Кровавая любовь

Глава 7

Ленор

Не могу дышать.

Просыпаюсь, распахиваю глаза и вижу над собой бесконечное ночное звездное небо. Я знаю, что Яник со мной, чувствую безошибочную силу его зла, бесконечную тьму и абсолютное безумие.

Он убьет меня, он убьет меня.

— Успокойся, Ленор, — говорит голос, прорезающий темноту. — У тебя приступ паники.

Голос знакомый, но это не Яник.

И не принадлежит вампиру.

Но зло и тьма остаются, как будто текут черными венами под землей, пронизывая мир изнутри.

— Ленор, — снова произносит голос, и внезапно звезды на небе исчезают, как будто их накрывает черный плащ. — С тобой все в порядке. Ты потеряла много крови. Просто не двигайся и медленно приходи в себя.

Кровь?

И затем воспоминания всплывают в голове.

Солон.

Зверь.

Пустые красные глаза.

Фантомное ощущение, как пять изогнутых когтей размером с нож вонзаются в мою грудь, от ключицы до грудины, разрывая мышцы, жир, хрящи и кости.

Я снова хватаю ртом воздух, сажусь и смотрю на свою грудь.

На мне черный шелковый халат Солона, под ним я голая, и моя грудь — одна большая зияющая рана. Боль, страх, безмерный ужас пронизывают насквозь, кровь холодеет. Я близка к обмороку, потому что как все еще могу быть жива, если мое тело почти разорвано надвое? Эта рана настолько глубокая, смертельная и ужасная. Такая ужасная.

Меня сейчас вырвет.

— Дыши, — говорит мужчина в черном плаще. Но когда я снова смотрю на него, то вижу лишь меняющееся лицо и бездонные глаза, смотрящие на меня. — Дыши, Ленор. Здесь, со мной, ты в безопасности. Мы тебя вылечим.

Внезапно он выпрямляется и делает движение руками, и я поднимаюсь с земли, как марионетка на веревочке, пока не оказываюсь на ногах, пальцы погружаются в песок.

Песок.

Оглядываюсь по сторонам.

Я на длинном участке пляжа, песок холодит ступни, океанские волны разбиваются с одной стороны, с другой — темный лес. Луны не видно.

Мужчина стоит передо мной, стягивая с головы плащ, хотя от этого его лицо не успокаивается. Оно продолжает менять форму, размытые черты, а жуткие чернеющие глаза по-прежнему устремлены на меня.

Джеремайс.

Мой настоящий отец.

— Где я? — слабо спрашиваю я хриплым голосом, в легких бурлит. — Как я сюда попала?

Его губы растягиваются в улыбке.

— Мы в одном из многих миров, доступных тебе, дорогая дочь. Миры, которые существуют, если только знаешь, где искать.

Это бесполезная информация.

Я снова начинаю кашлять, выплевывая кровь на песок. Она выглядит черной, как деготь. Это нехорошо.

— Я умру, да?

Чувствую, как нетерпение исходит от Джеремайса, но я слишком устала и, ну, почти умираю, чтобы беспокоиться о его негодовании.

— Умрешь, если не перестанешь болтать, — говорит он через мгновение. Затем вздыхает. — Ты должна доверять мне.

Я снова в ужасе смотрю на свою грудь, на месиво из плоти и костей. Что вообще происходит? Откуда мне знать, что я еще не мертва?

— Я не могу доверять мужчине, которого только что встретила, — говорю ему. О боже, кажется, я вижу свои легкие.

— Даже если я спасаю твою жизнь? — спокойно спрашивает он. — Кроме того, мы встречались. Я помогал тебе раньше, и этого должно быть достаточно, чтобы оправдать доверие.

— Когда… — начинаю я, но силы покидают. «Когда ты помогал мне?»

— Когда тебя привязали к стулу перед вампиром по имени Яник, и ты попросила о помощи. Твой внутренний колодец, залитый лунным светом, полный тьмы и силы, ждал меня.

— Мама рассказывала мне об этом, о колодце внутри меня.

