Крыло Королевы

— Сядь. Ты побледнела.

Я пытаюсь стряхнуть его руки, мои ногти со свежим маникюром впиваются в ладони. Я не могу сейчас показать слабость. Он должен мне поверить.

— Это от ярости.

— Может, голос просто звучал похоже. Акцент или вроде того. Ты была до смерти напугана, сразу после аварии…

Аварии… да… А что касается страха…

— Я солдат Вейриана, Кон. Говоришь, все гравианцы звучат одинаково? Меня учили слушать, запоминать детали для дальнейших отчётов…

— Бел! — от его крика я ошеломлённо замолкаю. Кон застывает, сам удивлённый, что так повысил голос. — Бел, — начинает вновь, мягко, словно извиняясь. — Даже если это был он, это произошло на Вейриане, не на Антеесе, далеко за пределами моей власти… Что я могу сделать?

Проклятье, он прав. Я прижимаю руки к груди и отворачиваюсь, злясь на ситуацию. Я даже его немного ненавижу в этот момент. Но он прав. Что он может с этим поделать? Арестовать посла, потому что я так сказала? Он уже в центре дипломатического скандала, а уж после того, каким тоном с ним говорил Кон, загнав его в угол… Нет. Это безумие.

Но мне всё ещё это не нравится. Если честно, меня бесит это признавать.

Я смотрю на него, желая дать понять, что это далеко не конец, и что я запомню каждое слово. Если он собирается стать моим мужем, он должен понять, что не может так просто от меня отмахнуться. Он очень сильно недооценивает гравианцев. Совсем их не понимает. И не слушает.

— Ты мог бы мне поверить, — шёпотом отвечаю ему.

Я ухожу назад в свои покои. Не уверена, пойдёт ли он за мной или нет. Я не могу заставить себя оглянуться.

Глава 9

Следующим утром мы уже вылетаем на дирижабле из Лимасилла. Через несколько часов меня представят этому таинственному Рондету и моя судьба будет решена. Немногих взяли в сопровождение, но тем не менее почти тридцать человек отправились вместе с нами, и у меня так и нет возможности поговорить с Коном наедине. Может, он боится, что я устрою очередную сцену. Или выведу его настолько, что он опять повысит голос. Или начну задавать сложные вопросы.

Джондар, конечно же, здесь, как и Элара. И мои стражники, мои неизменные тени, самая мрачная из которых — это Шай. Он держится на расстоянии и следит за окружающими как ястреб. У Кона стражников меньше, и они не ровня моим. Но стоит признать, что они ответственно подходят к своей работе. Это заслуживает уважения.

Дирижабль поднимается в небо, и пока большинство людей решает спуститься в пассажирский отсек, чтобы выпить вина и попробовать закуски, я остаюсь на внешней палубе, подставляя лицо воздушным потокам. Я снова лечу, хотя ощущения совсем иные. Держась за поручни, я закрываю глаза и улыбаюсь, пока приятный ветер раздувает мои волосы, вызывая мурашки по коже. Впервые с крушения моей «Осы» я чувствую себя живой.

Мы летим над вспаханными полями, затем над густым лесом. Горы проступают среди пышной зелени, а озёра с серебряной гладью отражают нас, когда мы пролетаем над ними. Ни деревень, ни городов я по пути не вижу. Земля под нами покрыта буйной растительностью, как дворцовые сады. Где же они все живут? Я замечаю несколько поселений с едва заметными домами среди деревьев, окружёнными обширными участками земли. Людей здесь мало относительно размеров территорий. В отличие от вейрианцев антейцы живут либо в двух главных городах, либо в почти полной изоляции. Не знаю почему. Чем больше узнаю, тем больше вопросов возникает. Была бы только возможность их задать. Это то, что я хочу знать, если мне придётся жить здесь, если я буду помогать Кону править этими землями. Мне ещё многому предстоит научиться.

И всё же это прекрасный мир. Я могу понять, почему никто не хочет его покидать.

Вскоре, даже слишком, дирижабль начинается спускаться к открытой поляне на краю густых джунглей. Сверкающий купол поднимается среди деревьев, мы пролетаем рядом с ним и приземляемся.

Мягкая посадка, безупречная работа. Надо будет как-нибудь потом поблагодарить капитана корабля. Надеюсь, это воспримут правильно. Кто их знает?

Дорожка ведёт нас вглубь джунглей. Она освещена с обеих сторон и украшена гирляндой из цветов. Среди деревьев выглядывают люди, наблюдая, как мы спускаемся по трапу. Кон ободряюще улыбается и берёт меня за руку. Играет тихая музыка, антейцы переговариваются, попивая холодные напитки и закусывая крошечными изысканными канапе. Большинство разбрелись, но мы с Коном всё ещё не одни.

— Не переживай, — говорит он, пока мы направляемся к деревьям. — Тебе нужно просто быть собой.

— Не нужно, — мой голос звучит увереннее, чем я себя чувствую. — То есть, я хочу сказать, что не нужно меня успокаивать.

Я не могу быть собой. С тех пор как моя «Оса» разбилась в лесу и весь мой мир перевернулся с ног на голову, я сама не своя. Но я не могу поделиться этим с Коном. Пока нет. А, возможно, и никогда.

— Я имею в виду, что это может казаться огромным давлением. Матильда всегда…

— Уверена, всё будет хорошо, — я не хочу сейчас думать о его бывшей жене. Я вообще не хочу когда-либо о ней думать. Я знаю, что каждая моя черта, каждое моё действие будет сравниваться с ней. И я никогда не буду достойной её наследия, никогда не буду частью Антееса так, как была она.

Я только собираюсь высказать это ему, как мы подходим к концу дороги, и нужные слова пропадают. У меня перехватывает дыхание от изумления.

Скрытое в непроглядном лесу, вдалеке от всех поселений стоит величественное здание Рондета, которое — как и всё в антейской культуре — выглядит изящно, прекрасно, невозможно. Я захожу внутрь и поднимаю глаза, рассматривая это чудо. Купол из цветного стекла с металлическими узорами в виде вьющихся стеблей и листьев по краям — как будто живые растения превратили в металл, а не высекли их подобие. Внутри тоже всюду растения. Куда бы я ни взглянула, зелёные и жёлтые цвета вихрятся и закручиваются. Пьянящий аромат тысячи цветов царит здесь.

В центре всего находится кристалл. Громадный, красивый, вырастающий из земли, как нечто живое. Я спешу скрыть свою реакцию. По оттенку и прозрачности он похож на келтанский кристалл. Но ведь мы сейчас на Антеесе. Что здесь делает кристалл с Келты? Он глубоко погружён в землю, это я вижу. Выглядит так, будто это его естественное происхождение, но, может, его каким-то образом сюда привезли? Я никогда не слышала о кристалле такого размера. Неудивительно, что они считают это место священным и строго ограничивают посещения. Энергия, которую мог бы дать этот кристалл… сколько всего он мог бы зарядить… Империя бы отдала целое состояние. Гравианцы бы… ну, они явно бы не стали платить. Но они бы его захотели. О предки, ещё как бы захотели.

А Кон показывает мне его так, будто это неважно.

Или, может, мы здесь не за тем, чтобы увидеть кристалл.

Четыре человека сидят на круге травы под кристаллом, словно они просто пришли на пикник. Одетые в причудливые наряды, они похожи на людей, но не совсем. Их сложно, на самом деле, спутать с людьми. Это как будто смотришь на человека, но поверх есть ещё какая-то оболочка. Их кожа имеет специфический блеск, который выглядит необычно металлическим в свете, проникающем через витражный купол. Я думаю о золотом оттенке кожи Кона и перевожу взгляд на него, сразу же отмечая изменение. В этом странном свете тон, кажется, усилился, Кон выглядит так, словно сделан из золота и драгоценных металлов. Я никогда не видела в нём что-то столь явно инопланетное до этого момента. Они говорят, что во всех антейцах течёт кровь древней расы. Я не уверена, как это возможно. Здесь же никого не было, когда люди-колонисты прибыли на эту планету. Может, древний, доминантный ген был как-то подхвачен первыми переселенцами? Или что-то необычное содержится в воде или самой земле? Само существование Рондета будто бы призвано указывать на это, и я сражена наповал. Просто находясь здесь, стоя на этом самом месте, в этом освещении. По сравнению с ними всеми я несуразно обычная. Не очень приятное положение.

— Прошу, присаживайтесь, Беленгария, — говорит одна из женщин. Жемчуг вплетён в её белоснежные волосы, а кожаный пояс с железными звеньями свисает на её бёдрах. Кроме того, она одета в зелёное, что подчеркивает медный оттенок её кожи и холодное свечение её изумрудных глаз.

Я оглядываюсь назад. Кон и Джондар нервно стоят на входе. Я вижу за ними Шая и Петру. И больше никого. Это единственные свидетели. Значит, я правильно понимаю очевидную важность происходящего. Чувствую небольшое облегчение.

Стульев здесь нет. Они смотрят, что я буду делать? Морщусь, представляя, как осудила бы мои действия антейская знать, но всё же располагаюсь на траве, как и члены Рондета. Никто не произносит ни слова.

Между ними разложен изящный чайный сервиз из настолько тонкого, почти прозрачного фарфора, что при определённом ракурсе и освещении я даже вижу жидкость внутри. Он украшен изображениями ящериц — этих насекомоподобных драконов или драконоподобных насекомых — созданными рукой гения. Один из членов Рондета наливает ароматный чай аккуратным движением, с особой церемонностью, длинной струёй из носика в чашку. Меня очаровывают эти длинные, тонкие пальцы на прекрасном фарфоре, завиток пара и аромат, сопровождающий каждое движение.

Меднокожая женщина передаёт мне чашку, посылая быструю улыбку, немного жуткую из-за её острых зубов. Я вдыхаю аромат и понимаю, что они все ждут, когда я сделаю глоток.

На вкус оно похоже на любовь — поначалу мягкое, нежное, согревающее изнутри, но чем дальше, тем больше теряешь контроль.

— Поведайте мне, Беленгария, — произносит самый старший из них. По крайней мере, он кажется мне старше остальных. В нём только два цвета: белый и серебристый, но его кожа такая же гладкая, без единого изъяна, как и у всех остальных, почти опаловая. Он похож на человека, но не совсем. Как будто человеческая маска скрывает другую сущность, но не до конца. Химера, смешавшая прекраснейшие черты двух разных видов. — Что есть первый долг королевы?

Я сглатываю, пытаясь вспомнить все наставления Элары, все эти изощрённые правила этикета и приличий, все традиции и мелкие ритуалы, которые я проходила каждое утро с прибытия на Антеес. Слова горят у меня во рту, но не желают срываться с губ. Я прочищаю горло и говорю:

— Ваши учения гласят…

Один из них недовольно шикает — мужчина, прежде молчавший. Медная женщина касается моей руки своими длинными пальцами, её кожа такая холодная.

— Мы не спрашивали, что говорят наши учения. Мы знаем их. Он хочет услышать твои мысли.

Я прикусываю нижнюю губу. Этого я тоже делать не должна. Всё идёт не так. Они меня отвергнут и отправят с позором домой. Я подведу всю Империю. Да, я наконец-то вернусь домой, и хочу этого больше всего на свете, но последствия для моей семьи могут быть ужасны. Если Императрица будет недовольна…

Мы нужны им. Мы по-настоящему нужны им. Как и Императрице. Соберись, Бел. Попытайся сосредоточиться и не испортить всё.

Я думаю о своей матери. О том, что она совершила ради нашего народа, что бы она сделала ради нашей семьи, ради моего отца. Тогда, сейчас, когда бы её ни попросили. Моя мама… отдала бы всё.

— Я думаю… Я думаю, что долг королевы — служить своему народу. Поддерживать короля и делать всё с любовью… — почему я начала про любовь? Я же не люблю Кона. — И… и быть голосом разума, заботиться о нём, настаивать на его отдыхе, когда ему это нужно, или… выступать за справедливость. Она говорит за тех людей, которых он не может слышать. И когда он не прав… когда он не прав, она говорит об этом. Она стоит на своём и не отступает. Она защищает его интересы, и их общие. Даже когда он готов ими пренебречь.

Кон слушает меня, я знаю. И на секунду задумываюсь, вернулся ли он мыслями к нашей беседе накануне, когда он не поверил мне.

Я вспоминаю, как умерла моя мать, сражаясь за деревню, о которой забыли все остальные, спасая жизни и сдерживая натиск врагов, чтобы её муж мог вызвать подкрепление из Высшего Мыса. И когда ей приказали вернуться на базу, когда ей сказали отступить, когда мой отец молил её… Как она направила Тройку против орбитального вражеского авианосца и сбила его до того, как тот сумел подобраться на радиус поражения. Её последнее сообщение семье…

«Позаботься о них, Маркус. Потому что у тех, кого они захватили, сейчас нет никого, кроме меня. А у наших детей всё ещё есть ты».

Она не была королевой по титулу. Но была ей в каждом своём поступке.

— Она сердце королевства, — шепчу и только тогда вспоминаю, кто я. Моё лицо вспыхивает, когда я понимаю, что все глаза смотрят на меня и все уши внимательно слушают мою сбивчивую речь.

И молчат в ответ. Меднокожая женщина рассматривает потолок со снисходительной улыбкой на губах, пока другая женщина с сапфировыми глазами и золотой кожей делает ещё глоток. На ней одежда синего и кремового цветов, и она совсем не смотрит в мою сторону. Взгляд бело-серебристого мужчины рассеян, словно он видит то, чего не вижу я, где-то очень далеко. Последний из Рондета, с бронзовой кожей, сверкающей при дневном свете, пристально глядит на меня, отчего я нервно дёргаюсь.

Тишина мучительно затягивается. И не только для меня.

— Маэстре Аэрон? — вмешивается Джондар. — При всём уважении, ответ прозвучал.

Я даже не заметила, как он приблизился, и чуть было не подскакиваю от его голоса. Кон стоит рядом с ним, тихо и нерешительно, зелёные глаза кажутся огромными на бледном лице. Те же глаза, что и у маэстре. Столь яркие, будто горят изнутри. Он выглядит обеспокоенным. Очень обеспокоенным.

— Да, — отвечает глава Рондета. У меня нет сомнений, что он здесь главный. Его выражение лица холодное и суровое, жёсткое, как камень. И он всё ещё не отрывает глаз от меня. — Как бы стар я ни был, юный Джондар, я не утратил способность слышать.

К моему удивлению, Джондар весь белеет и склоняет голову. Уголки моих губ дёргаются, но я сдерживаю себя. «Потом, — мысленно обещаю себе, — потом я буду глупо смеяться. Когда останусь одна. Или, может быть, с Шаем».

