Крыло Королевы

— Не здесь, — отвечает Джондар. — У нас нет… — внезапно его взгляд становится отстранённым. Я сразу понимаю, что происходит. Он разговаривает с ними. Какая прелесть, они теперь общаются с Джондаром, а со мной — нет? Значит, я и вправду сильно их разозлила. — Фавре предполагает, что он в ледяном доме. Это самая глубокая часть дворца, и там… соответствующие ощущения.

— Фавре, видимо, хорошо знает дворец.

— Он много чего знает.

Не сомневаюсь. Да, я пытаюсь выудить информацию, и мне плевать, что это заметно. Фавре много чем мог бы поделиться.

— Мы, вчетвером, — я подаю знак Тому и Петре, и они молча присоединяются, — пойдём за ним. Остальные пусть будут наготове, когда генератор взорвётся. Это будет отвлекающий манёвр. И сигнал Зендеру.

Я посылаю мысль: «Предупреди его, пожалуйста, Ренна».

Мы быстро продвигаемся в темноте без каких-либо происшествий. Гравианские дозорные, в основном, обходят периметр, внутри их немного. Им ведь нечего бояться, как они думают. К утру они поймут, как сильно ошибались. Даже сейчас мои люди занимают позиции: внутри и снаружи, сверху и снизу. Я прибавляю шаг, продолжая искать Кона.

Мы замечаем тело, насаженное на кол. Оно свисает с верхней террасы, как сломанная кукла. На мгновение — на одно чудовищное мгновение — к горлу подкатывает тошнота. Он мёртв уже не первый день. Не первую неделю.

Но это не Кон.

— Кендал, — слабым голосом произносит Джондар. Том подходит к нему и кладёт руку на плечо, но ничего не говорит. Он бросает последний взгляд на брата и подавляет все чувства. Для скорби будет время потом.

В ледяном доме под телом принца нет ничего, кроме одной жуткой статуи. Я уже видела её, когда Матильда показала мне Кона, вживую она такая же пугающая. Она нависает над нами с открытым ртом и протянутыми руками.

Я отпинываю кандалы на холодном сыром полу, и у меня на ноге остаётся пятно крови.

— Он был здесь, — в голосе Ренны слышится отвращение. — Ох, бедняга Конлейт. Он был здесь. Не так давно. Я чувствую его эмоции в воздухе, его агонию. След свежий… и до боли яркий. Но он рассеян, разбит на части. Я не уверена, что смогу найти его по этому следу, — она говорит так, будто её отталкивает сама мысль о том, чтобы заниматься этим, но она хотя бы не возражает, не говорит, что она выше этого. Ренна тоже до глубины души тревожится за Кона. Как и весь Рондет, внезапно понимаю я. Даже больше, чем я думала. Он особенный.

Особенный для меня. Для своего народа. Настолько особенный для Матильды, что она даже предпочла жить призраком, заточённым в кристалл, лишь бы иметь возможность оберегать его. Настолько особенный, что я всё ещё остаюсь здесь, рискуя всем.

Неистребимое безрассудство.

— Всё хорошо, Ренна. Это могу сделать я.

Я достаю из своего мешка небольшой приёмник и включаю его. Сигнал сильнее, чем я могла мечтать, и я следую за ним, радуясь, что в антейма был вживлён передатчик, и одновременно опасаясь того, куда он может меня привести. Мой браслет-коммуникатор устроен примерно так же, но только у Кона он вживлён под кожу, и мне остаётся только молиться, чтобы гравианцы этого не обнаружили.

Матильда сейчас с ним? Кто знает.

Надеюсь, нет, ради её же блага. И ради Кона. Но я не представляю, где ещё она может быть.

Три гравианца охраняют первую террасу. Троица, которую мы легко устраняем. Петра и Том — идеальные солдаты. Мне с ними очень повезло. Мы прокрадываемся внутрь, к галерее наверху рядом с главным бальным залом, который некогда был полон огней, музыки и смеха. На меня накатывают воспоминания о том бал-маскараде, что обернулся катастрофой.

Я слышу крик, он мгновенно вырывает меня из воспоминаний. Сломленный, душераздирающий. Мне знаком этот голос, знакома эта боль, пронзающая насквозь, хотя я бы предпочла никогда такого не знать. Маячок больше не нужен.

Я знаю, где Кон.

Глава 26

Я быстро подаю знак Джондару и остальным, отмечая, как загорелись их глаза, в которых появилась надежда, мгновенно затмившая все тревоги. Он жив. Я возношу благодарность каждому предку за то, что Кон жив. Но всё же страх никуда не девается. Мы все слышали его боль. Он жив только пока что.

Мы скользим в тени, занимая позиции. Я всеми силами заставляю себя не бросаться к нему, и я не одна такая. Каждый из нас вынужден сдерживаться.

Закованный, он стоит на коленях посреди галереи в окружении стражников — гравианцев и их мех. Половина лица покрыта засохшей кровью, и одну руку он держит странно. На груди красное пятно — свежий ожог. Я чувствую запах обгоревшей плоти и подавляю крик. Его лицо худое, измождённое, но в глазах сверкает вызов, и моё сердце оживает. Они недооценили его. Как и все. Возможно, даже я.

— Посмотрим, что заставит тебя стать сговорчивее, антейм. То, как ты не поддался наркотикам и пыткам, достойно восхищения. Священники впечатлены тем, как ты выдержал боль. Но игры кончились. Пора поставить тебя на место.

Этот голос тоже мне знаком, как и этот насмешливый тон. Ненавижу его. Я ненавижу его с каждым разом всё сильней. Чолтус появляется в зоне видимости, похлопывая серебряным наконечником хлыста по начищенным ботинкам. Он одет в кроваво-красный сюртук поверх шёлковой рубашки — такой же белой, как его кожа. Джентльмен, дипломат, принц — образ, казалось, воплощён до малейших деталей, если бы не глаза, злобные и жестокие.

Несколько стражников заменены мехами. Чёрт. С этими полулюдьми сложнее иметь дело, чем с самими гравианцами. Они гораздо смертоноснее. Но раз их так много здесь, в бальном зале, то численность дозорных не должна быть велика, что только нам на руку, правильно? Не здесь и не сейчас, но когда нападут объединённые войска Антееса и Вейриана.

— Может, нам попробовать это? — спрашивает Чолтус. Я жду, ведя мысленный отсчёт и стараясь не замечать ужас на лице Кона, что бы там ни показывал ему посол.

— Мне рассказывали, что они причиняют адскую боль. Их использование предполагается в целях заменить всё человеческое на… назовём это запчастями. Обычно, разумеется, мы используем их на уже погибших, павших в битве, уже не чувствующих боли, или на тех, кого уже накачали наркотиками до беспамятства. Обычно.

Слышится лязг и странный металлический стон, гудение механизма, к которым мой почти что муж всегда питал слабость. Атмосфера накаляется, волоски на моей коже встают дыбом. Это плохо. Что бы это ни было. Я чувствую это. Я вижу это по его лицу.

