Круги фей [сказки и легенды германских народов о великанах, гномах, феях, водяных и домовых]

ЧАСТЬ I. УМИРАЮЩАЯ КОРОЛЕВА ГНОМОВ

Величественный неприступный замок стоял много сотен лет назад на высокой скале в горах Тюрингии. Владелец его происходил из одной из самых знатных семей в стране и выбрал это место из всех своих многочисленных поместий в качестве дома для себя, своей жены и своего маленького сына, потому что живописный пейзаж и мягкий климат лучше всего подходили для хрупкого здоровья графини Матильды.

Они вернулись домой после долгого вечернего путешествия, накануне той ночи, с которой начинается мой рассказ, и графиня, утомленная церемониями приема, только что погрузилась в спокойный освежающий сон. Темно-красные занавеси тяжелыми шелковыми складками свисали вокруг ее ложа; лампы проливали сквозь них мягкий свет на спящую, придавая ее щекам румянец, который, увы, с некоторых пор видели так редко.

Наступила полночь. Все в замке спали, отдыхая от трудов прошедшего дня, когда бесшумно отворилась высокая дверь; маленький человечек с длинной седой бородой приблизился к ложу дремлющей графини, и свет его фонаря упал на ее нежное лицо. Он был едва ли трех футов ростом, и не слишком изящен, но выражение его старческого лица было доброжелательным. Одежда маленького человечка была темного цвета; его маленький кафтан был перехвачен поясом с серебряной пряжкой; под мышкой он держал шапочку-невидимку, — маленький черный головной убор с длинным кончиком, украшенный серебряными колокольчиками. Он очень осторожно приблизился к ложу, поднял фонарь и мягко коснулся руки графини, лежавшей поверх шелкового покрывала. Графиня проснулась, с изумлением взглянула на странную маленькую фигурку и, наконец, спросила:

— Кто ты, маленький человечек?

Гном низко поклонился и вежливо ответил:

— Я принадлежу к роду гномов, милостивая госпожа, которые живут в большом количестве в скале под вашим замком. Наша королева лежит при смерти; ее единственная надежда на выздоровление — это прикосновение человеческой руки. Поэтому король, узнав о вашем приезде, послал меня просить вас оказать эту милость нашей любимой королеве.

— Увы! — печально отвечала графиня, — я сама так больна, что могу ли быть полезна кому-нибудь другому?

— Все будет в порядке, милостивая госпожа, — отвечал маленький человек, — если только доверитесь моим заботам.

Графиня повернулась, собираясь разбудить мужа и спросить его совета, но гном сказал:

— Вы вернетесь задолго до того, как он проснется. Вам не причинят никакого зла. Мы всегда чтили вашу расу, жили с ней в мире и дружбе на протяжении долгих веков и тайно оказали ей много добрых услуг.

Графиня была добра и услужлива, поэтому, несмотря на слабое здоровье и усталость, она согласилась следовать за карликом. Она также боялась рассердить могущественных маленьких людей отказом и тем самым навлечь зло на свою семью. Она быстро накинула на себя плащ и приготовилась идти с гномом. Бесшумно ступая, он вел ее по залам и комнатам, пока они не оказались в маленькой круглой комнате с эркерным окном в башне на западной стороне замка, откуда по узкой винтовой лестнице спустились в сад.

Стояла чудесная летняя ночь. Маленький проводник убавил свет фонаря, потому что луна и звезды освещали их путь, и так они молча шли вдоль подножия замковой скалы, под нависшими ветвями деревьев, осыпавших лепестками своих благоухающих цветов темные волосы графини. Наконец они подошли к выступавшей скале, немного в стороне от дороги, подножие которой было густо покрыто папоротником. Карлик раздвинул заросли, и графиня увидела узкий проход, который вел в самое сердце горы. Они вошли. Карлик снова прибавил свет фонаря; стали видны стены сводчатой пещеры, которая сначала была низкой и узкой, а потом становилась все шире и выше, пока они не оказались в просторном коридоре. Вскоре они подошли к двери и, когда та отворилась, вошли в комнату с хрустальными стенами, сиявшими, словно тысячи фонарей. Между остриями кристаллов метались бесчисленные маленькие ящерицы, тела которых казались сделанными из прозрачного изумруда; на головах у них были маленькие золотые короны, украшенные рубинами; и когда прелестные маленькие создания с сияющими диадемами ловко и легко скользили между хрустальными остриями, стены сверкали так странно, что графиня была поражена. Крыша этого зала казалась постоянно меняющейся картиной живых чудес. Огромные бело-голубые змеи с бриллиантовыми глазами и тонкими телами, прозрачными, как воздух, извивались бесконечными кольцами одна сквозь другую; и когда они двигались, сверкая, нежная музыка и пьянящий аромат наполняли хрустальный зал. Здесь, в этом подземном царстве, грех и вражда казались неведомыми. Существа, которые на земле сражаются и угнетают друг друга, жили здесь в дружеской близости. Такими прекрасными и милыми казались они графине, они смотрели на нее сверху вниз такими умными глазами, что ей захотелось, чтобы какое-нибудь из них приблизилось к ней, и она могла бы его погладить. Поглощенная видом этих чудес, она не заметила, что ее маленький проводник уже стоял в дальнем конце зала, открыв вторую дверь и приглашая ее войти. Наконец она увидела это и последовала за ним.