Однажды, возможно, я посмеюсь над этим и с Коном. Но не сегодня. Пока нет. А, возможно, и никогда.

— В любом случае, ответ прозвучал, — меднокожая женщина прерывает мой поток мыслей. — И она заслуживает услышать наш вердикт.

— Вы правы, маэстра Ренна, — улыбается Аэрон. Такое странное выражение лица, но цепляющее. Такая же лукавая ухмылка была у Кона, когда он стоял в машинном отделении, спасший всех, когда он был просто механиком. На мгновение я задаюсь вопросом, могут ли они быть родственниками. Да наверняка. Но не успеваю я обдумать эту мысль, как он продолжает: — Она ответила на вопрос, и ответила хорошо, — он неторопливо оглядывает остальных, те склоняют головы. — Прекрасно. Мы принимаем её.

Моё сердце готово выскочить из груди.

— Объяви всем, — говорит Кон Джондару, и тот направляется к свидетелям снаружи.

Со всех сторон звучат радостные возгласы. Мир словно пошатнулся под моими ногами. Это реально. В этот самый момент всё внезапно становится жутко реальным. Я никогда не вернусь домой. Я навсегда связана с этим местом. Я выйду замуж за Кона.

Мой последний шанс повернуть назад исчез.

Глава 10

Жизнь лимасиллского двора всё также несётся по нержавеющим рельсам. Древний, отлаженный механизм, который вращается вокруг меня, вовлекая в свой ритм и порядок, хочу я того или нет. Я просыпаюсь на заре по привычке, сформировавшейся за долгие годы проживания в доме с военными порядками, что даёт мне время побыть с самой собой, прежде чем сюда придут служанки и затянут в свою рутину. Обычно я принимаю ванну. И делаю это одна, что никак не укладывалось в головы окружающих первые два дня. После этого за мной приходят мои вейрианские стражники, и мы отправляемся на тренировку. Иногда я вижусь с Коном за обедом, но гораздо чаще его вызывают по неотложным делам. Если он остаётся, то к нам присоединяется какой-нибудь высокопоставленный гость. В итоге у нас так и не выходит поговорить. Я задаюсь вопросом, не избегает ли он новой ссоры.

Или просто избегает меня.

После обеда следует ряд встреч и приёмов, я спешу с одного мероприятия на другое. Элара следит за расписанием и сообщает необходимую информацию. Ужин — это всегда пышное событие, и я не устаю поражаться тому, как Кон находит в себе силы продолжать улыбаться. Ну, не совсем улыбаться. Он держит на лице своего рода нейтрально довольное выражение, которым никого нельзя оскорбить. Что-то типа маски.

Иногда по вечерам играет музыка. Иногда бывают пьесы. Иногда пустая болтовня и напускная вежливость.

Возможно, у меня депрессия. Апатия, однозначно. Меня больше ничего не волнует.

Уже прошла неделя, с тех пор как Рондет решил мою судьбу.

— Ты позволяешь двору вертеть тобой, — недовольно высказывается Петра.

Я рассматриваю стопку платьев, принесённых Эларой, чтобы надеть завтра после полудня. Нужно выбрать одно. Я подавлена, встревожена. Я так боюсь совершить ошибку, что вовсе не могу принимать никаких решений.

— Но я не знаю, что делать. Все эти традиции и прочее…

— Ну так спроси кого-нибудь. Попроси или заставь рассказать тебе о жизни при этом дурацком дворе. Действуй, или они сожрут тебя целиком. Зачем, по-твоему, здесь Элара? Для красоты?

В её словах есть смысл, мне приходится это признать. Элара подготавливала списки и досье с самого первого дня. Целый кладезь знаний в моём распоряжении, стоит только повернуться и спросить. Стыдно, что я сама об этом не подумала. А следовало бы. Спросить. Получить сводку. Ясно, чётко, полезно. Так бы поступил настоящий солдат.

Вейрианским воинам не принято обниматься, поэтому я просто обхватываю Петру руками и слегка сжимаю. Она напрягается от неожиданности, но через мгновение расслабляется и обнимает в ответ. Она моя ровесница, в конце концов, плюс-минус год. Ей тоже тяжело здесь. Наверняка.

— Всё хорошо, — бормочет она, и что-то тёплое расцветает внутри меня. — Всё будет хорошо.

К счастью, портные Элары сшили несколько нарядов в вейрианском стиле. Я чувствую себя лучше в этих простых, плавных силуэтах. И с каждым днём всё чаще замечаю их на других девушках. Даже Элара надела похожее платье вчера вечером — тёмно-синее, подчёркивающее её идеальную внешность. Её вкус, как всегда, безупречен.

Я выбираю платье в зелёных и золотых тонах, расшитое бабочками и звёздами. После ужина будет концерт с новыми композициями, написанными в мою честь. Чем я это заслужила — непонятно. Хорошо хоть не придётся терпеть ещё целый банкет перед этим, будет всего лишь ужин в узком кругу в библиотеке, по словам Элары. Во мне на секунду вспыхивает надежда. «Всего пятнадцать гостей», — добавляет она, и моё сердце ухает вниз.

Ещё раньше будет примерка платья. Свадебного. Я отчаянно стараюсь не думать об этом.

Библиотека Лимасилла располагается в самом сердце дворца, на втором и третьем этажах огромной башни с куполом. На верхнем этаже находится кабинет Кона, как я выяснила. Не то чтобы я туда собиралась. Но там должно быть по-настоящему просторно. У Кона хотя бы есть личное пространство.

Мои покои в западном крыле соединены с центральной частью дворца несколькими балконами и проходами, ведущими в башню через галерею. Я пересекаю её с Томом и Петрой по бокам и с горсткой служанок за спиной. Придворные не отрывают от меня глаз, когда я прохожу мимо. И один за другим люди на портретах наблюдают за мной с такими же оценивающими взглядами. Антеймы и их консорты, их семьи и дети, выдающиеся аристократы и чёрт знает кто ещё смотрят на меня сверху вниз. Молчаливые судьи. Я кожей чувствую их неодобрение.

На дальнем конце галереи — а по ощущениям, во главе её — расположен один-единственный портрет. Высотой он больше меня, вокруг него зажжены свечи, а перед ним лежат цветы, перевязанные лентами.

Кон стоит там, сцепив руки за спиной, и с восхищением рассматривает лицо своей предыдущей жены. Его стражники держатся на расстоянии.

Я жду, не уверенная, что мне полагается делать по протоколу. Я не ожидала встретиться с ним до ужина и уж точно не в такой личный момент. Правда в том, что я вообще его редко вижу. Наши королевские обязанности разводят нас по разным частям дворца, а в его случае иногда и за пределы. Бывало, что его не получалось нигде найти и никто не мог сказать, где он находится. Приготовления к свадьбе, до которой осталось всего шесть дней (меньше, чем через неделю!), вроде как должны занимать всё моё время, но что-то мне подсказывает, я свихнусь с ними раньше. Кроме того, я не уверена, что им действительно нужно моё присутствие. Как и с придворной жизнью, всё идёт полным ходом независимо от того, участвую я или нет. А когда Кон во дворце, он обычно занят разговорами с кем-то или запирается в своём кабинете на вершине Большой Башни со стеклянным куполом. Я гадаю, чем он там занимается. Хотелось бы… Мне бы хотелось, чтобы у меня тоже было такое место, где можно спрятаться ото всех.

Кон оборачивается, скорее удивлённый, чем раздражённый. Не знаю, услышал он меня или как-то почувствовал приближение. Я не издавала ни звука. Ему словно кто-то нашептал на ухо, предупреждая, что я здесь. Некто невидимый. Несколько секунд он пристально смотрит на меня своими яркими зелёными глазами.

— Принцесса Беленгария, рад встрече.

— Взаимно, ваше величество.

Наступает неловкая пауза, пока я отчаянно пытаюсь придумать, что ещё можно сказать, но ничего не приходит на ум. Подозреваю, что у Кона та же самая проблема, но легче от этого не становится. Мы смотрим друг на друга, я чувствую, как мои щёки краснеют, а пол начинает уходить из под ног. Всего через несколько дней этот человек станет моим мужем. Мне ведь придётся с ним разговаривать? О чём угодно. Хоть о чём-нибудь.

Я перевожу взгляд за его спину на портрет антеймы Матильды. Она была высокой, статной женщиной, и художник изобразил её здесь очень красивой. Длинные, густые светлые волосы. Поразительные голубые глаза, которые подчёркивает золотистый оттенок кожи — похоже, это типично антейская черта. Мне вспоминалась женщина из Рондета с сапфировыми глазами. И хотя Матильда была старше Кона, по портрету этого не скажешь. Может, художник её приукрасил или портрет был написан в её юности. Едва ли это имеет значение. Судя по цветам и свечам, это своего рода место поминок. У меня нет никаких сомнений, как всё ещё сильно любима предыдущая антейма.

Своим мужем, своим народом. Всеми.

— Матильда, — тихо произносит Кон. — Она выглядела не так, не совсем. Никогда не была такой серьёзной. И ненавидела официоз.

Я ощущаю внезапный прилив симпатии к ней. Мне знакомо это чувство, я её понимаю. И в то же время мне этого не хочется. Не хочется понимать Матильду.

— Вы были знакомы до того, как вы… ну…

— Поженились? — он мотает головой. — Не совсем. Я был мальчишкой, а у неё всегда были дела. Я и представить не мог, как много этих дел, пока она не умерла и мне не пришлось стать из консорта антеймом. Она была доброй, хоть и отчуждённой. Относилась ко всем с уважением. И очень заботилась о наших людях.

— Как и ты, — слова вырываются до того, как я успеваю их остановить. Ну, он же заботится, разве нет? И он тоже добрый и… о, предки… Мне вообще нельзя открывать рот.

Я краснею ещё сильнее. Но и Кон тоже.

Где-то за спиной я слышу приглушённые шепотки. Комментарии внезапно появившихся придворных. Тех, кого мы встретили по пути. Кон и я никогда не сможем просто поговорить, да? Нормальные люди могут, а мы нет. Я собираюсь замуж за человека, с которым у меня никогда не будет разговоров наедине.

Кон вздёргивает подбородок. Он выглядит немного гордым, немного смущённым.

— Я пытаюсь следовать её примеру.

И как назло, в самый неподходящий момент, в дальнем конце галереи возникает Джондар.

— А, вот ты где, Кон. Ваше высочество, — отрывисто кланяется он мне. Я отвечаю тем же, про себя отмечая, что он никогда не зовёт меня по имени в присутствии Кона. Я для него титул, а не человек. И я более чем уверена, что он недоволен мной, моими отношениями с Коном (не то чтобы они были), моим будущим… всем сразу. Виню ли я его за это? Не особо, но лучше бы он не выплёскивал своё недовольство на меня. — Нас ждут в зале Совета, Кон, а принцессе пора на примерку на свадебного платья.

Кон. Он запросто использует сокращённое имя вместо титула. Антейм он для всех остальных, но для Джондара он всегда будет Коном. И только для него. Хотя Кон и меня просил называть его так. Не уверена, что мне хватит смелости. Пока нет. Не на глазах у всех. Не представляю, как отреагировал бы Джондар, если бы я стала обращаться к Кону по имени. Устроил бы скандал, наверное. Он так опекает антейма, присматривает за ним каждую секунду. Иногда мне кажется, что он намеренно держит нас порознь, но не могу взять в толк почему.

Жизнь двора вертится вокруг меня, вовлекая в свой водоворот, желая увидеть меня своей частью. А Джондар — главный проводник этого поезда, управляющий отлаженным механизмом. Время от времени, справедливо или нет, но я ненавижу его за это. Я задаюсь вопросом, жалеет ли он, что привёз меня сюда? Я не та, кого все ждали. Я недостаточно хороша. Я никогда не стану Матильдой. Снова поднимаю глаза на портрет, и лучше бы я этого не делала.

— Разумеется, — отвечает Кон. — Сейчас собрание Военного совета, а потом у меня встреча с посланником из Фрисейнской системы, верно? Время ещё есть, Джондар.

— К встрече нужно подготовиться. Нам ещё предстоит обсудить…

— У вас есть военный совет? — спрашиваю я. Хотелось бы мне на него попасть. Это гораздо лучше, чем быть ходячей вешалкой для одежды.

— Нам пора, ваше высочество, — Элара проскальзывает мимо Джондара с надменным выражением. Я не видела, как она подошла, но очевидно, что она следовала за мной с того самого момента, как я попыталась от неё сбежать. Я вздыхаю и разворачиваюсь, но Кон ловит меня за руку, останавливая. Я вздрагиваю от его прикосновения. По коже бегут мурашки.

— Я… я с нетерпением жду нашей совместной жизни, Бел. Правда. Мы многое можем сделать для Антееса, вдвоём.

И с этими словами он уходит, оставляя меня смотреть ему вслед с раскрытым ртом, как совсем не подобает принцессе. Что он хотел этим сказать? Это прозвучало будто бы на публику.

У меня даже нет времени осмыслить, что только что произошло, как Элара утаскивает меня на очередную бессмысленную примерку.

— Я не знала, что у него есть военный совет, — шепчу Тому и Петре по пути. — А вы?

— Конечно, есть, — отвечает Том. Я не акцентирую на том, что это не совсем ответ на мой вопрос. Он явно пытается избежать обсуждения. К сожалению, никто другой не заводит разговор, и ему приходится продолжить. — Капитан будет посещать собрания с этого дня. Как раз сегодня планируют утвердить его.

— Шая? — я стараюсь не звучать ошеломлённой, но моя попытка проваливается с треском. Он не сказал мне. Ну, конечно же Шай должен быть там. Он опытный солдат, ветеран многих войн, талантливый офицер, блестящий стратег, которого с самого детства готовили к военной карьере, рождённый, чтобы пойти по стопам своего отца. Им повезло с ним.

Я, может, и дочь великих воинов, но что я сделала в этой жизни? Кроме сбитой «Осы» и чудесного спасения. И то благодаря Шаю.

Но меня всё равно могли бы позвать на военный совет, разве нет? Ну, то есть, хотя бы из вежливости. Я же вейрианка. Принцесса Вейриана. А Шай… он даже не сказал мне.

Я продолжаю идти вперёд, скрипя зубами, и замечаю, что мои стражники понемногу от меня отстраняются.

— Ох, ну супер просто, — бормочет Петра Тому. — Теперь всем стало намного лучше.

