Крупнейшие аферы и аферисты мирового масштаба

Дагоберта любили не только за то, что он так весело дурачил полицию.

Народная молва возымела еще один повод называть его Робин Гудом наших дней. С маниакальным упорством устраивая взрыв за взрывом, он неизменно следил за тем, чтобы от них никто и ни при каких обстоятельствах не пострадал. Бомба в KaDeWe и четыре из шести бомб в филиалах Karstadt взрывались поздно вечером или ночью, когда в помещениях наверняка никого не могло быть. Пятый взрыв произошел, правда, днем, в лифте переполненного магазина. Но следствие установило, что Дагоберт заложил взрывное устройство и, стоя рядом с лифтом, следил, чтобы в лифт никто случайно не вошел. Взрыв раздался через восемнадцать секунд – Дагоберт заранее рассчитал, что за это время кабина еще не успеет доехать до следующего этажа.

Только однажды при взрыве пострадали люди. Два покупателя были неопасно ранены осколками. Публика уже любила к тому времени своего героя и простила ему этот несчастный случай от всего сердца. Его поклонники ждали 115-ю серию упоительной истории «Дагоберт против Karstadt и криминальной полиции». Им, разумеется, не терпелось узнать, кто скрывается за мультипликационной маской. Охотнее всего они позволили бы полиции арестовать Дагоберта на пару дней, как следует расспросить, сфотографировать и отпустить безобразничать дальше. У полиции была, разумеется, совершенно иная точка зрения.

Весной 1994 года полиция была вознаграждена за бесплодные усилия в течение долгих лет. Впрочем, заслуга полицейских в том была невелика. Уставший Дагоберт сам ослабил бдительность. Он в очередной раз напомнил Karstadt о себе, но чересчур небрежно отнесся к разработанным им же самим мерам предосторожности. Его заметили, когда он прятал велосипед в багажник автомобиля. Все остальное было, как говорится, делом техники. 22 апреля, обсудив с Karstadt подробности следующей передачи выкупа, он вышел из очередной телефонной будки и был окончательно и бесповоротно арестован.

Как вы понимаете, тут уж полицейские старались вовсю. Район был оцеплен, все пути к отступлению – заблокированы, тротуар – тщательно приведен в порядок. Его вымыла специальная бригада, и никакие собачьи экскременты не могли больше помешать доблестной берлинской полиции. Сомкнувшись вокруг арестованного плотным кольцом, полицейские спешно эвакуировали Дагоберта, так и не позволив раздосадованным журналистам сделать ни одной фотографии. Единственная, обошедшая впоследствии все газеты, была сделана с расстояния в несколько десятков метров и высоким качеством не отличалась.

Однако никакой ошибки на этот раз не случилось. Полицейские арестовали и препроводили в самую знаменитую берлинскую тюрьму Moabit того, кого так долго желали, – «гангстера-93», «шантажиста торговых домов» Дагоберта. Теперь у него, разумеется, появилось имя. Какое же всех ожидало разочарование!

В нашем герое не было ничего от блистательного и непобедимого парня из Шервудского леса. Публике предстал тихий, застенчивый берлинский безработный Арно Функе, женатый, отец одного ребенка. Никого специально грабить он не желал, но в одной берлинской мастерской слишком долго работал с вредными лаками и угробил свое здоровье. Страдал головокружениями, потерей памяти, работать больше не мог, содержал семью на пенсию по инвалидности. Соседи рассказывали, что он был милым, внимательным молодым человеком, в свободное время все мастерил какие-то забавные машинки, сидя на крылечке. Словом – тоска.

Газетчики, как, впрочем, и вся немецкая публика, были ошеломлены банальностью этого портрета настолько, что попытались объявить узника Moabit Лжедагобертом. Увы, эта версия не выдержала никакой критики. Дагоберта таки превратили в Арно Функе, и он покорно ожидал в тюрьме судебного процесса. Праздник кончился.

Однако пресса и сам Дагоберт недооценили постоянство немецкой публики, которая так просто от своих привязанностей не отказывается. Четыре года она снисходительно потакала своему «селезню», прощая покушения на общественную безопасность. Теперь она простила ему и невзрачного Арно Функе. Сидя в тюрьме, он получал мешки писем от поклонников, которые подбадривали его, утешали, предлагали работу после судебного разбирательства. Sic! За все время перед процессом заключенный получил лишь одно письмо, написанное грубым и желчным недоброжелателем.