Селена
Сцена — старая потрепанная платформа, преображенная пышными красными занавесями и яркими прожекторами. Сколько Макбетов погибло здесь? Сколько Гамлетов? Я жду за кулисами, прислушиваясь к шепоту публики. Мурашки бегают по моим рукам.
— Расслабься, — прошептал мне голос наставника. — Ты выступишь великолепно.
Очень на это надеюсь. Я готовилась к этому моменту всю свою жизнь. На мне надето шелковое платье, прикрывающее мою грудь и бедра, для скромности, и в то же время оставляя мои ноги обнаженными ниже середины бедра. Откровенный наряд меня не беспокоит, но без оружия я словно голая. С шестнадцати лет у меня всегда было при себе оружие. Я часто засыпала, баюкая свою любимую игрушку — деревянный кол.
— Это твоя самая главная роль. Твое решающее представление, — сказал мой наставник. — Если ты потерпишь неудачу, то заплатишь слишком высокую цену. — Он понизил голос. — Не подведи меня.
Я не подведу. После сегодняшнего вечера моя жизнь будет висеть на волоске, но в этом нет ничего необычного. Так было всегда. Я ждала, плакала, переживала, боролась, жила, дышала и была готова умереть ради этого мгновения. Обучение требовало от меня всего, и я отдала ему все силы. Что бы ни случилось после сегодняшней ночи, это было задумано давным-давно, моя роль в этом заговоре создана специально для меня. Я рождена, чтобы сыграть ее. Все в моей жизни вело к этому моменту.
— Готовность десять минут, — кричит одетый в черное человек из-за кулис. Его взгляд скользит по мне, словно я часть декорации. Я поднимаю подбородок и встречаюсь с ним взглядом, пристально смотрю, пока он не опускает глаза и не убегает. Разглаживаю свою прозрачную одежду и приоткрываю рот. Сегодня я отплачу ролью покорной, но не раньше, чем поднимется занавес. Не буду пресмыкаться перед этими тараканами. Я даже не склоняю голову перед своим наставником. Его забавляет моя демонстрация превосходства. Или, возможно, он думает, что моя альфа-сила защитит меня в моей последней миссии. В любом случае, он позволяет мне выйти перед всеми. Я была бы мертва, если бы он не поступил так.
Две тени скользят в глубине сцены. Я даже не оглядываюсь назад. Охранники здесь для моей защиты и для того, чтобы подтолкнуть меня на сцену, если я передумаю. В этом нет необходимости. Мне не терпится сыграть эту роль.
Этот старый театр давно уже не используется. Воздух здесь пыльный, затхлый. В зеленой комнате пахнет кислятиной, и запах только усиливается, когда вы спускаетесь по лестнице в подвал, заполненный клетками. Мой наставник быстро провел меня мимо них, приказывая сосредоточиться на конце пути. Какая-то часть меня хотела повернуться к клеткам, найти те, в которых кто-то есть, и сломать прутья. Освободить испуганных оборотней. В другой жизни это была бы моя миссия. Может быть, я выполню ее… если выживу.
— Они выйдут когда-нибудь на сцену? — спросила я, когда мы поднимались по лестнице, избегая сверкающих глаз.
— Часть из них, — ответил мой наставник. — Некоторые из них уже ждут, когда их заберут. — Он уловил мой гнев и отвращение и наклонился ближе. — Это извращение допускает Луциус Франжелико. Когда он сдохнет, мы исправим эту ситуацию.
Это лучшее, что можно было сказать. Когда я выйду на сцену, то буду думать только о короле, сидящем в зале. Конец его правления пошлет разрушительные волны сквозь его коррумпированное королевство.
Но сначала Луциус Франжелико должен умереть.
— Он здесь? Прямо сейчас? — спросила я Ксавье.
— Уже в пути, — ответил мой наставник. — Мои шпионы докладывают, что он прибудет вовремя. Как только он сядет, мы подадим сигнал, и твоя партия начнется.
Я сжимаю кулаки и заставляю их разжаться. Пришло время войти в роль. Я должна действовать безукоризненно, иначе не выживу.
Появляется еще одна фигура. Пожилая женщина выходит из зеленой комнаты, чтобы еще раз оценивающе взглянуть на меня. Я стою прямо и позволяю ей изучить меня. И даже опускаю глаза в пол, ведя себя как подобает покорной волчице.