***

Корсет затягивается ещё сильнее, и у меня перед глазами начинают мелькать цветные пятна. Если они продолжат, то я заподозрю, что меня передали в распоряжение какого-то тайного клуба любителей пыток. Я моргаю, расплывающаяся картинка вновь приобретает чёткость, и я вижу перед собой малый зал приёмов. Подумать только, особое помещение просто для того, чтобы встречать там людей. Не говоря уже о том, что этот зал «малый», типа менее важный. Это не часть моих покоев, а общественное пространство где-то у южных ворот цитадели. Честно говоря, у меня нет ни малейшего представления, как мы сюда попали и как вернуться обратно. Арочные окна по обе стороны зала просто огромные, и комната заливается этим насыщенно золотистым антейским светом. По ту сторону окон открывается вид на сады. Если я побегу, то наверняка смогу перелезть и побежать по газону до того, как меня успеют остановить. Возможно, у меня даже получится найти выход. Но я не могу даже пошевелиться. Кроме того, за пределами цитадели слишком много народу. Достаточно, чтобы сорвать мой побег. Так что я остаюсь на месте. Жду. На меня накидывают сияющий серебряный материал, чтобы я его надела через голову, и я с трудом натягиваю корсаж на себя. Когда мне удаётся втиснуться в него, выбранный дизайнер наматывает круги вокруг меня, цокая, как старший сержант при осмотре новобранцев.

Серебряные свадебные наряды — это, судя по всему, антейская традиция, особенно, когда дело касается королевских свадеб. Я не до конца уверена, как к этому относиться, но, похоже, спорить бесполезно. И правда: разве это имеет значение? Я выйду замуж, независимо от цвета платья или его стиля.

Я подавляю желание скривиться, когда дизайнер делает язвительные замечания, которые усердно записывает её помощница. И дело не в том, что я веду себя как-то не так. Вообще-то мне и слова не дают сказать, но, наверное, оно и к лучшему. Я для них играю ту же роль, что и манекен, с которого они сняли объёмный наряд по моём прибытии.

— Ваше высочество имеет не совсем тот цветовой типаж, к которому мы привыкли, — заявляет дизайнер, наклоняясь к моему лицу, пристально изучая.

Что будет, если я ударю её? Это же нельзя посчитать дипломатическим скандалом. Возможно, придётся объясниться, но, по-моему, у меня есть оправдание. Мои стражники подтвердят.

— Её высочество безупречна, — Элара чуть ли не рычит на этих словах, к моему великому удивлению. — Скорее это ваши навыки выгорели на солнце. Хм… — она берёт в руки материал, и он скользит меж её пальцев. Она оценивает на ощупь, полагаясь на опыт, и не остаётся удовлетворённой. Отпускает ткань, шорох эхом звучит за её вздохом. — Возможно, Ферролт всё-таки лучше справится с этой задачей. Он заказывает ткани напрямую из Вердейна. Времени ещё достаточно, а он работает быстро.

Дизайнер сужает глаза и поджимает губы ещё сильнее, а затем улыбается во все тридцать два зуба:

— Ферролт? Что ж, если вы считаете, что так будет лучше, леди Элара… но его репутация мало известна.

— Этот заказ создаст репутацию даже там, где её не было совсем, — Элара с важным видом возится с моими длинными чёрными волосами, собирая их наверх. Я смотрю на отражение в зеркале, и мне самой своя внешность кажется экзотической. Я выгляжу совсем иначе. Длинная шея становится изящнее от манипуляций Элары с моей причёской. И мой цветовой типаж, который так выделяет меня среди всех остальных присутствующих в этой комнате, совершенно преображается. Я вижу это и в зеркале, и по их глазам. Я стала кем-то иным, кем-то на редкость красивым. Я поражённо выдыхаю, и Элара улыбается. — Да, репутация. Она может быть хорошей или плохой. Так мы продолжим, или вы предпочитаете уйти и избавить нас от ненужных хлопот?

Дизайнер отступает на шаг назад и кланяется даже по моим меркам слишком нервно и торопливо. Элара издаёт слабый самодовольный смешок, который не слышит никто, кроме меня, и тоже отходит, шурша своими юбками.

Она кого угодно запугает, серьёзно.

Даже в команде дизайнера есть своя иерархия. Каждая девушка знает, к кому обратиться. Главная швея проверяет каждую юбку платья, чтобы все драгоценные камушки были на месте, и о любом несовершенстве тут же сообщает своим помощницам, и те спешат всё исправить, быстро и молча. У неё глаз намётан, как у бортинженера. Все присутствующие женщины или помогают, или критически осматривают. Петра дежурит у двери, иногда хмуро поглядывая на них. Ей всё это ненавистно, я знаю. Как и мне. И ведь оно продолжается часами. Но мужчины-стражники не могут присутствовать в комнате, пока я переодеваюсь. Антейский протокол строго-настрого это запрещает. Даже если я буду это делать за ширмой. По крайней мере, так мне сказала Элара тоном, не терпящим возражений. Так что у меня есть только Петра.

— Это ничем не отличается от множества других мероприятий, — успокаиваю я стражницу во время короткой передышки, пока они справляются без меня.

— Если не считать сколько острых предметов у них в руках.

— А, ну конечно. Они заколют меня до смерти своими булавками.

Петра не смеётся.

Я каждый день благодарю предков за то, что у меня есть Петра, если не каждый час. Но эта примерка платья — настоящая пытка. Мне же даже не обязательно присутствовать. Меня может спокойно заменить манекен. Но когда я отмечаю это вслух, мне в ответ звучит такое гробовое молчание, что я переживаю, не нарушила ли я некое религиозное табу. Даже Элара ужасается, а она ведь вроде как должна быть на моей стороне. Но нет, не когда дело касается всей этой чуши. Я должна быть здесь, на примерке, и точка. Ни шанса на побег.

Я развлекаю себя тем, что наблюдаю за женщинами, которым не разрешается приближаться ко мне или к платью. Им можно только передавать иголки, нитки, мелки, когда требуется, и молча ждать, предугадывая, что от них может понадобиться в следующий момент. Одна из них копается в корзине с инструментами, часть которых хорошо бы смотрелась в камере пыток. Она достаёт огромные ножницы с острыми лезвиями, сверкающими при дневном свете.

Что, по её мнению, они будут ими резать? Остальные продолжают заниматься своим делом, не замечая, как она подходит ближе. Никто не смотрит на неё, никто не протягивает руки в безмолвном ожидании ножниц. И она сама не смотрит ни на кого конкретного, как это делают все остальные. Она тихо перемещается, никуда не спеша и не привлекая внимания.

Я напрягаюсь, когда она подходит ко мне, но ничего не происходит. Зал полон людей, однако единственный обученный солдат стоит у самых дверей. Я пытаюсь стряхнуть с себя дурное предчувствие и выкинуть из головы все жуткие подозрения.

Она сейчас стоит рядом с Эларой. По сравнению с аристократкой с идеально уложенными золотыми волосами и в изысканном платье, эта девушка, чьи волосы мышиного цвета закручены в удобный пучок, выглядит простой и неприметной. Она словно бы рассеянно покачивает огромными ножницами в своей тонкой руке, покрытой узором из маленьких белых шрамов. Похожие есть на её шее, такие светлые и незаметные, что я не уверена, не показались ли они мне. Она не держит ножницы как оружие, но что-то с ней не так.

Возможно, со мной играет моё собственное воображение.

Но она и не держит их так, как другие швеи, какой бы ни была её позиция в иерархии. Остальные носят свои рабочие инструменты как священные реликвии. Но эта…

Её, наконец, замечают.

— Какого чёрта ты там забыла? — ругается дизайнер. — Возвращайся к остальным и положи ножницы на место.

Девушка с мышиными волосами в одно мгновение преображается, двигаясь как одержимая. Она сбрасывает с себя личину кроткой неуклюжей помощницы и показывает лицо хладнокровного убийцы. Ножницы раскрываются, обнажая два острых лезвия. Оружие, однозначно. Она бросается на меня. Срабатывают инстинкты. Я выкручиваюсь из рук окружающих меня швей. Они с визгом разбегаются. Платье мешает мне двигаться, но у меня нет времени на размышления, я пытаюсь нырнуть вниз, уклоняясь от лезвий. Элара кричит, громко и пронзительно, и не успеваю я понять, что происходит, как она заслоняет меня собой.

Брызги крови повсюду, алое на серебряном. Они попадают на моё лицо, ослепляя. Я хватаю ткань, чтобы протереть глаза. Мне нужно видеть. Жизненно необходимо. Петра бросается в атаку. Моя стражница и эта убийца окружают меня с двух сторон, а я стою как мышка между двух кошек, прибитая к полу. Элара лежит у моих ног, всхлипывая и прижимая к себе руку. Живая, слава предкам. Я вновь наклоняюсь, накрывая её своим телом. Она ранена, и довольно тяжело. Много крови, артериальное кровотечение. Я хватаю кусок ткани и туго обматываю руку Элары.

— Держи, — командую одной из швей. — Не отпускай, не то убьёшь её.

Бледная как мел женщина крепко сжимает руку Элары, закрывая рану, чтобы остановить поток крови. Хорошо. С этим разобрались. Но я всё ещё на прицеле.

Мне на глаза попадается пара ножниц с длинными, тонкими лезвиями. По чьей-то причудливой прихоти они были декорированы в виде цапли. Два лезвия как длинный клюв с очень острым кончиком, но не длиннее моей ладони. Я хватаю их с пола, куда их бросили в панике. Это всё, что у меня есть.

— Тревога уже поднялась, — спокойным голосом сообщает Петра, подходя ближе, выискивая место для удара. Убийца не предоставляет ей такой возможности. — Сдавайся. Тебе некуда идти, ты проиграла.

— Разве? — она скалит зубы и нападает на Петру, та готова блокировать удар. Я вскрикиваю, когда убийца резко меняет направление. Это обманное движение. Лезвия ножниц скользят по животу Петры, и стражница сгибается пополам, её ошеломлённое лицо вмиг бледнеет.

Нет. О предки, нет. Петра начинает опускаться на пол.

Убийца переступает падающую стражницу и направляется ко мне. На её лице в шрамах сияет выражение триумфа.

Я не думаю, не колеблюсь. Иначе смерть. Я со всей силы швыряю цаплю-ножницы в неё. Так, как я тренировалась в метании ножей, так, как учил меня Зендер. Это скорее мышечная память, чем просчитанное действие. Ножницы летят вперёд, как дротик, и попадают прямо в её правый глаз, вплоть до колец.

Убийца отшатывается назад, словно у неё отказали ноги, и с грохотом падает на пол.

Кто-то продолжает кричать, всё громче и громче, исступлённым высоким голосом, эхом отражающимся в моей голове. Я медленно поднимаюсь, волосы спадают на лицо. Я откидываю их назад, пачкая кровью на своих руках.

Кон и Шай врываются в зал, за ними их стражники. Я осторожно подхожу к убийце, корчащейся на полу. Мне нужно взглянуть в лицо девушки, чтобы понять, мертва ли она. И понимаю, что да. Её тело просто ещё не в курсе последних новостей.

Шай настигает меня первым. Крепко хватает мои руки, разворачивая прочь от напавшей. И жертвы. Этой… этой девушки. Такой маленькой, худенькой. Теперь она выглядит жалкой.

— Ты ранена? Она задела тебя? — отчаянно вопрошает он, настолько поглощённый паникой, что не замечает, сколько людей смотрит на нас. Он осторожно меня встряхивает. — Бел, ответь мне!

Бел. Не «принцесса». Бел.

Я отталкиваю его, замечая шок на его лице, который он быстро скрывает, когда замечает Кона, подоспевшего к нам. Не понимаю их беспокойства. Да не ранена я. Разве не видно?

Оглядываю себя и вижу кровь. Конечно, я знала, что она там есть, но не думала о том, как это выглядит со стороны. Она повсюду. Кто-то зовёт врача, а я пытаюсь вернуть себе голос.

— Она затесалась среди помощниц портнихи. Использовала эти… — киваю на большие ножницы, валяющие на полу рядом с рукой девушки, пустившей их в ход как оружие. — Петра пыталась остановить её, но…

Петра! Я втягиваю ртом воздух и оглядываюсь в поисках подруги.

— Я здесь, ваше высочество, — голос Петры звучит неровно. Она сидит на полу, рядом с ней опустился Джессем, выполняя функции полевого врача. — Царапина. Пострадала лишь моя гордость. Это моя вина, капитан. Я должна была быть внимательнее.

Шай мотает головой, и я нисколько не сомневаюсь, кого он винит во всём. Не Петру. Она сама прекрасно с этим справляется. Нет, Шай не винит её. Его здесь не было. Петра сделала всё, что было в её силах, достала клинок, чтобы защитить меня, но та девушка было слишком быстрой. Такой пугающе быстрой.

Но для Петры это не имеет значения. Она выглядит раздавленной, даже когда прибегает медицинский персонал, толпясь вокруг неё. Она поднимает взгляд на Шая, её сожаление написано большими буквами на лице. Петру беспокоит, что она не справилась со своей задачей, и Шай стал свидетелем её провала. Я хочу сказать ей, что это не так, но знаю, что Петра мне этого не простит.

Том помогает рыдающей Эларе подняться на ноги. К ним подбегает принц Джондар. Оба мужчины колеблются, стоя рядом с ней, как танцоры, забывшие движения. Элара едва держится между ними. Её рука всё ещё сильно кровоточит, и Джондар требует оказать медицинскую помощь и ей тоже.

— Бел? — голос Кона, как сталь, прорезается сквозь всю суматоху вокруг меня. Взгляд его зелёных глаз холоден, и солнечный свет вновь золотит его кожу. Ужас исказил его черты, и я не могу винить его в этом. Как я выгляжу сейчас? Как настоящая дикарка.

— У меня не было выбора, — пытаюсь оправдаться. Он выглядит ещё злее, чем я ожидала. — Я понимаю, что мы могли бы допросить её…

Визгливый, истеричный голос дизайнера перекрывает всё, как бешеная сирена.

— Она убила её портновскими ножницами! — как будто в этом самый страшный грех. В том, что я использовала портновские ножницы. Её трясёт с макушки до пят, но она не умолкает, продолжая верещать стражникам: — Просто швырнула их, прямо ей в глаз, насмерть!

Это звучит чудовищно из её уст. Ужасно.

Я, правда, это сделала?

Жёсткость исчезает с лица Кона. Ему плохо. Или хуже того, ему страшно.

— Она не ранила тебя? — я мотаю головой, сбитая с толку. Он колеблется, будто бы боится, что я сломаюсь от его неверного движения. Или что нападу на него. — Ты сделала то, что было необходимо. Ты выжила, — он поворачивается к стражникам рядом с ним: — Осмотрите тело и допросите всех швей.