Стены второго зала блестели гладко отполированной серебряной рудой, из которой росли цветы такой красоты, какой никогда не встретишь в земных садах. Они были вырезаны из драгоценных камней так искусно, что обманывали глаз и соблазняли наклониться над их чашечками, чтобы вдохнуть их аромат. Такая же гладкая серебряная руда образовывала мостовую, и свет, струившийся из огромного алмаза в центре потолка, дрожал тысячекратным отражением на серебряных стенах и драгоценных цветах.

В этом зале собралось множество гномов. Все они были одеты просто, подобно тому, который был проводником графини; у всех были серьезные, мудрые лица и глаза, потускневшие от тревоги и горя. Когда графиня вошла, они низко поклонились, держа в руках маленькие колпачки с серебряными колокольчиками, которые, делая их невидимыми, позволяли им проделывать с людьми разные шутки. Теперь они вошли в третий зал, бывший спальней королевы. Под потолком этого зала парил золотой орел с распростертыми крыльями, держа в клюве четыре бриллиантовые цепи, на которых мягко раскачивалась кровать королевы. Кровать представляла собой один гигантский рубин, искусно вырезанный, и на нем покоилась на подушках из белого атласа умирающая королева этого волшебного царства.

В этом месте царила мертвая тишина. Гольдемар, могущественный король гномов, стоял у рубинового ложа, погруженный в молчаливую скорбь. Его волосы и борода, блестящие, как серебро, ниспадали на мантию королевского пурпура; он снял с головы сверкающую корону и положил ее к ногам умирающей королевы. Его приближенные окружили короля, и, казалось, разделяли его горе.

Графиня подошла к ложу. Там, на подушках из белого атласа, покоилось самое прекрасное существо, какое когда-либо видели ее глаза; она была меньше своих подданных, тогда как ее муж, напротив, превосходил их ростом; но ее фигура была удивительно изящной, она казалась сделанной из воска. Вокруг ее закрытых глаз и побелевших губ все еще витала улыбка молодости и доброты, а чудесные волосы обвивали все ее тело, подобно жидкому золоту. Графиня молча склонилась над умирающей королевой, прислушиваясь к ее дыханию, но тщетно. Ни один звук не нарушал торжественной тишины. Только золотой орел хлопал своими могучими крыльями, создавая поток прохладного воздуха в высоком помещении, так что розовое пламя мерцало в хрустальных сосудах и бросало дрожащие отблески на позолоту стен и на бриллиантовую корону у ног умирающей королевы.

«Слишком поздно!» — подумала графиня, но сделала так, как велел ей ее маленький проводник, положив одну руку на лоб, а другую на грудь умирающей королевы, и в тревожном молчании ожидала результата.

Медленно тянулись минуты, наполненные печалью. Графиня уже собиралась убрать руки, когда увидела, что глаза Гольдемара устремлены на нее с искренней мольбой, и у нее не хватило мужества лишить опечаленного короля его последней надежды; поэтому она позволила своей теплой руке еще немного задержаться на неподвижной фигуре. Внезапно, — было ли это реальностью или только ее фантазией, — легкая дрожь, казалось, пробежала по неподвижному телу, затем второй раз, и третий; слабо, очень слабо, но сердце снова начало биться.

Графиня склонилась над королевой и прислушалась к ее дыханию. Нежное и сладкое, подобное благоуханию цветов, дыхание ощущалось над прекрасными полуоткрытыми губами, жизнь снова окрасила нежное лицо легким румянцем. Не отблески свечей и рубиновых огоньков вызвали румянец, заливший теперь ее лицо; это была жизнь, настоящая жизнь. Наконец она открыла глаза, приподнялась и удивленно огляделась.

