Крысы в городе

КАТРИЧ

В незапамятные времена железную дорогу на окраинах Придонска прокладывали по чистому полю. Затем вдоль полосы отвода начали сооружать складские хозяйства, автобазы, ремонтные мастерские, железобетонные и домостроительные комбинаты. Постепенно город подобрался к железной дороге, затем пересек ее, пополз дальше, а промышленная зона сохранилась и оказалась внутри жилых кварталов. Она рассекала город уродливым шрамом, распространяя на спальные районы пыль, грязь, запахи горячего асфальта и копоти.

По обеим сторонам промзоны тянулись узкие ленты асфальта. Отцы города были лишены чувства юмора и вместо названий Задрипанная и Поганая, вполне подходивших для улочек, тянувшихся вдоль промзоны, наделили их индустриальными именами в духе времени — Первая и Вторая Магистральные. Глухие бетонные заборы разных цветов сжимали улицы с обеих сторон. Выше чем на половину заборы были одинаково густо заляпаны грязью. В дождливые дни автотранспорт омывал фонтанами из-под колес узкие пешеходные тропки и высокие стены оград.

Поскольку день был сухим, Катрич смело шел по Второй Магистральной. Местами он останавливался и внимательно разглядывал вывески фирм, расселившихся за забором. Наконец на одном из жестяных листков он обнаружил надпись, выведенную черной краской:

«АЛКОВТОРМЕТ»

Ржавые железные ворота преграждали путь за ограду. За ней виднелся портальный кран, который бездействовал. Под краном громоздились кучи металлолома: смятые кузова автомобилей, строительная арматура, исковерканные и погнутые швеллеры, двутавровые балки. Куча выглядела громадной и производила сильное впечатление. Даже неискушенный глаз легко замечал: за оградой — заурядная база Вторчермета. Смущало одно: название, пахшее алкоголем.

Катрич постучал в ворота кулаком. Но звука, который услышали бы изнутри, извлечь не сумел. Только перемазал кулак в ржавчине. Тогда он поднял с земли крупный голыш и замолотил им по воротам сильно и часто. Никакой реакции на стук не последовало.

Подождав некоторое время, Катрич двинулся вдоль забора.

Не могло быть, чтобы деятельный пролетариат входил в царство труда только через отведенную ему прорезь. Это противоречило духу тех, кто на работе изнывает от жажды. Катрич знал, что даже на режимных предприятиях города, окруженных высокими мощными стенами, терпеливый искатель может обнаружить щель, которая заметно сокращает путь от завода к ближайшему винному магазину.

Поиски оказались не напрасными. Возле автобусной остановки с шикарно-бредовым названием «Хлебобетонный завод» между заборами, разделявшими две территории товариществ с безграничной безответственностью, в бетонной стене зиял узкий пролом.

Катрича всегда изумляло трудолюбие искателей коротких путей. Как можно иначе, не притащив с собой домкрата, лома, кувалды, без ножовки, выдолбить в бетонной стене дыру, перегрызть арматуру настолько, что становится возможным протиснуть в щель не только голову, но и зад!

Боком протиснувшись в щель, Катрич оказался внутри, за оградой. Все тут говорило о том, что лазом давно не пользовались. Бурьян и конский щавель бурно разрослись, потеснив с обеих сторон узкую, едва заметную тропку.

Ступая осторожно, чтобы не споткнуться об обломки железа, Катрич выбрался к центру металлосвалки. Судя по всему, фирма «Алковтормет» железом давно не занималась. Головки рельсов, по которым должен был двигаться кран, покрывал бурый налет ржавчины. Ржавыми были и большинство железных обломков, сваленных в огромную декоративную кучу.

Вдалеке за грудой лома виднелись одноэтажный домик, скорее всего контора фирмы, и новый ангар из оцинкованного железа.

Пройдя метров сто, в одном из закутков большого двора Катрич заметил работягу. С автогенной горелкой он возился у битого кузова иномарки, то ли разрезая его, то ли, наоборот, заваривая дыры.

— Привет!

Сварщик оторвался от дела, взял в руки увесистый молоток. Встреча с незнакомцем в глухом месте могла таить немало неожиданностей, приятных и неприятных. О последних предусмотрительный человек думал в первую очередь.