Мои волосы заплетены в косу и заколоты на голове короной. Минимум макияжа: намек на тени, тушь для ресниц, румяна. И вполне достаточным, чтобы не слиться со светом, дерзким отпечатком вокруг рта: красной, красной помадой. Цвет крови и вампирских грез.
— Ты сразу же привлечешь его внимание, — промурлыкал мой наставник. — Он будет доволен. — Взгляд Ксавье скользнул по моей полуобнаженной фигуре. Я убеждала себя, что его внимание было безличным, как у доктора, но не могла не наслаждаться одобрением, сверкающим в его единственном глазу.
— А если он не клюнет на приманку? — переспросила я.
— Клюнет. Если не сегодня, то кто-нибудь из моих коллег купит тебя и выставит напоказ. Помаши им перед носом у Франжелико. Привлечешь ли ты его внимание зависит только от тебя. — Большие руки Ксавье сомкнулись вокруг моих, его хватка была жестокой и болезненной. Его пальцы оставляли синяки, которые я с благодарностью принимала. Обучение не допускало чувства комфорта или дружеского общения, напротив, оставляло много следов. Я воспринимала их, как поцелуи или объятия. Боль превратилась в удовольствие, и каждый синяк делал меня сильнее, словно затачивая оружие.
Ксавье усилил хватку, и я едва сдержала стон.
— Хорошая девочка, — сказал он, и мое настроение поднялось. Я не была уверена, хотел ли он сделать мне больно, пока не отступил назад и не позволил визажисту сделать ее работу. Когда она собиралась покрыть отметины гримом, он приказал ей оставить их. — Они бросаются в глаза. — Ксавье потрепал меня по подбородку. — Вспомни все, чему я тебя учил. — Я склонила голову, и одноглазый вампир ушел. Визажистка вздрогнула, я слегка улыбнулась ей в знак поддержки. Ксавье был страшен, большой, широкоплечий, как борец, с изуродованной частью лица, едва прикрытой повязкой на глазу. Он вырастил и обучил меня, особенно сосредоточившись на моей итоговой цели — мести. Его методы были жестокими и жесткими. Если бы он не дал мне возможности отомстить за мою убитую стаю, я бы его возненавидела.
Может быть, я действительно ненавижу его. В моем мире ненависть — это эмоция, которая не так уж далека от любви.
Визажистка быстро кивает и уходит, стуча каблуками по покрытой царапинами сцене. Глазами, направленными в пол, я не могу не увидеть следов оборотней: сброшенного меха, царапин на полу, где охранники заставляли оборотней выйти на сцену. Оборотней, которые теперь ждали в подвале, дрожа в клетках. Я не смогла спасти их сегодня ночью. Возможно, сделаю это позже, если выживу.
За кулисами кипит бурная деятельность, и на сцену выходит невысокий лысый мужчина в смокинге, сжимая в руках карточки. Он листает их, бормоча что-то себе под нос. — Лот девять, особый товар. Волчица, дрессированная, нетронутая. Не полукровка. — Он оценивающе смотрит на меня. С таким же успехом я могла бы быть куском мяса.
Делаю глубокий вдох и вхожу в образ. Кроткая, покорная волчица, обученная быть спутницей вампира.
— Франжелико не сможет устоять перед тобой, — сказал мне Ксавье, застегивая белый воротничок на моей шее. — Ты просто красавица. Это вовсе не комплимент. В моем мире красота — это оружие. Оружие, которым меня научили пользоваться.
Работник сцены протягивает человеку в смокинге микрофон.
— Пора, — говорит аукционист и машет мне рукой. Я делаю глубокий вдох, поднимаю голову и выхожу босиком на сцену.
Люциус
— Сир, как хорошо, что вы присоединились к нам. — Кланяющийся вампир приветствует меня, когда я выхожу из своего лимузина. Мои телохранители преграждают ему путь, затем я приказываю им отойти в сторону.
— Мне сказали, что здесь можно купить оборотня. — Я окидываю взглядом ветхое здание, пустой шатер.
