Круги фей [сказки и легенды германских народов о великанах, гномах, феях, водяных и домовых]

ЗОЛОТО РЕЙНА: СОКРОВИЩЕ НИБЕЛУНГОВ

Тусклые вечерние тени, окружавшие стены Вормса таинственным туманом, исчезли. За несколько часов до этого, они собирались темными толпами в каждом уголке королевской столицы, прячась, подобно предателям, от света ясной полной луны, заливавшей серебристым блеском реку Рейн и Воннегау на ее берегах, где, преображенная мягким прикосновением лунных лучей, стояла гордая резиденция могущественных королей Бургундии.

Сон и безмолвие царили во дворце, который еще вчера утром был наполнен звоном оружия и веселой суетой жизни, ибо король Гюнтер в сопровождении своих братьев и самых храбрых воинов отправился в этот день в поход, оставив город, замок и свою прекрасную королеву Брунгильду на попечение самого верного из верных, храброго Гако, чьей храбрости и мудрости он полностью доверял.

Накинув свободную бархатную мантию, наполовину скрывавшую его сверкающие золотом доспехи, Гако бродил по улицам спящего города и внимательно прислушивался, не раздастся ли какой-нибудь звук, нарушающий тишину ночи. Отдаленный шум, похожий на грохот множества колес, достиг его слуха, и в глазах его появилось нетерпеливое выражение. Он взглянул на дворец, в самой безопасной комнате которого лежала Брунгильда, его королева. Из любви к ней он жестоко убил благородного Зигфрида, бессмертного героя Нибелунгов; и позор этого поступка не будет забыт вовеки, покрывая ржавчиной сверкающий щит его славы.

Убедившись, что в королевском замке царит безмятежный покой, он повернулся и направился к собору, в тени которого располагался еще один дворец. Там жила прекрасная Кримгильда, сестра короля Гюнтера и вдова благородного Зигфрида, смерть которого она безутешно оплакивала. Тишина витала и вокруг этих стен. Окна были темны, двери заперты на засовы, королевская вдова погрузилась в глубокий сон, в окружении своих служанок.

Лунные лучи скользили по крыше дворца и падали на темную фигуру человека, с тревогой смотревшего на окна. Увидев, что вокруг никого нет, он подошел к башне, сложенной из огромных каменных блоков, охранявшей вход в замок, достал из-под плаща связку ржавых ключей и открыл замки и засовы окованной железом двери, ведущей в подземелье. Последний засов был сдвинут, тяжелые ворота распахнулись, и лунный свет свободно заструился по сокровищам, грудами лежавших здесь. Золотые короны, богато украшенные бриллиантами, браслеты и цепи, сверкающие драгоценными камнями, лежали повсюду в изобилии. Сотворенные искусными руками гномов, они были спрятаны маленьким народом в укромных горных тайниках, пока не пришел Зигфрид, и Альберих, король гномов, был вынужден, несмотря на свою магическую силу и хитрость, уступить могуществу руки героя и отдать ему свои драгоценные сокровища. Рядом с ними, нагроможденные до самого потолка, лежали слитки необработанного золота, только и ждущие, чтобы клише монетного двора превратило их в монеты. Это было сокровище Нибелунгов, законное владение вдовы Кримгильды, которое герои привезли ей несколько недель назад из страны Нибелунгов. Полными пригоршнями раздавала она золото героям, а также вассалам своего брата, короля Бургундии, ибо теперь она жила в его стране, чтобы быть рядом с телом своего любимого мужа. И то, что не удалось сделать красоте и несчастью Кримгильды, сделали ее щедрые дары. Сердца бургундцев были обращены к ней, так что Гако, бдительный герой, начал беспокоиться о своем собственном влиянии и ее возможной мести. Поэтому он решил отнять у нее сокровища Нибелунгов, чтобы она лишилась средств для мести ему.

В одном месте, неподалеку от королевского города, где Рейн наиболее глубок, несколько часов спустя, Гако стоял в лодке на течении и смотрел, как тяжело груженые повозки, первая из которых только что въехала на дрожащий мост, проследовала по нему с угрожающим грохотом и остановилась у низкого парапета. Гако протянул свою крепкую руку и отодвинул задок повозки, давая возможность ее драгоценной клади скользнуть в глубину.

Вода переливалась сверканием золота и драгоценных камней; сокровища кружились в быстром течении, а затем опускались вниз, пока не достигали глубокого дна реки. Могучая рука Гако опорожняла повозку за повозкой, и каждый раз драгоценный груз заставлял Рейн вспыхивать сказочным великолепием. Так проходил час за часом в молчаливой и беспокойной спешке. Когда последний слиток золота исчез под водой, погонщики дали клятву вечно хранить секрет, получили богатую награду золотом, и их повозки удалились бесконечной вереницей. Гако стоял в лодке один и смотрел им вслед, пока последний человек не скрылся в ночной тьме; затем он наклонился и посмотрел вниз, на реку.