— Ты не сделаешь этого, — Кон резко втягивает воздух.

— Ещё как сделаю. Это медленный процесс и невооружённым глазом его не увидеть. Ты будешь выглядеть примерно так же, как сейчас, с едва заметными шрамами, и станешь куда более полезным, когда начнёшь следовать приказам. Как леди Элара. О, она кричала целыми днями. Я боялся, что она окончательно сорвёт голос, но мы смогли его восстановить — разработали систему, чтобы записать его и использовать впоследствии, — рассказывает Чолтус, а затем бросает приказ подчинённым: — Сюда его!

Двое мех хватают Кона. Он, позабыв обо всех ранах, сопротивляется, пытается вырваться на свободу. Что бы он там ни видел, это заставляет его бороться из последних сил.

Я знаю почему. Мне уже рассказывали об этом звуке, этом запахе, о том, как даже воздух меняется во время этого «процесса». Это всё известно из наших страшилок, жутких историй на ночь. Так создаются мехи.

О предки, они собираются использовать это устройство, чтобы сделать из него бездушную меху.

Гравианцы смеются, глядя на сопротивление Кона, дёргающегося всем телом, но бессильного против мех, которые больше машины, чем люди. Они сильны и запрограммированы беспрекословно подчиняться. Это могли быть даже антейцы, которых ранее этим же устройством лишили человечности. Они больше не выглядят как люди. Быстрая и грязная трансформация. Или, может, они изначально были изуродованы и искалечены. У Кона такой роскоши не будет. Это медленный процесс, как сказал Чолтус. Но как только он начнётся…

— Ренна, подавайте сигнал.

Джондар слышит меня, моя мысленная команда была усилена страхом.

— Слишком рано! Генератор ещё не…

И это слышит ещё кое-кто.

Кон дёргает головой в нашу сторону.

— Нет!

Не знаю, кричит ли он мне или своим захватчикам, да оно и неважно.

— Так ускорьтесь. У нас нет времени.

Я выхожу из тени, начиная обстрел.

Ко мне разворачиваются десятки мех. Кон вскрикивает, но я не колеблюсь и не даю ему отвлечь меня. Я расправляюсь с тремя, ко мне присоединяются Джондар и остальные, свет плазмы озаряет зал. Гудение наполняет воздух, когда они заряжают своё оружие.

Мехи, которые держат Кона, падают на пол вместе с ним. Он пытается вырваться, будучи всё ещё в цепях, страдая от боли, но не останавливается. Я продолжаю стрелять, чтобы они не поднимались сами и не держали его. Кон, не колеблясь, бежит под обстрелом, как дикий зверь по лесу, прыгая и уклоняясь, несётся сломя голову навстречу мне.

Стоит ему добраться до меня, его ноги не выдерживают. Он падает на колени и снова пытается подняться.

— Бел! Что ты здесь делаешь? Что ты…

Я стреляю через его плечо, и надвигающийся меха падает. Гравианцы орут, один из них достал коммуникатор и вызывает подкрепление. Я стреляю ему меж глаз.

Том падает на пол, матерясь. Петра продолжает обстрел в полуприседе.

— Назад! — кричит она Джондару. — Я прикрою, уходим! Принцесса, назад!

Стражник пытается схватить меня, пока Джондар помогает встать Тому, у которого ранена нога. Их слишком много.

— Уходи отсюда! — приказывает мне Кон, но уже слишком поздно.

— Пункт один, — рявкает Том в свой коммуникатор, не обращая внимания на рану. — Пункт два, наготове, — он толкает Джондара к ближайшему окну. — Прыгай, — и, не давая принцу ни шанса возразить или поколебаться, он толкает его в спину. Следом прыгает Петра, не дожидаясь толчка. Том смотрит на меня. — Вы следующая, принцесса.

Выстрел попадает ему в плечо, следующий в живот. Он падает, раскрывая рот от неожиданности.

Его имя срывает с моих губ, криком рвётся из моей груди.

— Том! — я всё ещё пытаюсь стрелять и тянуть за собой Кона, зная, что всё уже потеряно. Всё.

Том падает в окно за остальными, а я остаюсь в ловушке, прижатая к полу.

Мощный взрыв сотрясает здание. Потолок потихоньку осыпается, грохот эхом разносится вокруг нас, когда рушится хрупкая каменная кладка. Уже повреждённые взрывом, разрушившим башню при вторжении, стены дворца обваливаются. Генератор. Грёбаный генератор.

Я прижимаю Кона к себе, пытаясь закрыть его своим телом, когда зал вокруг нас начинает рушиться.

Перестрелка стихает, хаос прекращается. Я поднимаю глаза, кашляя от пыли, и вижу вокруг мех. Их едва задело. Всё оружие направлено на нас с Коном.

— Ах, предполагаемая королева, — Чолтус хлопает в ладони где-то за своими стражниками. Где он был всю перестрелку, я понятия не имею. Прятался, наверное. Он не из тех, кто готов выйти на передовую. Но зато подходит к нам теперь, останавливаясь прямо передо мной. Как будто я больше не угроза. Будто ему нечего бояться. — А мы тебя везде искали.

Я не колеблюсь. Стреляю в него, но плазма отражается от его личного щита. Теперь я вижу: бронзовый декорированный шарик, свисающий с его пояса. Моё ружьё дёргается и гаснет: закончился заряд. Я исчерпала свой запас везения.

Мне надо вывести отсюда Кона. Это всё, что имеет значение. Месть пока подождёт. Я притягиваю его к себе, замечая, что он в то же время пытается защитить меня, встав между мной и послом.

— Уже уходите? — глумится Чолтус. — А ведь нам есть что обсудить. Твою семью, например. Твоих кузин. И друзей. Ты же помнишь своих друзей, да? Сколько из них погибло ради тебя?

Я бросаю ружьё, тянусь к поясу и вытаскиваю два боковых кинжала из ножен. Не время сомневаться. Я бросаюсь на него, готовая убить голыми руками, если понадобится.

Чья-то невероятно сильная хватка сбивает меня с курса и останавливает без каких-либо усилий. Я изгибаюсь в этих безжалостных руках, пинаюсь, стараясь вырваться. Но не получается.

Это один из мех. Просто меха, но моё сердце замирает в груди. Тело беспомощно немеет, клинки выпадают из рук, с лязгом падая на пол.

Половина лица из металла, один из глаз заменяет имплант. Но другой остался таким же голубым, как и раньше. Я не могу оторвать взгляда от его изувеченного лица, больше машинного, чем человеческого, но всё ещё узнаваемого. Едва-едва.

Но я бы узнала его каким угодно.

— Нет, — шепчу слабым голосом.

Меха выпускает меня, и я отшатываюсь под его пристальным взглядом. Голубой глаз так же лишён эмоций, как механизированная часть лица. Он не отводит взгляда, и я тоже. Это невозможно.

— Бел, беги к окну! — кричит Кон. — Уходи!