— Да, да, все верно. — Данте усмехается и бежит к двери. — Первая половина аукциона закончилась, но как мне доложили, оставшиеся лоты великолепны. Самые сливки. Сюда, пожалуйста…
Я шагаю мимо угодливого вампира. Почему я обратил его? Все мои потомки в конечном итоге разочаровывают. Это мое проклятие.
Группы хорошо одетых вампиров незаметно наблюдают, как я прохожу мимо. Я и не мечтал, что проскользну незамеченным, а то, как Данте продолжает подпрыгивать рядом со мной и что-то бормотать, говорит о том, что с таким же успехом я мог бы идти освященный прожектором.
Театр старый, но в нем есть своя прелесть. Над моей головой горит стеклянная люстра. Красные занавеси сцены недавно почистили щеткой. Но даже сильный одеколон и духи, которыми пользуется вампирская публика, не могут перебить запах меха оборотня и страха.
Мне сказали, что оборотни идут на это добровольно. Отчаянно нуждаясь в защитнике, они соглашаются быть проданными вампиру для утоления жажды их кровью. Естественно, предостаточно готовых заплатить хорошие деньги за такую домашнюю зверюшку.
— Как видите, наша реконструкция только началась. Мы работали над сохранением целостности архитектуры 1920-х годов… — Данте резко обрывает свою экскурсию, когда я сажусь в кресло у прохода.
— Сир. — Он взмахнул руками перед собой. — Мы приготовили для вас место в середине прохода. Этот ряд не был заменен…
— Все в порядке, — я киваю своим охранникам, и они рассаживаются вокруг выбранного мной места. Шестеро лучших телохранителей, которых можно купить за деньги, с оружием, спрятанным под костюмами. Это охранники, которых люди могут видеть. У меня больше защиты, чем кто-либо может предположить. После тысячи лет попыток убийства человек учится планировать все заранее.
Данте порхает рядом, все еще пытаясь заставить меня пересесть на более просторное и новое сиденье. — У этих старых сидений пружины не очень удобные.
Он прав, в этот самый момент одна пружина впивается мне в зад.
— Я предпочитаю это место. — Я обращаю свое внимание на пустую сцену.
Пылинки пляшут в слишком ярком свете прожекторов. Занавески колышутся, и зал наполняется выжидательным шепотом зрителей.
Я вытягиваю ноги и игнорирую нервные движения рук Данте. Тот факт, что вампир хочет, чтобы я пересел, не ускользнул от моего внимания. Он все время оборачивается и сигналит кому-то на балконе.
Мои потомки что-то замышляют. Судя по тем усилиям, которые они приложили, чтобы организовать этот аукцион, их сюжет уже был в процессе исполнения.
Хотя неважно. За свою долгую жизнь я усвоил, что один удачный ход всегда очень похож на другой.
Теофилус, один из моих потомков, занимает место в нескольких рядах впереди меня. Он поворачивается и склоняет голову. Я наклоняю свою в знак признательности и подзываю его к себе.
— Сир, — говорит он, подходя ко мне, и кланяется. — Чем я могу быть вам полезен?
— Сколько аукционов здесь прошло?
Он оглядывает тускло освещенную комнату. — Довольно немало. Услышал о них всего несколько месяцев назад. Я тут в третий раз.
— И оборотни идут на это?
— Настолько охотно, насколько это возможно. — Он гримасничает. — Большинство из них — редкие виды. Без большого клана, способного защитить их, они становятся добычей более сильных оборотней.
— Значит, они согласны на это? — Я машу рукой в сторону сцены. — Разве лучше принадлежать вампиру?
— Я не оборотень, поэтому не могу знать. Я думаю, что жизнь в рабстве лучше, чем вообще лишиться ее.
Я плотно сжимаю губы. Большинство оборотней, которых встречал, предпочли бы быть свободными. В конце концов, они отчасти дикие животные.
— У вас есть еще какие-нибудь вопросы по поводу аукциона? — спрашивает Теофилус. Из всех моих потомков он менее всего склонен к заговору против меня, но это не значит, что он не примет в нем участие.
— Пока нет.
— Вы намерены участвовать в торгах, сир?
Я изучаю лицо Теофилуса в поисках намека на эмоции. Проявление интереса, надежды, всего чего угодно. — Я еще не решил. — Я загадочно улыбнулся.
