Круглые грани Земли

Глава 18

Двигаясь по следам Монры и Терпа, они миновали несколько глинистых увалов. Карабкаться по крутым склонам под палящими лучами маленького солнца было тяжело. В некоторых местах на дне промытых лощин вода уже почти высохла, и переходить такие места приходилось, проваливаясь иногда выше колена в густую, липкую жижу.

Кое-где в быстро пересыхающих лужах трепыхались, умирая, рыбы. При случайном взгляде издали рыбы как рыбы, некоторые были похожи на карпа. Но, присмотревшись, Лис увидел, что на брюхе у них имеются выросты, напоминающие лапы. И рыбы вовсе не умирали, а с помощью этих отростков закапывались в ещё жидкую глину.

– Здешнюю живность есть можно? – спросил Лис.

– Можно, небелковых форм здесь нет. Кроме того, хватает съедобных растений, – ответил, обливаясь потом Инглемаз. – Например, выше на плато растут отличные ягоды, в лесу попадаются дедае. Сам я, понятное дело, пользовался пищевыми синтезаторами, когда пытался переделать этот мир.

– А откуда такие рыбы?

Инглемаз пожал плечами:

– Не я их выводил. Этим миром занимались и до меня, так что кое-какая живность здесь уже ползала, когда я впервые появился… Ну, я потом что-то добавил. – Лису почудилось в его голосе сожаление.

– Значит, с голоду не умрём, – констатировал Лис. – Ладно, выйдем из этих каньонов, ты мне расскажешь подробнее.

Наконец они взобрались по последнему склону и оказались на плато, где каменистая почва перемешивалась с коричнево-серым суглинком. О присутствии твёрдых горных пород говорили попадавшиеся уже в последней глинистой лощине камни, явно упавшие сверху.

Лис обернулся и посмотрел в сторону, откуда пришёл. Глубокие глинистые овраги, почти настоящие каньоны, перемежаясь с гребнями разделяющих гряд, тянулись вдаль, исчезая за линией очень близкого горизонта. Лис пока не знал параметров этого мира, но уже сейчас многое говорило, что в отличие от весьма экзотического мира Терпа, данная планета имела классическую форму.

Лис обратил внимание, как Инглемаз, несмотря на усталость и ливший с него ручьями пот, оказавшись здесь, начал с опаской озираться по сторонам. Проведший много времени в охотничьих экспедициях на незнакомых землях, Лис редко ослаблял внимание, но, судя по поведению Творца, решил, что надо быть вдвойне начеку.

Он осмотрел поверхность почвы и нашёл некоторое количество следов животных, в основном не крупнее собаки.

Кое-где среди валунов рос кустарник необычного вида – Лис окрестил эти растения «саксокактусами». Они имели ярко-зелёные, скрученные, изборождённые морщинами и изогнутые как у саксаула стволы, но когда Лис потрогал их, стараясь не уколоться о длинные колючки, оказалось, что они мясистые и упругие, как кактусы. По обычной логике, колючки свидетельствовали о наличии у растений естественных врагов. Правда, в искусственных мирах Творцов любые формы жизни могли быть просто прихотью одного из создателей планеты, ведь здесь не могло быть речи о масштабной естественной эволюции.

Другими представителями местной флоры на этом краю плато за исключением клокастой травы были растения, представлявшие полную противоположность саксокактусам. Более всего эти то ли полукусты, то ли полудеревца походили на рисунок маленького ребёнка, ломаными линиями пытающегося изобразить реальное дерево. Толстый светло-розовый как местное небо ствол до двадцати сантиметров в диаметре поднимался из земли на высоту более полутора метров, где начинал куститься изломами утончавшихся ветвей. Мелкие зелёные с переливами красного листочки располагались непарно вдоль самых тонких веточек. Кое-где на веточках висели грозди бледно жёлтых, размером с горошину, ягод. Аналогий для названия Лис подобрать не мог. Грозди формировались почти идеально круглыми, и издали создавалось впечатление, что на ветках висят шарообразные плоды.

Поверхность плато тоже хранила следы текущей воды, но это была, похоже, работа воды, низвергавшейся с неба. Судя по следам, дождь здесь являлся «Дождём» с большой буквы.

Инглемаз сорвал несколько гроздей и с явным наслаждением отправил ягоды в рот, предупредив тем самым вопрос Лиса о том, не ядовиты ли растения. Он тоже попробовал ягоды, оказавшиеся неожиданно прохладными, а по вкусу сочная мякоть под толстоватой, но не грубой, а чуть ворсистой как у персика кожурой напоминала дыню с привкусом корицы. Таким образом, Терпу и Монре не грозила здесь смерть от жажды, если бы они решились съесть этих ягод. Лис даже стал недоумевать, почему ушедший в Великое Ничто Кормад так отозвался о данном Недоделанном мире. Конечно, судя по глинистым каньонам, оказаться там во время движения водного потока не сулило ничего хорошего, но здесь, на твёрдой каменистой равнине рядом с растениями, дающими такие вкусные ягоды, было не так уж плохо и страшно. Особенно, с висящим на шее лучемётом.

Несмотря на обилие камней и каменной крошки, Лис с его навыками следопыта, мог легко читать следы. Отпечатки ног Монры и Терпа уходили к видневшемуся примерно в километре впереди лесу. Лис ровным быстрым шагом двинулся туда, но Инглемаз взмолился об отдыхе. Лис посмотрел на него и кивнул, соглашаясь, и совсем не из жалости к уставшему Творцу.

Несмотря на спешку, Лис счёл, что можно и даже нужно потратить с полчаса на получение от Инглемаза более подробной информации о данном мире. Пока они поднимались и спускались по обрывистым склонам Глинистых Лощин (Лис по выработавшейся давно привычке уже присвоил им имя собственное), требовать связного и последовательного рассказа, было невозможно, как и слушать таковой. Да и сам он тоже порядком устал, а к лесу, где может встретиться местная живность, лучше подойти более свежим и готовым к неожиданностям.