Там, глубоко внизу, лежало сокровище Нибелунгов, и Рейн безмолвно нес свои воды над сокрытой им тайной. Никто и никогда не расскажет эту историю, ни одна рука никогда не дотронется до сокровищ. Почему же тогда Гако все еще стоит, погруженный в свои мысли? Почему он мрачно смотрит вниз, в глубину реки? Были ли это тени прошлого или видения кровавого будущего, поднявшиеся из сверкающих волн? Думал ли он о красоте Кримгильды и о той страстной любви, которую его, теперь ожесточенное, сердце когда-то испытывало к прекрасной принцессе, той любви, что, будучи отвергнута, превратилась в гнев и ненависть, толкнувшие его на убийство Зигфрида и похищение сокровищ Нибелунгов? Или он видел пророческим взором то время, когда, ныне беспомощная, Кримгильда отомстит всем, кто причинил ей боль, — отомстит, уничтожив героев Бургундии до последнего человека?

Со времени этого ночного похищения прошло много столетий; кровь и слезы были пролиты, высохли и забыты; новые народы возникли, а старые пали, и едва ли нашлась бы хоть одна страница мировой хроники, чтобы рассказать об их борьбе, надеждах и слезах. Все изменилось. Новое заняло место старого, но и оно, в свою очередь, уступило место еще более новому. Ничто не осталось прежним, кроме вечно молодой, вечно прекрасной, вечно невинной природы и человеческого сердца, с его любовью и ненавистью. Рейн все еще тек, и Воннегау по-прежнему процветал на его берегах, но название его было изменено; собор Вормса все еще указывал в небо, но это было уже не то здание, в тени которого стоял дворец Кримгильды. Поколение, которое теперь ступало по той же самой земле, ничего не знало о Нибелунгах — традиция этих героев сохранилась лишь в некоторых полузабытых песнях. Спрятанное сокровище давно уже считалось мифом, и мудрецы с недоверчивой улыбкой указывали на реку, которая, как говорили, скрывает некую «золотую тайну».

Тем не менее, это не было мифом; сокровище все еще лежало под водой. Ни одна корона, ни один браслет не были утрачены; ни один бриллиант не выпал из блестящей оправы, ибо, словно удерживаемые вместе волшебной рукой, драгоценности оставались лежать вместе; но волна за волной катились безостановочно, день и ночь, от начала года к концу, и, постепенно, незаметно, уносили сокровище все дальше и дальше. Оно миновало Воннегау; за ним воды устремились дальше, к морю, громко ревели у стен Пфальцбурга, а потом мирно текли мимо цветущих виноградных лоз, обвивавших гирляндами белые домики виноградарей.

Волны понемногу увлекали сокровище Нибелунгов все дальше и дальше в тень берега, пока, спустя много лет, оно не оказалось у подножия скалы, высоко вздымавшейся над водами. Лунные лучи сплетали серебряную гирлянду вокруг ее гранитного чела, но гряда камней, окружавших ее подножие, и пенящаяся ярость волн отпугивали даже самых смелых. Там, в глубоком скалистом ложе, волны вынесли сокровище, и теперь оно покоилось, надежно спрятанное у подножия скалы Лорелеи.

Но сокровища, которые когда-то сверкали на солнце, никогда не смогут упокоиться во тьме; они стремятся вернуться к дневному свету и ощутить тепло живой человеческой руки. Они медленно поднимаются из года в год, пока, наконец, не засияют в лучах солнца, ожидая чистой руки, которая освободит их, сделает так, чтобы они могли послужить добру, и таким образом искупит вину, связанную с ними. Таким же образом и сокровища Нибелунгов устремились вверх. Они поднимались медленно-медленно, потому что вздохи, кровь и слезы висели на них тяжелее, чем на других затонувших кладах. Но, наконец, примерно через тысячу лет после той ночи, когда Гако бросил сокровище в реку, оно поднялось.

