Круиз вдовы

I

Несколько пассажиров находились на солнечной палубе под мостиком, когда в девять часов на следующее утро «Менелай» приближался к Калимносу. Этот остров, как утверждают некоторые путеводители, самый красивый из островов Додеканеса. Гавань расположена в широком и глубоком заливе, над которым на склонах холмов возвышались ряды зданий. Глаза Клер Мэссинджер были устремлены на часть города, находящуюся над портом. Расстояние, солнечный свет и крутые холмы создавали своеобразный эффект отсутствия перспективы, превращающий город в картину, его изображающую. Дома помещались на заднем плане в виде кубов белого и различных оттенков голубого цветов, чистота которых придавала пейзажу примитивную простоту, очаровывающую Клер.

— «Где каждый вид прекрасен, и только люди злы»,— послышался рядом веселый голос Айвора Бентинк-Джоунса;

— О, доброе утро,— сказала Клер.— Вид в самом деле красивый. Но, по-вашему, люди здесь злее, чем в других местах?

— Эго просто цитата, дорогая леди.

«Дорогая леди» тут же вывела Клер из терпения.

— Поэтам следовало бы сначала думать, а потом говорить,— раздраженно сказала она, но, увидев обескураженное выражение на лице Айвора, смягчилась.— По-вашему, город намеренно спланировали подобным образом? Не могу себе представить греков в этой роли.

— Я не вполне...

— Эти дома — они все белые или голубые.

— О, это началось во время итальянской оккупации. Жители раскрасили город в цвета греческого флага в знак протеста и сохраняют эти цвета до сих пор.

— Ловко придумано. Полагаю, если бы они были коммунистами, то выкрасили бы город в красный цвет.

Айвор льстиво усмехнулся.

— Вы собираетесь удостоить вечерний бал своим присутствием? — вскоре спросил он.

— Наверное, я пойду на танцы.

— Тогда я, возможно, буду иметь честь...

— Это зависит от мистера Стрейнджуэйза,— весьма безответственно заявила Клер.— Знаете, он ужасно ревнив.

Лицо мистера Бентинк-Джоунса сразу же приобрело внимательное выражение.

— Да-да,— быстро продолжала Клер.— Один мужчина как-то попытался ухаживать за мной во время танцев, Найджелу это не понравилось, и беднягу отвезли в больницу. Результат — двенадцать швов на лице и два сломанных ребра. Конечно, дело замяли, так как этот человек был связан с королевской семьей.

— С королевской семьей? В самом деле? — Айвор с подозрением посмотрел на Клер и вскоре отошел, чтобы попытаться цереварить полученную информацию.

Клер заметила Мелиссу Блейдон и Никки, склонившихся на перила рядом друг с другом; Ианта Эмброуз сидела неподалеку в шезлонге. Никки, казалось, смотрел на что- то, находящееся на берегу с левой стороны гавани; его пальцы двигались, словно прослеживая путь, проделанный увиденным предметом. Клер обратила внимание на некоторую сдержанность жестов Никки, на взгляды, которые он время от времени бросал вокруг, как будто желая убедиться, что его не подслушивают. Впрочем, если бы пара планировала любовное свидание, то она вряд ли бы стала это делать в пределах слышимости Ианты.

Тем не менее, сегодняшний день предоставлял им первую возможность. На Калимносе отсутствовали достойные осмотра культурные достопримечательности, поэтому вплоть до вечерней лекции и назначенных после нее танцев у Никки практически не было никаких служебных обязанностей.

«Менелай» бросил якорь. Его гудок отозвался в холмах ленивым эхом. Ианта Эмброуз конвульсивно дернулась и заткнула уши. Спустя несколько минут из гавани отплыло суденышко, чтобы забрать на берег пассажиров.

Найджел и миссис Хейл присоединились к Клер на палубе, наблюдая за приближением примитивного на вид судна. Никки встал и приветствовал их.

— Что нам здесь делать? — осведомилась миссис Хейл.

— Вы должны купить губку, мадам,— ответил Никки.— Я лично выберу ее для вас. Незачем платить больше, чем...

— Но я не могу провести весь день, покупая губку.

— Главный промысел на острове Калимнос — ловля губок,— продолжал администратор круиза.— Этим занимаются не менее трех тысяч мужского населения острова. Они отсутствуют все лето, ныряя за губками на побережье Северной Африки, а через несколько лет...— на его лице появилась ослепительная улыбка,— погибают от легочной болезни. Весьма печально.

— Ну а после того, как я куплю себе губку?

— Вас отвезут на один из пляжей — их здесь полным-полно, и превосходных. А можете обследовать остров пешком. Его обитатели очень дружелюбны и рады туристам.— Никки снова заулыбался и продолжал с усилившимся американским акцептом: — В такой дыре всегда рады гостям. .

— Это способствует торговле, а? — заметил Найджел.

— Да. И интересному общению,— со смехом ответил Никки.— Ну, вечером увидимся.

— Думаю, что интересное общение возможно, главным образом, с женским населением, учитывая отсутствие трех тысяч мужского,— сухо заметила миссис Хейл.

Клер обратила внимание, что Никки пребывал в состоянии еще большей эйфории, чем обычно. Похоже, он и впрямь договорился о свидании с Мелиссой. Но как они предполагают избавиться от Ианты?

II

— Зачем нам эти нелепые карточки высадки? Я уверена, что когда-нибудь потеряю свою!— воскликнула миссис Блейдон.

