Крыло Королевы

— Такое случается на войне, принц Джондар. А мы все втянуты в войну с гравианцами, — Эларе уже плохо от собственных рыданий, она вся как один большой комок нервов в красивом платье. — Можно вызвать ей врача с успокоительным?

— Да, конечно.

Он вновь обращается к коммуникатору на запястье, кратко поясняя ситуацию и вызывая врача, который приходит через несколько минут и уводит Элару, за ними следуют двое стражников.

— Ваши путешествия всегда так насыщенны событиями? — спрашиваю Джондара.

Он тяжело выдыхает.

— Обычно нет, — его коммуникатор пиликает, и он проверяет его, напрягаясь. — Мы уже почти готовы перейти в пространство Антееса. Королевский шаттл с планеты должен встретить нас на орбите, и антейм будет на борту. Мне следует дать вам время подготовиться.

Уже так скоро. На мгновение я почувствовала себя полезной, нужной, способной. А теперь это всё закончилось. Я просто обманывала себя, думая, что они позволят мне принять участие в расследовании. И как, во имя всех моих праотцов, я должна сама надеть одно из этих нелепых платьев? Но я не скажу ему об этом. Нет, я найду себе что-нибудь простое. Надеюсь, среди гор кружева там затесалось что-то из моей одежды.

Я думаю о Нериссе и чувствую ком в горле. Она бы помогла мне, дала бы множество наставлений. Она бы запомнила наизусть все их придворные обычаи, все мои обязанности и расписание. Я даже никогда толком не просматривала эти материалы, потому что была уверена, что она обо всём позаботится. А теперь… теперь она мертва. Я больше никогда её не увижу. Не смогу провести расследование, чтобы выяснить, кто на самом деле стоял за всем этим. И, вероятно, никогда этого не узнаю.

Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти болезненно впиваются в мои ладони, и пытаюсь подавить скорбь и растущую панику вместе с ней. Запереть всё на замок.

Политика никого не ждёт. Ни меня. Ни расследования. Ни мёртвых. Лайнер направляется к Антеесу и моему будущему супругу.

— Так, ладно, — я выпрямляюсь, словно мой позвоночник сделан из стали, и обещаю себе, что справлюсь со всем этим.

Уже без Нериссы.

Глава 6

— А это? — закипаю я, держа в руках море зелёного шёлка с цветами и таким количеством оборок, что можно было бы украсить церемонию награждения целой роты вейрианских офицеров.

— Как вообще ты собираешься это надеть? — бросив скептический взгляд, спрашивает Петра. — Не говоря уже о том, чтобы расправить его. Или пойти. Эти антейки вообще делают что-нибудь или только сидят весь день на месте, прихорашиваясь?

Я словами не могу описать, как завидую её броне, прилегающей к телу, и практичной форме. Отбрасываю платье в сторону и продолжаю перебирать. Это так несправедливо.

— Я могу пойти позвать на помощь, если хочешь, — в итоге предлагает Петра.

— Можешь пойти заняться чем-то более полезным, — я не должна огрызаться, но мне уже плевать, если честно. Петра просто пожимает плечами. Ей тоже всё равно. Она привыкла слушать крики в свой адрес. Обычно что-то вроде «Аргх!», «Не убивай меня!» или просто невнятные мольбы. Вот такая она, жизнь капрала Петры Кел.

— Мне пойти опять проверить дверь? Просто на всякий случай? Ты хоть читала то досье?

— Пыталась. Оно нечитаемое.

Она поднимает планшет и начинает просматривать материалы.

— Они распланировали твои дни, прямо как для новобранца.

— Просто кратко перечисли, Петра.

— Прихорашиваться всё утро, прогуливаться как призовой пони до обеда, есть по чуть-чуть, пока окружающие докучают…

— Чудно. Очень познавательно. Спасибо.

— В любом случае, ты не выходишь замуж сразу же. У тебя будет неделя, чтобы освоиться. Будут разного рода представления — сначала знати, потом Рондету… Это их религиозный совет?

— Это что-то… между священниками и оракулами? Ну, мне так кажется. Они живут в уединении, и никто о них толком ничего не знает.

Она чешет кончик носа.

— Ну, здесь говорится, что их четверо и они появляются только на самых значимых мероприятиях, таких как выбор консорта для антейма. То есть тебя.

Следующее платье розового цвета. Его стоит выбросить через шлюз, прямо в открытый космос.

— За ними окончательное решение?

— Похоже на то. А потом свадьба…

— Если я пройду тест.

— Пройдёшь. Свадьба через десять дней после этого. Так что… ага, у тебя будет около двадцати дней.

Двадцать дней. Всего-то. Меньше, если Рондет скажет, что я неподходящая кандидатура. Возможно, так будет лучше для всех.

— Они же не будут следовать за мной по пятам? Или будут?

Петра пожимает плечами и вновь опускает планшет.

— В этом есть смысл. Им нужно принять решение так быстро, как только возможно. Это к лучшему. Просто закрой глаза и ныряй с головой.

Легко ей говорить. Броситься с головой в брак. Не самый лучший совет, если задуматься. И ведь это в самом деле брак. Эту часть досье я поняла достаточно хорошо. Хотя у меня будут свои собственные комнаты, если я того захочу, от меня ожидается, что я буду его женой. Настоящей женой. Во всех смыслах.

Наверное, я вытащила уже все дурацкие платья, что были в чемоданах, но, наконец, нахожу то, что нужно. Аккуратно сложенный и упакованный в обёрточную бумагу пережиток прошлого — платье, которое пятнадцать лет как устарело. Но это не имеет значения.

Оно принадлежало моей матери.

Я долго сижу с ним в руках, глядя на гладкий серый шёлк, на вышивку по краям, замысловатую и каким-то образом в то же время простую. Я помню, как она носила его, гуляя по саду, как изящная птица, готовая в любую секунду взмыть в небеса.

И она это сделала. Спустя несколько дней она взлетела и больше не вернулась.

Нерисса, должно быть, сложила это платье, несмотря на обилие новых нарядов, присланных антейцами. Я не знаю почему, но я никогда ещё не была такой благодарной, как сейчас.

Оно не только идеально само по себе — это ещё и напоминание о доме, о моей погибшей матери и о жизни, которую мне пришлось оставить. Но я не обязана перестать быть собой. Я могу быть той, кем моя мать бы гордилась. И это уж точно не антейкой.

Я не одна из них. Никогда не буду, и они никогда не дадут мне об этом забыть. Это брак по расчёту, политический союз.

Так пусть он таким и будет.

— Принцесса? — Петра внимательно за мной наблюдает. Всё это время она не говорила ни слова. Планшет вновь оказывается на случайной поверхности.

— Всё хорошо, — мой голос даже не дрожит, когда я произношу это.

Будет им вейрианская королева, если это то, что они хотят. Хотя… нет, антейцы никогда не захотят вейрианскую королеву. Но, нравится им или нет, это то, что они получат.

Нравится им или нет, это то, кем я буду.

Я одеваюсь, расчёсываю волосы и оставляю их распущенными. Это похоже на мой самый смелый бунт.

Что довольно-таки печально, если задуматься.

Сдержанный стук в дверь говорит о прибытии Шая. Он не может просто использовать коммуникаторы, как все нормальные люди, только не мой телохранитель. Я улыбаюсь, а Петра закатывает глаза. Она тоже хорошо его знает.

— Входи, — громко говорю ему.

Дверь отодвигается с лёгким свистом.

— Готова? У нас… — Шай резко замолкает. Он смотрит на меня глазами, которые, кажется, занимают половину его лица. Его рот так и остаётся открытым.

— Готова.

Он закрывает рот, тяжело сглатывая.

— Да, ваше высочество.

— Шай? — я подхожу к нему, растерянная, и останавливаюсь. Петра смотрит на нас. Всегда есть кто-то, кто смотрит.

Шай отшагивает назад, но потом, опомнившись, берёт себя в руки. Он весь состоит из жёстких линий и непреклонной формальности.

— Шаттл прибыл. Мы готовы сопроводить вас на приём, и затем отправимся на планету.

На планету. Волшебно. А приём означает, что я увижу своего будущего мужа. Сейчас. Или не сейчас, но настолько скоро, что это неважно. Я пытаюсь не трястись. Или хотя бы не показывать этого. Не получается. Нужно быть сильной.

Петра выходит, присоединяясь к мужчинам, которых она дразнит за то, что те вылупили глаза и не могут оторвать их от моего платья.

— Ну, — она понижает голос, добавляя предупреждающих ноток, — я надеюсь, что вы пялитесь именно на платье. Глаза вверх, вы, оба.

Дверь закрывается за ней.

Я не могу перестать рассматривать Шая, отмечая его осторожность и замкнутость. Я любила его всю свою жизнь, или так долго, сколько себя помню. Я смотрела на него снизу вверх, восхищалась им, мечтала стать похожей на него, а потом мне просто захотелось быть с ним. Чтобы он смотрел на меня так же, как я смотрю на него.

И у него был этот взгляд. Всего на мгновение, когда он только вошёл в каюту. Но больше не будет.

Особенно не сейчас. Ему долг не позволит.

Я его принцесса. И скоро стану женой другого мужчины.

— Нам пора.

Я готова проскользнуть мимо него, но Шай ловит меня за руку. Его хватка твёрдая, но не болезненная. Это останавливает меня и посылает электрический заряд по всему телу.

— Ты прекрасно выглядишь, Бел. Как королева. Как твоя мать, — он колеблется, но не отпускает меня. Его прикосновение такое нежное, пальцы гладят кожу, почти ласково. — Она бы тобой гордилась.

— Шай, я…

Но что я могу сказать? Мы стоим слишком близко, едва касаясь, и это куда более интимно, чем все прикосновения до этого. На секунду мне кажется, что он мог бы податься вперёд и поцеловать меня. Я поднимаю лицо ему навстречу, раскрывая губы. Взгляд Шая смягчается, и я вижу в нём ту же бурю чувств, дразнящую его, искушающую его сделать тот единственный шаг, который я от него жду. Его веки опускаются, и рот слегка приоткрывается. Он наклоняется ближе. Его дыхание опаляет мою кожу. Вздох сожаления.

Это длится всего мгновение — слишком быстрое, слишком короткое, — и вот его уже нет.

— Ты будешь величайшей королевой, которую они когда-либо знали. Даже если они этого ещё не понимают. Ты вейрианка, Бел, и прямо сейчас — самая настоящая, с головы до пят. Не забывай об этом.

И он отпускает меня, вновь преисполненный формального внимания.

— Спасибо, — шепчу я, и никогда прежде эти слова из моих уст не казались такой ложью. Я не чувствую ни капли благодарности. Я чувствую себя так, словно из горла рвётся крик, и я хочу запереться в комнате и рыдать, пока не закончатся слёзы. Но я не могу этого сделать.

Любой другой мог бы. Любой человек, в любом мире, с любой другой судьбой… кроме меня. Я больше даже не человек. Я принцесса. И довольно скоро стану королевой. Беленгарией Антейской. А Бел исчезнет навсегда.

***

Джондар ждёт у входа в стыковочный модуль, шагая из стороны в сторону, но стоит ему заметить меня, как он выпрямляется. В своей парадной форме, на которой больше тесьмы, чем на наряде жрицы в день фестиваля, он очень красив и совсем не похож на того человека, которого я встретила прошлой ночью, или на того взволнованного командира, каким он был этим утром. Он носит столько разных масок, что я всё время забываю, кто он на самом деле. Принц. Брат предыдущей антеймы.

Теперь он соответствует своему титулу.

Я замечаю знакомые лица, которые встречала на различных приёмах, аудиенциях, ужинах. Пока не видно ни следа Элары, и я рада этому. Но невозможно не заметить все эти пронзительные взгляды от её высокопоставленных друзей. Острые, как кинжалы. Готова спорить, они не скоро меня простят, неважно, была ли Элара на самом деле вовлечена в попытку покушения или нет. Сейчас, однако, у меня хватает собственных забот, и мне не до угрозы нападения. Вейрианские телохранители окружают меня, грозные и впечатляющие. На них нет ни украшений, ни нарядной формы, ни чего-либо блестящего. Они все в простых чёрных бронежилетах. На мне такого нет, и потому я чувствую себя голой. Платье на мне, конечно, прекрасное, но в нём я уязвима и сейчас ощущаю это, как никогда прежде.

Я оглядываюсь на своих телохранителей. Изящная, как дикая кошка, Петра, манящая хищной красотой; широкоплечий, надёжный Том; решительный и улыбчивый Дэн; находчивый Джессем, чьи проницательные глаза не упускают ни одной детали. И Шай. Я пытаюсь не думать слишком много о Шае. Они мои стражники. Мне нужно полагаться на них, а не мечтать о них… о нём…

Я пытаюсь сосредоточиться на Джондаре и людях, стоящих рядом с ним. Все похожи друг на друга в этих парадных нарядах. Все готовы к торжественному приёму, однозначно, а среди них…

Я не вижу их короля… антейма, поправляю себя. Они не называют его королём. Но, с другой стороны, я всё равно едва взглянула на присланные фотографии и не смогла бы его узнать. Я не вижу ни одного знакомого лица — молодого, старого, высокого, низкого, светловолосого или темноволосого. Никто из них не похож на короля, как бы он не назывался.

— Ваше высочество, — Джондар кланяется, причём так элегантно, так грациозно, что я не могу отделаться от ощущения, что он меня дразнит. Остальные следуют его примеру. — Выглядите блестяще.

Даже несмотря на то, что я не в одном из их антейских платьев? Странно. Я выдавливаю улыбку. Иронизировать в ответ на комплимент было бы грубо. Нерисса бы мне этого не простила. Я проглатываю все те слова, что крутятся на языке. Вместо этого я вежливо наклоняю голову, приветствуя и принимая комплимент.

— Прошу прощения за задержку, принц Джондар. В свете последних событий…

Он берёт меня за руки и, к моему удивлению, сжимает их, предлагая поддержку, которой я от него не ожидала. Его кожа тёплая, прикосновение мягкое, но я чувствую говорящие сами за себя мозоли опытного фехтовальщика. Любопытно.

— Разумеется. Вам не за что извиняться. Вы получите полный отчёт о нашем расследовании при первой же возможности.