— Я все еще с вами? — сказала она мужу, с восторгом смотревшему на нее, когда она протянула ему свою мягкую белую руку. — Что случилось? Скажите мне.

Гольдемар указал на графиню.

— О, моя избавительница! — воскликнула королева, удивленно поворачиваясь к благородной даме, — как же мне отблагодарить вас?

Весть о выздоровлении их любимой королевы вскоре распространилась среди остальных гномов, и они толпами поспешили во дворец; их серьезные лица светились безмятежным счастьем. Они окружили королевскую чету с сердечными поздравлениями и изливали свою благодарность графине. Затем приблизилась группа слуг, неся сосуды из драгоценного металла, в которых лежали фрукты и цветы, вырезанные из драгоценных камней неисчислимой ценности, и так искусно и чудесно сделанные, что сокровищницы земных владык не имеют себе подобных.

— Прошу тебя, прими это, — взмолился король, на голове которого снова сияла корона.

— Прошу тебя, прими это, — повторила за ним королева, умоляюще глядя на графиню своими прекрасными глазами.

Графиня мягко покачала головой.

— Позвольте мне иметь удовольствие послужить вам без всякой награды, — сказала она. — У меня достаточно богатства; а теперь, я прошу отвести меня домой.

— Ты презираешь наши дары, — разочарованно произнесла прекрасная королева, — но наши законы не позволяют нам оставить без внимания ни одно из благ, оказанных нам. Если у тебя есть какое-то желание, назови его, чтобы мы могли его исполнить.

Графиня покачала головой и вдруг вспомнила о своем ребенке. Знаменитый врач, осматривавший ее во время долгого путешествия, из которого она вернулась накануне вечером, не скрыл от нее правду. Ей оставалось совсем немного, и вскоре ее любимое дитя, Куно, останется без матери. Возможно, когда-нибудь ему понадобится помощь дружелюбных гномов.

— Одна просьба у меня действительно есть, — сказала она дрожащим голосом. — Мой ребенок, возможно, скоро останется без матери, и если он когда-нибудь будет нуждаться в защите, вы поможете ему?

— С этого момента, — ответил король Гольдемар, — он находится под нашей опекой, и мы поспешим ему на помощь, как только он будет нуждаться в ней.

Затем гном, который прежде был проводником графини, повел ее обратно через дворцовый сад, и вскоре она уже снова отдыхала на своем ложе, усталая, но спокойная и счастливая.

ЧАСТЬ II. ПОДЗЕМНЫЕ ДРУЗЬЯ

Солнечная терраса на замковом холме стала последним пристанищем графини Матильды. Это было ее любимое место и в дни здоровья, и в дни болезни. Здесь она проводила часть каждого дня со своим Куно, вместе с ним смотрела вниз на плодородные равнины Тюрингии; и здесь она грустно прощалась с цветущей жизнью вокруг. Она не хотела упокоиться в темном и мрачном склепе, но — здесь, на уединенной возвышенности, среди цветов, озаренная солнечным светом.

Был осенний день. Ни в поле, ни в саду уже не было цветов, но вокруг могилы графини веяло свежестью и благоуханием, словно была весна, и солнце, которому она так радовалась, не упускало ни одного дня, чтобы не взглянуть на одинокую могилу хотя бы в течение нескольких минут.

Ветер раскачивал высокие деревья замкового сада и игриво гонял желтые листья по дорожкам, когда маленькая фигурка с бледным печальным лицом поднялась по широкой гравийной дорожке на возвышенность и бросилась на могильный холм. Это был Куно, единственный ребенок графини Матильды.

Как изменилось все за один-единственный год! — его дорогая мать умерла, его отец уехал далеко-далеко, на войну, вместе со многими благородными рыцарями, и он остался один с бессердечными и злыми людьми! Граф попросил свою дальнюю родственницу, леди фон Алленштейн, стать хозяйкой в его доме и исполнять роль матери маленького Куно. Она была женщиной столь же бессердечной, сколь и умной, и так успешно завоевала расположение ничего не подозревающего графа, что перед отъездом тот предоставил ей полную власть над своими вассалами и поместьем. Ее сын Экберт, мальчик лет пятнадцати, слыл хорошо воспитанным, потому что в присутствии посторонних мог вести себя изысканно и учтиво; но у него был озорной и злобный нрав, слуги замка боялись и ненавидели его.