— Чистой воды бюрократия,— фыркнул мистер Бентинк-Джоунс.

Послышался негромкий педантичный голос Примроуз Челмерс:

— Карточки высадки очень удобны,—заявила она.— Если бы их не было, то нам пришлось бы показывать наши паспорта каждый раз, когда мы сходим на берег.

— Почему этот испорченный ребенок повсюду за нами следует? слишком громко проворчала Ианта.

— Я не следую за вами, а стою вместе с вами в очереди. Карточки также нужны для того, чтобы контролер мог проверить, все ли пассажиры вернулись на борт. По-моему, это очевидно.

— Не будь дерзкой, девчонка!— огрызнулась Ианта.

— Я просто констатирую факты.

— Уверена, что моя дочь не хотела вас обидеть,— успокаивающе промолвила мать Примроуз. Но Ианту было не так просто успокоить.

— Когда я захочу, чтобы мне читали лекции школьницы, я скажу об этом,— сердито отозвалась она, и ее лицо нервно дернулось.

Родители Примроуз оставались спокойными. Для психоаналитиков подобное сопротивление было обычным делом и не задевало их. Примроуз, однако, была не столь невосприимчива к окрикам — она бросила на Ианту злобный взгляд и, казалось, хотела возобновить дискуссию.

Но в это время очередь начала двигаться к трапу. Мелисса, держа в одной руке свою плетеную сумку, другой рукой помогала сестре спуститься по крутому трапу.

Тем временем мистер Трубоди отвел Найджела Стрейнджуэйза в угол салона. Отец Фейт и Питера был видным пожилым человеком с седыми усами и властными манерами крупного бизнесмена.

— Вы не сходите на берег? — Это было не столько вопросом, сколько заявлением, хотя и вежливо произнесенным.

— Нет. Мы проведем весь день на борту.

— Я хотел бы поговорить с вами о Питере. Не знаю, что вы ему сказали вчера днем, но...

— Разве он не рассказывал вам?

Мистер Трубоди улыбнулся.

— Я не всегда пользуюсь доверием Питера. Но могу догадаться. Он клянется, что мисс Эмброуз повредила его акваланг, и хочет, чтобы я с ней разобрался.

— Понятно.

— Положение довольно сложное. Питер и Фейт — близнецы и очень любят друг друга. Питер вбил себе в голову, что за прошлогодним исключением Фейт из школы стояла мисс Эмброуз — я имею в виду, что она сделала это из личной ненависти.

— А что вы об этом думаете?

— Меня далеко не удовлетворили объяснения директрисы школы. Но я был не в том положении, чтобы сопротивляться, поэтому просто забрал Фейт.

— И теперь Питер затеял партизанскую войну?

Мистер Трубоди выглядел слегка обиженным. Дети у него появились поздно, и, будучи вдовцом, он баловал их и позволял им поступать по-своему. Найджел подозревал, что воспитание близнецов оставляло желать лучшего.

— Партизанскую войну? Не сильно ли сказано, Стрейнджуэйз?

Найджел решил не сообщать Трубоди о том, что Клер подслушала на Делосе.

— Питер сказал мне, что хочет восстановить справедливость по отношению к своей сестре. Но я не уверен, что он будет особенно щепетилен в достижении этой благой цели,— осторожно ответил Найджел.

— Мальчик вовсе не злой. Вы предполагаете, что?..

— Вы видели дырку в трубке акваланга?

— Разумеется.

— По-вашему, она могла быть просверлена маникюрными ножницами? Скажем, за двадцать минут?

— К чему вы клоните? — спросил мистер Трубоди, бросив на Найджела проницательный взгляд.

— Возможно, Питер сам проделал эту дырку.

— Но... но это фантастическое предположение! Чистая мелодрама!

— Юность склонна к мелодраматизму. К тому же, разве менее фантастично предполагать, что это сделала мисс Эмброуз с целью утопить вашего сына?

— Эта женщина психически неуравновешенна.

— Согласен. Но я сомневаюсь, что она могла проделать дырку маникюрными ножницами. Неужели мы должны допустить, что она держала при себе большое колющее орудие на случай, если ей удастся заполучить акваланг Питера и повредить его?

Мистер Трубоди пригладил аккуратно подстриженные усы. Он был шокирован, но не утратил способности к здравым суждениям.

— На что мог рассчитывать Питер, проделывая... подобный трюк?

— Ну, возможно, он надеялся, что это вынудит мисс Эмброуз раскрыть перед вами карты.

— Не понимаю.

— Питер считает, справедливо или нет, что она была ответственна за неприятности вашей дочери в школе и за происшедшее у нес в результате этого воспаление мозга. Он уверен, что мисс Эмброуз преследовала Фейт. Возможно— я не говорю, что это правда,—Питер решил в свою очередь преследовать мисс Эмброуз.

— Бросьте! Мальчишеские выходки — да, но не хладнокровная мстительность.

— Ну конечно, вы лучше знаете Питера. Но он страстно желает, по его же словам, обелить имя сестры. Может быть, ему кажется, что если мисс Эмброуз прижать к стене, то она признается, что ее обвинения против Фейт были ложными. Вот что я имел в виду под кампанией преследования.

Последовало молчание. Мистер Трубоди открыл золотой портсигар, вынул сигарету, посмотрел на нес и положил назад. Найджел понимал, что он пытается представить себе Питера в роли мстителя — семнадцатилетнего образцового и аккуратного юношу барахтающимся в столь грязных водах.