— Тот, который умер, секретарь Элары…

— Относительно новый сотрудник. Она активно помогает следствию, но я твёрдо уверен, что её просто использовали для достижения цели. Её учётные данные тщательно проверялись не один месяц, прежде чем её выбрали в качестве потенциальной фрейлины принцессы Элиссы. Её прошлый секретарь внезапно ушёл в отставку по состоянию здоровья. Пришедший ему на замену, похоже, принадлежал роду, недавно принявшему ряд неудачных торговых решений. Возможно, это вызвало недовольство властью и антеймом.

— Или ему кто-то заплатил.

— Вполне возможно, ваше высочество. Я прослежу, чтобы были рассмотрены все версии. А пока, вы позволите мне представить вас нашему антейму?

Я знала, что это вот-вот случится, но сейчас, прямо сейчас, мой живот сжимается от страха и плохого предчувствия. Джондар сжимает мою ладонь сильнее, не так, чтобы неприятно, просто крепко. Но я понимаю, что он заметил мою реакцию. Может, он пытается помочь, поддержать. У него это не получается.

Я смотрю за спину принца, ожидая увидеть кого-то постарше, одно из лиц с фотографий, расплывчато отпечатавшихся в моей памяти, или кого-то, похожего на короля. Но никого нет. Хотя… мой взгляд останавливается на парне со светлыми волосами. Вроде бы он был на одной из фотографий из досье, стоял рядом с антеймой Матильдой. Он смотрит на меня, как и все остальные, его зелёные глаза светятся любопытством. Он стоит позади группы людей, его едва ли кто-то замечает. Молодой, хоть и старше меня на несколько лет, и в определённой мере симпатичный. Не мой типаж, впрочем, как и все антейцы. Есть в нём что-то изящное, как в птицах. Мне внезапно приходит на ум сравнение с заводными птичками с келтанскими кристаллами. У него такие же глаза — ясные, яркие, зелёные, как кроны вейрианских деревьев в безоблачный день. И он улыбается, единственный из всех. Смотрит прямо на меня и улыбается.

Я оглядываюсь на Джондара, в надежде на подсказку, кто же здесь антейм.

И вот тогда это начинается.

Пол кренится и шатается, валит меня с ног. Всё вокруг погружается в хаос. Рёв взрыва разрывает воздух. Звучат вопли, крики, команды. Я слышу голос Шая среди них.

Мотаю головой в разные стороны, отчаянно пытаясь его найти. Он в порядке? О предки, пусть он будет в порядке.

Джондар выкрикивает указания, задаёт вопросы по коммуникатору, пытаясь подняться с колен. Все стражники вокруг достают оружие.

Где-то под нами двигатели корабля издают грохот, скрежет, начинают гудеть сигналы тревоги.

Каждая нервная клетка во мне погружается в панику. Это плохо. Это очень, очень плохо.

Светловолосый парень метнулся в сторону и уже бежит, пока все остальные пытаются вернуть равновесие. Он не оглядывается, не ищет помощи. В следующее мгновение я замечаю, как он исчезает в служебном люке. Диверсант? Сбегает с места преступления? От слов, написанных на люке, у меня в груди всё сжимается: «Машинное отделение. Аварийный доступ. Посторонним вход воспрещён». Он направился туда, чтобы закончить начатое? Больше никто не заметил. Он ускользает.

Не раздумывая ни секунды, не останавливаясь, чтобы предупредить Шая, Джондара или кого-либо ещё, я бросаюсь за ним.

***

«Аделина» снова наклоняется, пока я спускаюсь по перекладинам в помещение, где располагается двигатель корабля. Я чуть было не срываюсь, опасно раскачиваясь. Не уверена, как далеко я уже спустилась — три палубы? четыре? — но я узнаю машинное отделение, когда добираюсь до него. Сперва мне ударяет в нос едкий запах, от которого щиплет и жжёт ноздри так, что мне хочется их залепить. Он направился этим путём, этот светловолосый зеленоглазый парень. Он понёсся, как только произошёл первый взрыв, не колеблясь. Как будто он предвидел это. Как будто он знал, что сейчас произойдёт. Никто другой его не заметил, но я не могу это так оставить, не могу позволить ему уйти.

На полу разлито масло, скользкое чёрное пятно, переливающееся всеми цветами радуги. Лайнер вокруг меня содрогается и ревёт, как громадный зверь в смертельных муках.

Это нехорошо. Это совсем нехорошо. Здоровые судна не издают таких звуков. Она умирает. Я это знаю наверняка.

В машинном отделении никого нет. Я пробираюсь между громоздкими рядами генераторов, гигантские шестерёнки крутятся беспорядочно, неправильно. Здесь пахнет горящим маслом и погнутым металлом. Весь космический корабль страдает от боли. Она не просто умирает. Она в агонии. И если она погибнет, то заберёт за собой всех нас.

Я останавливаюсь, глядя на манометр, показывающий давление. Я ничего не понимаю в двигателях такого размера, да и вообще умею разве что управлять полётом небольших машин, но дёргающаяся стрелка в красной зоне не может означать ничего хорошего. Тянусь к ней — я видела много раз, как это делал Люц, — и стучу по стеклу. Стрелка начинает дёргаться сильнее.

Здесь должен быть кто-то из экипажа корабля, кто в деталях знает, как это всё работает. Так полагается на всех больших судах.

Я обхожу топливные насосы и вижу их. Тела лежат, растянувшись на полу, кровь стекает сквозь решётку в скрытые части двигателя внизу, скапливаясь вокруг заклёпок и металлических пластин.

Мертвы. Мне даже не нужно проверять. Распахнутые глаза и зияющие раны говорят сами за себя.

— Принцесса? — голос Шая странным эхом отражается от металлов в помещении, прорываясь через гудение в моих ушах. Далёкий, глухой, потерянный в лабиринте корабельного оборудования. Я даже не могу сказать направление, из которого доносится голос. Должно быть, Шай последовал за мной, хотя мне казалось, что он меня не видел.

— Я здесь, — кричу в ответ и осознаю, что он может не услышать.

Мне отвечает другой голос, где-то подо мной, так близко, что я отскакиваю, готовясь к нападению.

— Скорее, передай мне «Харрингтон № 5».

Я думала, они все мертвы. Стремительно разворачиваюсь, юбка вихрем закручивается вокруг моих лодыжек. Пытаюсь понять, откуда прозвучал этот голос. Две ноги торчат из-под большого машинного блока. Замечаю край рукавов его рубашки, закатанных до локтей и испачканных в чёрном масле.

— Скорей, — говорит он спокойным, решительным тоном. — Думаю, у меня почти получилось, но мне нужен «Харрингтон № 5».

Я оглядываюсь вокруг в поисках инструментов и вижу, как они разбросаны в беспорядке у его ног.

— Я не знаю, что… — нет, так никого не спасти. — Опиши его.

Он машет мне гаечным ключом в своей руке.

— Как этот, только вдвое больше.

— Нашла! — хватаю большой инструмент и передаю ему, забирая маленький. Рука с гаечным ключом длиной в полноги вновь исчезает под машинным блоком. Я наклоняюсь, пытаясь разглядеть, кто он такой и что он делает. Там темно, хоть глаз выколи. Как он вообще видит то, с чем работает?

— Тебе посветить?

— Нет времени. Придётся… работать на ощупь, — ему несколько не хватает дыхания. Он не напуган. Совсем. Я бы даже сказала, он взбудоражен. — Вот так, да, — его голос становится тише и звучит так, словно он разговаривает с маленьким ребёнком или диким зверьком. Так нежно. Его голос обволакивает меня, пробуждает во мне что-то, о существовании чего я даже не подозревала. — Ну, давай же. Ещё чуть-чуть… О! Вот, хорошо.

Механизм пыхтит, а машинное отделение вновь содрогается. Как будто гигантский зверь отряхивается. Из вентиляционного отверстия на потолке выходит пар, масло брызгает из блока, пачкая корсет и юбку. Я ахаю от неожиданности, но мне некогда об этом думать.

— Видишь «Бентли»? — обращается ко мне механик. — Такой шип с хрустальным наконечником, как стержень пишущей ручки.

Я пытаюсь оттереть грязь, но только размазываю её ещё больше по ткани. И по обеим рукам. И по волосам. На это нет времени. Где же «Бентли»? И тут я понимаю…

О предки, это же мамино платье, последнее напоминание о доме. Нерисса меня убьёт!

От этой мысли я чуть не задыхаюсь. Нерисса…

Я застываю, трясусь. Не могу пошевелиться. Глаза щиплет, а горло сжимается. Из лёгких вышибло весь воздух, я не могу дышать.

— «Бентли»? — повторяет он, слегка настойчивее и нетерпеливее. Но этот голос, его голос, действует на меня магическим образом. — Мы ещё не закончили. Если я не запечатаю это, то весь корабль взорвётся.

Он прав. Соберись, Бел. И сделай это. Сейчас же.

— Точно. «Бентли», — я подбираю инструмент, похожий по описанию, и передаю ему, опускаясь на колени, прямо в машинное масло, чтобы вновь заглянуть под низ. Не то чтобы мне удалось разглядеть что-нибудь на этот раз. — Все остальные члены экипажа здесь мертвы. Что случилось?

— Я сам только спустился. Видел их. Двигатель был на грани взрыва. И всё ещё грозит взорваться, — он сует мне в руку «Харрингтон». Всё его тело напрягается, он упирается ногами в пол и ворчит, пытаясь повернуть что-то, что я не могу разглядеть. Мышцы в напряжении. Он силён, но хватит ли ему этих сил?

— Я могу помочь?

— Нет, у меня всё схвачено. Думаю, что… проклятье!.. нет, погоди. Я… Вот так.

Лязг, вибрация, и машина стихает. Скрежет металла сменяется тихой мелодией размеренного гудения. Он это сделал. Он, правда, это сделал. Мои ноги дрожат от облегчения.

Сильные руки хватают меня, оттаскивая прочь от двигателя. С моих губ срывается ругательство от неожиданности. Мои стражники скапливаются вокруг нас, проверяя тела, пока телохранители Джондара распределяются по периметру.

— Чем ты только думала? — ругается Шай, как ворчливый старик. Он не выпускает меня из рук. Он слишком встревожен. Нужно хорошо его знать, чтобы заметить. Или, по крайней мере, я на это надеюсь. — Ты ранена? Нигде не?..

Я вырываюсь.

— Всё в порядке. Со мной ничего не случилось, — оглядываю себя. Машинное масло и грязь на моих руках и в волосах, которые, как водоросли, свисают у перепачканного лица.

Механик выбирается из-под блока, закончив свою работу, и четыре ружья тут же направляются на него. Он моложе, чем мне казалось, старше меня, максимум, на пару лет. Но он всё тот же блондин, которого я видела наверху, за которым я погналась сюда. На нём надета некогда хорошая рубашка и жилет. Сшитый на заказ парчовый сюртук валяется на полу, весь в масле и крови. Его спина и бока промокли насквозь, дорогая ткань липнет к коже. Я отмечаю гибкие мышцы, рельефный торс. Цепочка его карманных часов сверкает в мерцающем свете помещения. Его волосы не просто светлые, а насыщенно золотые, с почти металлическим блеском, испачканные чёрной жидкостью и прилипшие к затылку. А его лицо с точёными чертами кажется привлекательным и умным.

Его взгляд переходит с одного оружия на другое, словно он изучает их, мысленно определяя модель и возможности, без единого признака страха. Глаза похожи на изумруды, как те, что в мамином ожерелье.

— Простите мне мою бесцеремонность, — говорит он, выпрямляясь с неожиданным изяществом, или это просто замедленная осторожность. Одно неверное движение, и его обвинят в диверсии и всех грехах. Вейрианский суд бывает скор на руку, особенно сейчас, когда они думают, что моя жизнь под угрозой. Шай никогда не колебался в вопросах моей безопасности. Мне вспоминается то, что стало с гравианской пехотой в лесу у дома. А теперь я даже не уверена, что Шай обдумывает свои действия. Он зол и напуган, и это делает его опаснее вдвойне. Механик, похоже, не замечает нависшей угрозы. Он кратко кланяется, позабыв о нацеленном на него оружии.

— Я Кон, — обращается он ко мне и хмурится, оглядывая мой внешний вид. Он замечает мои опасения? Или злость Шая? Он понимает, что балансирует на краю пропасти?

— Бел, — тихо отвечаю я. По крайней мере, я успеваю это сделать прежде, чем кто-то назовёт ему мой полный титул. Это может быть последний раз, когда я знакомлюсь с кем-то в нормальной манере, как два обычных человека. Последний раз, когда я не принцесса, а лётчица. Я приседаю в вежливом реверансе.

На его лице отражается смесь растерянности и веселья. И намёк на напряжение.

— Ты спас лайнер, — говорю ему.

— Ну, раз уж мы сейчас на нём, мне показалось это хорошей идеей.

Сама того не ожидая, я начинаю смеяться. Не знаю, откуда взялся этот смех. Я уже почти успела позабыть, каково это. Этот неожиданный взрыв веселья, отражаясь от стен, оказывается слишком громким для машинного отделения. Такая неподобающая и неуважительная реакция.

— Члены экипажа? — перевожу взгляд на Шая, который стоит на месте, неподвижный, как камень. Тот отвечает только кратким покачиванием головы. Он не видит ничего смешного. И правда, в этом совсем нет ничего смешного.

— Диверсия и убийство, — бормочет Кон и качает головой, больше не пытаясь шутить. — Кто-то сильно не хотел, чтобы этот корабль добрался до Антееса.

— По крайней мере, не целиком, — добавляю я, только сейчас осознавая чудовищность произошедшего. Мы едва достигли антейской орбиты, а на мою жизнь уже покушались дважды. Первое покушение лишило меня Нериссы. Второе унесло жизни пяти невинных людей и могло убить нас всех. Если бы не Кон. Я обязана ему жизнью. — Как мне тебя отблагодарить?

Мне приходят в голову все эти вейрианские истории о воинах, совершивших подвиги, и об их желаниях, исполнение которых обещали в награду. Если он попросит поцелуй, соглашусь ли я? Это, может быть, мой последний шанс, перед тем как я выйду замуж за антейма. Короли — как бы они ни назывались — не славятся ни красотой, ни обаянием. Ни умом. Ни даже той лёгкостью, с которой держится Кон. Он спокойно сделал то, что должен, и шутит с невозмутимым лицом. В этом есть что-то притягательное. Я никогда раньше об этом не задумывалась. Воины из вейрианских легенд представляют собой показной героизм и отвагу. Они бы скорее спрыгнули с взрывающегося корабля, чем терпеливо пытались отремонтировать его.