Уйти? Как?

Я не могу даже пошевелиться. Сколько бы Кон ни повторял моё имя. Я могу только смотреть на искажённые черты лица Шая.

— Это не он! — Кон пытается помочь мне. Искренне пытается. Но мне ничто не может помочь. — Больше нет. Эта штука только выглядит как он.

Я не могу думать. Не могу реагировать. Весь мир вокруг стал непробиваемым, как алмаз — прочнейшее вещество на земле. И ничто не может защитить меня, оградить от невыносимой боли, пронзившей со всех сторон.

Это Шай.

Они сделали Шая одним из своих мех. Но он всё ещё жив. В некотором роде. И хотя разум подсказывает мне, что Шай, которого я знала, потерян навсегда, я не могу не видеть его перед собой. В этом небесно-голубом бесчувственном глазу.

Я падаю: ноги превратились в желе, разум кричит в агонии. Из лёгких вышибает весь воздух, но это всё неважно. Больше ничто не имеет значения.

Кон зовёт меня по имени. Он заключает меня в объятья, вздрагивая от боли. Но ни раны, ни оковы его не останавливают. Его прикосновение — единственное, что возвращает к жизни мою растоптанную душу.

— Ты ранена? Ранена?..

— Это Шай. О предки, Кон, что они с ним сделали?

Но вместо него мне отвечает посол.

— Я счастлив представить вам наше творение. Прекрасный экземпляр, не правда ли? Мы сумели частично сохранить его разум, чтобы он помог нам предугадать ваши действия. Очень удобно. Он оказался действительно полезен, но ты, как мне кажется, превзошла его, Беленгария. Заставила нас плясать под свою дудку. Умная девочка. Но недостаточно. Взять её!

Шай, или то, что от него осталось, и ещё один меха поднимают меня, крепко сжимая руки. Кона хватают трое других, удерживая на месте, как бы он ни вырывался.

— Отпусти её! Ты не сделаешь этого! Не посмеешь!

Чолтус со всего размаха бьёт ему в лицо кулаком, и Кон теряет сознание.

— Хватит. На корабль их. Мы наконец-то покидаем эту гниющую дыру.

Глава 27

Я отчаянно пытаюсь разглядеть в этом мехе, который тащит меня по разрушенным коридорам Лимасилла, что-то от прежнего Шая, но не нахожу. Осталась лишь оболочка, запрограммированный робот, использующий его мозги и навыки, но лишённый человечности.

Но всё это не играет никакой роли. Я не могу развидеть его.

— Пожалуйста, Шай, пожалуйста, услышь меня, — я не могу остановиться, хоть и знаю, что это бесполезно.

Мы выходим наружу, и я слышу звуки битвы. Над нашими головами кружат корабли, яркие струи плазмы рассекают воздух. Двигатель шаттла гравианцев оживает, когда мы садимся на борт. Меня толкают к Кону, и меха, который некогда был Шаем, нависает над нами, неумолимый и устрашающий.

— Ты в порядке? — спрашивает Кон. — Он тебе ничего не сделал?

Шай весь покрыт шрамами и металлическими имплантами. Я не могу оторвать от него глаз. Через какую боль ему пришлось пройти, когда они буквально собирали его по частям. Шай…

— Бел, поговори со мной.

— Я… я в порядке, Кон…

Вообще нет. Я точно не в порядке. Но я не могу сказать ему этого.

Шаттл поднимается в небо с какой-то невероятной скоростью. Или мне только так кажется. Мир замер от боли и ужаса. Я не могу ясно мыслить. Я хочу только кричать и плакать, умоляя разбудить меня от этого кошмара.

Потому что это не может быть правдой.

От этого нельзя проснуться.

Гравианский истребитель пролетает над планетой и поглощает наш шаттл целиком. В последние мгновения я вижу огни других кораблей, идущую битву, падающих солдат. А затем мы оказываемся внутри вражеского корабля, окружённые блёкло-серой сталью, в кошмаре наяву. Даже когда нас выдёргивают из шаттла, я продолжаю сопротивляться, хоть это и бесполезно. Но вновь увидев Шая, я моментально сдаюсь.

Помещение, в которое нас привели, похоже на какую-то лабораторию. Или пыточную. Кон берёт меня за руку, его ладонь удивительно тёплая и сильная. Мне не хватает этой силы.

Чолтус уже ждёт нас. Он небрежно взмахивает рукой, и Кона оттаскивают от меня. Когда он начинает сопротивляться, меха бьёт его в лицо, одним ударом сбивая с ног. Я дёргаюсь в ярости, глядя, как Кон падает на пол. Но он быстро поднимается обратно на ноги.

— Не пора ли нам начать настоящие переговоры, антейм?

Кон сплёвывает кровь.

— Вы от меня ничего не получите. Мой народ никогда не сдастся. Империя…

Чолтус улыбается в ответ.

— О, я так не думаю. Антеес не входит в состав Империи. Она ничего не сделает, если ты добровольно передашь нам эту планету. У них не будет никакого права. Ты не подданный Императрицы. По факту ты нужен ей больше, чем она тебе. Твои люди сложат оружие и подчинятся твоему решению. Я собираюсь получить твою подпись на этом договоре, и сделать прекрасную новую меху из вейрианской принцессы, чтобы она выполняла все наши приказы. Будь то пытать тебя, убить собственную семью или даже Императрицу… что угодно, любой приказ.

Он снова смеётся своим визгливым голосом, от которого у меня сводит зубы.

— Ты не посмеешь! — кричу я. — Ты не сделаешь это!

Если он пошлёт меня убить Императрицу, то вся Империя обернётся против Вейриана. Они уничтожат нас, какими бы хорошими воинами мы ни были. Если нас сочтут угрозой Императрице, то пощады не будет, даже после пятнадцати лет сотрудничества они всё ещё видят в нас волков. И он это знает. Он всё знает. Он собирается использовать Империю, чтобы разрушить мой мир. Планету, которую им так и не удалось завоевать. И он хочет сделать это моими руками…

Чолтус шагает ко мне и сжимает моё горло рукой. Я успеваю сделать один лишь вдох, прежде чем он вырывает меня из хватки Шая и поднимает над полом, удерживая в таком положении. Я не могу дышать. Я не могу…

— Ты у меня запомнишь своё место, маленькая сучка. Слушать и повиноваться. Твой народ избаловал тебя. Мы с нашими женщинами такого не допускаем. Уяснила?

Он швыряет меня в рядом стоящего меху. Мне связывают руки, ноги, и последний ремень сжимает горло так, что дышать становится ничуть не легче, чем с его рукой на моей шее.

— Отпусти её. Останови это! — орёт Кон. — Ты победил. Отпусти её.

— Нет! — кричу я, откуда-то взяв голос. Он не может этого сделать. Не может. Не сейчас. Не ради меня. — Нет, Кон, пожалуйста!

Чолтус не обращает на нас внимания, его рука скользит по панели управления.