— Вы можете быть приятно удивлены. Многие из этих оборотней от природы покорные. Обладание таким могущественным существом может быть волнующим.
— Об этом стоит подумать, — бормочу я.
— Когда ты живешь вечно, так мало остается новых удовольствий. — Теофилус смотрит на сцену и облизывает губы. Явное проявление предвкушения.
Возможно, в этих аукционах нет ничего мерзкого. При долгой жизни вампира легко поддаться скуке. Скука порождает все более глубокие извращения.
— Когда живешь так долго, как я, понимаешь, новых удовольствий не бывает, — говорю я. — Учишься обходиться старыми.
Теофилус склоняет голову. — При всем моем уважении, подумайте о том, чтобы принять участие в торгах сегодня вечером. Некоторые оборотни соглашаются на аукцион, но оказывают приятное сопротивление после того, как их покупают. Их подчинение обеспечивает месяцы развлечений, если вы выдержите.
— Месяцы? Ты меня удивляешь, Теофилус, — протягиваю я, поддразнивая его. — При наличии терпения профессионал может наслаждаться жертвой годами.
Он краснеет. — Эти оборотни долго не протянут. В конце концов, вы не сможете их обратить.
— Как скажешь, — делаю вид, что соглашаюсь. — Я полагаю, что лоск исчезнет через несколько недель. Или месяцев, если жертва особенная.
— Оборотни сильнее людей, но никто не может противостоять вампиру. В итоге они все сдаются.
— Да, — я снова обращаю свое внимание на сцену. — В итоге все сдаются. — Даже вампиры.
Проходит время, и я делаю вид, что не замечаю, как зрители изучают меня. Я поднимаю вверх пальцы. Сегодня вечером я буду сидеть на аукционе, изображая интерес. Через месяц я устрою вечеринку с избранным числом моих помощников. К тому времени буду знать, кто из моих потомков замышлял заговор против меня. У меня уже есть идея.
— Леди и джентльмены, прошу вас занять свои места. Совсем скоро начнется финальная часть аукциона.
Свет в доме гаснет, по комнате пробегает рябь предвкушения. Занавес раздвигается.
И появляется она.
Селена
— Лот девять, особый товар, — объявляет аукционист.
Я стою на маленькой платформе, глядя в океан белого света. Прожекторы ослепляют меня прежде, чем я успеваю опустить взгляд в пол. Я должна быть покорной. Идеальное маленькое домашнее животное для вампира.
— Женщина, оборотень, двадцать два года. Она обучена подчиняться, но… — аукционист замолкает и понижает голос. — Ее кровь ни разу не пролилась. Они никогда не была с мужчиной. Это правда, дамы и господа вампиры… она девственница.
Представляю ли я возбужденный ропот в рядах за огнями? Я начинаю слегка переминаться с ноги на ногу и выравниваюсь, прежде чем мои губы искажаются в презрении.
— Повернись, милая, покажись нам, — приказывает аукционист.
Я послушно поворачиваюсь, возвращаясь в свою изначальную позу. Слегка склоняю голову.
— Торги начинаются со ста тысяч, — объявляет аукционист. — Сто тысяч за эту чистую, нетронутую девственницу. Кто даст сто — да, вон там, сзади. Джентльмен в красном галстуке-бабочке. Кто-нибудь еще хочет владеть этим прекрасным образцом красоты оборотня? Кто даст двести… — Ставка повышается, подстегиваемая возбужденной болтовней аукциониста. Я щурюсь от яркого света. Сколько человек находится в зале? Десять? Двадцать? Сотня? Где-то, возможно, на балконе, Ксавье наблюдает за происходящим.
Но это не имеет значения. Я здесь только для одного вампира, для одного единственного. Луциуса Франжелико. Мне нужно заинтересовать его.
Я опускаю взгляд на сцену и стараюсь выглядеть кротко. Что заставит короля вампиров сделать ставку на меня? Я облизываю свои красные губы, и не могу заставить себя принять страстную позу. Не тогда, когда я хочу ударить кого-то за то, что он подвергает оборотней этому отвратительному действу.
Мои кулаки так и чешутся сжаться. Я заставляю свои плечи расслабиться.
Все это скоро закончится.