То, что Куно, этот ребенок, этот мечтатель, — по мнению Экберта, не обладавший никакими рыцарскими качествами, станет когда-нибудь лордом и владельцем стольких благородных замков и поместий с их многочисленными насельниками, в то время как ему достался лишь один маленький полуразрушенный замок, к которому не было присоединено ни одной деревни, — это раздражало его, и в сердце его горела завистливая ненависть к сироте. До сих пор Куно переносил злобу Экберта с кротостью, унаследованной им от матери; но когда пришло известие, что граф опасно ранен, когда гонец сказал, что смерть его господина вполне вероятна, Экберт счел себя свободным даже от показной вежливости и принялся терзать маленького графа с еще большей злобой, чем прежде.

Сегодня он ранил его в самое сердце. Жестокий Экберт оседлал сегодня маленькую лошадку Куно, принадлежавшую ему с той поры, когда он был еще младенцем, и которая никогда не знала ни кнута, ни шпор. В первый раз Куно решился на решительный протест, но Экберт, видя по этой необыкновенной храбрости, как дорого животное своему молодому хозяину, изо всех сил ударил лошадку шпорами в бока, так что та вдруг встала на дыбы и, окровавленная, помчалась к воротам замка. Когда Куно, после возвращения Экберта, побежал в конюшню, чтобы посмотреть, как его любимица перенесла эту ужасную поездку, конь не повернул головы, как обычно, чтобы приветствовать его радостным ржанием; он лежал, тяжело дыша, на соломе, весь в пене и крови, вытянув ноги, опустив голову и тяжело вздымая грудь. Куно бросился рядом с ним, обнял его за шею и стал назвать самыми нежными именами. Конь открыл глаза, бросил последний взгляд на своего молодого хозяина и, слабо попытавшись заржать, издав звук, похожий на предсмертный вздох, умер.

Слезы Куно высохли; он не мог вымолвить ни слова, стоя перед своим мертвым любимцем, и без слез смотрел на него. Так Маргарита, жена кастеляна, старая няня Куно, и нашла его. Она видела, как Экберт садился на лошадь, и слышала слова Куно. Когда она увидела мертвое животное и горе ребенка, ее гнев на злобу Экберта не знал границ. Она тотчас же пошла к леди фон Алленштейн и высказала все, что думает о позорном поступке Экберта, с такой горячностью, какой гордая леди никогда прежде не видела у слуг.

— Да знаешь ли ты, — сказала дама, сверкая глазами, — чего заслуживаешь? — Ты заслуживаешь того, чтобы быть брошенной в подземелье, среди лягушек и жаб. Но я буду милосердна. Через час ты и твоя семья покинете этот замок; это послужит предостережением остальным и сделает господина Куно более покорным мне и моему сыну, поскольку вы больше не будете поощрять его упрямство.

Они повиновались. В один короткий час последние верные друзья бедного сироты покинули замок, хотя он обнимал Маргариту и с плачем умолял ее не оставлять его совсем одного. Он смотрел им вслед так долго, как только мог, а потом прокрался через сад к могиле матери.

Здесь перед его мысленным взором проходили картины давно минувших дней. Он вспоминал счастливые часы, проведенные здесь, на уединенной высоте, со своей любимой матерью, когда он смотрел вместе с ней на цветущую долину и слушал ее рассказы о чудесах чужих земель, о потерянном рае и о небесном доме, куда она вскоре надеялась попасть. Потом, когда, при мысли о предстоящей разлуке его маленькое сердечко сжималось, — мать брала его на руки и старалась утешить, рассказывая о дружеских чувствах, которые добрые гномы питают к бедным беззащитным детям, и о великолепии и красоте волшебного подземного царства.

Он опустился на колени у могилы, положил голову на траву и рыдал, пока, наконец, утомленный горем и слезами, не заснул. Солнце село, но он этого не знал; на небе показались звезды, а ребенок продолжал спать, положив голову на могилу матери. Его разбудило легкое прикосновение к плечу. Он вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял крошечный человечек с фонарем в руке. Это был тот самый гном, который когда-то привел мать мальчика к умирающей королеве короля Гольдемара.

— Кто ты такой? — удивленно спросил мальчик, протирая заспанные глаза.

— Один из друзей твоей матери, — ласково ответил маленький человечек. — Разве ты не помнишь, что она рассказывала тебе о нас? Ты пойдешь со мной?