— И твоя приемная мать — ведьма, такая же, как я, такая же, как и ты. Скажи, ты помнишь тот момент? До того, как воспользовалась силой Абсолона, забрала его огонь и сделала его своим, посеяла разрушение и смерть Темному Ордену? Потому что я помню. Я услышал, как ты зовешь, был рядом, чтобы помочь, и спросил: «Ты уверена, дитя?» Ты ответила…

— Да, уверена, — рассеянно повторяю, так хорошо помня это, хотя пыталась забыть. Я знала, что почувствовала что-то — кого-то — внутри себя, оно помогало мне получить доступ к нужному, дабы победить Яника. Просто не знала, что это был он. Мой печально известный злой колдун-отец.

— Нет, не отгораживайся от этого, — говорит Джеремайс, читая мои мысли. — Так ты отказываешься смотреть правде в глаза. Значит, не сможешь использовать это, чтобы стать сильнее. Ленор, дитя мое, тебе понадобятся все силы, чтобы идти вперед. Не только, чтобы пережить то, что этот монстр сделал с тобой, но и для того, чтобы пережить все остальное, что встретится на твоем пути. Я предвидел будущее.

Внезапно Джеремайс взмахивает руками, и меня притягивает к нему, словно невидимый крюк обхватывает мою спину, пальцы ног волочатся по песку.

— Нам многое нужно обсудить, — серьезно произносит он, его лицо в нескольких сантиметрах от меня. — Но придется подождать.

Он снова двигает рукой, и я разворачиваюсь, теперь лицом к темному лесу, вижу мерцающие языки пламени у подножия согнутых кипарисов. Такой лес можно увидеть на продуваемом всеми ветрами побережье Северной Калифорнии. Я все еще недалеко от Сан-Франциско? Или правда в другом мире?

Джеремайс начинает идти по песку, хотя кажется, что скользит прямо над ним, и тянет меня за собой, как будто по воздуху.

Мы поднимаемся на небольшой утес, а затем он отступает в сторону. И я остаюсь парить в воздухе перед кругом факелов, пламя танцует на несуществующем ветру. На песчаной земле темным углем нарисован круг, который напоминает о звере Солона. На мгновение задаюсь вопросом, как он, проснулся ли, уже в своей вампирской форме или в облике зверя сеет хаос по всему дому. На перилах первого этажа есть царапины, глубокие выбоины, оставленные его когтями, так что, видимо однажды это уже случалось. Надеюсь, с Ивонн и Аметист все в порядке.

Я надеюсь, что с ним все в порядке.

Но затем мои мысли обрываются, потому что за пределами факелов в земле начинают появляться дыры и тонкие бледные руки тянутся вверх, как будто что-то поднимается из могилы.

О, нет.

Я смотрю, перепуганная до смерти, наблюдая, как четыре девушки вытаскивают себя из земли. Все они призрачно-белые, с длинными черными волосами, босиком, одетые в одинаковые белые платья.

Они встают на ноги, занимая позицию рядом с горящими факелами, и танцующий свет освещает их лица. Все девочки примерно одного возраста, может быть, немного моложе меня, но выглядят совершенно одинаково. У них одинаковые маленькие рты, тонкие носы и пронзительные темные глаза. Даже их осанка и то, как волосы падают им на лицо, одинаковы, как будто кто-то копировал и вставлял снова и снова.

«Кто они?» — спрашиваю я Джеремайса, который стоит там, уставившись на девочек, а они смотрят на него, как собаки, ожидающие сигнала от своего хозяина.

— Мои ученицы, — говорит он глубоким голосом. — Им нужно практиковаться. Ты будешь отличным примером.

«Примером для чего?» — спрашиваю я, расширяя глаза, но внезапно чувствую ветер за спиной, халат развевается вокруг, и я с удивлением смотрю вниз, одежда, как черная змея, будто живая, меняет цвет, становится серой, а затем белой, и теперь я в таком же платье, как эти девочки.

В шоке смотрю на Джеремайса, но он просто тычет пальцем в сторону пламени. И резко мой позвоночник выгибается дугой, а ноги уходят вперед, и я оказываюсь на спине, паря в воздухе, двигаясь, словно меня несут на невидимых носилках.

Кричу, летя по воздуху, голова кружится, боль в легких усиливается от давления, и вот я уже в центре круга, окруженная жуткими девушками и факелами.