Стояла такая же восхитительная весенняя ночь, подобная той, памятной, случившейся давным-давно; давно закончилась работа в цветущих виноградниках, кругом царили покой и умиротворение. Ночной ветер тихо дул с гор и нес аромат виноградных лоз на другую сторону Рейна; луна сияла высоко в небе, ее свет дрожал, скользил вниз по уступам скалы Лорелеи и целовал ее подножие, лежавшее в глубокой тени. Там волшебным сиянием горели драгоценные камни сокровищ Нибелунгов, так что Рейн ярко пылал, когда его волны играли вокруг золотого клада. Ночной ветер задул сильнее, принеся на своих крыльях что-то вроде призрака, который скрылся в туманной пелене на вершине скалы, а затем предстал в той величественной красоте, которая в давно минувшие дни тронула гордое сердце Гако и завоевала любовь героя Зигфрида. Это была Кримгильда, некогда печальная вдова Зигфрида, а потом королева короля Этцеля в далекой стране гуннов. Как королева Венгрии, она пригласила бургундских героев в свое королевство, чтобы потребовать у Гако украденные сокровища или отомстить ему за убийство Зигфрида и кражу ее золота. Но месть, которая должна была настигнуть только одного, обрушилась на всех, даже на ее собственного маленького сына. Гордое сердце Кримгильды смягчилось от этого удара, и она с острым раскаянием подумала о других матерях, которых ее безумная месть сделала бездетными. Ей оставалось только одно — дарить счастье вместо горя. С желанием, которое возносилось к небесам, подобно молитве, она думала о своем потерянном сокровище. Если бы она могла получить его сейчас, — какие беспокойные сердца были бы успокоены ею, той, которая до сих пор приносила несчастье счастливым! Но меч отправил ее в могилу с неудовлетворенными желаниями. Та же самая резня, которая освободила ее от врагов, лишила ее ребенка и самой жизни.

Ее душа часто витала над теми местами, где она была счастлива в юности, ища сокровище, спрятанное на дне реки. В ту ночь, когда оно поднялось на поверхность и его золотое сияние стало ярким и ясным, Кримгильда пришла сюда, думая освободить его. Ее глаза с тоской смотрели на плывущее золото, а руки, легкие и прозрачные, как лунные лучи, были вытянуты над скалой, словно она хотела схватить движущееся сокровище. Затем она скользнула вниз по зазубренным, залитым лунным светом каменистым тропинками, по которым не ступала нога человека, и вскоре оказалась на узком уступе, по которому сверкающей рябью тек Рейн. Ее белая нога была покрыта водой, но она не обращала на это внимания; ее глаза пристально смотрели на сокровище, которого она так страстно желала при жизни и которое теперь парило у ее ног в пляшущих волнах. Губы ее тихонько шевелились, руки были сжаты, словно в сильном желании, она наклонилась, стараясь дотянуться до золотой короны, которая теперь с металлическим звоном стучала о камень и почти касалась ее ноги; но когда она протянула свою прозрачную руку и, как ей показалось, коснулась острия алмазного креста, корона выскользнула у нее из пальцев, погрузилась в поток и была унесена прочь могучими водами. Кримгильда опустилась на колени; волны намочили ее длинные развевающиеся локоны и подол пурпурного платья, но она не чувствовала этого. Только одна мысль, одно чувство жило в ее сердце — страстное желание вернуть сокровище. Она снова наклонилась вперед; ее белые руки снова и снова хватали драгоценные камни, сиявшие вокруг нее, и все же всегда уклонявшиеся от ее прикосновения. Другие сокровища плыли ей навстречу, золотые слитки приближались к ее ногам, но, стоило белым пальцам прикоснуться к ним, выскальзывали и медленно исчезали в середине потока.

Холодные губы Кримгильды задрожали, прозрачные руки прекратили бесполезный труд и снова сложились в молитве. Затем на реке послышался громкий шум, и величественная тень поплыла вниз по течению. Глаза Кримгильды следили за его движением; она приближалась все ближе и ближе, пока не миновала пенящийся золотой поток и не приблизилась к скале, на которой теперь стояла королева, выпрямившаяся и величественная.

Это был Карл Великий, некогда любимый и могущественный правитель Германии, который каждый год покидает свою могилу в Ахене, скользит вдоль Рейна, чтобы благословить виноградники на его берегах, а затем снова ложится в золотой гроб, пока аромат новой весны не пробудит его. И вот он уже стоит перед ней на берегу реки, облаченный в пурпурную мантию и золотую корону, с мечом, который прежде решал судьбы народов, в холодной правой руке. Его нога покоилась на щите Роланда, его любимого племянника, который был положен рядом с ним в гробнице и который теперь нес его, как надежный корабль. Вода переливалась через золотую кромку и смывала могильную пыль со сверкающего изумруда, который герой Ронсеваля однажды отвоевал у великана и поместил в качестве украшения на свой щит.

— Кто ты такая? — спросил мертвый император, когда его взгляд надолго задержался на лице Кримгильды. — Ты не смертная женщина, я вижу это по взгляду твоих глаз, который говорит мне о прошедших веках. Так сияли глаза Фастрады; ее золотистые волосы были мягкими и шелковистыми, как у тебя. Я не забыл этого, хотя и проспал более полутысячи лет в темном склепе, но ты не Фастрада, любимая жена императора.

