Крупа и Фантик

Прабабки

А мы все едем, мой Фантик. Все едем. И сколько это еще продлится, знают только служащие железной дороги, гы.

Передвигаемся мы в одном из тех самых пломбированных вагонов с заготовками мраморных памятных досок. Все эти военные годы вагоны как-то фланировали по Европе, нигде надолго не задерживаясь. К нашему счастью (?), они очень своевременно оказались в Швейцарии, как раз к моменту наметившегося нашего отъезда. Доски слегка потеснили, и высвободилось пространство для нас троих (Маняшка всегда с нами!). Загрузили съестные и канцелярские припасы, какие-то сувениры, нас… А потом пришли швейцарские коммунисты (где только нет наших единомышленников, гы), и двери вагона были тщательнейшим образом закрыты, можно сказать, замурованы. Не уверена даже, что они знали, чем «нафарширован» вагон.

Существование на колесах не самое комфортное — разговаривать можно только во время передвижения, а большую часть времени вагоны наши стоят на каких-то полустанках. Так что мы, чтобы не быть услышанными случайными прохожими и путевыми обходчиками, переписываемся друг с другом.

А между тем писанины и так хватает. В. И. планирует по случаю своего торжественного въезда в Петроград произнести речь прямо на улице. Говорит, что она должна быть очень короткая, лучше даже в виде тезисов, но судьбоносная. Я, по случаю вынужденного безделья, сразу приступила к выполнению партийного задания. Назвала этот опус, с одобрения В. И., по-простому — «Февральские тезисы». Но когда закончился февраль, они были переименованы в «Мартовские тезисы». Как бы наше путешествие не затянулось до апреля — снова придется менять название. Надоело.

Итак, Фантик, мы направляемся в Россию, которая единственная из европейских стран (кроме Албании, куда они с Парвусом и ультиматум-то свой не посылали вроде за отсутствием там пролетариата) не отреагировала на угрозы «изобретателей». Война эта спутала все карты, и теперь не много ума надо, чтобы найти «слабое звено» по месту нашего рождения.

Эта горькая уже почти реальность открывается мне во всем своем безобразии, когда я через крошечное оконце в конце вагона вижу разоренную войной Европу. Неужели и мой любимый Питер будет похож на эти руины?

Между тем В. И. являет собой пример бодрости и, как он говорит, деловитости. Ненавижу это слово, но оно как нельзя лучше подходит к его теперешним «занятиям» — целыми днями он, заложив пальцы за проймы жилета, мелкими шажками меряет свой «кабинет» (так он называет вагонный коридор). И больше ничего. Может, думает? Интересно, о чем. Даже Маняшка проявляет явные признаки раздражения от его бесконечных мельканий, но вслух говорит только, чтобы Володя поберег «гороховый» галстук, истреплется, говорит, по дороге, не в чем будет речь держать перед питерским пролетариатом, гы.

Не знаю, дойдет ли до тебя это письмо, которое я сейчас просто просуну в щель под дверью вагона (может, подберет его добрый человек и перешлет), а вот то, что я не смогу на него ответа получить, к сожалению, знаю совершенно точно. То есть написать-то ты можешь, но на «деревню дедушке», как в известном рассказе Антуана Чехова[88].

ЦК тебя, родная, твоя «заезженная» Крупа

Крупочка, милая, кто же знал, что твой приезд (это ведь для нас обеих счастье) придет рука об руку с такими из ряда вон выходящими политическими обстоятельствами. Пока, конечно, все в порядке, но такое ощущение, что что-то готовится.

А наши вполне легкомысленные и доверчивые эсеры между тем ликовали, когда до них дошел слух, что на пост главы Временного Правительства прочат нашего Шурика Керенского[89]. Разумеется, никто не знает, как долго это Правительство пробудет у власти, оно же ВРЕМЕННОЕ. Тут и спиритические сеансы (помнишь наши развлечения?) не помогут. Да что уж тут гадать? Хоть бы что-нибудь наверняка знать.