— Ну и чем, по-вашему, это чревато? — спросил он наконец.

— Не думаю, чтобы кому-нибудь пошло на пользу — даже Питеру и Фейт,— если бы мисс Эмброуз довели до крайности.

— Нет,— заявил мистер Трубоди после очередной паузы.— Я просто ис могу в это поверить. Я всегда считал Питера ответственным мальчиком. Конечно, он часто поступает неосторожно — я имею в виду физически. Но как раз на нынешней стадии он относится к самому себе в высшей степени серьезно—даже немного самодовольно и напыщенно. Не могу себе представить, чтобы Питер вел себя настолько по-детски — он бы счел это ниже своего достоинства.

— Возможно, в этом повинен морской воздух.

Мистер Трубоди нахмурился, сочтя это замечание легкомысленным.

— Атмосфера круиза,— продолжал Найджел,— способствует безответственности. Взгляните па все эти «корабельные романы». А семнадцатилетнему парню легко впасть в детство, особенно, когда его в школе пичкали чрезмерными дозами ответственности. Это своего рода компенсация.

— Может быть, вы и правы,— произнес мистер Трубоди тоном, которым объявляют о закрытии деловой конференции.— Я присмотрю за мальчуганом. Кстати, о корабельных романах,— вы заметили, что Питер немного увлечен сестрой мисс Эмброуз? Ну, юношеская влюбленность не причинит ему вреда, а она привлекательная женщина. Может, ей удастся выбить у пего из головы весь этот вздор насчет мисс Эмброуз.

«Да,— подумал Найджел,—все это звучит очень гладко и цивилизованно, но, как и у большинства тузов бизнеса, у тебя нет времени для решения личных моральных проблем».

III

Клер и Найджел сидели снаружи маленького кафе у гавани с бокалами узо^{26} и ледяной воды на столике. Казалось, все население Калимноса вышло посмотреть на приезжих. Красивый мальчик, несущий поднос с печеньем, задержался у их столика, отошел на зов хозяина кафе и снова вернулся. Найджел купил печенье, а Клер вынула блокнот для эскизов и начала делать быстрый набросок мальчика. Сразу же собралась толпа детей, которых разогнал полицейский и которые тут же сбежались снова. Босые, загорелые, оборванные, они обладали достаточной энергией, чтобы заставить работать фабрику; девочки держались на расстоянии, хихикая и поглядывая на Найджела; мальчики были смелее — они дышали Клер в затылок, подбадривая паренька с печеньем, который стоял перед рисующей Клер, принимая различные позы.

Вскоре Клер вырвала листок из блокнота и подарила мальчику набросок. Он взял его обеими руками с трогательным почтением, потом положил перед Клер еще четыре печенья; его лицо светилось радостью и гордостью.

Мальчик постарше, с мрачной физиономией стоявший поодаль от остальных детей, двинулся прочь.

— Не обращайте па него внимания — он коммунист,— сказал мальчик с печеньем.

— Значит, ты говоришь по-английски?

— Я учу английский в школе.

— Ты поедешь в Америку?

— Нет, я останусь здесь. Мой отец — самый лучший пекарь на Калимносс. А потом я стану самым лучшим.

Мрачный паренек вскоре вернулся с маленьким осьминогом в руке, которого он начал колотить о булыжник. Клер собралась протестовать, но мальчик с печеньем остановил ее:

— Так он будет мягче и вкуснее.

Сердитый парень, откинув волосы со лба и робко улыбнувшись Клер, предложил ей осьминога. Она взяла его, пытаясь изобразить удовольствие. После тактичного интервала Найджел дал мальчику банкноту в пять драхм. Тот уставился на нее: на его лице сменялись удивление, подозрение, жадность и гордость. Затем он широко улыбнулся и неожиданно умчался с банкнотой, как будто украл ее. Толпа детей с визгом погналась за ним, а двое из них от избытка эмоций прыгнули с причала в морс.

— Что мне делать с этим осьминогом? — с отчаянием спросила Клер.— Он к тому же еще не мертвый.

— Съешь его живым, дорогая.

— Не стану есть даже вареным! Он выглядит, как разрезанный мяч! Смотри, да ведь это Никки!

Теперь, когда дети разбежались, им была видна набережная вплоть до офисов гавани, где они сошли на берег.

Фигура с квадратными плечами, в которой нетрудно было узнать администратора круиза, удалялась от них на расстоянии ста ярдов. Никки был один. Пару раз он обернулся, а его походка была походкой человека, который хотя и не идет на цыпочках, но изо всех сил старается не привлекать к себе внимание. Никки держался в тени белых и голубых домов и вскоре скрылся из виду.

— Кот на крыше,— лениво произнесла Клер.— Держу пари, он охотится за твоей ослепительной брюнеткой.

— Она вовсе не моя! А почему ты так думаешь?

— Я шпионила за ними на палубе после завтрака. Никки показывал Мелиссе пейзаж и провел пальцем влево от гавани — куда он сейчас идет.

— Ладно, пожелаем ему удачи. Но,—добавил он, словно отзываясь на мысли Клер,— как они смогут избавиться от Ианты?

— Ты выглядишь очень красивым, любовь моя,— сказала Клер.— Даже в своем несколько неряшливом стиле.

