Крылатые и бескрылые

Глава двадцать шестая

Лето проходило. Дни становились короче. Уже начали покрываться нежной позолотой березы и клены. В роще за курортом появились неугомонные сороки и синицы — предвестники приближавшейся осени.

Давно уехали в город Петр Бобров и Людмила Давыдович. Скука стискивала сердце Наташи, когда она возвращалась с работы в свою комнатку, казавшуюся ей невыносимо пустой. Уезжая, Макаров обещал часто наведываться к ней, но за все время только дважды сумел вырваться сюда. И Наташа не имела права обижаться. Она знала, что на заводе горячая пора. Пробные самолеты построены, не сегодня так завтра предстояло испытание в воздухе. Конечно, не мог Федор к ней часто приезжать. Наташа каждый день подсчитывала, сколько еще осталось времени. Боже, как мучительно будут тянуться последние полтора месяца!..

И вдруг совсем неожиданно… Сначала послышались шаги в коридоре, затем стук в дверь.

— Войдите!

В комнату вошли заведующий домом отдыха и молоденькая девушка.

— Вот вам смена, Наталья Васильевна, — сказал. — заведующий Познакомьтесь и попрощайтесь… Завком прислал молодого врача…

Девушка протянула руку Наташе, назвала свое имя и фамилию. На рассвете Наташа уже сидела на палубе парохода. Всю дорогу она думала только об одном о встрече с мужем. И еще думала о том, что пароход идет нестерпимо медленно. Но вот и город… Глаза ее заблестели.

«Где же Федор?..»- всматривалась она в толпившихся на пристани людей. Сойдя на берег, оглянулась вокруг и вдруг увидела возле машины Макарова Анастасию Семеновну. Торопливо подошла к ней, протянула руку, чтобы поздороваться. Но свекровь не подала своей руки. Наташа догадалась. Застеснявшись, обняла ее и поцеловала, как родную мать, в обе щеки. За это Анастасия Семеновна поцеловала ее трижды.

— А Федя не приехал? — спросила осторожно Наташа.

— Занят он, дочка, — степенно ответила свекровь. — Прислал машину и мне повелел тебя встретить.

Уже в пути Наташа, не выдержав, спросила тревожно:

— Сегодня испытывают в воздухе?

Анастасия Семеновна знала все. У сына не было секретов перед родной матерью. Со вчерашнего вечера болело ее сердце. Эту ночь она глаз не сомкнула, все прислушивалась, хорошо ли спит Федор. А на рассвете прибежал летчик Петр Бобров — веселый, как всегда. «Вставай, лежебока! — толкал он Макарова. — Вставай да посмотри на небо»… В ту минуту у матери сердце оборвалось…

Анастасия Семеновна посмотрела на невестку и ответила на ее вопрос:

— Не знаю, доченька, ты бы сама поехала на завод. Высади меня возле дома — и езжай.

Когда машина, развернувшись возле заводоуправления, остановилась у парадного, оттуда вышли Соколов, Грищук, Веселов, Макаров, Бобров, конструкторы и небольшая группа незнакомых людей. Они направились к заводскому аэродрому. Позади всех шел Власов. Наташа догнала его, придержала за руку.

— О, Наталья Васильевна!.. Значит, успели? Пойдемте с нами. — Власов улыбнулся, пожал ее руку. — Сегодня у вашего мужа экзамен на аттестат зрелости…

— Летят? — испугалась Наташа.

— Бобров летит. Двенадцатый раз поднимает машину в воздух. Сегодня — решающий полет… Идет на штурм!

— Василий Васильевич, ничего не случится?.. Власов вздохнул.

— Хочу, Наташенька, чтобы ничего не случилось! Все, кто должен был присутствовать при испытании нового самолета, остановились у входа на аэродром. Небо было удивительно голубое, в нем сияло ослепительное солнце.

Неподалеку возле ангара стояла, поблескивая серебром, стреловидная машина с оттянутыми назад, как бы прижатыми к фюзеляжу короткими крыльями. Возле нее озабоченно ходили механики.

Наташа со стороны наблюдала за Макаровым, разговаривавшим с директором завода. Как ей хотелось сейчас подбежать к нему, обнять и поцеловать!..

Но вот все стали пожимать руку Боброву, дружески сулили ему ни пуха ни пера, желали счастливого пути и благополучного возвращения.

— Ждите с победой! — помахав всем рукой, бодро воскликнул летчик.

Подойдя к самолету, Бобров легко взобрался в пилотскую кабину и защелкнул над собой прозрачный фонарь. Стартер взмахнул флажком. Тотчас из сопла с грохотом вырвалось бледно-синеватое пламя. Пробежав по бетонированной взлетной площадке, самолет вдруг оторвался от земли и стремительно рванулся в небо, оставляя за собой беловато-серый шлейф дыма. Вот уже описан широкий круг над аэродромом, и самолет сделался почти прозрачным.

Макаров, стараясь казаться спокойным, надел наушники. Через минуту в них послышался голос Боброва: «Иду по прямой. Рулевое управление отлично!..» После небольшой паузы опять его голос: «Высота шесть тысяч. Скорость — шестьсот пятьдесят…» И почти сразу же: «Семьсот!..» Каждое слово Боброва заставляло сильнее и сильнее колотиться сердце Макарова. Присутствующие на аэродроме замерли, с напряжением прислушиваясь к тонкому гулу, долетавшему до земли из далекого голубого простора, искали глазами прозрачную пылинку. Но вот все исчезло.