Говорят, что, невзирая на отвратительную питерскую погоду, которая обычна для этих широт в начале апреля, какие-то люди все-таки пришли вас встретить. Еще говорят, что В. И. был очень возбужден и для произнесения своей речи (это ведь те самые Тезисы?) взобрался на подвернувшийся броневичок. Кто-то из наших эсеров там был и все это потом в Москве рассказал. Давно мы так не смеялись. Наверное, это такая истерическая реакция на все тяготы жизненные.

У меня все как всегда, только хуже. Дюшка по-прежнему со мной. Вроде даже подросла (увеличилась в диаметре). Я ее время от времени меряю портновской лентой, но сразу забываю результаты.

Деньги в царских ассигнациях быстро обесцениваются. Но я из простого держателя эсеровской кассы (казначея) почти в одночасье стала финансовым гением местного масштаба, ха. Мне еще в самом начале февраля удалось на большую часть наличности прикупить акции швейцарской компании «Nestle». Фирма, проверенная временем, пятьдесят лет успешной финансовой деятельности. Кроме того, я изучила биржевые данные по этой фирме и поняла, что, кроме бесценного исторического опыта, у нее есть и перспектива. Да и шоколад я очень люблю, как и ты, моя Крупочка.

Наши швейцарские банкиры помогли успешно осуществить задуманную операцию. Так что эсеры всем скопом примкнули к сословию рантье, вооружились ножницами и бодро стригут купоны. Надеются на крупные барыши, а я вот думаю: может быть, иногда дивиденды шоколадом получать? Мало ли, голод или еще какой-нибудь катаклизм случится?

Но это все суета. Лучше напиши мне, как вы устроились, какие планы. Может быть, ближе к лету совершим совместный вояж? С царизмом покончено, можно и отдохнуть, ха?

В надежде на встречу с моей Надеждой.

ЦК тебя. Твой Фантик

Какой же ты у меня умненький, Фантик! Все у тебя продумано. А вокруг меня, как всегда, завихрение обстоятельств. В. И. все не может успокоиться. Он оскорблен, что февральская революция произошла без всякого его участия. Утешительные мои слова о невозможности в чем-либо участвовать, находясь в пломбированном вагоне, не производят должного действия. Уперся и собирается делать еще один переворот. Какой же я вождь коммунистический, говорит, если не произведу пролетарского переворота. Даже целую теорию разработал, когда на практике это можно осуществить. Сейчас, в апреле, еще, говорит, рановато — впереди время летнее, отпускное, жаркое и расслабляющее. В декабре, говорит, поздно — рождество, новогодние торжества и вообще погода плохая. А значит — в октябре, когда все в город после курортов вернутся, — самая пора.

Что ж, во всем плохом можно найти что-нибудь успокаивающее. До октября я, по всей вероятности, свободна, и мы с тобой можем предпринять небольшую, но упоительную поездку. Только не хочется очень далеко от столицы отъезжать. Мало ли что нашему «вождю» еще в голову придет.

Как ты относишься к поездке в Сестрорецк? Помнишь, несколько лет тому назад мы с тобой там были? Дивные ведь места — Маркизова лужа, озеро Разлив, река Сестра да и граница финская — и все на расстоянии выстрела из хорошего винчестера, гы.

Жду твоего ответа, чтобы в полной мере подготовиться: подыскать дачу, договориться с хозяйкой, поинтересоваться у местных старожилов, какие погоды ожидаются, etc.

Ц тебя нежно и К. Крупа

Извини меня, Крупочка, что это письмо начнется не с приятных воспоминаний о наших прогулках по песчаным дюнам и романтичных переходах финской границы, а с очередной порции московских сплетен о ваших питерских делах.

К тому моменту, когда так неожиданно прервалась связь с В. И. и мы вынуждены были вернуться — ты в Питер, а я в Москву, я уже кое-что заподозрила, хотя, не желая расстраивать тебя, моя измученная революционными мытарствами Крупиночка, ничего тебе не сказала. Все-таки это были только предположения. К сожалению, они подтвердились, и самым огорчительным образом.

Все то время, что ты мучилась без писем и сообщений из Питера, В. И. находился в двух километрах от нас, на берегу озера Разлив.