Куно тотчас же встал, взял гнома за руку и пошел рядом с ним. Вскоре они добрались до зарослей папоротника, закрывавших потайной вход, и вошли в сводчатый коридор. Первая дверь открылась, и мальчик внезапно очутился в волшебном царстве из рассказов своей матери. Да, это был хрустальный зал с изумрудными ящерицами и небесно-голубыми змеями. Это место все еще мерцало и сияло, как тогда, когда графиня ступала по его полу; змеи ласково смотрели на мальчика своими алмазными глазами, а прозрачные ящерицы склонили свои коронованные головы в дружеском приветствии.

— Я знаю, что есть и другие залы, — сказал Куно, придя в восторг, своему маленькому проводнику. — Разве в одном из них не сверкают на серебряных стенах цветы из драгоценных камней, а в другом нет рубинового ложа королевы, свисающего с золотого потолка, и Орла, хлопающего своими золотыми крыльями?

Гном улыбнулся.

— Посмотри сам, — сказал он и повел его по коридорам. Да, все было так, как описывала мать Куно; все было чудесно, и все же — так знакомо ему. Наконец его провели в тронный зал.

Стены и потолок были из голубого хрусталя, так что он походил на небесный свод, а на высоком куполе сияли звезды, вырезанные из рубинов. В зале не было ламп, но снаружи сквозь багряные звезды струился скрытый искусственный свет, наполняя всю комнату розовым сиянием. В дальнем конце комнаты стоял трон, сделанный из больших и дорогих жемчужин, сиявших на свету, подобно бутонам роз, и на нем восседала в своей ослепительной красоте королева этого волшебного дворца, с ее золотыми волосами, ниспадающими на украшенные жемчугом ступени трона. Рядом с ней сидел король Гольдемар в пурпурной мантии, его благородное чело вновь украшала бриллиантовая корона.

С низким поклоном гном представил мальчика королевской чете.

Прекрасная королева была гораздо меньше Куно ростом, но все же она выглядела так величественно, что ребенок опустился на колени и благоговейно поцеловал маленькую ручку, которую она милостиво протянула ему.

— Твоя благородная мать была моей подругой, — мягко произнесла она, — и ты дорог нам, как один из нас. Каждую ночь, если захочешь, ты можешь приходить к нам, чтобы забыть свои маленькие неприятности в нашем дворце. Оглянись вокруг; все готовы любить тебя и доставлять тебе удовольствие.

Сказав это, она подняла свою белую руку и указала на прекрасных детей у подножия трона и на отряд маленьких гномов, собравшихся в зале. Королевские дети подошли поприветствовать его, а за ними маленькие гномы с серьезными мудрыми лицами; они протянули ему руки и ответили на его удивленный взгляд дружелюбными взглядами. И бедный мальчик, без друзей, до сих пор чувствовавший себя одиноким и покинутым, ощутил себя счастливым теперь, когда нашел такую неожиданную доброту и любовь, каких никогда не испытывал после смерти матери. В этом волшебном королевстве он забыл обо всех своих бедах. Час проходил за часом, но ребенку они казались минутами. Затем гном, который привел его, взял его за руку и отвел в сторону. Куно было жаль уходить, но он последовал за своим маленьким проводником.

— Не плачь, — ласково сказал тот. — Ты можешь возвращаться каждую ночь, но постарайся никому не рассказывать о своих визитах, иначе тебя постигнет большое несчастье.

Когда они добрались до сада, звезды уже побледнели, и на востоке показались первые проблески зари.

— Давай поторопимся, — с тревогой сказал гном, — потому что мы, подземные жители, можем жить только при свете звезд — солнечные лучи убивают нас.

Вскоре они подошли к винтовой лестнице у подножия башни. Ворота были заперты, но гном достал странной формы ключ, вставил его в замочную скважину, и тотчас же тяжелая решетчатая дверь бесшумно повернулась на петлях. Так же было и со всеми другими дверями, — как только чудесный ключ касался их; и странники тихо скользили по комнатам мимо спящих слуг. Куно незаметно добрался до комнаты, которую делил с Экбертом, и гном поспешил домой.

Экберт старался не уснуть, чтобы встретить Куно бранью и упреками, потому что за ужином того не было видно; его искали, и, разумеется, напрасно. Но, не дождавшись, он все-таки уснул.

Куно все еще сладко спал, когда Экберт проснулся, вскочил с кровати и грубо встряхнул мальчика.

