Крыло Королевы

— Да, ваше высочество, — говорит Дэн мягче, чем я ожидала. — Спокойной ночи.

Мои глаза горят, а горло сжимается, словно на нём затянули удавку. Пытаясь подавить всхлипы, я падаю на кровать и молюсь, чтобы утро никогда не наступило.

Глава 14

Мои молитвы не были услышаны. Только дурак продолжал бы надеяться, но учитывая, сколько раз за прошлый вечер я повела себя, как полная дура, то почему бы и нет? Мои предки бросили меня здесь. Может, они не слышат мою мольбу за сотню световых лет. Может… может, я опозорила их и теперь им безразлична моя дальнейшая судьба.

Что бы на это сказала моя мать, если бы видела, как я себя веду? Она была бы в ярости, не сомневаюсь. Она бы сказала мне встать, выполнить свой долг, выжать максимум пользы из своего положения. Раньше я всегда думала о ней только хорошее. Каждую секунду. Но теперь мне ненавистна сама память о ней, и всё то, за что она выступала: все эти разговоры о чести и дисциплине. Это всё вбито мне под корку, это всё во мне от неё. Этого я отрицать не могу.

Наступает день моей свадьбы, ясный и солнечный, под пение птиц за окном. Они дразнят меня. Это не мои заводные птички, к которым я так привыкла. Это настоящие, живые птицы, которыми вдохновлялись при создании моих. Они меня тоже бесят. Если бы пару месяцев назад кто-нибудь рядом заговорил об Антеесе, я бы даже не обратила внимания. А теперь я уже месяц как здесь и собираюсь замуж за антейма.

Мои горничные приносят лёгкий завтрак и питательный отвар от похмелья, будто бы после бала всегда есть определённые последствия. Мои проблемы связаны не с алкоголем. Отваром не исправить последствия того, что я вчера натворила. По отношению к Шаю и Кону. По отношению к себе. Это вообще ничем не исправить.

Вскоре приходит Элара с целым списком того, что нам предстоит сделать.

И с этого момента я уже себе не подвластна, меня загоняют в несущийся по рельсам поезд антейского двора, и он мчит меня, беспомощного пассажира, вперёд, к королевской свадьбе.

Какая теперь разница? Вчера я сделала свой выбор. Сказала о нём Шаю и видела, как любовь и надежда умирают в нём, подавленные чувством долга. Долга, о котором я напомнила ему своим заявлением. Долг превыше всего, и я это знаю. Всегда знала.

«Где же он?» — задаюсь я вопросом, пока меня наряжают и украшают с головы до пят.

От Зендера тоже ни словечка — по крайней мере, ни одно не дошло до меня. Когда я пытаюсь выяснить, мне отвечают про помехи в межзвёздных сигналах, солнечные вспышки, аварии на космических путях или ещё какие проблемы из воздуха. Это если я вообще получаю ответ. Теперь мне известно наверняка, что я здесь последний по значимости человек. Едва ли я удивлена. Но было бы славно, если бы кто-нибудь соизволил сообщить невесте, прибыл ли её брат. Я не хочу спрашивать ещё раз, боясь показаться попрошайкой или трусихой. Я просто держу все свои тревоги внутри, нос кверху, курс прямо. Я солдат. Я должна быть смелой. У меня нет иного выбора. Это то, чего ждёт от меня моя семья.

Но сильнее меня тревожит тот факт, что Шая и след простыл. Когда я пытаюсь расспросить Петру, моя стражница бросает на меня странный взгляд — смесь жалости и понимая — и говорит, что он перепроверяет меры безопасности вместе с советом.

Но ей явно не по себе.

— Что не так? — серьёзно спрашиваю её, не желая слушать отговорки.

Петра хмурится и оглядывается по сторонам, прежде чем придвинуться немного ближе и тихо заговорить:

— Он просматривает воздушные волны, пытаясь понять, в чём дело. Он пытался сказать антейцам, что свадьба — наилучшее время для нападения гравианцев, но его никто не стал слушать. Никогда ещё не видела его таким злым.

Я видела, но не суть.

— Что он хочет, чтобы они сделали?

— Отложили свадьбу. Вызвали подкрепление из Империи. Что угодно, лишь бы не пускать всё сегодня на самотёк.

Глубоко внутри меня поднимается тёмный вихрь, высасывая жизнь и остатки радости. Он пытается остановить свадьбу. Ну конечно. После вчерашнего… Несмотря на то, что я выбрала Кона. Несмотря на то, что у меня нет выбора, и он это прекрасно знает.

— И его не слушают?

Худшего унижения для него и представить нельзя. Зачем было приглашать его в состав военного совета, если не верить его опыту и компетентности? Не слушать его — это оскорбление. Кон намеренно так поступает? Он бы не повёл себя так низко, ведь так?

Вечно ли я буду разрываться между ними?

Я не решаюсь спросить ещё что-нибудь. Только не вслух. Но я бы хотела, чтобы он был здесь. Даже зная, что я знаю. Даже с полным осознанием того, что произошло прошлым вечером. Что могло бы произойти… что почти произошло…

Правильно ли я поступаю? Можно ли теперь сделать что-нибудь ещё?

— Вот так, — Элара осматривает меня с макушки до пят, как произведение искусства. — Не кусайте губы, ваше высочество. И улыбайтесь. Сегодня ваша свадьба. Невеста должна светиться от счастья. Тем более королевская невеста.

«Едва ли», — мысленно отвечаю я. Горькое осознание. Королевские невесты обычно жертвуют собой ради блага своего народа — сияющая разменная монета, или скорее умный стратегический ход. Королевской невесте нечему радоваться. Но светиться значит ослеплять — это нужно для того, чтобы отвлечь внимание от того, что происходит на самом деле — и это в моих силах. Для этого я здесь.

— Скоро мы выходим? — мой голос звучит спокойно, уверенно. Какая ложь.

— Через несколько минут. Сначала будет процессия по городу в карете, запряжённой лошадьми, а затем мы поедем к Рондету — на этот раз по земле, а не по небу. Так медленнее, но торжественнее. Вы готовы?

Молча киваю. Элара несколько секунд всматривается в моё лицо.

— Я не была уверена, как к вам относиться, как вы будете справляться здесь, как вы воспримете наши обычаи и порядки. Но я рада, что вы здесь, Беленгария. И рада за Кона. Ему нужна такая девушка, как вы.

Это последнее, что я ожидала услышать от Элары.

— Как я?

Она печально улыбается.

— Он мечтатель. Не мне об этом говорить, но…

— Но ты всё равно скажешь?

Короткий смешок срывается с её губ, и я краснею.

— Ему нужен кто-то, кого волнует он сам. Только он. Не корона и не Антеес. Но вы ведь это понимаете. Я слышала, что вы сказали Рондету.

Да. Я это понимаю. Вся тяжесть этого мира упала на плечи Кона. Или он сам на себя взвалил. Кто-то должен разделить его ношу.

— Мы не всегда получаем то, что хотим, — продолжает Элара. — Но иногда груз ответственности на наших плечах важнее исполнения желаний. Иногда судьба даёт именно то, что нам нужно, а не то, что хочется, — она отходит на шаг и улыбается мне. Никогда не думала, что начну ей симпатизировать, совсем не думала, что всё будет вот так. Я полагаюсь на неё чаще, чем на кого-либо ещё на Антеесе. Более того, я воспринимаю её как подругу.

Я сажусь в карету, ждущую меня снаружи. Джессем занимает место позади меня, Петра и Том стоят рядом. Лошади на этот раз настоящие — прекрасные создания: белоснежные, с длинными развевающимися гривами и хвостами. Возможно, для механических коней это слишком далёкая поездка.

— Мы отправимся первыми к Рондету, — говорит Петра. — Джессем и антейская стража позаботятся о тебе. Всё будет хорошо, Бел. Главное, не забывай дышать.

— Я думала, здесь будет Зендер… В качестве моего представителя?

Тень беспокойства пересекает лицо Петры, но она пытается скрыть её за улыбкой. Я не купилась. Что-то не так с моими стражниками.

— Ты уже провела немало времени с антейцами. Ты сама можешь показать себя так, как нужно. Как отличного вейрианского солдата. Но если хочешь, я постараюсь выяснить, когда он прибывает. Ну, знаешь, они могут же задержаться? Я спрошу Шая.

Да, Петра спросит его. И у Шая будет готов ответ. Надеюсь.

— У меня есть кое-что для тебя, — к моему удивлению, Петра выглядит слегка неуверенно. — От нас. От всех нас.

Она вручает мне подарок, завёрнутый в шёлк. Я открываю его и вижу вейрианский пояс с кинжалами. Он похож на замысловатый узор из серебра и драгоценных камней, но на самом деле в нём девять клинков, каждый из которых можно достать и пустить в ход. Оружие, которое я могу носить.

По какой-то неведомой причине на мои глаза набегают слёзы. Я спешно пытаюсь надеть пояс на себя, но мои руки слишком сильно трясутся.

— Давай помогу, — в голосе Петры звучит веселье, смешанное с нетерпением. Она наклоняется, чтобы помочь. Кинжалы обнимают мою талию и бёдра, как будто пояс был создан именно для меня. Что, конечно же, вполне вероятно. Мои стражники разработали особый дизайн, заказали его у мастера и выкупили. Это идеальный подарок. Я подозреваю, что пояс был у них всё это время, с тех пор как мы покинули Вейриан, потому что я не могу представить, чтобы они могли сделать его здесь. Что-нибудь другое — возможно, но не вейрианский пояс. Не такой. В нём я чувствую себя в безопасности. Он напоминает мне о доме, о наших ремесленниках, нашей силе. — Вот так. Теперь ты настоящая вейрианская королева.

— Я не знаю, справлюсь ли, Петра. Не знаю…

— Тссс, тебе предстоит серьёзный бой, Бел. Не такой, к каким мы привыкли, но всё же… это битва. Ты никогда не знаешь исход. Ты просто надеешься, берёшь себя в руки и выполняешь свой долг. Просто делаешь то, что можешь. Ты справишься, и мы все будем рядом. Будь воином.

— Удачи, принцесса, — большие мальчишеские глаза Тома полны заботы. — Всё будет в порядке.

Мне бы помогло это напутствие, если бы их слова не звучали так, будто они пытаются убедить не только меня, но и себя.

Всюду играет музыка. Жители Лимасилла приветствуют меня с дворцовых террас, окон верхних этажей и крыш городских домов. Они бросают цветы, лепестки сыплются дождём. Я машу им рукой так, что она немеет, но не прекращаю. Просто не могу. Поездка в карете займёт часы, но я помню, что сказал Кон в день моего приезда: его народ всегда рад возможности взглянуть на него. На нас, возможно. На меня.

Я слышу, как люди выкрикивают моё имя, и в их голосах слышится радость. Не могу поверить. Они действительно приветствуют меня, празднуют нашу свадьбу. Возможно, так всегда на королевских свадьбах. Но я этого не ожидала. Радость, веселье, счастье… Они окружают меня, учащая моё сердцебиение. На мгновение я и вправду начинаю верить, что Том прав и всё на самом деле будет в порядке.

Только на мгновение.

Нечто разрезает воздух над нами. Мы замираем, все до единого, застывшие в ошеломлении, пытаясь отыскать источник шума. И в следующую секунду всё меняется. Земля грохочет и ревёт, мощно содрогаясь. Взрыв обжигающе горячего воздуха исходит из верхних этажей построек, сжигая баннеры и праздничные украшения, а также людей, забравшихся повыше для лучшего обзора. Они, как метеориты, летят, полыхая. На смену весёлой музыке, радостным возгласам и аплодисментам приходят вопли ужаса и крики агонии. Лошади вырываются, бросая карету, и несутся в неуправляемую толпу. Под моими ногами карета трескается и кренится в одну сторону, грозя рухнуть на бок. Джессем бросается ко мне, чтобы предотвратить моё падение и закрыть меня своим телом.

— На нас напали, — вопит кто-то, охваченный паникой. Не знаю кто. Не мой знакомый. Хаос распространяется повсюду.

— Уходим, — говорит мне Джессем. Твёрдой хваткой он помогает мне подняться на ноги. Мы прижимаемся к обломкам упавшей кареты, он выкрикивает через свой коммуникатор указания ближайшим стражникам.

Меня всю трясёт, одновременно от паники и осознания. Они всё-таки сделали это. Гравианцы. Как и грозился посол Чолтус. Как и опасался Шай. Свадьбы не будет. Не сейчас. Ну конечно. Нам ещё повезёт, если мы выживем сегодня.

Где же Кон? Где Шай? Добрался ли Зендер хотя бы до воздушной территории Антееса или столкнулся с поджидавшим его гравианским флотом? Перемещения корабля, о которых говорил Кон, сбои с межзвёздной связью… Мне стоило догадаться! Все признаки готовящегося нападения. Как далеко это всё зайдёт?

Я гоню страхи прочь от себя. Нам нужно вернуться во дворец… Сейчас это самое главное. Собраться вместе, раздобыть информацию, после того как окажемся в безопасности. Может ли быть безопасно в Лимасилле? Его строили не с тем расчётом, что придётся обороняться. Город был создан поражать своей красотой. А теперь он горит.

— Дворец атакуют, — раздаётся голос через коммуникатор Джессема. Я узнаю его моментально, даже искажённый помехами. Это Шай. Я выхватываю коммуникатор из руки Джессема.

— Шай, где антейм?

Я не могу разобрать ответ, только своё собственное имя, которое он скорее рявкнул, чем произнёс. И ругательства. Это слышно отчётливо. Он заканчивает приказом держаться в укрытии.

— Уже в пути! — сообщаю ему и возвращаю коммуникатор Джессему, пока Шай не успел возразить. Пусть только попробуют меня остановить. Может, я и не знаю, как быть принцессой, но я кое-что понимаю в том, как быть солдатом. Я знаю тактики гравианцев даже слишком хорошо и не думаю, что смена локации изменит их типичное поведение. Это им несвойственно. — Кто-нибудь, дайте мне оружие. Они пришлют корабли и высадят войска так скоро, как только смогут. Нам нужно распределиться по ключевым точкам, пока они не пришли. Мы должны защитить антейма. Кто со мной?

Несколько человек вызываются — и вейрианцы, и антейцы — их даже больше, чем я думала. Может, им просто нужен был кто-то — хоть кто-нибудь — кто мог бы повести их за собой, кто-то, за кем они могли бы последовать. Понимая, что даже секундное колебание может стоить мне их доверия, я прокладываю путь через охваченный огнём город в своём нелепом свадебном платье цвета серебра с вейрианским поясом для кинжалов на талии и позаимствованным плазморужьём в руках.

