Кровавая любовь

Глава 1

Ленор

Наши дни

— Извините, мисс. Вы в порядке?

Конечно. Я просто забыла, как дышать, вот и все.

Поднимаю голову и оглядываюсь через плечо, увидев мужчину в тяжелом пальто и с неухоженной бородой, а на его лице следы недоброй жизни. Он смотрит на меня с беспокойством, и, видимо, не зря. То, что этот незнакомец волнуется обо мне, означает, что я выгляжу как-то не так.

Быстро улыбаюсь ему, хотя снаружи меня трясет, а внутри я кричу.

— Все в порядке. Спасибо.

Вранье. Все это ложь.

Мгновение он наблюдает за мной, все еще оставаясь в тени переулка. Не знаю, как я оказалась так близко к району Тендерлойн, наверное, не обращала внимания на то, куда иду. Когда вышла из дома, я была в состоянии сна, мне был безразличен путь, лишь бы добраться до воды. По какой-то причине думала, что вид залива Сан-Франциско успокоит мое сердце, очистит разум и напомнит, что я все еще та Ленор Уорвик, которую знала всю свою жизнь. Что все еще остаюсь собой, независимо от того, кто я сейчас, независимо от того, что сделала.

Но прогулка привела меня к районам города, которых, как известно, большинству людей следует избегать, особенно ночью. И теперь нахожусь во власти полномасштабной панической атаки, застыв на месте, прислонившись к грязному зданию и пытаясь дышать. Неважно, что технически я могу обходиться без воздуха нечеловеческое количество времени, благодаря моей вампирской крови. Неважно, что есть заклинание, которое защитит от таких атак, благодаря моей ведьминой крови.

Нет, все, что имеет значение, это то, что прямо сейчас мне кажется, что я вот-вот умру. Все рациональные мысли покинули голову. Я чувствую лишь страх, этот удушающий, давящий ужас, что больше никогда не смогу сделать глубокий вдох, что мое сердце вот-вот разорвет кожу, и рухну на усыпанную шприцами землю. Мне все равно, что какой-то бездомный парень наблюдает, как я истерю прямо на улице.

Ладно, на это не все равно. Мозг отвлекается, сосредотачиваясь на нем. Я его особо не боюсь, но я девушка двадцати одного года, забрела не в тот район, разговариваю с прохожим, да еще и на грани истерики.

Пытаюсь выпрямиться и оттолкнуться от стены, чувствуя при этом сильное головокружение. Хочу достать свой телефон, нажать большим пальцем на цифровую кнопку в приложении для панических атак, в котором напоминают, что все это у меня в голове, но не хочется размахивать айфоном.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — снова спрашивает мужчина, шаркая вперед.

Быстро киваю, поджимая губы. Кажется, я ему помешала, нужно все уладить. Лезу в свою сумочку через плечо и быстро роюсь на дне, собирая рассыпанные монеты и несколько купюр. Не знаю, сколько у меня есть, но делаю шаг к мужчине и протягиваю руку.

— Вот, может быть, пригодится, — говорю я.

Мужчина выглядит удивленным и протягивает ладони, я бросаю в них деньги, в основном четвертаки и пятидолларовую купюру.

Прежде чем он успевает поблагодарить меня, я разворачиваюсь на каблуках и быстро иду по улице, позволяя адреналину нести меня вперед.

«Ты дышишь», — напоминаю я себе, повторяя то, что обычно говорят мантры из приложения для панических атак. — «Доверяй своему телу, оно подышит за тебя. Твое тело поддерживает в тебе жизнь. Да и вообще, тебя трудно убить».

Ладно, последние слова там не говорят. Но именно потому, что меня так трудно убить, у меня в первую очередь возникают эти приступы паники.

Добираюсь до Маркет-стрит и отгораживаюсь от огней, звуков и толпы, пока не оказываюсь рядом с паромом, перегибаюсь через перила и смотрю, как темные волны хлещут накатывают на причал, а над головой простирается ночное небо. Несмотря на то, что на улице холодно и вода неспокойная, в этом есть нечто успокаивающее, как будто вода забирает мою плохую энергию и смешивает ее.