— Где ты был вчера? Отвечай! — крикнул он, но Куно, помня предостережение гнома, промолчал. А когда Экберт поднял руку, собираясь ударить его, невидимая рука с такой силой ударила его по уху, что он в полубессознательном состоянии привалился к стене. Ему стало не по себе при мысли о невидимом мстителе, и он оставил Куно в покое, но рассказал о случившемся своей матери. За завтраком та велела мальчику сказать, где он был, но, хотя сердце его сильно билось от ужаса, он крепко сжал губы и молчал.

— Ты пожалеешь о своем упрямстве, — сердито сказала дама, — ты будешь спать в комнате в башне и раньше ляжешь спать.

Вечером она сама отвела его в отдаленную комнату, откуда винтовая лестница вела в сад; она думала, что страх перед необитаемой и одинокой комнатой заставит мальчика открыть свою тайну. Но когда он, не сказав ни слова, безропотно лег на свою постель, сердце гордой дамы разгорелось гневом. «Экберт прав, — подумала она, — его упрямство должно быть сломлено».

С молитвой к Богу и страстным желанием, чтобы его маленькие друзья не забыли его, Куно заснул. И они не забыли. Около полуночи маленький гном снова встал рядом с ним, разбудил его и повел в волшебный дворец.

Маленький народ радостно приветствовал его, королевская чета протянула ему руки. Друзья показали ему залы, которых он не видел накануне, — хрустальные покои, полные золотых украшений, которыми владела каждая семья и которые далеко затмевали самые великолепные покои земных царей. Они показали ему удивительные вещи, которые умели делать: птиц из драгоценных камней, певших сладкие песни; плоды и цветы из драгоценных камней, чья красота и аромат были подобны цветам Эдема. Изумлению и восторгу Куно не было предела; время летело быстро, и когда звезды начали бледнеть, гном повел его обратно в его комнату в башне. И каждую ночь, в полночь, один и тот же гном возвращал его в волшебное королевство. Там мальчик забывал все испытания дня — злобные выходки Экберта и несправедливость леди фон Алленштейн. Но маленький народ принимал мальчика у себя не только для того, чтобы порадовать и развлечь его, — гномы заботились также о его уме и сердце.

В этом волшебном царстве жил старый гном с длинными белоснежными волосами и бородой; сверхъестественный свет сиял в его глазах. Все гномы, даже король и королева, относились к нему с величайшим почтением, ибо он был самым старым из их народа, а также самым мудрым. Он мог оглянуться назад через тысячи лет; он знал все на всей земле — все растения и минералы; он знал об их происхождении и видел, как они растут. Часто, когда король и королева сидели на троне, мудрец входил в зал и садился на жемчужные ступени; тогда прекрасные королевские дети, — и Куно вместе с ними, — собирались вокруг и слушали, как он с сияющими глазами рассказывал о чудесах творения и таинственных силах природы. Слова, исполненные доброты и мудрости, лились из его уст, и мальчику казалось, что он сидит в церкви или у ног своей покойной матери.

Но еще более счастливые часы, чем эти, он проводил, играя с детьми в хрустальном зале, позволяя прекрасным ящерицам спускаться на его протянутую руку, или небесно-голубым змеям скользить вниз и затейливо кружиться у его ног. Однажды, когда он собирался домой после одного из своих визитов, король Гольдемар взял протянутую ему на прощание руку и заговорил с ним тихим и доверительным тоном. Куно кивнул со счастливой улыбкой. На следующее утро радость сияла в его мягких глазах и проявлялась в его веселом настроении, составлявшем странный контраст с молчаливой серьезностью его обычного поведения. Эта перемена не ускользнула от внимательного взгляда графини, но она постаралась не спрашивать о причине, поскольку, как ей показалось, она ее знала.

Куно раньше обычного сказал: «Спокойной ночи!» и отправился в свою комнату, но спать не лег. Он принялся возиться, прикрепляя к стенам восковые свечи, заранее взятые у управляющего, стараясь придать комнате праздничный вид; потом надел свои лучшие одежды, сел на кровать и стал ждать.