Ягодные деревья давали существенно больше тени, чем саксокактусы, и Лис направился к месту, где заросли стояли погуще. Здесь он увидел несколько сломанных растений, и по следам понял, что Терп и Монра обзавелись чем-то вроде дубинок. Это его опять-таки порадовало, поскольку лишний раз свидетельствовало о сохранившемся боевом духе друзей.

Они уселись в жидковатой тени. Инглемаз, отдуваясь, горстями пожирал ягоды.

– Обожрёшься – идти будет тяжело, – сказал Лис, разглядывая чавкающего Инглемаза. – Или, не дай бог, понос тебя прошибёт.

– Не-ет, – ответил Творец, жадно глотая прохладную влагу из шарообразных гроздей. – Эти ягоды очень легко усваиваются.

Лис решил дать ему ещё минуту на утоление жажды, а сам вытащил пистолет. Инглемаз напрягся, но Лис не собирался таким образом убеждать Творца есть поменьше.

Поглядывая на своего пленника, Лис снял пистолет с предохранителя и выстрелил три раза в воздух. Он обругал себя за то, что такая мысль не пришла в голову сразу, как очутился здесь: возможно, Монра и Терп услышат звук, догадаются, кто стреляет, и не будут уходить далеко или даже пойдут навстречу.

Инглемаз подскочил и замахал руками.

– Тише, не поднимай лишнего шума!

– Ага, вот как? – Лис вставил в магазин новые патроны вместо истраченных и убирал пистолет в кобуру. – Ну, давай, рассказывай, что это место собой представляет.

Инглемаз, когда хотел, становился неплохим рассказчиком. Да и как могло быть иначе? Ведь при всех отрицательных индивидуальных качествах, имевшихся у разных представителей расы Творцов, все обладали высоким уровнем интеллекта, уже хотя бы в силу количества прожитых лет, приобретённого опыта и уровня развития цивилизации, из которой вышли. Кто не успел накопить необходимых для выживания навыков и знаний, вряд ли дотянул до нынешних дней. Тот же Нимрат, например, чтобы создавать или хотя бы как-то изменять что-то в своём Кольцевом мире должен был владеть огромным объёмом знаний, пусть чисто прикладных и где-то поверхностных, но – знаний!

К сожалению, интеллект и знание – не есть синонимы порядочности и добродетели, и Лис давно это понял. Ещё в школе, впервые прочитав фразу о том, что «гений и злодейство – две вещи несовместные», он как-то инстинктивно, хотя и с сожалением не поверил в однозначности данного определения, а прожитые годы и прочитанные книги лишь добавили сомнений. Даже рассматривая земную историю, можно найти немало личностей, которых по многим показателям можно определённо назвать гениальными, но которые при этом явно не отличались высокой нравственностью.

Планета, на поверхности которой находились сейчас Лис и Инглемаз, в этой вселенной являлась одной из трёх, обращавшихся по сложным орбитам вокруг центрального светила. Её радиус составлял всего около тысячи километров. Таким образом, как прикинул в уме Лис, вспоминая соответствующие формулы, площадь данного Недоделанного мира составляла не более одной шестой площади Земного шара. При этом гравитация, как обычно, имела привычную для Творцов величину.

Здесь отсутствовали океаны и моря как таковые, но имелась система крупных водоёмов, перетекавших с места на место в определённые моменты под действием приливных сил солнца и остальных планет, расположенных очень близко. Глинистые лощины бороздили поверхность, опоясывая планету в разных направлениях, как марсианские каналы. По ним устремлялись потоки воды, омывая раздробленную на причудливые псевдоконтиненты сушу. Сильная жара вызывала соответствующее испарение, поэтому часто случались короткие, но мощные ливни.

Продолжительность суток составляла привычные двадцать четыре часа с равной длительностью дня и ночи. Ночью почти всегда на небе виднелись то одна, то другая, а то и обе вместе остальные планеты системы, дававшие много отражённого света. Когда эти планеты выстраивались при движении в ряд с солнцем, начинались периоды перетекания воды. Как эти небесные тела пока не разорвало приливными силами, было не понятно, но, возможно, подобная трагедия ждала не за горами: рано или поздно системы, искусственно поддерживающие баланс мира, дадут сбой.

Ось вращения была перпендикулярна плоскости орбиты, форма которой такова, что смены времён года не происходило. Существовала некоторая зональность по широте, впрочем, очень незначительная.

Мир местных растений «оживляли» уже знакомые Лису дедае – деревья дающие еду, встреченные им впервые в парке Дворца, а затем и в Проклятом лесу, а также огромные росянки, которые, по словам Инглемаза, щупальцами могли подтащить к своим листьям-желудкам зверя размером с пуму. Помимо экзотики, существовало много вполне привычных растений, вроде пальм, дубов, сосен и так далее.

Животный мир не был столь многообразен, как, скажем, на Земле. Кроме того, последний раз Инглемаз что-то делал здесь в плане формирования фауны более двух тысяч лет тому назад. Естественно, какие-то виды могли за это время исчезнуть, поскольку сбалансированные биоценозы отсутствовали. Другие же, наоборот, могли патологически расплодиться, что тоже, в конце концов, могло привести к их вымиранию при исчезновении требуемого корма.

Здесь присутствовало много животных, взятых из исходного мира Творцов, а потом и с Земли: буйволы, антилопы, рыси, шакалы и тому подобные, включая мелких вроде сусликов, хомяков, зайцев и белок. Из крупных хищников могли остаться тигры и львы, но Инглемаз думал, что, возможно, их и не осталось, поскольку завезли их в своё время не много.

Из экзотических видов, полученных искусственным путём, имелись медведи-гризли с удлинёнными лапами, клыками и длинным, как у хамелеона языком, которым они могли хватать добычу наподобие щупальца, удавы-сороконожки, ядовитые грифы, метавшие псевдоперья с острыми ядовитыми концами. Очень опасным животным являлось подобие слона. Размером зверь был даже больше земного африканского слона и питался исключительно кровью, всасывая её через хобот, заканчивавшийся костяной иглой. Он обладал двумя парами сильных щупальцев, росших у основания хобота, а также выпускными когтями на ногах. Щупальца служили для хватания и удерживания жертвы в процессе питания. На планете вводились также ядовитые кентавры с головой кобры и некоторая иная живность.