«Что происходит?» — мысленно кричу я, горло наполняется кровью из легких, отчего невозможно говорить.

— Замолчи, — велит Джеремайс, подходя ко мне. Теперь он держит серебряную чашу, наполненную черной жидкостью. Глубоко вдохнув, я чувствую запах крови. Но не человеческой. Кажется чужеродной и совершенно отталкивающей.

Я наклоняю голову набок, мои волосы свисают, под таким углом почти достают до земли, и наблюдаю, как Джеремайс поднимает серебряную чашу над головой. Он закрывает глаза, и его лицо продолжает трансформироваться.

— Unum tenebris, hac nocte voco te, filia mea, ut praeter eum, — тихо произносит Джеремайс, кажется, на латыни. — Nisi ab ea a venenum, venenum dare me illam.

— Venenum, venenum, — начинают скандировать четыре девушки скрипучими монотонными голосами.

Веном? Может, на латыни «venenum» означает «яд»?

— Unum tenebris, — повторяет Джеремайс.

— Unum tenebris, unum tenebris, — монотонно напевают девочки.

Внезапно в лесу начинается движение и доносится звук. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть, как фигуры в плащах движутся среди ветвей. Они напоминают Темный орден, и этого достаточно, чтобы напугать меня до смерти. Они ждут в темноте деревьев, наблюдая. Может, учатся, как девочки, может, выжидают подходящего момента.

— Ea cura corpus cum sanguine, — бубнит Джеремайс.

Corpus? Это означает «тело». Sanguine? Кровь.

Чья кровь?

Моя?

— Ea cura corpus cum sanguine, — скандируют девушки.

Джеремайс делает шаг вперед и смотрит на меня сверху вниз, и теперь его глаза больше не черные. Они желтые. Ни радужки, ни белков, лишь серно-желтые, с черной прорезью посередине.

У меня мурашки бегут по коже от ужаса.

— Ea cura corpus cum sanguine, — шепчет он, как будто обращаясь ко мне, затем берет серебряную чашу и наклоняет ее так, что почерневшая кровь выплескивается из чаши мне на грудь.

Я кричу.

Кровь горит и шипит, от моего тела поднимается пар, я корчусь в воздухе, спина выгнута дугой, конечности двигаются и вытягиваются во все стороны. Боль душит изнутри.

— Ea cura corpus cum sanguine, — повторяет Джеремайс, теперь громче, его голос вибрирует внутри моего черепа, зрение начинает затуманиваться, красные слезы наполняют глаза. Я не могу перестать кричать от боли, тело не перестает гореть, кожа натянута так туго, что может разлететься на миллион кусочков.

Пение становится громче, более зловещим, и затуманенными глазами я вижу, как фигуры в плащах на опушке леса снимают капюшоны костяными руками.

У них оленьи черепа вместо лиц, пустые глазницы, рога, которые невероятным образом были скрыты капюшонами, и они поднимают свои руки — человеческие руки, голые кости — к небу, а пение продолжает нарастать.

Я была бы в ужасе, если бы не боль, если бы не было ощущения, что кровь создает трещины в моей душе, просачиваясь в рану, а грудная клетка сжимается, как будто ребра двигаются самостоятельно.

Затем внезапно боль прекращается.

Пение тоже.

Мир становится мучительно тихим и неподвижным.

Затем какая бы сила ни удерживала меня, она рассеивается, и я падаю.

Приземляюсь на землю, поднимая голову, чтобы увидеть, как Джеремайс шагает ко мне. Его ноги — раздвоенные копыта.

— Ты спасена, дитя мое.

***

— Проснись, Ленор.

Мои глаза распахиваются.

Я лежу на боку на клочке влажного мха, уставившись на Джеремайса, который сидит на поваленном стволе дерева, буквально кишащем насекомыми.

Я то приходила в сознание, то вырубалась много-много раз. Иногда приходила в себя и сидела, прислонившись к дереву, спиной ощущая шершавую кору. Иногда сидела перед океаном, смотрела на волны, обхватив колени. Или лежала на песке.

Здесь всегда темно. Вечная ночь. Луны не бывает.

Я даже не знаю, жива ли.