Люциус
Она вовсе не покорная.
Таково мое первое впечатление о прекрасной волчице. Она смотрит в пол перед своими босыми ногами. Всякий раз, когда аукционист упоминает о ее девственности, уголок ее рта дергается. Они одели ее в мягкую одежду из ничего, больше похожую на неглиже, чем на вечерний костюм. Что-то шелковистое, что так и хочется сорвать. У нее синяки на руках — признак того, что с ней грубо обращались, но в ней нет ничего хрупкого. Она высокая, соблазнительная. Амазонка с короной из белого золота волос.
Что-то в ней мне знакомо. Она поднимает голову и бросает свирепый взгляд во все углы театра, и воспоминание пропадает. Мое тело реагирует, кровь приливает к паху. Каково это — владеть таким существом? Каково приручить и овладеть ею?
Всем своим видом я выражаю скуку. Волчица искушает меня, вот и все. Что-то новое и забавное, чтобы на время отвлечься. Бессмертие превращает все, удовольствие и боль, во временное развлечение. Но эта волчица может заставить меня на некоторое время забыть об этом.
Кроме того, она похожа на кого-то, кого я когда-то знал…
Она облизывает накрашенные губы, стоя на сцене. Мои брюки становятся все теснее, а руки сжимаются в кулаки. Мой номерок лежит на полу рядом с ботинком. Должно быть, Данте оставил его там.
Сегодня я не буду участвовать в торгах. Хотя так заманчиво.
В ряду передо мной Теофилус откашливается. — Понимаете, что я имею в виду, сир?
— Да. — Я наклоняюсь вперед, чтобы снова рассмотреть волчицу. — Понимаю.
Селена
— Пятьсот, пятьсот, кто может дать пятьсот, — блеет аукционист, когда аукцион поутих. Он замолкает и почесывает подбородок. — Нет? Возможно, вам нужно больше аргументов.
Он машет кому-то за кулисами, и трое мускулистых рабочих сцены маршируют прямо ко мне.
— Что? — Я обращаюсь к аукционисту, но он упирается локтем в подиум, устраиваясь поудобнее, чтобы посмотреть. Первый подходит ко мне и дергает за ремень платья.
— Пора раздеваться, милая.
Моя рука дергается вверх прежде, чем я успеваю ее остановить. Я отталкиваю дышащего ртом подошедшего первым от себя, когда появляются два его приятеля и зажимают мои руки, прямо поверх синяков, оставленных Ксавье.
— Сука, — бормочет первый. Толстой рукой он хватает ремни, перекрещивающиеся на моей спине, и отрывает их. Одежда обвисает, обнажая мою грудь прямо в тот момент, когда я высвобождаю одну руку. Начинается моя разминка. Я наклоняюсь влево и пинаю мужчину справа прямо в пах. Он падает, и я рывком заставляю мужчину слева потерять равновесие. Я бью его кулаком в лицо и переворачиваю на спину. Он врезается в первого. Я приседаю в боевую стойку в центре трех сбитых головорезов.
Аукционист смеется.
— Леди и джентльмены, могу я получить аплодисменты за лот девять? — Театр наполняется приглушенным хлопаньем клюшек для гольфа. Мои щеки пылают. Я защищалась не как часть какого-то гребаного акта.
Так вышло. Бандиты вокруг меня зашевелились и поднялись на ноги. Аукционист машет им, и они, ссутулившись, уходят.
— Представление окончено, ребята, — объявляет аукционист. — Кто хочет пойти с ней домой сегодня вечером? Торги начинаются с пятисот тысяч.
Мое платье запутывается вокруг бедер. Я сбрасываю его и откидываю ногой.
— У нас есть живая девушка! Энергичная. У кого хватит сил, чтобы овладеть ею? Пятьсот тысяч долларов, и вы все узнаете.
Люциус.
Волчица стоит обнаженная на сцене, ее грудь тяжело вздымается. Исчезли всякие намеки кроткого рабства. Прядь волос выпадает из ее косы, и она торопливо убирает ее, глядя как будто в никуда.
Она просто великолепна. Если бы она принадлежала мне, я бы наслаждался, борясь с ней каждую ночь за доминирование.
Я не единственный, кто думает так же.