К моему удивлению и даже маленькому удовольствию, Кон смущается. Он может читать мои мысли? Мои щёки тоже вспыхивают. О чём я только думаю? Я же не какая-то безмозглая вертихвостка, сохнущая по первому встречному. Я вейрианка. Принцесса.

Шай издаёт какой-то звук, вроде низкого рычания. Я чуть не забыла, что он здесь. Оглядываюсь на него, одновременно раздражённая тем, что он не мог отвлечь меня раньше, и заинтригованная, почему он всё-таки это сделал.

Ещё один голос разрывает напряжённую тишину:

— Вот ты где! — Джондар спрыгивает с лестницы на пол так стремительно, что я отчасти надеюсь, что он приземлится лицом вниз. Ну нельзя же быть таким грациозным. Это нечестно. Но, судя по голосу, он чуть не сошёл с ума, пока искал нас. — Ты в своём уме? Что, если бы с тобой что-то случилось?

Я смотрю на него изумлённо. Беспокойство? Ну, может, в нём всё-таки есть что-то человечное. К тому же, если бы он потерял меня, это грозило бы ему крупными неприятностями. Я как раз собираюсь сказать, что со мной всё в порядке, что Шай здесь, со мной, как и ещё несколько вооружённых людей, готовых бить на поражение, но Джондар даже не смотрит в мою сторону. Всё его внимание направлено на Кона, как и вся его ярость, порождённая искренним страхом.

Кон не пытается убежать и совсем, кажется, не боится разгневанного принца и такого количества оружия в замкнутом пространстве. Он выглядит… скучающим, наверное. Сытым по горло.

— Я в порядке, — довольно безмятежно отвечает механик. — Кто бы это ни был, он уже покинул это место к тому времени, когда я примчался сюда. Он убил их, заминировал двигатель и скрылся. Нам нужно организовать похороны, выплатить семьям компенсации и посмотреть, что…

Звенящий от гнева голос Джондара отражается от металлических стен.

— Ты даже не взял с собой телохранителя, Кон! Если бы злоумышленники всё ещё были здесь, хоронить бы пришлось и тебя.

Мне знаком этот взгляд. Он был у моего отца, когда мама отказывалась слушать его мольбы держаться в стороне от перестрелок. Он так же смотрел и на Зендера, когда тот отказывался внимать голосу разума. В этом взгляде смешаны отчаяние, бессилие, ярость, страх. И в основе всего любовь.

Кон очень много для него значит.

Осознание этого скрытого подтекста ситуации внезапно накрывает меня. Я хочу взглянуть на Шая, чтобы узнать, заметил ли он то же, что и я, но не решаюсь. Кон совершенно не замечает. Это очевидно. Прямо сейчас он тоже злится.

— Ничего не случилось, Джон. Если бы я прождал хоть секунду, я мог бы не успеть. Если бы Бел не спустилась сюда, я бы не справился.

— Ты же антейм! — кричит принц. — Наш антейм, Конлейт. Ты должен помнить об этом.

— Матильда никогда не боялась действовать, Джондар. Твоя сестра…

— Моя сестра мертва… — Джондар запинается и ворчит проклятье под нос. Я таких слов ещё не слышала, но из его уст они звучат довольно богохульно. Кон качает головой.

— Следи за словами перед нашими почётными гостями, Джон.

И только сейчас я осознаю то, что сказал Джондар.

Рефлексы срабатывают сами собой, словно Нерисса у меня в голове кричит о приличиях и этикете, а я слишком ошеломлена, чтобы спорить. Я резко втягиваю воздух и делаю глубокий, официальный реверанс, склоняя голову перед человеком, которому я обещана в жёны. Понятия не имею, где я беру силы и остатки элегантности, но я заставляю себя это сделать в любом случае.

— О нет, Бел! Пожалуйста! — в его голосе звучит смятение, и, поднимая глаза, я вижу, как он протягивает мне руки. — Не сейчас, Бел. Прошу, давай просто уйдём, приведём себя в порядок, переоденемся. Давай не будем…

Он смотрит на меня несчастными глазами, и я задаюсь вопросом, было ли ему намного проще в роли механика, пока я не узнала, кто он на самом деле. Или, может, было лучше, когда он не знал, кто я такая, когда я была всего лишь безликой помощницей, а не его будущей женой.

— Как скажете, ваше величество, — я должна выглядеть подобающе своему положению. Не то чтобы меня волновал свой статус, но жгучее чувство стыда пронзает меня. Он ожидал принцессу, представительницу Империи, а не тощую, нескладную девчонку, измазанную в машинном масле, стоящую посреди машинного отделения. Как и я ожидала увидеть короля.

Вот только механик мне нравился больше.

Глава 7

Тёплый поток воздуха в шаттле треплет мои волосы, когда я поднимаюсь в него через атмосферный шлюз. Стражники окружают меня спереди и сзади. Никто не пользуется моментом. Ни следа убийцы. Кто бы это ни сделал, он просто исчез. Я понимаю, что они собираются расследовать и это дело. Больше, больше расследований. А у меня есть другие заботы, которые сейчас должны стоять в приоритете. Я переполнена эмоциями и устала до изнеможения, но изо всех сил пытаюсь держать улыбку и не показывать страха.

У королевского шаттла гладкая, плавная поверхность. Он так же прекрасен, как «Аделина», только в разы меньше, разумеется, и имеет свою эстетику. Бордово-золотой навес затемняет лампы над головой, а отделка из полированного красного дерева переливается, как нечто редкое и чрезвычайно ценное. Медные детали сверкают, как блики на воде в солнечный день, а орнамент напоминает листья, бегущие друг за дружкой по всем доступным поверхностям.

Когда мы проходим внутрь, член экипажа в сшитой на заказ униформе подносит к губам серебряную дудочку. Через мгновение я понимаю, что он приветствует нас согласно традициям вейрианской военной верхушки. В этот момент Кон берёт меня за руку. Ему уже подыскали другой сюртук, но манжеты немного свисают, а плечи ему слегка велики. Счастливчик — на этом всё и закончилось. Мне предстояло, как минимум, повозиться с лицом и волосами. Пришлось позвать на помощь несколько антейских придворных с их служанками. Меня заставили сидеть на месте, пока они крутили, вертели, дёргали и тыкали, при этом ещё обсуждая мою персону, как будто меня там не было. Даже Петра была в ужасе. Наряд горохового цвета, который они выбрали на смену полностью испорченному вейрианскому платью, слишком сильно давит в талии, из-за чего дышать почти невозможно. Это мебель какая-то, а не одежда. Ещё ничто никогда меня так не бесило. Уверена, они это сделали специально. И мне нечем возразить. Остаётся только терпеть. Пусть знают, что меня так не сломить. Только разозлить.

— Добро пожаловать, — звучит голос Кона, мягкий, но отстранённый. Он смотрит в иллюминаторы, разглядывая планету впереди — зелёно-голубой шар, как сияющая драгоценность в ночи. В его глазах заметно желание поскорее вернуться домой. Я тяжело сглатываю и пытаюсь понять, что такого он видит в своём Антеесе, но оно ускользает от меня. Это просто планета. Океаны необъятные — больше, чем на Вейриане, но такие же голубые. Земли варьируются от зелёных к серым — вот леса, дальше скалы, а за ними горы. Не вижу ничего похожего на огромные городские конгломераты, каких много на Куоре. Нет так же ни пустынь, ни пустошей. Антеес изобилует пышной растительностью, переливается всеми цветами драгоценных камней. Очень красивый мир, да, но не мой дом. Ладонь Кона некрепко сжимает мою, когда он чувствует, что я начинаю немного дрожать.

— Всё будет хорошо, принцесса. Обещаю. Антеес примет тебя и полюбит.

Я пока не видела тому подтверждений.

Очередной ком образуется у меня в горле. Наверное, я должна с ним согласиться или сказать что-нибудь ободряющее в ответ, но мне ничего не приходит в голову и тем более не может сорваться с губ. Шай делает шаг ко мне, и я перевожу глаза на него. Он тоже смотрит на землю, к которой мы приближаемся, но его взгляд совершенной иной — жёсткий, бесстрастный, оценивающий. Он пытается обнаружить потенциальную угрозу. И разве это удивительно? Что из того, что мы уже успели увидеть, можно было бы назвать доброжелательным и гостеприимным?

За одну только поездку целых два покушения. Возможно, связанные между собой, возможно, нет. Я бы хотела думать, что это гравианцы пробрались на борт, но секретарь Элары был антейцем. Так что, похоже, враги у меня есть и на этой планете. Может, ему заплатили, а может, это я выдаю желаемое за действительное, думая, что гравианцы стоят за всеми преступлениями. Ведь среди антейцев тоже немало тех, кто не хочет, чтобы я была здесь. В этом не приходится сомневаться.

Приземляемся мы плавно и непринуждённо. Я глубоко вдыхаю свежий воздух, наполняющий отсек. Шаттл едет по поверхности к тщательно украшенной платформе, увешанной гирляндами и серебряными колокольчиками, звенящими от лёгкого ветерка. Музыка играет, пока мы выходим, и разливается в воздухе, вместе со звоном колокольчиков. Дети разбрасывают лепестки цветов, которые кружатся на ветру и летят в нашу сторону. Рядом стоит карета, запряжённая тремя механическими лошадьми, чьи сверкающие медные тела инкрустированы перламутром. Я слышала о подобных диковинках, но никогда прежде не видела. Только маленьких птичек у нас дома. Но ничего подобных размеров. За внешней оболочкой я вижу маленькие винтики и шестерёнки. Отлаженная работа механизма и гармоничный дизайн — это то, чем славятся антейские мастера по всей галактике. Империя обхаживает Антеес не только благодаря их особым навыкам — одни только природные ресурсы этого мира уже заманчивы для неё. Но то, как они умеют создавать вещи, как они способны менять всё…

Кон пристально рассматривает меня. Он заметил мой интерес. Я едва ли скрывала.

— Хочешь взглянуть поближе? — предлагает он.

— Да. Они потрясающие.

Улыбка играет на его губах — первая искренняя улыбка, которую я вижу на его лице, с той нашей встречи в машинном отделении. Но мимолётная — исчезает так же быстро, как и появилась.

— На это нет времени, ваше величество, — Джондар преграждает дорогу, не давая нам пойти к ним. В его руке хронометр. — Нам нужно продолжить процессию. Мы уже опаздываем.

Лицо Кона остаётся натренированно-невозмутимым, но взгляд становится суровым.

— Да, когда кто-то пытается нас убить, иногда возникают задержки в расписании. Неужели я не могу показать невесте немного наших сокровищ?

— Кон, — голос Джондара похож на тихий рык. Диктатор в шелках. Он не смотрит на меня, но я тоже чувствую его негодование. Как будто это всё моя вина. Я прикусываю нижнюю губу, удерживаясь от комментариев. А то это ничем хорошим не кончится.

— Хорошо, — вздыхает антейм, и по его тону понятно, что всё ни разу не хорошо. Его разочарование чуть ли не физически ощутимо. Но в следующее мгновение он уже извиняется передо мной. — Мне очень жаль, Бел. Потом обязательно, клянусь. Но сейчас нас должны видеть и чествовать. Потерпишь?

— Ваше величество? — я удивлена тем, что он спрашивает. Звучит так, словно ему это доставляет не больше радости, чем мне. Есть ли у нас выбор? Не думаю.

Джондар здесь всем заправляет, что странно, ведь антейм-то Конлейт. Я задаюсь вопросом, какое влияние имеет принц на моего будущего супруга. Был ли у Джондара тот же статус, когда правила его сестра? Может, он просто привык вести себя как королевская особа? Хотя он и есть часть правящей семьи. Он принц. Кон был назначен наследником, а не рождён им. Фактически же правит Джондар.

— Ваше высочество, — отвечает Кон. Пустые слова, и мы оба это знаем. Пока мы направляемся к карете, я уверена, что он улыбается, но не решаюсь поднять глаза, чтобы посмотреть на его лицо, потому что боюсь показаться жеманной дурочкой. Шай идёт прямо за нами, остальные распределились и окружили нас со всех сторон. Стража Кона следует за ними как тень. Никто никому не доверяет. После такого путешествия оно и не удивительно. Я перевожу внимание на транспортное средство. Корпус кареты сделан из незнакомого мне металла, полированная поверхность которого переливается радужными бликами. Внутри он обшит бархатом кремового цвета, сиденья мягкие и пышные. Я занимаю место рядом с ним, чувствуя себя до нелепости неуместной в этой сказочной штуковине.

Кон наклоняет голову и переплетает пальцы своих рук.

— На каждое событие есть определённый протокол, — говорит он. — И пышная процессия, понимаешь? Церемония. Мой народ настаивает на этом. Им нравится смотреть на нас. И они хотят видеть нас… ну, такими…

Я проглатываю ком в горле, который непонятно когда там появился. Теперь моя жизнь будет вот такой, и судя по голосу, он этому не очень рад. Мне стоит ответить. Я слишком долго молчала. Но проблема в том, что с ним удивительно легко разговаривать, чего я не ожидала. Я его совсем не знаю, и потому должна быть максимально осторожна.

— Конечно, ваше величество.

Он вздыхает.

— Нам обязательно сохранять эти формальности? Всё было намного легче, когда мы не знали, да?

Я улыбаюсь, хотя не собиралась. И, наверное, не стоило, но он прав. Тогда всё было однозначно, проще, но я не знаю, как ему об этом сказать. Ведь это будет означать, что теперь я разочарована. Нельзя, чтобы оно так прозвучало. Он хотя бы не дряхлый старикашка. И кажется добрым.

— Наверное, — я вновь сглатываю и облизываю губы. Нужно приложить усилие. — Конлейт?

— Прошу, зови меня Кон, — его поразительные зелёные глаза пристально смотрят на меня.

— Хорошо, Кон, — уступаю я.

Честно говоря, я бы хотела, чтобы Шай был здесь. Я не знаю, что сказать. Мне не нравится, что я здесь сама по себе. Или с ним. И вообще. Нерисса бы знала, что делать, научила бы меня, подготовила, но теперь… Я сама по себе, даже если рядом сидит мой будущий муж.

Мой будущий муж. Это безумие. Я даже не знаю его. У нас нет ничего общего. Но по крайней мере… по крайней мере, он… Я вновь поднимаю на него взгляд. Он чего-то ждёт. Почему он ведёт себя так мило?

— Ты хотела что-то спросить?