— Ты жива, — говорит Джеремайс. — И ты исцелилась. Пора принять то, что с тобой случилось.

Я сглатываю, и на этот раз не чувствую вкуса собственной крови.

Закрываю глаза и глубоко вдыхаю, в легких нет жидкости. Медленно приподнимаюсь и сажусь, держа ноги вместе, потому что я снова в черном халате Солона, обнаженная под ним.

Мне страшно смотреть, видеть эту рану.

— Давай, — говорит Джеремайс. Я смотрю, и его нос меняется с чего-то маленького и изящного на что-то красное и выпуклое, затем длинное и орлиное. И так постоянно. Почему?

Но не спрашиваю его. Вместо этого делаю еще один глубокий, удивительно чистый вдох, вдыхаю запах морской соли и свежего воздуха, а затем приоткрываю халат ровно настолько, чтобы посмотреть на свою грудь.

Между грудями уродливые порезы, темно-красные струпья.

Но они покрыты коркой.

Раны затянулись.

— Как? — спрашиваю я, глядя на Джеремайса. — Как это возможно?

Он улыбается, его зубы тоже меняют форму. В один момент улыбка выглядит дружелюбной, в следующий — хищной.

— Магия, — беззаботно отвечает он. — Конечно же.

Точно. Магия. Неважно, что случилось со мной за последние несколько месяцев, примириться с тем фактом, что магия существует, и в этом мире, и во всех других, что некоторые люди могут обладать ею так обыденно, так легко, я до сих пор не могу в это поверить.

Даже то, что я сама создаю магию? Все равно не верится.

— Ты разочаровываешь меня, Ленор, — произносит он, внимательно наблюдая за мной. — Ты единственная дочь, которая отвернулась от своей сущности.

Я пристально смотрю на него.

— Что значит «единственная дочь»? У тебя есть еще?

Его ухмылка одновременно гордая и злобная.

— Ох. Драгоценная душа моя. Насколько ты эгоцентрична. Полагаю, именно потому, что ты дочь Джеремайса. Что ж, возможно, это оправданно. Ты единственная наполовину ведьма, наполовину вампирша с такой родословной. Но ты не единственный мой ребенок. У меня их много.

— Сколько? — спрашиваю я, заинтригованная и немного напуганная идеей обзавестись братьями и сестрами.

Он пожимает плечами.

— Очень много.

Я росла единственным ребенком. При мысли о том, что у меня есть братья и сестры, кажется, будто открывается дверь в совершенно другой мир. Полагаю, так оно и есть.

— Они… нормальные?

Он смеется. Скрипучим и металлическим смехом, от которого у меня сжимаются челюсти.

— Нормальные? Не более нормальные, чем ты. Скажи, Ленор, тебе стыдно за то, что ты ведьма?

Я с трудом сглатываю.

— Нет.

— Но ты лжешь. Почему?

— Почему я лгу?

— Да

— Не знаю…

— Ты боишься меня. До сих пор. После всего, что я для тебя сделал. Я уже дважды спас тебе жизнь, разве это не заслуживает доверия? Не жду, что ты будешь любить меня, дорогая, но рассчитываю на уважение.

Поджимаю губы, мой взгляд скользит по ране, задаваясь вопросом, останутся ли шрамы впервые за долгое время, или все будет так, словно ничего не случилось. Но, конечно, я никогда этого не забуду. Никогда не забуду, что за зверь живет внутри Солона.

Теперь я знаю, на что он способен.

Знаю, что он хочет моей смерти.

Выкидываю эти мысли из головы. Я пока не готова думать о том, что будет с нами. Не хочу смотреть правде в глаза.

— Как ты исцелил меня? — спрашиваю я снова. — Что это был за ритуал? Чья это была кровь? Что это за существа среди деревьев, гибриды скелетов?

— Ученики.

— Твои?

— Нет, — мягко говорит он. — Они не принадлежат мне.

— Кому тогда?

— Темному, — говорит Джеремайс, устремляя на меня холодный пристальный взгляд, вздернув подбородок, словно провоцируя. Но я не нахожу ничего смешного в этом имени. Оно вызывает страх прямо у основания моего черепа, пробуждая панику.

Темный.