— Итак, что мы получим? Ты можешь выглядеть точно так же. Это больнее, конечно же. Больно будет, само собой, в любом случае, но это… мучительно, как мне говорили. Однако женщины тщеславны и готовы страдать за свою красоту. Ведь правда?

Я дерусь и пинаюсь изо всех сил, пытаясь освободиться. Я знаю, что выберет Кон. И не могу этого допустить. Но у меня нет ни малейшего шанса ему помешать. Я не в силах остановить ни одного из них.

Чолтус нажимает кнопку, и тысячи кислотных уколов пронзают кожу. Мой крик превращается в визг, почти ультразвук. Мозг пытается отключиться, но аппарат не позволяет. Иглы входят глубже.

Меха, который был Шаем, наблюдает за мной. Его лоб сморщен, кожа на имплантах натягивается. Это самая яркая эмоция, которую он показал за всё это время, но тем не менее он не двигается, не делает ровным счётом ничего. Я хочу взмолиться о помощи, но это бессмысленно. Он теперь просто меха. Элара… Я помню, Элара… она пыталась помочь мне. Но от Шая не осталось даже тени того человека, которого я знала. Если бы в нём оставалось хоть что-то, я бы увидела в его глазах внутреннюю борьбу, он бы попытался хоть как-то помочь мне.

Перед глазами всё плывёт. Голос надрывается. Боль душит его изнутри.

Кон оказывается рядом со мной, но другие мехи успевают схватить его прежде, чем он дотрагивается до меня.

— Останови это! Я подпишу договор. Клянусь! Я подпишу всё, только отпусти её! Бел!

Мехи удерживают его, заставляя смотреть. Мои глаза не отрываются от его глаз. Я была так поглощена мыслями о Шае… Тогда как Кон здесь, и он готов пожертвовать всем ради меня. Отдать свой мир. Целую планетную систему. Свою жизнь и своё будущее. Всё.

«Нет, Кон, не делай этого», — пытаюсь послать ему мысль, как вдруг новая волна агонии охватывает меня, и все мысли превращаются в один сплошной душераздирающий крик. Иглы погружаются глубже в моё тело, огонь бежит по венам. Я слепо тянусь своим разумом и всей своей волей — единственным, что я ещё могу контролировать. Даже зная, что мы покинули планету и отлетели на приличное расстояние от неё, я тянусь к коллективному сознанию. И кричу.

Пол резко встряхивает, будто бы на корабле случился взрыв. Чолтус отшатывается от панели управления, и аппарат затухает, прекращая свою работу.

Вся в поту, делая один вдох за другим, я свисаю в его металлической хватке. Кровь горит, из глаз текут жгучие слёзы, жалящие кожу.

— Что это было? — рычит Чолтус.

Гравианский солдат что-то торопливо говорит по коммуникатору.

— На нас напали. Вейрианцы прорвали блокаду. Наш корабль горит. Капитан…

— Скажи ему, чтобы сейчас же вывел нас в гиперпространство.

— Он не может. Он говорит… пробоина в корпусе. И там ещё что-то… что-то странное…

Корабль, на котором мы летим, взывает и разворачивается. До нас доносятся крики и новые взрывы, но это не похоже на обстрел. Я знаю этот звук. Корабль разрывают на части.

Что-то гигантское врезается в стальной корпус, оставляя вмятину на стене. И снова нечто огромное ударяется в это же место, металл не выдерживает, гнётся, ломается. Что-то громадное пробивает себе проход.

Ужасающее существо, будто сделанное из кристалла, с мощными челюстями и четырьмя распростёртыми полупрозрачными крыльями, на кончиках которых находятся смертоносные лезвия.

«Стрекоза», — подсказывает мой измученный мозг. Я знала это, я уже видела их раньше… В разрушенной плитке, покрывающей пол дворца, что остался там, далеко внизу, на гобеленах и рельефных рисунках, в каждой антейской декорации. И вот сейчас она перед мной. Хрустальная стрекоза размером с тигра.

Гравианцы разбегаются в ужасе. Мои барабанные перепонки чуть ли не лопаются, когда это существо взвывает. Кон падает, и оно нависает над ним, расправляясь с оставшимися мехами. Оно уничтожает их, швыряет в стены, ударяет о пол. Фасеточные глаза сверкают, как крошечные витражные осколки.

— Что это такое? — ревёт Чолтус, отползая прочь, пытаясь найти оружие.

— Один из древних, пробудившийся ото сна, — выдавливаю я, не зная, слышит ли он меня и зачем вообще я ему отвечаю. — Коренной антеец.

Мне нужно произнести это вслух, чтобы поверить, что это всё по-настоящему. Кто ещё смог бы добраться сюда и стал бы так яростно защищать Кона? Кто ещё бы нарушил все правила с целью спасти нас? И я хочу, чтобы Чолтус тоже это знал: весь мир сейчас против него.

Существо вновь издаёт рёв — звук, от которого даже камень бы треснул. Мехи направляют огонь на него. Плазма отражается от тела, прочного, как алмазы. Оно… нет, она похожа на какую-то смесь насекомого, рептилии и птицы. Химера, чей вид не имеет аналогов, известных человеческой науке. Всё в ней прекрасно и ужасающе. Она продолжает накрывать Кона и не подпускать никого ко мне, осторожно разворачиваясь. Её длинный хвост размахивает из стороны в сторону, и она раскрывает свои кружевные или даже филигранные крылья, накрывая тех, кого она защищает, за кем присматривает, как гигантский ястреб.

— Один из… — Кон ахает. Он поднимает взгляд на существо, широко раскрывая глаза. — Кто это? Который из них?

Это может быть только она. Я хочу сказать ему, но не могу подобрать слова. Кто из них прилетел бы сюда в одиночку, поставив главной целью перед собой защитить Кона? Я знаю ответ, но не могу поделиться с ним. Он никогда не поймёт. Или же будет винить сам себя.

Это может быть только Матильда.

Чолтус бросается к двери, и существо движется за ним. Но это был обманный ход. Меха, который был Шаем, стреляет с впечатляющей меткостью. Не ожидавшая этого Матильда уходит с линии обстрела. Чолтус хватает меня и прижимает что-то к моему горлу. Я замечаю серебряный кончик острого лезвия.

Всё замирает. Становится даже слишком тихо.

— Скажи ему, чтобы отпустил тебя, — подсказывает мне Матильда. — Скажи всё, что хочешь, — она нетерпеливо ходит из стороны в сторону, глаза сверкают сапфирами. Её хвост рассекает воздух, оставляя по пути надломы в стене. — Ренна в пути. Когда она доберётся сюда, мы распотрошим их всех.

— Отпусти меня, — шепчу я хриплым голосом. — И существо уйдёт. Это будет справедливо.

Чолтус ухмыляется, но без веселья, обнажая зубы и усиливая хватку.