Но, пожалуй, самыми опасными являлись летающие каракатицы. Как описал созданных лично им тварей Инглемаз, эти головоногие никогда не опускались на поверхность, жили исключительно в воздухе, а летали за счёт наполненных водородом мешков, для получения которого у них имелся соответствующий орган, производящий электролиз воды. Энергию для процесса твари черпали светочувствительной шкурой, работающей как солнечная батарея. Движение в воздухе осуществлялось толчками мощного плоско расположенного как у дельфина заднего плавника и отдачи реактивной струи кислородо-водяной смеси, выбрасываемой каракатицами с огромной силой через отверстие, представлявшее собой подобие сопла ракеты.

Когда Инглемаз рассказывал о каракатицах, Лису почудилось нечто знакомое: он никак не мог отделаться от мысли, что уже слышал о чём-то подобном. Как только Творец дошёл до описания способа передвижения, Лис вспомнил: о подобных тварях красочно повествовалось в любимой им в детстве книжке «Робинзоны космоса».

– Слушай, – воскликнул он, – а ты случайно не был знаком с мсье Франсисом Карсаком?

– Кто это такой? – удивился Инглемаз. – Впервые слышу.

Лис объяснил. Инглемаз совершенно искренне наморщил лоб и сообщил, что он не помнит, чтобы рассказывал кому-то о своих проектах за последнюю тысячу лет, тем более, с такими подробностями. Это было не принципиально сейчас, но Лису оставалось лишь подивиться степени совпадения идеи Творца и французского писателя-фантаста. Хотя, ведь каждый писатель – по-своему творец собственного мира, собственной вселенной, и Лис даже невольно испытал гордость за силу разума отдельных представителей населения Земли, способных создавать в пространствах воображения то, что отдельные представители расы, называвшей себя Творцами, создавали на практике.

К немалому удовлетворению Лиса, который терпеть не мог мелких жалящих насекомых и змей, здесь таковых не существовало, но и перечисленного выше набора хватило бы, чтобы человек без оружия испытал огромные сложности с выживанием.

Если задуматься, то легко можно было бы вообразить мир с более экстремальными условиями. Но Лис уже пришёл к выводу, что Инглемаз и не добивался скорой гибели Монры и Терпа: если бы он этого хотел, куда проще было бы пристрелить их на месте. Инглемазу, безусловно, доставляло радость знать, что какое-то время они просуществуют без всякой, в конечном итоге, надежды на спасение.

Точки перехода на данном псевдоконтиненте отсутствовали, но через один ряд глинистых лощин на восток отсюда, в конце следующего ровного участка суши находился Дворец Инглемаза. Он выглядел как громадная сверкающая пирамида, но, само собой, непосвящённый не мог попасть внутрь.

Здесь, возможно, обитали, люди – давным-давно Инглемаз перебросил сюда некоторые племена австралийских аборигенов и африканских пигмеев. Правда, выжили они или нет, бывший местный «владыка» не знал.

– Когда-то я собирался серьёзно заняться этой планетой, – усмехаясь каким-то воспоминаниям, заметил Инглемаз, – но потом, побывав несколько раз на Земле, понял, насколько там интереснее. Там, правда, уже был свой хозяин, другой Творец, что создавало проблему, но, естественно, добавляло пикантности в поиске решения.

– Похоже, ты сам себе создавал проблемы, – насмешливо сказал Лис. – Тебе представилась возможность работать со Сварогом, что же ты начал копать под него?

– Тебе, никогда не имевшему собственного мира в прямом понимании этого слова, подобного не понять! – высокопарно ответил Инглемаз.

– Ну, да, всё-таки вспомнил, что я – презренный ванвир! – съязвил Лис, кладя в рот несколько «виноградин».

– Даже не в этом дело, ты просто не понимаешь! – почти с сожалением покачал головой Инглемаз. – Ни один Творец не сможет ни с кем уживаться. Ты думаешь, Сварог просто так взял меня помогать себе? Чёрта с два, его вынудили обстоятельства! Почему, например, он рассказал мне так много о происходившем у него в резиденции? Да потому что, когда отпала бы необходимость в моей помощи, он бы меня ликвидировал! Ты думаешь, Сварог тебе отплатит благодарностью за содействие? Ошибаешься: уберёт, если ты отсюда выберешься.

– Вот как? – Лис поднял брови. – Тогда почему Сварог не пришил тебя сразу, узнав, что ты ставишь собственные эксперименты над земной цивилизацией?

Инлемаз сидел, привалившись к дереву и, глядя вверх, лениво кидал в рот по одной ягоде.

– Ты даже этого не понимаешь, – почти с грустью сказал Инглемаз. – Сварог, как и любой Творец, тешится страданием других. Просто убить меня было бы неинтересно, а вот заставить скитаться по Земле как обычного человечка – настоящее удовольствие! Я даже ему завидую, что он получил такую возможность!

– Тебя ему вряд ли превзойти: до того, чтобы поместить твою душонку, например, в тело бомжа, он не додумался! – Лис намекал на угрозу Инглемаза «переписать» разум Монры в привокзальную «синявку».

– Ещё бы! – совершенно искренне кивнул Инглемаз. – Просто я лучше понимаю психологию различных личностей. Субъективное страдание, особенно для Творца, в этом случае было бы очень велико, а вторая производная – твоё страдание, и того больше. На тебя нужно же было как-то воздействовать! К сожалению, я недооценил степень отчаяния Сварога, и не думал, что он решится настолько тесно работать с тобой. Значит, я практически загнал его в угол, – констатировал Инглемаз.

– Уже нет! – ехидно заметил Лис. – Оказалось, из угла имелся выход.

– Увы, к сожалению! Но ты не думай, что он встретит тебя с распростёртыми объятиями. Ты уже слишком много знаешь, чтобы оставить тебя ходить по Земле.

– Я так понимаю, – заметил Лис, – ты в основном рассуждаешь о себе самом и всех вокруг оцениваешь по своим критериям. Но дело не в этом, я и не собирался особо ходить по Земле, как ты выразился. Мы договаривались, что я уйду в миры Творцов.