Найджел посмотрел на нес. Волны черных волос, падающие на плечи, белая, едва тронутая солнцем кожа, сверкающая, как цветы магнолии, глубокие и темные бархатные глаза, бледно-розовые губы... Словно он увидел Клер впервые. Но это казалось ему много раз.

— В самом деле? — улыбнулся Найджел.

— Да.— Клер дышала чуть быстрее, кровь слегка прилила к ее бледной коже.

— Может, вернемся на корабль?

— Нет. Я хочу, чтобы меня касалось солнце. Солнце и ты.

— Тогда давай обследуем остров?

— Давай.

IV

— Чего вы боитесь? — спросила Фейт Трубоди, хотя сама вся дрожала.

— Тебя, моя дорогая. И себя.— Джереми Стрит с беспокойством огляделся вокруг. У их ног находился каменистый склон. С моря не было ветра, и верхушки сосен оставались неподвижными. Полдень только миновал.

— Неужели вы не понимаете? Я люблю вас!— почти сердито заявила девушка.

— Ты очень симпатичная, Фейт. И очень молодая.

— Мне семнадцать.

— А мне почти втрое больше.

— Какое значение имеет возраст? — свирепо осведомилась Фейт, показывая неровные зубы.

— Ты похожа на злобную маленькую лисичку.

Фейт снова вздрогнула.

— Ваш голос заставляет меня дрожать, как звуки органа. Я ничего не могу с собой поделать.

На лице мужчины появилось выражение усталости. Ох уж эти влюбленные девицы и их патетическая псевдолитературная болтовня!

— Послушай, Фейт, ты ведь еще ребенок, и твой отец мне доверяет...

— К черту отца! А если вы еще раз скажете, что я ребенок, я вас ударю! Хотя, конечно, у вас полным-полно женщин, готовых броситься к вашим ногам.

— Да нет же! Я для этого уже устарел.— Впервые в голосе Джереми Стрита послышалось нечто похожее на подлинное чувство — чувство жалости к самому себе.

— Устарели! Все считают вас чудесным — ваши лекции, книги... Все,— добавила она с роковой честностью юности,— кроме Бросс.

Школьное прозвище вызвало у Джереми раздражение. На него нахлынула новая волна уныния, похожая па приступ тошноты. Он подумал о своих дорогих вкусах, уменьшающихся доходах, падении спроса на его книги и на услуги в качестве лектора. Неприятности начались — во всяком случае, он убедил себя в этом,— когда мисс Эмброуз стала атаковать его в «Журнале античной науки» три года назад.

Она, точно кислота, разъедала его гордость и его карман. Антипатия к этой женщине, накапливающаяся долгое время, производила еще более губительный эффект, потому что тщеславие не позволяло ему обнаружить перед кем-нибудь, насколько глубоко ранили его ее нападки. Весь страх перед неудачей сфокусировался теперь на Ианте Эмброуз; возмущение перешло в ненависть и грозило превратиться в манию. Публичное унижение, которому она подвергла его на последней лекции, терзало, словно хроническая изжога.

—- О чем вы думаете? — спросила Фейт.

— О мисс Эмброуз.

— Не беспокойтесь из-за нес. Она просто злобная старая лесбиянка.

— Я и не беспокоюсь,— с раздражением ответил Стрит,— но она уже нарушает общественный порядок.

— Впрочем, я тоже ее ненавижу.

Джереми посмотрел на девушку, лежащую рядом с ним. Его гнев на Ианту и тайный страх перед ней внезапно перенеслись на более легкую добычу. Резким движением посадив Фейт к себе на колени, он начал горячо ее целовать, словно вымещая па пей долго сдерживаемую злобу. Она вся напряглась, стиснув зубы, затем, расслабившись, обняла его за шею.

— Значит, вот как это бывает,— сказала вскоре Фейт, склонившись на плечо Джереми.

— Как? — буркнул он.

— Жестоко. Свирепо,. Как будто вы меня ненавидели.

— Мне следует возненавидеть себя за это.

Фейт тряхнула светлыми волосами. Несмотря на безумную влюбленность, она могла распознать неискренность в голосе.

— Ненавидеть себя? За то, что меня поцеловали? Не говорите глупости. >

Легкое презрение в ее следах кольнуло его тщеславие. Он опрокинул Фейт на спину и начал снова целовать, когда внезапно заметил, как на склоне холма, в сотне ярдов от них, что-то блеснуло.

— Что это?

— Продолжайте! Займитесь со мной любовью!— Глаза девушки были закрыты.

— По-моему, кто-то наблюдает за нами в бинокль. Я видел блеск стекла...

— О черт?

Эта детская грубость заставила его вздрогнуть от отвращения. Он отпрянул от раскрасневшейся, взъерошенной девушки. Если за ними в самом деле наблюдали, то нужно привести себя в порядок. Мистер Трубоди — человек влиятельный...

— Твой отец был бы вне себя, верно?

— Папа? С какой стати он должен об этом знать?

— Я имею в виду, если бы я сказал ему, что хочу на тебе жениться.

— Жениться на мне? — Фейт села и отвернулась.

«О Боже!— подумал Джереми.— Сейчас она скажет: „Вот здорово!“»

— Нет-нет, Джереми: это другое дело. Я не хочу выходить за вас замуж. И вообще за кого бы то ни было.

— Тогда какого дьявола?..

— Конечно, я от вас без ума. Но мне нужен опыт.