— Справедливо? Да что вы знаете о справедливости? Разве вы справедливо поступили с моим народом — жителями умирающего мира, которым нужна была только вода и ресурсы? А когда ваша королевская семья была стёрта с земли, это было справедливо? В мире нет справедливости, принцесса. Нет, мы уйдём отсюда вместе, ты и я. А твоя тварь останется стоять там, где стоит.

Он ударяет по блокировке двери. Моё тело размякает в его безжалостной хватке, слишком измотанное, отравленное ядом, лишённое сил на то, чтобы сражаться.

— Бел… — отчётливо слышу я голос Кона в горькой тишине. — Бел…

— Доверься ей, Кон. Она позаботится о тебе.

Он поднимает глаза на существо.

— Кто она?

— Уничтожь здесь всё, — приказывает Чолтус. Шай двигается с нечеловеческой скоростью. Он бросается вперёд, перекатываясь с поразительной грациозностью, и из его руки выскальзывает граната.

— Матильда! — кричу я.

Граната катится по полу в сторону Кона.

Проходит всего мгновение. Кошмарное, бесконечное мгновение. И я знаю… знаю… Матильда не допустит, чтобы с Коном что-то случилось.

Она бросается навстречу взрыву, но даже её кристальное тело не может выдержать столь разрушительной силы. Кон кричит, но рёв перекрывает все остальные звуки. Взрыв, чудовищная тряска, вопль… Мысленный крик Матильды разрывает душу.

Последовавшее молчание нарушается всхлипом. Кон выкрикивает имя другой женщины:

— Матильда!

Звуки обрушиваются на нас. Снаружи идёт бой, шумят двигатели космических кораблей, слышатся военные команды, предсмертные крики и рёв Рондета, когда смерть Матильды эхом проносится через разум каждого из них.

— Они летят сюда! — выкрикивает один из солдат. — Ещё больше этих тварей. Кто они такие?

Я высвобождаю руки и тянусь к своему поясу, который они пропустили. Основные ножи легко выскальзывают. Они изогнутые, как обломки её когтей, раскиданные по полу. Я накидываюсь на посла, пробиваюсь через его щит и вонзаю лезвия глубоко в его плечо и грудь. Но не попадаю в шею. Он подаётся вперёд, ударяя меня в лицо внешней стороной руки, отбрасывая на пол, к тому, что осталось от Матильды.

Кон пытается доползти до меня, обнять дрожащими руками.

— Это была она? Как такое возможно? Ты назвала её имя. Бел? Ответь мне!

Рондет кричит в моей голове, и в его тоже. Они кричат от боли и ярости, убивая своих врагов, разрывая всех гравианцев, что попадают им на пути, нанося больший урон врагу, чем существенно превосходящие их в численности солдаты Вейриана и Антееса. Их всего трое, в гневе и агонии, взбешённые от скорби. Я чувствую их перекрученные эмоции, как часть себя. Их боль — моя боль. Огромные крылья рассекают воздух, как ураган.

Мы замолкаем, услышав рёв перезаряженного плазморужья, наше внимание возвращается к происходящему в каюте. Я переплетаю наши пальцы и оглядываюсь через плечо. Чолтус стоит у двери, придерживая одной рукой кровоточащие раны, а другой он направляет оружие мне в голову.

— Теперь я вижу, мы недооценили тебя и союзы, что вы заключили. Но всё же я могу избавиться от вас обоих. Хотя бы свершить эту маленькую месть. Богиня будет довольна и этим.

Кон пытается заслонить меня собой.

— Оставь Бел в покое. Это наша война.

— Её это касается не меньше, чем тебя, Конлейт. Она вейрианка. Единственная раса, что победила нас. В ответ мы уничтожили их королевскую семью, но они всё равно досаждают нам, оставаясь когтями и клыками Империи. Не будь их, кто бы защищал имперцев? Да, у них есть оружие и средства, чтобы купить ещё больше. Но некому будет держать это оружие. Никто не владеет им так, как вейрианцы. Империя не хочет сражаться, как, собственно, и твой народ. Вы с радостью позволяете вейрианцам делать всю грязную работу, поощряете их, используете их. Выпускаете, как свору собак, по сигналу. А мы хорошо знаем её семью. И она ценнее всех. Но если послушную машину из неё сделать не вышло, то меня устроит и труп.

Весь мир вокруг меня замедляется. Каждое движение, каждый вдох, каждый удар сердца я замечаю в мельчайших деталях. Он нажимает на спусковой крючок. Я ничего не могу сделать. Я понимаю это, с болезненным уколом признавая поражение. Я умру прямо здесь, на полу, в шаге от спасения.

Металлический скрежет разрывает тишину, и серебряная полоса рассекает воздух. Нечто вонзается послу в грудь, а следом и в горло. Чолтус тупо смотрит вниз, будто бы пытаясь понять, как они туда попали. Он всё ещё держит в руке оружие, и его пальцы рефлекторно дёргаются, выстреливая. Мы с Коном уклоняемся, но он стреляет вслепую, куда-то над нами. Искры сыплются с потолка. Он падает, ножи всё ещё торчат его тела, а ружьё продолжает стрелять. Плазма попадает в меху, стоящего за нами, плавит плоть и металл.

Шай!

Он не двигается на мгновение, глядя на нас двоих. Если он и узнаёт нас, то ничем это не показывает. Я вижу, как двигаются его губы, будто он хочет что-то сказать или улыбнуться, не знаю точно. Нечто, похожее на узнавание, мелькает в его глазу, в оставшемся голубом глазу, который смотрит на меня и только на меня. И я понимаю, что он узнаёт меня. Он даже почти улыбается. Улыбкой, которую я знаю так же хорошо, как собственное отражение. И затем он тоже падает замертво. Безжизненное тело, сломанный механизм.

Глава 28

Я не двигаюсь, просто не в силах пошевелиться. У меня болит всё: тело, разум, сердце. Кон молча прижимает меня к себе, и мы слушаем, как корабль вокруг нас умирает.

— Всё разваливается, — шепчу я. — Мы окажемся в открытом космосе. Мы…

Сгорим. Вот, что будет. Корабль развалится, и мы умрём.

Кон выпускает меня из объятий и поднимается. Пересекает каюту, подходя к Чолтусу, замирает на мгновение и пинает, чтобы убедиться, что тот мёртв. После ещё одной паузы он наклоняется, забирая мои ножи, оружие покойного посла и всё, что может нам пригодиться. Таким сосредоточенным на деле я видела его только в мастерской, когда он работал над своими изобретениями. Он забирает всё необходимое, задерживаясь только, чтобы покрутить в руках некоторые предметы. Он сидит ко мне спиной, поэтому я не вижу, что именно. Он что, не понимает? Мы всё равно умрём.

— Кон, у нас нет ни малейшего шанса…

— Тссс… — Кон поднимает меня на ноги, пытаясь защитить, даже сейчас. А я пришла его спасать. Надо же, какая идиотка.