Радист переключил рубильник. Макаров спросил в микрофон: «Как чувствуешь, Петя? Как приборы?.. Отвечай!» Щелчок рубильника. Снова, голос летчика: «Девять тысяч. Машина ведет себя прекрасно. Чувствую себя нормально!»

«Девять тысяч!..» Макаров невольно взглянул на небо. Ведь все должно произойти в короткие минуты…

…А Бобров — там, в поднебесье, мысленно твердил: «Еще выше! Еще немного!..» Напряг все силы и увидел, как стрелка миновала цифру «10 ООО». Пожалуй, довольно. Теперь — скорость! Мотор ревел, но не задыхался, никакой вибрации не ощущалось… Бобров мельком глянул за борт: земли не видно, только мутные пятна где-то далеко внизу. Стрелка доползла до красной черты. Поползла второй раз по кругу. Еще, еще хоть немного! Как только стрелка перешла за отметку, летчик — начал осторожно ложить машину на крыло. Хотелось плавно перевести ее в пике… Но что это?.. Самолет будто свалился и понесся к земле с невероятной скоростью. Вот уже угадывались квадраты лесов и полей. Голова кружилась, смыкались веки… Все засвистело, взвыло вокруг тела самолета. Стрелка прибора быстро шла по кругу. И вот скорость уже 1270 километров в час. Бобров потянул ручку на себя, силясь вывести машину из пике. И действительно, самолет начал выпрямляться. Но вдруг летчику показалось, что рулевое управление заклинило. Машину начало угрожающе трясти. Бобров сорвал кислородную маску. Увидел несущуюся навстречу зеленую массу леса. Сзади что-то затрещало, словно самолет разламывался… Летчик инстинктивно потянулся рукой к рычагу катапульты…

… Макаров считал секунды. На аэродроме все замерли. «Бобров, Бобров, отвечай!.. — кричал он в микрофон. — Почему молчишь? Отвечай!..»

Неожиданно к нему кинулась Люда. На ней лица не было. Но Макаров одним взглядом предупредил ее, чтобы она ни о чем не спрашивала.

Через пять минут на аэродром прибежала секретарь директора Оля Груничева. Остановилась перед Соколовым и, не в силах вымолвить слова, протянула лист бумаги.

Прочитав телефонограмму, Соколов подал ее Макарову, а сам обратился к присутствующим, стараясь говорить как можно спокойнее:

— Товарищи, наш самолет упал в тридцати километрах отсюда…

— А Бобров?.. — вырвалось у Люды.

— Пока ничего не известно… Федор Иванович, оставьте все и немедленно в машину!

Десять легковых машин и одна санитарная, вырвавшись из заводских ворот, помчались по дороге на север. Минут через двадцать директорский лимузин свернул с асфальтового шоссе и устремился по лесному проселку. Сосны обступали дорогу со всех сторон. Макарову почудилось, что заходит солнце… «Неужели погиб?.. — мучила мысль. — А может быть, истекает кровью?..»

— Семен Петрович, — попросил он директора, — пусть шофер нажмет!..

— Вон, смотри!.. — вместо ответа Соколов показал рукой вперед.

И первым, кого увидел Макаров, был летчик Бобров. Он стоял, широко расставив ноги, на обочине проселка, окруженный группой колхозников. В десяти метрах наполовину зарылся в землю изуродованный самолет.

— Жив, черт! Жив!.. — закричал Макаров, кинувшись к летчику.

— Да я-то жив. А вот… — Бобров влажными от слез глазами показал на остатки самолета.

Макаров бросился к машине, заглянул внутрь разбитой кабины.

— Семен Петрович, приборы не повреждены!.. — сказал подошедшему Соколову. — Взгляните!..

На следующий день специальная комиссия собралась в просторном кабинете директора завода. На внесенном сюда широком столе лежали приборы, снятые с упавшего самолета. Соколов внимательно прочел только что составленный протокол испытаний и размашисто подписал. Затем поднялся, посмотрел на всех торжественным взглядом.

— Итак, дорогие товарищи, «звуковой барьер» взят!

Он еще хотел что-то сказать, но в кабинет вошла секретарь Оля Груничева, подала телеграфный бланк/Пробежав его глазами, Соколов заулыбался.

— Но, оказывается, мы не первые…

Все присутствующие слегка подались вперед, точно над головами вдруг грянул гром.

— Вот телеграмма летчика-испытателя Красовского. Он сообщает, что вчера на рассвете пробил «звуковой барьер», и от всей души желает успеха нашему Боброву…

Прошло совсем немного лет с тех пор, как первые стреловидные самолеты опередили звук.

В конструкторском бюро Федора Ивановича Макарова сейчас идет упорная борьба за наращивание сверхзвуковых скоростей, не мелкими дозами, а сотнями километров.

И каждый раз, когда летчик-испытатель полковник Бобров после полета опускает на землю новую машину, к ней устремляются конструкторы, с тревогой осматривают приборы, наружную обшивку.

Теперь перед ними стоит задача преодолеть «тепловой барьер». А это посложнее, чем опередить звук.