– Ха-ха, – хохотнул Инглемаз, кинув в рот ещё одну ягодку, – договаривались! Ну-ну!

Лис посмотрел на часы и встал:

– Ладно, привал окончен, пора в путь. Кстати, эта планета как-то называется?

– Я назвал её «Ин», – несколько самодовольно сообщил Инглемаз.

– А планеты «Янь» в системе, часом, нет? – усмехнулся Лис.

Инглемаз не понял юмора, и Лис сообразил, что название не имеет никакого отношения к категориям древнекитайской философии. Возможно, «Ин» являлось сокращением от имени самого Творца, но уточнять он не стал. Ин так Ин.

Они снова двинулись по следам. Лиса несколько удивило то обстоятельство, что Терп и Монра шли как раз в нужном направлении – в сторону здешнего Дворца. Возможно, кто-то из его друзей обладает некоторыми познаниями об этом мире. Скорее всего, определённые сведения мог иметь Терп, много путешествовавший по мирам Творцов. Вдруг он побывал и здесь? Это давало бы большую надежду.

До леса оставалось метров триста, когда Лис увидел большие круглые следы. Следы впечатляли: они имели диаметр более полуметра. В тех местах, где зверь наступал на глинистые участки, глубина следа составляла сантиметров пятнадцать, и просматривались отпечатки огромных когтей. Лис машинально поправил лучемёт и зашагал быстрее. Немного успокоило, что отпечатки ног Творцов накладывались сверху, значит, зверь прошёл тут раньше.

– Посмотри вверх! – попросил Инглемаз, и Лис увидел высоко над ними красноватое облачко. – Сейчас ты увидишь моё творение, про которое ты, якобы, читал. Нам лучше уйти под защиту деревьев. Тебе хорошо в броне и с оружием, а мне не очень хочется видеть их вблизи. Они выстреливают жалом на расстояние до пятнадцати метров!

Несмотря на тревогу, в голосе Инглемаза чувствовалась явная гордость своим «достижением».

Облачко стремительно снижалось, и стало ясно, что до леса они добраться не успеют. Лис уже начал различать отдельных каракатиц – стая состояла не менее чем из двадцати штук.

– Бежим! – крикнул Инглемаз. – Там, под деревьями им до нас не добраться!

– Не успеть, – ответил Лис, желавший рассмотреть животных получше, полагаясь на оружие. – Не волнуйся, я пока кровно заинтересован, чтобы тебя не съели. Спрячься под ягодное дерево – хоть какое-то укрытие!

Они отступили к растению покрупнее, и Инглемаз забился под него, стараясь спрятаться за этой весьма условной защитой.

– Стреляй, чего ты ждёшь! – заорал, не выдерживая, Творец.

– Успею, – ответил Лис, разглядывая животных в бинокль.

Он увидел, что внешнее сходство с описанием летающих гидр из знакомой книжки весьма относительно. Монстры имели туловище, напоминающее дельфинье, длиной метра три-четыре с маслянисто блестящей кожей и просто громадным по площади хвостовым плавником. Двигались они со скоростью не менее пятидесяти километров в час: мощные хвосты молотили воздух, а под и над ними равномерно, вырывались струи водно-газовой смеси, напоминавшие струи пара. Щупальца в отличие от чудищ Карсака свисали только с одной стороны впереди внизу туловища, а орган, стреляющий жалами, торчал как раз над пучком щупальцев.

Когда до стаи, снижавшейся целенаправленным плотным порядком, оставалось метров двести, Лис решил, что смотреть хватит, и открыл огонь, установив лучемёт на непрерывную сжигающую мощность.

Бах! Бах! Бах! Первые три каракатицы взорвались огненными клубками, четыре самые ближайшие к ним, получив серьёзные ожоги, сразу же потеряли скорость и заколыхались в воздухе как вялые аэростаты – их начало сносить ветерком.

Первые из уцелевших успели метнул жала, представлявшие собой трубки из твёрдой ороговевшей кожи с косым срезом на концах, но промахнулись метров на пять. Водя лучом из стороны в сторону, Лис взорвал ещё десяток живых дирижаблей, после чего остатки стаи пустились наутёк, но стрелок решил не давать им уйти и добил всех.

– Видишь, – сказал он, продолжавшему прятаться под деревом Инглемазу, – не всё так уж сложно.

– Естественно, – кивнул Творец, выходя на открытое пространство, – ты в броне и с оружием. Я же просил у тебя хотя бы доспехи! К счастью, в жару они летают редко – отсиживаются в пещерах.

– Рассуждай поменьше! – оборвал Лис. – Почему-то ты не подумал дать броню Монре и Терпу, отправляя их сюда, сволочь!

Аккуратно прострелив водородные мешки, используя пистолет, чтобы легковоспламеняющийся газ не взорвался от энергетического луча, и тело зверя осталось неповреждённым, Лис подошёл осмотреть упавшую каракатицу более детально.

У чудовища имелось четыре глаза, и располагались они на равном расстоянии вокруг пучка щупальцев, давая, таким образом, полный обзор нижней полусферы поля зрения. Каждое из щупальцев в пучке было полым с острым роговым наконечником на конце. Это наводило на мысль, что в одном схожесть с вымышленным монстром Карсака оставалась полной: судя по всему, каракатица тоже впрыскивала разжижающий ткани сок, а затем сосала питательную смесь, в которую превращалось тело жертвы. Инглемаз подтвердил предположение, сказав, что у каракатиц именно внешнее пищеварение.

Закончив осмотр зверя, Лис снова двинулся по следам друзей, моля бога помочь им избежать встречи с подобными монстрами.

Заросли становились всё гуще, и здесь стали попадаться очень любопытные растения, похожие на связки воздушных шаров, росших на напоминавшем высокий пень основании. Примерно на высоте метра ствол начинал часто ветвиться на мелкие отростки, каждый из которых заканчивался чашелистиком, поддерживающим почти идеально круглый пузырь диаметром в среднем сантиметров тридцать. На каждом стволе росли десятки таких пузырей разного оттенка. Растение выглядело красиво, словно связка рвавшихся вверх разноцветных воздушных шариков.