Мы ковыляем по коридору. Здесь темно и холодно, всюду дым и ядовитые газы. Нам некуда идти. Даже если я вспомню путь, по которому нас привели, даже если мы найдём какой-нибудь шаттл, на котором мы могли бы сбежать… Нас ослепляет вспышка, и затем всё гаснет. На одно жуткое мгновение всё замираетв тишине. Пауза. Как будто сама Вселенная задержала дыхание.

Взрыв отрывает заднюю часть корабля, нас откидывает на пол и на секунду мне показалось, что вот и всё. Нам конец. Но несмотря на то, что судно разваливается на части, мы всё ещё живы.

Огонь распространился позади нас. Я чувствую его жар, вдыхаю дым и химикаты. Мы здесь задохнёмся. Даже умереть достойно не получится.

Сквозь огоньки аварийной сигнализации я вижу звёзды. Прекрасный сине-бело-зелёный шар сверкает во тьме. Антеес. Отсюда не видно, как сильно его разрушили гравианцы. Ком застревает в горле. Это наш дом.

— Держись, — говорит Кон.

— Что?

Среди всех этих звёзд наш корабль мечется и вращается, будто в причудливом танце. Красные и синие огни вспыхивают и гаснут, пока гравианские корабли выскакивают в гиперпространство, как всегда, спасаясь бегством после поражения. Но корабль, на котором сейчас мы, продолжает разваливаться на части. Я чувствую это. Он уже больше никуда не полетит.

На кораблях всегда есть спасательные капсулы, но здесь их очень мало — будь проклято это гравианское представление о жизни. Или точнее о смерти. У нас нет выбора.

Кроме как покинуть корабль.

— Готова? — Кон прижимает меня к себе.

Я киваю. Так будет лучше. Я предпочту умереть среди звёзд, чем в груде металла. Нужно совершить этот прыжок.

Я переплетаю наши пальцы, и вместе мы бежим по коридору, ведущему в никуда. Многолетние тренировки дают результат. Выдохнуть, выпустить весь воздух из лёгких, чтобы сосуды не закупорились. Неважно, что через несколько секунд мы умрём от нехватки воздуха. Всё это уже не имеет значения. Вместе мы прыгаем в пустоту.

И летим.

Кон нажимает какую-то кнопку на поясе. Нас окружает личный щит — прозрачный барьер, который тут же наполняется внутри кислородом. Щит Чолтуса. Я поражённо втягиваю воздух, чувствуя облегчение, и Кон улыбается мне, снова обнимая, пока мы отлетаем прочь от распадающегося на части корабля.

И летим среди звёзд.

— Я усилил его действие. Этого хватит ненадолго. Но я не мог позволить тебе сгореть.

Парить в открытом космосе намного лучше, с этим не поспоришь. Но затем я опускаю глаза, глядя на планету.

За нами сквозь атмосферу летит гигантская хрустальная стрекоза. Она сверкает в сиянии солнца и звёзд. Огромные крылья простираются широко, а фасеточные глаза замечают нас среди обломков с зоркостью сокола. Ренна издаёт радостный рёв и обвивается вокруг нас.

***

Битва окончена и уже стихает, но оставшиеся три члена Рондета кружат над нами, разрывая на части всё гравианское, что только было в небе, неважно, пытается ли оно бороться или отступить. Их клыки и когти — само по себе оружие, их крылья придают им невероятную скорость. А я, похоже, потеряла сознание. Помню только, как мы парили среди звёзд и обломков гравианского истребителя.

И как Ренна спасла нас.

И как Кон держал меня в объятьях.

И как Шай… погиб за меня. Снова.

Ренна возвращает нас во дворец — или то, что от него осталось, — приземляясь в саду.

— Сюда! Они здесь!

Это голос Джондара. Он бежит к нам, спотыкаясь от спешки. За ним я вижу Петру и Тома, своих стражников, каким-то чудом всё ещё живых. Том ранен, но держится на ногах, решительный, как никогда. И тут я вспоминаю: бронежилет. Том всегда носил бронежилет.

Я готова была расцеловать его за это. Но Кону и Джондару это наверняка бы не понравилось.

Как бы они сами ни были ранены, наше состояние намного хуже, поэтому они быстро окружили нас заботой.

Я мельком замечаю вейрианские корабли — «Соколы» и даже «Осы» — кружащие над головой. Но в основном я продолжаю смотреть на Рондет. Их чешуя блестит на солнце, как сталь или драгоценности. Я не могу оторвать глаз. Они летают как стрекозы, существа из моих воспоминаний, их двойные крылья трепещут на такой скорости, что размываются в воздухе, и сверкают всеми цветами радуги, постоянно меняясь. Это я помогла Рондету принять этот облик? Или они всегда были такими, в ожидании пробуждения, когда это потребуется?

— Докладывай, — хрипит Кон.

— Сегодня наш день, — объявляет Джондар. — Они улетели в гиперкосмос, за ними гонятся имперские войска. А тебе нужен врач. Вам обоим.

— Том? — перебиваю я. — Что случилось?

— Я в порядке, ваше высочество, — отвечает он. — Правда. Бронежилет принял большую часть удара на себя, и нога не так уж плоха.

— Он резиновый, не иначе, — делится со мной Петра. — Всё от него отскакивает.

Нас быстро уводят… Или, правильнее будет сказать, уносят. Наверное, я опять упала в обморок. Боль подавляет сознание, даруя благословенное освобождение. Кон остаётся со мной. Я слышу, как он кричит на всякого, кто пытается нас разделить. Это так не похоже на него — кричать. А затем я слышу его всхлипы, когда мы остаёмся одни. Он ни на секунду не выпускает моей руки.

Просыпаюсь в спальне. Кон стоит на коленях у кровати, опустив голову и плечи на подушки. Он всё ещё держит меня, хотя хватка ослабла. Он дышит прерывисто, и я догадываюсь, что он и не думал о своих ранах. Ему наложили повязки прямо здесь, рядом со мной. Он по-прежнему в лохмотьях, оставшихся от той одежды, в которой его схватили. Он даже не снял с пояса металлический шарик — щит, спасший нас обоих. Он выглядит таким уставшим и таким молодым. Слишком молодым, чтобы быть настолько потрёпанным.

— Кон?

Он шевелится, внезапно поднимая голову и делая резкий вдох. Страх на его лице — яркое напоминание о последних событиях. Следы пыток и издевательств всё ещё на нём. Но ещё хуже тени пережитого, отражающиеся в его глазах. Мне хочется спросить, что с ним сделали, но не могу, пока нет. Он пытается взять себя в руки.

— Это была она? — спрашивает он, его голос хриплый, надломленный. Я не горю желанием отвечать, но он уже знает правду. Мой Кон умён. Слишком умён для его же собственного блага. — Но как?..

— Она хотела приглядывать за тобой, и Рондет взял её к себе, включив в состав четвёрки. И когда мы оказались в опасности…

— Она умерла, да? На этот раз по-настоящему. Я слышал их вопль. Их всех. Я и сейчас их слышу, — не знаю, что ему сказать, поэтому просто обнимаю, обхватывая руками и прижимая как можно крепче. — Они плачут. Не уверен, что они когда-нибудь успокоятся.