— Черт, — выдыхает Теофилус. В следующий раз, когда аукционист объявляет цену, он поднимает номерок. Я сдерживаю рычание.
— Теофилус, — огрызаюсь я, вкладывая в свой голос достаточно, чтобы заставить его резко повернуть голову. Я поднимаю руку ладонью вверх. — Отдай его мне.
Он повинуется, все вампиры вокруг торгуются за волчицу. Она стоит в зареве света, даже не пытаясь скрыть свое отвращение. Что заставило ее согласиться на аукцион? Похоже, она не как все.
Я подзываю Теофилуса. — Оборотни… если кто-то выкупает их, они получают часть денег?
Понимание озаряет его глаза. — Нет. Они становятся вашей собственностью, не получая ничего. Но их семье может достаться компенсация.
Это соответствовало той информации, которую мне дали о работорговцах оборотнями. Эти люди, как правило, бродячие оборотни, находили скрытые кланы оборотней и предлагали деньги за самых покорных в стае. Скорее всего, речь шла и об угрозах. Неужели эта волчица позволит себе участвовать в такой сделке? Возможно, она согласилась, чтобы деньги пошли ее семье.
Я откидываюсь назад, пока вокруг меня бушуют ставки. Загадка. Вторая догадка меня все больше интригует.
— Миллион, — объявляет кто-то цену. Я поворачиваюсь и смотрю через проход. Большой вампир с повязкой на глазу оглядывается на меня. Только пожизненный контроль над своими эмоциями удерживает меня от того, чтобы не выразить удивление.
Ксавье. Что он здесь делает? Наши пути не пересекались уже несколько десятилетий. Может быть, даже столетие. Он склонил голову в насмешливом признании. В последний раз, когда мы встретились врагами.
Все затихли, пока аукционист и зрители осмысливают его предложение. На сцене волчица дрожит, словно вспоминая, зачем она здесь.
И я вспоминаю, на кого она похожа. Ее лицо становится другим, беспризорным бесенком с облаком бело-золотых волос. Моя первая любовница-вампир. Возможно, единственная женщина, которую я когда-либо любил. Джорджиэнн.
Ксавье сверкнул клыками на меня с другой стороны прохода. Он так и не простил меня за то, что я отнял у него Джорджиэнн, а теперь он выхватит эту волчицу прямо у меня из-под носа.
«Она моя», — словно говорит его злорадное лицо. Бедная волчица. Ксавье всегда ломал свои игрушки. Если не ради забавы, то ради того, чтобы помешать кому-либо наслаждаться ими.
Я сжимаю номерок для торгов. Весь этот аукцион, появление Ксавье, волчица, похожая на оживший призрак Джорджиэнн — все это продуманный ход. Все подстроено. Так должно случиться. Слишком удобно.
Кто-то что-то задумал. Если мои отпрыски что-то задумали вместе с Ксавье, значит, их бунт уже за гранью прощения. Их жизням пришел конец.
Но если Ксавье действует в одиночку, тогда, возможно, будет интересно сыграть в эту игру. Спасти волчицу. Представить ее перед двором и заманить Ксавье в сети.
Как звучит поговорка? Держи своих друзей близко… а врагов еще ближе.
О да. Следующие несколько недель будут очень интересными. Я откидываюсь на спинку сиденья и поднимаю номерок.
Селена
— Миллион.
Кровь приливает к моей голове. Это был голос Ксавье. Он делает ставку на меня? Почему?
Я сжимаю руки перед собой, сдерживая дрожь. У меня не получилось? Я не могу потерпеть неудачу. Мне ничего не остается, кроме как двигаться вперед. Задача — соблазнить Франжелико.
Молчание затягивается, и мои нервы начинают сдавать. Ксавье не любит проигрывать. В этом я убеждалась снова и снова. Боль — великий учитель. Я достаточно сильна, чтобы выдержать это, но если потерплю неудачу, я не знаю…
Низкий голос нарушает тишину. — Десять миллионов.
Тишина опускается на весь театр, каждое существо, включая меня, затаивает дыхание.
Аукционист выглядит так, словно не может поверить своим ушам. — Д-десять миллионов. — Он вытирает лоб и оглядывает зал, закусив губу. Я жду, что он поднимет цену, но ошеломляющий скачок от одного до десяти миллионов лишил его дара речи.
