Крупа и Фантик

Последнее письмо Фантика

Вот и все, Крупочка моя дорогая. Отсюда мне уж не выбраться. Не монте-кристо какая-нибудь… И времени мне отпущено, судя по всему, мало, да и аббата Фариа[95] рядом нет, хотя в соседней каморке кто-то из священнослужителей пребывает.

Сижу, значит, за решеткой в темнице. Но не одна, как ты могла бы подумать. Меня навестил святой человек Мишель Калинин и по моей просьбе тайком от охраны доставил в камеру… Дюшку. Эта бедолага, правда, не совершила ничего противозаконного, но из дружеского участия разделяет мое сырое и весьма прохладное, несмотря на летнее время, заточение. Друзья познаются в беде — и Мишель-заботник, и Дюшка проявили себя с самой лучшей стороны.

Правда, Коба-Фикус, который руководит процессом моего здесь содержания, теперь никого более в камеру ко мне не допускает, но развлечений нам с Дюшкой хватает. Ведь не поверишь, Крупочка, но в коридоре очередь из любопытствующих гегемонов стоит. Вроде с них и деньги берут, как за билеты в синематограф. Народ, видишь ли, интересуется моей политической эскападой, ха. Я думала, будут спрашивать, за что покусилась на их вождя в кепке с пуговкой, а они (вот парадокс!) не понимают, как я могла промахнуться. Не объяснять же им, что волновалась, как бы вообще не попасть в другого. Народу-то на митинг сама знаешь сколько понабежало. Всем хотелось на живого (ха-ха) вождя посмотреть — не у каждого же его дагерротип под подушкой хранится.

Как бы там ни было, паноптикум работает вовсю, а для нас с Дюшкой бесплатно. Впрочем, есть и здесь привилегированный класс посетителей — революционные вожди. Эти ничего не платят!

Кто только не появлялся за дверной решеточкой! Сначала притащился Феликс. Я его по характерному варшавскому пришепетыванию узнала, к тому же он на польском тихонечко спел «Варшавянку». Потом, ясное дело, появились Серж и Стефанио, некоторое время молча меня разглядывали, а потом стали просовывать сквозь решетку узкие пергаментные пакетики с черной икрой. Очень мило.

А вот Глебушка Кржижановский на визит не осмелился. Только его записочку кто-то из посетителей подкинул, не сообразить и когда. Нашла утром, пока за Дюшкой с листиком капусты гонялась. В эти первые дни мои в подвале только драгоценный Глебушка счел возможным ни слова в поддержку мне не высказать. Вся записочка про электричество. Видно, приворожил его очередной афоризм В. И. про электрификацию всей страны. С другой стороны, Глебушка всегда был безмерно впечатлительным и лозунг славных членов партии СР на тему исчезновения проблемы вместе с человеком, ее породившим, запал нашему электрику в душу. Вот он и боится, что если В. И. отправится в мир лучший, то вместе с «лампочкой Ильича». Не понимает зазноба моя юношеская, что вся когорта «верных ленинцев» скорее сдохнет, чем откажется от этого светлого от электричества будущего.

А вот кто наведался, так это мои коллеги по бизнесу — мадам Клара с юной Розочкой. Чуть-чуть посплетничали, предложили в знак протеста против моего ареста организовать забастовку наших работниц на Красной площади и вручили гостинец — фунтов пять мелкого шоколадного драже. Очень вкусно, но не знаю, успею ли все это съесть, ха…

Комплиментов наслушалась за эти первые дни — даже вспомнить приятно. Все утешали, говорили, что любой на моем месте мог промахнуться, когда цель так «высока»… но все это — только поначалу. Пока было неясно, как на мой поступок реагировать. Потом ваше ЦК, очевидно, опомнилось и объяснило «товарищам», что мой выстрел следует осудить по всей строгости законов раннего революционного времени. Видно, подумали, что если сейчас не дать резкий отпор «врагам», то и на членов ЦК у кого-нибудь револьвер поднимется.

После этого все те же лица мелькают за решеточкой нашей с Дюшкой кунсткамеры, но в лучшем случае молча. Подарочков нам больше не носят. А чаще всего теперь ваши руководители приходят в сопровождении Кобы. Он первый заглядывает в камеру (виден только его мерзкий желтый глаз), а уж потом очередной член ЦК взгляд внутрь закидывает и говорит какой-нибудь ужас. Архинеприятное явление, должна тебе заметить. Коба всегда был склонен к театральной деятельности, но суфлер из него никудышный. К тому же ваши наивные (или трусливые?) партийцы повторяют все его гадости с грузинским акцентом.

Крупочка, я должна повиниться перед тобой — я ведь хотела одним нажатием курка избавить тебя (и Россию, конечно) от этого жуткого идола, а получилось вон как. Тебе только хлопот прибавилось! Представляю, какая мука ухаживать за «тяжело раненным» В. И. под присмотром стоглазого вашего ЦК и Маняшки. Держись, моя родная, старайся больше думать о своем здоровье, а о В. И. не беспокойся: мне обрисовали характер его ранения, — он выздоровеет и, к сожалению, останется все тем же… Только бы не стал еще жестче и не ополчился бы на всех членов СР и других представителей интеллигенции. Почему-то мне кажется, что больше всего его раздражают (уместно ли здесь это слово?) люди, которые могут понять его поступки. Понять, а не принять. Понять и осудить. Но если он займется планомерным уничтожением всех понимающих, то оставшиеся в одиночестве гегемоны и иже с ними, в демагогической болтовне нашего страдальца, всего израненного моей вражеской пулей… уж точно не разберутся.

Ну вот, Крупочка, на пороге… я стала брюзжать и вещать, значит, пора поставить точку в этом письме.

Знаю, что ты меня не забудешь.

Твой Фантик тебя ЦКЦК, как в былые годы

P.S. Представляешь, меня никто больше не называет Фантиком. Так страшно странно! Все время только: «Каплан, к двери; Каплан, к стенке» и всякое такое.

ФК