***

Вход во дворец находится неподалёку. Земля трясётся и содрогается, словно бы великаны переставляют свои тяжёлые ноги за следующим поворотом. Я догадываюсь, что это значит. Бросаю взгляд на Джессема, и вижу то же осознание в его глазах. Он приказывает стражникам, идущим за нами, разделиться и увести как можно больше мирных жителей Антееса, охваченных паникой, в безопасное место. Хотя сейчас нигде не безопасно. Войска гравианцев приземляются. Довольно скоро вся территория будет заполнена пехотой и мехами. Это не мелкий налёт. Гравианцы знают, что здесь им едва ли смогут оказать сопротивление. Это полномасштабное вторжение. Они усвоили урок, захватив Келту. Антейцы не расселились по всей своей планете. Они живут в паре городов или в глуши, на изолированных участках, не представляя собой никакой угрозы. Врагам достаточно захватить несколько ключевых точек и…

— Коммуникаторы выходят из строя, — кричит Джессем, когда взрывная волна проходит над его головой. — Электромагнитный импульс или заглушка.

— Нам нужно найти место, откуда можно вести оборону. Сдерживать их, пока мы не уведём всех лимасиллийцев в безопасность.

И ещё я должна найти Шая. И Кона. Мне отчаянно нужно найти их обоих. Я не могу это объяснить, мне просто невыносимо думать, что кто-нибудь из них в опасности, или ранен, или ещё что похуже.

Безопасность. Это ещё одна проблема. Где сейчас может быть безопасно? Где наши войска обороны? Где наши союзники?

В курсе ли Империя? Здесь есть патрули, они должны были что-то сообщить. Или гравианцы их тоже уничтожили? Слишком много вопросов. На это нет времени. Мне нельзя поддаваться панике.

— Принцесса? — Джессем кивком указывает налево, и я замечаю их. К нам приближаются гравианские корабли — серые кирпичи в небе, которые удерживаются на лету не иначе как их злобой. — Времени нет.

— Уведи людей во дворец! — я стреляю безостановочно, позволяя плазме вылетать, а сама целюсь в уязвимые клапаны под их двигателями. Затем я замечаю, что Джессем рядом со мной, стоит слегка впереди и также стреляет. Один из кораблей покачивается и шатается в воздухе. А потом взрывается. Ударная волна отбрасывает нас назад. Я лежу, оглушённая, в то время как ещё один корабль над нами устремляется вниз и врезается в землю, взрываясь. Джессем закрывает меня своим телом и тянет в безопасное место, прижимая к дворцовой стене.

Мирные граждане, которые были с нами, уже пробегают через ворота. И тогда я вижу его. Он стоит там, смотрит на меня и орёт.

Он всегда орёт.

Шай.

Я не могу расслышать его слова. Шум от залпов плазмы и взрывов сам по себе оглушительный, так ещё и моя голова звенит от возможного сотрясения. Но там Шай, живой, вооружённый до зубов, и он взял дело в свои руки.

Джессем тащит меня вперёд, а я и не сопротивляюсь. Через секунду я понимаю, что вновь чувствую свои ноги, и срываюсь на бег. Теперь я слышу Шая, кричащего что-то об эвакуации. Вижу транспортные средства, забирающихся в них людей. Всего несколько антейских самолётов, ни разу не военных. Этого недостаточно.

— Бел! — зовёт Шай. — Забирайся в кабину. Скорее.

— Где Кон?

— Он ещё внутри. Но ты должна покинуть это место. Сейчас же!

— Мы не можем бросить его здесь. Если они захватят антейма…

Он собирается возразить, я знаю. Шай думает только о моей защите, не об Антеесе. Вообще не о нём.

Он хватает меня за руку, жёстко встряхивает, словно пытается призвать к благоразумию. Я злюсь и вырываюсь.

— Залезай внутрь.

— Только с Коном.

— Они перекрыли космические пути. Они отрезали эту планету от любой помощи извне и теперь целятся на все основные места. Ты должна улететь отсюда, пока есть время. В глушь, где они не будут искать. А потом мы разработаем план побега, обратно на Вейриан.

— И что будет, если они захватят в плен Кона? Ну же, Шай, ты же знаешь, сколько он значит для своего народа. Антейцы пойдут на всё, чтобы спасти его, даже позволят гравианцам оккупировать весь их мир. Мы должны вытащить и его тоже. Он наш союзник.

— Нет брака, а значит, нет союза. Бел, пожалуйста!

Не могу поверить, что он говорит это. Из всех людей…

— Брак — это формальность. Естественно, союз есть. Иначе бы меня здесь не было.

Кроме того, если я уеду и смогу каким-то образом вернуться домой, как тогда будет настроена моя семья? Они, конечно, захотят помочь, но станут ли? Если у них не будет личной причины? Что только половина проблемы, потому что, даже если я окажусь в безопасности здесь, я пока не смогу покинуть планету, не говоря уже о том, чтобы добраться до Вейриана. Я могу попасть в засаду и стать заложницей. Или того хуже.

Я сверлю взглядом Шая. На это нет времени. Ни на нас. Ни на всё это.

— Я не могу уйти без него.

Он ворчит и ругается под нос, не сказать, что разборчиво.

— Кон не полетит, — сообщает Шай, закончив материться.

— Что?!

И чему я удивляюсь? Ну, конечно, он не собирается покидать дворец. Он отправился чинить сломанный двигатель вместо того, чтобы покинуть терпящий бедствие корабль. Он бы никогда не оставил своих людей в таком положении. Если его не переубедить, по крайней мере.

— Да, точно, — бормочу я. — Мы должны его уговорить.

— И ты отправишься с ним, — отвечает Шай. — Без возражений, Бел. Если я приведу тебя к нему и найду выход, ты тоже уйдёшь. Это не твоя битва.

Но и не его. Я киваю, слишком оглушённая, чтобы спорить. На самом деле, это вообще не битва, ни для кого из нас. Это полный разгром. Пойдёт ли теперь речь о свадьбе? Мирное время кончилось. Антеес будет оккупирован гравианцами, и нам стоит ожидать, как минимум, затяжной войны. Если только Кон не попадёт в плен, потому что тогда антейцы прекратят любое сопротивление. Они не рождены сражаться. В отличие от нас.

— Я уведу его в безопасность, если ты об этом. Но мы должны выступить против гравианцев. За этим мы здесь. Мы рождены для этого.

Он ничего на это не отвечает, но подталкивает меня вперёд.

— Нам туда.

Глава 15

Я бегу вслед за Шаем, отмечая, что люди, выпускавшие огонь на подавление гравианцев, тоже отступают к самолётам. Они поднимаются в воздух. Три из них улетают вдаль — в безопасность, надеюсь, — но четвёртый, едва успев подняться выше дворцовых ворот, взрывается, унося жизни всех людей на борту. Обломки дымящегося металла падают на клумбы, сжигая цветы.

Шай вздрагивает, но это единственное, что выдаёт его эмоции. На это нет времени. Эти слова продолжают крутиться в моей голове. На это нет времени. Ещё один мощный взрыв сносит ворота, но проход заблокирован грудой камней.

— Нам здесь не выжить, — перекрикивает он шум. — В лесах, возможно, у Рондета. Или в горах Монсерратта. Где угодно, но не здесь.

— Мы доберёмся туда, — уверяю его. — И вейрианский флот прорвёт блокаду со всей мощью Империи за спиной. Может, нам нужно просто продержаться до тех пор. Вот увидишь. Зендер, наверное, уже рвётся в бой, вызвав подкрепление.

Если бы желания были лошадьми, попрошайки бы уже ездили верхом. Нерисса часто так говорила.

Нерисса умерла из-за меня. Сколько ещё людей погибнет сегодня?

Где остальные мои стражники? Где Элара и горничные? Они в порядке? Нельзя об этом думать. Нужно продолжать идти.

— На ответные действия флота потребуется время, которого у нас нет. Если Гравия успеет заставить Антеес капитулировать, то что сможет поделать Императрица? Всё будет кончено ещё до того, как Империя сумеет как-либо отреагировать. А ведь Антеес даже не входит в Империю. Если флот и попытается его защитить, то только ради тебя. Но уже будет поздно, Бел.

И ключ к молниеносной победе гравианцев — это Кон. Я смотрю вверх, на башню, где находится его кабинет. Я ещё ни разу там не была, но уверена, что он там. Нужно вывести его оттуда, пока его не захватили в плен или не убили. Не то весь его мир будет потерян. Гравианцы заполнят все уголки дворца пехотинцами и мехами, все сады и террасы уже забиты ими. Когда мы достигаем башни, Шай, Джессем и остальные присоединяются к королевской страже, которой пока удаётся держать оборону вокруг башни. Их сотни, и все они заботятся о том, что Кон был внутри, в безопасности. Или в ловушке.

— Иди! — выкрикивает Шай. — Скорее. Мы перекроем лестницу.

Я должна найти Кона. Это моё единственное задание. Без него всё развалится. И если его возьмут в плен…

Его народ сделает всё, что угодно, чтобы освободить его.

Он не думал, что они в самом деле нападут. Он никогда не верил угрозам Чолтуса.

Я взбегаю вверх по ступенькам, мои ноги болят, голова кружится. Платье замедляет движение, но меня ничто не остановит. Только не сейчас. Плазморужьё разряжено, и я знаю, что оно бесполезно, но продолжаю крепко держать его в руках. Его можно использовать для угроз или как дубинку. У меня хотя бы есть пояс с кинжалами, если дело дойдёт до ближнего боя.

Добравшись до верха, я вижу запертую дверь. Кабинет Кона. Меня никогда не подпускали даже близко, но я достаточно изучила дворец, чтобы знать, где он находится. Это его убежище. Я бью кулаком по двери.

— Кон? Кон, впусти меня. На нас напали! Кон!

Медный ящик на стене на уровне моей головы издаёт механический писк, и затем я слышу голос Кона, металлический и далёкий. Это маленький планшет, встроенный в стену.

— Бел? Что ты всё ещё здесь делаешь?

— На нас напали!

Планшет опять трещит.

— Тебе нужно нажать на экран, чтобы я тебя услышал.

Чёрт бы побрал его тупые штуковины. Почему он не может просто открыть дверь? Что он вообще там делает? Я хлопаю ладонью по ящику, ударяя по экрану. К счастью, он не сломался.

— На нас напали. Лимасилл вот-вот падёт. Впусти меня.

Дверь жужжит и клацает, шестерёнки и прочие механизмы щёлкают внутри. Медленно и со скрипом она открывается.

Огромная комната с куполом вместо потолка из разноцветного стекла, как в здании Рондета, предстаёт перед моими глазами. И она заполнена многочисленными изобретениями Кона. Они свисают сверху, лежат разобранными на верстаках, одни в процессе создания, другие — на переработке. Они заполняют полки, наряду с его книгами и чертежами.

Кон стоит в центре с растрёпанными волосами, и выглядит так, будто его только что разбудили. Он держит в руке коммуникатор, и вроде бы оттуда доносится голос Джондара. Отчаянный от страха. Но Кон не обращает теперь на него внимания. Рабочий фартук поверх его одежды не защитил ни его лицо, ни его рукава от брызг масла и сажи.

Мой без пяти минут муж выглядит как кузнец. Ну, самый богатый кузнец в мире.

Разве он не готовился к свадьбе?

— Что ты?.. — начинаю я, но затем замечаю его проект, и слова застревают в горле.

Это летательный аппарат. В его основе моя «Оса» и вейрианские стрекозы из моих воспоминаний — всё то, что я показывала Рондету и что они, в свою очередь, показали Кону. Выполнено идеально до мелочей, каждая деталь уникальна и безупречна. Прозрачные панели, встроенные в крылья, сверкают — солнечные батареи, о которых он говорил пару дней назад, когда мы сидели в саду и я думала только о наёмных убийцах да подробностях вскрытия трупа, — они такие лёгкие, но в тоже время сильные, мощные. Поверхность не деревянная, но из какого-то тонкого пластика. А вместо брезента — шёлк.

— Кон, — выдыхаю я его имя с благоговением, — что ты сделал?

Он взмахивает рукой, взволнованный:

— Оно ещё не закончено. Я собирался… подготовить свадебный подарок. Но меня постоянно отвлекали, и время пролетело так быстро, поэтому я не успел, оно ещё не совсем готово, — его изумрудные глаза скользят по моему лицу, а потом он спешно отводит взгляд. — Когда ты вспоминала полёты на своей «Осе», ты была так счастлива… А потом ты показала нам красоту этих насекомых, и я подумал…

Я смотрю, не отрывая глаз, но всё ещё не могу поверить. И только крики, раздавшиеся снизу, приводят меня в чувство.

Мой голос звучит резче, чем мне бы того хотелось:

— Тебе придётся оставить это здесь. Нам нужно уходить. Дворец захвачен. Лимасилл пал. Они идут сюда, — он выглядит раздавленным моими жестокими словами. Это очень плохо. Но самобичевание придётся отложить на потом, потому что это правда, и он должен её услышать.

Грохот со стороны лестницы предвещает появление Шая и его солдат. Они заполняют дверной проём, но я не могу не отметить, что их стало меньше, чем было внизу. Едва ли их достаточно, чтобы сдержать натиск. Я замечаю тень, на мгновение мелькнувшую на лице моего капитана, и сердце замирает. Всё плохо. Одного взгляда мне достаточно, чтобы понять, что всё плохо. Но, с другой стороны, я и не ждала чуда. Я не так наивна.

— Мы окружены, — сообщает Шай, кратко и по делу. — Нам их не сдержать.

— Нет. Вы должны вывести антейма.

Нельзя, чтобы Кона схватили. Даже сейчас он общается по коммуникатору на запястье, получая отчёты и раздавая указания. Его люди нуждаются в нём. Сейчас как никогда.

— Никак, ваше высочество, — Шай выплёвывается титул, как ругательство.

— Есть путь, — вмешивается Кон. — Но пойдёт Бел, не я.

Он стоит рядом со своим летательным аппаратом, держа пару гогглов.

— Ты же сказал, оно не закончено.

Кон скромно улыбнулся.

— Мои изобретения никогда не бывают законченными. Только не для меня. Но это можно считать рабочим. Полёт будет тестовым, если тебя это не смущает. Но с точки зрения механики и аэродинамики всё должно быть хорошо. Тебе нужно будет только добраться до южного крыла. Джондар откроет тебе вход.

Так вот о чём он говорил по коммуникатору? Договаривался о моём побеге? Я отказываюсь брать гогглы. Джондар никогда не согласится спасти меня, пожертвовав Коном.

— Ты должен полететь.

— Я не умею. Понимать внутреннее устройство недостаточно, чтобы управлять, — я знаю. Ну конечно, я это знаю. Но он всё же обязан выбраться отсюда.