Помнишь, как-то мы бродили по лесу и на некоторое время потеряли друг друга из виду? При моем зрении да в сосновом лесу, пронизанном солнечными лучами, которые покрыли яркими брызгами стекла пенсне, я почти ничего не видела. А ты увлеклась черничным изобилием и не реагировала на мои тихие «ау». Кричать же громко не хотелось — невероятная благость наполняла прозрачный лес, мягко ступала нога по бледному мху, парочка дятлов каторжным трудом добывала себе пропитание. Некоторое время я шла вперед в солнечных шорах и вдруг оказалась на берегу озера. Я услышала, как мужской голос неумело выводит «Варшавянку», и пошла в ту сторону. Солнце скрылось за крошечным облачком, и на какое-то время остатки зрения вернулись ко мне. На берегу под деревом около наполовину сложенного шалаша трудился мужик. Это я так сказала «мужик», но это был не очень убедительный крестьянин — скорее переодетый питерский рабочий. На нем была идиотская в красных гвоздичках косоворотка, поверх которой он пристроил хорошего покроя пиджак. Вместо приветствия я исполнила первую строчку «Интернационала», ха, и завязался разговор, из которого я выяснила, что он возводит (именно это слово прозвучало) шалаш для какой-то важной особы. Сказал, что особа не только миног здесь будет отлавливать, но и работать. А потому еще накануне был оборудован «зеленый кабинет» — срубили громадную березу, подровняли «столешницу», а для удобного истечения мысли рядом с пеньком поставили детский деревянный стульчик. Я даже смогла прочесть полустертую надпись на маленькой металлической пластинке: «Детский приют имени святой Магдалины[90]». Мужик сказал, что упомянутая особа (та, для которой шалаш, а не Магдалина, ха-ха) не очень из себя крупная и невероятно любит детей.

Вот тут и появились мои далеко не беспочвенные подозрения. Ты хоть и не писала о непомерной любви В. И. к детям, но эта деталь легко подходит к образу, который он лепил все последние годы. А через два дня после этого ты перестала получать сообщения от твоего вождя.

Казалось бы, ничего нового о принципах «семейной жизни» В. И. я не узнала, но еще одно подтверждение элементарной непорядочности этого человека по отношению к моей Крупочке привело меня в состояние осатанелости. (Неужели трудно было написать пару строк о небольшом запланированном перерыве в переписке!) Честно говоря, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не внести В. И. в наш список сатрапов. Члены партии СР долго разбираться не будут, если цели ясны и задачи определены, ха.

За время моего отсутствия в Москве наши устроили что-то вроде мятежа. Вернувшаяся из Акатуя Мэри Спиридонова имела столкновения с кем-то из ваших — вроде с Феликсом, кто-то из них кого-то арестовал??? — в результате опять гонения и муки нелегалки. Кроме того, в Москве упорно будируется вопрос о готовящемся в Питере октябрьском перевороте.

Хотелось бы тебя утешить, Крупочка, но пока только ЦК тебя.

Твой верный Фантик

Ох, Фантик, ты опять прав. Не знаю даже, с чего и начать…

Пожалуй, с того, что я обнаружила у себя на квартире. На комоде с перчатками, прямо в прихожей, лежал пакет. В нем оказался деревянный грибочек для штопки, несколько клубков штопальных ниток, дюжина иголок и невероятно драный женский чулок грубой вязки. Я с недоумением разглядывала этот странный набор, потом повертела в руках обертку, и из нее выпал прямоугольник веленевой бумаги, на котором достаточно знакомым почерком было написано несколько строк:

«Партийное задание товарищу Н. Крупской.

Поручается упомянутомутой товарищу Н. К. освоить искусство художественной штопки к октябрю 1917 года.

Н. К. должна исполнить задание самым тщательным образом и учесть, что как обучение, так и результат будут взяты под контроль РабКрИном. Ильич.

P.S. настоятельно рекомендую в кратчайшие сроки стать ближе к народу.

уж, сделай милость, снизойди и постарайся стать простой как хлеб и прямой как рельс. в. и.».

Чуяло сердце, что мне уготована роль «бедняжки»! Горе горькое, Фантик, обида обидная. Небось Инеске он таких подарочков не делает. Сразу, конечно, бросилась штопать. Неизвестно ведь, кто и когда меня будет контролировать.