— Иди сюда, — я тяну его на кровать, чтобы он лёг рядом со мной. Мы устраиваемся в объятьях друг друга, как только можем, осторожно касаясь друг друга. Каждое движение причиняет боль. Но это неважно.

Время идёт. Мы лежим в тишине. Я прислушиваюсь к его дыханию, желая, чтобы оно выровнялось, успокоилось. Врачи приходят и осматривают нас обоих, дают лекарства, переодевают нас. Но ни на секунду мы не разделяемся.

Я не оставлю его. Больше никогда. И думаю, он чувствует то же самое. Надеюсь. Наверняка. Не могу же я настолько ошибаться? Я отказываюсь покидать его. Не после всего того, через что мы прошли. Я не могу, не в силах. Мне не нужно быть королевой, или принцессой, или кем бы то ни было. Это всё ерунда. Мне нужен только он.

Я не отпущу его теперь. Не после всего, что было. Я слишком много потеряла.

— Это был Шай, — наконец произношу я. — Он был мехой, и он спас меня. Вспомнил. Хотя мехи не способны на это.

— Да, не способны, — соглашается Кон. Он тянется ко мне рукой и вытирает слёзы с щёк. Я даже не заметила, что плачу. Его пальцы задерживаются на моём лице, словно бы изучая. Я чувствую приятное покалывание на коже. Такое приятное, родное ощущение.

— Тогда как?..

— А как Матильда…

— Я не знаю. О предки, Кон… Я никогда не хотела, чтобы кто-то из них…

Он целует меня, жёстко и настойчиво, затыкая рот.

— Я молился, чтобы ты пришла, — говорит он. — Молился и боялся этого. Потому что знал, что ты придёшь. И я думал… Когда я увидел Шая, я подумал…

— Что он убьёт меня?

— Нет, — отвечает он, неожиданно твёрдо. — Нет, это мне и в голову не приходило.

— Его нельзя было спасти. Он стал мехой. Всё человеческое в нём должно было исчезнуть. И всё же он спас меня.

— Я не ожидал от него ничего иного, кем бы он ни стал.

Я переплетаю наши пальцы и сжимаю его ладонь. Снова целую его, но усталость накатывает на меня. И веки закрываются…

***

Должно быть, я опять провалилась в сон. Может, это действие лекарств. А может, истощение слишком сильное, чтобы бороться.

Спустя некоторое время снаружи раздаются крики. За дверью происходит какая-то борьба, но не в военном смысле. Кто-то неблагоразумный пытается заставить Джондара и Петра пропустить его внутрь. И у него это не получается, но он не сдаётся. Впрочем, упрямство — это семейная черта.

Я не могу подобрать слова, но знаю, что сейчас будет. Этого не избежать. Даже в окно не сбежать. О предки, начинается новый кошмар.

Кон поднимается на ноги, разглаживая одежду. Защитный жест, понимаю я, он по-своему готовится к битве. Слова, дипломатия и гениальный ум — вот, что он собирается применить. Однако против этого врага такие методы бесполезны. Я тяну его обратно к себе. Я его защищу.

У него не больше сил стоять на ногах, чем у меня, но он всё равно пытается. Бледное лицо напряжено. Но он не садится обратно. Упрямство свойственно не только моей семье.

— Ты же антейм, — напоминаю ему, снова беря его за руку. — Это твой мир.

— Да, но он твой…

— Где она? — кричит Зендер, распахивая дверь и врываясь в комнату. — Где моя сестра?

Я приподнимаюсь на одном локте, потому что это всё, на что я сейчас способна.

— Здесь. И ты сильно шумишь. Людям нужен покой для выздоровления.

— Я думал, ты погибла, глупая девчонка, — рычит он. — Может, уже отпустишь его?

Я продолжаю держаться за Кона, посылая брату свой самый упрямый взгляд. Кон молча смотрит на Зендера, но стоит на месте. Я медленно улыбаюсь, чувствуя прилив уверенности. Он никуда не уйдёт.

— Он мой обещанный муж, Зендер. И так как я чуть было его не потеряла, то больше никогда не выпущу из поля зрения.

— Как трогательно, — выплёвывает брат. — Замечательно. О вас сложат легенды, не сомневаюсь. Девушка, пробудившая хрустальных драконов, чтобы спасти самого антейма. Девушка, которая прыгнула в открытый космос и выжила. Кровавая невеста, не так ли? — я дёргаюсь при упоминании ненавистного титула. Так странно было услышать это от него. Он ухмыляется, довольный произведённым эффектом. — Ладно. Мне нравится. И дома все тоже будут в восторге. Ох, сколько льстецов и подхалимов будут нас окружать. Представляю, как нас будет тошнить от них. Но ты же теперь вейрианская королева.

— Я не королева.

Кон наконец прочищает горло.

— Ты королева во всех отношениях, разве что без титула. И это мы можем исправить в любой момент, как только ты будешь готова. То есть, если… если ты хочешь, разумеется. Я слышал, что они говорят, пока ты спала, Бел. Но это стало понятно ещё тогда, несколько недель назад, когда мы скрывались в лесу. Ты их герой, вдохновительница, они готовы на всё ради тебя. Мне кажется, ты завоевала сердца моих людей вернее, чем когда-либо мог я.

Я не знаю, что ответить. Пока я слушаю его, у меня возникает чувство, будто сердце вот-вот переполнится. Оно ноет от любви из-за его слов. Слёзы вновь жгут глаза, но на этот раз это не слёзы боли. Во мне больше не осталось боли.

— Ну, это всё очень мило, конечно, — смеётся Зейн, — но моей сестре нужно думать о будущем. Её отец и Императрица заключили соглашение о защите этого мира, и цель достигнута. Без брака. Бел имеет полное право вернуться домой.

Я отшатываюсь, не сводя с него глаз:

— Покинуть Антеес?

— Да, слова «вернуться домой» именно это и подразумевают, сестрёнка. Но мы можем задержаться, чтобы хотя бы отмыться, — ему хватает наглости сморщить нос. Зендер, которого я видела покрытым предки знают чем после ночного полёта с Крылом, смеет, чёрт подери…

Но вдруг Зейн запинается, наклоняясь ближе ко мне, чтобы приглядеться.

— Что ты сделала со своей кожей? Это золото?

Моя рука взметается к щеке, где Кон касался моей кожи некоторое время назад и куда Зендер пялится прямо сейчас. Кон сжимает мои пальцы и улыбается нежно, понимающе. И тогда до меня доходит, даже смотреть не нужно, я знаю, что там сейчас золотые чешуйки, прямо как у него.

— Побочный эффект от продолжительного контакта с Рондетом. Они оставили на тебе свой след. Он прекрасен. Но это пройдёт, если ты улетишь.

Улечу? Куда?

— Я никуда не собираюсь улетать, — рявкаю я со всей яростью, как Ренна и Матильда в гневе вместе взятые.