— Привет. Что-то я тебя не угадываю.

— Давай познакомимся. — Катрич протянул руку. — Иван Лукин. Предприниматель.

В глазах сварщика блеснуло нечто похожее на испуг. Руки он не подал.

— Ты как сюда попал?

— Вошел.

— А чо надо?

— Вот присматриваюсь. Может, участок возьму в аренду.

— У-у, не выйдет. Здесь все уже схвачено. Свои хозяева есть.

— Перекуплю.

— Не-е, — сварщик говорил уверенно, — они сами народ денежный. Дюже богатые.

— Кто они?

— Прости, мил человек, хозяева мне не докладывали. Знаю — есть, а вот кто… У меня только бригадир.

— Выпьем? — Меняя тему, Катрич достал из кармана плоскую металлическую фляжку. — Стакан есть?

— Найдем, — сварщик не стал ломаться. Он достал из ящика с инструментами банку из-под майонеза. — Пойдет?

— Важно, чтобы не протекала. — Катрич отвинтил у фляжки пробку.

Сварщик плеснул налитое в глотку и проглотил одним махом. Громко и тяжко вздохнул.

— Со знакомством, значит. Литовкин я, Андрей.

Они сели на лежавший рядом кислородный баллон. Катрич налил себе и выпил. Снова протянул баночку сварщику.

— Слушай, может, твоих хозяев заинтересует медь? У меня есть.

Литовкин выпил, но на этот раз крякнул удовлетворенно.

— Хороша, зараза!

— Я тебя про медь спросил.

— Не-е. — Литовкин уже слегка захмелел. — Я тя, конечно, понимаю. Но мы не по меди. Мы по л ю м и н и ю.

— А на хрена эта куча железа? — Катрич снова подлил в баночку, которую Литовкин держал в руке.

— От старой власти осталось. Пионеры собирали-сгребали. На трактора, на паровозы. А мне платили сто пятьдесят. На хрена, скажи, тогда паровозы? Сейчас мы всю эту блажь по боку: и пионеров, и железки. Зато «лимончик» в месяц выцарапываю.

— Неужто так много?

— А чо? Плохо, что ли?

— Напротив, очень даже неплохо. Но разве алюминий так дорого стоит?

Литовкин не ответил.Он поднес баночку к губам, но сразу пить не стал. Принюхался.

— Самогон, что ли?

— Ты что?! — Катрич возмутился совершенно искренне. — Водка «Распутин». Долбанешь стакан, потом сидишь, на бутылку смотришь. А морда с бородой тебе подмаргивает.

Литовкин понимающе рассмеялся. Телевизионная реклама, учившая отличать «Распутина» подлинного, подмаргивавшего, от самопального, который подмаргивать не умел была на памяти…

Ближе к вечеру Катрич позвонил Рыжову.

— Иван Васильевич, я насчет л ю м и н и я. Есть нужда посетить фирму. Когда? Сегодня ночью. Идет?

До Первой Магистральной Рыжов доехал автобусом. Ждать на остановке пришлось довольно долго. Пятнадцатиминутный интервал между машинами, обозначенный на металлической табличке, оказался всего лишь данью проформе. Как популярно объяснил однажды пассажирам веселый водитель: «Автобусы у нас ходят не по расписанию, а по плохой дороге». И все всем стало ясно.

Было душно. Ветерок, дувший со стороны степи, прохлады не нес, скорее добавлял жары. Вообще лето выдалось знойное, безводное. В скверах раньше обычного пожелтели листья акаций, на ветвях, раскачиваемые ветром, как колотушки гремели сухие стручки.

По договоренности Катрич должен был подъехать к месту встречи со стороны Второй Магистральной, пересечь железную дорогу пешком, выйти к Линейному проезду. Зная особенности автобусного движения, они назначили встречу с достаточным запасом времени, и Рыжов опоздать не боялся, шел неторопливо, прислушиваясь и внимательно вглядываясь в таинственный сумрак улицы. Темень уже достаточно сгустилась, но фонари еще не горели.