Он стучит молотком и кричит. — Продано! Джентльмену с самыми глубокими карманами. Королю вампиров Люциусу Франжелико!
У меня звенит в ушах. Я наклоняюсь и собираю обрывки разорванного платья. Сработало. Сработало! Он купил меня.
Через несколько минут я буду в лапах моего нового мастера вампиров. Все идет по плану.
Занавес скользит по сцене, и я остаюсь в темноте, хлопая глазами.
Аукционист объявляет что-то о перерыве и уходит со сцены. Оказавшись за кулисами, он жестом приглашает меня следовать за ним.
— Хорошая девочка. — Он потирает руки, вероятно, воображая, что держит в своих толстых грязных пальцах десять миллионов долларов. Я закрываю глаза, чувствуя головокружение. Какой вампир заплатит десять миллионов за домашнюю волчицу? Что он со мной сделает?
Но это уже не имеет значения. Все это скоро закончится. Любая неприятность между тем казалась пустяком, я обучена принимать боль.
Четверо охранников подходят и окружают меня. Они меня не трогают, поэтому я не поднимаю шума. За ними в тенях прячутся головорезы, которые подняли на меня руку. Один из них прижимает к лицу пакет со льдом. Тот, кого я ударила между ног, исчез. Третий сердито смотрит на меня, но близко не подходит. Теперь они не посмеют меня тронуть. Я принадлежу королю вампиров. Эта мысль поражает меня, как удар, и заставляет пошатнуться.
Рядом со мной появляется молодой стройный мужчина. Я отворачиваюсь, отводя взгляд, когда улавливаю его запах. Не человеческий. Вампира.
— Его величество хотел бы, чтобы вы это надели. — Молодой человек протягивает мне пиджак, чтобы я накинула его. Я отдаю разорванное платье охраннику и позволяю огромной куртке окутать меня. Рукава свисают с запястий, закрывая ноги до середины бедра. Я носила и менее скромные платья. Сегодня вечером например.
— Его величество скоро вас заберет. Вам что-нибудь нужно? Еда, вода?
Туфли были бы очень кстати, но я отрицательно качаю головой. Я прячу лицо в воротник куртки и вдыхаю тонкий, дорогой одеколон, пропитавший ткань. Одеколон не скрывает знакомый запах холодного камня. Куртку недавно носил вампир.
— Сюда. — Аукционист ведет нас в зеленую комнату.
Молодой вампир морщит нос. — Неужели ты думаешь, что король зайдет сюда? Это же помойка. — В этот момент аукционист пресмыкается и отрицает, что хотел бы, чтобы великий Франжелико запятнал свои ботинки, войдя в эту комнату, молодой вампир рычит: — Тогда найди получше место для ожидания. Это собственность короля. — Он машет в мою сторону. — Уважение, которое ты оказываешь ей, — это уважение, которое ты оказываешь королю.
Вот так мы и оказываемся в другой комнате, пахнущей свежей краской и заставленной новой мебелью. Она наверху. Молодой вампир суетится вокруг меня, находит бутылку воды и жалуется на отсутствие обуви.
Я отключаюсь от всего этого. В ожидании встречи с Франжелико ничто не имеет значения.
Моего нового хозяина.
Нет. Он никогда не будет владеть мной. Он будет думать, что я принадлежу ему. К тому времени, когда он узнает правду, будет уже слишком поздно.
Я стою лицом к двери и жду, когда объект войдет. Люциус Франжелико, лицо, которое преследует меня. Источник всех моих кошмаров. Вампир, который убил мою стаю, сделал меня сиротой. Если бы не Ксавье, я была бы уже мертва. Я ему всем обязана. И этот долг никогда не окупится. Ксавье дал мне не только жизнь, он дал мне смысл жизни. Годы тренировок и планирования, завершившиеся единственной миссией, — местью.
И теперь меня продали королю вампиров. Я проникну в его дом, пусть он приведет меня в свое спальное логово. Заслужу его доверие. Подожду, пока не наступит подходящий момент.
Всю свою жизнь я ждала этого. Все мои тренировки, вся моя усердная работа ради одной цели.
Убить Люциуса Франжелико.