Зендер качает головой.

— И свирепая, как дракон. Их общество повлияло на тебя даже сильнее, чем я думал.

— Они не драконы, недоумок, а коренные антейцы. Драконы — это миф. А они — нет. Они настоящие. Ты их вообще видел?

Брат наклоняет голову к плечу, но смотрит не на меня, а на Кона.

— Одумайся, антейм. Видишь, во что ввязываешься? А я ведь просто её брат. Дружище, я даю тебе идеальный план спасения. С тобой всё будет ещё хуже.

— Кронпринц Лисендер? — Кон прочищает горло, принимая серьёзный, торжественный вид. — Я сочту это за честь.

Я пытаюсь встать с кровати, чувствуя, что численное превосходство не на моей стороне, и мне это совсем не нравится.

— Что?!

Кон берёт меня за руки и подталкивает, чтобы я легла обратно. Я бы хотела воспротивиться, но тело не слушается.

— Я могу предложить тебе только разрушенный мир, который нуждается в воссоздании. Я могу предложить только сломленного антейма, который нуждается в исцелении, — он преклоняет колени предо мной. — Скажи, что останешься здесь в качестве моей королевы.

Я могу дать только один ответ. С тех пор, как я сюда прилетела, все мои мечты изменились. Я потеряла Шая. Честно признаться, он никогда и не был моим. Ничто не стоит между мной и Коном. Даже мои собственные сомнения отпали. Выбор сделан. Возможно, он был сделан ещё тогда, когда я впервые пришла на помощь инженеру в недрах умирающего космического корабля.

— Да, — я прижимаюсь губами к его губам, позабыв про братьев, волю Императрицы, аристократию и всё остальное. Всё, что имеет значение, — это его поцелуй, его объятья, его прикосновения и обещание совместной жизни.

Эпилог

Ветерок шуршит новыми листочками на деревьях, кружа лепестками над садами. Я слышу, как работают строительные бригады: стучат молотки по камню и металлу, сверлят дрели, гудят машины. Они прекращают работу на ночь — уже поздно, и у Джондара будет истерика, если что-то нарушит его планы. Ряды лампочек, протянутых между террасами наверху, отражают звёзды, которые только-только начинают виднеться на темнеющем небе.

Озеро в вечернем свете кажется серебряным. Мы вновь расчистили входы в подземные туннели, и около сотни археологов со всей космической системы вызвались изучить недра Антееса. Фавре не одобряет эту затею. Аэрон в восторге. А Ренне, похоже, намного интереснее парить в небе — она пытается облететь весь мир.

— Это всё твоё влияние, — отмечает Кон, когда я делюсь с ним этим наблюдением. Вполне возможно.

Разумеется, у нас сейчас другие приоритеты. Город, по большей части, разрушен. Прошло уже три месяца, как мы отвоевали Антеес у гравианцев, но всё ещё есть те, кто отказывается выходить из укрытия. Многие из них решили остаться жить в подземном городе, и мне не за что их винить. Там очень красиво, а главное, безопасно. Уйдут годы, прежде чем Антеес восстановится, как физически, так и психологически. Отряд разведки, посланный на Келту, вернулся с наихудшими новостями. Спутник планеты — мёртвое место. Ни одного выжившего.

У подножия извилистой тропы, на поверхности озера, мы построили святыню. Стену из дрожащих листков бумаги: с записками, фотографиями и рисунками, с памятными вещицами, оплетёнными лозой и цветами. Каждую ночь здесь зажигают свечи, похожие на звёзды. Когда они плавятся, одну ставят на другую, и разноцветный воск причудливо смешивается.

И на нас смотрят лица тех, кто навсегда покинул этот мир.

Я зажигаю свои свечи, и он тоже, молча. У каждого личное время и пространство. Я зажигаю маленькие мерцающие огоньки за всех тех, кого потеряла. За Нериссу, за Дэна и Джессема, за Элару, за лётчицу Девру.

И за Шая. Фотография, которую я нашла в его деле, не отражает того, каким он был на самом деле. Она формальная, сделанная для документов. Мне стоило попросить кого-нибудь написать его портрет, но это должен был быть кто-то, кто хорошо его знал. А таких среди живых осталось немного.

Я встаю, глядя на все эти лица, не только на своих погибших друзей. Кон подходит ближе, заключая в тёплые объятия, и я прислоняюсь спиной к нему. Он кладёт подбородок мне на макушку.

— Нам пора, — говорю ему. — Нужно ещё подготовиться к свадьбе.

— Успеем. Они подождут.

Улыбаюсь, представив, как Джондар наворачивает круги в ожидании нас… Это жестоко.

— Если мы не придём в ближайшее время, Том лично притащит нас, — нехорошо заставлять друзей ждать на их свадьбе, даже если вы антеймы. Я качаю головой. — Идём.

Не выпуская его руки, я увожу его прочь, обратно вверх по длинной лестнице через сады, которые только-только начинают возвращаться к жизни.

Три девушки идут нам навстречу. При виде нас, они колеблются, приседая в реверансе.

— Ваши величества, простите нас, — решается начать одна из них, запинаясь. — Мы не хотели вам помешать.

Один взгляд на их лица — и я понимаю, о чём они подумали, и едва сдерживаю смех. Даже после всего пережитого антейцы остались немного ханжами. Но меня это больше не смущает. Честно говоря, в этом есть что-то трогательное. Как можно не любить мир, полный таких людей?

А что же Кон? Он краснеет, как мальчишка. Серьёзно, только что покраснел.

— Всё в порядке, — отвечаю им. — Мы уже уходим. Это место открыто для всех, не только для нас. Да вы и сами это знаете.

Я оглядываюсь на стену. Там я вижу среди прочих лицо Матильды — потрёпанные остатки того прекрасного портрета, перед которым я когда-то увидела Кона, глядевшего на него, как на икону. Должно быть, он нашёл эту картину в руинах. Это вполне в его духе — желать почтить её память, выделить ей место среди её народа. Нашего народа. Наши погибшие возлюбленные смотрят на нас, но это не то же самое. Любовь, которую я чувствую сейчас, — это любовь совсем другого рода.

— Бел, — он поднимает мою ладонь к губам, целует пальцы, и я не могу не повернуться к нему, не заглянуть в эти безупречные зелёные глаза. В них отражается неуверенность, беспокойство. На секунду я теряюсь. — Если тебе нужно больше времени…

Я целую его. Иногда это единственный способ заткнуть ему рот, а иногда я делаю это просто потому, что могу. Обвиваю руками его шею и поднимаюсь на носочках, чтобы поймать его губы своими. Я вкладываю всю душу, всё сердце в этот поцелуй, и он постепенно оттаивает, наслаждаясь каждым мгновением, каждым движением.

Спустя целую вечность — пока девушки смущённо ахали, перешёптывались и хихикали, затаив дыхание, — я отстраняюсь, совсем чуть-чуть, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Я уверена, Кон. Ещё никогда в жизни я не была так уверена. Пойдём.