Я быстро пытаюсь подыскать в голове какой-нибудь вопрос.

— Какой у нас маршрут?

Он рассматривает моё лицо, как будто догадывается, что я это сходу придумала.

— Тебе не рассказывали?

Мне стоило самой прочитать досье. Или хотя бы получше расспросить Петру.

— Мне вообще мало чего рассказывают. Но, может, это просто такое впечатление.

Из Кона вырывается горький смешок.

— Да, мне знакомо это чувство, — он поднимает руку и запускает пальцы в волосы, тем самым до боли в груди напоминая мне Шая. Я отвожу взгляд, пытаясь высмотреть его. Шай забирается в транспорт, стоящий прямо за нами, Джессем вместе с ним. Остальные должны быть где-то ещё. Я чувствую себя странно одинокой. Хотя я и не одна. — Мы проедем через город ко дворцу. Это цитадель… её видно отсюда, посмотри.

Он показывает через окно со своей стороны, и я вижу, как над скоплением построек возвышаются тонкие башни с жемчужным блеском. Когда их освещает солнце, они блестят, как сладости из далёкой Мелии.

Заметив движение Кона, собравшаяся толпа взрывается ликованием. Он машет рукой отточенным, изящным движением и искоса бросает на меня взгляд, когда шум становится громче.

— Они любят, когда им машут. Хочешь?

А что делать? За этим я здесь, в конце концов. Когда карета, наконец, трогается с места — так легко и плавно, словно скользит по магнитным рельсам, как раньше ездил поезд по Высшему Мысу, — я поднимаю руку, и люди начинают выкрикивать моё имя и хлопать.

Это странно. Не уверена, нравится мне это или нет. Наверное, и да, и нет. Есть в этом что-то нервирующее. Всё равно что смотреть на существо, которое в любой момент может обернуться против тебя.

— Наша колония не сильно велика, не сравнить с планетами-государствами в вашей Империи, но мы любим зрелища. Слышал, что на Куоре, в центре столицы, всякого рода процессии проводятся каждый день, на каждое время суток есть свои традиции. Полагаю, для тебя мы проигрываем в сравнении.

— Я никогда не была на Куоре, — и не особо туда стремлюсь, но не говорю об этом вслух. Никто не должен так говорить. Мы все слышали истории о сердце Империи, городе тысяч фестивалей, где правит Императрица, а её двор плетёт свои интриги, с каждым днём всё замысловатее и опаснее. — А здесь… красиво.

Не знаю, что ещё ему сказать. Кон ёрзает на месте, и я гадаю, может ли ему быть так же неловко, как и мне. Ему тоже должно быть непросто. Он ждал Элиссу. Все приготовления были рассчитаны на неё.

Я снова смотрю в окно, время от времени машу толпе. Я думала, что буду ненавидеть все различия между нашими мирами, но город, который мы проезжаем, великолепен. Есть места, которые я узнаю — пекарня, она в любом месте Вселенной пекарня. Но тусклые деревья вдоль улиц мне не знакомы. На Вейриане деревья окрашены в тысячу оттенков зелёного, а улицы наших городов широкие и структурно организованные. Здесь же улочки петляют, пересекаются, закручиваются, оставляя место площадям, паркам, рынкам.

Я ни на секунду не забываю о присутствии Кона. В карете не так много места на самом деле. Я чувствую тепло его кожи. Если расслаблюсь, то мы можем соприкоснуться бёдрами, а это было бы сейчас немного чересчур. Я сижу прямо и ровно, замерев неподвижно в жутко неудобной позе, и рассматриваю город, Лимасилл. Мне, правда, стоило бы поговорить с Коном, но слова так и не приходят на ум.

Люди забираются на деревья у дороги, чтобы лучше видеть. Я ухмыляюсь, представляя, как Шай и остальные мои стражники сейчас, вероятно, реагируют на подобную угрозу безопасности.

Этот город, скорее, разросся хаотично, чем был тщательно спланирован и построен по проекту, как у меня на родине. Беспорядочные постройки втискиваются между другими, нависают друг на друге, из них выпирают балконы, украшенные цветами. И они очень старые. Некоторые из них старше всех тех, что я когда-либо видела.

— Как давно был основан Лимасилл? — спрашиваю я, пытаясь завязать разговор. К счастью, Кон с радостью ухватывается за предоставленную ниточку. Теперь я точно знаю: да, ему тоже неловко.

— Тысячу лет назад. Ты знала, что когда Куоре была ещё деревней, здесь уже стоял город? Не наш, конечно. Мы прибыли сюда всего триста шестьдесят два года назад. Колонисты из центральных миров, которые не хотели быть частью постоянно расширяющейся Империи. До нас здесь были другие, задолго до нашего прибытия. Старейшины или древнейшие, как мы их называем, коренные антейцы. Они были… одарёнными, — улыбка вновь появляется на его губах, и его слова наполнены теплом. Я могла бы привыкнуть к этой его улыбке. — Мы переняли от них наши таланты, но на самом деле то, что делаем мы, это жалкое подобие тех артефактов, которые мы нашли. Наши археологические раскопки у одного только Монтсерратта…

Я с восхищением слушаю, как он рассказывает о людях, которых никогда не встречал, о людях, которых сотни лет как не было к тому моменту, когда его народ пришёл в этот мир с планет, входящих теперь в состав Империи, словно те древнейшие — его старые друзья, учителя и наставники. Он говорит об архитектуре, инженерии, дизайне механизмов, больших и малых, которыми славится Антеес. Я тут же вспоминаю своих маленьких металлических птичек и коммуникаторы, которые используются по всей Империи, видео и текстовые материалы, записываемые на кристаллы, без которых невозможно представить нашу жизнь, или это теперь так кажется. Всё это разрабатывается и производится в Антеесе с помощью кристаллов, добываемых на их спутнике, Келте. И Кон даже не пытается присвоить достижения своему народу. Всё это — наследие древнейших, если верить его словам, людей, которые жили здесь до колонистов. Современные жители Антееса просто заново открыли многие их секреты. Не мастерство, а ремесленничество — называет он современное положение дел, как будто это простая, грубая работа, а не создание чудес.

Карета заворачивает по дороге, и теперь цитадель возвышается над нами.

— Конечно, у нас много собственных изобретений, но я по-прежнему считаю, что нас вдохновили их идеи. Они дали нам трамплин — те изобретения, которые уже были здесь до нас. Без них мы бы никогда не сумели продвинуться так далеко. Когда гравианцы совершили набег на Келту, мы потеряли доступ к кристаллам, которых там в избытке, а это источник энергии для большинства наших разработок. Вот почему так важно, чтобы мы смогли вернуть спутник нашей планеты. Или хотя бы дать нашим людям, застрявшим там, возможность вернуться домой.

— Почему вы их не эвакуировали?

— У нас не было времени, — голос Кона становится тихим и подавленным. — Сначала пропала связь с Келтой. Тогда ещё Матильда… предыдущая антейма умирала, и это занимало всё наше внимание, нам было не до проблем на спутнике, — он колеблется, и я понимаю, что он сейчас думает о ней. Я жду, давая ему время, чтобы справиться со своими воспоминаниями. — А потом… потом уже было слишком поздно. У нас есть армия, принцесса Беленгария. На Келте были вооружённые силы. Мы так и не знаем, что с ними стало, равно как и с подкреплением. Те немногие, что вернулись…

Он не договаривает и отводит взгляд прочь, к ликующей толпе, на лепестки, которыми нас всё ещё осыпают, на свой прекрасный город, полный жизни и странностей. Меня терзает вопрос, что так расстроило его: упоминание его жены или потеря Келты. Или и то, и другое. Обе темы непростые. Представляю, что могли рассказать те, кто сумел сбежать с Келты, оккупированной Гравией. Трудовые лагеря, однозначно. Исчезновения без вести. Мехи. Драгоценные кристаллы, вырываемые из земли — ведь это, конечно же, причина вторжения. Источник энергии для стольких механизмов, которые буквально все люди используют каждый день, и ключевая деталь, необходимая для работы сети коммуникаций, в избытке находится на Келте. И другие природные ресурсы, имеющие огромную ценность. От них зависит политическое положение Антееса, его торговые связи и возможность отстаивать свою независимость. Его позиция нейтралитета должна была гарантировать ему безопасность.

Но с Келтой не сработало. Гравианцы выбрали подходящий момент и напали, забрав всё, что хотели.

Я поднимаю глаза на бескрайнее голубое небо. Идеальный денёк для полётов. Спутника не видно при дневном свете. Келта располагается дальше, чем спутники Вейриана, которых можно иногда увидеть и днём, как призраков, бродящих высоко в небе. Но наши спутники — это места, непригодные для жизни.

Такой может стать и Келта. Или уже стала.

Я не могу подобрать подходящих слов, поэтому просто смотрю в окно, опуская взгляд с неба на людей, и поднимаю руку, чтобы помахать, и толпа восторженно кричит в ответ. Большая её часть. Некоторые лица в толпе не кажутся дружелюбными. Этого следовало ожидать. Многие не хотят меня здесь видеть. Я знаю это. Я не идиотка. Они потомки тех людей, которые покинули Империю. А я её представляю, хочется мне того или нет. За всем этим показным восторгом, интересно, насколько мне на самом деле рады. Есть ли лозунги, призывающие поменять вейрианку на антейку? Или отправить варварскую принцессу домой? Подозревают ли они своего антейма в том, что он ведёт их через альянс к порабощению? Есть ли подобные слухи среди приближённых Кона?

Я не принцесса, если честно. Просто солдат, лётчица, как я продолжаю твердить всем вокруг. Хотела бы я, чтобы это было правдой.

Мне здесь не место.

***

Больше половины территории дворца Лимасилла занимает сад. Я знаю это, потому что тщательно изучила вид, открывающийся с балкона в моих покоях. Больше мне последние три дня, с тех пор как я сюда приехала, делать было особо нечего. Они оставили меня отдыхать и, по всей видимости, привыкать к жизни в антейском дворце. По правде говоря, я устала до изнеможения, так что очень ценю, что есть время на сон.

Вид на сады внизу умиротворяет. Здесь очень тихо, даже трудно поверить, что мы в самом центре города. Розы увивают балюстрады и карабкаются вверх по стенам, к изогнутому балкону. Кремовая и светло-коричневая мозаичная плитка выложена полукругом, на крохотных квадратиках можно разглядеть животных и растения. Стены переливаются на солнце. Центральная башня возвышается над всем этим, увенчанная витражным куполом. Дворец Лимасилл — это настоящая услада для глаз.

Но больше всего меня восхищают сады, расположенные ярусами, каждый со своим собственным балконом, пышущем зеленью и жизнью. Все эти террасы спускаются в долину, где находятся центральные сады в самом сердце цитадели. Я не уверена, насколько далеко простираются сады, хотя мельком вижу ряд озёр и ручьёв в глубине долины. В них отражается ясное голубое небо.

Здесь есть арки и витиевато украшенные колонны, покрытые строками слов, которые я не могу прочитать, но они иногда напоминают мне цветы или вьющиеся лозы, вырезанные в камне, настолько идеально переданные, что их можно было бы принять за настоящие. Здесь есть и картины, купола и солнца, деревья, чьи ветви переплелись, образуя узоры, среди которых есть что-то отдалённо похожее на дракона или, скорее, на насекомое, напоминающее стрекозу с моей родины. В Империи известно немало легенд об этих существах, встреча с которыми для одних — это счастливая примета, для других — напротив, предвестник бед. Интересно, есть ли подобные сказания на Антеесе. Они известны с давних времён, ещё с самого Первомира, потомки которого распространили их по всему космосу, из уст в уста, от звезды к звезде.

Люди Антееса носят такие роскошные наряды, о которых вейрианцы могли бы только мечтать. Они прогуливаются по проспектам вдоль колонн или в тени аркад, растянувшихся по периметру садов. Красивые и изящные, как молодые деревца, колонны тянутся вверх, где замысловатые капители напоминают каменные паутины. Даже меня впечатляет то архитектурное мастерство, которое потребовалось при создании.

И всему этому много лет. Очень много лет. Возможно, оно уже не раз было отреставрировано современными технологиями, но местная архитектура будто бы всё ещё несёт в себе отпечаток той первой, исчезнувшей цивилизации.

Моя спальня днём вся озарена солнечным светом, но ночью тяжёлые бархатные занавески могут закрыть даже самую яркую луну. Лёгкий ветерок проникает через арочные окна. Напротив стоит кровать с четырьмя столбиками, балдахином и мягкими пуховыми перинами. Наряду со спальней здесь есть гардеробная, ванная и кабинет с экранами, планшетами, зеркалами с новейшими технологиями. В гостиной можно организовать ужин на двадцать пять человек, если принести достаточно большой стол. И всё это для одной только меня. Шая и остальных разместили в соседних покоях. А ещё есть комнатки для слуг. Если я решу жить только здесь и даже не бывать в остальных частях дворца, мне с избытком хватит и места, и персонала.

В том же духе и с той же любовью к роскоши была создана моя каюта на космическом корабле. Современные технологии соединяются с выверенным годами, тщательно продуманным стилем, так безупречно дополняя друг друга, что я чувствую себя здесь как дома, как будто всю жизнь провела в этом месте. Антейская эстетика, наверное? Это стремление сделать всё прекрасным, даже самые практичные вещи. Или, как сказал Кон, это наследие расы, давно исчезнувшей из этого мира, используемое колонистами. Адаптированное под них. Но всё равно это странно.

В этом есть своя красота, немного отличная от цветущей зелени бескрайних вейрианских лесов и лугов, которые я так хорошо знаю, от суровых горных хребтов, от переливающейся сине-зелёной водной глади океанов. Досье не передаёт всё это в должной мере — увидев всё это своими глазами, я чувствую, как оно вызывает отклик во мне. В пышных садах некоторые цветы размером больше меня, яркие лепестки выделяют их среди зелёной листвы. Ароматы проникают отовсюду — пьянящие, экзотические, успокаивающие — множество комбинаций. Всё здесь полно жизни и красоты.

Пока что жизнь на Антеесе была для меня чередой знакомств, небольших приёмов и, по большей части, безделья. И с каждым днём я всё больше понимаю, что мне чего-то не хватает. Широкая терраса рядом с моими покоями — прекрасное место для тренировок, так что утром я предлагаю Шаю собрать вейрианских стражников, чтобы позаниматься вместе. Он не возражает, что само по себе уже неплохо, но не выглядит сильно обрадованным этой затеей. Он вообще, похоже, перестал радоваться чему-либо. Я встаю в строй, наслаждаясь возможностью находиться наравне с ними в непримечательной одежде и с волосами, собранными в самый обыкновенный низкий хвост.