Адреналин начинает покидать мое тело, как медленно сдувающийся воздушный шарик. Скоро я буду так измотана, что придется ехать домой, вызвав Убер. Но мысль о том, чтобы оказаться наедине в машине с незнакомцем, тоже вызывает панику.

Месяц назад я была похищена вампиром. Хотите верьте, хотите нет, но это был второй раз, когда меня похитил вампир в этом году. Его звали Яник, и он напал на меня средь бела дня, когда папа вез меня через Хейз-Вэлли. Мы были всего в нескольких кварталах от дома родителей, застряли в пробке, когда это случилось. До сих пор не могу забыть его лицо. Не могу перестать видеть, как Яник подошел к машине, и мой отец, мой добродушный отец, спросил его, из-за чего пробка, а потом Яник опустил голову, чтобы я его увидела, и…

Его глаза… его черные, бездонные глаза, в которых таилось лишь зло.

Я продолжаю видеть это в своей голове. На папу нападает Яник, потом идет за мной, пытаюсь убежать, но не могу, полностью теряю сознание. Мир скользит, вращается и становится черным, погружаясь в какое-то зло.

Позже я убила Яника. Подожгла его с помощью силы, которую до сих пор не понимаю (и с тех пор не смогла повторить это. Но тогда я боялась, что мой отец мертв, чувствовала себя такой безнадежной, бессильной и потерянной, — это тоже одна из причин, по которой у меня продолжаются приступы паники.

Потом все стало хорошо. Я провела две недели с Солоном в Шелтер-Коув, его отдаленном и очень уединенном прибрежном поместье к северу от города, возвращая себя к жизни, исцеляясь океанским волнам и руками Солона. Потом мы вернулись сюда, я официально переехала в комнату Солона, и…

Начались приступы паники. Сначала снились кошмары, те, когда просыпаешься вся в поту, а потом они начали превращаться в дневные кошмары, как будто я переживала все это снова, наяву.

Достаточно сказать, что для меня все было не так радужно. Я пытаюсь разобраться не только со случившимся, но и со всем остальным дерьмом, которое произошло за последние несколько месяцев. Травма за травмой. Сначала меня схватили Солон и Эзра. Они держали меня в плену в подвале. Затем узнала, что я вампирша, и прошла через Перерождение. Все это было сущим пустяком по сравнению с моей стычкой с истребителем вампиров Атласом По, который убил мою лучшую подругу Элль. Потом узнала, что я дочь знаменитого злого колдуна по имени Джеремайс. Затем напала на своего бывшего, Мэтта, в приступе жажды крови, и Солону пришлось убить его. В конце концов, Яник похитил меня по приказу Скарде, жуткого короля вампиров, отца Солона и заклятого врага, и я сожгла насмерть его вместе со слугами Темного ордена.

Так что, да, я пережила много дерьма, вдобавок к тому факту, что вся моя жизнь была ложью, и будущее навсегда изменилось. Нельзя просто узнать, что ты одновременно вампирша и ведьма, и ждать, что все вернется на круги своя.

Но… Я хочу, чтобы все вернулось на круги своя. Очень. Я люблю Солона, правда люблю, и мне нравятся Вульф, Аметист и Ивонн (все еще не уверенна насчет Эзры). Мне нравится ощущение обретенной семьи в этом доме, каким бы жутким оно ни было временами. Скучаю по своим родителям, по их старым версиям, а не по ведьмам, убивших моих биологических родителей. Скучаю по временам, когда жила в квартире под ними, поднималась выпить кофе, пока папа болтал о своей бороде. Я скучаю по тому, как проводила будние вечера за изучением искусства древней Месопотамии, по выходным с Элль в «Монастыре» и по тому, как мне было одиноко. Хочу проснуться с похмелья и отправиться в «Солт энд Стро» за углом, чтобы купить клубнично-целительное мороженое. Я скучаю по своим гребаным татуировкам. Скучаю по нормальной человеческой жизни, черт возьми.