— А, понимаю!— с горечью сказал он.— Я должен был преподать тебе элементарный курс секса? Таков был твой замысел? Ну, ты определенно нуждаешься в опыте.

Фейт улыбнулась про себя. Она впервые испробовала свою женскую власть, и ей понравился ее вкус. Ее зеленые глаза теперь смотрели на Джереми без всякой робости.

— Вы хотите меня,— заявила она.

— Я не хочу, чтобы персона с биноклем побежала к твоему отцу и сообщила ему, что я пытаюсь тебя соблазнить.

— Да. Это было бы весьма неловко.

— Неловко!— Чувства Джереми Стрита были в полном смятении, но вскоре они устремились в знакомое русло. За это новое затруднение также была ответственна Ианта Эмброуз. Если бы враждебность Ианты не стала для него навязчивой идеей, он бы никогда не оказался в подобном ложном положении с Фейт. Каким-то образом Ианту нужно заставить замолчать. А тут еще мистер Трубоди с его деньгами и влиянием. Джереми завел дружбу с семьей Трубоди во время круиза, рассчитывая обратить определенную часть состояния Трубоди па пользу проекту в области культуры, из которого он сам мог извлечь солидную прибыль. Джереми разглагольствовал на тему большого бизнеса как покровителя искусств, изо всех сил стараясь произвести впечатление на мистера Трубоди. Но выходка Ианты на его последней лекции, очевидно, испортила все дело. Жениться на Фейт — он убеждал себя, что никогда не рассматривал этот вариант всерьез,— было бы поистине отчаянным средством. Вечером, перед танцами, Стрит снова собирался читать лекцию — возможно, это его последний шанс восстановить себя в проницательных глазах мистера Трубоди в качестве достойного кандидата для покровительства. Да, с Иантой Эмброуз нужно покончить, и поскорее.

Джереми посмотрел на часы, быстро встал и надел на плечи рюкзак, в котором они несли их провизию для пикника.

— Мне пора,— сказал он, не глядя на девушку. Даже в теперешнем состоянии Стрит был уязвлен тем, что она не сделала попытки удержать его. Он начал спускаться с холма. Фейт снова улеглась под соснами с почти злорадной улыбкой. Такое же выражение лица было у человека, который, незаметно для Фейт, отошел из-за валуна в ста ярдах от нее и с болтающимся на шее фотоаппаратом последовал за Джереми Стритом в сторону гавани.

V

Немного позднее Примроуз Челмерс и ее родители тащились по пыльной дороге, ведущей на запад от порта. Утром они посетили венецианскую крепость на холмах и теперь, после пикника и сиесты, искали подходящее место для купания.

Примерно в миле от городка тропинка, вьющаяся вокруг насыпи, привела их к глубокой бухте. В дальнем ее конце виднелось нагромождение скал, в которых исчезала тропинка. Среди этих скал сидели две женщины. Купальная шапочка Мелиссы Блейдоп выглядела как лишайник на фоне черно-серого валуна.

Челмерсы обошли залив и окликнули с дороги двух женщин:

— Хеллоу! Какое вы нашли чудесное место для купания. Можно мы разделим его с вами?

— Оно вовсе не чудесное,— отозвалась Ианта Эмброуз, поднявшись на ноги.— Дно все черное от морских ежей. Мы просто загораем.

Она добавила, что в полумиле отсюда есть безопасный пляж.

— Кажется, мы от них избавились,— сказала Ианта Мелиссе, когда Челмерсы скрылись за насыпью.— Не могу видеть этого ужасного ребенка.

— По-вашему, там в самом деле есть морские ежи? — осведомился у родителей «ужасный ребенок».— Или они просто хотели оставить бухту для себя?

— Ну, Никки предупреждал нас, чтобы мы пользовались только местами, специально отведенными для купания.

— Вода здесь выглядит чистой и глубокой. Держу пари, Никки потихоньку рассказал об этом месте миссис Блейдон, чтобы она могла барахтаться здесь одна.

— Ну-ну, Примроуз. Это не слишком беспристрастное замечание, не так ли? — мягко промолвила ее мать.

— Никки не слишком беспристрастный человек, когда речь идет о миссис Блейдон,— категоричным тоном ответила девочка.

— Весьма неразумно, Примроуз,— вмешался ее отец,— упрощать любую проблему, берущую начало в сексуальности.— Он принялся развивать эту тему. Примроуз плелась за ним, выпятив нижнюю губу, пока тропинка не привела их к бетонному тротуару, нескольким пустым хижинам и маленькому каменному пляжу внизу.

Место выглядело не слишком привлекательно для купания, но, по крайней мере, поблизости не было скал, а следовательно, и морских ежей.

Примроуз, немного поплескалась, потом оделась и покинула родителей, которые обсуждали открытия Мелани Клайн относительно неспособности испытывать горе. Она прошла пол мили назад, предаваясь собственным размышлениям, и вскоре стала осматривать насыпь, возвышающуюся на западной стороне бухты.

Ее привело сюда любопытство, но страх не давал подойти ближе. Примроуз хотела подтвердить свою теорию, что бухта в действительности является идеальным и абсолютно безопасным местом для купания, но она испытывала вполне здравые опасения относительно языка мисс Эмброуз — учителя в ее прогрессивной школе ни при каких обстоятельствах не позволяли себе говорить с пей подобным образом. Было бы приятно доказать, думала Примроуз, что мисс Эмброуз солгала насчет морских ежей.