Мои горничные собираются стайкой в отдалении и наблюдают. Они были страшно возмущены, когда этим утром я отогнала их от себя и отправила разбирать мои наряды. И ещё больше негодовали, когда я предстала в таком виде. Они таращат глаза, поражённые неслыханным поведением чужеземки, но вскоре их внимание переключатся на стражников, — а именно на Дэна и Тома, которые, благодаря привлекательной внешности, часто ловят на себе восхищённые взгляды, — когда вся команда начинает с приветствия и почестей предкам, затем приступает к разминке, после чего переходит к первому и второму этапам тренировки. Упражнения позволяют успокоить ум и отточить тело. Дома мы их выполняли каждое утро, в те времена, когда всё было ещё легко и просто. Я закрываю глаза и представляю, что сейчас снова стало, как тогда. Что свет и тепло, которые я чувствую кожей, исходят от вейрианского солнца.

Шай руководит нами, его взгляд отстранённый, а голос, привыкший командовать, спокойный и уверенный, с таким хорошо знакомым ритмом таких хорошо знакомых слов. Выполнять его указания легко. Моё тело само перетекает из одной позиции в другую. На третьем и четвёртом этапах движения ускоряются и на пятом — схватке — мы начинаем двигаться в полубитве, полутанце. Больше никакой концентрации исключительно на собственных телах, на этом этапе появляется взаимодействие с другими, мы двигаемся вместе как единое целое. Мы могли бы быть похожи на группу танцоров, если бы каждое движение не несло в себе смертоносный потенциал. Я нападаю на Шая, мою спину прикрывает Джессем, чья внушительная мощь идеально дополняет мою скорость. Шаг, удар, разворот, восстановление равновесия и стремительная атака, быстрая и решительная. Нет ни секунды на размышления о прочих вещах, волнующих меня. Я проскальзываю за Джессемом и толкаю Шая в бок, почти сбивая того с ног. Мой напарник предупреждающе кричит и нападает сверху, я успеваю увернуться, а он добивает противника. Шай отшатывается назад, не падает, но отступает с мрачной улыбкой на лице.

— Хорошо, — говорит он. — Петра, ты следующая. Дэн, наготове.

Он напряжённо кланяется мне, я в ответ, но он уже не смотрит. «Хорошо» — это всё, что я получаю, и даже это напополам с Джессемом. Мой напарник комично кривит лицо, я подавляю смешок.

Шай бы уделал нас обоих, будь это настоящий бой. Всё его поведение кричит об этом. Я смотрю, как он ведёт себя с остальными, подмечаю детали и нюансы, которые говорят мне больше, чем его слова. Он играет с нами.

Только когда мы заканчиваем тренировку молитвой предкам, прославляющей великих воинов нашего народа, я, наконец, замечаю, что маленькая группа служанок заметно пополнилась новыми лицами с распахнутыми глазами и ртами. Слишком поздно с этим что-то делать. Мы опять доказали, что вейрианцы совсем не похожи на антейцев. Но опять же, почему меня это должно волновать? Это обычная тренировка и к тому же часть моей жизни, часть каждого из нас и всех наших предков. Война оставила многих вейрианцев сиротами. Это упражнение рассчитано на то, чтобы объединять нас. Это по-своему важно каждому из нас. Если последние события меня чему-то и научили, так это тому, что мы всё равно будем отличаться, несмотря ни на что, и я не собираюсь в угоду им меняться самой или требовать этого от своих людей, просто чтобы вписаться в этот мир.

Петра протягивает мне полотенце и воду. Я с благодарностью принимаю.

— Не ожидала я зрителей.

Так она тоже заметила.

— Мы диковинка для них.

— Всегда мечтала стать цирковым клоуном, а ты нет? — Петра мрачно усмехается, сверля глазами толпу, пока те не отводят взгляды. — Как думаешь, они хоть зарядку делают? Может, эти их бесконечные прогулки помогают держать форму? Или поиски скандала на пустом месте?

Я смеюсь, но в разговор вмешивается Шай:

— Вы уже закончили сплетничать?.. — есть в этот момент в его выражении лица что-то самодовольное. Не уверена, что мне это нравится. Он что-то задумал. — У нас ещё есть работа.

У них есть. У меня нет. Если не считать пары приёмов, всё это время я едва видела Кона. Не знаю, занят ли он делами или это просто ещё одна антейская традиция, которую мне не понять. Три дня уже прошло, и я была с ним на одном ужине, где было ещё от пятидесяти до ста других людей, на двух обедах и концерте с музыкой и такой толпой посторонних с нескончаемыми пожеланиями, что мы и словом не могли перекинуться. В основном, мы улыбаемся друг другу, вежливо и неловко, и избегаем встречаться глазами. Не сказать, что всё идёт хорошо.

Я опираюсь на каменные перила на краю террасы и пью воду, глядя на сады и гадая, кто бы мог создать такое место. Не колонисты, хотя они присвоили себе всю эту красоту. Но это место слишком древнее, даже древнее, чем предположил Кон. Тысяча лет. Двери необычно широкие, окна закруглённые. Сплошь кругом дуги и завитки. Едва ли можно найти хоть одну прямую линию. Однако в досье содержится несколько фактов о потерянной цивилизации, той, о которой мне рассказывал Кон. Кем бы они ни были, они вымерли, прошло тысячелетие, но здания всё ещё стоят невредимыми. Не все, но те, что есть, прекрасны и изысканны. Вся остальная часть земли дикая, необитаемая, полная природных ресурсов, о которых только можно мечтать. Прибывшие колонисты просто поселились в пустых постройках, как будто те только и ждали гостей. Около трёхсот лет назад колонизация Антееса была не просто прогулкой по красивому парку. Они искали убежище, а нашли райский уголок. И даже больше.

— Ваше высочество? — осторожный голос врывается в мои мысли, и я чуть было не подскакиваю на месте.

Прямо за мной стоит леди Элара. Я смотрю на неё, словно она отрастила вторую голову. Что она здесь забыла? Я слышу хруст в руке и только тогда понимаю, что сжала бутылку воды.

Элара переминается с ноги на ногу.

— Ваше высочество, я бы хотела вам представиться как ваша фрейлина.

Если я правильно понимаю её слова, то в них нет никакого смысла. Я касаюсь коммуникатора, который теперь ношу на запястье, — браслет, украшенный драгоценными камнями со встроенными новейшими технологиями. Подарок от антейма, как сказал мне Джондар, когда вручал его. Не просто последняя разработка. Это произведение искусства антейских мастеров. Никогда не видела ничего столь же гениального. И прямо сейчас я благодарна предкам за то, что он у меня есть.

— Шай? Ты нужен мне здесь.

Через несколько мгновений он уже тут вместе с Томом и Дэном. Все уже приняли душ, переоделись в обычную униформу и выглядят так, словно и не было никакой тренировки. А я всё ещё в спортивной одежде, кожа липкая от пота и слишком сильно блестит, по сравнению с холодной, безупречной красотой леди из рода Мерикус. Я выгляжу так, будто пахала весь день в поле, и это сводит мне зубы.

— Леди Элара, — радушно приветствует её Шай. — Вы рано.

— Ты не хочешь мне ничего объяснить? — выпаливаю я.

— Ну, тебе действительно нужна фрейлина.

Я жду хоть какого-то объяснения, но так его и не получаю. Шестерёнки прокручиваются так медленно, что аж больно.

— Элара?

— Да, ваше высочество? — в её голосе звучит столько надежды, так жалобно и непохоже на ту жестокую и циничную женщину. Да что вообще мне с ней делать?

— Ты, оставайся здесь, — говорю ей. — Шай, за мной. Сейчас же.

Я иду с ним в свою гостиную, самую дальнюю комнату в моих покоях, и плотно закрываю за нами дверь. Швыряю полотенце в сторону гардеробной, оно со шлепком ударяется об стену и падает на пол.

— Как, скажи мне… Как слова «Элара» и «фрейлина» оказались в одном предложении?

Шай посылает мне эту возмутительно очаровательную ухмылку, означающую, что я попалась, что он показал себя умнее меня. Он это любит. А меня это всегда чертовски бесило. У меня рука зудит от желания ударить его. Не то, чтобы это могло помочь. Он предугадает любое моё движение и перехватит на полпути. Вот почему он выглядел таким самодовольным.

— Тебе нужна фрейлина.

— Нет, не нужна.

— Да, нужна. Тебе нужен кто-то, кто поможет тебе освоиться при дворе. Союзник. Она идеально подходит.

Моя голова кружится, и я тру переносицу в попытке собраться с мыслями. Он сошёл с ума? Ударился головой, и ему мозги отшибло? Я не видела, чтобы кто-то по-настоящему задел его на тренировке, но, может, я пропустила момент. Может, они все дружно врезали ему, когда я отвернулась.

— Идеально подходит, потому что она полная сука или потому, что её секретарь пытался убить меня? И это мы ещё не знаем, кто устроил диверсию на «Аделине». Что из этого доказывает, что она годится на эту роль? Объясни мне.

Шай медленно качает головой, тщательно обдумывая слова, словно я полная дура, а он бесконечно терпелив.

— Во время диверсии она находилась под стражей. И твой несостоявшийся убийца сам добился того, чтобы оказаться при ней. Она чиста. Несколько наивна, возможно, но и только. Она не повторит эту ошибку. Её выбрали для Элиссы и тщательно проверили ещё тогда. Она хочет обелить своё имя, так что будет верна тебе и согласна на всё. Ей нужно доказать, что ты можешь доверять ей, или ей будет отказано в пребывании при дворе до конца жизни. А она скорее умрёт, чем согласится потерять своё положение. Вот видишь, она идеально подходит.

Голова раскалывается.

— Чья это была идея? Джондара?

Наверняка его. Слишком умён для его же блага. Достаточно коварный, чтобы твёрдо поставить Элару на место. Ему бы это понравилось.

— Моя, вообще-то, — голос Шая звучит слегка задетым тем, что я подумала в первую очередь на принца.

Я смотрю на него в изумлении. Даже не знаю, что с этим делать.

— Шай, — журю его и пытаюсь свести всё к шутке. Потому что шутить легче. Намного легче, чем срываться на нём. — С каких пор ты такой противный?

Он пожимает плечами, и его чувственные губы медленно расплываются в улыбке. Я не переставала мечтать об этих губах. Возможно, никогда не перестану. Но сейчас я так зла на него, что должна попытаться.

— Всё для пользы дела, — отвечает он.

— И тот факт, что я видеть её не хочу, не имеет к этому никакого отношения?

— Вообще нет. Послушай, Бел, у нас нет времени, чтобы позвать кого-то с Вейриана или ждать, когда кто-то другой пройдёт все проверки. Даже если бы было, то здесь нет никого, кто бы владел теми же знаниями и связями, как у неё. Этот двор для неё как родной дом. Она работала над этим всю жизнь. Поверь мне. Она то, что нужно. Я буду рядом всё время. Всегда на связи. Петра присматривает за балконом, а Том охраняет коридор. Ты знаешь это, Бел. Мы всегда с тобой.

То, что нужно. Да. А мои чувства роли не играют. Впрочем, всем было на них плевать с тех пор, как весь этот кошмар начался. Если бы мои чувства имели значение, никого из нас здесь бы не было вовсе.

«Мы всегда с тобой». Это он так говорит. Если бы только это было правдой.

— Хорошо, — вздыхаю я, хотя так не думаю, и вес на моих плечах становится тяжелее. Ещё одно испытание, которое мне предстоит вынести, и он прав. Чёрт его побери. — Ладно. Но если она попытается меня убить, я заставлю тебя об этом пожалеть.

Он посылает мне лукавый взгляд, в котором я узнаю его прежнее чувство юмора.

— Не заставишь, если у неё получится, Бел.

— О, если у неё получится, Шай, я вернусь с того света, чтобы выполнить своё обещание.

Напряжённая пауза, и он взрывается смехом. Таким лёгким, беспечным смехом, что я на секунду забываю, где мы находимся и что происходит. И он снова назвал меня Бел. Почти как раньше. Я скучала по этому. Ничего не могу с собой поделать и смеюсь вместе с ним.

Он всё ещё ухмыляется, выходя из комнаты. Похоже, для него это всё одна большая шутка. Шикарно.

Глава 8

Элара не теряет времени даром, пока я принимаю душ и переодеваюсь. Первым делом она объявляет войну моему гардеробу, просматривая каждый наряд, перенесённый с корабля, критикуя большую часть и поминая портних словами, от которых даже у моего отца свело бы зубы. Не то чтобы я против. Если бы я могла, то с удовольствием поступила бы так же.

— Кто это заказал? — она трясёт чем-то, напоминающем шарф с маленькими пушечными ядрами по краям. Они стучат друг об друга и гремят, когда Элара бросает всё это на пол. Кто заказал? Понятия не имею. Из этого могло бы выйти неплохое оружие, если постараться.

Мы с Петрой стоим вместе и смотрим, как придворная леди рвёт и мечет одежду, корсеты, аксессуары. Горничные, приставленные ко мне, сжимаются в кучку как напуганные кролики перед удавом.

Элара не обращает ни на кого внимания.

— Джондар поручил выбор вещей какой-то старой деве, не иначе. Глядя на всё это, можно подумать, они устроили саботаж против тебя, — она бросает многозначительный взгляд на служанок, швыряя очередную тряпку в груду вещей, подлежащих немедленному уничтожению, и продолжает перечислять себе под нос: — Старьё, прошлый век, вышло из моды, отвратительные цвета, модное преступление… о древнейшие, серьёзно?

Я начинаю подозревать, что леди из рода Мерикус переживает свой звёздный час, но от этого мои чувства к ней не становятся теплее. Петра с намёком поигрывает рукояткой своего ножа на поясе. Я подавляю улыбку. Ну хоть кто-то здесь на моей стороне.

Элара вновь выбегает из гардеробной с тем самым платьем, в котором я была на лайнере, когда случилась диверсия. Вся передняя часть запачкана машинным маслом.

— А это… — начинает Элара.

Нет. Я не позволю ей оскорбить это платье. Ни в жизни.

— Это моё, — резко перебиваю я. Что-то жуткое, раскалённое добела полыхает внутри меня. — Оно принадлежало моей матери.