В мгновение ока все просто… исчезло. У меня не было времени по-настоящему осмыслить это, и теперь, вернувшись в дом, оставив родителей, я осваиваюсь в этой новой жизни с Солоном, непонятной жизни, и постоянно чувствую, будто что-то сделала не так.

Отсюда и панические атаки. Сегодня вечером я ужинала с Аметист (потому что моя человеческая сторона контролирует аппетит), а вампиры были в клубе «Темные глаза» и пили со своими приятелями-кровососами. Резко я почувствовала, что стены словно давят на меня. Поэтому сказала Аметист, что прогуляюсь, что мне нужно подышать свежим воздухом и побыть одной, и она покорно позволила мне выйти из дома. Я знала, что если доберусь до воды, до залива, то снова смогу дышать.

Но даже несмотря на то, что я просто хотела побыть одна, знаю, что не одинока.

Потому что внезапно холод окутывает мою спину. Словно ледяные крылья касаются моих волос, плеч, позвоночника. Это признак вампира, но в моем случае я точно знаю, какого именно, потому что волосы на руках встают дыбом не от страха.

Солон.

Мой вампир.

— Я могу обидеться, если ты продолжишь убегать, — раздается его голос, такой же холодный, как проносящийся мимо океанский воздух.

Я вздыхаю, глядя на огни на мосту через залив.

— Я могу обидеться, если ты будешь преследовать меня, куда бы я ни пошла. — Медленно оборачиваюсь и смотрю на Солона. — Ты же помнишь, что у нас отношения, верно? Тебе не нужно следить за мной.

Он не улыбается. Я и не ожидала от него этого. Но в его голубых глазах мелькает слабый огонек, пока тот оценивает меня. Я оцениваю его в ответ. Как обычно, замираю от того, насколько он не от мира сего красив. Знаю, об этом думает каждая влюбленная девушка, когда смотрит на своего возлюбленного, особенно когда отношения вот-вот начались. Да и на вампира, особенно на того, кто похож на него.

В сером шерстяном пальто и дорогом темном костюме под ним (его стандартная униформа, когда он развлекается в «Темных глазах») Солон выглядит безумно собранным, олицетворением классики и силы, с чувственным намеком на элегантность в позе, как будто он способен вцепиться в яремную вену прежде, чем человек успеет открыть рот, чтобы закричать. У него черные брови, изогнутые дугой над глазами, создающие тени, из-за чего синева радужек кажется более резкой, а взгляд неумолимым. Черные длинные волосы, которые всегда идеально обрамляют его лицо, демонстрируя широкий лоб, вздернутый нос, сильную челюсть и подбородок с пухлыми губами, от которых глаза закатываются, когда он доставляет ими удовольствие.

Однако в данный момент он держится на расстоянии. В некотором смысле, трудно поверить, что этот мужчина влюблен в меня. Я не имею в виду, «о, горе мне», как мог этот смехотворно горячий, умный, смертельно опасный многовековой вампир влюбиться в меня, ведь я всего лишь обычная студентка колледжа. Хоть Солон и сказал, что влюблен в меня, он не из тех, кто говорит это так часто. Нет, я не ожидала, что тот будет осыпать меня признаниями в любви, потому что это правда не в его стиле, но все равно… появилась стена, которой раньше не было.

Или, может быть, она всегда была там, и ему приходится с усилием стараться. Может быть, влюбленность не является для него чем-то естественным, может, он над этим продолжает работать.

Солон поднимает руку и деликатно постукивает пальцами по виску, его глаза горят огнем.

— Ты слишком много думаешь, — говорит он тихим голосом с тем мягким акцентом, который колеблется между британским и американским.