Ради интереса Лис срезал один такой плод и получил подтверждение своей догадки. Он отпустил «воздушный шарик», и тот взмыл ввысь, быстро удаляясь. Некоторое время Лис следил за его полётом и обратил внимание, что чем выше, тем ветер явно сильнее. Он спросил об этом Инглемаза.

– Примерно на трёхстах метрах вообще начинается устойчивый сильный воздушный поток, – ответил Творец. – Как раз такие потоки приносят дожди, без них тут всё пересохло бы.

Вскоре Лиса ждал ещё один сюрприз. Высматривая следы, он увидел множество отпечатков, очень напоминающих лошадиные копыта. Единственное отличие состояло в том, что след имел второй палец, отставленный назад, и создававший впечатление оттиска двух копыт – большого и маленького. «Если это лошади, их следует называть парнокопытными», – подумал Лис. Судя по количеству следов, животных было не меньше дюжины.

Творец посмотрел и сказал, что это, видимо, гибрид верблюда и лошади. Животные получились уродливыми, и он бросил их совершенствование.

– Наверное, не вымерли, и даже расплодились, – заключил Инглемаз.

– Они опасны для человека?

Инглемаз ответил отрицательно. Напротив, животное, насколько он помнил, отличалось спокойным и кротким нравом, являлось, как и прототипы, травоядным, и вполне годилось бы для перевозки грузов.

Наконец, они добрались до настоящего леса. Невообразимое смешение пород удивляло. Вместе с дубами и соснами, упоминавшимися Инглемазом, в лесу бок о бок росли пальмы, лианы, бамбук и много чего ещё, почву, несмотря на большое количество опавшей листвы, покрывала высокая трава. Густые заросли кустарников, среди которых Лис сразу узнал орешник, мирт и азалию, сильно затрудняли движение через чащу, но по сломанным веткам легко угадывалось, где прошли Монра и Терп.

Прорубая кое-где дорогу большим ножом, прихваченным в Арсенале Сварога, Лис двинулся в глубь леса. Здесь, несмотря на жару, было очень влажно и из-за этого дышалось ничуть не легче, чем на равнине: густые заросли хранили стойкое воспоминание о прошумевшем ливне. Инглемаз заметил, что потоки воды низвергаются с небес достаточно часто. Особенно они вероятны к концу дня: воздух остывает, и дожди идут почти каждый вечер.

Неожиданно в зарослях показалась довольно широкая тропа. Среди множества следов, легко здесь просматривавшихся, Лис снова увидел отпечатки «лошадиных» копыт, совсем свежие, шедшие поверх всех остальных, в том числе, и поверх следов Творцов, там, где те вышли на тропу. И что не понравилось Лису – «лошади» рысили в ту же сторону, куда направлялись Монра и Терп. Он ускорил шаг.

Тропа уводила в глубь леса. Метров через четыреста следы Терпа и Монры сворачивали в чащу, причём характер движения ясно показывал, что Творцы побежали.

Лис остановился и внимательно осмотрел отпечатки. Здесь же остановились и «лошади» и появились новые следы: в местах, где почва была свободна от травы, отчётливо просматривались отпечатки ног, обутых в нечто вроде мокасин, самый крупный из которых соответствовал не боле чем тридцать девятому размеру обуви. Это подтвердило уже мелькнувшее опасение, что вслед за его друзьями двигается не стадо животных, а отряд всадников. Спешившиеся люди, явно кинулись вслед за Творцами. Тропа вокруг оказалась основательно утоптана на большом протяжении в обе стороны.

Лис прошёл метров двадцать вдоль зарослей и увидел место, где группа людей вновь вышла из леса на тропу. Судя по следам, они тащили какую-то тяжёлую ношу. Ему не составило труда проследить место, где груз переложили на «лошадей».

Для очистки совести Лис углубился в заросли и обнаружил, что следы обрываются. Поломанные кусты свидетельствовали о борьбе, но не слишком долгой. Во время всей процедуры чтения следов Инглемаз волей-неволей следовал на «поводке» за Лисом и чертыхался, продираясь сквозь кусты. Лис вернулся на тропу и задумался, присев на ствол упавшего дерева. Следы копыт уходили по тропе дальше в глубину леса.

– Что это может быть за племя? – осведомился он у Инглемаза.

Творец пожал плечами:

– Я был здесь последний раз, дай бог памяти, когда на Земле Цезарь трахал Клеопатру, что ты от меня хочешь? Кстати, когда я попал сюда впервые, тут кое-какие людишки уже обитали, а потом я дополнительно приводил несколько племён из Конго и Австралии. А что произошло далее – откуда мне знать?

– Они хоть не каннибалы? – Лис недобро посмотрел на Инглемаза.

– Хм, они все каннибалы. Не знаю, в общем-то, двуногих здесь жило немного, так что, возможно, этим перестали заниматься. Тут недостатка в еде нет, если их самих не сожрали. – Он засмеялся, довольный каламбуром.

– Если Монра и Терп чуть ли не сразу натолкнулись на конный отряд, значит, людей здесь не так уж мало – или им просто не повезло. Ты не мог притащить сюда какие-то более цивилизованные народы, когда, как я понимаю, хотел сам тут обосноваться?

– А зачем мне были нужны цивилизованные? – криво усмехнулся Инглемаз. – Правда, у меня имелась задумка собрать здесь понемногу представителей разных рас и посмотреть, как они друг с другом разберутся – этакая модель Земли в уменьшенном варианте. Кроме того, я хотел подкинуть побольше разных монстров, но не располагал, к сожалению, достаточными ресурсами для этого. Однако потом я понял, что зря теряю время: на самой Земле куда интереснее, особенно с учётом, что она находится в «большой» вселенной, там можно обойтись меньшими затратами, а эксперимент получается куда масштабнее. Временем же мы не ограничены.

– Ну да, – кивнул Лис, – пара флаконов какой-нибудь дряни нескольким недоучившимся полуинтеллигентам в России или Германии, «мы наш, мы новый мир построим» или «хайль, Гитлер»! Верно?

Инглемаз самодовольно захохотал:

– Этот слюнтяй тебе рассказывал? Но кое-что построили, согласись! Если бы Сварог мне не помешал, я радикально переделал бы мир Земли.

