепился пальцами в неудобную сидушку. Ремешок расправился, завис. Голограмма множества крошечных галактик развернулась между следователем и маршалом. Ларскому звездная карта была незнакома.

— Синяя метка — временная база гиперфлота «Альфа». СимРиг в составе группы от Роя Мощи Боя находился на базе полтора года назад по общефедеральному летоисчислению. Красная линия — траектория его перемещения.

Сочащийся злостью скрип МихМиха прервался, словно он давал время обдумать сказанное. Дасркий посмотрел в контуры неподвижных челюстей, проступающих где-то позади голограммы, сглотнул и кивнул. Все ясно: красная линия прямым кратчайшим путем шла к базе флота, а потом в сторону от него, делая странные зигзаги сначала в одной ближайшей спиральной галактике, потом в другой: неприятно клочковатой, разбросанной.

— А оранжевая линия — перемещение СерКина в составе группы от Роя Красоты Боя. Все понятно, генерал Никита Ларский?

Да, все понятно — та же траектория движения, все то же, только год спустя по общефедеральному летоисчислению.

— Они шли по тем же следам, — тихо проговорил Никита.

— Так. Рои разные. Задачи у них разные. По траектории прошли группы еще пяти роев. Все целы.

— Они что-нибудь нашли… особенное?

— Данные засекречены. Ничего определенного. Рой Мощи Боя сделал ряд положительных выводов. Рой Красоты Боя — отрицательных. След перемещения противника был потерян.

Из этого сообщения следовало, что инсектоиды высоко оценили огневую мощь противника, а искусство маневрировать — не слишком высоко. На Утразе вся жизнь текла одной непрерывной войной, и чем бы ни занимался каждый рой, выращиванием потомства, архитектурой, живописью, музыкой, естественнонаучными изысканиями — все это так или иначе посвящалось бою, атаке…

МихМих вытянул страшенную лапищу, изображение исчезло, и ремешок опал, обхватил ее под локтевым сочленением. Тут виднелся не один ремешок. Еще пара узких веревочек, непрерывно меняющих цвет, крошечный шипастый браслет и многохвостые символы, нанесенные прямо на обсидиановую черноту конечности. И все это — технические приблуды, тараканьи гаджеты, мишура крутизны. Инсектоиды понтовались со страстью. Увешанные с ног до головы чем-то меняющимся, вырастающим прямо на глазах, они круто пользовались всеми последними техническими новшествами. Сами были ходячими машинами — сплошные мозги и мышцы, способными перемещаться по космосу без скафандров. Даже на одноместных, узких, как серп, челноках, с откинутым верхом и шевелящимися в безвоздушном пространстве космоса нервными отростками головы. Серьезные парни — все из наворотов.

— Я правильно понимаю, — Ларский снова прокашлялся. — Что у Роя Будущего Боя нет версий, почему погибли СимРиг и СерКин?

— Изоморфа исключили день назад. СерКин погиб несколько часов назад. Теперь Рой Будущего Боя всматривается в вероятности.

Челюсти шевельнулись, когти скрипнули по полу, а в генерируемом голосе отчетливо резанула злоба. МихМих медленно встал с винтового сиденья, и Ларский почувствовал себя букашкой, на которую упала тень от тапки. Скрестил лодыжки и инстинктивно сгорбился.

— Доставьте сюда Ирта Флаа, и рой постарается увидеть будущий бой, — проскрежетал маршал.

— Он невиновен, — пискнул Ларский.

— Я его не уничтожу, — в звуках голоса стояли холод и смерть. — Я буду с ним говорить.

Люди делают вид, что инсектоиды добрые и цивилизованные, просто другие. Инсектоиды делают вид, что они добрые и цивилизованные, просто другие. Но они полны злобы. Несколько лет назад Никита присутствовал на межгалактических состязаниях по плаванию, которые проходили на Земле. Инсектоид пересек океан вторым, уступил существу, рожденному и живущему в стихии воды. И чертовски расстроился. Пока не изорвал голыми когтями трех гигантских океанских раков… в труху, в кровавые ошметки, не успокоился. Зрительские платформы, особенно с детьми, улетали подальше от пенящейся кровью воды. А потом, кто-то сказал Никите, что по анатомической типологии инсектоид похож не на таракана, не на саранчу, и даже не на муравья, а на кузнечика. На кузнечика, мать его, зелененького! Видимо, знатоки анатомии никогда не стояли рядом с этим кузнечиком.

У распахнувшихся лепестков выхода МихМих обернулся. Средний ротовой проем чуть расширился и выдвинулся, внутри мелькнуло отвратительное многочленистое движение. Ларский отвел глаза.

— И поторопитесь, генерал-майор. Этот бой близко. Рой Смены Погоды чует его приближение.

Ларский не имел ни малейшего намерения возвращаться в Планетарную прокуратуру. В мыслях упорно вставал Макао, а с ним много голых веселых китаянок. Все бросить и улететь. Неожиданный звонок Граува вогнал в ступор и стер драйвовый отчаянный настрой. Когда Ларский вывалился из шаттла и обессиленно припал к перилам энерголифта, то окончательно понял, что не имеет ни малейшего понятия, как поступить правильно. Насмешливый голос Треллина, мурлыканье Марры, злость в металлическом скрежете МихМиха и короткая, словно отлитая из бронзы спокойствия, просьба Тима Граува — сливались в один рокочущий камнепад. Толкали к неприятному решению. И Ларский чувствовал себя марионеткой.

Капитан второго ранга ждал на крыльце, одетый в тот же белый китель. Стоял на верхней ступени, выпрямившись и держа руки за спиной. Казался совершенно спокойным, даже уверенным в себе. Увидев Ларского, он прищурился и шагнул на одну ступень вниз — навстречу. На бледный лоб упала прядь волос, а закатное солнце окрасило фигуру розоватым цветом.

— Генерал-майор, я хочу еще раз заявить, что готов помочь в расследовании и прошу предоставить мне возможность взаимодействия с Иртом Флаа.