К сожалению, крутой скалистый склон между тропинкой и морем скрывал от псе то место, где загорали две сестры. Она решила влезть на насыпь, чтобы разглядеть их. Но в этот момент ее глаза поймали предмет, постепенно вплывающий в поле зрения из-за нависающих скал. По форме и цвету она поняла, что это такое, хотя зрение не позволяло ей рассмотреть предмет четко. Несколько минут ничего не происходило. Потом послышался всплеск, и появилась темная лоснящаяся голова пловца, который поймал отплывающий от берега предмет и снова скрылся.

Девочка покинула наблюдательный пункт и, вернувшись на пляж, где продолжали беседовать ее родители, вынула из споррана записную книжку и авторучку. Но в последней, как оказалось, кончились чернила, поэтому Примроуз позаимствовала у отца карандаш, села невдалеке и начала записывать недавние наблюдения. Она была довольна собой — мисс Эмброуз солгала. Причем, возможно, солгала не только насчет морских ежей, но и...

Примроуз отложила записную книжку и стала обдумывать план.

Спустя полчаса семейство Челмерс направилось назад в гавань. Солнце клонилось к западу, поэтому ближайшая сторона гавани, когда они добрались до нес, теперь находилась в тени. Они обогнули мыс. Среди скал на противоположной стороне гавани сидела на солнце женщина в купальном халате. Она помахала им рукой. Подойдя ближе, они увидели, что это Мелисса с полотенцем, обмотанным вокруг головы. Желтая купальная шапочка, бикини и платье лежали па скале, а плетеная сумка — рядом с ней.

— Вы все-таки купались, миссис Блейдон? — спросила миссис Челмерс.

— Да. На этой стороне все в порядке. Боюсь, моя сестра зря вас напугала.

— Ну, не опаздывайте. «Менелай» отплывает через сорок пять минут,— сказал мистер Челмерс, глядя на Мелиссу с тропинки.

— Постараюсь не опоздать.

— А где мисс Эмброуз? — спросила Примроуз.

— Уже возвращается. Вы можете ее догнать.

Тем не менее они не увидели Ианту Эмброуз по пути в гавань. У причала стояла группа пассажиров, ожидая лодку, которая доставит их на «Менелай». Миссис Хейл несла большую губку. На швартовой тумбе, в стороне от других, сидел Питер Трубоди. Он смотрел в никуда — возможно, на какую-то картину, возникшую у него в голове; взгляд мальчика был таким затравленным, а поза настолько угнетенной, что миссис Челмерс спросила, все ли с ним в порядке.

— А что со мной может быть? Вы уже третья, которая... Ради Бога, оставьте меня в покое!— весьма нелюбезно буркнул Питер.

Юноша, подумала миссис Челмерс, явно имел травмирующий опыт.

VI

— Боже, я такая сонная,— зевнула Клер.— А сейчас только шесть.

— Неудивительно, учитывая...— Слова Найджела заглушил третий гудок «Менелая», за которым последовали крики и жестикуляция матросов, собирающихся поднять трап. Из гавани отчалила лодка, стоящий на носу человек бешено, размахивал руками. Когда каик пристал к борту, оказалось, что в нем находятся трос гребцов, группа детей, Питер Трубоди и Мелисса Блейдон.

Найджел наблюдал, как матрос спустился по трапу « помог Мелиссе подняться. Она сильно хромала. Лицо ее было наполовину скрыто платком.

— Я подвернула лодыжку по пути назад. Как глупо. Это все ваши чертовы дороги!—обратилась она к Никки, стоящему у трапа с написанным на лице заботливым выражением.

— Я скажу доктору Планкету, чтобы он пришел в вашу каюту.

— Нет-нет, Никки. Такое лечение мне не нужно,— негромко добавила Мелисса, бросив на администратора круиза выразительный взгляд.

Порывшись в сумке, она вручила карточку высадки контролеру в белой униформе, поджидавшему рядом, поблагодарила Питера за сопровождение и, прихрамывая, поплелась к себе в каюту.

— Значит, им это удалось,— прокомментировала Клер.

— Кому и что именно? — осведомился Найджел.

— Мелиссе и Никки удалось избавиться от Ианты. Хотя должна сказать, что с осторожностью они немного пересолили.

— С осторожностью?

— Я имею в виду возвращение в разных каиках. И притворство Мелиссы, что она подвернула лодыжку, с целью объяснить свое опоздание. Она бы воспользовалась шансом показать красивому доктору свою изящную ножку, если бы с ней в самом деле было что-нибудь не так.

— Ох уж эти женщины,— вздохнул Найджел, вспоминая, как Мелисса на Делосе протянула ему ногу, чтобы он надел туфлю.— Очевидно, Никки приходится быть осторожным. Он может потерять работу, если будут жалобы на его флирт с пассажирками.

— Единственное, что мне не нравится в круизах,— промолвила Клер, снова зевнув,— это то, что пребывание на корабле превращает нас в сплетников, обожающих совать нос в чужие дела.

Определенно, слухи на корабле разносились быстрее, чем что-либо еще. Часом позже, за обедом, миссис Хейл информировала Клер, что Ианта Эмброуз вернулась на корабль во второй половине дня с солнечным ударом и оставалась в каюте, но отказалась от услуг врача. Джереми Стрит, добавила супруга епископа, должен быть доволен, избавившись от присутствия мисс Эмброуз на его вечерней лекции. Это яркий пример того, как зло может порождать добро.