И вновь переводит взгляд на меня. Пристальный, отчаянный.

Он протягивает мне руки.

А я вся такая в крови и в испорченном свадебном платье. Это хуже самой несчастливой приметы, хоть по вейрианским, хоть по антейским, хоть по каким бы то ни было ещё обычаям.

— Прости, — шепчу я. — Платье…

— Неважно. Ты цела? Уверена, что она тебя не задела?

Я качаю головой и позволяю Кону взять меня за руки и увести прочь с места резни. Стараюсь не смотреть на Шая и остальных.

— Я в порядке, — мямлю, чувствуя себя растерянной от всего этого внимания. Я просто хочу отмыться и переодеться. Выбраться из этого проклятого платья и стоять под струями горячей воды, пока не смою все воспоминания.

Но некоторые воспоминания не могут просто утечь в слив, как ни старайся. Я подозреваю, что увиденное мной сегодня относится именно к таким воспоминаниям.

— Я провожу её высочество к её покоям, — сообщает Кон. — Шай, Джондар, мне нужен полный отчёт о произошедшем. Немедленно. Во всех деталях. Вы меня поняли?

Глава 11

Слухи разлетаются быстрее, чем я могла бы представить. И хуже всего фотографии. Не знаю, как это произошло, но кто-то сумел запечатлеть меня, с ног до головы покрытую кровью в испорченном свадебном платье, и эти снимки распространились со скоростью света, мгновенная сенсация разлетелась по всем новостным каналам межзвёздных СМИ. Экраны Антееса, встроенные в зеркала в декоративных рамах, транслируют моё лицо, как портреты в галерее, и это пугает. Я полная противоположность Матильды, чудовище в сравнении со святой. В репортажах не найти ни доброты, ни хотя бы понимания. Они только подливают масло в огонь. Вейриан потряс своим варварством даже самые светлые души.

Им нужна наша защита, но они не желают видеть нас рядом. Ведь это слишком опасно.

«КРОВАВАЯ НЕВЕСТА» — выкрикивает один заголовок. «БРАК, ПОСТРОЕННЫЙ НА КРОВИ» — заявляет другой. И даже: «ЭТОГО АНТЕЕС ЖДЁТ ОТ ВЕЙРИАНСКОЙ КОРОЛЕВЫ?». Фотографии только подтверждают те слухи, которые они распространяют.

Да, я теперь чудовище. Чудесно.

Но официальные отчёты о вскрытии, присланные на следующий же день, тревожат ещё сильнее. Они подробно описывают меховские импланты, которые в больших количествах были вживлены в тело убийцы. Она выглядела так похоже на человека, на очень юную девушку. Врачи, вызванные для проведения исследования, сообщили Шаю и Джондару, что ни один орган не остался без изменений. Она двигалась так быстро, потому что была на то запрограммирована.

Она была мехой, которая совсем не выглядела как меха. Пока не начала действовать.

Я вспоминаю узор из шрамов на её коже. Не представляю, как они их делают. За эти годы вейрианские военные захватили несколько мех, изучали алгоритмы действий одних и препарировали других, чтобы узнать о них больше, но результаты научных исследований за пределами моего понимания. Я только знаю, что это должно быть больно.

Новостные репортажи не освещают эти подробности. Я и не удивлена особо. Где мехи, там и гравианцы. Никто не рискует показывать пальцем. Империи не нужна очередная война на пороге.

Никто не говорит об этом, потому что все слишком напуганы. Лучше утверждать, что вейрианка убила другую женщину, чем сообщать о том, что произошло на самом деле, что я справилась с био-усовершенствованной мехой, посланной врагом, чтобы убить меня.

Они не хотят правды. Никто не хочет.

Шай погрузился в дела. Он всё время занят тем, что координирует мой день и постоянно повышает меры безопасности. Кона тоже никогда не застать: то он занят государственными делами, то запирается в своей башне. Джондар, однако, мелькает чаще. И Элара, стоило ей только пойти на поправку, уже успела договориться с Ферролтом: он пришлёт новое серебряное платье, которое — вот удивительно — вовсе не требует личного присутствия на примерке.

Прошло два дня. А как будто целая жизнь.

Петра тоже быстро возвращается к своим обязанностям, но больше не дежурит в одиночку. Даже если это наказание за провал или сомнение в её компетенции как моей стражницы, Петра стойко держится, не подавая виду. Теперь с ней всегда есть ещё кто-то, что бы там ни гласили антейские приличия.

Словами не передать, как это меня раздражает. Я сама расправилась с убийцей, а в итоге по-прежнему окружена стражниками днём и ночью, запертая в своих покоях, как дорогая коллекционная кукла. Я хочу кричать от отчаяния. Что такого мне нужно сделать, чтобы доказать, что я могу сама о себе позаботиться?

— Это не аргумент, — отвечает Шай, когда я высказываю ему это на следующий вечер в личном саду рядом с моими покоями, в окружении белых роз и сильно пахнущего жасмина.

— А что это тогда?

— Для начала, ты в принципе не должна была оказаться в подобной ситуации. Джондар подавлен. Кон в ярости. Нам нужно как-то минимизировать последствия. Это плохо сказалось на твоей репутации.

— Репутации, — фыркаю я.

— Именно, — он такой тихий. Непохоже на него.

Я замираю и всматриваюсь в него, возможно, впервые, с тех пор как мы прибыли на Антеес. Напряжение выражается в морщинках у его сияющих глаз, в тенях, залёгших под ними. Я протягиваю ладонь, чтобы коснуться его, отчасти полная страха, что он отшатнётся. Но он не отдёргивает руку, и тем хуже. Я сжимаю его рукав, и мне кажется, что я держу камень, завёрнутый в ткань.

— Шай? — шепчу его имя, сама не зная, что хочу спросить.

Он закрывает глаза, тяжёлые складки образуются между бровей и на лбу.

— Пожалуйста, не надо.

— Что? — моя рука безвольно падает. Я слишком сильно нервничаю, чтобы и дальше продолжать удерживать его.

Он говорит, но как будто не своим голосом. Он дрожит, а слова, кажется, сами вырываются:

— Не говори ничего. Я видел тебя. Я видел кровь, ты вся была в ней. Столько крови, что я подумал…

Кажется, я поняла.

— Что ты не смог меня защитить.

Его глаза распахиваются, сверкающие и пронзительные. Его глаза, которые я знаю как свои собственные. Теперь я вижу его, того Шая, которого знаю с детства. Шая, которого я люблю. И он в ярости. Даже больше, чем в ярости, понимаю я в то же мгновение. Это Шай, которого я никогда прежде не видела. Он в ужасе. В отчаянии. Его руки вцепились в мои, и его хватка такая крепкая, что мне кажется, он может сломать мне пальцы. Но меня это не страшит. Я даже не думаю об этом. Я могу только смотреть на него — на пламя, полыхающее в его глазах.

— Что я потерял тебя!

Не успеваю я ответить что-нибудь или хотя бы оправиться от шока, как он вскакивает на ноги и уходит прочь. Его трясёт от злости, от безнадёжности. Вот-вот он исчезнет из поля зрения, и я боюсь, что больше никогда его не увижу.

Но он не уходит. Он останавливается в нескольких ярдах от меня, пронзая взглядом выход из сада. Там стоит Кон в окружении Тома и Дэна, стоящих на дежурстве. Они ведь не могли остановить антейма, да? Прямо сейчас я бы хотела, чтобы они хотя бы попытались.

— Ваше величество, — приветствует Шай как ни в чём не бывало. Словно его голос не звучал ещё несколько секунд назад так, словно я вырвала его сердце и втоптала в грязь.

— Капитан, — произносит Кон таким же ровным тоном, с некой настороженностью. Он нас слышал? Или просто злится, как сказал Шай. Злится на всё: на ситуацию, на постоянные промахи, из-за которых моя жизнь под угрозой. Справедливости ради стоит заметить, что больше всего прав злиться здесь у меня, если дело именно в этом. — Я пришёл навестить принцессу. Как она?

Я разглаживаю юбки, поднимаясь, и подавляю желание высказать им обоим, что я стою прямо здесь и могу говорить сама за себя. Вместо этого я отвечаю:

— Я в порядке, ваше величество.

Он пытается улыбнуться. Непривычно нервное выражение на его красивом лице.

— Могу я присесть рядом ненадолго?

Прямо сейчас?

Ну, конечно, сейчас. Почему бы и нет. Это ведь самый подходящий момент — когда мне нужно поговорить с Шаем, а не Коном. Но я не могу отказать ему.

Шай делает вид, что его здесь нет. Что он имел в виду? Только то, что он не справился со своими обязанностями и чуть было не потерял свою подопечную из-за убийцы? Разумеется, только это. Что ещё могли значить его слова? Это же Шай. Предки знают, он не мог вложить в них ещё какой-то смысл. Неважно, чего я хочу. Я никогда это не получу.

Кон рассматривает меня своими зелёными глазами, внимательными и слишком, слишком умными. Он подмечает всё и, подозреваю, понимает больше, чем мне бы того хотелось. Это напрягает.

Шай покидает нас, не успеваю я и слова вставить. А что я, так или иначе, могла ему сказать? Кон смотрит ему вслед.

— Он слишком строг к себе.

— Он слишком строг ко всем, — я ловлю себя на том, сколько горечи прозвучало в моём голосе, и мысленно морщусь. Не очень красиво с моей стороны, знаю. Но я не уверена, что могу сейчас вести себя как подобает. Всё равно это чистая правда.

Я вновь присаживаюсь, сдувшись.

— Извини, что я не проявлял к тебе должного внимания, — говорит он, с заметной тщательностью подбирая каждое слово. — Я был завален работой последние несколько недель, с тех пор как ты приехала. Мы разрабатываем новые солнечные батареи, и прототип пока сложно сбалансировать. Но это может стать прорывом в индустрии.

Солнечные батареи? Почему он заговорил о солнечных батареях?

Кон тянется к розам, выбирает одну — идеальный белый бутон — и крутит в руках, внимательно рассматривая, после чего садится ко мне.

— Мне сообщили, что тебя всё же задели? — в его голосе чуть ли не упрёк. Я же говорила ему, что цела и невредима. Пожимаю плечами.

— Пара царапин, да и только.

Антейм хмыкает едва слышно, всё ещё не отрывая глаз от розы.

— Мы обследовали девушку. Уверен, тебе уже сообщили. Я проследил, чтобы Шаю передали все подробности. Результаты были… ну… Я никогда не видел такой мехи. Всё было усовершенствовано: все органы чувств, каждый нерв, каждая клеточка.

— Знаю. Я читала отчёт.

Каждое слово. Я не могла оторваться, даже когда захотела. Сама настояла на том, чтобы Шай дал мне его, хотя и видела его нежелание. Я просто не могла отстраниться, чтобы другие разбирались, а я только слушала сжатую версию. Мне нужно было знать.

— Хорошо… Хорошо, тебе стоит знать всё. Было ещё кое-что. Мы не стали добавлять это в официальные отчёты, потому что люди будут… — его голос обрывается, словно он не хочет продолжать.

— Будут что?

Кон делает глубокий вдох и сжимает розу в руке.

— Я присутствовал на вскрытии, чтобы убедиться. Они должны были препарировать её для этого. Они сделали глубокий надрез, извлекли органы, выжгли нервные окончания и скрутили проволокой её сухожилия. Вместо глаз вставили импланты, просто похожие на глаза, а в мозге установили чипы для управления телом и передачи сигналов с информацией, которую можно сразу разместить в сети. И первым делом они опубликовали фотографии. Вот как им удалось сделать это с такой скоростью. Они следили за тобой, Бел.

— Все эти фотографии в новостях? Но кто… кто следил за мной?

Даже если он и расслышал мой шёпот, он не отвечает.

— Но это всё мелочи по сравнению с тем, что они сделали с ней.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Обычно мех создают из мёртвых тел или из тех, кто на грани жизни и смерти. Но, как мне сказали, не в этом случае. Она была живой — и, вероятно, в сознании — всё время.

Я пытаюсь осмыслить сказанное им. Они разрезали её, наполнили имплантами, микросхемами и предки знают чем ещё, а потом просто зашили. Живую. Они держали её живой.

— Кем она была?

Он качает головой.

— Помощницей швеи. Ничего особенного. Ей просто не повезло устроиться на работу не к тому человеку. Элина Мейсп, лимасиллийка, девятнадцать лет.

Я поднимаю ладонь, чтобы прервать его. Не хочу знать больше. Должна, но не могу. Её похитили, запрограммировали, и она, похоже, всё осознавала. Каждый шаг. «Чудовищно» — слишком мягкое слово.

— Кто это сделал? Кто, Кон?

Он закрывает глаза, сжимая губы в жёсткую линию. Напряжение заостряет все его черты, кровь отливает от лица. Он похож на одну из статуй, украшающих сады и террасы. Вот только те выражают спокойствие, умиротворение. Он же, напротив, выглядит так, словно испытывает сильные муки.

Единственное слово, которое он произносит, звучит так, будто рвёт ему горло изнутри:

— Гравианцы.

Я проглатываю свою первую реакцию, выжидаю паузу, собираясь с мыслями, потому что сама опасаюсь того, что могу сказать… или прокричать.

Я знала. Я знала это с того самого момента, как услышала голос посла. Я знала, а Кон не стал слушать.

— Гравианцы? Ты уверен?

— Материалы, навыки, координаты передачи сигналов… всё указывает на них. Я должен был тебя послушать, Бел. Извини.

Теперь он просит прощения?

Я не ожидала этого. Он антейм. Никто из вейрианцев не стал бы этого делать — побоялись бы выглядеть слабыми. Не могу представить, чтобы Зендер или мой отец так смиренно извинялись. Или Шай… нет, никогда.

Моё горло сжимается, и я тянусь к кулаку Кона, в котором он сжал бутон. Его кожа кажется холодной, сухожилия натянуты, как стальные, но от моего прикосновения он расслабляется и вновь открывает глаза.

— Это уже неважно. Я в порядке, — говорю ему.

Его кулак раскрывается, и он протягивает мне розу. Неповреждённую.

***

Последнее, чего я ожидаю, так это сообщение из дома. Сигналы обычно прерывистые и ненадёжные, огромное расстояние и вмешательство врагов сказываются на связи. Но когда я на следующий день сажусь обедать и открываю досье, ожидая обычные отчёты и заметки о правилах жизни при антейском дворе, нахожу сообщение:

«Его Королевское Высочество кронпринц Лисендер Меррин Вейрианский, герцог Утраченного Мыса и законный престолонаследник королевства Вейриан с величайшей радостью принимает приглашение на свадьбу антейма Конлейта и дорогой сестры принцессы Беленгарии Меррин, герцогини Эльведен, графини Дюнен. В силу обстоятельств непреодолимой силы он не имеет возможности задержаться более чем на день самой церемонии, после которой, по личному приказу Императрицы, последует к императорской резиденции на Куоре».