Он проходил мимо старой строительной бытовкн, стоявшей у забора, когда за спиной раздался подозрительный шорох. Рыжов посильнее сжал газовый баллончик, положил палец на кнопку распылителя. Но обернуться не успел. Под левую лопатку кто-то ткнул нечто твердое. В то же время спереди из густой подзаборной тени, шаркая ногами, вышел мужик. Лица его не было видно, только силуэт и очертания круглой головы в берете.

Голос, густо промоченный водярой и оттого хрипевший, как испорченный телефон, произнес:

— Стоять тихо! Это похищение!

В другой обстановке Рыжов расхохотался. Опереточный возглас пропитого баритона мог показаться дурацкой шуткой, но когда пьянь выходит на ночную добычу, то ее неудовлетворенные желания могут окончиться и трагедией. Об этом свидетельствовал твердый предмет, упиравшийся в спину. К смеху такое не располагало. Надо было держаться испуганно, чтобы нападавшие не завелись, больше того, успокоились.

— Ребята, только не убивайте!

Такого рода просьба позволила гопстопннкам почувствовать, что их жертва испугана смертельно и любые требования будут исполнены.

— Не бзди! — сказал Хрипатый. — Тебе сказано: похищение. Выкладывай выкуп! Освободим.

— Вы что, мужики! — Рыжов старался как можно убедительнее изображать страх и растерянность. Ситуация все больше походила на анекдот, но анекдот был скверный. — Вы меня с кем-то спутали.

— Ни с кем, — из-за спины прозвучал бабий голос, столь же пропитой, как голос мужика. — Гони двадцать штук! Только быстро!

— Боже правый! На охоту за бутылкой вышла семейная пара алкашей.

Рыжов продолжал переговоры.

— Офонарели, ребята? — спросил он, делая вид, будто не понял, что за спиной женщина. — Откуда у меня двадцать?

— Ну, десятка есть, это точно. Гони! Приказ давал право на движения.

— Сейчас, мужики. Достаю. Только не бейте…

Рыжов резким движением ушел корпусом влево, развернулся на каблуке и пустил струю аэрозоли в лицо невежливой леди. Второй импульс плеснул сногсшибательное облако газа в сторону мужчины. Баллончик не подвел. Полицейская смесь из Германии сработала надежно.

Рыжов быстро нагнулся и обыскал лежащих. Из внутреннего кармана мужчины вынул паспорт. Посветил фонариком — Собакарь Аким Кузьмич. Документы женщины оказались в хозяйственной сумке. Репенко Раиса Трифоновна. Здесь же лежали две пустые бутылки из-под водки и одна маленькая из-под пива. Вторая такая же — ею женщина тыкала Рыжову под левую лопатку — разбилась при падении.

Катрич вынырнул из-за угла бесплотной тенью.

— И что нам с ними делать?

— Спроси что попроще. Во всяком случае до конца дела отпускать нельзя.

— Лады.

Катрич поднял и поставил на ноги мужчину. Достал наручники.

— Лапы, господин как вас там.

Щелкнули замки.

То же самое он проделал с дамой, не дав ей никаких преимуществ.

— Пошли!

Они пересекли двор, заваленный железом. Аким Кузьмич, обалдевший от химии, несколько раз спотыкался и чуть не падал. Только мощная рука Катрича удерживала его за ворот от приземления.

Калитку в воротах ангара Катрич открыл без труда: замок был местного производства — простой и дешевый.

Плотно затворив за вошедшими дверь, Катрич зажег фонарик, нашел выключатель и включил свет. Огляделся. Выбрал удобный угол за большим верстаком. Завел туда задержанных и заставил их сесть на пол. Потом достал и подержал в руке пистолет «вальтер ППК». Это был газовый пистолет, разрешение на него имелось, но фирма сделала все, чтобы газовую машинку от настоящей боевой отличить было невозможно.

— Ты понял? — спросил он сидевшего в углу Акима Кузьмича и заправил пистолет за пояс. Кузьмич кивнул. Он уже понимал, насколько крепко влип, решив потрясти крутых мужиков, а теперь сам находился между жизнью и смертью. Что на уме громил — попробуй угадай. Шлепнут их — его и маруху, — и кранты.