Элара внимательно изучает моё лицо и улыбается ещё ласковее, чем когда-либо.

— Оно прекрасно. Но его нужно постирать и подлатать. Я бы хотела, чтобы портные взглянули на него и взяли его дизайн за основу.

— Но это же вейрианское платье.

— Да, оно вейрианское, и как вы любите это подчёркивать, вы сами тоже вейрианка. Давайте возьмём лучшее из двух культур и соединим вместе.

Моя щека дёргается от подозрения, закравшегося внутри.

— Ты всё ещё говоришь о платье?

— Я говорю обо всём. Ваш внешний вид, ваш стиль, ваши манеры. Все глаза будут направлены на вас, ваше высочество. Я считаю, что пытаться скрыть ваши вейрианские черты было бы ошибкой. Вы здесь не случайно. И мой народ не должен это забывать.

Том издаёт одобрительный звук. Он должен охранять дверь, а не следить за тем, что происходит здесь. Но Элару сложно не поддержать, когда она на высоте. Даже я, вопреки самой себе, впечатлена её словами.

Элара лукаво улыбается ему, вмиг становясь кокетливой и очаровательной.

— Хоть кто-то со мной согласен. А я думала, у вас немного другие интересы, капрал Ралей?

К моему удивлению, лицо молодого стражника становится красным, как свекла.

— Миледи, — пряча взгляд, мямлит он.

Петра насмешливо фыркает. Элара бледнеет, её плечи напрягаются. Она боится Петры. Не знает, как к ней подступиться. Или ко мне. Ей легче с мужчинами. Краткое мгновение веселья проходит, как утренний туман. Но, может, надежда всё-таки есть. Может, она не так уж и плоха.

Мерки сняты, наброски сделаны, несколько готовых платьев куплено, и — чудо из чудес — я даже получаю возможность заказать парочку нарядов, которые ближе к моей форме лётчицы, чем к придворному одеянию. Не знаю, когда мне представится случай их надеть, но, по крайней мере, они у меня будут. Под конец дня я уже безумно устала, но Элара, наконец, довольна результатом.

— Вас представят двору через неделю. Мы непременно получим первое из заказанных платьев в ближайшие два дня, даже если им придётся шить его до рассвета, — моё представление двору, на самом деле, сущая формальность, но это будет моим первым появлением перед антейской знатью в полном составе. Я уже встречалась с некоторыми из них, но не так. Сейчас всё будет иначе, и меня это жутко пугает.

— Но портнихам не обязательно…

— Поверьте мне, они сами этого захотят. Они будут соперничать за это право. Сшить платье для официального представления принцессы Вейриана антейму!

— И как только меня представят… брак будет уже решённым вопросом?

— Ох нет, ваше высочество. Это решать Рондету.

Рондет. Точно. Религиозная правящая группа, о которой никто ничего не знает. Они будут решать мою судьбу. Потому что это само собой разумеется.

— Кто они, Элара? Кто эти члены Рондета?

Она замолкает на время и возится с одеждой, словно наводит порядок. Я жду, наблюдая за ней. Она выглядит искренне желающей помочь, чтобы всё прошло гладко, насколько это возможно.

— Они… Они его ближайшие советники, конечно. И они особенные. Они не живут среди нас. Я… я, правда, не могу сказать вам больше.

Я хмурюсь на её взволнованный ответ.

— Не можешь или не хочешь?

Она пожимает плечами. Даже этот жест у Элары выходит изящным, как движение талантливого танцора. У меня получится как у матроса, если попытаюсь повторить.

— Боюсь, что не могу, — с её лица сходят все краски. — Я только однажды видела собрание Рондета и то издалека. Они очень красивые, это я могу сказать наверняка. И странные. Немногие удостаиваются чести присутствовать на личной аудиенции. Я бы хотела помочь, ваше высочество. У меня есть информация, которая могла бы быть вам полезна. О нашем наследии и традициях, связанных с ними, и… Я могу подготовить для вас ещё несколько досье, если желаете?

Думаю, это пригодится. Я не сомневаюсь в том, что она говорит правду — мне кажется, Элара многое бы отдала, чтобы узнать больше о таинственном Рондете. Но всё же её слова дают мне кое-что. Поддержку.

— Спасибо. Так, значит, я увижу их вскоре после представления? Наверное, для этого тоже нужно особое платье.

Она ослепительно улыбается, счастливая от возможности вернуться к безопасной теме.

— Конечно. Я обращусь к нашим лучшим дизайнерам и привлеку их к работе. Клянусь, вы не будете разочарованы. Они, действительно, будут бороться за право подготовить вам платье. Я знаю портных, готовых выколоть глаза своим конкурентам за одну только возможность. А теперь вам стоит постараться выспаться. Дни здесь длятся дольше, чем на вашей родине, и вам понадобится хорошо отдохнуть перед тем, что ждёт впереди. Я составлю расписание ваших планов на завтра, прежде чем уйти к себе.

Она велит служанкам приготовить ванну, выбирает мне ночную рубашку и обещает — или угрожает? — вернуться через час.

Как только она уходит, забирая с собой служанок, у меня получается, наконец-то, выдохнуть. Том проверяет комнату и с кратким кивком выходит из моих покоев вместе с Петрой. Внезапно наступает такая жуткая тишина. Я нажимаю на коммуникатор на запястье.

— Шай? — тихо произношу, неуверенная, что он на месте, что он ответит. Не стоило мне в нём сомневаться.

— Ваше высочество? Всё в порядке?

— Во что ты меня втянул?

Он открывает дверь и стоит там, озарённый медовым светом закатного солнца. Один взгляд на сдержанное лицо Шая, и у меня в груди всё сжимается. Мне не хочется ничего, только броситься в его объятия. Но тело отказывается шевелиться.

Оно и к лучшему, наверное.

— Разве ты не должна принимать ванну?

Я хочу пошутить, сказать что-нибудь бойкое и остроумное, но слова застревают в горле.

— Есть вести из дома?

На секунду он хмурится, на лицо набегает тень.

— Нет. Хочешь, чтобы я с ними связался? Передать сообщение?

Конечно, хочу. Я ещё никогда так не тосковала по дому. Я скучаю по смеху братьев и даже их бесконечным подколкам и стремлению доказать превосходство. Что они делали всё это время, пока меня не было? Как там отец?

Но это было бы пустой тратой ресурсов. Я не могу это себе позволить.

— Забудь, неважно.

Я не должна чувствовать себя такой отчаянно одинокой. Это просто тоска по родине. Она пройдёт. В конце концов, я уже не ребёнок. Мне семнадцать. Надо привыкнуть к этому миру, к этой жизни. И как можно скорее.

— Бел? — он переступает порог, закрывая за собой дверь. И внезапно всё становится хуже. Намного хуже. Я не могу толком дышать и потому отворачиваюсь, пытаясь скрыть своё состояние. Его этим не обманешь. Конечно, нет. Его мягкость действует мне на нервы. Он переживает. Он беспокоится обо мне. — У тебя всё хорошо?

— Да, — даже я слышу, какой слабый и сдавленный у меня голос. Паника набирает обороты, всё сильнее и сильнее.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать? Только скажи.

Ох, вот как. Но я не могу ему сказать.

— Нет, я… мне надо принять ванну. Она скоро вернётся.

Его тон мрачнеет.

— Она сделала что-нибудь?

Мотаю головой. Бедная Элара. Теперь этот вопрос всегда будет возникать в первую очередь. Несмотря на то, что я, правда, верю в её искреннее желание помочь. Несмотря на то, что она нашла благотворительные организации и центры переработки всей ненужной одежды, а также привлекла лучших портных к престижной работе. Несмотря на то, что она делает всё, что в её силах, чтобы исправить то, что даже не было её виной. Этот вопрос всегда будет возникать.

— Нет, ничего. Прости. Я не должна была тебя вызывать, — это, по крайней мере, правда. Самая настоящая правда. Не стоило мне звать его. — Просто хотелось поговорить с кем-нибудь. Понимаешь? С другом.

Я оглядываюсь на него, слабая улыбка появляется на его губах.

— Я буду рядом. Обещаю. Когда бы ты ни позвала. Всегда.

Прежде чем я успеваю ответить, он пересекает комнату и заключает меня в объятия, тёплые и успокаивающие. Я сначала напрягаюсь, но потом позволяю себе обмякнуть в его руках. Меня это поразило, и в то же время я чувствую сильное облегчение. Я мечтала об этом. Только об этом. И ни о чём больше. Я вдыхаю его аромат, наслаждаюсь его теплом, чувствую, как он окружил меня собой. Блаженство. Это даже больше того, о чём я мечтала.

Но этого всё ещё мало.

Я подавляю отчаянный всхлип, рвущийся наружу, и зарываюсь пальцами в ткань его униформы.

Так же быстро, как он подошёл ко мне, он отшагивает назад. Неловко, неудобно. Словно он опять прочитал мои мысли и не может вынести моих прикосновений ни секундой больше. На его лице отображается замешательство, даже мелькает тоска на мгновение, я уверена. А затем маска официальности возвращается на место. Меня накрывает жалость к себе. Я опять всё испортила. Я знала, что так будет. Не стоило мне его звать. Не стоило допускать эти мысли в голове. Нельзя было мечтать об этом. Какая же я дура.

— Мне нужно идти. Элара скоро вернётся… Я отправлю к ней Петру… А тебе стоит… — он окидывает взглядом комнату, тяжело сглатывая, его кадык дёргается на его точёном горле. Я бы не поверила, если своими глазами не видела бы его сейчас. Он выглядит чрезвычайно взволнованным мыслью, что я сейчас буду принимать ванну. Что я буду обнажённой. — Оставлю тебя.

Я никогда не видела, чтобы Шай спасался бегством от чего-либо или кого-либо. И уж точно никогда не видела, чтобы он бежал от меня.

Я смотрю на дверь, закрывающуюся за ним, пытаясь осмыслить, что только что произошло.

Вот так вот. Я снова осталась одна.

***

За неделю до моего представления жизнь при дворе приходит в пугающее оживление. Утренние тренировки продолжаются, но всё короче и формальнее по мере того, как всё больше антейцев приходят посмотреть. Как будто мы экзотические зверушки. Куда бы я ни пошла, люди останавливаются и пялятся, следят за каждым движением, оценивают меня. Всё время. Я как будто под прицелом камер, постоянно. Не то чтобы я уходила далеко. Дамокловым мечом надо мной нависает вся антейская знать и грядущее представление. Я к этому не готова, ни к чему из этого, но оно всё же надвигается, неумолимо, неизбежно, с каждым днём всё ближе. Не знаю, как это остановить, и к тому времени, когда у меня появляется минутка на обдумывание, уже становится слишком поздно — я уже одета, причёсана, накрашена и почти готова быть представленной антейскому двору, как главный приз перед соревнованиями. Я бы надела опалы, которыми так восхищалась Нерисса, но Элара напоминает, что я не могу проявить благосклонность к кому-то конкретному и что если я хочу надеть чей-то подарок, то я должна буду взять с собой их все. Я бы гремела, как погремушка, при ходьбе. Я даже не помню, кто какой подарок отправил. Мысль о Нериссе приходит неожиданно, и вместе с ней волна скорби, которую мне нужно постараться скрыть. Я не могу показать слабость. Я не знаю почему, но не могу. Если сломаюсь сейчас, то никогда не справлюсь со всем этим.

— А кинжалы тоже? — мне нравятся кинжалы. Красивые клинки, качественная сталь, идеальная балансировка. Их подарил Зендер.

Элара посылает мне испепеляющий взгляд.

— Нет, ваше высочество. Никаких кинжалов.

Я кривлюсь, но она не замечает. Или замечает, но ей хватает такта никак не реагировать.

В конце концов Элара выбирает тяжёлое золотое ожерелье из антейской сокровищницы, и оно ощущается на мне как баснословно дорогой ошейник. Сапфиры сверкают на моём горле и напоминают глаза Шая. От этого образа в голове легче не становится.

По пути между рядами колонн из моих покоев в центральную часть дворца, я вдыхаю пьянящий аромат жасмина и страстоцвета. Мелодия тоже разносится по воздуху, но когда я прохожу под арочным входом в башню, её уже больше не слышно. Снаружи ярко светило солнце, а в коридоре внутри оказывается непривычно холодно и тихо.

Мы поднимаемся по спиральной белокаменной лестнице. По пути встречаем только стражников. Королевская стража Антееса ещё внушительнее, чем я себе представляла. Мои сопровождающие окружают меня. Шай идёт впереди, в парадной форме — впервые с того дня, как мы покинули Вейриан. Она ему идёт, подходит его внешности и суровости. В ней он с головы до ног похож на воина, каким я его знаю. Его бы следовало прославлять как героя, а не ссылать сюда для моей охраны.

И тем не менее я знаю: спроси его кто-нибудь об этом, и он ответит, что не хотел бы оказаться ни в каком другом месте.

От этого я чувствую себя странно виноватой. И странно благодарной. Но я не до конца уверена, что его ответ был бы таким. Я понятия не имею, чего теперь хочет Шай. После того эпизода в моей комнате, я не знаю, хочет ли он быть здесь со мной или нет.

Поднявшись по лестнице, мы выходим на втором этаже к огромному залу приёмов, и мне требуется время, чтобы осмотреться. К чему было взбираться по всем этим ступенькам, чтобы сейчас опять спускаться? Но когда я оглядываю толпу людей, одетых в свои лучшие наряды, я понимаю. Чтобы появление было торжественным. Лестница впереди — это один изящный разворот, устланный алым ковром, а не узкая спираль, которая была в начале. Я стою здесь, молча рассматривая красоту зала: высокие окна, пропускающие лёгкий поток света, и арочные двери, ведущие к садам. Я прислушиваюсь к музыке, голосам и смеху, которые доносятся снизу, будто бы навстречу мне, но затихают при моём появлении.

Герольд объявляет меня, перечисляя этот странный список имён с титулами, который, кажется, и не подходит мне вовсе, но всё же определяет мою жизнь и моё будущее. Я спускаюсь по ступеням, пытаясь стряхнуть с себя тяжёлое давление неизбежности.

Вот для чего я здесь.

Это не романтическое событие. Не сказочное. Я одна из фигур на гигантской игровой доске. Я даже не настоящая жена, если задуматься. Политический брак, союз, договор. Пока его единственная дочь на Антеесе, мой отец и все вейрианцы будут заинтересованы в его сохранении. А за ними стоит вся мощь Империи.