Это одновременно и самая волнительная, и самая тревожная новость, которую я когда-либо получала. Его пригласил Кон? Я не ожидала, что приедет кто-то от моей семьи. Не думала, что хоть кто-то об этом подумает. Наверняка это сделал Кон. Прилив благодарности быстро прошёл, когда я дошла до второй части сообщения.

— Что такое, ваше высочество? — спрашивает Джессем. Сегодня он на посту, рядом с ним у двери стоит Том.

— Зендер приедет на свадьбу.

— Так это же хорошо, нет? — он широко улыбается. Они боготворят моего брата почти так же, как Шая. Он герой, воин, образец для подражания.

— Да.

Это-то хорошо. Но вот вторая часть сообщения, та, которую он добавил не просто так, заставляет меня нервничать. Его вызвали на Куоре. Раздаётся стук в дверь, я поднимаю глаза, в комнату входит Кон, его стражники и слуги. Я встаю, приветствуя, и он отвечает изящным поклоном.

— Принцесса Беленгария. Слышал, вы получили вести из дома.

Заставляю себя отбросить тревожные мысли, улыбнуться, словно это самые лучшие новости в мире и никакого скрытого подтекста там нет.

— Да. Прекрасная новость. Даже если всего на один день.

Кон улыбается, радостно, искренне.

— Я много слышал о подвигах вашего брата. Для меня большая честь познакомиться с ним.

Я не уверена, что сказать в ответ. Между нами вновь наступает неловкое молчание, бесконечно долгий момент, когда мы просто смотрим друг на друга, пытаясь подобрать слова в этой формальной обстановке. Я переношу вес с ноги на ногу, радуясь, что никто этого не видит под зелёными парчовыми юбками утреннего наряда. Мои волосы распущены, я уговорила своих служанок попробовать более свободную и естественную причёску. Так, по крайней мере, моя голова не начнёт болеть к полудню. Возможно, они жалеют меня после всей этой истории с неудачным покушением. Или боятся.

Кону, похоже, ничуть не легче, чем мне. Столько людей вокруг нас — столько глаз и ушей — и столько дел по расписанию. Кажется, у нас нет ни малейшего шанса поговорить нормально. А ведь мы собираемся пожениться. Как вообще это всё будет? Может, в первую брачную ночь тоже будут надзиратели?

Я запинаюсь на этой мысли. Раньше как-то об этом не задумывалась. А должна была. Я ведь выйду за него замуж. И это подразумевает… ну, всё это. Общую постель. Наследника.

Моя кожа вспыхивает, мне становится жарко и душно. Я совсем не думала об этом. Да, я нахожу его привлекательным, но…

— Бел? — голос Кона всё ещё мягкий, обеспокоенный. — Ты хорошо себя чувствуешь? Вот, присядь сюда.

О предки, он знает, о чём я подумала.

Он помогает мне опуститься на стул. Его прикосновение согревает мою кожу. Как он это делает? Предки, это так смущает.

— Прости.

— На тебя столько всего навалилось. Это мне стоит извиниться: не думал, что для тебя это станет таким шоком.

Шоком?

Зендер. Он говорит о Зендере. И о приказе ему явиться на Куоре.

— С чего бы Императрице вызывать его?

— Это может быть пустяк. Просто так. Возможно, чтобы просто получше узнать вашу семью. Это самая правдоподобная причина, ведь так?

— Наверное, да.

Он сжимает мою ладонь в знак поддержки, но в его глазах я вижу что-то ещё. Предостережение? Да, точно оно. Предостережение. Конечно, за нами всё время наблюдают. Все вокруг. И болтают. Некоторые докладывают, и совсем не факт, что это не доходит до ушей тех, кого бы мы не хотели посвящать в свои дела. Мы все это понимаем.

— Конечно. Императрица также наслышана о вашем брате, вне всяких сомнений. Она, вероятно, желает лично убедиться, правдивы ли слухи. Лисендер и Люциус — герои воины. Они возглавляли войска, руководили спасательными операциями, отбили дюжину гравианских атак по всей галактике. Их имена знают повсюду, — он смеётся. Так простодушно и в то же время я знаю, что нарочито. Но его не в чем упрекнуть — он пытается подбодрить меня и, наверное, защитить. И сам факт, что он много слышал о моих братьях, вселяет в меня чувство гордости.

Он отворачивается от меня к остальным и улыбается.

— Одну минутку, дамы и господа, будьте добры, — громко произносит он. — Жених может же немного побыть со своей невестой наедине? Уверен, мы не станем тут же нападать друг на друга.

Он говорит это в шутку, и все смеются, покидая комнату. Хотела бы я уметь отдавать приказы таким же легкомысленным тоном, от которого люди сами спешат выполнить, что им было велено. Даже несмотря на то, что не все из них так уверены в том, что он в безопасности рядом со мной, Кровавой невестой. Мало ли, я могу напасть на него с ложкой.

Кон выдвигает стул и садится напротив меня. Внезапно он стал предельно серьёзным, и облегчение испарилось, как утренний туман.

— У нас мало времени. Считанные минуты.

— Зендер в беде?

Он мотает головой, но не выглядит таким уж уверенным.

— Фотографии, попавшие в сеть, не принесли нам ничего хорошего. И тем более твоему брату. Он несколько раз сделал акцент на вопросе, почему ты не была защищена лучше. Он мне тоже отправил сообщение, но Империя его перехватила. Ну, я так думаю. То, что пришло, было подвергнуто изменениям.

Изменениям или цензуре?

Могу представить реакцию Зендера. Я только надеюсь, что он хоть немного подумал головой, прежде чем отправлять сообщение. Но не уверена. Может, и хорошо, что Кон не смог прочитать первоначальную версию. Но меня беспокоит, что кто-то другой смог.

— Есть ещё что-то, да?

— Ничего серьёзного, уверяю. В системах связи было много шума. Передвижения, пропавшие без вести или по непонятным причинам резко сменившие курс космические корабли, перемещения войск. Угрозы. Обстановка очень напряжённая. Гравианцы встали в позу и выразили протест Императрице. Она, само собой, игнорирует их. А Лисендер… — Кон не заканчивает предложение. Я морщусь.

— Дай угадаю, вне себя от гнева.

Губы Кона дёргаются в ухмылке.

— О да. Он грозил прийти сюда не на свадьбу, а чтобы забрать тебя домой, пока наша некомпетентность не прикончила тебя или пока мы не заключили союз с гравианцами. Похоже, его дезинформировали о наших намерениях. Но об этом уже позаботились. Имперский совет даже собирался запретить ему вылет, если он сделает что-нибудь необдуманное. Императрица была в ярости на него. Хотя некоторые полагают, что она в то же время заинтригована им, как и всеми вами. Ваша семья теперь правит Вейрианом, но вы неизвестная величина в имперском уравнении.

— Тогда зачем было меня сюда посылать?

Он отводит взгляд, печально улыбаясь.

— Потому что ты нужна нам. Ты ведь это знаешь, да? В любом случае, не бойся за своего брата. Судя по тому, как дела обстоят сейчас, я думаю, что они ограничили его присутствие на свадьбе, просто чтобы преподать ему урок.

— И мой отец наверняка с ним солидарен. Он, должно быть, в ужасе, — я представляю, как они увидели эти фотографии со мной, всю в крови. Ядерная смесь страха и гнева. Вся моя семья в тревоге, в смятении, в гневе. Я буквально вижу, как злится Зендер, как Люц собирает войско, как Арт разрабатывает кучу операций по моему спасению и как наш отец пытается справиться со всем этим, удерживая всех сыновей под контролем, хотя самому отчаянно не хватает информации и слов поддержки. Мог ли он обратиться к духу моей матери, чтобы она приглядела за мной? Меня бы уже ничего не удивило. В обратной ситуации я бы горы свернула ради них. — По поводу произошедшего, Кон… Мне очень жаль.

— Жаль, что тебе пришлось спасать свою собственную жизнь? — он снова берёт меня за руку, крепко сжимая и успокаивая. — Никогда, никогда не извиняйся за это, слышишь?

Я с трудом сглатываю. У меня словно глыба льда застряла в горле. Паника поднимается во мне, я не могу это контролировать.

— Не знаю, смогу ли я, Кон. То есть я попытаюсь, я выполню свой долг, но я не знаю… Я не создана для всего этого. Я не…

— Тссс… — он прижимает палец к моим губам, мягко останавливая меня. — Никто не создан для этого. Но мы справимся с этим.

— Но как же… Кровавая невеста?

Он смеётся. Он в самом деле смеётся.

— Это лучше, чем то, как называли меня, когда я женился на Матильде. Мальчишка-король. Маменькин сынок. Её личная игрушка. Твоё прозвище хотя бы звучит… внушительно.

Я не смотрела на это с такой стороны. Должно быть, это очень неприятно, когда тебя воспринимают вот так.

— Она была намного старше тебя?

— Не намного. Но достаточно. Матильда заранее знала, что ей недолго осталось. Выбирая мужа, она выбирала наследника.

— А как же её братья?

Подушечка его большого пальца гладит внешнюю сторону моей ладони, скользя по костяшкам, отчего внутри меня вновь разливается тепло. Он такой нежный и будто бы сам этого не замечает.

— Антейм — это не наследуемый титул. Джондар не хотел корону. А Кендал ещё даже младше, чем я, и склонен к опрометчивым поступкам. Как ты, вероятно, заметила. Она не была уверена в его здравомыслии.

Кендал подтвердил, что её сомнения были не напрасны. От одной мысли, что он мог встать во главе Антееса и заключить союз с гравианцами, меня бросает в дрожь. Что такой, как он, мог бы сделать с этим прекрасным, цветущим миром? Что бы он позволил натворить гравианцам? Они опустошали планеты и оставляли за собой одну разруху.

Матильде было не занимать мудрости.

— Давай я покажу тебе кое-что, — предлагает Кон, прерывая мои мысли. — Только ты и я.

***

Разумеется, здесь не только он и я. Поначалу. Кон вызывает дирижабль, не тот гигантский, на котором мы летали к Рондету, а поменьше и заметно быстрее. Это военное судно, но скорее антейское, чем вейрианское: я провожу руками по полированному красному дереву и сверкающей хромированной поверхности, сажусь на красную бархатную обивку и гадаю, зачем было нужно так тщательно украшать внутреннее пространство. Двигатели гудят, оживая. Кон присаживается рядом со мной. С нами пять его стражей, а также Том и Петра, которым явно не по себе. Они не смогли связаться с Шаем, и им пришлось оставить сообщение через других.

Меня это не волнует. Я за пределами дворца, и чем дальше мы от него удаляемся, тем свободнее чувствует себя Кон без льстецов и подлиз. Если бы Шай не избегал меня, он был бы в курсе.

— Могу я… можно мне заглянуть в кабину пилота? — спрашиваю я.

— Конечно, — он мигом подскакивает и подаёт знак стражникам, чтобы остались, когда те порываются пойти следом. — Там нет места для всех. С нами всё будет в порядке.

Они не выглядят обрадованными, но он прав. Мы еле протискиваемся за сиденьем пилота — женщины делового вида с красными волосами и ехидной улыбкой. Она уже мне нравится. Второй пилот уступает мне своё место, и я чувствую себя как дома.

Я будто бы снова надела свою форму и села за управление. Управление везде одинаковое — здесь оно, естественно, красиво оформленное, но всё же очень узнаваемое. Я не могу сдержать улыбку.

— Желаете порулить, ваше высочество? — спрашивает женщина.

Моё сердце подскакивает в груди. Хочу ли я летать? Хочу ли я дышать?

— Если можно, — и вот уже в следующее мгновение я управляю дирижаблем. Моё сердце радостно поёт, наслаждаясь каждой минутой.

Наверное, улыбка не покидает моего лица всё это время. Пилот, Эллиш, указывает направление, но вскоре я понимаю, что мы движемся тем же путём, что и в прошлый раз — на юг, над обширными лесами к зданию Рондета. Это судно откликается не так быстро, как «Оса» — а как же? — но это добротный летательный аппарат, мощный и плавный. В нём я не чувствую себя частью единого механизма, да и неважно. Эллиш по праву гордится им. Мы обмениваемся парой слов, об её опыте полётов и подготовке. Она интересуется «Осой», и я пытаюсь описать её, но получается не очень. Мы даже смеёмся в какой-то момент. Кон всё это время просто наблюдает, подмечая каждую деталь. Я прекрасно помню, что он стоит за моей спиной, не давая никому другому присоединиться к нам в кабине. Я знаю, что он это делает ради меня, чтобы дать мне хотя бы это.

Я ловлю попутный ветер, попадая в воздушный поток, придающий нам ускорение. На быстром корабле и с идеальными погодными условиями мы добираемся до места всего за час, что втрое быстрее нашей прошлой поездки. Надеюсь, мои навыки тоже этому поспособствовали.

Эллиш забирает управление, чтобы совершить посадку, и мы легко и просто приземляемся, без лишней помпезности. Просторная территория перед зданием Рондета совершенно безлюдна сегодня, здесь слышны только голоса птиц. Само здание пустует. Кон достаёт бутылку вина и два бокала из корзинки, которую несёт один из его людей, и тут же распускает их всех. Они расходятся по периметру, занимая посты наблюдения, а Кон заводит меня внутрь.

Том и Петра замедляются на пороге, готовые следовать за мной куда угодно, но внезапно отчего-то сомневающиеся. Кон разворачивается к ним:

— Это священное место. Боюсь, вам придётся подождать снаружи.

Судя по их виду, они не хотят повиноваться. Я закатываю глаза.

— Всё в порядке, — говорю им, понимая, что они в самом деле не подчинятся ему, если я промолчу, и это будет грубым нарушением приличий. Но если честно, они могут ослушаться даже меня. — Подождите здесь.

Том всё же собирается возразить, но Петра кивает:

— Проведите время со своим женихом, ваше высочество. Мы постоим на страже.

Она шепчет что-то на ухо Тому. К моему удивлению, тот краснеет и тоже кивает. Я пристально смотрю на свою единственную девушку-стражницу, задаваясь вопросом, что такого она могла ему сказать, и в то же боюсь услышать ответ. Петра слишком хорошо меня знает. И, как мне кажется, знает то, чего не знаю я. Я расспрошу её потом, даже если, возможно, мне не захочется услышать то, что она может сказать. Кон — мой будущий муж. Это что-то да подразумевает. Даже если я сама не до конца всё понимаю.