— Вот что, — сказал Катрич, обращаясь к женщине, — я гляжу, ты разумней своего обалдуя. Потому учти — сидите здесь тихо. Не дергайтесь, нс вздумайте орать. Кончим дело, уйдем все вместе. Там я вас отпущу. Если попробуете рвануть когти, то, — Катрич поправил пистолет, торчавший у него из-за пояса,-сами догадываетесь…

— Мы тихо, — заверила женщина. — Не надо нас…

— Лады, не буду. Старый заяц трепаться не любит. Вместе с Рыжовым, двигаясь осторожно, они шаг за шагом стали изучать ангар. Ничего примечательного здесь не было. Пол, настланный из чугунных плит. Тигель с элсктронагревом в углу. На полу застывшие брызги алюминия. Большой ящик с песком для тушения пожара. Все открыто, все на виду — нигде ничего не спрятано. Вдоль одной из стен высокий штабель алюминиевых чушек на поддонах для автопогрузчика — подгоняй машину и грузи. Образцовое частное производство…

— Похоже, все чисто, — сказал Рыжов с разочарованием. Что поделаешь, собираясь на охоту, человек всегда рассчитывает вернуться с добычей. Если трофеев нет, на кой черт ходил? Настроение падает до нуля, опускаются руки.

У Катрича выдержка оказалась покруче. Он давно научился сидеть в засадах, часами глядя в пустоту, умел дотошно осматривать место преступления в поисках следов и улик. Не отвечая на сетования Рьгжова, Катрич ходил по ангару, словно принюхивался. Возле ящика с песком остановился. Обошел вокруг. Вернулся. Обошел снова. Присел на корточки. Стал водить пальцами по полу, ощупывая металл. Поднялся.

— Иван Васильевич, гляньте.

Рыжов подошел. Носком ботинка Катрич показал полукруглые следы потертости на металлическом полу.

Теперь и Рыжов обошел ящик со всех сторон. Подумал.

— Ящик двигали. И не раз.

— Похоже. Может, и мы попробуем? Они налегли на короб. Что-то скрипнуло, ящик тронулся с места и пополз в сторону, открывая квадратный люк.

— Так, — Катрич зажег фонарик. Посветил вниз. Желтое пятно света выхватило из темноты крутые металлические ступени.

— Я спущусь.

Катрич осторожно двинулся вниз. За ним спустился Рыжов.

Перед ними открылся подвал, оборудованный как продолжение цеха — алюминиевые отливки, сварочный аппарат, стеллажи.

Катрич поднял с пола странную заготовку.

— Что-то вроде корыта, — сказал он, — только на кой оно?

— А это? — Рыжов взял в руки тонкую алюминиевую пластинку. Она прикрывала вырез в алюминиевом корытце, стоявшем в стороне от других. Под крышкой лежал аккуратный лист толстого асбеста.

— Не нравится мне все это, — сказал Катрич. — А почему — понять не могу.

— Чего ж не понять? — Рыжов усмехнулся. — Наверху

л ю м и н и й на вывоз. А это, судя по всему, шкатулки. В них закладывают что-то, чего не собираются декларировать на таможне. Добавляют к грузу и везут.

Катрич пошарил лучиком фонаря по стеллажам. Обнаружил в углу небольшое белое пятно. Протянул руку — порошок. Облизал палец, тронул пятно. Понюхал прилипшие крошки. Потом лизнул. Сморщился.

— Точно! Наркота. В этих шкатулках ее и перевозят.

— Куда?

— Туда, куда идет алюминий. Значит, узнать не трудно. Они выбрались из подвала. Вернули ящик на место.

— Пошли! — Катрич пихнул ногой Акима Кузьмича. Вчетвером они выбрались с территории «Алковтормета», пересекли железнодорожные пути. Здесь Катрич снял с сожителей наручники. Пошарил в кармане, достал деньги.

— Вот вам десять штук, страдальцы. Идите выпейте. И молчок. Вы здесь не были, никого не видели.

Вольноотпущенники, бормоча слова благодарности и давая клятву молчать, быстро пошли прочь, исчезли во тьме.

— Надо бы их в милицию сдать, — высказал сомнение Рыжов.

— Не надо. Нам главное заставить забеспокоиться хозяев ангара. Когда суетятся, всегда делают ошибки.