— Этот Калимнос — просто ужасное место,— продолжала миссис Хейл.— Ничего, кроме камней и ежей — морских и земных. Но здесь я приобрела вот это.— Сунув руку под стул, она извлекла чудовищных размеров губку, которую положила на стол для всеобщего восхищения.

— Моя жена не в состоянии с ней расстаться,— сказал епископ.— Она таскает ее повсюду с собой, как нечистую совесть.

— Никаких разговоров о совести, пожалуйста, дорогой. Мы в отпуске. А вот и миссис Блейдон.

Женщина приближалась к их столу, неся блюдо с фруктами. На голове у нес была яркая индийская шаль, обрамляющая овал красивого лица.

— Надеюсь, вашей сестре скоро станет лучше,— сказал ей Найджел, когда она проходила мимо.

— Благодарю вас, она всего лишь слегка перегрелась. Я несу ей фрукты. Она собирается вскоре подняться и пойти на лекцию.

Когда Мелисса отошла, миссис Хейл заметила:

— Боюсь, что мистера Стрита ожидают новые огорчения... Сегодня вечером на нашей «веселой вдове» жуткое количество косметики.

— Ее цвет кожи должен не уступать этой индийской шали,— объяснила Клер.

— И вашему цвету кожи на танцах, дорогая.

— Но она не сможет танцевать с подвернутой лодыжкой,— заметил епископ.

— Зато она сможет наблюдать,— ответила его жена, озорно блеснув карими глазами.

— Вы бы никогда не поверили,— обратился епископ к Клер и Найджелу,— что моя жена — одна из самых добрейших женщин в мире, когда дело касается чьих-нибудь неприятностей.

Миссис Хейл покраснела от похвалы и скрытого за ней мягкого упрека.

Танцы должны были начаться в половине десятого в большом переднем салоне. Лекция Джереми Стрита была назначена на девять на кормовой шлюпочной палубе. Стулья в салоне придвинули к стенам, и трос греческих музыкантов уже разогревались песнями под аккомпанемент бузуки^{27}.

Сидя рядом с Клер у окна, выходящего на полубак «Менелая», и вслушиваясь в энергичные заразительные мелодии, Найджел решил, что не пойдет на лекцию. Он заметил стоящую у бара Мелиссу Блейдон, на чье присутствие явно реагировали музыканты. Трубоди сидели с противоположной стороны салона. На сей раз Джереми Стрита рядом с ними не было. Питер смотрел на Мелиссу Блейдон с выражением, которое показалось Найджелу тревожным.

Вскоре Мелисса вышла из салона. Музыка, казалось, утратила значительную долю яркости. Питер Трубоди тупо уставился перед собой. Минут через десять значительная часть пассажиров ушла из салона на лекцию. Корабль начало качать. Поднялся ветер, и на открытой шлюпочной палубе Джереми Стриту, очевидно, приходилось прилагать усилия, чтобы его слышали. Некоторые окна были открыты, и шум воли и свист ветра аккомпанировали отрывистой греческой музыке.

— Найджел, закрой окно. У меня растрепались волосы,— сказала Клер. Музыканты только что окончили очередную песню. Встав на колени на подоконник, Найджел стал опускать окно, когда сквозь шум моря услышал слабый крик и всплеск. Примерно через десять секунд звуки повторились. Очевидно, кто-то еще плескался в корабельном бассейне. Найджел выглянул, но навес над бассейном не позволил ему что-либо увидеть. «Поздновато для купания»,— подумал он, машинально взглянув на часы, которые показывали 9.13. Он закончил возиться с окном.

Еще через десять минут в салон вошел Никки. Быстро переговорив с музыкантами, он огляделся вокруг, убеждаясь, что все готово к танцам, и улыбнулся Клер. Однако Найджел не почувствовал в этом обычного воодушевления. Никки, казалось, был не уверен в себе или чем-то озадачен.

Раздумывать над этим не было времени. Салон снова наполнялся пассажирами. У бара бойко разбирали напитки. Музыканты, освежившись узо, заняли позиции и начали подстраивать скрипку и гитару под фортепиано.

Айвор Бентинк-Джоунс в ужасающей цветастой рубашке был в своей стихии, носясь туда-сюда от музыкантов к наиболее выдающимся пассажирам и Никки. Как заметила Клер, он был прирожденным церемониймейстером.

Танцы начались вскоре после половины, десятого. Во время второго фокстрота Клер сказала Найджелу:

— Мелисса одета просто ослепительно. Посмотри!

Вошедшая женщина и впрямь являла собой ослепительное зрелище в ее красно-золотом сари. Хромая, она подошла к бару, заказала бренди и села на высокий стул, загадочно улыбаясь.

Во время перерыва, когда Айвор Бентинк-Джоунс пытался организовать горский рил^{28} и объяснить его ритм музыкантам («Этот человек знаком с Шотландией только с помощью шотландского виски»,— говорила миссис Хейл), Найджел заметил, что мистер и миссис Челмерс вошли в салон, с беспокойством огляделись и снова вышли. Через десять минут они вернулись. Мистер Челмерс отвел Никки в сторону. Подождав, пока музыканты окончат номер, администратор круиза подошел к микрофону для передачи сообщений по всему кораблю.