Я следую за Коном в самый центр зала под огромным куполом, где преломляя свет, сверкает кристалл, прекраснее, чем когда-либо. Но Кон не останавливается, не садится на траву. Он поворачивает налево и идёт вниз по небольшому склону на укромную поляну, а затем вверх к каменной стене.

— Мы одни? — спрашивает он. Здесь больше никого нет. Даже членов Рондета. Интересно, где же они. Здесь нет никаких домов или чего-либо ещё, пригодного для проживания, кроме самого этого здания.

— Да.

Он давит ладонью на стену, растопырив пальцы.

— Тебе нужно попросить, — говорит он мне. — Чтобы получить разрешение войти, понимаешь? Хотя мне они никогда не отказывали.

Скала, грохоча, отодвигается в сторону, и я сдерживаю удивлённый возглас. Несколько секунд я просто смотрю, пытаясь понять, как это произошло. Я не вижу механики. Это как по волшебству. Если бы я верила в магию. За каменной стеной открывается проход, освещённый жутким свечением фосфоресцирующих камней, размещённых вдоль стен. Их все огранили и отшлифовали заботливыми руками.

— Идём?

Я колеблюсь.

— Ты уверен? Это точно безопасно?

Кон улыбается.

— Да. Абсолютно безопасно. Клянусь.

Я делаю шаг вперёд, неуверенно, представляя лицо Шая, если бы он меня здесь увидел, или то, как он сейчас выглядит, не зная, где я. Он уже начал переворачивать дворец вверх дном? Созвал стражу? А если бы ему сообщили, что я здесь, он явился бы сюда, нашёл бы нас? Но я ведь здесь вместе с Коном, со своим без пяти минут мужем, так что всё находится под контролем, ведь так?

— Может… может, нам стоит сказать кому-нибудь, куда мы пошли…

Кон поднимает брови и снова ухмыляется.

— Они не знают об этом месте. Кое-кто знает, но им нельзя войти. Это священное место, я это не придумал. Это был наш секрет — Матильды и мой. А теперь и твой. Прошу, Бел.

Он протягивает руку. Что я могу на это сказать?

Я беру его за пальцы, чувствуя тепло его кожи, следы мозолей, которые появились не от оружия, а от инструментов. Как странно. Как удивительно.

— Если ты уверен…

— Разумеется, уверен. Доверься мне.

И тогда я понимаю, что в самом деле доверяю ему. По правде говоря, это осознание поражает меня. Как он сумел завоевать меня так быстро? Это кажется невозможным, но вот она я, иду за ним по тайному проходу под местом встречи Рондета, как девушка, потерявшая голову. Мне нужно осмыслить это новое чувство, но пока я не могу думать ясно. Так же, как не могу отпустить его руку.

Тишина продолжается, пока я не начинаю испытывать неловкость.

— Матильда показала тебе это место?

— Да, вскоре после нашей свадьбы.

Он говорит это так спокойно. Наверняка он скрывает свои чувства. Кон в принципе редко проявляет эмоции. Он милый, добрый, галантный. Только два раза я видела на его лице какие-либо сильные эмоции: когда на меня напали при примерке платья и когда он был под тем двигателем, отдавая приказы, как старший сержант. Он должен был быть напуган, или хотя бы обеспокоен, но ничего подобного. Он наслаждался этими мгновениями. Стоял лицом к лицу со смертью и радовался происходящему.

Глубоко внутри, в этом тихом омуте, таится сорвиголова, который нечасто выбирается на поверхность. Что делает эту его черту ещё взрывоопаснее.

Но я не спрашиваю об этом.

— Ты любил её?

Я тут же жалею, что задала вопрос.

Он замирает, забирая руку и пытаясь обхватить себя. По крайней мере, он ведёт себя так. Он хочет, чтобы я так думала. Хотя он и не показывает чувства так открыто, как вейрианцы, он явно их испытывает. Маска возвращается на место уже через секунду.

Но я заметила. Столько скорби.

— Да, — произносит он довольно ровно. — Любил, сильно. Она была добра ко мне. А я был очень молод.

Он вновь замолкает. А я не могу придумать, что ещё можно сказать. Я не хотела сделать ему больно. Но поднимать разговор о Матильде было ошибкой, пора бы мне это уже понимать.

Почему же я всё ещё делаю это? Почему я не могу просто оставить всё, как есть?

Но она, как призрак, между нами. Всегда идеальная, всегда рядом.

Даже если здесь только я и он, мы никогда не бываем наедине.

Глава 12

Символы и значки, похожие на те, что я видела в Лимасилле — драконы, спирали, алмазы и солнечные лучи, — украшают местные стены. Я рассматриваю их по пути, стараясь избежать разговоров, а то с меня станется ляпнуть ещё что-нибудь неловкое. И уж точно я больше не буду спрашивать его о предыдущей жене.

Вскоре узкая тропа расширяется, и мы оказываемся в большом зале с гладкими, изогнутыми стенами. Из кристалла над нами струится свет. Отражаясь в гранях, он освещает каменный зал всеми цветами радуги.

— Это же тот кристалл, у которого нас встречал Рондет, — говорю я, разглядывая диковинку. — Мы прямо под тем залом?

— Да. Свет из сада попадает прямо сюда. Удивительный шедевр инженерии.

— Очень красиво.

Ему идёт мягкое выражение лица. На его губах играет чуть заметная улыбка.

— Я так и сказал, — бросаю на него сердитый взгляд. Может, он и имел это в виду, но он не произносил этого. Или он думает иначе? Выглядит так, будто он, правда, так считает. — Рад, что тебе нравится.

Возвращаю ему его улыбку. Она у него заразительная.

— Но что это за место?

Зал сам по себе круглый, простой, без каких-либо украшений, если не считать волнистые символы, которые я начинаю распознавать как древнеантейскую письменность. Они тянутся длинными строчками по стенам, вдоль пола и потолка. Никаких картинок, только слова. Интересно, может ли кто их прочитать? Готова поспорить, что если кто и знает этот язык, так это Кон, но не произношу этого вслух. Он подумает, что я пытаюсь ему польстить или вроде того.

— Это… место встреч, как и зал над нами, только более уединённое. И это… — он отходит, разворачивается и поджимает губы. Что бы он ни собирался сказать, он обеспокоен тем, как я могу отреагировать. Хм, любопытно. — Это священное место. По крайней мере, мы в это верим.

Священное место… Он уже говорил. Это очень важно для него. Неужели он думает, что я могу высмеять это? Его веру? Я никогда бы так не поступила. Поднимаю глаза на кристалл. Такой огромный. Только малая его часть была видна сверху.

— Кон, если на Антеесе есть кристаллы такого размера, то зачем вам Келта?

Он отвечает не сразу, словно ему нужно обдумать ответ на вопрос, который он не совсем понимает.

— На Келте мои люди, — сурово говорит он. По крайней мере, они там были. Теперь спутник заняли гравианцы, и я подозреваю, что там мало осталось тех, кого можно было назвать «людьми», но я оставляю эти мысли при себе. — Что до кристаллов, то они здесь скорее как связующая сеть, или вены… Да проще показать.

Кон давит ладонью на гладкую скалу, как он это делал на входе, и от его прикосновения на камне возникает рябь. Я не могу оторвать глаз. Это невозможно. И всё же я вижу своими глазами, как оно движется, будто бы кто-то бросил гальку в воду. Скала отъезжает в сторону, как вода стекает по стеклу, смывая пар, и всё, что я могу, — это зачарованно наблюдать.

Некое тело лежит за этой скалой: то ли спит, то ли похоронено в кристалле, таком же, что над нашими головами. Это не человек. Даже близко нет. Оно не похоже ни на что виденное мной прежде. Это что-то вроде огромного насекомого или ящерицы в алмазном коконе. Фасеточные глаза смотрят вверх, а тело, по большей части, завёрнуто в множество разноцветных крыльев, как в плащ. Изящная морда, сужающаяся к длинному острому подбородку, обладает своеобразной красотой. Металлический блеск кожи виднеется из-под будто бы бумажных крыльев, которые, как я понимаю, укрывают её. Это напоминает мне ту инопланетную странность, что я видела на коже членов Рондета, этот же блеск я иногда замечаю на коже Кона. Создание, лежащее в кристалле, похоже на существ, чьи изображения можно встретить на Антеесе буквально всюду. Я их мысленно называла драконами…

Я жду пояснений.

— Маэстре Аэрон, — объявляет Кон. Это имя одного из тех, с кем я разговаривала, глава Рондета. Я вновь осматриваю существо, сомневаясь, что это правда. Одновременно боясь, что каким-то образом всё же да.

— Но… — начинаю я и обрываю себя. Каждый раз, когда он мне казался инопланетным, я думала, что это мало похоже на правду. Но… настоящие инопланетяне? — И остальные тоже?

Кон проходит вдоль скалы и нажимает в другом месте. Ещё одна стена отодвигается, открывая похожее существо, только уже скорее медное, чем золотое.

— Маэстра Ренна.

Которая была так добра ко мне. Слёзы застилают глаза, неожиданные, нежеланные. Эти существа выглядят мёртвыми. Разве это может быть Ренна?

— Но… ведь те, с кем я разговаривала… были людьми. Ну, похожими на людей.

Я вижу, как он улыбается, в отражении на поверхности кристалла, но не могу заставить себя обернуться. Не могу оторвать глаз от инопланетной формы жизни передо мной.

— Это… проекции. Чтобы не напрягать собеседников.

Проекции? Но они ведь могли брать в руки предметы. Они казались такими реальными. Предложили мне чай.

— Как?

Он издаёт невнятный звук, полусмешок.

— Я задал тот же вопрос. Матильда тоже не знала. Их технологии вживлены в саму землю вокруг нас. Кристаллы, их вены, расширяют…

— Кон, я не понимаю. Они настоящие или нет?

— Ну конечно, настоящие. Они стараются изо всех сил, чтобы поддерживать иллюзорные образы, но элементы их истинной сущности всё же проглядывают.

Я давлю ладонью на кристальную поверхность, завороженная. Так, значит, они не люди. Но они настоящие.

— Кто… кто они?

— Рондет. Древние антейцы, которые были здесь до нас. Раса, которая жила здесь до нас. Это был их мир задолго до того, как он стал нашим. Обычно они не появляются. Это забирает у них все силы. Большую часть времени они спят.

Коренные антейцы, о которых было упоминание в тонких досье, прочитанных мной. Древние, которые построили лимасиллийский дворец и много чего другого. Но предполагалось, что они уже давно вымерли. Империя не разрешает колонистам заселять планеты, где есть местные жители. Исключений не было. Этот закон лежал в основе самого первого межпланетного соглашения. Допускается сосуществование при согласии других рас, но нельзя заселять их миры. Это будет приравнено к вторжению. Чем-то вроде этого как раз занимаются гравианцы. Вместо этого заселённым планетам предлагается вступить в Империю, хотя они редко встречаются. А незаселённых миров, в любом случае, намного больше…

Я пытаюсь вспомнить, как дышать, стараюсь подавить рой вопросов, поднявшийся внутри меня, и суметь задать правильные. Но безуспешно. Они все рвутся разом. Переплетённые так, что не разобрать.

— Как… то есть… почему… Кон?

Он тянется ко мне, но я отшатываюсь назад, мой локоть сильно ударяется в поверхность кристалла, отделяющего меня от Аэрона. Лязгающий звук заполняет пространство. И повторяется эхом, как звон колоколов.

— Пожалуйста… — мягкость в голосе Кона немного успокаивает растущую внутри меня истерику. — Пожалуйста, выслушай меня…

— Что выслушать? — я скрещиваю руки на груди, выстраивая своеобразную защиту от его безумия.

— Они наши друзья. Всегда ими были. Они многое построили здесь: дворец, большую часть города. Хотя и не так много, как я ожидал. Мне кажется, они предпочитают обитать под землёй. Мы обнаружили следы, наподобие этого места, подсказки. Я не могу войти через другие двери. Пока нет. А ещё их орнаменты… такие красивые, такие продуманные. Эти символы — это их документы, планы, разработки. Они были инженерами и художниками, учёными и философами. Мечтателями.

— Но досье говорят, что они вымерли.

— Нет, просто дремлют. Но только эти. Мы получили их разрешение жить здесь, их согласие. Они попросили держать их существование в секрете. Первая исследовательская группа пробудила их, так сказать, когда колонисты впервые сюда пришли. Не физически, но… Погоди, я покажу тебе.

Он закрывает глаза, как ребёнок, пытающийся изо всех сил сконцентрироваться на чём-то важном.

— Маэстре Аэрон, будьте любезны?

В следующую секунду воздух содрогается. Я вновь поражённо ахаю. Раздаётся голос, но не вокруг нас, а внутри нас. Внутри моей головы.

— Приветствую вас, Конлейт и Беленгария. Как поживаете?

Из моих лёгких мигом вышибает весь воздух.

— Как ты это делаешь?

— Это не я. Это Аэрон.

— Воистину. Какая радость — Кон поделился нашим секретом с тобой, юная королева. Ренна, просыпайся. Твоя любимица здесь.

Воздух вновь содрогается, и в моей голове звучит ещё один голос, более лёгкий, восторженный. Мои колени подкашиваются, и я падаю на пол, когда ко мне обращается ещё и Ренна.

— Как замечательно! Мы не ожидали, что наша следующая встреча состоится так скоро. Но вот вы здесь, и моё сердце поёт.

Кон садится рядом со мной, берёт мою безвольную ладонь в свою руку, словно всё происходящее — самое естественное, что только может быть, словно мы здесь в совершенно нормальной ситуации. В темноте, под землёй, в окружении инопланетян в спячке.

— Вот видишь? Они наши друзья, Бел.

Друзья. Он рад впустить в свою голову инопланетян и называет их друзьями? Это то, что изменило его и стольких людей, поселившихся на Антеесе, оставив эти едва заметные следы на его коже и странный взгляд его глаз? Не какие-то там природные факторы, а этот странный союз. Но он говорит, что это секрет. Все антейцы просто не могут быть посвящены в эту тайну, если он даже стражников сюда не пустил.

И тут мне в голову приходит ещё один вопрос.

— А они могут читать мои мысли?

— Нет. Только те, которыми ты хочешь поделиться. Это способ коммуникации. Расскажи им что-нибудь, что-нибудь новое. Запертые здесь, в своих снах, они редко видят что-то новое.

Тихий смешок. Он прозвучал внутри меня. Это была Ренна, я уверена. В нём слышался отголосок мурлыканья кошки.