Он проводит подушечками пальцев по моей щеке. Это самое нежное прикосновение, которое я когда-либо чувствовала, и я его не достойна. Я не могу даже рассматривать вариант оставить его здесь. Не вот так. Он должен улететь. Его мир нуждается в нём.

— Для этого нужно сердце, Бел, умение полагаться на свои инстинкты и верить. У тебя всё это есть. У меня — нет.

— И как же я полечу в этом нелепом наряде?

— В чулане есть спецодежда.

Предки! У него на всё есть ответы?

— Я не оставлю тебя, — оглядываюсь на Шая. — Никого из вас не оставлю!

— Вы сделаете это, ваше высочество, — отвечает Шай. — Вы оба. Вы можете отвезти антейма. Этот самолёт выглядит достаточно крепким, чтобы выдержать вас обоих. И пролететь нужно совсем немного, как заметил его величество.

Он многозначительно смотрит на Кона.

— Будто ты в этом что-то понимаешь, — язвлю я, но тут же осознаю, что так оно и есть. Он разбирается в летательных аппаратах не хуже меня. Он провёл большую часть жизни рядом с ними, благодаря мне. Это всё какой-то страшный сон. Страх делает меня безрассудной. — Я останусь с тобой, Шай. Я никуда не полечу. Я не оставлю тебя здесь умирать.

На его лице отражается внутренняя борьба, всего на мгновение. Уже через секунду он подавляет эмоции. Опасные слова, я понимаю, но это всё же правда. Да и какое это уже имеет значение? Жгучие слёзы жалят мои глаза — злость, отчаяние, ярость провоцируют их. Злость на всю безнадёжность этой ситуации. Злость на политическую игру, которая лишила меня шанса быть с человеком, которого я люблю, но оставила его рядом.

Он ничего не говорит. Он не предлагает мне выбор. Только не сейчас.

— Я не могу, — шепчу я.

Шай берёт мою руку, сжимая её.

— Ты должна, Бел, ты должна выжить. Только для этого я здесь. Понимаешь? — агония в его голубых глазах говорит всё, что мне нужно знать. Я больше не могу с ним спорить. Он смотрит на меня, требуя поступить, как он говорит, хотя бы в этот раз. И я должна. Я знаю это. Затем он переводит взгляд на Кона, стоящего позади меня, наблюдающего за всем. Он всегда всё видит. Я такая дура. — Вы оба нужны людям, чтобы выжить, чтобы начать бороться за свою свободу, — он со всей своей серьёзностью смотрит на Кона. — И вы должны научить людей бороться. Бел поможет. К тому же, вейрианцы перевернут землю, чтобы помочь вам, если Бел здесь. Вы это знаете.

Звуки выстрелов доносятся со стороны лестницы, за ними следуют взрывы гранат. Пол трясётся, гремит.

— Бел должна полететь, — возражает Кон. — Она меньше весит, и у неё есть опыт управления…

— Летите оба, — настаивает Шай. — Вам нужно добраться только до южной башни, помните?

Зарычав от бессилия, я хватаю гогглы и направляюсь к чулану, чтобы переодеться. Мне не до стестения: я снимаю дурацкое платье, оставаясь в нательной рубашке, панталонах и корсете. Пытаюсь сделать глубокий вдох и с хрипами избавляюсь от корсета. Надев комбинезон, я застёгиваю пояс с кинжалами на талии, и до меня доносятся голоса Шая и Кона.

— У вас здесь есть взрывчатка? Что-нибудь, чтобы установить ловушку на двери?

— Всё уже готово, — отвечает антейм. — Ты же не думал, что я просто сидел здесь и ждал?

Стараюсь их не слушать. Нельзя задумываться об этом, не сейчас, пока мне ещё предстоит кое-что сделать.

Шай погибнет, чтобы мы с Коном смогли сбежать. Шай пожертвует собой ради меня и моего будущего мужа. Потому что это его работа. Потому что он здесь для этого, с самого начала. Он никогда не был моим. Он никогда не любил меня просто за то, что я это я. И всё же… любил. Он любил меня всё это время — вот что он пытался сказать, а теперь уже слишком поздно. Я единственная причина, по которой он здесь. Я смахиваю предательские слёзы и надеваю гогглы, чтобы скрыть глаза, завязывая волосы в пучок на затылке.

Я иду к Кону. У меня не получается говорить мягко, в моём голосе горечь и резкость:

— Ты готов? Покажи мне пульт управления и забирайся внутрь, — отпрянув, Кон тяжело сглатывает и затем кивает. Вынужденно. Шокированно, может быть. Это всё неважно. Я должна вывести его отсюда. Это моя задача. Шай открыл мне глаза на это, и я в долгу перед ним.

Всё происходит за считанные секунды. Инструкции Кона очень точные. Торопливые, но понятные. «Он мог бы стать хорошим учителем», — рассеянно думаю я, не забывая о приближающейся угрозе. За звуками выстрелов слышно, как умирают люди.

Это я тоже стараюсь не слушать. Потому что передо мной стоит важная задача.

Кон забирается в «Стрекозу» первым. Я сажусь перед ним, прислоняясь к его груди, и берусь за управление.

Вид просто фантастический. Панель управления интуитивно понятная, и машина быстро откликается. Есть только одна загвоздка.

— А где выход?

Кон кричит за моей спиной:

— Шай, нажми кнопку, чтобы открыть купол, она над…

Серия выстрелов разрезает воздух. Мы оба вздрагиваем, купол рушится, миллионы осколков летят на нас, осыпаясь по всей мастерской смертоносным дождём.

Шай опускает винтовку.

— Вперёд.

— Вот зачем надо был стрелять? — мрачно ворчу. — Идиот.

— Это просто стекляшка, — голос Кона дрожит.

Нет, не просто. Я-то знаю. Витражный купол был прекрасен, как отголосок всего того, что я видела в здании Рондета. Такой красивый. И, наверное, очень древний. Одно только мастерство исполнения сделало его бесценным. Даже я расстроена. Но если я поддамся эмоциям, то сломаюсь, прямо как это стекло.

— Я про пустую трату пуль, — Кон наверняка догадывается, что я вру. — Держись крепче.

Я поднимаю «Стрекозу» в воздух, не в силах посмотреть на Шая. Двигатель мягко гудит, вибрирует. Это не единственное сердцебиение, которое я чувствую. Лёгким нажатием я набираю высоту, и «Стрекоза» взмывает в небо.

Я оглядываюсь вниз, хотя мне не стоило этого делать. Под нами я вижу, как отступает Шай, как комнату заполняют фигуры в чёрном. Шай поднимает глаза, как раз когда мы начинаем отлетать от разбитого купола, и улыбается. Я уверена, что он улыбается. Не радостно, но удовлетворённо, не отрывая от меня своих голубых глаз. Не знаю, может ли он меня разглядеть, но это не так уж и важно. Он делает это ради меня. Он поднимает ладонь, прижимает к сердцу и сжимает в кулак.

Приветствие.

Прощание.

Весь верхний этаж взрывается. Ударная волна сотрясает «Стрекозу» ураганом жара и пламени, отбрасывая нас дальше в небо. А позади остаётся разверзшийся ад.

— Держись, — шепчет Кон. Его рука сжимает моё плечо в знак поддержки.

— Всё уже, — отвечаю я сдавленным голосом, и поднимаю рычаг, чтобы развернуться правее, — всё в порядке.

«Стрекоза» моментально отзывается, разворачиваясь в горячем воздухе, ловит воздушный поток и свободно скользит.

Она прекрасна. Самолёт, который Кон сделал специально для меня. Дивное творение. Здесь есть всё, о чём я только могла мечтать в летательном аппарате.

Слёзы текут по моим щекам. Я пытаюсь их сморгнуть, но они не прекращаются. Чёрт, сейчас не время для этого.

Но Шай… В груди ноющая боль, всхлипы рвутся наружу… Шай…

Кон обхватывает меня руками, не сковывая мои движения. Он зарывается лицом в мои волосы и вздыхает. Его дыхание горячее, судорожное, но оно действует на меня успокаивающе. Небольшое утешение.

— Мне жаль, Бел. Мне очень жаль.

Весь остаток пути мы проводим в молчании.

«Стрекоза» парит над Лимасиллом, охваченным огнём, над выжившими антейцами и одетыми в чёрное гравианцами, над горящими садами и террасами, залитыми кровью, над тем, что осталось от королевской библиотеки под мастерской Кона. Все эти книги… Все эти бесценные книги…

Падение Лимасилла. Я никогда не думала, что буду так оплакивать это место. Дирижабли в огне падают на землю. Всё рушится, остаются лишь развалины. Абсолютно всё.

И Шая больше нет.

Мы подлетаем к южному крылу, вход в которое всё ещё защищают от врагов. Мы оказались здесь даже быстрее, чем я думала. Мы пролетаем место, где ведутся яростные бои, и внезапно «Стрекоза» взбрыкивает, сбиваясь с курса. Боль пронзает моё бедро, но я ещё сильнее вцепляюсь в рычаг, возвращая управление.

— Что такое? — Кон прижимает меня к себе.

— Ничего, всё в порядке, — лгу я. Меня охватывает мучительная боль, но мне нужно скрыть это от него. Времени нет, надеяться не на что. Мы уже почти на месте. Я должна справиться. — Я приземлюсь там, у ворот. Ладно?

Как мне удаётся так мягко посадить «Стрекозу» у южного крыла дворца, я сама не знаю. Видимо, результат его разработок. Чёрные пятна пляшут перед моими глазами. Как только мы приземляемся, к нам спешат остатки почётного караула, и за ними по горячим следам несутся Джондар с горсткой придворных.

Мы в безопасности. Мы спасены. Все силы покидают моё тело.

Я выскальзываю из «Стрекозы», потому что Кон не сможет выбраться, пока я этого не сделаю, а они должны увидеть его живым и невредимым. Но при попытке опереться на больную ногу я падаю, беззвучно рыдая.

— Бел! — голос Кона звучит едва слышно, словно он опять говорит через свой медный ящик. Но помехи на этот раз возникают внутри моей собственной головы. Боль простреливает моё бедро, когда я пытаюсь пошевелиться, и оно жжётся, горит, в точности как весь Лимасилл.

Сильные руки поднимают меня, держат на весу. Тело, к которому я прижимаюсь, пахнет как Кон, но этого не может быть. Он бы так не дрожал.

— Бел, ответь мне. Кто-нибудь, приведите врача. Принцесса ранена. Приведите грёбаного врача! Скорее!

Я улыбаюсь, держась на грани сознания, и думаю о том, как это похоже на Шая.

А потом я вспоминаю: Шай никогда больше не выкрикнет ни одного приказа. Наряду с агонией, распространяющейся от моей раны, эта мысль причиняет слишком сильную боль. Я сдаюсь, оказываясь во власти темноты.

Глава 16

Очнувшись, я вижу над собой какой-то светлый изогнутый потолок, от одного взгляда на который у меня кружится голова и крутит в желудке. Я жмурюсь до тех пор, пока линии и точки не перестают плясать перед глазами, и, сделав глубокий вдох, вновь поднимаю веки. Как только моё зрение возвращается, я понимаю, почему потолок такой странной формы. Я лежу на низкой койке в шатре, марлевая занавеска отделяет мой уголок от остального пространства. Я одета в оборванные лохмотья комбинезона, хотя ткань на ноге кто-то обрезал. Моё бедро и живот перевязаны — белые тугие слои бинта накручены один за другим. Но я всё ещё жива. У меня всё тело болит так, что не остаётся никаких сомнений в том, что я жива.

Развернувшись, я нахожу свой пояс для кинжалов, аккуратно сложенный на стул рядом. Я пытаюсь сесть, чтобы дотянуться до него, но голова вновь кружится. Меня поглощает боль. Пронзает насквозь, начиная с ноги и распространяясь по всему телу ледяным лезвием, режущим мои нервные окончания. И тогда я вспоминаю: мы с Коном взлетели, я оглянулась вниз и увидела, как башню пожирает огонь. И осознала… осознала, что…

Шая больше нет.

Как и Джессема, и Дэна, и многих хороших солдат — вейрианцев и антейцев. Всех их больше нет. Только предки знают, где Петра и Том, что произошло с ними. И с Эларой со всеми её портными и дизайнерами, со всеми горничными, приставленными ко мне. Я видела, как город пылает подо мной, а сама улетала прочь. Я чувствовала поднимавшийся снизу жар всем своим телом.

Шая больше нет.

Упав в постель, я пялюсь наверх, желая, чтобы моё сердце надорвалось от этой мучительной мысли, чтобы я сдалась и умерла, ведь так я последую за ним. На летних полях, куда ушли все наши предки, мы встретимся вновь, как воины, как герои.

Шая больше нет.

Я даже заплакать не могу.

Проходит совсем немного времени, когда кто-то заходит в шатёр. Девушка-врач с усталым лицом, которая, вероятно, до этого дня никогда не сталкивалась ни с чем серьёзнее перелома или ещё каких-либо болезней мирного, счастливого времени. Девчонка совсем. Она выглядит так, будто не спала который день, и на секунду она кажется ошеломлённой тем, что видит.

— Вы очнулись, — выпаливает она и запинается. — Я должна… Я сейчас… Как вы себя чувствуете?

Я пристально смотрю на неё.

— Болит. Всё и сразу.

— Неудивительно. Как ваше зрение? Голова болит?

— Я принцесса Беленгария Вейрианская, герцогиня Эльведен, графиня Дюнен. Я была в самолёте, потерпевшем крушение, и мне нужно знать, что случилось с моим пассажиром, и последние новости, — я не упоминаю, кем был мой пассажир. Маленькая предосторожность, на всякий случай.

Врач улыбается, совсем не обеспокоенная воинственным настроем пациентки.

— Я пришлю кого-нибудь, кто сумеет ответить на все ваши вопросы, принцесса, после того как проверю, что вы готовы к этому.

— Разумеется, я готова, — к горлу подкатывает тошнота, и внезапно я вижу трёх девушек вместо одной, каждое лицо глядит на меня с одинаково непреклонным выражением, говорящим, что мне не поверили. Мне холодно, как будто всё тепло высосали изнутри.

А врач видит меня насквозь, это проблема. Я понимаю это по её взгляду, по тому, как она скрестила руки и ждёт. Следует слушаться её, и она сделает всё, что мне нужно. В противном случае она так и будет стоять и ждать, пока я не начну делать то, что мне говорят. Она антейка. Возможно, то упрямство, которое я заметила в антейме, есть в каждом из них. Надежда есть. Надо только не сопротивляться.

— Я должна сперва проверить ваши раны.

— Сколько времени прошло?

— Три дня. Большую часть времени вы провели без сознания, оставшуюся — под успокоительным. Но вам повезло. Немногим удалось выбраться из Лимасилла.