— Нет, великий император, — ответила королева, — я была когда-то Кримгильдой, женой Зигфрида, героя Нибелунгов, который правил страной, также подвластной тебе. Нынешнее поколение почти ничего не знает о его славе, но в твое время, о император, его слава еще сияла, подобно солнцу.

— Я хорошо знаю его, этот образец всех рыцарских добродетелей, — задумчиво сказал император, — и его судьба, и твоя мне знакомы. Это была всего лишь старая и в то же время всегда новая песня, звучащая во все времена — песня о победе зла над добром, — которая звучала и в моей жизни. Но что привело тебя сюда, о королева?

— Если тебе известна моя судьба, благородный император, — ответила Кримгильда, — то ты знаешь и то, что я ищу здесь. Ты знаешь, виной каких страданий я стала. Когда пришло раскаяние, — это случилось в последний момент, — мое земное окончилось. Но теперь, возможно, моему духу будет позволено завладеть этим сокровищем, причине стольких грехов, и использовать на добрые дела, пока не высохнет столько слез, сколько было пролито, и не исцелится столько горя, сколько было когда-то принесено мною.

— Взгляни сюда, благородный император! Это блеск клада Нибелунгов — завещание, оставленное мне мужем, но отнятое у меня Гако. Оно поднялось и ждет руки избавителя, но никто не приходит. Поэтому я пытаюсь достать уплывающие сокровища. В тишине ночи, я относила бы его в обители нищеты и несчастий, чтобы, когда их обитатели проснутся, сокровища Кримгильды могли осушить слезы нужды и отчаяния. Но мне это не позволено.

Император опустил голову и испытующе посмотрел на драгоценные камни, которые в ярком сиянии плыли по водам Рейна.

— Ты просишь невозможного, о королева, — сказал он, наконец, — разве ты не знаешь пределов, которые разделяют духов и смертных? Только невинная, живая человеческая рука может изменить приговор, который висит над ними. Но сокровища Нибелунгов давно забыты. Взгляни! Ты больше не увидишь драгоценностей прежних дней. Волна за волной истончали их; воды неустанно трудились на протяжении многих веков над этой утомительной задачей. Взгляни, как истончились украшения на браслетах и коронах, какими тонкими стали звенья цепей. Рейн забрал золото твоих сокровищ и оплодотворил им цветущие луга на своих берегах. По ночам освобожденное золото поднимается в легких туманах над рекой и опускается благословением на горы и долины, а когда приходит осень, твое золото сверкает в каждой грозди, зреет в каждом колосе. Люди становятся свободнее, сильнее, радостнее — и в этом благословение сокровища Нибелунгов, которое невидимо покоится в земле, воздухе и воде; и так исчезнет вина и слезы, некогда лежавшие тяжким гнетом на этом сокровище. Наберись терпения, о королева, на недолгий срок; а когда он минет, ты будешь напрасно искать свое сокровище.

Император склонил голову в вежливом прощании и поплыл на своей волшебной лодке далее по залитой лунным светом реке.

Кримгильда смотрела ему вслед. Изумруд на острие щита ярко вспыхнул в лунном свете, широкая пурпурная мантия затрепетала над сверкающими волнами. Император благословил виноградники, проплывая мимо, и когда последний отблеск его короны побледнел, и завеса ночи скрыла его, королева еще раз взглянула на золотой клад у своих ног. Мертвый император говорил правду; теперь ее глаза тоже видели это, и она могла терпеливо ждать того времени, когда последняя корона, последний слиток золота растают в сверкающей реке.

Шло время. Драгоценные камни медленно опустились на дно у подножия скалы. Их великолепие угасло; река текла, тихая и темная. Кримгильда повернулась и поднялась на скалу. Бросив долгий прощальный взгляд на луга возле своего бывшего дома, она исчезла вдали, подобно туману.

Прошли столетия. Кримгильда больше не парит над скалой Лорелеи, ибо сокровища Нибелунгов растаяли в волнах; только алмазы лежат нетронутыми на дне реки, и всякий, кто смотрит в ее глубины звездными ночами, может видеть, как они сверкают и переливаются глубоко на дне. Но золото свободно течет по Рейну, воды реки ярки и чисты; в летние ночи золото поднимается к облакам, а затем падает оплодотворяющей росой на окрестные луга и виноградники. Золото блестит в созревающих ягодах и сверкает в колышущихся колосьях; чистым золотым звоном звучат песни людей, живущих на рейнских берегах; они чисты душой, как золото, и это — самая надежная защита от всякого врага.

Это и есть сокровище Нибелунгов — золото Рейна.