Наконец часы замка пробили двенадцать, и тотчас же вдалеке зазвучала тихая музыка; она слышалась все ближе и ближе, и вскоре поплыла вверх по винтовой лестнице. Через несколько мгновений дверь отворилась сама собой, и в комнату вошли его друзья-гномы, шагая по двое, одетые в праздничные одежды. Они держали в руках свои шапки-невидимки и мерно покачивали ими, так что серебряные колокольчики, украшавшие их, звенели волшебной мелодией. В сопровождении Гольдемара и королевы последовала пара новобрачных, чей свадебный пир должен был состояться в человеческом жилище для благословения и благополучия его обитателя. Куно вышел навстречу гостям и радостно приветствовал их; затем под звуки чудесной музыки начался танец. Его возглавляли король и его прекрасная супруга, их короны сверкали молниями при каждом быстром грациозном движении; за ними следовали новобрачные в сверкающих золотом одеждах. Куно взял за руку хорошенькую девушку-гнома и смешался с великолепной толпой. Всем было очень весело.

Внезапно музыка смолкла, танцоры замерли, и все глаза в негодовании обратились к отверстию в потолке, в котором было видно лицо леди фон Алленштейн.

Глаза Гольдемара гневно сверкнули.

— Погаси свет! — крикнул он одному из своих спутников. В мгновение ока маленький человечек вскарабкался на стену, и прежде чем леди успела заподозрить, что это приказание имеет к ней какое-то отношение, добрался до отверстия и подул ей в лицо.

Последовал страшный крик, затем король повернулся к Куно и сказал:

— Прими нашу благодарность, милое дитя, за твое гостеприимство; не твоя вина, что мы не можем остаться дольше. Прощай!

Маленькие люди быстро направились к двери, и вскоре мальчик остался один.

Сверху послышались слабые стоны и звук, похожий на сдавленный плач.

Куно тоже видел лицо госпожи и знал, что эти скорбные звуки издает она. Глубокое сострадание наполнило его сердце; он забыл все несчастья, которые причинила ему эта женщина, и, преисполненный одной только мыслью помочь ей, он взял свечу в руку и поспешил подняться к ней.

Он нашел ее сидящей на полу, прижав руки к глазам.

— Что случилось, милостивая госпожа? — робко спросил Куно.

— О, я ослепла! Ослепла! — жалобно застонала она. — Гном дунул мне в глаза, и я потеряла зрение.

Куно, преисполненный жалости, взял ее за руку и осторожно повел по винтовой лестнице вниз, в ее собственную комнату.

Позвав на помощь служанку, он вернулся, чтобы пожелать бедной леди спокойной ночи. То, чего он никогда не делал в дни ее здоровья, он сделал сейчас — поднес ее руку к своим губам и страстно поцеловал. Дама почувствовала, как горячая слеза упала ей на руку; молча, но с едва скрываемым волнением, она отняла ее. Эта слеза жгла, как неугасимый огонь, не только ее руку, но и душу.

Она провела долгую бессонную ночь; это неожиданное несчастье сокрушило ее жестокое сердце. Но хотя свет исчез из ее глаз, в ней забрезжил новый день. Ее неприязнь к Куно, ее жестокость и несправедливость по отношению к сироте — все это вспоминалось ей, и когда она думала о благородном поведении Куно, из ее незрячих глаз струились слезы раскаяния.

Экберт, узнав о несчастье своей матери, выказал себя таким же бессердечным, как всегда. Он ругал гнома и Куно — как истинную причину случившегося. Но у него и в мыслях не было проводить долгие скучные часы со своей бедной слепой матерью — это было уделом Куно, думал он, потому что он был причиной всего этого. Напротив, не сдерживаемый более ничем и никем, Экберт больше, чем когда-либо, забавлялся охотой и пирами, и еще более чем прежде, тиранствовал над всеми окружающими.

Куно вел себя с несчастной дамой как любящий сын. Он сидел рядом с ней и заботился о ее желаниях, словно она была его любимой матерью. Когда наступило лето, он каждый день выводил ее в сад или на скалу, где лежала его мать, и старался развлечь ее своими детскими разговорами.

Леди фон Алленштейн часто бывала глубоко тронута, когда чувствовала нежность Куно и думала о своем бессердечии. Однажды ее охватило волнение, она притянула Куно к себе и сказала со слезами: «Ты так добр ко мне, которая была так несправедлива к тебе; можешь ли ты простить мне все зло, которое я причинила тебе? О, если бы я только могла вернуть себе зрение, я бы воспользовалась любой возможностью, чтобы загладить свою несправедливость».

Куно все еще находился в самых дружеских отношениях с народом гномов и считал волшебный дворец своим вторым домом.