— Почему у тебя британский акцент? — спрашиваю его, меняя свои мысли прежде, чем тот успевает их прочитать. Последнее, что мне хочется, чтобы он знал, — как я анализирую, любит он меня или нет. Наши отношения только начались, и уж точно нельзя быть слишком настойчивой. Боже, вот об этом еще не хватало беспокоиться.

Он слегка наклоняет голову, как птица. Хищная птица.

— Акцент?

— Да. Должен быть скандинавский или что-то в этом роде.

— Я провел много времени в Англии, — отвечает он через мгновение. — Я уже говорил тебе об этом.

— Сколько «много»? Ты имеешь в виду, например, как когда Мадонна переехала в Лондон, а через полгода у нее появился акцент или..?

— Двести лет, — просто отвечает Солон. — Достаточно, чтобы перенять акцент. — Он замолкает, пробегая взглядом по моим чертам. — Почему ты убежала от меня?

— Я не убегала от тебя, — возражаю ему, скрестив руки на груди, защищаясь от ночного воздуха, и прислоняясь спиной к перилам. — Ты был внизу. Я захотела выйти из дома.

— Надо было сказать мне.

— Я не собираюсь говорить тебе каждый раз, когда куда-то иду, — огрызаюсь я, отчасти потому, что упрямая. — Ты мне не доверяешь?

— Это не вопрос доверия, моя дорогая.

— Значит, это просто старое доброе чувство собственничества? — спрашиваю я непонятным сердитым тоном. Мне просто захотелось подышать свежим воздухом, черт возьми. Побыть одной. В этом доме никогда не остаешься одна, там всегда кто-то есть, и даже когда нет, люди с картин на стенах наблюдают, или тебя окружают призраки. Конечно, я их не вижу, но знаю, что они там. Это притон для сверхъестественного.

Он пристально смотрит на меня.

— Немного, да. Но, серьезно, не думай, что я не буду беспокоиться о тебе.

— Не нужно беспокоиться, — говорю я, хотя это звучит как ложь. Для пущего легкомыслия добавляю: — И не называй меня Ширли¹.

Его лоб морщится.

— Что? Кто такая Ширли?

— О, ты посмотрел все серии «Улицы сезам», но никогда не видел «Аэроплан»?

Солон продолжает пристально смотреть на меня, и я уже готова начать объяснять, что это его любимый вампир граф фон Знак из «Улицы сезам», когда он пожимает плечами.

— Просто потому, что у вампиров есть все время в мире, это не значит, что они смотрели все известные человеку фильмы. А вообще, — говорит он, делая шаг ко мне довольно угрожающе, от чего у меня внутри бабочки машут ледяными крылышками, — только потому, что ты сбежала от Яника, не значит, что тебе повезет в следующий раз.

Я складываю руки на груди, пытаясь защититься от холода, который приносят его слова.

— Прекрасный способ вселить в меня уверенность, Солон.

— Это моя работа — вселять в тебя уверенность? — с любопытством спрашивает он, вглядываясь в мое лицо.

Я открываю рот, а затем закрываю его, пытаясь подобрать слова.

— Это не твоя работа, нет, но… ты все равно придаешь мне уверенности. И когда дело доходит до вампиризма, ну, это вроде как твоя работа — учить меня, верно? В конце концов, ты меня похитил.

— Ты будешь поднимать тему о том, что я тебя похитил, до конца вечности, да? — Его губы изгибаются в мягкой усмешке.

— Абсолютно, — отвечаю ему. — Мы еще не квиты. Не припоминаю, чтобы ты извинялся.

— Я сказал, что сожалею, — криво усмехается он. — И это извинение кое-что значит, просто чтобы ты знала. Одна вещь, которой ты научишься с годами, — как не разбрасываться извинениями. Люди в наши дни, особенно молодежь, особенно женщины, извиняются за слишком многое. Нужно говорить эти слова только тогда, когда действительно имеешь их в виду.

Есть одна черта в Солоне, которая немного похожа на человеческую, но не столько из-за того, что он мужчина, сколько из-за его восьмисотлетнего жизненного опыта. Я называю это «вампиропониманием». Вульф, его подельник по братству вампиров, тоже в этом хорош.