Я судорожно втягиваю воздух. Чудовищная скорбь накрывает меня мокрым холодным одеялом, окутывая моё ноющее сердце и разум. Ну да, немногие выбрались из Лимасилла. Я видела, какой ад устроили там гравианцы. Я видела, как город горит, чувствовала это своей собственной кожей.

И Шая больше нет.

Как только врач, доктор Хэли, остаётся довольна моим состоянием и я принимаю некоторые лекарства из их до смешного небогатой аптечки, меня снова оставляют одну. Но одиночество продолжается недолго.

Снаружи происходит какая-то суматоха. В шатёр врываются Петра и Том.

Они тоже перевязаны. Том сильно хромает, хоть и пытается это скрыть, а пол-лица и часть шеи Петры — одна сплошная гематома, да и руку она держит как-то странно. Но они живы. О предки, они живы.

Мы втроём обнимаемся, заверяя друг друга, что это всё происходит на самом деле, что мы, и вправду, все трое здесь, живые. Я тянусь к ним, пока боль от движений не начинает грозить повторной отключкой, и тогда я ложусь на подушку. Петра и Том, похоже, догадываются, в чём дело, и выпрямляются, как полагается солдатам. Я говорю им перестать придуриваться и сесть уже, наконец. А сама пытаюсь приподняться, не обращая внимания на подкатывающую тошноту.

— Какова обстановка? — я жду подробностей. — Кто-нибудь ещё..?

Петра качает головой ещё до того, как я договариваю.

— Город в руинах. Как и почти все густонаселённые пункты. Мы не получали вестей с южного континента. Дворец… вернее, то, что от него осталось, стал, судя по всему, их штаб-квартирой. Они создают лагеря для военнопленных, трудовые лагеря, всю эту дрянь. Где-то, возможно, пытаются организовать сопротивление, но они все разъединены и не представляют серьёзной угрозы. Чуть что их сотрут в порошок. Этот кровавый посол от гравианцев всё продолжает выдвигать требования. От имени антейма.

— От Кона? — я пытаюсь подняться с постели. Я ведь вылетела из города с ним. Ради этого Шай пожертвовал собой. Как они сумели взять Кона в плен?

Петра садится рядом со мной, на самый краешек койки, тянется ко мне и обхватывает своими руками, прижимая к себе. Она гладит меня по волосам.

— Всё в порядке. Кон здесь. Он в безопасности, принцесса. Гравианцы создали своего рода марионеточное правительство с тем принцем во главе.

— Кендалом, — голос Тома сочится презрением. — Он утверждает, что Кон мёртв и что он законный наследник, но никто ему не верит. Пока нет тела, никого этим не обманешь. Они поразительно упрямы, эти антейцы, — краткий смешок. — К тому же, Кон здесь. Готовится к радиовещанию, хотя для этого нужно сначала раздобыть оборудование. Но его это не волнует. Это просто вопрос времени. Они блефуют. Джондар в бешенстве. Ты бы слышала его… Никогда бы не подумал, что он знает такие слова.

— Какое ещё радиовещание? А вдруг они вычислят наше местонахождение? Где мы, кстати?

— В безопасном пока что месте, — отвечает Петра. — Джондар сказал то же самое обо всей этой затее.

Том ухмыляется.

— Так или иначе, твой жених оспорил эти аргументы. Он говорит, что у него есть план. У него их много в последнее время.

Он начинает рассказывать мне больше: цифры, локации, запасы, оружие; но я не поспеваю за ним. Всё смешивается в кучу….

Не знаю, в какой момент я проваливаюсь в сон или как долго нахожусь без сознания. Мои сны, они запутанные, пугающие, зверские. Мир полыхает, Шай сгорает в огне, и я горю вместе с ним. Я хочу, чтобы тьма поглотила меня раз и навсегда.

Что-то прохладное скользит по моему горячему лбу. Голос шепчет, зовёт по имени, успокаивая, когда кошмар уже почти опустошил меня. Я вскрикиваю, и сильные руки обхватывают меня. Мне кажется, я в объятиях Шая. Как бы мне хотелось, чтобы это был Шай. Но я не могу заставить себя произнести его имя, потому что знаю, что его больше нет. Это всё, о чём я могу думать. Я просто хочу последовать за ним.

Я просыпаюсь спустя время, замёрзшая и дрожащая, несмотря на все покрывала, в которые я завёрнута, как в саван. Мне не сразу удаётся высвободить руки и снова осмотреться. Я всё ещё в шатре, но снаружи уже темень. Мерцает свет от единственной лампы.

Кон сидит рядом, ссутулившись и закрыв глаза. Я смотрю на него из-под полуприкрытых век. Он похож на человека, который молится высшим силам и ничего вокруг не замечает.

Только когда я приподнимаюсь на локтях, хотя даже это у меня не получается сделать, не втянув воздух от боли, он оживает.

— Тебе нужно отдыхать, принцесса. Лежи, не двигайся.

— Я и так слишком долго провалялась. Есть новости?

— Есть, и все плохие. Лимасилл пал. Мои люди порабощены, а мы сами отрезаны от всей остальной галактики, вообще от всего.

— Отрезаны?

— Они используют какие-то глушилки. Нам не удалось ни получить, ни отправить ни единого слова с начала нападения, а то и дольше. Вероятно, из-за этого мы не получали известий о твоём брате. Прости, Бел. Я найду способ исправить ситуацию, но пока что ты застряла здесь с теми из нас, кто сумел спастись, в этом оккупированном мире, — он убеждён, что сможет пробиться, несмотря на ту штуку, что подавляет сигналы, и я разделяю его уверенность. Он способен на всё, когда дело касается технологий. Но в его тоне слышатся некие нотки уязвимости. О предки, Кон чувствует себя таким потерянным. Вся его жизнь разрушена. Мир, который он так любит, у него отняли силой.

— В оккупированном, да, — я тянусь к нему и сжимаю его напряжённую ладонь. — Но не в завоёванном.

Вряд ли это надолго, если судить по тому положению, которое описали Том и Петра. Но я не могу сказать такое Кону.

Он накрывает мои пальцы свободной рукой, благодаря за поддержку.

— Это не твоя война. Ты прилетела сюда, чтобы выйти за меня замуж по условиям мирного соглашения, договора о взаимной обороне, что едва ли имеет сейчас какой-то смысл.

Я мотаю головой, поражённая его упадническим настроением. Хочет ли он сказать, что не желает меня здесь больше видеть?

— Это не значит, что мы сдадимся, Кон. Мы не прекратим сражаться, пока не прогоним всех врагов. Вейрианский флот приведёт за собой имперские войска, а мы с тобой возглавим атаку отсюда. Нам нужно связаться с остальными выжившими, организовать сопротивление и отвоевать Антеес.

Кон выдыхает. Медленно, облегчённо.

— Спасибо. Я не заслуживаю этого, особенно после того, как ты перенесла такую потерю.

Потерю? Это может означать только одно.

Шай. Мысль о нём, как шип в моём сердце — острый, сверкающий, смертоносный. Я вздрагиваю. В очередной раз чувствую себя опустошённой. Шай мёртв. И Джессем, и Дэн… Элара, горничные… Но единственный, о ком я могу думать, — это Шай.

Шай мёртв. И я тоже хочу умереть.

Моё горло сжимается, каждый звук причиняет боль, но я выдавливаю из себя:

— Мои стражники выполнили свой долг и спасли нас обоих. Они настоящие герои… — я задыхаюсь на слове, но заставляю себя продолжить: — Они герои Вейриана и Антееса.

— В тот день многие стали героями.

Многие погибли, иными словами.

Между нами снова воздвигается стена. Как я могу поделиться с ним своей скорбью, когда он сам пострадал не меньше? Как я могу говорить о своей потере, в сравнении со всем, что потерял он? Я лишилась Шая, а он — всего.

Напряжённая тишина наступает между нами, но вскоре он пытается заговорить вновь:

— Бел… Шай бы не…

— Нет, пожалуйста, не надо, — мне нужно было его оборвать. Я не вынесу этого больше. Я не могу. — Не говори о нём. Не произноси его имя. Просто… пожалуйста…

Моё тело, содрогаясь, сгибается пополам. Мощные, рвущиеся изнутри всхлипы, которые я клялась сдержать в себе, пронзают меня. Я обхватываю руками свои колени, несмотря на мучительную боль, прострелившую бедро, которая не уменьшает мою скорбь, не отвлекает от неё, а переплетается с ней в ужасающем тандеме. Я потеряла его, и боль напоминает мне, что я всё ещё жива. И, может быть, со временем она станет такой невыносимой, что пересилит мучительное осознание потери. Так что боль может стать моим другом. Я утону в ней и смогу забыться.

Когда я возвращаюсь к реальности, то замечаю Кона, обнимающего меня. Я зарываюсь лицом в его груди. Он встряхивает меня за плечи, шепчет, что он рядом, что я должна отпустить всё. Я пытаюсь прислушиваться к его словам, пока не погружаюсь во тьму. Но моей последней мыслью становится облегчение, что это был он, что я не сорвалась на глазах у незнакомца, или хуже того — перед Петрой или Томом, которые бы увидели и поняли, какая я на самом деле слабая.

***

Лихорадка возвращается, и я молюсь, чтобы она добила меня. Я пробуждаюсь, чувствуя, как муравьи ползают под моей кожей. Перед глазами всё расплывается. Кто-то продолжает приносить мне отвратительные травяные отвары, заставляя меня их пить. Я то сжимаю губы, пока противная жидкость течёт по подбородку, то пытаюсь выплюнуть, но в итоге всё равно пью. На вкус как крапива.

Вокруг темнеет и снова светлеет, но доктор Хэли никогда не уходит надолго. Мне снятся кошмары, мрачные и жуткие. Я вижу, как умирает Шай, снова и снова. Элара зовёт на помощь, но я не могу до неё дотянуться. Лимасилл горит.

Когда я всё же просыпаюсь с ясной головой, а мучительная боль от ран сменяется ноющей, я замечаю Джондара, наблюдающего за мной. В его тёмных глазах отражается отстранённость и в то же время беспокойство. Том стоит на входе спиной к нам, но я знаю, что он прислушивается к каждому слову. Ну разумеется. Слушает, наблюдает, не теряет бдительности.

Первой мыслью я вспоминаю, что Шай мёртв. Я делаю глубокий вдох, стараясь не думать об этом.

— А где Кон? — спрашиваю вслух.

— Неподалёку. Занят делом.

— Как долго я была?..

— Девять дней. Как по ощущениям, готова подняться с кровати? Хотя бы ненадолго?

С каких пор Джондар стал таким заботливым? Я бросаю на него настороженный взгляд, и он выдавливает улыбку.

— Ты спасла нашего антейма из огня, Беленгария, — говорит он чрезвычайно официальным тоном. — Мы по гроб жизни тебе благодарны.

Беленгария. Не «принцесса», не «ваше высочество». Теперь, когда о свадьбе и речи не идёт, я снова стала просто собой. Или он так пытается быть добрее? По нему сложно сказать.

Он помогает мне подняться на ноги, и мне стыдно, что я не могу стоять без его поддержки. Но, по крайней мере, это Джондар — холодный и чопорный, никогда не проявляющий особого дружелюбия, всегда мой строгий судья, — потому что я бы не хотела, чтобы кто-нибудь другой увидел меня такой, какая я есть. А Джондар уже каким-то образом знает. Всегда знал.

Даже при том, что сейчас он внезапно стал смотреть на меня несколько иначе. В его поведении всё ещё осталась сдержанность, отстранённость, едва уловимое высокомерие, но всё же появилось и что-то новое. Хотелось бы знать, что именно.

— Пойдём. Это всего лишь небольшая прогулка.

Нам требуется время, чтобы найти пару туфель, и он, не говоря ни слова, помогает мне надеть халат поверх рубашки и штанов, в которых я спала. Интересно, кому они принадлежат… или принадлежали. И как это всё оказалось здесь. И на мне, раз уж на то пошло.

Лагерь разбит посреди леса и не из чего попало, как я боялась. Здесь порядка тридцати низких палаток, разноцветных, но не ярких. С высоты птичьего полёта они должны казаться лесными полянами с цветами. Я облегчённо выдыхаю.

— Не такие уж мы неподготовленные, да? — ухмыляется Джондар, будто бы прочитав мои мысли. — У нас свои методы борьбы.

— Если честно, это не борьба, а игра в прятки.

Он издаёт короткий, отрывистый смешок.

— Да. Пока что. Но Петра говорит, что прежде чем вести борьбу, нужно сначала выжить. И мы это сделали.

В его словах есть доля правды. Но опять же, он процитировал Петру, что меня удивило. Неужели она теперь руководит тут всем?

— А где она?

— Работает над сплочением войска. По меньшей мере, пресекает дезертирство. И занимается беженцами. Выдающаяся женщина. Люди обращаются к ней за защитой.

Ну конечно. Я не знаю, за кем ещё можно было бы пойти в опасные времена. Петра не колеблется. Долг для неё превыше всего. И прямо сейчас, по всей видимости, она считает своим долгом защитить Антеес, хотя технически он больше не наш. Свадьбы не было. Планета в руках гравианцев. Наша миссия, какой она задумывалась, провалена. Не знаю, в каком мы теперь положении здесь.

Я намеренно гоню от себя эти мысли. Джондар не должен заметить мои метания, только не он. Что бы он сделал, если бы нашёл способ избавиться от меня?

— И как много беженцев?

— Здесь почти сотня. Ещё больше в пути. Многие направились к пещерам Монтсерратта. Мы пока не знаем, сколько точно. Но мы работаем над этим. Пытаемся установить контакт с другими поселениями, беженцами и теми, кто скрывается в глуши. Петра отправила посыльных, но их не так много и они должны действовать осторожно. Один неверный шаг, и мы раскрыты.

Он усаживает меня в солнечном месте. Том обходит вокруг нас, не слишком близко, но достаточно.

Вокруг меня развёрнута бурная деятельность. Не хаотичная, а упорядоченная, будто каждый выполняет своё задание: тренироваться с оружием, готовить еду, возводить новые палатки. Обитатели лагеря могут забыть на некоторое время весь тот ужас, что они видели. «Работа направляет мысли в нужное русло», — всегда говорил мой отец, и теперь я это понимаю. Вот как он смог пережить смерть моей мамы много лет назад и взять на себя ответственность за судьбу Вейриана после разрушения Высшего Мыса около месяца назад.

Я тоже должна это сделать.

Я заставляю себя вновь подняться на ноги, но не успеваю сказать и слова, как моя голова превращается в кисель. Том поворачивается, на его лице отражается тревога, он делает шаг ко мне, но Джондар хватает меня за руку, помогая удержать равновесие. Том останавливается, переглядывается с Джондаром и кивает.