— Ты думаешь, они что-то узнают?

— Еще как! — Катрич улыбнулся. — Я для этого кое-что сделал.

Аким Кузьмич Собакарь по кличке Халбон проснулся поздно: около двенадцати пополудни. Как любым пропойцам, полбутылки им с Райкой вполне хватило, чтобы забалдеть вкрутую. Райка еще валялась в постели — немытая, смердящая потом и перегаром, а Халбон сунул ноги в сандалии и вышел на улицу.

На лавочке при выходе из подъезда сидел Колька Грыжа, небритый тусклоглазый мужик из соседнего корпуса. Увидев Халбона, он мигом вскочил.

— Здорово, отец!

В компании алкашей Халбон был самым старым — лет на шестьдесят с хвостиком, — и сорокалетние собутыльники звали его отцом, что однако не давало ему права даже на лишний глоток в доле.

— Здорово, Колян.

— Батя, подлечиться нс хочешь?

Халбон судорожно сглотнул вязкую слюну.

— А есть?

— В бойлерной. Айда со мной.

Щедрое предложение Грыжи удивило бы любого алкаша, но Халбон не учуял подвоха. Как собачонка за хозяином, он двинулся к бойлерной — к бетонному домику, стоявшему на пустыре у свалки.

Грыжа приоткрыл тяжелую железную дверь и жестом испанского гранда пригласил Халбона внутрь.

— Проходи.

Едва Халбон вошел, дверь с грохотом захлопнулась, оставив его в полутьме. Было сыро и пахло плесенью. Тусклая лампочка едва освещала помещение.

— Халбон? Ну-ка, давай сюда!

Крепкие руки подхватили алкаша за плечи и толкнули в угол. Здесь стояли два человека. Большие, хмурые.

— Где вчера был? — спросил из-за спины тот, что встретил его за дверью и авансом довольно сильно врезал по затылку. — Говори, сука!

Голова Халбона дернулась, в ушах зазвенело. Сердце тоскливо сжалось. Начало толковища не предвещало ничего хорошего, хотя Халбон искренне нс понимал, в чем провинился.

— Мужики! — Голос Халбона звучал слезливо. — Я разве чо? Вы скажите, что надо. День-то большой.

— Вечером на Магистралке кантовался?

— Ну.

— Один?

— С марухой. С Райкой.

— И все?

— Все.

Удар в затылок едва нс снес его с ног.

— Что в ангаре делал?

— В каком?

— Ну, падла! Я тебя сейчас кончу! Спросили — отвечай. Голос за спиной не оставлял сомнений в серьезности угрозы.

— Мужики, я ни при чем. На Магистралке меня повязали. И в ангар я не сам пошел. Меня туда в железе затащили.

— Кто повязал?

— Мы с бабой хотели мужика на гоп-стоп взять, а он легавый. Сразу в железо нас, и меня, и бабу.

— Халбон! — Голос за спиной прозвучал угрожающе. — Если это был легавый, почему он повел вас в ангар, а не в ментовку?

— Откуда я знаю? Легавые там шмонали.

— Ты сказал только об одном.

— Двое их было. Сперва один, потом другой подошел.

— Знаешь их?

— Одного напрочь не знаю. А второй мент. Облом. Здоровый как бык. Мне его кореша рисовали. Катин или Катрин.

— Катрич?

— Точно, он.

— Возьми. — Кто-то протянул Халбону из сумрака хозяйственную сумку. — Другой раз нс бросай где попало.

Только сейчас Халбон вспомнил, что они ушли из ангара без сумки. Ее забрал Катрич, а куда потом дел, неизвестно. Значит, там ее бросил. С документами. Ну, мент!

Тот, что стоял за спиной, рванул Халбона за ворот, развернул и сильно толкнул его коленом в зад. Дверь открылась, и Халбон оказался на ярком свету и свежем воздухе. Колька Грыжа нигде не маячил.

Один из тех, что пока оставался в бойлерной, мрачно сказал сообщникам:

— Катрича шить надо.

— Кому поручить? — спросил тот, что вышвырнул Халбона на улицу.

— Замерзни, Сема. Это моя забота. Мента с делает Крыса.