Заштопав кое-как самую маленькую дырочку, побежала на ближайшую ко мне явочную квартиру. Хозяин — румяный приказчик с горящим взглядом и угодливо согнутой сколиозом спиной — сообщил, что В. И. отъехал отдохнуть куда-то в Разлив! И не один, а с мужчиной. С мужчиной, Фантик!!! Ладно Парвус, к тому я уж привыкла, но еще один «друг»! Может быть, вступить в переписку с Инеской? Во-первых, она может что-нибудь об этой наклонности В. И. знать, во-вторых, пусть тоже поволнуется, гы, — ее-то это касается больше, чем меня.

Про переворот в Питере много и многие судачат. Да что мне глупые пересуды — тем же вечером в гостиной я наткнулась на лист картона с загадочной схемой: квадратики, стрелочки. Над схемой имелся заголовок: «План переворота в Питере. Октябрь 1917 г.». Чуть ниже был пририсован маленький трехтрубный кораблик без названия (наверное, военная тайна, гы). Квадратики же все были проименованы — «Арсенал», «Николаевский вокзал», «Зимний», «Телеграф». Спрашивается, зачем ему (или им) телеграф? Чтобы донести радостную новость до всех городов и весей??? Так ведь, с одной стороны, не во всех весях имеются нужные приборы, а с другой — все одно: в России только сплетням верят, гы!

Чуть не забыла! К картонке со схемой был подколот лист писчей бумаги без текста, но с названием: «Декрет о материнстве». Интересно, кто же это из его пассий ожидает прибавления в семействе? Уж не Инеска ли (не помню, в четвертый или в пятый раз) решила испытать радости материнства??!!. Тоже мне радость — еще один лысый родится. Мало одного, гы?

В ожидании В. И. и октябрьских событий ЦК и революционно тебя твоя Крупа.

P.S. Про детей ты абсолютно права. С тех пор как мы вернулись в Питер, я несколько раз замечала, как он подолгу рассматривал какого-нибудь грязного мальчонку. Выражение лица его при этом бывало наибрезгливейшее. Впрочем, если ему удастся когда-нибудь преодолеть внутреннее отвращение, то дети к нему, конечно, потянутся. Потому что (я тебе этого, кажется, не писала) у В. И. всегда карманы набиты слипшимися леденцами!!! Такая гадость, гы!

Н. К.

Крупочка, дорогая, я только коротенькую записочку сейчас напишу — мне удалось узнать кое-что о «сожителе» твоего В. И. Представь себе, это — Зиночка Радомысльский[91]! Чуть не прибавила — «с Лео Каменевым[92]», но на этот раз известные всем «неразлучники» разделились.

В Москве поговаривают, что причина приезда Зиночки в одноместный шалаш только одна. Но она вполне оправдывает столь эпатажный, с точки зрения светских приличий, поступок Зиночки. Дело в том, что они с Лео все лето (да и сейчас, в сентябре) пытались отговорить В. И. от октябрьского демарша. Будем надеяться на лучшее, но, зная упрямство В. И., которое Феликс и Мишель в один голос называют почему-то целеустремленностью, думаю, что ничего изменить в его намерениях не удастся. Хотя, конечно, время пока есть.

Меня давно уже поражало, как быстро распространяется молва. Совсем недавно мы с тобой в письмах затронули тему неожиданно возникшей любви В. И. к детям, а в Москве кое-кто уже уловил это последнее веяние. Кое-кто — это мадам Клара и юная Розочка. Они реорганизовали наше заведение в соответствии с задачами текущего момента. Уплотнили работниц (Серж и Стефанио очень смешно называют их «дэушки»), а в освободившиеся номера поселили народившихся за время «работы» детей. Во всех «детских» комнатах повесили портреты В. И. в кепке с пуговкой и учат детей (даже самых крошечных) хором говорить: «Дедушка Ленин очень доообрый». Если ни один не сбивается, все получают горсть отвратительных леденцов, а если стройности в хоровой декламации не хватает, то им не дают ужинать. Жестокость, конечно, по отношению к несчастным малюткам, но очень стройнит, ха. А вчера бедных крошек заставили еще и маршировать, приговаривая дурацкий стишок. Выглядело это примерно так. Одна из «дэушек» (временная мадам) выкрикивает: «Кто шагает дружно в ряд?» А мелкота должна отвечать: «Ленинских внучат отряд!» Представляешь, Крупочка, ведь если В. И. всем им дедушка, то ты им — бабушка, ха.