Если только Антеес примет меня, а со мной и Империю, которую я представляю.

Где-то посреди всего этого страха спуститься в зал, где столько глаз будут направлены на меня и столько надежд будут возложены на меня, ко мне приходит озарение и болезненное осознание.

Это не Бел входит в тронный зал, а Беленгария, принцесса Вейриана. Я могу спрятаться за этой маской, и она защитит меня не хуже доспехов. Надеюсь.

Против тех вещей, что двор использует вместо оружия. Тех, что страшат меня куда больше ножей и пистолетов.

Собравшаяся толпа кланяется передо мной. В дальнем конце зала на помосте стоит в ожидании Кон. И даже улыбается. Спокойная, уверенная улыбка, которая, я знаю, предназначена только мне одной. Кто же ещё смотрит на него в этот момент?

Почему-то от этого мне становится легче пройти через весь зал по искусно выполненной мраморной мозаике, под высоким куполом с изящной лепниной и витражными панелями. Я заступаю на помост, присоединяясь к Кону.

— Добро пожаловать, Беленгария, — говорит он ясным, громким голосом, который каким-то образом разносится по всему залу. — Мы приветствуем вас как нашу почётную гостью.

Он берёт мою руку и, наклоняясь, подносит к губам. Его поцелуй как легчайшее прикосновение к моей коже. Я ожидала, что он будет небрежным — короли ведь не кланяются, да? — но в его движениях, вне всяких сомнений, есть искренность. Его глаза сияют. Он слегка сжимает мои пальцы, выражая свою поддержку, и затем ведёт меня к месту рядом со своим. Мы как-то странно отгородились от всех придворных, общающихся меж собой. Музыка вновь начинает играть, и я с трудом заставляю себя сидеть на месте, неуверенная, о чём мне с ним говорить. Я надеялась, что у нас будет время наедине и что я смогу узнать его получше, но не таким же образом. Наедине, но окружённые толпой. Кон прочищает горло, словно намереваясь что-то сказать, но когда я поднимаю взгляд, он краснеет и не решается заговорить. Всё это ощущается до жути неловко. Мои рёбра словно сдавливает в тиски. Я заставляю себя дышать глубже и отвожу взгляд.

Вместо этого я сосредотачиваю внимание на собравшихся придворных: рассматриваю их лица, отмечаю, кто с кем общается, кто к кому благосклонен или, по крайней мере, делает вид.

А затем я замечаю его. Гравианца посреди толпы. Он не вписывается в это место. Он, как кошмар, полностью захватывает моё внимание и вызывает нарастающую тревогу во всём теле. Бледное лицо, морщинистое, похожее на чешую рептилии, резко выделяется на фоне загорелой кожи антейцев. Невозможно. Что он здесь делает? Просто стоит там, будто так и должно быть. Он из гравианской верхушки, явно, это видно даже не по внешнему виду или одежде, а по его манерам, по тому, как он держит себя, с каким презрением наблюдает за окружающими. И за мной. Прямо сейчас он смотрит на меня.

Его кожа, белая, как пергамент, резко контрастирует с чёрными шелками и бархатом, в которые он одет. Его черты лица тонкие, прекрасно скроенные, возможно, специально. Они меняют всё, что им не нравится. Технологии, генетика, пытки, пластическая хирургия — все средства хороши. А то, что нельзя изменить, они уничтожают. Даже его волосы выглядят не филигранно вырезанными из алебастра, а не естественными. Но хуже всего его глаза. Холодные и пустые, как серые камни. Он моргает, вторые веки остаются закрытыми на долю секунду дольше, чем внешние.

Мурашки пробегают по моему позвоночнику. Никто больше на него не реагирует, и на мгновение мне кажется, что у меня галлюцинация. Но нет, он отворачивается и заводит разговор с рядом стоящим антейцем. Они даже смеются над чем-то.

Почему он здесь? Сейчас? Посреди всех этих людей. Смеётся.

— Принцесса? — голос Кона тихий, уверенный, но в нём слышатся нотки беспокойства. — С вами всё хорошо? Вам принести что-нибудь?

Он заметил мой испуганный вид. Как и многие другие, наверняка.

Я стараюсь говорить как можно тише, наклоняясь ближе к нему:

— Нет, но… там гравианец.

Он не выглядит удивлённым.

— Посол Гравии, да. Он часто здесь бывает, обычно с требованиями, — в его голосе слышится смех.

Он пытается свести это к шутке?

— Меня никто не предупреждал.

— А нужно было? У нас часто бывают гости. Вон там, слева, стоит делегация Камарта, — едва заметным движением он указывает на трёх людей в тяжёлых одеждах, скрывающих их с ног до головы. Религиозная каста из мира, который мы с Нериссой проходили год назад, но я не думала, что когда-либо увижу его жителей вот так, вживую. — И ещё из Мелии, в той стороне.

— Но гравианец, ваше величество…

— Прошу, называй меня Кон, — произносит он так, будто его это сильно задевает.

Он считает, что сейчас самое время поспорить об именах? Я не поддамся. Присутствие гравианца — это важная проблема. Не могу поверить, что Кон так наивен. Гравианцам нельзя доверять. Никогда. Вейрианские дети знают это с колыбели.

— Неважно. Война между нашими мирами длилась двадцать пять лет. На Вейриане нет ни одной семьи, которая бы не пострадала от их рук. Не говоря уже о том, что гравианцы совсем недавно уничтожили большую часть моей родни и пытались сбить меня в небе, как они это сделали с моей мамой. И вообще, разве не они оккупировали Келту? А он просто… стоит здесь?

Тень набегает на его лицо, во взгляде появляется жёсткость. Он знает мою историю — должен знать, — но, возможно, никогда не задумывался до этого момента. Его тон становится примирительным:

— Мне стоило предупредить тебя. Приношу свои извинения.

Но дело же не во мне. А в монстре, который стоит посреди бального зала, словно там ему и место, будто бы они не боготворят смерть и не строят планы по ограблению каждого мира с ужасающей стремительностью.

— Их здесь быть не должно.

— И как нам тогда мирно выйти из этого конфликта, если отказаться от переговоров? — он качает головой, будто разговаривает с ребёнком, отчего моё лицо вспыхивает сильнее. Я хочу встать и уйти, но это станет дипломатической катастрофой. Но, возможно, это будет не так плохо, как если я сорвусь и врежу. Ему или гравианцу. — Мы обязаны поговорить с ними, Бел.

Я всматриваюсь в его лицо, не веря своим ушам. Свет падает на его лицо, скользя по скуле. На мгновение мне кажется, будто у него там золотые чешуйки. Это завораживает, но иллюзия исчезает через секунду.

Я встряхиваюсь, и ярость вновь разливается по моим венам, прогоняя мимолётное оцепенение.

— Вейрианцы и гравианцы не вступают в переговоры, Кон.

— Зато антейцы вступают, — он выпрямляется на своём месте, явно ставя точку в нашем споре. Да как он смеет так от меня отмахиваться? Я сжимаю зубы, пытаясь найти глазами Шая. Тот уже сверлит глазами посла Гравии. Том и Дэн приготовились меня защищать. Просто на всякий случай. Все возможные варианты событий предусмотрены. Джессем стоит внизу у помоста, держа руку на оружии с показной беспечностью. Петра ходит из стороны в сторону, как дикая кошка, на верху лестницы, оглядывая весь зал и каждого присутствующего. Они знают. Они понимают угрозу.

Гравианцы сначала прилетали в Высший Мыс для мирных переговоров. И наши люди отправлялись на их территории. Они встречались на нейтральных планетах в надежде достичь договорённости. А затем последовали годы войны, бесчисленные смерти.

Им не нужен мир. Им нужны ресурсы. Им нужны жертвы своей кровожадной богине. Им нужны тела, чтобы создавать мехи. Они ненавидят нас. Мы не похожи на них, и они ненавидят нас. Без логики, без причины. Без шанса на мир.

Хотела бы я, чтобы оружие снова было при мне. Моим стражникам, значит, можно иметь его при себе, а мне нет. Прекрасно. Я просто напомню Шаю, чтобы он брал дополнительное оружие для меня, которое он смог бы бросить мне, если дело дойдёт до стрельбы. Антейцы слишком доверчивы. Слишком. А сейчас я ничего не могу сделать, кроме как сидеть и ждать.

Мне представляют разных людей. Я даже не надеюсь запомнить их имена, они так быстро сменяются. Не знаю, есть ли какая-то очерёдность или иерархия. В обратном порядке или как? По семьям? Честно говоря, я не могу полностью посвятить себя этому процессу. Мои глаза не отрываются от этого бледного лица и холодных глаз, которые наблюдают за мной в ответ.

Наконец, к нам подходит Джондар и встаёт на колено. Рядом с ним парень немного моложе. Родственник, судя по их сходству между собой.

— Принц Джондар и принц Кендал из рода Хенндейл, — монотонно оглашает герольд.

Брат Джондара, значит. Мой ровесник, наверняка, но кожа выглядит нежной, как у младенца. И губы надутые. Он не одобряет меня, это хорошо видно по тому, как сжата его челюсть и как он смотрит через моё плечо. Делаю мысленную пометку осторожно присматривать за ним и расспросить потом Элару.

Но Кендал не задерживает внимание на мне дольше, чем на секунду. Он пронзает взглядом Кона.

— Позвольте сказать, ваше величество? — с его воинственным тоном это скорее не вопрос, а угроза. По внезапному смятению и злости на лице Джондара становится очевидно, что он этого не ожидал, но боялся. Теперь уже слишком поздно. Мне его почти жаль.

Кон щурит глаза и сжимает губы в тонкую линию. Возникает напряжённая пауза, после чего Кон взмахивает рукой, позволяя продолжить. Самодовольное выражение на тонком лице Кендала выглядит неприятно. Значит, он из тех людей, которые пользуются нежеланием других устраивать сцену. Я уже встречала таких раньше.

— Моя сестра, — это слово такое весомое, многозначительное, и он использует его как оружие, — предыдущая антейма, верила, что каждый имеет право высказаться и быть услышанным в вопросах, касающихся судьбы нашего мира. И тем не менее, сейчас мы слепо идём к альянсу с Империей, не придавая должного внимания союзу, предложенному гравианцами.

Его голос дрожит, пока он произносит речь. Кто-то бы сказал, что это от избытка эмоций, менее доброжелательные слушатели отметили бы страх. Я впиваюсь пальцами в подлокотники.

— Мы не получали предложение союза от гравианцев, — перебивает Джондар.

— Ах, но вообще-то получили, — продолжает его брат, как будто он подготовил какой-то масштабный сюрприз. Он наслаждается этим мгновением триумфа над ними обоими. Его глаза сверкают злорадством. — Я лично добился соглашения. Посол Чолтус, будьте любезны, присоединитесь к нам.

По залу проходит волна тревожных шепотков. Нельзя приглашать представителя открыто агрессивной расы подойти ближе к членам королевской семьи. Просто нельзя. К чёрту протокол и правила приличия, это элементарные меры безопасности. Безумие. Тупость. Я напрягаюсь, неспособная удержать маску на лице. Кендал ухмыляется мне. О предки, у меня не осталось никаких сомнений, что он тот ещё паршивец.

Спешные действия стражников Кона выглядели бы смешно, если бы ситуация не была такой серьёзной. Я ещё раз ругаюсь про себя на то, что у меня нет оружия, бросаю отчаянный взгляд на Шая, который на долю секунды отгибает край своего кителя, чтобы я могла заметить ещё один пистолет. Маленький, но достаточно эффективный на близком расстоянии. Он знает меня лучше, чем я саму себя. Он сжимает его и медленно достаёт из кобуры, стараясь не привлекать к себе внимание, в то время как другой рукой подаёт знакомый сигнал.

«Будь наготове».

Странное спокойствие охватывает меня. Если гравианец нападёт, я смогу защитить Кона. И себя. Надеюсь. Шай просто должен бросить мне пистолет. Я не буду колебаться.

Посол Чолтус не обращает внимания ни на нас, ни на антейцев, спешащих уйти с его пути, ни на стражников, нервно шипящих что-то в свои коммуникаторы. Вейрианцы замерли, как хищники перед прыжком. Он гравианец. Ему плевать, что мы думаем. Он подходит к помосту так, словно владеет всем миром, но не взбирается на него. Он не дурак и не самоубийца. Хоть и высокомерен. Он кланяется Кону, но только на необходимый минимум. Это не совсем оскорбление. Он едва склоняет голову в моём направлении. Скорее показывая, что он замечает меня и не придаёт этому значения, чем реально приветствуя.

— Ваше величество, этот предполагаемый брак — тактический ход Императрицы с намерением заполучить ваш мир и все его бесценные ресурсы в собственное распоряжение, — сообщает посол.

Шок от узнавания пронзает меня. Я помню этот голос, я знаю его. Он был в моих кошмарах, где я пряталась в кустах и боялась, что меня вот-вот обнаружат.

«Мне нужна эта девчонка».

Это тот самый голос, что раздавался через радио в лесу у моего дома. Тот самый человек. Тот, кто приказал сбить меня в полёте.

И теперь у него появилось имя — Чолтус.

Он переводит взгляд на меня, которым клеймит как нечестивицу и даёт мне это прочувствовать. Его бесцветные глаза скользят по мне, и он вновь отмахивается от меня, как будто я представляю для него не больше интереса, чем ковёр под ногами.

— Эта девчонка — не более чем дитя из низшей аристократии Вейриана, который сам по себе всего лишь периферия мира, населённая кровожадными варварами, и едва ли представляет какую бы то ни было ценность для Империи. Их правящая семья мертва, и Императрица вцепилась когтями в их земли. Вас водят за нос, антейм.

— Посол, — отвечает Кон. Его тон достаточно мягок, но за ним скрывается сталь, которую я не ожидала услышать, — насколько мне известно, многие вопросы о недавнем нападении на Вейриан так и не получили ответа от Гравианского верховного совета.

Посол обнажает зубы. Как я понимаю, это он пытается улыбаться. Или угрожать.

— Необоснованные обвинения, ваше величество, от предвзято мыслящих людей. Даже Императрица никак не прокомментировала произошедшее, потому что не верит им на слово.

Я сжимаю руки в кулаки. Не могу поверить в то, что я это слышу, и в то же время никто, похоже, не реагирует на его слова.