— Ты всё время преподносишь нам что-то новое, Кон. Новые идеи, новый взгляд на вещи, новые творения. Он чудо, Бел. Правда.

Я крепче сжимаю его ладонь, непреднамеренно.

— Например?

— Воспоминания о твоём доме? Как вариант. Они никогда не покидали Антеес, так что воспоминания о другой планете были бы бесценным даром. То, что тебе нравилось там. Ты и мне можешь рассказать, они покажут. Ничего из того, что ты сама не захочешь показывать, но… Попробуй что-нибудь простое. Лучший подарок, который ты получала? Любимое хобби? Место, где ты любила бывать? Поверь мне, для них это всё будет в новинку.

Лучший подарок? Ответ приходит мгновенно. Яркое, живое воспоминание — день, когда Зендер подарил мне «Осу». Мой первый самостоятельный полёт на ней. Я закрываю глаза, растворяясь в воспоминании, выпуская его. Ветер развевает мои волосы. Шум вращающихся шестерёнок и поскрипывание натянутых тросов — услада для моих ушей. От звука двигателя встрепенулись стрекозы, блестящие, как драгоценные камни, взлетели с водной глади озера рядом с моим домом и теперь следуют за поднимающейся в небо «Осой», окружая меня переливающимися синими, зелёными и фиолетовыми пятнышками. Я взлетела на небольшом летательном аппарате намного выше и дальше, чем должна была. То чувство свободы я помню, как будто это было вчера. Оно заставляет моё сердце биться чаще. Помнить так отчётливо спустя столько лет удивительно и волнительно. Мне ничего не нужно больше в жизни, кроме полётов. Только так я чувствую себя целой. Только так моя душа на своём месте.

И зная, что «Осы» больше нет… зная, что я больше никогда не испытаю это вновь… я чувствую, как меня охватывает скорбь.

— Я не знал, — шепчет Кон слегка надломленным голосом. Его большой палец осторожно поглаживает мою ладонь, словно нечто большее может сломать меня. Возможно, так оно и есть. Я открываю глаза, мои щёки мокрые от слёз. — Ты отказалась от этого, чтобы прийти сюда?

Я ещё не думала об этом, и в то же время эта мысль сокрыта в каждом воспоминании. Я не думаю, что мне удастся вновь полетать. Не сейчас, не здесь, будучи королевой. Они никогда этого не позволят.

Если не считать то, как сегодня я ухватилась за возможность и привезла нас сюда. Это не то же самое, но уже хоть что-то.

Это всё, что у меня теперь будет? Воспоминания и редкие моменты удачи? Это совсем не то.

— Это так прекрасно, — бормочет Аэрон. — Парить в небесах, быть свободным.

— Но у вас же есть свои собственные крылья, — отмечаю я.

— Разве? — Ренна горько смеётся. — Прошло столько лет, я уже и не помню.

Новые голоса шепчут где-то на краю моего сознания. Остальные члены Рондета пробуждаются, откликаясь на мои воспоминания.

— Тише, — шикает Кон. Им, не мне. — Осторожнее, вы её пугаете.

Внимая его словам, они затихают. Я заглядываю в глубину его глаз, рассматривая золотые крапинки среди зелени. Слегка инопланетные, казалось мне раньше. А теперь я вижу, что не слегка.

— Полёты были важны для тебя, Беленгария, — произносит Аэрон. — Свобода.

— Моя мама много летала, — отвечаю ему, испытывая потребность защитить свои чувства разъяснениями. Не знаю, почему. — Она была воином. И тоже очень любила небо.

Воспоминания о ней мелькают в моей голове: её объятия, её поцелуи, её смех. То, как я чувствовала себя в безопасности рядом с ней. А потом её не стало.

— И погибла, защищая вас всех. Понимаю. А твои братья? Они тоже любят летать?

— О да. Но не так сильно, как я.

— Рождённая летать, — говорит Ренна. — Ты настоящая находка, моя дорогая королева. Можешь показать нам больше? Свою родину с высоты? Возможны, мы вспомним её, если рельеф не сильно изменился. Если мы пролетали когда-то.

— Моя родина не… — как объяснить другой мир, огромное расстояние и пустоту между нашими планетами? — Это не так просто…

— Другой мир? — Аэрон фыркает, хотя довольно мягко, по-доброму. Это звук мне кажется знакомым, у Кона такая же манера, в какой-то мере. — В своё время мы повидали разные миры, хотя теперь не можем покидать свой собственный. Но мы видели бесчисленное множество миров в воспоминаниях других. Покажи нам свой. Прошу.

Я пожимаю плечами, неуверенная, но готовая попробовать. Ясность моих воспоминаний, очевидно, связана с этой необычной связью, но это так заманчиво и потрясающе. Я скучаю по дому так сильно, что мои воспоминания кажутся реальными, словно я сейчас прямо там.

— Закрой вновь свои глаза, — Кон притягивает меня к себе. Тепло его тела обволакивает меня, рядом с ним так уютно.

— А нас не потеряют? А как же обязанности, все дела? Джондара удар хватит.

Кон снова улыбается. Знаю, мои слова прозвучали горче, чем мне бы того хотелось.

— Да, он наверняка бьётся в истерике. Джондар любит, когда всё идёт по плану. Но наш долг перед Рондетом важнее всех мелких дел по расписанию. У нас с ними соглашение, и Джондар это понимает. Мы делимся нашими впечатлениями, а они с нами — своей мудростью; наши мечты в обмен на их воспоминания. Мы отдаём столько, сколько хотим, или сколько можем, а они направляют нас. Это отлаженный механизм. Так было со времён первых колонистов. Рондет знает этот мир и разделяет с ним связь, которую нам никогда не постичь. Но их долгая спячка…

— Ох, не надо об этом. Это скучно, — перебивает Ренна. — И нудно. И совсем не вдохновляет.

Кон смеётся ей в ответ и открывает бутылку вина, разливая по бокалам. Один передаёт мне.

— Вот, держи. Они наслаждаются вином, пока мы его пьём.

Я делаю глоток и чувствую, как Ренна мурлычет от удовольствия.

— Ты развлекаешь их?

— Не только я, — он обнимает меня за плечи. Я напрягаюсь. Разве не этого я хотела? Узнать его получше, провести с ним время. Заставляю себя расслабиться, позволяю себе насладиться моментом. Кладу голову ему на грудь. Интимно, и в то же время сдержанно. И так уютно, несмотря на странность всего происходящего. — Они помогают нам, учат нас, вдохновляют нас. Большинство моих людей либо не знает, либо воспринимает это как часть религии, нечто божественное. Для меня — для нас — всё иначе. Они те, кому мы можем доверять.

— Хорошо, — говорю, закрывая глаза, вновь представляя, как лечу над лесами и озёрами, кружу над крышами Высшего Мыса и ловлю воздушные потоки у Ормовых утёсов. Вспоминаю, как мы неслись наперегонки с Зендером, и я обошла его благодаря чистому везению: поймала воздушный поток, который он, дурак, упустил. Сладкое чувство победы. Я делюсь всем этим с Рондетом и Коном, стараясь притупить острое чувство потери и сожаления от мучительной разлуки с родиной и семьёй и очередного осознания, что как королеве мне ничего из этого больше не будет доступно.

Я ныряю и взлетаю, «Оса» легко отзывается на каждое моё движение. Всегда так было. Всё настолько реальное, что я теряюсь в своём ожившем воспоминании. Облетаю все знакомые места, вытаскивая из своей памяти звуки ветра, брезента, металла и древесины бальсы. И гудение двигателя, как сердцебиение огромного насекомого, летящего вдаль.

Не представляю, сколько времени проходит, пока я сижу здесь, просматривая прекрасные воспоминания об утраченных надеждах вместе с инопланетными мечтателями. Может, несколько минут, а может — несколько часов. Кон тихонько меня будит. Этот Кон явно заботливее, чем тот, который бодро привёл меня сюда.

— Нам пора возвращаться.

Он помогает мне подняться на ноги, но сразу же отпускает. Интимность момента прошла, как будто и не было вовсе.

Я прикусываю краешек губы, внезапно засомневавшись.

— Кон? Я сделала что-то не так?

— Вовсе нет, — но он больше не улыбается. Он разворачивается, направляясь к проходу, по которому мы пришли, ведущему к внешнему миру.

Здесь нужен другой подход.

— Ренна? — шепчу я, надеясь, что Кон не слышит. — Можно поговорить с тобой? Только с тобой?

— Я поговорю с тобой наедине, Бел, — по голосу Ренны я бы сказала, что она забавляется: в нём слышится и смех, и понимание. — Личный разговор. Только между нами.

Широкие плечи Кона напряжённо распрямлены. Настороженно. Я посылаю мысль:

«Что я сделала не так?»

— Кон никогда не задумывался, чего тебе пришлось лишиться, чтобы быть с ним. Вот и всё. Для него это была честь. Для тебя — жертва.

«Но он ведь тоже чего-то лишился. Наверняка».

— Да. И этого он тоже не осознавал. Он был молод, полон надежд, но все они казались несбыточными. В отличие от твоих. Будь мягче к нашему антейму, малышка. Его сердце только начало заживать.

— Пожалуйста, Бел. Твои стражники будут волноваться, — вмешивается Кон, по-прежнему не оборачиваясь. В его голосе появилось что-то резкое. Он зол, расстроен и не знает, как с этим справиться.

Мои стражники. Эта мысль столь мощная и резкая, что мне не удаётся её скрыть. Ни от кого. Шай будет так зол…

Кон напрягается, мышцы его спины каменеют, плечи распрямляются. И он всё также не смотрит на меня. Если я думала, что минуту назад он был расстроен, то теперь…

Он знает. Я совершенно уверена, что он знает. Потому что во всех моих мечтах о свободе и счастье, которыми я поделилась, когда я не парила одна в небе над Вейрианом, я была с Шаем. Моим товарищем, мои другом, человеком, которого я люблю, о котором мечтала много лет. Это всегда был Шай.

И теперь Кон знает.

***

Я не могу заснуть. Ворочаюсь в постели, с одного бока на другой, пока простынь не сворачивается в комок. Осталось два дня до нашей свадьбы, и мой жених знает… ну, что бы он там ни думал, что он знает.

В итоге я признаю своё поражение и встаю с кровати, надевая халат. Джессем и Петра дежурят у двери снаружи. Когда я выхожу из комнаты, они выпрямляются, готовые ко всему.

— Да хватит уже, — ворчу я. — Расслабьтесь, отдыхайте. Мне нужно подышать, вот и всё.

Зря надеюсь. Не после всего, что произошло. Они молча следуют за мной. Вздыхаю, оставляя тщетные попытки, и иду вдоль края террасы. Некоторые цветы распускаются ночью, их аромат успокаивает. Любой другой ночью это, возможно, могло бы помочь. Но не сегодня.

Дворцовые сады безмолвны и неподвижны. Опираюсь на перила балюстрады, желая, чтобы я могла что-нибудь с этим сделать. И в этот момент я слышу их. Голоса доносятся с нижнего этажа. Я тут же их узнаю. Кон и Шай. Они разговаривают. Ну, или по крайней мере, Кон — как всегда дипломатичный — пытается поговорить.

— Скажи, если я лезу не в своё дело, но у неё не было иного выбора, кроме как прилететь сюда.

— Это её долг. Быть здесь — большая честь для Бел, — грубый ответ Шая не удивляет меня. Меньшего я и не ждала. — Спросите её саму.

— Я знаю, что она скажет. Отец, долг, приказ Империи и всё в таком духе. Но я хотел спросить тебя. Ты ей небезразличен, Шай. Сильно небезразличен.

Я жду, когда до моих ушей донесётся ответ. И то, что он говорит, разрушает меня.

— Ваше величество излишне углубляется в наши отношения, — пустым голосом произносит он. — Мы знакомы с детства, это правда. Я был другом семьи на протяжении многих лет, но она просто девушка… Нет, не просто девушка, она законная принцесса Вейриана, и я поклялся защищать её, отдать жизнь за неё, если потребуется. И сделаю это. Не задумываясь. Но… Но это всё, что она значит для меня, не больше.

Слова пронзают меня насквозь. Я морщусь и прикусываю губу изнутри, чтобы не издать ни звука. Моё лицо горит, несмотря на ночную прохладу.

— Шай, пожалуйста…

— Она станет вашей женой, антейм. Точка, — в голосе Шая теперь отчётливо слышится яд. Между ними наступает напряжённая тишина.

Кон прочищает горло, чувствуя себя явно не в своей тарелке.

— Понятно, — и я знаю, что ему понятно слишком многое. Он всё понимает лучше нас обоих. — Я надеюсь… Надеюсь, что мы сможем подружиться, капитан Финн.

За этими словами следует молчание, холодное и жуткое. Наконец, Шай отвечает:

— Антейм Конлейт, я буду служить вам, повиноваться вам, защищать вас, если это не поставит под угрозу Бел, но… в нашем положении, ваше величество, нам не стать друзьями. Слишком многое нас разделяет, вам так не кажется?

Ответа нет, только звук удаляющихся шагов — хорошо знакомая мне быстрая походка Шая. Легко могу представить, как Кон остался стоять там, потеряв дар речи. С ним когда-нибудь разговаривали таким тоном? Так жёстко и прямолинейно? Это Шай, до мозга костей. Оказывается, это тяжело воспринимать, даже когда оно направлено не на меня.

Рвано выдыхаю, выпрямляюсь и толкаю каменную стену. Замечаю, как Петра и Джессем наблюдают за мной с опаской. Значит, они тоже всё слышали.

Ну конечно, да. Они всегда слышат. Чудесно. Просто великолепно.

— Бел… — начинает Петра, в её голосе звучит столько благоразумия с целью утешить и успокоить, всё объяснить. Она тоже знает Шая. Возможно, ничуть не хуже меня. «А то и лучше», — нашёптывает противный голосок внутри меня. Не хочу ничего слышать: ни её мнение, ни свои собственные подозрения.

— Я возвращаюсь к себе. Пусть никто меня не беспокоит. Вам ясно? — я не жду от них ответа.

Шаю всё равно. Он сказал это громко и чётко. Я для него всего лишь обязанность — глупая девчонка, которую надо защищать. Я была такой идиоткой. И не только последние дни. Годами.

Тупая, наивная дура.

Глава 13

Вечером накануне королевской свадьбы антейм устраивает бал-маскарад. Это очень важная традиция, каждое приглашение — величайшая честь. Я в какой-то мере даже рада, что на мне будет маска, которая скроет тёмные круги под глазами — спасибо прошлой ночи. Я вернулась в постель, но так и не смогла заснуть. Только прокручивала всё в голове вновь и вновь, как идиотка. И хотя этот день выделен на отдых и подготовку к торжеству, я чувствую себя измождённой.