— Никогда не задумывался о том, чтобы написать книгу по самопомощи? — спрашиваю я, с трудом сдерживая улыбку. — Что-то вроде «Вампиры не извиняются»?

Его глаза искрятся весельем.

— Как путеводитель для недавно умерших?

— Значит, ты видел «Битлджус», а «Аэроплан» нет? — Смеюсь, отводя взгляд. Качаю головой, когда все прежние чувства захлестывают меня. — Я не хочу, чтобы ты беспокоился обо мне, — говорю я торжественно. — Но, может быть, так нужно. Просто… я не знаю, что со мной происходит.

— Ты все еще в процессе Становления, — объясняет он с нежностью, которая почти выводит меня из себя. — Вот, что с тобой происходит. Ты сталкиваешься, как некоторые могли бы сказать, с проблемами роста. — Солон делает еще один шаг, пока не оказывается прямо передо мной, двигаясь со сверхъестественной плавностью, и кладет руку мне на щеку. Мои глаза закрываются. — Ты скорбишь, моя дорогая. Из-за потери прежней жизни. Из-за потери друзей. Это совершенно нормально.

Мне удается покачать головой, не открывая глаз, сердце переполняется чувствами.

— Все это ненормально, Солон. Ничего из этого.

— Горе — это нормально, — тихо говорит он. — Для людей, вампиров, животных. Горе постоянно присутствует в нашей жизни. Этого не избежать. И чем дольше ты живешь, тем больше горя увидишь. Поверь мне, лунный свет, это только начало.

Я с трудом сглатываю и открываю глаза, слезы повисают на ресницах.

— Вау, мне стало лучше.

Солон не понимает сарказма, хотя сам владеет им в совершенстве.

— Я говорю тебе правду только потому, что ее и знаю.

— Говорит парень с секретной комнатой, полной черепов.

— Это уже не секрет. Я для тебя открытая книга, Ленор.

Я тихо смеюсь, и его рука исчезает с моего лица.

— Да? Тогда скажи, что происходит между нами. К чему такая дистанция? Мы вернулись из Шелтер-Коув всего пару недель назад, и… кажется, что все уже меняется.

— Все меняется, — непреклонно говорит он. — Ты меняешься. Мы меняемся. То, кем мы являемся друг для друга, меняется с каждой секундой дня. А наша связь становится только крепче.

— Тогда почему мне кажется, что ты держишься в стороне?

— Ты в моей постели каждую ночь, нет?

— Секс — это не решение всех проблем.

Он приподнимает бровь.

— Говорит девушка, трахающая меня каждый день.

Эта вульгарность застает меня врасплох. Мне нравится, когда его маска немного спадает и проступает намек на зверя.

— Послушай, — говорю ему, чувствуя, как все больше эмоций выплескивается на поверхность. Теперь я просто ходячая бомба замедленного действия. — Я просто… я не хочу быть слишком настойчивой. Но мне нужно немного уверенности, особенно когда половину времени кажется, что мой мир перевернут с ног на голову.

— Уверенности в чем?

Мгновение я тупо смотрю на него. Боже мой, иногда он такой глупый. Полагаю, прожив столетия, не становишься мудрее, когда дело касается женщин.

Я набираюсь храбрости, ненавидя себя за то, что он заставляет меня говорить это.

— Не знаю. В нас. Я влюблена в тебя, и, хотя ты сказал мне то же самое, я больше не уверена. Боюсь, что ты передумал.

Солон медленно моргает, глядя на меня.

Я вздыхаю, опуская взгляд на свои ботинки, чувствуя, как краснеют щеки.

— Передумал? — повторяет он.

— Неважно, — быстро говорю я. — Просто забудь об этом.