Все. Пиши почаще, теперь каждый день какие-нибудь энергичные новости появляются. Я помню, что ты ненавидишь слово «деловитость». Точно так же я отношусь к слову «боевитость». И это правильно — или боевой, или никакой. Не понимаю я полумер. Тем не менее многие нынче говорят о «боевитом настрое» революционного пролетариата. Чудовищно звучит для тех, кто понимает толк в музыке и русском языке.

ЦКЦКЦКЦК ФК.

Ах, мой хорошо осведомленный Фантик! Что бы я без тебя делала? Наверняка бы ничего не поняла… А произошло вот что. Брела я как-то по Невскому, а навстречу, вижу, идет безумно одинокий Лео Каменев. Я, разумеется, спросила его, где Зиночка — они ведь всегда парой ходят. А он махнул рукой как-то неопределенно, вроде в направлении дома компании Зингера[93], а может быть, в сторону недалекой от того места Невы. Охо-хо, говорит он, Надин, дорогая, и тебе тоже одиноко, но (тут он погладил меня по мизинчику, гы) когда-нибудь все выяснится.

Если бы не твое письмо, полученное накануне, то эта встреча только бы добавила тумана к тому мраку, в котором я пребываю со времени исчезновения В. И.

А вчера он наконец-то вернулся — румяный, довольный и с грузом маринованных миног. Ничего, правда, не объяснил — ни откуда рыбешка, ни с кем ловил, ни тем более, кто деликатес изготовил. Впрочем, я не очень-то и настаивала. Спасибо и на том, что мне не пришлось этих отвратительных змеюк чистить. Велико влияние семьи Ульяновых — рыбу еще ем, но чистить уже противно.

В первый же после приезда вечер В. И. назвал гостей (как бы на миног), среди которых выделялся своим аристократичным видом Айзек Бродский[94], подающий надежды художник.

Сначала он пристроился в сторонке и рисовал голову В. И. со всех сторон, чуть ли не вид сверху изобразил. А что там сверху видно — одна лысина, гы.

Часа через два в дверь постучали условным стуком, и ввалилась группа балтийских моряков во главе с бравым боцманом. Мне их не представили (воспитание нынче не в чести), но я все равно накрыла еще один столик на 12 кувертов. Присутствие балтийцев меня несколько сковывало — вдруг кто-нибудь раньше служил на Черном море…

Пока морячки пили и ели, В. И. о чем-то переговорил с Айзеком, и тот приволок из прихожей уже подготовленный грунтованный холст. Тут боцман дунул в дудку, матросы вскочили со своих мест, и началось настоящее светопреставление. Послушные заунывному ритмичному посвисту моряки стали принимать разные позы. В конце каждого перестроения В. И., хлопая в ладоши, выкрикивал:

(Все-таки, Фантик, от имени многое зависит. Вот назвали бы они свое правительство Постоянным, никто бы о перевороте и не думал, гы и еще раз гы.)

Меня совершенно заинтриговала «сценка», в которой часть моряков взгромоздилась на наш буфет, а трое заняли позицию на крышке концертного рояля, предварительно установив там же станковый пулемет. Я с ужасом следила за их перемещениями, совершенно, на мой взгляд, бессмысленными и чреватыми повреждением нежного инструмента. Через несколько минут, правда, до меня дошло, что Айзек масляными красками каких-то сумеречных тонов заполняет пространство холста. Только вместо нашего буфета изображена была им решетка ворот Зимнего дворца, а вместо лакированной крышки рояля — брусчатка Дворцовой площади.

Я очень тихо спросила В. И., к чему эти «живые картины». На что получила резкий ответ (скорее отповедь): «Октябрьский переворот, о котором так долго говорили большевики, должен найти отражение и в живописи. Потому что живопись — искусство». Важнейшим из всех искусств, конечно, говорит, является кино, но и живопись, говорит, тоже должна принадлежать народу. Чуть позже уже помягчевшим голосом добавил, что это монументальное полотно будет называться «Штурм Зимнего».