О да, Том не спускает с меня глаз. Он злится, что мне стало плохо, и винит в этом себя. Его задача — следить за моим выздоровлением, и все остальные должны содействовать.

Восхитительно. А я-то думала, что моей головной болью будет Петра.

— Осторожнее, — приговаривает Джондар. — Присядь.

Не могу. Не тогда, когда все остальные работают.

— Я должна заняться чем-то полезным.

— Ты уже занимаешься кое-чем полезным, — отвечает он, и в его голосе нет жёсткости. — Ты идёшь на поправку. Дай себе время.

— Но у нас нет времени. Что ещё известно о происходящем в мире? Где Элара?

В его глазах мелькает боль. Наверное, упоминать её было не лучшей идеей.

— Мы не знаем. Столько людей ещё… — его голос обрывается, но я знаю, что он хотел сказать: «Столько людей ещё пропало без вести».

Элара в том числе. Я так и подумала, когда проснулась и не нашла её рядом. В горле застревает ком, большой и острый, и мне приходится его проглотить. Ещё больше мыслей, которые нужно подавить, ещё больше трагедий, которые нужно пережить. Мама, Нерисса, Элара… их всех у меня забрали. Всех.

Я не буду думать о Шае. Просто не буду.

— Ну конечно, — я заставляю себя говорить ровно и спокойно. — Зачем действовать, когда можно сидеть и ждать, пока нас захватят?

— Зачем ломиться напролом и погибать, когда можно собрать информацию, которая может нас спасти? Мы миролюбивый народ, ваше высочество. Но это не делает нас тупыми, — он выглядит воинственно. Может, надежда ещё есть.

Впервые мне хочется искренне улыбнуться с тех пор как… да я уже и не помню.

— Ладно. Не тупые. Я запомню.

Джондар улыбается в ответ. Расслабившись, он, наконец, становится похож на человека.

— Вот и славно.

***

Следующие десять дней я отдыхаю и восстанавливаю силы, следуя всем рекомендациям доктора Хэли, и выполняю упражнения, которые помогают быстрее пойти на поправку.

Я стараюсь не слишком погружаться в мысли о погибших и пропавших без вести, но не всегда удаётся. Элара была моей подругой, понимала я это или нет, но после падения Лимасилла никто о ней не слышал. Что до моих стражников… ну, я видела, как взорвалась башня.

Я должна была быть вместе с ними. Я должна была остаться. Умом я понимаю, что никто другой не смог бы вывести «Стрекозу», но всё же. Я вейрианка. Мне здесь не место. Я только и думаю о том, что лучше бы я осталась с ним там. Мы могли бы попытаться что-нибудь сделать.

А ещё лучше было бы, будь он здесь, защищая всех этих людей. Тогда бы у них был шанс. А мне стоило остаться там.

Я жду вестей. Любых. О Зендере, о Лимасилле, о лагерях для военнопленных. Но в мире будто бы ничего не происходит. Совсем.

Кендал делает заявления, транслируемые на всех частотах. Он обещает заключить мир, если мы согласимся сотрудничать. Уверяет народ Антееса, что гравианцы не причинят им вреда. У некоторых людей в лагере есть всё ещё работающие планшеты. А дальше подключается сарафанное радио. Его ложь никого не обманывает. Надеюсь, по крайней мере. Но некоторые антейцы сотрудничают с захватчиками, по своей воле или нет. И с каждым днём прибывает всё больше гравианцев.

Кон здесь всё равно что призрак. Я чувствую его незримое присутствие в лагере. Все говорят о нём. Я могу сказать наверняка, где он был, но сама его не нахожу. Иногда я просыпаюсь с ощущением, что он приходил, пока я спала, что его запах всё ещё витает в шатре. Я задаюсь вопросом, пытается ли он дать мне личное пространство. Или просто избегает.

В то же время один призрак точно преследует меня дни и ночи напролёт. Шай. Я так привыкла к тому, что он всегда где-то рядом. Мне приходится напоминать себе раз за разом, что он мёртв. Иногда я уверена, что он разговаривает со мной в моих снах, говорит мне быть сильной, особенно когда я нахожусь на грани того, чтобы сдаться.

Все эти дни слились в один с момента падения Лимасилла. Я набираюсь сил заходить каждый раз чуть дальше, но меня никогда не пускают в одиночку. Я наблюдаю за Томом и Петрой во время их утренних тренировок: как всегда, сначала они воздают почести предкам, а затем следуют плавные, грациозные и в то же время быстрые движения. Я ещё слишком слаба, чтобы присоединиться, но я хотя бы могу смотреть на них и вспоминать наш дом. Я почти ощущаю присутствие Шая, как некий фантом между ними, как тень на их лицах. И на моём тоже. Некоторые беженцы тоже поначалу наблюдали, а потом начали присоединяться к тренировкам. Когда я набираюсь сил, чтобы принять участие, нас уже больше двадцати. Мы все движемся в унисон, сосредотачивая разум. Исполняем древний танец великих воинов. И призраки давно ушедших на тот свет танцуют среди нас.

Кон по-прежнему неуловим.

Когда я всё-таки решаюсь спросить Джондара, где же Кон, тот отвечает этой своей раздражающей улыбочкой. Явно злорадствует над тем, что знает что-то, чего не знаю я. Он ведь вновь вернул себе свою главную роль — вечный страж антейма.

— Приходи и увидишь, — говорит он. — У нас есть сюрприз для тебя.

Я слишком ошеломлена приглашением, чтобы возразить.

Сейчас раннее утро, прошло уже больше трёх недель с падения Лимасилла. Я потеряла счёт дням, а спрашивать как-то неудобно. Да и к тому же, у кого сейчас есть время нянчиться со мной? У каждого есть своё дело, и в лагере стоит тишина. Джондар ведёт меня через деревья к поляне. Здесь всюду разложены устройства разной степени готовности. Но в центре всего… о предки, в самом центре там…

«Стрекоза». Каким-то образом они сумели спасти её и восстановить. Я делаю вдох, но не могу выдохнуть.

— Как? — спрашиваю я.

— У Кона было свободное время, — на лице Джондара кривая улыбка. — Ну… не совсем, но ему нужно было занять руки и голову. Он счастливее, когда погружён в работу, так что он занимался этой штуковиной при любой возможности. В перерывах между всем остальным: обеспечением защиты лагеря, взломом гравианской системы безопасности, созданием коммуникатора и ободряющими речами для народа. Ну, сама знаешь.

— То есть пять минут в день?

Как странно, что я могу обмениваться с ним шутками в такое время. Это кажется невероятным, и всё же именно это мы и делаем.

Джондар улыбается с такой лёгкостью, что удивляется этому сам.

— Он хотел починить этот самолёт для тебя.

Думаю, он скорее хотел бы починить меня, но это не его специализация. Так что он оставил заботы о моём здоровье доктору Хэли, а сам переключил внимание на «Стрекозу». Поэтому он больше не заходил ко мне? Нет, он всё сделал правильно. От него больше пользы со всеми этими железками. Результат стоит передо мной.

«Стрекоза» так прекрасна, что я боюсь расплакаться. Я безжалостно заставляю себя сдерживаться.

— От одного толку будет мало, хотя я смогу вылетать на разведку, наверное, и…

— Он работает над несколькими. У нас есть пилоты и работающие дирижабли. Гравианцы захватили аэродромы, но не все корабли. Некоторые из них находились в полёте и сумели скрыться. Кроны деревьев укрывают их.

Но деревья — не лучшая площадка для взлёта и посадки, если только их летательные аппараты не способны маневрировать так же хорошо, как «Стрекоза» и…

— А! — вскрикиваю я, странно счастливая от внезапно пришедшего осознания. — Он собирается усовершенствовать двигатели старых кораблей, подогнать их.

— Именно. Или использовать их составные части, чтобы создать ещё таких самолётов, если сможет.

Это умный ход — от Кона меньшего ожидать и не приходится, — хотя этого всё равно будет мало. И на это уйдёт слишком много времени. Но всё же он гений. И главная надежда Антееса.

— И где же он сам?

Джондар кивком указывает в сторону деревьев, и я замечаю что-то скрытое там. Какая-то конструкция, сломанная и изогнутая. Я хмурюсь и направляюсь к ней, пока не осознаю, что это разбитый купол от здания Рондета. Разноцветное стекло, местами расплавившееся от жара и потемневшее от дыма, осколками разбросано по траве. Огромного кристалла больше нет. Я даже не подозревала, что мы были так близко к нему. Должно быть, сюда сбросили бомбу. Это место разрушено, разграблено и брошено. Я представляю, как гравианцы совершили набег на это красивейшее священное место, и моё сердце леденеет.

— Он переговаривается.

Каким-то образом я вспоминаю, как дышать. Значит, они живы, и Кон сейчас с ними, под землей, где он делится своими планами со всеми маэстре. Я только надеюсь, что они помогают ему, а не просто восторгаются его сообразительностью. Их коллективный разум наверняка счастлив узнать обо всех его новых изобретениях, свежих идеях и чудесах, которые он им представляет. Они это всё обожают.

Но могут ли они помочь?

Каково им, пока их мир рвут на части, оставляя руины? Ренна говорила, что они чувствуют всё происходящее на Антеесе, всё видят и знают. Что они думают о последних событиях?

— О предки, — выдыхаю я, когда в голову приходит ещё одна мысль.

— Ваше высочество? — Джондар аккуратно меня придерживает, выискивая признаки плохого самочувствия.

— Я должна его увидеть.

— Но он… Сейчас никак нельзя.

— Ох, забудь, — я вырываюсь и спешу к куполу. Джондар нервно следует по пятам, даже когда я прохожу дыру, где раньше находился кристалл, вниз к небольшому оврагу и вверх к тайному входу. Не такому уж тайному, раз он тоже об этом знает. Мне даже в голову не приходит, что Рондет может меня не пустить. Я оказываюсь внутри до того, как Джондар успевает меня остановить или потребовать объяснений. Он останавливается на входе, терзаемый внутренней борьбой.

— Бел, пожалуйста. Это запрещено.

Бел? С каких это пор он зовёт меня Бел? Даже полное имя было странно слышать от него. Я поднимаю бровь.

— Ну тогда не иди.

— При всём моём уважении, принцесса…

Вот оно, это слово. Да, я принцесса. Уже не антейская, но всё ещё вейрианская. Им не следует забывать об этом.

— Нет, — отвечаю я голосом, не терпящим возражений. У меня есть все права, чтобы быть здесь. Я заслужила быть рядом с Коном. Они же приняли меня, ведь так? Разговаривали со мной. Смотрели мои воспоминания. Джондар, наверное, не знает об этом. Однако должен бы догадаться. Брак бы не допустили без их одобрения. Но с другой стороны… сам брак так и не был заключён. Гравианцы об этом позаботились. — Жди здесь.

Он пытается пойти за мной, но, похоже, не может пересилить себя и пересечь черту. Он бы хотел сказать, что его место рядом с Коном, что он бы пошёл на всё, чтобы попасть туда, но не может.

И я помню его слова об Эларе. Как она возненавидела его за то, что он отказался жениться на ней, потому что не любил её. Ну конечно, он не любил её. Он не может любить двоих одновременно. Не в том самом смысле.

В моей голове будто бы после тьмы, расплывчатых мыслей и заблуждений наступает ослепительная ясность.

Он любит Кона. Он всегда любил Кона. Так же, как я любила Шая. Я стараюсь взять себя в руки, чтобы не дать очередной волне мучительной боли пройти через меня при этой мысли. Джондар любит Кона, а Кон всё ещё жив. Кон всё ещё здесь, как часть его жизни, каждый день, и Джондар разрывается между долгом и любовью буквально каждый день.

— Ты…

Я не договариваю. Я не знаю, что сказать. У нас на Вейриане союз двух людей воспринимают как партнёрство и относятся к этому достаточно свободно. Люди живут вместе, сражаются вместе, любят друг друга. Частые сражения и потери привели к тому, что любовь ценится во всех её формах. Устаревшей морали нет места в моём мире, и я благодарна за это. Но здесь, на Антеесе, где придворная культура — это всё, где традиции диктуют, что надевать и на ком жениться, где превыше всего твоё положение в иерархии… Даже не знаю. Я просто не знаю, что сказать сейчас. Не знаю, как отреагируют другие, если узнают. Как отреагирует он сам, если я произнесу вслух его главную тайну?

Я долго всматриваюсь в него с осознанием и пониманием.

Когда он привёз меня сюда, думал ли он, что я займу его место? И теперь… теперь, когда всё разрушено и я даже не знаю, есть ли здесь место для меня… что он думает?

Джондар краснеет и склоняет голову. Он больше не носит роскошные наряды, никто здесь не носит, но рубашка и камзол говорят, что он всё же прикладывает усилия. Он всё ещё не забывает о своём положении и правилах поведения, потому что это часть его самого, то, что он впитал с молоком матери.

— Как скажете, ваше высочество. Я подожду здесь, — он выходит и закрывает за собой дверь. Убегая от меня. От моих догадок.

Я тяжело сглатываю. На это нет времени. Что с этим делать Кону? Должна ли я ему рассказать? Вправе ли я это сделать?

И откровенно говоря, важно ли это сейчас?

Всё равно не мне решать.

Глава 17

Я распрямляю плечи и иду дальше. В одиночку это сложнее, чем я думала: мои ноги болят, да и всё тело всё ещё не в форме, несмотря на утренние тренировки. Этого мало. Надо будет стараться лучше, но сейчас не об этом. Проблемы нужно решать по мере поступления.

— Кон?

Мне отвечает собственное эхо.

Кон спит. Ну, или выглядит спящим. Его лицо спокойно и неподвижно. Он кажется младше, чем был, с тех пор как я прилетела, и я завидую тому, как умиротворённо он выглядит. Он сидит на полу, скрестив ноги перед собой и запрокинув голову, прислонившись к хрустальной поверхности ложа Аэрона. Он одет так же просто, как и я. Я ощущаю прилив нежности. Без всей этой вычурности, сопутствующей статусу антейма, передо мной вновь предстал тот инженер, каким я его встретила.

— Кон? — шепчу я, присаживаясь на корточки рядом с ним. Мне безумно хочется прикоснуться к нему, лечь рядом и прижаться всем телом, почувствовать его тепло. Открыться и впустить его — в душу, в мысли, в тело.

Но моё сердце — камень, тело — сломано, а разум — отравлен скорбью. Если я прикоснусь к нему, я причиню ему боль.

— Кон, — снова зову я, немного громче.

— Он далеко отсюда, юная королева, — сообщает мне голос Ренны. — Желаешь присоединиться к нему?

— Мне нужно поговорить с ним, а не медитировать и развлекать вас.

Ренна смеётся.

— Он измождён. Мы даём ему отдых и обновление. Ему это нужно, — в её голосе слышатся нотки упрёка.