— Я правда люблю тебя, — говорит он в горячем порыве, его голос срывается, глаза становятся дикими. От этих драгоценных слов у меня внутри взрывается фейерверк. — Но для меня это тоже в новинку. Любить кого-то, любить тебя. Я не создан для этого, поверь. Мое сердце не создано. Не думаю, что у вампиров есть сердце, особенно у таких, как я.

Он протягивает руку, его пальцы прижимаются к моему подбородку, приподнимая его так, чтобы я встретилась с ним взглядом.

— Ты моя на веки вечные, Ленор, и это никогда не изменится. Пожалуйста, прости, если не показываю этого, если говорю это не так часто, как следовало бы. Просто знай, что я чувствую это. Я чувствую. Это черное сердце принадлежит только тебе, моя дорогая.

Он берет мою руку и прижимает ее к своей груди.

— Оно делает все, что в его силах.

Черт возьми. Судя по весомости его слов, по тому, как он пристально смотрит на меня, словно копается в душе, я чувствую себя идиоткой, сомневаясь в нем.

— Прости, — шепчу. — Я…

— Ш-ш-ш, — перебивает он, касаясь своими губами моих. — Что я говорил насчет извинений?

Затем Солон целует меня, его губы и язык говорят больше, чем когда-либо могли бы сказать слова. Мое тело тут же расслабляется, вся паника, напряжение и страх, которые я носила внутри себя, рассеиваются. Вожделение создает идеальную растопку, разжигая пламя, пока по моим венам не начинает течь жар. Мир исчезает, я теряюсь в медленном, чувственном скольжении его языка, в том, как сильно он сжимает мои волосы.

Во мне течет его кровь, в нем течет моя. Я никогда не чувствую себя цельной, пока наши тела каким-то образом не соединяются. Я сказала, что секс — это не решение всех проблем, и по-прежнему придерживаюсь этого мнения, но нельзя отрицать тот магнетический способ, которым мы сливаемся воедино. Иногда кажется, что этого слишком много.

Не знаю, как долго мы стоим там, на пристани, целуя друг друга. Я чувствую себя подростком, словно могу просто целовать этого мужчину часами напролет, поддаваясь мягкому, томному дразнящему прикосновению его губ.

Затем я чувствую мокрые брызги на своих волосах и отстраняюсь, чтобы посмотреть вверх, на лоб падает крупная дождевая капля. В начале недели у нас было два жарких дня, но видимо, что это было просто ложное начало лета, как обычно.

— Пойдем, — говорит Солон, хватая меня за руку и вглядываясь в темные облака. — Пора возвращаться. Я оставил своих гостей.

Я пристально смотрю на него.

— Ты бросил их, чтобы прийти за мной?

— Конечно. Ты для меня важнее всего. Не они. — Пока эти слова доходят до меня, Солон поворачивается и машет рукой в воздухе, создавая пламя. Я быстро оглядываюсь по сторонам, чтобы посмотреть, не наблюдает ли кто-нибудь — это невозможно знать наверняка. Похожий на вампира чувак, создающий пламя прямо в воздухе, привлечет внимание даже самого обдолбанного шизика. — Никто не видит, — добавляет он, заметив мое настороженное выражение лица. — Обычному человеку дверь не видна.

— Мы же будто растворимся в воздухе.

— Я позволяю людям видеть только то, что нужно, — говорит он расплывчато, и я догадываюсь, что это какая-то заимствованная магия.

— Знаешь, — говорю ему, — я не хочу проходить через это.

— Почему?

— Потому что последние пару раз, когда я пыталась войти в «Черное солнце», мне казалось, что кто-то наблюдает. Следит. Там. Это слишком пугало, что мне пришлось уйти.

— Ну, вероятно, это был я, — говорит он. Затем одаривает меня мимолетной улыбкой. — Тогда мы сделаем это скучным способом. Убер.

Я усмехаюсь.

— Скучным? Ты забыл, что велел Эзре похитить меня на Убере?

— Снова поднимаешь эту тему? — спрашивает он, но хватает меня за руку и сжимает ее, пока мы идем под дождем.