– Да что же они построили?! Только обгадили и извратили то, что до них по крупицам создавали несколько сот лет!

– Значит, плохо создавали, раз так легко удалось сломать! Тебе вряд ли понять мои идеи, но скажи, неужели тебе нравится нынешнее устройство жизни на Земле в целом? Эти расы, народы, государства, религии, всё время готовые вцепиться друг другу в глотки, эти бесконечные войны?

– А ты, значит, пацифист, решивший положить конец распрям? – Лис саркастически скривился.

Инглемаз махнул рукой:

– Наш спор не имеет смысла. Я уже вижу твой подход и не собираюсь тебе что-то доказывать.

– Да я, в общем-то, и не прошу меня в чём-то убеждать. Мне просто хочется понять, что движет личностями, считающими, что они – центр мира, и потому я тебе задаю вопросы.

– Любая личность – центр мира! – безапелляционно заметил Инглемаз. – Если эта личность так не считает, то она – ванвир.

– Но, следуя подобной логике, остаётся признать, что необходимо уважать каждую личность!

– Вот! – Инглемаз наставительно поднял указательный палец. – Вот такое у тебя извращённое понятие! Ты слушаешь – и не слышишь, и даже не можешь понять! Ты сейчас скажешь, что, мол, каждая личность – большая ценность, и так далее. Подобное утверждение, готов признать, имеет определённое место в обществах, вроде земного: уровень технологий довольно низок, продолжительность жизни мала, и масса народа, как таковая, в сильной степени зависит от каждого отдельного индивидуума. Соответственно, присутствует так называемая мораль и установка, что надо поощрять друг друга, чтобы вместе жилось лучше. И это, конечно, объективный закон до поры, до времени. Но заметь тенденцию очень многих индивидуумов этот закон нарушать. Значит, закон этот временный, он исчезает! Я же говорю о более высокой стадии развития, о нашем обществе, обществе Творцов. Центр мира – ты сам! Каждый из нас – заключительный этап эволюции сознания, и поэтому мы живём порознь. Те, кто этого не осознал, вымирают как доисторические животные. Они проявляют своеобразные психологические атавизмы, пытаясь оказывать кому-то помощь или хвататься за чью-то таковую, не понимая, что личность, если она личность, должна действовать только сама по себе и, не завися ни от кого, ни на кого и не полагаться. Я всегда так и действовал!

– Это как? – Лис приподнял бровь. – Когда тебе надо, скажем, втереться к кому-то в доверие, как, например, в своё время к Сварогу, ты втираешься, а потом – предаёшь? То есть, в двух словах, делаешь всегда, как тебе удобно и выгодно без каких-либо моральных ограничений? Неужели ты считаешь, что открыл какую-то новую философию, исповедуя такой подход? Что это – высшая стадия развития сознания? Но на той же Земле ублюдков с подобной философией, к сожалению, очень даже много. Ты хочешь сказать, что земляне уже поднялись до таких «высот» развития?

Инглемаз с сожалением покачал головой:

– У вас это отдельные, хотя и не такие уж редкие проблески будущей линии поведения каждого. Но до такого массового уровня вашему обществу пока очень далеко…

– Слава богу! – вставил Лис.

Инглемаз криво усмехнулся, но никак не прореагировал на замечание Лиса.

– На вашем уровне развития, – продолжал он, – взаимозависимость отдельных индивидуумов настолько высока, что подобные настроения, естественно, воспринимаются отрицательно обществом в целом, и они реально являются для него в данный момент вредными. Всё дело в том, повторяю, что индивидуумы, о которых мы рассуждаем, ещё не могут быть по-настоящему независимыми от общества, другое дело – хозяин собственного мира…

– Ну, вот и хозяйничал бы здесь, в Недоделанном мире, – Лис показал рукой вокруг, – доделывал бы его! Зависимость от чего тебе помещала? Ага, ведь у тебя, как ты сам говорил только что, не было нужных ресурсов, значит, не так уж ты автономен и независим, центр мира!

Лис пристально смотрел на Инглемаза. Наверняка, если бы подобное сказал, например, некий ванвир Богдан, сидящий под нацеленным на него лучемётом, возмущение и гнев «центра мира» не знали бы предела. Сейчас Инглемаз хорошо скрывал свои чувства. Он лишь снова усмехнулся, хотя злость слабым отсветом поблёскивала в глубине светлых скандинавских глаз:

– Увы, ты просто не можешь всего понять.

– Я очень хорошо тебя понимаю. Ты воображаешь себя сверхчеловеком: это же так удобно, считать себя пупом Земли, а всех остальных ублюдками. Но, повторяю: для Земли подобные рассуждения тоже не новость, навалом там таких «философов». Они, правда, в основном объявляли «избранными» собственную нацию или идеологию, а второсортными другие народы, расы, или образ жизни, но это практически одно и тоже. Их было много всегда. Подобные типы сперва создавали религии, призывавшие убивать «неверных» или ходить в крестовые походы, потом партии, расправлявшиеся с инакомыслящими согражданами или с «неполноценными» народами. Да, ты же сам и прикладывал к этому руки, о чём я говорю?! Хочешь, я скажу мнение о тебе? Никакой ты, в задницу, не сверхчеловек, чёрт тебя побери! Ну, живёшь неограниченно долго, да генетических дефектов у тебя вроде бы нет. Так если у человека Земли перестроить пару генов, и он будет жить сколь угодно долго.

Теперь пришла очередь Инглемаза насмешливо посмотреть на Лиса:

– Ну и что ж ты не принёс сие великое благо всем людям своего мира? Для себя заимел, а другим, которых ты, как заявляешь, считаешь братьями, равными тебе во всём, что ж не подарил жизни бесконечной? Значит, ты думаешь, что ты чем-то лучше, праведник? Что же ты не облагодетельствовал соплеменников техническими достижениями, а? Значит, себя ты ставишь выше других представителей собственного вида!