Я меняю свой тон. Ренна — самая добрая из них. Не хочу её разозлить. Но это всё не игра, это очень важно.

— Я понимаю, но… О предки, Ренна, вы ведь можете помочь нам, да? Пожалуйста!

— Мы не должны вмешиваться в ваши разногласия, — вступает в разговор Аэрон.

— Но ведь это и вас тоже касается! Вы здесь живёте. Это вашу землю они собираются разорить. Я не прошу ничего для нас сделать. Просто помогите нам увидеть то, чего не видим мы, помогите узнать их планы и передвижения. Вы делаете это ради забавы. Сделайте же это для благого дела.

Кон смеётся. Я слышу его в своей голове, словно он один из Рондета. Его смех такой поразительный, тёплый и глубокий, насыщенный. Такой чувственный.

— Я же говорил вам, что она стратег?

Это голос Кона — слабый, уставший и очень далёкий. Но он звучит прямо в моей голове, как голоса Ренны и Аэрона.

Я не могу позволить им узнать, что у меня на уме. Там слишком много мыслей, которые могут его ранить, которые причинят боль нам обоим и всем остальным.

Я вырываю яму на задворках своего сознания и закапываю там все мысли о Шае и Джондаре, надёжно их запечатывая. У меня есть свои собственные секреты, которыми я не могу поделиться. Ни сейчас, ни когда-либо потом. И говоря о Джондаре… В первую очередь, надо помнить, что это не моя тайна. Я прячу это всё, пока Кон не подобрался слишком близко, и надеюсь, что поступаю правильно.

— А что, как ты думаешь, делает Кон? — спрашивает Ренна. — Собирает информацию. Присоединяйся. Две пары глаз увидят больше.

— Ладно… — начинаю я и не успеваю сказать что-либо ещё, как проваливаюсь куда-то. Моё тело падает на землю рядом с Коном, но не я сама.

Сама я лечу.

Я парю высоко над горами, скрывающими в своих проходах Рондет. Кроны деревьев закрывают всё: купол, палатки лагеря, взлётную площадку. Идеальное месторасположение. С высоты птичьего полёта ничего не видно.

Мои волосы развеваются на ветру вокруг моего лица, как капля чернил, попавшая в воду. Я в невесомости, это настоящая эйфория. Есть только я. Воздух, полёт, и на мгновение всё это слишком ошеломительно, слишком волшебно. Мне нужно взять себя в руки, собраться. Сосредоточиться. Как за рулём «Осы». Я ловлю воздушный поток, разворачиваюсь и ныряю к кронам деревьев, стремительно, как хищная птица, позволяя инстинкту вести меня к цели. Я вижу всё, чувствую окружающее пространство. И всё ещё ничего не выдаёт лагерь, спрятанный ниже. Он укрыт даже лучше, чем я могла надеяться.

— Первым делом, — раздаётся голос Трея, будто издалека, но в то же время словно он прямо рядом со мной. И на самом деле, так и есть. Он звучит иначе, не как члены Рондета. Не так инопланетно. И всё же не совсем человечно. — Я возвёл щиты. Они падут, если через них пройдёт нечто-то большое, однако пока действуют хорошо. Они работают на солнечных батареях, но мы не можем расширить территорию, пока у нас не хватает деталей. Нам нужно найти более безопасное место. Если наша численность возрастёт… Хорошо, что ты здесь, Бел.

Кон сделал это. Ну конечно. На секунду я подумала, что древние антейцы каким-то образом управляют деревьями. Но нет, это просто Кон. Хотя слово «просто» тут неуместно.

Ветер свистит в ушах. Он ведь меня не видит, да? Он сказал «здесь»… То есть в небе. Моё тело же лежит без сознания рядом с ним в тайном святилище Рондета, но к чему об этом говорить. В этом коллективном разуме он и так знает или, по крайней мере, слышит мои мысли.

— Где ты, Кон?

— Здесь. Присоединяйся, — он не показывает мне, но я каким-то образом понимаю.

Небо Антееса проносится мимо, размываясь, пока я лечу к Кону. Лимасилл простирается подо мной. Вернее, то, что от него осталось. Город разрушен, дворец не лучше. Там, где раньше была башня, осталась лишь зияющая чёрная дыра. Это приводит меня в ужас, и я дёргаюсь назад, готова улететь прочь, но рука сжимает мою, останавливая.

Его ладонь, тёплая и нежная. Сильная. Реальная, даже в этом призрачном состоянии.

— Знаю, это тяжело, — говорит Кон. — Но это необходимо.

Он сжимает мои пальцы. Этот жест мне уже хорошо знаком, и я благодарно сжимаю его руку в ответ. Мне тяжело, но каково ему?

Он потерял Матильду. И затем всё, что было связано с ней. А я потеряла только Шая.

Боль пронзает меня насквозь. Вырывается всхлип. Здесь у меня нет тела, в котором его можно было бы сдержать. Некуда его затолкать обратно. Он разрезает воздух вокруг меня, чистая агония охватывает весь коллективный разум, и всех подключённых. Кона задевает больше всех.

— Мне жаль, — выдавливаю слова. — Мне так жаль.

— Не нужно, — первым приходит в себя Аэрон. — Ты не можешь сдерживать внутри столь сильные эмоции, юная королева. Глупо даже пытаться.

— Я не королева. Я не знаю, кто я теперь. То есть… всё же теперь изменилось. Идея была в заключении политического союза, чтобы предотвратить всё это, но не удалось.

Кон пристально смотрит на меня с открытым ртом, но когда я поднимаю на него глаза, он отводит взгляд, скрывая боль. Я закрываю глаза, ругая себя, и заставляю себя взять чувства под контроль. Когда я вновь смотрю на него, он уже подсчитывает войска, отмечает их передвижения, пытаясь понять их намерения. Словно ничего не произошло. Словно я не излила только что разом всю ту боль, что скопилась во мне.

— На восток движется конвой, — говорит он. — Видите?

Я делаю глубокий вдох, хотя здесь мне не нужен кислород. Это просто рефлекс. Так странно.

Нужно сосредоточиться на том, что мы можем сделать, на том, что может нам помочь. Нужно сфокусироваться на чём-то, кроме смерти Шая. Один из Рондета настраивает координаты, и через мгновение — после того, как пространство вокруг пролетело головокружительной вспышкой, — мы оказываемся там.

Длинным рядом люди пересекают долину, как большая чёрная змея.

— Пленные, — отвращение Ренны передаётся мне. — С ними обращаются, как с рабами.

Я не могу сдержать дрожь, вернее, её ощущение.

— Для гравианцев они ничем не лучше рабов. Даже хуже: они животные, которые должны либо пахать, либо быть убитыми. Ты их совсем не знаешь, Кон. Они не высокого мнения о пленниках. Мы должны им помочь.

— Нам не хватит людей, — шепчет Кон, наблюдая за пленными.

— Именно. А откуда им взяться, если их либо убивают, либо отправляют в трудовые лагеря? Не говоря уж о нашей нехватке провизии. Смотри, они идут к тем холмам. Через долину.

— Эскон-Фолз, — ровно произносит он. Я почти физически ощущаю, как напряжённо работает его мозг: как он хочет что-то предпринять, как он понимает, что нужно сделать, но не может придумать, как это осуществить. Я могу помочь ему с этим. Надо просто подумать. — У нас есть там несколько крупных шахт, мы обнаружили в них залежи крупных кристаллов, но копать глубоко в этих местах слишком опасно для жизни.

— Гравианцам плевать на это. Они пошлют туда мех и пленников. Они всегда так делают. И не склонны менять свои методы, если те дают результат.

Кон колеблется. Он переводит взгляд на меня, в его глазах отражается зелень листвы под нами, а в волосах словно спряталось солнце. Мы вновь оказываемся в святилище.

— Я… да, наверное, ты права, — голос Кона всё также звучит в моей голове. — Не так много дорог ведёт к этим горам.

— Тогда у меня, похоже, есть идея.

***

Ох, как мы спорим. Мы очень долго спорим. К этому всё и вело. С самого первого дня, как я прибыла на Антеес, чуть больше месяца назад. Кажется, что уже прошло намного больше времени. С тех пор, как я пыталась предупредить его насчёт Чолтуса, а он не послушал, всё шло именно к этому.

Мы приводим всё новые и новые доводы, приплетаем всевозможные аргументы. Весь вечер и затем всё следующее утро. Всё то время, пока строятся планы и идут приготовления, мы продолжаем спорить. Никогда я ещё не видела Кона таким оживлённым. Он называет меня безумной, безрассудной, говорит, что я тронулась умом, повредилась рассудком, растеряла остатки здравого смысла после этой аварии.

Он не называет меня самоубийцей. Наверное, боится, что так и есть. И, возможно, это правда.

Но мне плевать. Они не отрицают, что план сработает, что я права. Нет, все возражения относятся к тому, кто должен пойти, и спор ведётся о моей кандидатуре.

Как одна из трёх вейрианских воинов, оставшихся на Антеесе, я довольно быстро отмела возражения немногих выживших членов Военного совета о том, что принцесса должна оставаться в безопасности.

Кон упрямо отказывается уступать уже который день, но меня не переспоришь. Я выигрывала в наших перепалках с Зендером. У Кона нет шанса.

Другое дело — убедить Тома и Петру.

— Я нужна им, — настаиваю я. — Как и все мы. Вы это знаете.

— При всём моём уважении, ваше высочество… — начинает Петра. Она всегда так говорит, когда собирается стоять на своём. Уважение? Им здесь и не пахнет.

— Ой, да хватит, — перебиваю её. — У нас нет на это времени. Мы все знаем, зачем мы здесь, так что забудьте о титулах и сомнениях в плане. Я не могу позволить им порабощать и убивать антейцев, так что если только вы не собираетесь связать меня… — они обмениваются заговорщическими взглядами. Это только отчасти шутка. Но надеюсь, что всё же шутка. Потому что если они серьёзно решат это сделать, то они сделают. — Прекратите. Том, Петра, они нуждаются в нас. Они будут прятаться здесь, пока щит не падёт. А затем гравианцы найдут Рондет, когда мы уже все будем мертвы или захвачены. В планах Кона нет смысла, если их некому реализовывать. Нам нужно вложить в это дело всю душу, или, клянусь, гравианцы победят. Я не собираюсь смотреть, как гравианцы паразитируют на таком богатом мире, как этот. На таком уязвимом мире, где они могут разбогатеть и укрепить свои силы, чтобы вновь напасть на Вейриан. Я не могу. И не стану на это смотреть.

Прежде чем покинуть лагерь Том заставляет наш маленький отряд снять полюбившуюся униформу и надеть коричнево-зелёную одежду и измазать лица грязью. Всё это время он не спускает с них глаз ни на секунду.

— Когда он успел стать таким опытным командующим? — спрашиваю я Петру, пока он обходит строй.

— Учился у лучших, — отвечает она. В её словах слышится скорбь.

Я вспоминаю, как Шай также проводил финальный осмотр войск, и тяжело сглатываю. С противоположного конца лагеря Кон поднимает глаза, на его лице отражается беспокойство. Мог ли он почувствовать мою боль? Это невозможно. Но много ли я знаю о том, как работает коллективный разум и побочные эффекты могут быть у такого общения. Я пытаюсь придумать, что можно ответить Петре, но тоска охватила все мои мысли.

Когда мы уже готовы отправляться, Кон подходит к нам.

— Я усовершенствовал их для тебя, — предлагает он мне пару гогглов в медной оправе. — Боюсь, это единственные, что у нас есть, но они работают.

Я надеваю их на глаза. Оптическое увеличение просто невероятно. Я могу в деталях рассмотреть кору и листья на дальнем конце поляны. Гогглы фокусируются, и на встроенном крошечном экране передо мной появляются параметры: расстояние, скорость ветра, температура и многое другое. Это полезно, даже жизненно необходимо. Он обо всём подумал.

Я поднимаю гогглы и смотрю на него, пытаясь подобрать слова, но они, как назло, не приходят на ум.

— И вот, — продолжает он, не замолкая. Это мой наручный коммуникатор. Менее декоративный, более практичный. Так намного лучше. Я в восторге. — Я значительно увеличил диапазон и добавил маячок. Во все коммуникаторы. Просто на всякий случай.

На случай, если что-то пойдёт не так, хочет сказать он. На случай, если нас захватят в плен или убьют. Чтобы найти нас. Или принести назад наши тела.

— Спасибо, — тихо говорю я. И никогда ещё это слово из моих уст не значило так много.

Он колеблется, словно хочет сказать что-то ещё или как-то остановить меня. Ну, это естественно. Я знаю, что он не хочет меня отпускать. Он так на меня смотрит, что на мгновение я задумываюсь, собирается ли он поцеловать меня на прощание.

Последний поцелуй — мой единственный поцелуй — был с Шаем. Я непроизвольно отшатываюсь.

Но Кон остаётся стоять на месте. Солнечный свет озаряет его золотые пряди и эти его странные, несколько даже сказочные следы на коже. Его глаза сверкают, такие зелёные и неземные, всего на долю секунды.

— Я должен тебя отпустить, — бормочет он после долгой паузы так, что только я его слышу. Я застываю на этих словах. Отпустить меня на миссию? Или он подразумевает нечто большее? — Или, по крайней мере… я должен отправиться вместо тебя.

— Это не обсуждается, — вмешивается Джондар. Значит, он всё-таки слышал. Кон говорил недостаточно тихо. Бедный Кон. — Риск слишком велик. Если они схватят тебя, мы потеряем всё. Наши люди будут готовы пойти на всё ради тебя. Ты это знаешь.

Я хотела сказать то же самое. Бросаю резкий взгляд на принца, тот отвечает не менее агрессивно, но смягчается, когда я киваю.

— Мы скоро вернёмся, — говорю я Кону.

— Я буду ждать. И наблюдать.

Уголки моих губ приподнимаются, когда я думаю о том, как Кон вместе с Рондетом будут приглядывать за мной сверху в их коллективном бессознательном состоянии, мои духи-защитники, как в старых сказаниях, которые он так любит.

— Я рассчитываю на это, — я подношу его ладонь к своей груди и склоняю голову. — Береги себя, мой антейм.

Остальные кланяются, и в лагере наступает полная тишина. Я поднимаю глаза, встречаясь взглядом с Коном. В его глазах стоят непролитые слёзы, и я замечаю, что не только он и мой отряд, но и все присутствующие антейцы приложили руки к своим сердцам. Ради нас.

Я ухожу, и остальные молча следуют за мной.

***

Прибывая на место, мы расходимся по местам. Двенадцать членов королевской стражи Антееса и артиллерии рассеиваются между деревьев и валунов на холме, с которых открывается вид на узкую тропу внизу. Запах земли и листвы напоминает мне о доме.