Даже думать об этом не хочу.

Я помню, как глаза Джеремайса стали желтыми, как у змеи, а ноги превратились в копыта. И помню почерневшую, обжигающую кровь.

О, боже.

— Бог не слышит тебя здесь, Ленор, — говорит Джеремайс с убежденностью, которая пробирает меня до костей. — И он не сможет тебе помочь. Твой бог позволил бы тебе умереть от рук этого вампира. Но Темный всегда может помочь, если знаешь, как его позвать. И ты это сделаешь. С практикой получится.

Он наклоняется ближе, и я чувствую вонь разложения в его дыхании.

— Ты знала, что он мог спасти твою подругу Элль? Что она не была обязана умирать?

Мое сердце колотится в груди.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Как ты смеешь произносить ее имя.

— Ты заслуживаешь знать правду. Ты могла превратить ее в вампира. Ты вообще думала об этом?

Мой рот открывается, и я тут же его закрываю.

— Думала. Конечно, думала. Но Солон остановил меня. Потому что я бы превратила ее в монстра, — похожего на него.

— Нет, Ленор. Твоя сила — это намерение. Намерение — основа всего колдовства. Ты можешь превратить любого в вампира, и он не сойдет с ума. У тебя есть эта способность, благодаря двойственности. Ты же знаешь, что тебя ценят. Твою кровь. Как думаешь, почему Скарде хочет уничтожить тебя?

Смотрю на него, пытаясь сложить все воедино, придать этому смысл. Все, что он сейчас сказал об Элль, что я могла бы спасти ее… не могу. Даже не могу допустить этой мысли, потому что чувство вины сожрет меня заживо, мысль о том, что она все еще могла быть жива. Стать вампиром. Жить со мной в одном доме.

Мое сердце разбивается вдребезги.

Я отбрасываю эти мысли в сторону.

— Потому что у меня есть сила уничтожить его, — в конце концов, говорю я.

Он холодно улыбается мне.

— Столько уверенности у той, кто отвернулась от магии. Нет, Ленор. Ты одна не сможешь уничтожить его, но нужна в этом процессе. Однако не это причина. Ты можешь разрушить все, что он сделал. Он создает армию, безумную и чудовищную, но контролирует их. Вампирам было запрещено создавать новых с помощью укуса, потому что это слишком опасно. Слишком опасно для всех, кроме него. Но ты, ты, Ленор, можешь это сделать. Ты можешь создать свою собственную армию, из рациональных, здравомыслящих вампиров. Больше никаких монстров. Разве это не прекрасно?

Его слова сыплются на меня как снег на голову, требуется время, чтобы осознать.

Что я могу?

Создать свою собственную армию, разумную?

Я могу создавать вампиров, которые не превратятся в зверей?

— А… — я облизываю губы, пытаясь переварить: — Солон знает это?

Если да, значит, он использовал меня все это время, и…

Джеремайс пристально смотрит на меня, обдумывая. Как будто ответ больше, чем «да» или «нет».

— Нет, — в конце концов, отвечает он, и мое сердце трепещет от облегчения. — Не знает. Но если бы ты сказала ему, это изменило бы всю ситуацию.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, он знает, что ты каким-то образом поможешь победить его отца. Ты хочешь, чтобы тебя втягивали в это?

Я устраиваюсь поудобнее на мху, ноги начинают сводить судорогой, и плотнее запахиваю халат.

— Я сделаю все, помогу ему победить Скарде, готова ради него на что угодно. А что еще более важно, его отец пытался убить меня. Я этого не забуду. Я держу обиду.

Его губы изгибаются во что-то похожее на улыбку.

— Хорошо. Потому что именно так и было предсказано.

— О чем ты говоришь?

— Я же сказал, что видел будущее.

Непонимающе смотрю на него.

— Ну? И?

— Ты будешь играть важную роль, Ленор. Вопреки желанию Абсолона.

— Что это значит?

— Это значит, — говорит он с терпеливым вздохом, — что ты нужна ему, но тот попытается всеми силами удержать тебя подальше. Когда придет время, увидишь.

Я хмурюсь.

— Ты специально говоришь загадками или..?