Я терпеливо жду, пока Элара кружит над моим платьем и макияжем, проверяя каждую деталь. В конечном счёте она выбирает для меня маску совы из шёлка и перьев с крошечными мерцающими гранатами вокруг глаз. Моё платье того же цвета, что и драгоценные камни, насыщенного кровавого оттенка, и расшито золотом. Служанки вплетают золотую тесьму в мои волосы и застёгивают на шее рубиновое колье. Маленькие серёжки, идущие в комплекте, похожи на капельки крови.

— Я как-то не уверена, — бормочу, вспоминая попытку покушения и последующие новостные заметки и фотографии, разлетевшиеся по всему космосу. — Тебе не кажется, что это не совсем уместный посыл?

Очевидно, эта мысль посещала и Элару. Но, в отличие от меня, сама идея приводит её в восторг.

— Если они хотят придумывать для вас дурацкие титулы, то вы должны им соответствовать.

Кровавая невеста, одетая как хищная птица… почему бы и нет?

Петра пытается подавить смешок, но в нём явно звучит одобрение.

— В её словах есть доля правды. Только представь их лица, когда ты войдёшь в зал.

Они довольно переглядываются. И на этом, похоже, вопрос закрыт.

От Зендера больше не было новостей и, к сожалению, ни намёка на более раннее прибытие. Космический корабль покинул Вейриан по расписанию, как мне сообщают отчёты, и я не могу стряхнуть с себя неотступное чувство тревоги за него. Я надеялась, что к этому времени он уже будет здесь. Надеялась увидеть его. Вечно он опаздывает.

Танцы уже идут полным ходом, когда мне, наконец, разрешают войти. Это ещё одна традиция: замаскированная невеста появляется в самом разгаре бала. Наверное, у этого есть какая-то полувымышленная история. Кто знает? «Так принято», — твёрдо сказал мне Джондар. Честно говоря, я уже особо не вслушиваюсь, только киваю, улыбаюсь и делаю, как говорят. Так проще, чем выслушивать их бесконечные пояснения.

Я вхожу в зал без фанфар. Какое облегчение.

Хотя, наверное, это последний раз в моей жизни. И не так уж сложно догадаться, кто я такая. Петра безо всяких масок следует за мной — даже здесь мне не оставили выбора. В этом плане мои стражники хуже придворных. Но в любом случае, приятно притвориться кем-то другим.

Вот, что это на самом деле такое. Притворство.

Молодой человек в идеально сидящем костюме с маской тигра приглашает меня на первый танец. Я поначалу думаю, что это может быть Джондар, но потом он со злой усмешкой спрашивает меня о новостях с Вейриана. По тому, как из его слов сочится яд, я узнаю принца Кендала.

— Вам идёт этот цвет, — говорит он с презрительной усмешкой, когда мы расходимся после танца. Его глаза скользят по мне, и я стараюсь не вздрогнуть. — Вам нужно чаще его носить.

Он уходит прежде, чем я успеваю среагировать. Мне теперь хочется отмыться. Ненавижу его за это.

Во время следующего танца мой партнёр едва ли что-то говорил, только пожелал счастливой свадьбы. Как будто это зависит от меня.

— Вы не выглядите счастливой, принцесса, — говорит мне третий партнёр с золотой маской льва.

— Разве? — отвечаю я, застигнутая врасплох. Он первый, кто заметил.

— Мне говорили, что невесты обычно счастливы, — в его голосе есть поддразнивающие нотки, которые делают его довольно притягательным. Я всматриваюсь в него чуть пристальней, пытаясь распознать его голос, его глаза, линию подбородка. Он в ответ закручивает меня в танце, не оставляя ни шанса. Я не могу удержаться и смеюсь.

Когда мы вновь встречаемся лицом к лицу, я понимаю, что он улыбается, хотя и не вижу его губ. Я читаю это по морщинкам в уголках его глаз, заметных в прорезях маски, но её тень не позволяет понять, какого цвета эти глаза.

— Повезло же тому мужчине, которому вы отдали своё сердце, — его голос задумчивый, незнакомый. — Он должен его заслуживать. Будьте счастливы, принцесса.

Если получится. Это будет непросто. И никому ведь не нужно ничего ни заслуживать, ни завоёвывать, правда? Моё сердце было куплено и продано, вернее, я вся целиком. Это вопрос долга, а не любви. Мои чувства тут не при чём. Это стало ясно как день.

Он притягивает меня ближе к себе, когда мелодия подходит к концу, и его прикосновение напоминает мне Шая, как он держал меня, когда защищал. И в моих мечтах. От осознания я теряю дар речи. Он прижимает меня к себе всего несколько мгновений. Очень долгих мгновений.

— Если бы только у меня был шанс завоевать твоё сердце, — шепчет он. — Один лишь шанс, и я бы никогда тебя не отпустил. Но уже слишком поздно, правда?

Это слова, которые я мечтала услышать от Шая всю свою жизнь.

Песня заканчивается, и он отходит назад, оставляя меня опустошённой. И ошеломлённой.

Он уходит так же быстро, как и появился, мой прекрасный лев, скрывшийся в толпе. Новый партнёр приглашает меня на танец — имперский посол из Мелии, который сразу же мне представляется, хотя в этом не было необходимости. Как типично для прислужника Империи. Высокопоставленные лица Империи не играют в игры и хотят, чтобы все чётко знали, кто они, с самого начала. А как иначе им производить впечатление?

Я больше не вижу льва, даже проходящим мимо. Но это должен был быть Шай. Он каким-то образом смог изменить свой голос. Кто ещё стал бы говорить такие слова?

Чем больше я ищу его, в маске или без неё, тем больше он от меня ускользает. Есть другие маски, похожие, но не те.

И вот я нахожу его.

Он стоит в дверях, ведущих в сад, уже без маски, глядя на меня горящими глазами. Он одет в парадную форму. Не могу вспомнить, в чём он был — танец вскружил мне голову, — но это наверняка был он. Кто бы стал разговаривать со мной вот так? Кто бы сказал такие слова?

Когда он разворачивается, чтобы уйти, разве я могу не последовать за ним?

***

Шай идёт слишком быстро для меня, склонив голову, и мне приходится перейти на бег, чтобы догнать его, через всю террасу и вниз по ступенькам. Он останавливается у ворот, ведущих в сад. Золотая имитация плюща обвивает железные прутья, свисая вниз, как будто настоящие живые растения. Шай смотрит на меня, отшагивая назад, когда я протягиваю ему руку. Вместо него я касаюсь холодных прутьев. Металл, он твёрдый и надёжный, в то время как весь мой мир похож на какую-то жестокую шутку.

— Это правда? Не убегай от меня!

Он резко останавливается, возмущённый.

— Я не убегаю от тебя.

Лжец.

— Ты, правда, имел в виду то, что сказал?

— И что же я сказал? — Шай напрягается, на его лице мелькает тень вины. — Они сказали мне, что ты услышала прошлой ночью. Неважно, что я сказал, я всегда буду рядом.

Из меня вырывается смешок. На большее сил нет. Я в смятении, разрываясь между тем, что он сказал прошлой ночью, и тем, что он только что сказал в зале.

— Знаю. Это только часть проблемы.

Наступает долгая тишина. Я поднимаю на него глаза, но его лицо скрыто в тени. Ни шанса прочитать его эмоции.

— Тогда я откажусь от задания.

Откажется? Он уедет? Так вот о чём это всё? Он собирается бросить меня?

— Нет! Ты не можешь!

— Но если я останусь…

— Мне плевать, ты не можешь уйти, — я глупая и эгоистичная, но мне невыносима мысль, что я должна его отпустить. Он не может меня бросить. Он всё, что у меня есть. — Ты мне нужен.

Его движения напоминают хищника: в одну секунду он неподвижен, наготове, а в следующую — уже прижимает меня к себе. Его тело твёрдое, но тёплое. Я упираюсь спиной в металлические прутья, одну руку он поднимает над моей головой, другой — блокирует мне пути отступления. Медленно, очень медленно он поднимает мою маску. Его лицо невероятно близко, я чувствую его дыхание на своей коже, его тело рядом с моим. В любой момент он мог бы поцеловать меня. Я бы не стала его останавливать, да и не хотела бы. Это безумие, но я не хочу, чтобы оно прекращалось. Моё тело гудит, дыхание и кровообращение остановились в предвкушении, наслаждаясь каждым мгновением «до» и не волнуясь о том, что будет «после». Одно только слово крутится в моей голове: наконец-то. Наконец-то!

Его губы касаются моих: такие мягкие, такие тёплые. Я так поражена, что даже не реагирую, и он отстраняется, изучая моё лицо. Это кратчайший поцелуй. И в то же время, это целая вселенная.

Он нежно проводит по моим волосам, и черты его лица смягчаются, пока он рассматривает меня своими сияющими голубыми глазами. Ни у кого на Вейриане нет глаз такого цвета. Ни у кого нет таких глаз, как у него.

Я не хочу ждать, не могу ждать. Целую его вновь, пока он не пришёл в себя и не вспомнил про своё чувство долга. Провожу руками по его груди, перехожу к плечам и обхватываю шею, пытаясь запомнить каждое ощущение, о чём раньше могла только мечтать. Чувствую силу, исходящую от него, его напряжённые мышцы. Его волосы как шёлк меж моих пальцев.

— Мы могли бы сбежать, — шепчу я, касаясь его губами. Не могу оторваться от его рта. Я могу потерять его навсегда. — Найти корабль, улететь на одну из внешних планет. Как можно дальше от Императрицы и её манипуляций. Мы могли бы просто уйти, оставив их самих разбираться со всем этим.

Сама мысль о том, чтобы сбежать от двора — от злобных взглядов и моих постоянных промахов, от осторожной дистанции Кона, — так заманчива. И ещё заманчивее, если вместе с Шаем. Почему бы и нет? Это наш шанс на счастье. Мне наплевать на собственные титулы, на Антеес, на всё…

Кроме… Нет, мне не наплевать на Кона. Теперь я понимаю. Это как кинжал, который вонзили в сердце и медленно поворачивают. Как я могла даже подумать о том, чтобы поступить так с Коном?

Когда я смотрю на Шая, то понимаю, что он прочитал уже всё по моим глазам. Я бы никогда не смогла солгать ему. Вздох получается рваным. Мой жених, мой почти что муж… Я уже причинила ему боль. А он уже так настрадался. Он любил Матильду и потерял её. Он должен был жениться на Элиссе, которая понимала свой королевский долг. Он заслуживает жену, которая бы любила его по-настоящему, а вместо этого получил меня. Мне следует учитывать его чувства. Даже если между нами нет любви, даже если это просто политический союз, который едва ли можно назвать браком. Это не то, что связывало моих родителей. Но в основе их брака были не только любовь и страсть, но и верность, уважение, обязательства. То, что я задолжала Кону, хотя бы за его доброту ко мне.

Почему это кажется ложью? От удивления моё дыхание застревает в горле. Кон… если подумать о нём, вспомнить его прикосновения, его близость, его мягкость тона в разговорах со мной, его готовность объяснять мне всё, что знает сам, когда у него есть на то время. Не как учитель, но как равный: он ни секунды не сомневается, что я смогу понять, он ждёт от меня собственного вклада и активного участия. Его прикосновения, нежные и в то же время… чувственные? Это не только доброта. Как я могла не заметить раньше?

Я смотрю на Шая, а в мыслях только Кон, и все надежды на жизнь с ним испаряются.

— Ты не можешь, — говорит он. — Ведь так?

Я вижу, как гаснет огонёк надежды в глазах Шая, и ненавижу себя за это. И его тоже, всего на мгновение, за то, что вызвал во мне все эти мысли, которые заставили меня осознать правду. За то, что мне приходится с ним так поступить.

— Прости, Шай.

Он так резко отстраняется, что мне кажется, он вот-вот ударит первое, что подвернётся под руку, будь то стена или дерево. Не меня, конечно. Я не думаю, что он когда-либо смог бы поднять на меня руку. Но вместо этого он сдерживает свою злость, пытаясь вернуть себе безупречный контроль.

— Вам не за что извиняться, принцесса Беленгария, — резкий переход на «вы» и использование титула звучат как обвинение. — Это ваш долг.

Я морщусь, но скрываю свою боль внутри. Ему лучше не видеть. Только так я смогу защитить себя: не дать никому из них заметить. Даже Шаю. Особенно Шаю.

Это всё было ошибкой. Такие мечты могут позволить себе только дети, но не я. У меня никогда не будет будущего с Шаем. Хочется мне того или нет.

— Нам лучше вернуться на бал, — формальным тоном говорю я.

Он кратко кивает. Обратно мы возвращаемся без единого слова. Я оставляю его у двери и пытаюсь не сорваться на бег, заходя в бальный зал. Я просто хочу идти дальше, выйти, чёрт возьми, отсюда и сбежать в свои покои. Но сам бал подставляет меня. Часы бьют полночь, и все вокруг начинают снимать свои маски. Мой лев стоит на главной лестнице вместе с Джондаром и ещё несколькими антейскими аристократами.

Моей первой мыслью было удивление, что это не Шай. Он всё ещё позади меня. Я должна была догадаться. Его одежда, его манеры и то, что снаружи на нём не было маски… Мой внутренний ребёнок хотел, чтобы это был Шай, и я сама почти себя в этом убедила. Шай стоит снаружи, в темноте, на холоде, с разбитым сердцем.

И я понимаю, с горькой уверенностью, что я знаю, кто он, этот лев.

Кон снимает маску, его глаза смотрят на меня только на меня. Он пытается улыбнуться. Я думала, что эта улыбка принадлежит Шаю. И устыдившись себя самой, я разворачиваюсь, покидая бал. Только добежав до своих покоев, я замечаю, что маска всё ещё у меня на макушке. Я срываю её и швыряю через всю комнату. Она ударяется о стену, ломаясь, и моя выдержка падает вместе с ней.

Кто-то стучит в дверь.

— Принцесса? — это Дэн. Видимо, он последовал за мной. Возможно, вместе с Петрой. Я ничего не слышала.

— Я здесь, — откликаюсь, поражённая тем, как ровно звучит мой голос. — Со мной всё в порядке. Мне просто нужно поспать.

Короткая пауза. Я представляю, как они переглядываются между собой — они всегда так делают. Они всё знают. Как они могут не знать? Они всегда всё знают. Их тренировали подмечать все детали, делать выводы и продумывать стратегию. Они наблюдают за мной днём и ночью, в курсе всех подробностей моей жизни. Они знают, чёрт возьми, всё.