Лис задумался – на подобные обвинения всегда трудно отвечать, да и мало чего можно в данном случае возразить. Да, он нашёл «вкусный пирог» и не поделился им с остальными. Но правильно ли, в принципе, устраивать делёж, когда ты знаешь, например, что как только крикнешь: «Эй, я тут такое нашёл!», это вызовет давку и гибель многих, желающих получить то же самое? А кто-то, кто посильнее, безусловно, постарается захватить всё себе, чтобы потом на этом зарабатывать, эксплуатируя других, так же, как и раньше, если не хуже.

С другой стороны история той же Земли давала множество примеров, когда отдельные представители отсталых народов вполне благополучно усваивали элементы более высокой культуры, но это не говорило о том, что весь конкретный народ в целом уже готов взять и «перепрыгнуть из феодализма в социализм», как любили писать, например, в Советском Союзе. Значит, не стоит и пытаться заставлять народ в целом «прыгать» куда-то!

– Ты передёргиваешь, – сказал Лис. – Не думаю, что ты настолько примитивен, чтобы искренне упрекать меня за то, что я не рассказал на Земле о найденном во Дворце Терпа. Наверное, реши я это сделать, ты бы первый постарался меня убить. Ты же знаешь и понимаешь ситуацию на Земле не хуже меня. Я не собираюсь перед тобой или перед кем-то оправдываться, скажу одно: я уверен, что, выплеснув такую информацию на земное, да и любое иное общество, обязательно создашь ещё большие проблемы. Всем людям на современном уровне развития технологий нельзя дарить бессмертие, ведь где и как взять столько еды, если бессмертных будет становиться в среднем даже на один-два процента в год больше? Ни один земной политик не даст сделать всех людей бессмертными. Меня бы сто раз ликвидировали, вернись я и начни орать о своих находках. В общем же я рассматривал ситуацию так: мне повезло, я нашёл клад, но это не значит, что я должен взять и начать раздавать золото направо и налево всем вокзальным бомжам, которые его пропьют и передерутся.

– Ага, ты всё-таки оправдываешься! Вот я и говорю, что ты сам считаешь себя избранным, – подвёл итог Инглемаз. – Тогда нечего читать нотации мне.

– Разве я тебе нотации читал?! Знаешь, есть поговорка: горбатого могила исправит. Это в данном вопросе применимо как раз к тебе!

Его оппонент только недобро ухмыльнулся.

– Ладно, – Лис встал, – рассказать мне про аборигенов ты ничего не можешь. Тогда будем добывать информацию на месте. Пошли!

Лис двинулся по тропе, всё дальше уводившей в чащу. Инглемаз плёлся следом. Естественно, двигаться со скорость, которую даже в такой местности поддерживали люди на верховых животных, они не могли. Кое-где, когда позволяли заросли вокруг тропы, всадники переходили на лёгкую рысь, и Лис понимал, что расстояние между ним и отрядом постепенно увеличивалось. Это вызывало у него всё большую тревогу за судьбу друзей, но Лис успокаивал себя, что даже если племя, захватившее в плен Монру и Терпа, является каннибалами, явно необычная внешность не будет способствовать немедленному использованию их в качестве провианта. Да и вряд ли здесь существуют серьёзные проблемы с питанием, особенно, при растущих в лесу дедае.

Однако, осматриваясь, Лис заметил, что живности попадалось на удивление мало, хотя, вполне возможно, движение крупного отряда просто распугало её. Если считать лес населённым достаточно густо, это могло свидетельствовать, что люди заставили большинство обитателей животного мира опасаться себя. В какой-то степени такое предположение подтвердилось километров через пять. К ветке мощного дуба было подвешено странное тело, и Лис впервые увидел коброкентавра.

Существо очень походило на мифологический прототип, не считая того, что вместо человеческой головы кентавр имел голову схожую по виду с головой змеи на одном из альбомов группы «White Snake», когда-то виденного Лисом. Средний по размерам человеческий торс и четвероногое туловище, напоминавшее туловище крупного осла, покрывала тёмно-зелёная змеиная кожа. К ветке коброкентавра подвесили за связанные попарно ноги. Сильные мускулистые руки свешивались, немного не доставая до земли, а кисти напоминали кошачьи лапы с острыми выпускными когтями. Они представляли страшное оружие, но как орган труда вряд ли могли хорошо служить владельцу. Из раскрытого змеиного рта вывешивался длинный, раздвоенный язык. Лис заглянул в пасть и обратил внимание, что ядовитый зуб, имевшийся, по словам Инглемаза, на нёбе, вырезан. Мёртвые глаза смотрели в пространство со злобой, которая, казалось, не покинула их вместе с жизнью, уцепившись на бренную оболочку. В целом существо производило очень страшное впечатление: такое ночью увидеть – долго не уснёшь.

– Твоё произведение? – спросил Лис своего подконвойного, кивнув на коброкентавра. – Они разумные?

– Я бы сказал: ограниченно разумные. Живут и охотятся поодиночке, в брачные периоды сходятся с самкой, откладывают яйцо, а после того, как вылупится и подрастёт детёныш, расходятся. Во всяком случае, так я планировал. Нравится?

Лис хотел уже высказаться по поводу сего творения, но вспомнил, объективности ради признавая, что и Терпом были выведены твари ничем не лучше. Уровень развития молекулярной биологии и генной инженерии Творцов позволял творить не только чудеса, но и ужасы. Может быть, цивилизация, достигшая таких высот естественным путём и сохранившая какие-то общественные институты, могла бы как-то контролировать работы в этой области, но Творцы, распавшиеся на отдельных индивидуумов, обладавших зачастую возможностями, кои не снились человечеству Земли в целом, могли реализовывать самые гнусные фантазии. Впрочем, Лис не слишком надеялся, что попади сейчас подобные знания на Землю, человечество распорядилось бы ими с большей ответственностью. Возможно, там начались совершенно дикие вещи, и поэтому он ничего не ответил Инглемазу.