— У меня есть сообщение для Примроуз Челмерс. Пусть она сразу же придет в большой передний салон. Родители ждут ее там.

Танцы возобновились. Найджел, подойдя к бару за напитком для Клер, обнаружил там Питера Трубоди.

— Вы выглядите просто чудесно в этом платье, миссис Блейдон,— негромким напряженным голосом произнес юноша.

— Благодарю вас, сэр.

— А что вы сделали с вашими волосами?

— Опрыскала их душистым лаком,— ответила она, поправляя сари, которое слегка соскользнуло с головы, продемонстрировав влажно поблескивающие черные волосы.

— Жаль, что вы не можете танцевать. Я бы с удовольствием потанцевал с вами.

— В следующий раз, Питер.

Никки серьезно переговаривался с первым помощником капитана — красивым молодым человеком в белом кителе с сине-золотыми эполетами. Найджел принес Клер ее напиток. Никки взял микрофон и повторил сообщение для Примроуз Челмерс. Танцы продолжались, но с меньшим воодушевлением — казалось, дурное предчувствие отбрасывало тень на пассажиров, несмотря на усилия мистера Бентинк-Джоунса развеселять их.

Когда Примроуз не появилась и после второго сообщения, Найджел стал пробираться к маленькой группе у дверей салона. Бентинк-Джоунс последовал за ним. Никки говорил Челмерсам, что организует поиски на корабле. Родители уже повсюду искали дочь, которая ускользнула перед окончанием лекции и с тех пор не появлялась. Миссис Челмерс говорила, что ей уже давно пора лечь спать.

Никки снова обратился к первому помощнику. Когда тот собрался уходить, Найджел отвел Никки в сторону от родителей Примроуз.

— Скажите, чтобы во время поисков не забыли о бассейне.

Администратор круиза уставился на Найджела с удивлением и подозрением. Тем не менее, он снова заговорил с офицером на своем быстром отрывистом языке.

Беспокойство Никки, теперь очевидное, оказалось заразительным. Танцы прекратились, и пассажиры молча стояли в салоне или выходили на палубу. Найджел задумался об импульсе, побудившем его сказать о бассейне: пара слабых криков, пара всплесков — в тот момент ему показалось странным, что люди купаются в такое время.

Более чем через полчаса Никки вернулся в салон и подозвал рыжеволосого доктора Планкета. Найджел последовал за ними через прогулочную палубу на полубак. Там были первый помощник и два матроса — один из них мокрый с головы до ног,— но вездесущий Айвор Бентинк-Джоунс, как ни странно, отсутствовал. На железной койке лежало тело маленькой Примроуз. Она была полностью одета, включая спорран.

— Боже мой, какой ужас!— воскликнул Никки.— Несчастный случай в нашем первом круизе! Что скажут директора? Вы уверены, что она мертва, доктор?

Стоящий на коленях возле тела доктор План кет поднял взгляд.

— Абсолютно уверен. Но это не был несчастный случай.— Он указал на горло девочки. При свете лампы, свешивающейся с перекладины фок-мачты, были видны жуткие царапины.— Я бы сказал, что ее задушили и бросили в бассейн.

Администратор, казалось, лишился рассудка.

— Как я скажу об этом матери бедной малышки?..

— Никки,— резко заговорил Найджел,— Найдите миссис Хейл.— жену епископа Солуэйского. Расскажите ей о случившемся и попросите сообщить об этом родителям девочки.

— Да-да, конечно. Так будет лучше всего. Сейчас иду...

Никки удалился. Из салона сверху донеслись звуки музыки. Оркестр пытался возобновить веселье.

— Им бы следовало заиграть «Ближе к тебе, о Боже», верно? — сухо заметил доктор Планкет.

— Не заглянете ли вы в ее спорран, доктор? — попросил Найджел.— Там нет записной книжки?

— Нет. Носовой платок, карандаш, ручка, маленькая кукла-негритенок,— сказал доктор, выкладывая предметы на палубу возле тела.— Записной книжки нет. А в чем дело? Мы не должны ничего трогать, пока полиция... Черт возьми, совсем забыл, где мы находимся.

— Полиция более-менее уже здесь.

— Какого дьявола?..

Найджел быстро говорил минуту или две. Греческие матросы с любопытством глазели на него: один из них поднял куклу-негритенка, погладил ее курчавую голову и снова положил на палубу.

— Понятно,.— промолвил доктор Планкет.— Значит, вот кого я пригрел в своей каюте. Ну, вам предстоит куча работы.

В количестве предстоящей ему работы Найджел убедился спустя десять минут. Первый помощник подошел с еще двумя матросами, несущими носилки. Тело Примроуз убрали в ее каюту. Слух уже разнесся по кораблю, и пассажиры устремились на полубак. Доктор Планкет пробивал себе путь сквозь встречный поток, следуя за носилками. Найджел отправился разыскивать Клер в салоне.

Войдя туда, он увидел Никки, похожего на персонаж из ночного кошмара и пробирающегося к микрофону. Лицо его было покрыто потом, смуглая кожа стала грязно-желтой. Подойдя к микрофону, он заговорил срывающимся голосом:

— У меня сообщение для мисс Ианты Эмброуз. Пусть она сразу же пройдет в свою каюту, где ее ожидает сестра. Если кто-нибудь из пассажиров видел мисс Эмброуз вечером во время лекции, пусть он придет в передний салон на прогулочной палубе и сообщит мне. Это говорит администратор круиза.