— Нет. Я вижу будущее, но оно основано на чувствах, а не на видениях и не на деталях.

— Замечательно, — бормочу я.

— Я не уверен, что ты понимаешь масштаб произошедшего, и того, что вот-вот случится, — говорит Джеремайс, поднимаясь на ноги. Я смотрю на его ноги — теперь ботинки, а не раздвоенные копыта — поднимаю на него взгляд. — Человек придет за вами. Вы должны пойти с ним. Вместе сможете помочь уничтожить Скарде. Не зазнавайтесь, его нелегко убить. Для выполнения задания потребуются все силы.

— Задания? — повторяю я. — Уничтожить? Ты понимаешь, как безумно это звучит?

Джеремайс прищуривает глаза, и вспышка желтого скользит по зрачкам, заставляя меня вздрогнуть, и я чувствую тошноту в животе.

— Знаю, что все это кажется тебе шуткой, но уверяю, если ты не отнесешься к этому серьезно, то осознаешь все уже слишком поздно. Ты не восприняла превращение своего возлюбленного всерьез, и посмотри, куда это тебя привело.

Бесит, что он намекает, будто я навлекла зверя на себя, хотя в некотором смысле это правда. Ну, я не сбежала, когда Солон сказал мне это. Вместо этого позволила ему продолжать трахать меня. Я хотела зверя.

— Прислушайся к словам, дитя мое, — говорит он, протягивая руку. — Скоро настанет время расплаты, и это не произойдет без тебя. Ты нужна для уничтожения Скарде.

— Почему ты не можешь этого сделать, если вы дружите с Темным, да и сам такой могущественный? — спрашиваю я без раздумий, игнорируя его руку.

Его взгляд мог бы разрезать стекло.

— Я пытался, — осторожно говорит он. — Как видишь, не добился успеха. До Скарде нелегко добраться, даже мне.

— А Темному?

«Осторожнее», — в моей голове звучит голос Джеремайса, и я вижу серьезное предупреждение в его обсидиановом взгляде. — «Не подавай ему идей. В конце концов, это его шоу».

Что, черт возьми, это значит?

— Теперь, — говорит Джеремайс громким и веселым голосом, поднимая меня на ноги, — думаю, ты готова отправиться в путь.

— Подожди, — произношу я, чувствуя легкий приступ паники, как будто ничему не научилась, как будто все происходит слишком быстро. — Я не хочу… мне понадобится вновь увидеть тебя.

— Увидишь.

— Мне нужно, чтобы ты показал, на что я способна, — говорю ему, внезапно чувствуя себя застенчивой. — Я боюсь своих сил, боюсь даже пробовать.

— Знаю, — соглашается он. — Иди к своему колодцу, и я буду там.

«Да, будешь, но с темной магией».

— Темная — лучшая магия, какая только есть, — продолжает он с ухмылкой на своем постоянно меняющемся лице. — Ты выросла в мире света, и посмотри, во что вляпалась.

— Мама, — заикаюсь я. — Моя мама. Элис. Которую я никогда не знала. Вампирша.

Он замирает.

— Да?

— Какой она была?

Джеремайс мгновение пристально смотрит на меня, прежде чем глубоко вдохнуть через нос, его грудь поднимается.

— Она была… хорошим вампиром.

— Я слышала, она убила мою тетю.

— Ну, это и делают вампиры, не так ли? Убивают людей.

— Ты любил ее?

Он печально улыбается мне, глаза темнеют.

— Любил.

— А она тебя?

Пауза.

— Уверен, что да. В глубине души, возможно, даже если не осознавала.

Ох. Видимо, это слишком серьезный разговор.

Мне больше не хочется задавать никаких вопросов.

Позади раздается торопливый звук, привлекающий мое внимание. Я оглядываюсь через плечо и вижу, как ведьмы в белых платьях и с растрепанными черными волосами выходят из леса и разбегаются в разные стороны, как будто их что-то напугало. Они ныряют в норы в земле и исчезают.

— Что происходит? — спрашиваю я. — Куда они?

— Тебе пора уходить, — говорит Джеремайс отрывистым голосом. — Истребители обеспокоены. Тебя нужно вернуть.

— Истребители? — повторяю я.

Затем мир рушится.