Будто бы я никогда и не покидала Вейриан, будто бы всего этого кошмара, начиная с бомбардировки Высшего Мыса, никогда не было. И только когда я хочу поделиться этой мыслью с Шаем, я вспоминаю правду. И с каждым разом моя скорбь разжигает во мне всё больше и больше злости.

Но это не та дикая, необузданная ярость, направленная в никуда. Нет. Это стрела, нацеленная точно в сердце врага. Я приседаю в укрытии. Мой отряд так тих и неподвижен, что даже птицы вновь начали петь.

«Они длятся целую вечность, пролетающую в одно мгновение», — так мой отец говорил про засады.

Петра подаёт сигнал — молчаливый жест с дальней стороны дороги — цель появилась в поле зрения. Я выжидаю, мысленно считая секунды.

Петра подаёт второй сигнал — цель в зоне досягаемости.

«Ну же, давайте», — думаю я, надеясь, что мои люди продолжат сидеть тихо. Один миг нетерпения может разрушить всё. Я опускаю гогглы, сканируя дорогу внизу. Ждём.

Слышится шелест травы за мной, и я вздрагиваю, сдерживая себя, чтобы не усугубить положение вырвавшимся ругательством. Но они тут же затихают снова. Всё вновь становится тихим и неподвижным. Ждём.

И вот я вижу конвой. За ним плетутся антейские пленники. Одни в клетках, другие в оковах. Среди них есть мехи, но их немного. Гравианские стражи плохо выполняют свою работу: едут в повозках, опустив оружие. Они, очевидно, не верят, что кто-то решится на них напасть. Никто не осмеливался, с тех пор как они вторглись в Антеес, так чего же опасаться сейчас? Их высокомерие унизительно, просто оскорбительно.

Из меня вырывается рык. Я подаю сигнал: мой кулак взмывает в воздух.

Вся антейская стража вокруг меня тут же вскакивает. Они прыгают со склона или вырастают из-под земли, молчаливые и внушающие ужас. Если долго кого-то пинать, он укусит в ответ. Даже у самых кротких из нас всё ещё есть зубы.

Я стреляю, целясь в мех. Моя задача — избавиться от главной угрозы. Мехи — они больше машины, чем люди, они созданы разрушать, и они убьют любого без зазрения совести, так что я без колебаний поступаю с ними также.

«Запомни», — сказал мне когда-то Шай, — «они уже не то, чем были раньше. Их жизни уже закончены, и им остались только вечные муки. Ты оказываешь им милость, избавляя от страданий».

Первый падает, искрясь. Я не вижу его лица — это всё бездушная машина. Второй начинает стрельбу, попадая в дерево позади меня, и Том взрывает его.

Гравианцы хватаются за оружие слишком поздно. Во всей этой суматохе пленники вырываются и помогают освободиться другим. Многие в панике бегут к деревьям, отчаянные и напуганные. Я не виню их. Но некоторые остаются, используя свои цепи как оружие или забирая то, что осталось, у павших гравианцев. Даже без должной подготовки они стреляют из плазморужей. Не всегда попадают, но это их не останавливает. Главное, не задеть кого-нибудь из своих.

Всё заканчивается так же быстро, как и начинается. Мы проходим мимо гравианцев, добивая выживших. Не самое приятное занятие, но какой у нас выбор? Пленники нам не нужны. Выжившие предупредят остальных. Будет лучше, если этот конвой просто исчезнет, пропадёт без вести. Словно его поглотили антейские леса.

В этом деле мало чести, но никто не оспаривает мои приказы. Это стало в некотором роде моей местью. Я не горжусь этим. Но мы делаем то, что должны.

Глава 18

Кон медленно поднимается со своего стула, возвышаясь надо мной.

— Снова? Но вы ведь не можете сделать то же самое? Разве они не будут готовы?

Я устало поднимаю на него глаза. Прошла неделя. Последние объявления от Кендала и гравианского правительства содержали обвинения и угрозы. Что может быть лучше? Он оповещает о нашем сопротивлении других выживших. Нам нужно сделать что-нибудь ещё. И как можно скорее.

— Не совсем то же самое. Но с тем же результатом. Взять, например, этот трудовой лагерь, в который они направлялись. Или бесчисленное множество других. Они строят шахты. Ты, правда, хочешь, чтобы они заполучили нескончаемые запасы кристаллов, которыми будут заряжать своё оружие? Хочешь, чтобы они нашли кристалл, подобный тому, что в здании Рондета? Потому что я боюсь представить, что они смогут зарядить с такими кристаллами. А ещё в шахтах используется взрывчатка, и мы можем забрать её из их запасов и использовать против них же. Сколько у нас оружия?

— Стало больше после вашей первой вылазки, — замечает Джондар. — Я могу выдать его тебе, но не тем, кто ни разу в жизни не держал его в руках.

Том, который всё это время стоял у двери и молчал, как статуя, прочищает горло.

— Людей тоже стало больше, — спокойно говорит он. — Их нужно просто обучить. Я могу организовать тренировки. С вашего разрешения.

Кон останавливается, переводя взгляд между нами. Затем кивает.

И вот так мы начинаем подготовку к следующей миссии.

***

Мы охотно приступаем к тренировкам, приготовлениям и старой доброй разведке. Поступают новые заявления от гравианцев, всюду показывают бледное, напряжённое лицо Кендала, с предупреждением о грядущем возмездии за пропавших без следа стражников и освобождённых пленников, за подрывную деятельность и смерти их людей. Я успела провести немного таких миссий, и подобные заявления говорят мне о том, что мы действуем не одни. При этой мысли меня охватывает радостное возбуждение. Где-то ещё есть другие отряды, которые тоже справляются с захватчиками. Они просто должны быть. Антейцы? Или проникшие на планету отряды вейрианцев? Возможно даже, что и те, и другие. Я не знаю точно, и у нас нет возможности установить контакт, какой бы заманчивой ни была перспектива. Если мы объединимся, то поражение одного станет поражением для всех. Риск слишком велик. Я могу делать только то, что возможно здесь и сейчас, на нашей маленькой изолированной территории. Вместе с Томом и Петрой я наблюдаю за ходом тренировок с оружием, в которых участвуют оставшиеся в живых антейские стражники и некоторых из беженцев и освобождённых пленников, готовых к этому морально и физически.

Том не выкрикивает приказы, как это делал бы Шай. Как он это делал в первый день. В этом нет необходимости. Все здесь настроены решительно. Это не просто ненависть к захватчикам, это нечто большее. Мы взялись обучать только треть из всех желающих.

Своя роль есть у каждого. Многие из тех, кто тренируется с Петрой и группой охотников и егерей, хорошо знают леса вокруг нас. Они не просто добывают еду, но также учатся охотиться, устанавливать ловушки, защищать себя умом и клинком. Солдаты — не только те, кто сражаются в открытом поле.

«Но эта группа, она особенная», — думаю я, наблюдая за их тренировкой. Том вкладывает все силы в их подготовку, и они полностью отдаются своему делу в ответ.

Они тренируются стрелять, с места и на бегу. Осваивают и ближний, и дальний бой. Я впечатлена тем, как быстро они осваивают новые навыки. Том отобрал их с особой тщательностью, и не нужно быть гением, чтобы понять, почему он выбрал именно этих, а не других.

Каждый из них кого-то потерял, но эта потеря их не сломила. У каждого есть внутренний стержень и огонь внутри. Они сами становятся оружием. Том, как кузнец, куёт свою военную элиту.

Я сама к ним присоединяюсь, но то, как они смотрят на меня и держатся на расстоянии, вместо того чтобы вступить в бой, вскоре начинает действовать на нервы. Они не просто элита. Они были выбраны для чего-то ещё, и вскоре я понимаю, для чего именно. Я стою среди них, и они все смотрят на меня с такой преданностью, какой не проявляют даже по отношению к Кону. Своего рода уважение и восхищение, только более мощное и свирепое. Словно они готовы на всё ради меня.

Их выбрали для меня. Как стражу королевы.

Я отхожу в сторону и вновь смотрю на них. Тренировка напоминает мне о Шае, и я вновь чувствую желание спрятаться под одеялом и больше никогда не вылезать — желание, с которым я борюсь каждый день, но оно вновь и вновь возникает. Что бы он сказал, если бы увидел их? Что я этого заслуживаю? Но ведь нет. Я не заслуживаю преданности антейцев. Я самозванка, а не их королева, и никогда ей не буду. Теперь, когда Антеес пал, я не знаю, что решит Империя. Оставят ли они этот мир на растерзание гравианцам и какая роль теперь отведена мне. Если я не солдат, то кто? Я не знаю, кто я теперь. Потерянная душа, перед которой закрыты небесные врата, ведущие к предкам. Это вновь заставляет меня подумать о Шае, и я мысленно молюсь за него, чтобы его душа обрела покой. Моя же боль от этого становится только острее.

Она отступает, только когда мы выходим на миссии, прячемся среди деревьев, готовые к бою. Когда у меня есть цель.

Кон присоединяется ко мне, молча наблюдая за тренирующимися. Он не говорит ни слова, хоть и выглядит так, будто хочет что-то сказать. Хотела бы я поделиться с ним своими мыслями, но даже не знаю, с чего начать.

— Как там твои изобретения? — спрашиваю я из необходимости сказать хоть что-то.

Кон улыбается, но лицо у него обеспокоенное. Значит, не очень хорошо.

— Не хватает некоторых запчастей, например, усилителя сигнала. Как твои новобранцы?

— Учатся, — я не говорю вслух о своих подозрениях. — Но определённые успехи есть.

— А другие члены сопротивления…

Я знаю, о чём он думает. Та самая заманчивая идея, которую я бы с радостью реализовала, если бы могла.

— Нам нельзя устанавливать с ними контакт. Это подвергнет тебя опасности.

— А, вот как. Всё всегда из-за меня, — его голос пропитан горечью.

Мне нужно быть терпеливой, мягкой. Это у меня плохо получается.

— Да, Кон. Боюсь, что так. Вдруг тебя захватят? И их тоже. Что если мы приведём гравианцев прямо к ним или каким-то образом заставим их выдать своё местоположение?

Он тянется ко мне, словно собирается взять за руку, но одёргивает себя. Я сглатываю и заставляю своё своенравное сердце угомониться. Я тоже очень хочу к нему прикоснуться, утешить. Потому что за всей этой наружностью сильного и решительного человека, стойко выносящего все испытания, как и все здесь, глубоко внутри он тоже нуждается в поддержке. Он винит себя во всём происходящем. Терзает себя.

— Смотри! — внезапно говорит он, указывая вверх. С того места, где мы сидим, можно заметить в просветах между кронами испаряющиеся полосы, полупрозрачные белые линии на ярко-голубом небе. Они переплетаются меж собой в диковинный узор.

— Воздушный бой, — я подскакиваю так быстро, что голова кружится, но не могу сесть обратно. Сердце бьётся о рёбра, лёгкие сдавливаются. — Их там пять… нет, шесть. Вон те три — это вейрианские корабли. Это «Соколы». Два из них. Третий… Не уверена. Но они точно вейрианские!

По всей поляне люди прекращают свои занятия, во всём лагере. Они выходят из палаток и из-под навесов и поднимают головы вверх. Некоторые, как Петра и Том, разбираются в происходящем и могут отследить манёвры, прочитать линии, остающиеся от этого смертельного танца. Это завораживает и пугает одновременно. В любую секунду один из кораблей может взорваться, а я не в силах оторвать взгляд.

Они там сражаются. Пытаются прорвать блокаду. Моё сердце застревает в горле, но я не могу перестать смотреть. Кон берёт меня за руку и крепко сжимает.

Вдалеке происходит взрыв, облако дыма и искры пламени.

Корабль, кружась по спирали, падает вниз.

— Кто это? — спрашивает Кон. — Один из наших или нет?

— Один из них! — выпаливаю я. — Слава предкам, это не наш.

Я смотрю, как он падает. Корабль исчезает в горах на севере, оставляя за собой струйку дыма.

Раздаются радостные возгласы. Люди обнимаются, улыбаясь, смеясь. Момент радости. Нам это не хватало. Нам так этого не хватало.

Но бой ещё не окончен. Следующий взрыв выводит из строя вейрианский корабль, и радость смолкает. Я проглатываю рыдания, глядя, как обломки летят в горы. Из такого невозможно выбраться живым. Никак. Не хочу об этом думать. Не могу позволить себе ещё больше скорби. Кто-то был там внутри. Он был одним из моих людей, моего народа.

Оглядываюсь на людей в лагере, молча наблюдающих. Теперь они мои люди, и я нужна им сейчас.

Два корабля выходят из боя, один вейрианский и один гравианский. Я знаю эту тактику. Один улетает прочь, уводя угрозу. Надеюсь. Оглушительный рёв сотрясает воздух, на нас сыплются листья. Все инстинктивно прячутся. Птицы взлетают с веток. Моё сердце грозит вырваться наружу. Я не могу отвести глаз от неба. Я застыла, беспомощная наблюдая за разворачивающимися событиями.

Корабли ныряют вниз, прорываясь через верхушки деревьев. Земля дрожит. Я поднимаюсь на носочки, пытаясь разглядеть. Мне нужно забраться повыше. Мне нужно разглядеть.

— Давай же, — шепчу я для себя, но в то же время пилоту, кем бы он ни был. — Давай!

Вейрианский корабль резко разворачивается и взмывает ввысь, после чего возвращает себе нормальное положение. Рискованный шаг, опасный, но пилот хорош. Очень хорош. Гравианец не успевает приспособиться и оказывается в зоне обстрела вейрианского корабля. Всё словно замедляется и замирает. Я всматриваюсь в небо, отчаянно желая что-нибудь сделать, как-нибудь помочь, но не могу. Никто из нас не может. Я слышу, как кто-то ахает, а кто-то начинает читать молитву. И тут вейрианец пускает огонь. Потоки белой плазмы из передней части вейрианского корабля устремлены прямо на гравианское судно.

А он хорошо прицелился. Я это понимаю ещё до того, как выстрелы достигают цели — двигателя гравианского корабля. Летательный аппарат взбрыкивает, дёргается и застывает на мгновение. Бесконечно долгое мгновение, когда ничего не происходит. Вообще ничего. И затем всё взрывается: корабль, воспламеняясь, превращается в один огромный огненный шар, разлетающийся на куски.

— Да! — выкрикиваю я, но преждевременно. «Сокол» — теперь я это вижу отчётливо — с имперскими знаками, то есть вейрианский корабль в составе имперского флота, странно вздрагивает — в него попал обломок от взорвавшегося корабля. «Сокол» рассчитан на короткие дистанции, он не предназначен для межпланетных путешествий. А значит, должен быть ещё один корабль. Намного больше. Тот, который доставил «Соколов» сюда, на Антеес.