Так я узнала, что усилия Зиночки ни к чему не привели и есть события неотвратимые.

Замершая в ожидании будущих кошмаров твоя Крупа ЦК тебя.

P.S. Жаль, что Зиги Фрейд так далеко от Питера, уж он бы порекомендовал какой-нибудь подходящий случаю курс лечения, а так…

Кстати, сегодня стало известно, что «Штурм Зимнего» по эскизам Айзека будет рисовать другой художник когда-нибудь потом, чтобы жизнь успела внести свои коррективы: ведь не только матросы будут бегать по Дворцовой, но и солдаты тоже побегут, возможно, стреляя на ходу, гы.

Пока же художественного полотна нет, а рояль своим пулеметом исцарапали. НК.

ТЕЛЕГРАММА (Фантику от Крупы)

Уже тчк ЦКНК тчк

ТЕЛЕГРАММА (Крупе от Фантика)

Увы зпт слыхали тчк ЦКФК тчк

Ты прав, мой милый Фантик, УВЫ. К тому же пришлось съехать с конспиративной квартиры, где все уже стало привычным за последние месяцы. Теперь мы живем при революционном штабе, который расположился в Смольном институте благородных девиц. Ничего, кроме жеманства, в этом выборе я не вижу. Почему не в Таврическом, например? И помещения приличные, и дух государственности витает. А в Смольном… — одни дортуары и классные комнаты. Около кабинета В. И. теперь постоянно стоит какой-то мужик с огнестрельным оружием. Я, когда мимо прохожу, вся вздрагиваю, а Володя говорит, что не надо бояться человека с ружьем. А зачем он тогда там стоит?

Но именно в последние дни я поняла, что одна черта характера В. И. мне все-таки по душе — его брезгливость. Он приказал в наших жилых комнатах и в кабинете всю мебель укрыть чехлами из сурового полотна. Это безумно гигиенично, но выглядят помещения весьма уныло. Прибавь к этому промозглую осень, питерские дожди, бесконечные заседания различных советов, и ты поймешь, что у меня на душе просто кошки скребут. Есть только одна хорошая для нас с тобой новость. Поговаривают (хотя В. И. со мной эту тему не обсуждает), что большевистское правительство собирается перебраться в Москву. Там под защитой Кремлевской стены они будут чувствовать себя в большей безопасности. Я молчу, но втайне надеюсь, что в Кремле, где мы будем жить, квартира окажется просторней и мне удастся хоть чуть-чуть удалиться от Маняшки, которая теперь просто ходит за мной по пятам.

Два дня не могла закончить письмо — сдавала экзамен по штопке чулок крестиком. Еле выкрутилась. Пришлось нанять нашу старую консьержку — она и заштопала контрольный экземпляр, который я получила, если ты помнишь, по приезде из Сестрорецка. В награду выдали три пары фильдеперсовых изделий более или менее целых. Меня похвалили за хорошо организованную связь с народом и долго по-товарищески жали руку. Церемония проходила в актовом зале Смольного. Там еще красиво, но уже очень грязно. Никому, оказывается, не хочется быть «дворником», когда идет раздача теплых мест и высоких должностей.

Ты знаешь, Фантик, в связи с этим я подумала, что чехлы на мебели из сурового полотна, может быть, не признак брезгливости В. И., а просто игра в любимца простого народа. Ведь все элементы мебельного декора под чехлами скрыты, и видны только аскетичные прямые углы и такие же линии. А без милых завитушек так скучно, гы.

Сразу же, как окажусь в Кремле, дам тебе знать.

А пока только ЦК тебя твоя верная Крупа

Крупочка, милая, на этот раз ты — самая информированная: действительно ожидается переезд вашего правительства. Коба-Фикус ходит гоголем и всем сообщает, что полностью подготовил переделку Кремлевской стены в Стену Коммунаров. Говорит, в Питере правительству никак нельзя, потому что Пер-Лашез там можно устроить только на Марсовом поле, а жертв террора (правда, не сказал какого) будет, несомненно, много, всех надо будет похоронить и попытаться сделать это достойно. После чего добавляет: «Попбитка — не пбитка, правда?» Страшный человек, и шутки у него жутковатые.

