Только в недавнее время, как запугивающее, выражение это стало забываться в виду всесословной воинской повинности. Дрожь и трепет наводило оно, когда обращалось в особенности к тем, которые не освобождены были, как дворяне, от тяжелой солдатской лямки. Надевали шапку не красную, а лишь такую, которая не имела козырька, но в старину действительно всякий сдатчик, ставивший за себя рекрута, обязан был снабдить его красной шапкой, бердышом и прочим.
Совсем еще бодрые с виду и словоохотливые старики даже и теперь рассказывают про недавние времена рекрутчины, когда от суровых тягостей 25-летней тугой лямки солдатчины бегали не только сами новобранцы, но и семьи их. Из «дезертиров» составлялись в укромных и глухих местах целые артели дешевых рабочих и целые деревни потайных переселенцев (например, в олонецкой Карелии, в Повенецком уезде близ границ Финляндии).
В земских домах водились стулья, в ширину аршин, в длину — полтора; забит пробой и железная цепь в сажень. Цепь клали на шею и замыкали замком. Однако не помогало: бегали удачно, так что лет по 15 и больше не являлись в родные места.
Объявят набор, соберут сходку с каждого двора по человеку, поставят в ширинки на улице.
Спрашивает староста у десятников:
— Дома ли дети у этих отцов?
— Нету (скажут): в бегах.
— Искать надо в завтрашней день.
Ищут день, ищут два, ищут три, найти не могут. Спрашивает у домохозяев:
— Где дети?
— Не знаем. Не находятся рекруты дома, — сбегли.
Не знают родители, где они хранятся.
Спросит сам голова у этих отцов и рыкнет:
— Служба — надо.
— Не знаем, где дети — в бегах.
— Ступайте ныне домой, а завтра приходите все в земскую: я с вами распоряжусь.
Приходят эти отцы через ночь.
— Ступайте на улицу и сапоги разувайте, и одежду скидайте с себя до одной рубашки.
И босыми ногами выставят отцов на снег и в мороз.
— Позябните-ко, постойте: скажете про детей. А если не скажете, не то еще будет.
— Не знаем, где дети!..
Пошлют поснимать на домах крыши; велят морить голодом скот на дворах. Через три дня посылали какую-нибудь соседку скот покормить.
— Не знаем где дети, — в бегах!...[47]
Прорубали на реке пешней прорубь. Отступя сажен пять, прорубали другую. Клали на шею родителям веревку и перетаскивали за детей из проруби в прорубь, как пропаривают рыболовную сеть в зимние ловли, в «подводку» (удочки на поводцах по хребтине с наживками или блестками, на навагу, сельдь и проч.).
«И родители на убег. И бегают. Дома стоят пустыми. И скот голодом морят».
Эту пытку можно бы, в отличие от подноготной, назвать «подледною», но, кажется, уже об этом довольно.