Двигатель «Сокола» трещит, выходя из строя, корабль подскакивает в воздухе.

— Нет, — шепчу я, и Кон притягивает меня ближе к себе, стараясь защитить от того, что произойдёт дальше, от того, что неизбежно произойдёт.

Пилот потерял управление, «Сокол» падает, вращаясь. Столкновение с землёй сотрясает всё вокруг. У меня из лёгких весь воздух вышибло, я вырываюсь из рук Кона.

— Надо ему помочь! — кричу я, пока несусь к «Стрекозе», пока никто меня не остановил. Кон бежит следом, призывая подождать, но я не могу думать ни о чём другом. Пилот мог выжить. Вейрианец сейчас там, на нашем корабле. Возможно, я его знаю. У него может быть информация, он может сказать нам, стоит ли ждать помощи. О предки, нам же должны помочь.

Это может быть даже Зендер.

Умом я понимаю, что это невозможно. Они бы никогда не поставили его жизнь под угрозу. Он же теперь кронпринц.

Но вдруг.

Мой брат упрям. Прямо как я.

Я запрыгиваю в «Стрекозу». Кон подставляет руки, не давая мне закрыть люк.

— Нет, Бел, пожалуйста. Подумай. Ты не можешь туда полететь.

— Я должна. Кто ещё может там быть? Я не собираюсь сражаться, клянусь. Но я должна помочь.

— В такой аварии нельзя выжить.

— Можно. Тот, кто был в этом «Соколе», мог выжить. Обещаю. Прошу, Кон. Я буду держаться тише воды, ниже травы. Найди остальных, пусть полетят за мной. Пожалуйста.

Он отходит, отпуская. Ошеломлённая, я смотрю на него несколько мгновений, а затем включаются инстинкты. Я завожу двигатель, не обращая внимания на крики Тома и Петры, и взлетаю в воздух. Знаю, они последуют за мной. У нас есть ещё несколько исправных самолётов, и они умеют ими управлять. Или они могут дойти пешком. Это займёт больше времени, но я не сомневаюсь, что они последуют за мной. Или так, или мне придётся сделать это в одиночку.

Глава 19

«Стрекоза» петляет меж деревьев, отвечая на каждое моё движение, едва я касаюсь управления. Кон вложил в неё даже больше сил, чем я думала. В любой другой день я бы наслаждалась каждым мгновением полёта, этой скоростью и плавностью, но сейчас не время. Я выдавливаю из неё максимум. И она подчиняется. Отдаёт мне всё и даже больше.

Место крушения — щель на склоне холма, там, где заканчивается лес. Густой дым тянется от рухнувшего корабля, но я всё ещё могу с уверенностью сказать, что это тот самый. Вейрианский «Сокол» я ни с чем не перепутаю. Я узнаю его где угодно. Лучше «Сокола» я знаю только «Осу». Я пролетаю над обломками, не поднимаясь высоко. Центральная часть не повреждена, хотя крылья и хвост всмятку. Надежда есть.

Я приземляюсь на безопасном расстоянии от места аварии и подбегаю к «Соколу». Опасно находиться на открытой местности, и я понимаю, что нельзя допустить, чтобы меня здесь поймали. Или хотя бы заметили. Но я не могу просто взять и бросить пилота.

Открыть люк непросто, но в итоге он поддаётся. Звук включающегося плазморужья заставляет меня пригнуться.

— Не стреляй! Свои. Не стреляй.

Звук стихает, и я вновь поднимаюсь, осторожно приоткрывая крышку люка. Лётчица лежит на своём сиденье, на ней висит противогаз, шлем откинут назад. На груди у неё кровавое месиво, но она всё ещё держит оружие твёрдой рукой.

— Кто ты? — спрашиваю я, но замечаю в её глазах узнавание.

— Принцесса? — она пытается встать, но тут же падает, кашляя кровью.

— Нет. То есть да, но не пытайся двигаться. Помощь скоро прибудет. Оставайся на месте. Помощь в пути.

Надеюсь, что в пути, потому что сама она далеко не уйдёт. Она умирает прямо у меня на глазах.

— Помощь, — повторяет она, пытаясь выдавить улыбку. — Это мы прилетели, чтобы помочь вам, — её глаза осматривают моё лицо. — Ваш брат… Ваш брат привёл нас… Принц Лисендер…

— Он в порядке? Он жив?

— Да, ваше высочество. Сражается… пытается прорвать блокаду за пределами атмосферы.

Зендер…

Я беру её за руку, сжимая ладонь, но она как будто ничего не чувствует. Никак не реагирует.

— Как тебя зовут?

Где же все? Может, они не последовали за мной. Может, они меня потеряли. Мысленно матерюсь.

— Девра, — её голос становится едва различимым шёпотом. — Девра Колвил из Масониса.

— Я помню Масонис. Там сосновый лес и озеро.

— Я жила… принцесса…

Из её горла вырывается хрип.

— Девра? Девра, пожалуйста! — я тянусь к ней, пытаясь нащупать пульс, но уже знаю, что поздно. Слишком поздно.

Радио потрескивает, из динамика раздаётся голос.

— Ответьте, 371-альфа. Приём.

Я застываю, уставившись на динамик, не в силах поверить, что оттуда может звучать голос. С той стороны блокады, с главного корабля — это явно должен быть он. Вейрианский флагманский корабль.

Бормоча под нос молитвы, проклятья и всё, что только приходит на ум, я осторожно снимаю шлем с головы Девры и надеваю на себя.

Это должно быть надёжным средством связи. Иначе я труп.

— Контроль? Это Беленгария. Приём.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

— Миледи? — голос ошеломлённый, испуганный. Я слышу какую-то суету на том конце связи, взволнованное бормотание и голос. Чудесный, долгожданный голос.

— Бел?

Зендер. Я вскрикиваю от счастья.

Двигатель искрит и начинает дымиться. Шипение доносится до моих ушей.

— Нет!

Голос Зендера рассеивается, превращаясь в одни сплошные помехи.

Но я ведь могу взять радио с собой? Кон сумеет его починить. Мне просто нужно извлечь его, не повредив. Я наклоняюсь, ощупывая пальцами устройство.

— Бел, берегись! Сзади!

Голос Кона кричит в моей голове, так отчётливо, словно он сидит рядом, словно мы в коллективном разуме, соединены вместе. На мгновение я слишком ошеломлена, чтобы отвечать. И только затем до меня доходят его слова.

Сзади.

Что-то прожигает мой шлем, я чувствую жар у своей щеки. Плазма. Если бы не шлем, я бы уже осталась без головы.

Я хватаю плазморужьё из обмякшей руки Девры и бросаюсь в сторону, как раз когда огонь попадает в корабль, оставляя дыру в корпусе. Металл рвётся, как бумага, вонь от плазмы наполняет воздух. Я падаю на пол, перекатываюсь и поднимаю своё оружие.

Гравианский пилот заглядывает через образовавшуюся дыру, направляя на меня плазморужьё. Он потерял свой шлем, и я вижу его мертвенно-бледное лицо и голову, побритую налысо. Я не вижу никаких меховских имплантов. Никаких усовершенствований. Но это не значит, что он не опасен. Я стреляю и попадаю ему в плечо, но это его не останавливает. Даже не замедляет.

Думай, Бел, думай!

Где же остальные? Зачем я отправилась в одиночку?

Меня охватывает вихрь, принося с собой гиперчувствительность коллективного разума, и я вижу мир, как тогда, когда парила над ним с Коном.

Картинке словно добавили резкости, я вижу всё чётко до боли. Гравианец приближается ко мне со злобным выражением лица. Он скалит зубы, обрамлённые ярко-алыми губами.

Я стреляю вновь, дважды подряд — сначала в живот, а потом в колено, — потому что я сама не поверила, что могла попасть так точно. Он дёргается и падает вниз. Его кровь попадает мне на лицо, и только тогда я понимаю, как он близко. Прямо надо мной.

Моё сердце колотится о рёбра, грозя разорвать грудную клетку. Мир расплывается. Я вся выжата, опустошена.

— Бел! — это голос Петры, она зовёт меня. Но я не могу найти в себе силы ответить, даже промычать. — Бел, ты ранена? Бел, ответь мне!

Они вытаскивают меня из разбитого корабля, их движения резкие, грубые от переполняющего их ужаса, от страха, что они могли потерять меня.

— О предки, — разбираю я слова Тома среди тысячи ругательств. — Слава предкам. Мы думали… думали, что…

Я пытаюсь вырваться от них и вернуться в кабину разбитого «Сокола». Кто-то уже вынес тело Девры, но кровь осталась повсюду. И всё же я заставляю себя забраться внутрь, дотянуться до панели и схватить столь желанный радиоблок. Но уже слишком поздно. Радио сломано.

***

Как только я оказалась снова в лагере, я направляюсь к Рондету, уверенная, что Кон сейчас именно там. Но его там нет. Дверь даже не открывается.

— Где он?

Никто не отвечает. Я чувствую себя оцепеневшей, потерянной, пустой. Девра мертва, а я чуть было не последовала за ней. Я должна была умереть. И всё же я здесь, а где-то там люди погибают, пытаясь пробиться через блокаду, чтобы прийти на помощь. Я общалась с вейрианским флагманским кораблём. Я слышала голос Зендера. А сама я здесь, прячусь в лесу и попусту трачу время на партизанские набеги. Это не может так продолжаться.

— Где Кон? — выкрикиваю я, до невозможности злая от бессилия.

Никто не шевелится. В стороне я замечаю Джондара. Он кивает на постройку, которую Кон устроил как свою мастерскую. Я толкаю дверь и захожу внутрь.

Что-то стоит в самом центре единственной комнаты. Конструкция, до которой мог додуматься только уникальный ум Кона.

Она не похожа на систему коммуникации — то, над чем работает Кон, как мне говорили, когда я была не в состоянии подняться. Но это… Я не до конца уверена, на что это похоже — какая-то причудливая машина, собранная из кусков и обломков, с торчащими рычагами, шестерёнками и кристаллами, связанными между собой разноцветными проводами.

Я тянусь к этой штуковине, как околдованная. Ярость и отчаяние внезапно прошли сами собой.

— Не трогай! — выпаливает Кон откуда-то снизу. Не знаю, как он меня увидел. Он будто просто почувствовал угрозу своему творению от моих дрожащих пальцев.

— Всё хорошо, — уверяю его. — Я просто смотрю.

— У тебя нет глаз на руках, — отвечает он, в его голосе слышится злость.

— Для чего это? Оно работает?

Он бормочет что-то, что я не могу разобрать. Судя по тону, хорошо, что я не слышу. Не очень-то по-королевски. Я только что пережила перестрелку с гравианцем. Меня не напугать сердитым инженером.

— Настолько хорошо?

— Я работаю над этим.

Он кажется расстроенным, и я замолкаю, жалея о своей колкости. Неловкая пауза затягивается. Он предупредил меня о гравианце. Он помог мне. Я слышала его голос, и он каким-то образом сумел мне помочь, чтобы я смогла опередить гравианца. Не знаю как, это кажется невозможным. Был ли он с Рондетом? Смогли ли они каким-то образом до меня достучаться? Но это был его голос. Вне всяких сомнений. Если бы не он, я была бы мертва.

И всё же сейчас… сейчас… Я не знаю, что сказать. И он, видимо, тоже. Я оставила его. Улетела прочь в неопределённость и чуть было не погибла. И если это он меня предупредил, то он знал, в какой опасности я была.

Чтобы прервать тишину, он поступает, как обычно: начинает разговор о чём-то совершенно ином. О своей работе, своём изобретении, чем бы оно ни было.

— Здесь нарушены гармонические колебания. Я надеялся, что местные кристаллы смогут это исправить, но для этого мне нужно… много чего. Здесь всё не то. У меня нет запчастей.

— Скажи мне, что нужно. Я же сказала, что достану это для тебя.

— Разве мы это уже не обсуждали?

— Нет, не обсуждали.

Не в слух, по крайней мере. За последние пару месяцев я успела понять, что иногда Кон собирается мне что-то сказать, но забывает, думая, что уже говорил это раньше. Или записывает, чтобы не держать в голове. А потом в суете теряет эту записку.

— Я составил список и куда-то его положил. Вон там, — он вытаскивает руку, чтобы махнуть в сторону стопки бумаг и груды оборудования, где-то под которыми должен быть стол. Наверное. — Ну, часть списка точно, — его голос звучит настолько отвлечённо, что мне хочется улыбнуться. Но это бы только усилило его раздражение. Не то чтобы он мог видеть оттуда, но каким-то образом он бы узнал. Понял бы. Я уверена. — Первым пунктом усилитель сигнала, но не думаю, что мы сможем найти его поблизости.

— Смотря, что мы ограбим. Хотя может и просто попасться под ноги.

Кон замирает, лязг и клацанье затихают.

— Мне не нравится этот тон. Так говорят авантюристы.

— Да, ваше величество, — отвечаю я сладким-пресладким голосом. Так значит, он бесится, когда я его дразню. Надо запомнить. Стоит делать это почаще, хотя бы ради этой реакции. После опасной миссии возвращение к нему кажется ещё более волнующим. К тому же, у меня есть кое-что при себе. Я предвкушаю его реакцию. Не могу больше ждать. — Может, выйдешь тогда и посмотришь, что я тебе принесла?

Он отталкивается и вылезает. Золото его волос снова запачкано машинным маслом. Под глазами тёмные круги, и он весь кажется болезненно истощённым. Я знаю, что на нём огромная нагрузка, но выглядит он ужасно. Интересно, когда он последний раз ел. Желание подразнить его моментально испаряется.

Его взгляд устремляется к вейрианскому радиоблоку в моих руках. К тому самому, в составе которого есть усилитель сигнала. Его глаза вспыхивают ярко-зелёным цветом. Глаза одержимого.

— Ты достала?

— Надеюсь, это то, что нужно. Хотя возможно, я сломала его, пока вытаскивала, — не говоря уж о том, что аппарат весь в крови. Даже я знаю, что вязкие жидкости и тонко устроенные механизмы — это плохое сочетание. Но я не хочу говорить это Кону. Это не та шутка, которая была бы сейчас уместна. Том или Петра заценили бы, но не антейм. Он не любит чёрный юмор. Он не боец, кроме крайних случаев. Как тогда, когда его предупреждение спасло мне жизнь. Как он это сделал? Он спас меня. Мой инженер. К тому же, Девра умерла в том корабле. Весь восторг пропадает при этой мысли. Но всё же мне нужно знать, как он смог меня предупредить. — Кон, когда я была там…

Он отмахивается от моих слов, хватает устройство и осматривает его, осторожно вращая в своих руках. Прямо сейчас это самая важная вещь в мире.