Но не только Коба-Фикус, вся Москва готова к событию. Пресню переименовали в Красную Пресню и жутко радовались, что Красная площадь от века так называется. «Это знак», — говорят здесь и многозначительно направляют вверх перст указательный.

Тем не менее до скорой встречи нашей ЦКЦК тебя. Фантик

Фанечка, мы переехали, а встретиться нет никакой возможности. Придется пользоваться «дуплом» в Спасской башне, гы. Ну, нам не привыкать.

Постараюсь написать покороче, так как времени свободного почти нет — сплошные мероприятия. День у В. И. расписан по минутам — сплошной чередой идут посетители — «из бывших», из нынешних и просто так называемые ходоки. «Бывшие» и нынешние радеют за себя и своих близких, а ходоки несут подарки, в основном съестное. Это, конечно, приятно, но после каждого такого визита приходится менять чехлы на мебели. А стирать-то приходится мне. Штопальщица чулок и придворная прачка в одном лице, гы! Когда последние ходоки из ежедневного списка покидают наши комнаты, я стираю чехлы, а В. И., который теперь очень длинно себя велит называть — Председатель Совета Народных Комиссаров — отправляется на заседание Совнаркома, которое затягивается до глубокой ночи. Все это В. И. называет управлением государством. А по-моему, любая кухарка лучше бы справилась с такой задачей, гы. В стране разруха, а они тешат себя новыми должностями.

Но не это самое неприятное. В редкие минуты, когда со стиркой и штопкой покончено, ко мне является Коба-Фикус. Его не приглашают на заседания, а он говорит, что ему хочется быть поближе к телу и делу пролетарской революции. Хотела по привычке добавить свое «гы», но совсем не смешно. Ведь Коба ведет себя совершенно непристойно и все время щиплется. Не знаю, что и делать. Вот возьму и пожалуюсь Володе. Даже интересно, как он поступит…

………………………………………………………………

Пожаловалась, черт побери, на свою голову… Я-то думала, что он просто откажет Кобе-Фикусу от дома, а В. И. назначил его секретарем, и тот ведет протоколы заседаний! Правда, ему теперь не до пощипываний, но, встретив меня как-то во время прогулки по Кремлевской стене, Коба высказался в том смысле, что от секретаря до генерального секретаря не больше двух шагов. Ах, Фантик, вот тут мне и стало по-настоящему страшно. Ведь это слово (генеральный) может привести к гибельным последствиям всю неохватную нашу Россию.

ЦК тебя, мой Фантик, но не знаю, что делать. Крупа

Не волнуйся, Крупочка дорогая. Твой верный друг и товарищ, член боевой организации СР, стрелок-отличник Фантик знает, что делать. И не только знает, но и сделает. Ты будешь отомщена, а заодно и в России станет полегче. Я вынесла В. И. свой личный приговор. И я его лично исполню. Об этом дне сообщу заранее.

Не отговаривай меня, Крупочка, все решено. ЦК. ФК.

Фантик, заклинаю, ничего не надо делать. Ты не представляешь, что это за люди. Они уничтожат тебя. Твоя записка заставила меня трепетать от ужаса.

Лучше поедь в Баден-Баден, пока есть такая возможность. Ведь «им» ничего не стоит и границу закрыть. А Москва — не Сестрорецк, до границы не допрыгнуть, гы. Ну что, я уговорила тебя? Все как-нибудь наладится.

ЦК. НК.

Наладилось, Крупочка, как ты и говорила. Через неделю В. И. выступает на митинге, который будет иметь место на заводе Михельсона! Это для меня счастливый случай. Как только В. И. появится во дворе, я все, что задумано, выполню. Там у меня пространство «пристреляно». Хоть я и слепая курица, а не промахнусь. Будь спокойна.

ЦК. Твой целеустремленный Фантик

Фантик, еще есть время. Умоляю, откажись от этой цели. Просто даже не ходи на завод, чтобы не было соблазна.

ЦК. Твоя Крупочка

ТЕЛЕГРАММА (Крупе от Фантика)

Поздно тчк ЦКФК тчк

Ах, мой бедный Фантик, зачем????

Одинокая (и теперь уж навсегда) Крупа