Если королевская семья Вейриана мертва, то кто, если не гравианцы, мог желать им смерти? Слова закипают во мне, но я не могу сказать ничего из этого. Кон должен урегулировать ситуацию. Если я поддамся гневу, то унижу антейма, опозорю себя, выставлю свой народ варварами, какими только что нас описал этот гравианец. Возможно, именно этого он и добивается. Показать меня с худшей стороны. Спровоцировать на оскорбление.

А Кон просто сидит на месте. Я смотрю на него, но он, видимо, не замечает. Он должен что-то сделать. Я ёрзаю на месте и пытаюсь держать себя в руках. От прилагаемых усилий у меня скручивает живот. Я должна думать головой. Думать головой.

Переключаю внимание на своих стражников, но не могу ничего прочитать по лицу Шая. «Будь наготове», — повторяю себе. Когда он начнёт действовать, когда он нападёт, я должна быть готова.

— Сейчас не время и не место, посол, — Кон использует свой спокойный, размеренный голос, как профессиональный оратор, и меня это поражает. Как у него получается звучать так сдержанно, так властно в этой кошмарной ситуации?

— Ваше величество, — Чолтус выплёвывает эти слова, и они звучат как издевательство, — гравианцы предложили поделиться своими технологиями и силой оружия за право добывать ресурсы здесь. Это крайне щедро с нашей стороны. Мы не пытаемся одурачить вас какой-то… — он переводит взгляд на меня, и я хочу только, чтобы он отвёл свои глаза, раздевающие меня догола и окатывающие омерзением, — …продажной девкой.

Все ошеломлённо замолкают. Мои внутренности застывают от холода, горло сжимается.

— Достаточно, — голос Кона звучит по-прежнему, но что-то всё же изменилось. Он внезапно кажется жёстче и неожиданно холоднее. Словно он эмоционально отстранился от разговора. Это ярость? Такое странное, тихое напряжение?

— Вы здесь по моему приглашению, посол, чтобы говорить от лица своего государства, а не для того, чтобы обсуждать текущую политическую ситуацию. Но если вы настаиваете на вопросах политики, то напомню, что остаётся нерешённым вопрос с Келтой.

В последовавшей тишине я даже не смею дышать, только смотрю на Кона. Не совершил ли он только что чудовищную ошибку? Или он намеренно устроил публичный скандал, поднимая такую тему сейчас, перед всеми присутствующими?

— Келта — это колония, исторически принадлежащая гравианцам, ваше величество.

Пальцы Кона сжимаются на подлокотниках трона. Почти не видно глазу. Я отмечаю это только потому, что сижу прямо рядом с ним. Может, в этом антейме всё же есть стальной стержень.

— И тем не менее самые древние археологические находки относятся к антейскому наследию. Не говоря уже о том, что орбита Келты относится к нашему миру и слишком далека от ваших границ. Только наши люди населяли её последние несколько сотен лет. Нет, посол, территориальные претензии Гравии на Келту не имеют оснований, и мы все это знаем. Давайте обойдёмся без этих сказок. Мы долго плясали вокруг этой темы, и ваши увиливания от прямых ответов сделали переговоры невозможными. Так скажите мне теперь, готовы ли ваши вооружённые силы отступить? — Чолтус оставляет вопрос без ответа, и Кон вскидывает подбородок. Может, гравианец не ожидал, что антейм зайдёт так далеко, особенно сегодня, и предъявит собственное требование. Может, он думал, что пока я рядом с ним, правитель Антееса будет отвлечён. К счастью, я не сбиваю его с мыслей. Не знаю, на что этот посол надеялся.

Кон знает, что он может положиться на поддержку своих людей. Наверное, поэтому он решился на открытую дискуссию на глазах у всего двора. Если я что-то и вынесла из досье на Антеес, так это обожествление антейма местным населением. И то, что я лично увидела здесь, показало, как они обожают Кона. Они готовы на всё ради него. Представить только, какую власть бы заполучили гравианцы, если бы имели влияние на антейма. Чего добивался Чолтус, когда сговорился с Кендалом?

Смутить всех, сбить нас с толку в такой важный день или, возможно, он думал, что Кон оступится и предоставит ему желаемое.

Если так, то он недооценивает антейма, как и я раньше. Кон улыбается, холодно, сжатыми губами, и я надеюсь, что он никогда не посмотрит так на меня. Это страшнее ножа.

Отрывистым движением он отпускает Чолтуса.

— С благословением Рондета этот брак состоится.

— Тогда желаю вам счастья, — посол даже не пытается скрыть свой оскал. — Какой бы большой ошибкой это ни было. Я с самого начала высказал свои возражения против этого фарса. Я подавал прошения вам, как и многие из ваших же людей. Верховный совет Гравии не желает становиться свидетелем этому браку и объявляет о своём протесте всем известным мирам. А теперь, с большим сожалением, я вынужден покинуть ваш двор.

Он небрежно кланяется и удаляется, за ним несётся принц Кендал с возражениями и извинениями, как отвергнутый любовник, позабыв о собственном народе. Стоит его свите покинуть зал, шум голосов усиливается, как будто большая волна накрывает берег. Шокированные, возмущённые, напуганные возгласы. Антеес, со всеми своими правилами приличия и протоколами, никогда такого не видел.

Я не могу больше смотреть на Кона, но мне сложно оторвать от него взгляд. Одна только мысль стучит в моей голове. Он хотел этого. Я не знаю, что творится в его голове, но он по какой-то причине хотел этого противостояния.

Джондар, кажется, готов задушить собственного брата, и его останавливает только наличие большого числа свидетелей. Но есть все шансы, что он всё-таки сорвётся. И есть те, кто готов ему помочь, судя по их виду. Я напоминаю себе, что нужно дышать, перестать дрожать и продолжить встречать оставшихся людей так же учтиво, как это делает Кон, который выглядит так, словно ровным счётом ничего не произошло. Само благородство и спокойствие. Не знаю, как ему это удаётся, но я не позволю себе или своим людям справиться хуже.

Но потом я думаю о том холодном взгляде и всей этой маске на лице Кона, его зловещей улыбке, и меня бросает в дрожь.

***

После церемонии представления объявляется банкет.

— Как же они любят поесть, — ворчу я Шаю, по пути в следующий зал.

— Они любят поболтать, — бормочет он в ответ. — Думал, это никогда не закончится.

— У гравианца была интересная компания. Они с Кендалом ушли вместе, не так ли? Они в самом деле покинули двор?

— Похоже на то, — уверяет он меня. — И это плохо. У них не бывает пустых угроз. Не знаю, что задумал твой антейм. Будь бдительна. Рядом с принцем Кендалом и гравианцем было несколько человек. Я предоставляю тебе их имена чуть позже. Элара и Джондар могут помочь.

Я должна сказать ему. Он должен знать то, что знаю я. Мы поднимаемся в зал, где главный стол стоит на помосте, возвышаясь над всеми остальными. Потолок окрашен в насыщенный тёмно-синий цвет с маленькими золотыми звёздочками, образующими целые созвездия. Столы застелены прекрасными камчатными скатертями и расточительно накрыты серебряной и фарфоровой посудой.

Я останавливаюсь у помоста и беру Шая за руку, будто бы мне нужна помощь, чтобы подняться на это незначительное возвышение. Я наклоняюсь к нему и шепчу:

— Это был он, Шай. Тогда, в лесу. Он был во главе той группы, что пришла за мной.

Он застывает на мгновение, напрягаясь всем телом.

— Посол?

— Да. Посол Чолтус.

Он оглядывается вокруг, проверяя, кто мог бы нас услышать, кто мог бы потом разболтать. Но он не подвергает мои слова сомнению, не спрашивает, точно ли я всё правильно помню. Я благодарна ему за это. Он остаётся спокойным, сдержанным, не позволяя никому увидеть ни намёка на беспокойство в его глазах.

— Я понял. Мы расследуем это, принцесса. Даю слово, — и в следующее мгновение он с лёгкостью меняет тему, пока отводит меня к моему месту. — Как тебе антейм?

Смешно, что он это спрашивает. Кон как раз в этот момент присоединяется к нам, и я оставляю вопрос без ответа. Антейм улыбается мне, но его внимание поглощено беседой с Джондаром.

Едва ли у меня есть возможность поговорить с Коном даже сейчас, когда мы сидим рядом. Это даже нельзя назвать полноценным разговором. Все мои мысли возвращаются к Чолтусу. Каждый раз, когда я смотрю в сторону Кона, он что-то увлечённо говорит или внимательно слушает других. Найти время, чтобы поговорить с ним, может стать настоящим камнем преткновения в этом так называемом браке. Это если он вообще захочет со мной разговаривать или выслушивать моё сомнительное мнение. Вряд ли у нас выйдет партнёрство, как полагается в браке, особенно в королевском.

Или, может, в этом отличие королевского брака. Потому что, если говорить откровенно, то что я вообще знаю о супружеской жизни, будь то королевской или ещё какой-либо?

Всё вокруг, даже разговор с пожилым высокопоставленным священником из Куоре по левую руку от меня, внезапно кажется намного сложнее, чем раньше. Я добавляю к жареной говядине потрясающий мелианский соус из красного вина и немного овощей на тарелку.

Кон смеётся чему-то, что я прослушала, и поднимается на ноги. Все повторяют за ним, но когда я намереваюсь встать рядом, его рука ложится на моё плечо, мягко усаживая на место. Совершенно ненавязчиво, и со стороны такой жест мог бы показаться братским. Но моя кожа горит в том месте, где он меня коснулся, такая неожиданная близость. Не знаю, что с этим делать.

В просторном банкетном зале наступает тишина. Шорох одежды, звон посуды и гул разговоров мгновенно стихают.

— Уважаемые гости, — Кон хорошо владеет голосом. Когда мы наедине, он всегда говорит так тихо, я не могла и подумать, что его публичные выступления будут так приковывать внимание. Никто больше не видит, но ладонь у его бедра сжимается в кулак. Он справляется с нервами так же, как и я. Я смотрю на его руку, мысленно желая ему сил, чтобы он мог сделать то, что нужно. У него такое красивое лицо в этом золотом освещении, которое вновь на мгновение придаёт его коже вид позолоченных чешуек. Я не могу оторвать от него взгляд. — Завтра мы отправимся к Рондету, со всей торжественностью и надеждой. Мы представим им её высочество принцессу Беленгарию Вейрианскую, герцогиню Эльведен, графиню Дюнен, с уверенностью, что они сочтут её более чем достойной, — он улыбается мне, и я с удивлением отмечаю, как он слегка смутился. Его губы слегка дёргаются в поисках подходящих слов, и в итоге он, отводя взгляд и тяжело сглатывая, заканчивает: — Я прошу всех присутствующих поднять бокалы за наше будущее, за наш альянс с Вейрианом и Империей и за принцессу Беленгарию.

Хор голосов раздаётся в ответ:

— За принцессу Беленгарию.

Осознание окатывает меня холодной водой. Завтра. Никто не потрудился сообщить мне об этом. Завтра всё будет решено. Хочу я того или нет.

***

Я хожу из стороны в сторону по красивой разрисованной плитке, наблюдая за тем, как ткань моей юбки скользит по замкам, лесам, птицам и ящерицам. Я оставалась за банкетным столом так долго, как только могла, но извиниться и покинуть зал оказалось легко. Там вино текло рекой. Сомневаюсь, что большинство из них заметило моё отсутствие. Я останавливаюсь в центре балкона, глядя на круг в центре, где четыре существа, похожие на драконов, переплетаются друг с другом. У каждого есть по две пары прозрачных крыльев, сделанных из хрусталя, и огромные глаза из драгоценных камней. Они сверкают. Это прекрасное произведение искусства, такая мастерская работа, что я легко могу представить, как они отрываются от пола и улетают вдаль. Но как они здесь оказались? Были ли у древних антейцев легенды наподобие тех, что есть в Вейриане? Как те, что были в Первомире?

— Принцесса? Вы звали меня? — я подскакиваю, услышав голос Кона, и тут же выкидываю из головы все свои глупые мысли, как провинившийся ребёнок. Кон не выглядит так, будто выпил слишком много. Я чувствую облегчение. Это было бы намного сложнее, будь он пьян.

— Да, — а теперь, когда он здесь, я не особо представляю, как ему сказать.

Он улыбается и кивает на декоративный пол.

— Красиво, да? Это по мотивам народных сказок Монтсерратта, где…

— Кон, — перебиваю его. У меня сейчас нет времени на сказки, а Кон выглядит так, будто готов рассказывать об этом часами. Что удивительно с его привычной-то молчаливостью. От него исходит волна энтузиазма, которая обычно приводит к куче дополнительных подробностей и активной жестикуляции. Но есть дело важнее. Мне нужно, чтобы он меня выслушал. — Он пытался меня убить.

Кон замирает и щурит изумрудные глаза.

— Кто?

— Посол, гравианский посол, Чолтус. У меня на родине, когда Высший Мыс пал. Он…

Я вижу, как меняется его выражение. Он не слушает. Он даже не слушает меня.

— Бел, нет никаких доказательств, что он был замешан.

— Нет доказательств, но есть моё слово! — выпаливаю я, подбегая к нему. Он не отшагивает. А стоило бы, потому что я очень зла. Но он просто стоит на месте и смотрит, как я злюсь. — Я помню его голос, Кон. Они убили миллионы наших людей. Они сравняли с землёй нашу столицу, уничтожили всю королевскую семью, мою родню.

— Империя прислала нам копии отчётов о произошедшем. Они не нашли существенных доказательств тому, что это было решение официального гравианского правительства.

— Тогда чьё же?

— Радикальной группировки. Террористической организации. Тех, кто не желает мира.

— Никто из гравианцев не желает мира. Им нужен Вейриан. Они хотят заполучить богатства наших земель, древесину из наших лесов и нефть из наших морей. Возможно, даже воду. Они бы забрали всё. Они приносят с собой только смерть и разрушение.

Он, в конце концов, отступает от меня назад, поднимая руки в примирительном жесте:

— Бел, пожалуйста.

Я шлёпаю по рукам, чтобы он убрал их.

— Я слышала его. После аварии в лесу. Я пряталась среди деревьев и слышала его. Я никогда не забуду этот голос. Ему нужна была я, Кон… как заложница или пленница, не знаю. Мёртвой, скорее всего. Но его голос…

«Мне нужна эта девчонка».

Будто бы я была просто вещью. Разменной монетой. Воспоминание оживает в моей голове. Я содрогаюсь, и Кон проводит своими руками по моим. Он держит меня нежно, бережно, словно я могу сломаться. Никто прежде меня так не держал.