Ровно год прошел с той свадьбы в башне, когда король Гольдемар снова выразил желание устроить такой же пир в той же самой комнате.

Сердце Куно радостно забилось при этих словах; возможно, ему удастся упросить короля вернуть зрение леди фон Алленштейн, но он не тешил себя никакими самонадеянными надеждами.

Комната снова была празднично украшена, но никто в замке не имел ни малейшего представления о том, что должно было произойти в ней. Появились маленькие гости, и на этот раз веселье продолжалось без помех.

Но близился рассвет, время разлуки, и Гольдемар протянул руку мальчику, чтобы попрощаться. Тогда Куно крепко сжал его и умоляюще посмотрел в лицо доброго короля.

— Чего ты хочешь, Куно? — спросил Гольдемар.

— У меня есть одна просьба, исполнение которой сделает меня счастливым, — ответил мальчик.

— Назови ее, — милостиво сказал король, — и тебе будет даровано ее исполнение.

Куно подвел короля к кровати и раздвинул занавески. Там сидела бледная дама в глубоком трауре, ее темные незрячие глаза были устремлены прямо перед собой.

— Верните ей зрение, — взмолился Куно, указывая на леди фон Алленштейн.

Глаза Голдемара засияли, когда он одобрительно посмотрел на мальчика; затем он наклонился к даме и сказал: — Свет горит снова! — одновременно дунув ей в глаза, так что зрение вернулось немедленно.

Вновь открывшиеся глаза сияли радостью и благодарностью, и, рыдая, леди упала в объятия Куно, в то время как королевская чета и их свита смотрели на них с глубоким волнением.

— Теперь прощай, Куно, — сказал король Голдемар. — Ты нашел то, что нужно было тебе для счастья, — материнское сердце. Мы сдержали свое слово. Если тебе когда-нибудь в жизни снова понадобится наша помощь, ты знаешь, где нас найти.

С ласковым видом король протянул руку; королева вместе с другими гномами нежно простилась с мальчиком, прежде чем вернуться в свое подземное королевство. Когда они шли через дворцовый сад к входу в скалу, их заметил Экберт.

— Теперь они заплатят мне за все, — сказал он, скрежеща зубами, когда заметил процессию гномов. — Теперь они ответят за этот удар по уху и за слепоту моей матери. Я отрежу голову последнему клоуну и брошу ее в окно этого глупого Куно.

Он тихо проскользнул за процессией. Когда они подошли к двери в скале, Экберт подождал, пока последний ступит на порог, затем прыгнул вперед и поднял меч. В то же мгновение тяжелая каменная дверь, так искусно закрывавшая вход, захлопнулась и разнесла голову Экберта на мелкие части. Не издав ни звука, он упал на спину, и его кровь запятнала снег.

На следующее утро леди фон Алленштейн увидела печальное зрелище. Правда, Экберт был непутевым сыном, но все же это был ее ребенок, ее собственная плоть и кровь, которая теперь лежала перед ней искалеченным трупом. Место, где он был найден с обнаженным мечом, заставило Куно заподозрить, чья рука стала причиной его смерти, но он промолчал об этом, как и обо всем, что касалось его друзей-гномов.

Экберту устроили пышные похороны, но ни одни глаза не проронили ни слезинки на этой церемонии, кроме глаз его матери и доброго всепрощающего Куно. С этого времени госпожа фон Алленштейн обратила всю нежность своего благородного сердца на Куно, который отвечал ей самой искренней благодарностью; и никто из тех, кто не знал их родства, увидев их вместе, не подумал бы, что они были кем-то иным, кроме матери и сына.

Зима и весна миновали, наступила теплая летняя погода.

Ярким летним вечером рог сторожа на башне возвестил о появлении отряда всадников, и когда они приблизились под звуки труб, острый глаз Куно узнал в развевающемся знамени цвета своего отца.

Он уже давно выздоровел, но вместо того, чтобы вернуться в свой замок, снова предложил свою сильную руку и храброе сердце на службу своему императорскому лорду. Война закончилась, и граф, которого они давно считали погибшим, вернулся, весь покрытый шрамами и почестями, чтобы обнять своего любимого сына.

Госпожа фон Алленштейн по-прежнему жила в замке и управляла им, как и прежде, но теперь ей служили из любви, а не из страха. Когда она умерла в добром преклонном возрасте, Куно опустился на колени рядом с ней; ее холодная рука легла ему на голову, а умирающие губы произнесли слова любви и благословения над ее приемным сыном.