Вообще, особенно после хоть и поверхностного, но всё же достаточно объёмного знакомства с нынешней ситуацией на собственной Родине и в целом на Земле, Лису всё больше начинало казаться, что коллективный разум тоже далеко не всегда находит идеальные решения. К чему привела вся эта демократия, исповедующая, казалось бы, коллегиальность в создании законов и выработке решений? В мире не стало лучше, в России не стало лучше, наоборот, процветают кучи партий, кланов, можно сказать, минисообществ, на деле воюющих друг с другом за право управлять. Они яростно соперничают между собой, но и внутри каждого всегда идёт более или менее сильное брожение, поскольку любой коллектив, особенно замкнутого типа, уже содержит в себе запал взрывного устройства в виде противоречия личных интересов и амбиций отдельных его членов и коллегиальных целей, стоящих перед сообществом. А движет всем жадность и желание попрать другого, а народ – серая масса – рассматривается как большой ограниченно разумный инструмент для решения своих проблем.

Чем же это, по большому счёту, лучше, концепции Инглемаза? Может быть, на самом деле эффективнее, если миром правит всего одна личность? Конечно, тут есть один чрезвычайно тонкий момент: хочется почему-то, чтобы личность эта не была сволочью. Хотя, опять же, и такое определение весьма относительно, ведь сам Инглемаз, например, сволочью себя не считает. Эх, нет в жизни счастья, одним словом, в смысле – идеала строения общественного бытия!

«Интересно», – подумал Лис, – «а хотелось бы мне самому, например, править миром, ну, скажем так, как пытается делать Сварог?» Ведь если не становиться на позицию Инглемаза и не считать всех человеческих существ ванвирами, а себя «центром мира», то это колоссальная ответственность – прежде всего перед самим собой. Да и не очень хорошо у Сварога получилось всё, хотя, как он сам говорит, ему сильно помешали. Но встаёт вопрос: если можно так легко помешать, то хорош ли план в целом?

М-да, трудно быть богом! Вообще, наверное, невозможно выступать в подобной роли, в принципе, но начинает казаться, что иной раз очень трудно не попытаться богом не быть, особенно, полагаясь на свои, якобы, истинно благие намерения. А теми же благими намерениями вымощено дорожное покрытие для очень известной дороги кое куда. И некоторые представители земного человечества очень давно подметили, что получается, когда кто-то кого-то пытался силой привести к счастью.

Отвлекаясь от слишком глобальных мыслей, Лис попытался понять, как убили коброкентавра. Сейчас эта задача являлась более актуальной, чем философские спекуляции на тему о путях достижения вселенской гармонии.

На человеческом торсе трупа виднелись две сквозные раны, обе на груди, то ли следы от ударов копьём, то ли от извлечённых стрел. Голова, говоря языком милицейского протокола, имела свидетельства ударов «тяжёлым тупым предметом», очевидно, дубинкой, которой монстра добивали. Если раны оставили прошедшие навылет стрелы, то люди, убившие кентавра, располагали довольно эффективным метательным оружием. Но вот, что было странно: эти сквозные раны оказались замазаны глиной с обеих сторон, словно для того, чтобы предотвратить вытекание крови. Помимо этого на теле в нескольких местах, как на торсе, так и на лошадиной части виднелись дырки диаметром примерно миллиметров пять-шесть, оставленные очень ровным круглым орудием.

Лис спросил об этом Инглемаза, но тот только плечами пожал, вновь заявив, что не может знать всего, происходившего тут в течение двух тысяч лет. На вопрос о том, догадывается ли он, почему аборигены не забрали труп в качестве пищи, Творец ответил, что мясо взрослого коброкентавра ядовитое, и употреблять его в пищу нельзя.

– А эти не замазанные дырки, они не могут быть оставлены твоим слоном-кровопийцей? – допытывался Лис.

– У него игла, вроде, потолще, как мне кажется, – покачал головой Инглемаз.

– А гидры?

Инглемаз посмотрел вверх на густые кроны деревьев:

– Здесь они не могли бы спуститься к земле. Гидры не суются в заросли, потому что им очень легко пробить летательные мешки о ветки и сучья.

По-прежнему возле тропы попадалось мало живности. Это, разумеется, нисколько не огорчало Лиса, поскольку совершенно не хотелось тратить время на столкновения с крупными представителями местной фауны, но давало пищу для размышлений. Видимо, за время отсутствия Инглемаза здесь произошли некоторые изменения, и мир стал не таким уж смертельно опасным, если, конечно, не считать природные катаклизмы в виде перетекающих с места на место водных масс и ливней. Хотя, судя по всему, движение воды, вызванное приливными силами, вряд ли чем-то грозило находившимся на поверхности плато.

Вечерело, и в просветах древесных крон стало заметно, что в небе начали появляться плотные тучи, собирающиеся, словно ниоткуда, и темнеющие прямо на глазах.

– Скоро польёт, как из ведра, – сообщил Инглемаз. – Нам нужно как-то укрыться: ливень будет страшный.

Лис кивнул: вряд ли стоило вообще мокнуть и продолжить движение в сумерках. Он свернул с тропы, несколько углубившись в чащу, чтобы никто не мог заметить их лагерь. Среди плотных кустов Лис поставил обе имевшиеся у него палатки, на всякий случай соединив их вместе и прикрепив трос к толстому дереву. Инглемаза поинтересовался насчёт еды, показав на росшее неподалёку дедае. Лис сорвал несколько плодов различной степени зрелости и бросил в каждую палатку.

Совсем как на Земле налетел резкий порыв ветра, предвестник грозы, и лес тревожно зашумел. Стало почти темно, и упали первые пока ещё редкие капли дождя. Инглемаз, не дожидаясь распоряжения Лиса, забрался в одну из палаток, а сам Лис направился в другую. Палатки не имели устройств, позволявших запереть их снаружи, но Лис не думал, что Творец попытается сбежать. Без оружия у него не было шансов уйти далеко, особенно, если здесь хозяйничали аборигены.

Едва Лис закрыл входной полог, сверху словно повернули душевой кран и обрушилась масса воды. Поток был настолько мощный, что уже через несколько минут палатка начала чуть-чуть всплывать, так что решение о креплении к дереву, оказалось очень своевременным и верным.

Вряд ли в такой ливень могла угрожать иная опасность, чем быть унесёнными прибывающей водой. Поэтому Лис запер изнутри вход, поужинал плодами «дерева, дающего еду» и уснул под шум дождя, более напоминавший грохот водопада.