«Ты хоть понимаешь, что они вытаскивают не тебя, а его?»
«Возможно».
Нурлан открыл очередную дверцу, и в глаза мне ударил солнечный свет.
Коротко осмотрев улицу, Нурлан подал мне знак следовать за ним, выскочил из подвала и пригнувшись побежал вдоль дома, скрытый от улицы рядами живой изгороди. Добравшись до угла дома, он остановился для очередной рекогносцировки, а потом мы пересекли узенький переулок и нырнули в очередной подвал. На пути нам снова попадались ржавые металлические двери, которые Нурлан с легкостью вскрывал, и лестничные пролеты, ведущие вниз, куда-то под город. Похоже, мы проникли в зону ливневой канализации, и это, наверное, был хороший знак, потому что эта паутина коллекторов наверняка позволила бы нам выбраться из закрытого цинтами района.
Но выбираться Нурлан не спешил. Когда мы забрались достаточно глубоко, чтобы он посчитал это безопасным, он остановился и уселся на холодный бетон, потушив фонарик.
— Я знаю, ты считаешь, что мы недостаточно активны, — сказал он.
Я промолчал.
— Может быть, с твоей точки зрения, оно так и есть. Но ты ведь солдат, ты должен понимать, что открытым противостоянием нам эту войну не выиграть, — сказал он. — Нас мало, а их много. Даже если не принимать во внимание симбов, они лучше оснащены и лучше организованы. Они разгромили все армии мира, и никто не смог сопротивляться им дольше пары месяцев. Если дело дойдет до прямого столкновения, они нас сомнут.
— Сомнут, — согласился я.
— А ведь есть еще симбы, и только на их стороне.
— Уже не только.
— Даже будь у нас тысяча или десять тысяч таких, как ты, это ничего не изменит, — сказал Нурлан. — У императора их миллионы. И не только низкоранговые, вроде тебя. У них есть настоящая элита, каждый боец которой стоит армии какой-нибудь небольшой страны. И есть сам император, о силе которого нам достоверно ничего неизвестно, кроме того, что она превосходит силу любого из его бойцов. Но и это еще не все. Они воевали. Они учились. Они умеют взаимодействовать друг с другом, наиболее эффективно используя свои сильные стороны и прикрывая слабые. Сейчас в мире нет силы, которая может им противостоять.
— Тогда почему бы вам не сдаться и не распустить своих людей по домам? Если все настолько бесперспективно?
— Я не говорю о том, что все бесперспективно, — сказал он. — Я говорю о том, что не стоит ждать быстрых и громких побед. Нужно настраиваться на игру в долгую. Нужно копить ресурсы, готовить людей, создавать связи с другими очагами сопротивления, существующими во всем мире.
Что ж, это звучало разумно, но при этом было невыразимо скучно. Здесь заканчивалась война и начиналась политика, а политика — это игра для пожилых людей. Таких, как, например, мой папенька.
— Поэтому мы просидим в канализации всю следующую неделю? — попробовал угадать я. — Или весь следующий месяц?
— Нет, скоро мы уйдем отсюда, — сказал Нурлан. — Но в городе теперь будет неспокойно. Цинты будут тебя искать. И Ван Хенг тоже. Будут проверки, обыски и облавы, и ты должен понимать, что поставил нашу организацию под удар.
— Но ты сам пошел со мной.
— Иначе ты уже был бы мертв, — сказал он. — Или попал бы в руки Хенга, что, в общем-то, примерно то же самое, только хуже.
Я заметил, что как только Нурлан перестал притворяться рядовым бойцом, приставленным ко мне в качестве сторожа, он стал куда более словоохотливым.
— Значит, я вам все-таки нужен.
— Скажем, ты представляешь для нас некоторую ценность, — сказал Нурлан. — Потому что кроме того, что я описал тебе, есть и другой путь к победе. Точнее, мы пытаемся его найти.
— И что же это за путь?
— Симбы — это основная боевая мощь империи, — сказал Нурлан. — Мы должны изучить их. Мы должны понять их, узнать о них все, что можно. У нас есть научный отдел, который ищет средство, способное уничтожить симбов, не трогая при этом людей.
— Какой-нибудь вирус или что-то вроде того?
— Если говорить очень упрощенно, то да.
— И насколько вы продвинулись в поисках?
— Пока не очень далеко, но мы надеялись, что добытые Механиком образцы нам помогут, — сказал Нурлан. — А теперь у нас есть еще и ты.
— Я бы не хотел становиться подопытной мышью, — сказал я.
— Но ты неблагонадежен, — сказал Нурлан. — Мы ничего о тебе не знаем, ни как о симбе, ни как о человеке. Что ж, эта вылазка позволила узнать тебя чуть лучше. Как человека. Если, конечно, я сейчас говорю с человеком, а не с хитроумным демоном, управляющим его оболочкой.
— Вопрос доверия — это очень сложный вопрос.
— Именно, — сказал он. — Научный отдел требует тебя для начала исследования, но я не знаю, насколько безопасно будет приводить тебя к ним. Может быть, ты завербован империей и являешься частью какой-то сложной операции по нейтрализации подполья.
— А империя вообще знает о вашем существовании?
— А может быть, ты и есть империя, — сказал Нурлан. — Сейчас рискую только я. Мы держали тебя в стороне от всего, и ты не сможешь причинить нам вреда, но если позволить тебе узнать больше…
Он говорит общими фразами, чтобы не сболтнуть ничего лишнего, ничего, что могло бы навредить сопротивлению. Черт побери, ведь я даже официального названия их организации не знаю, не говоря уже о структуре, ресурсах, действительных членах и сочувствующих гражданах.
И он почему-то не боится, что я могу захватить его в плен и вырвать у него информацию под пытками, а значит, у него припасено средство и на этот случай. Какая-нибудь ампула с ядом в воротнике рубашки или полом зубе, прямо как у героев шпионских романов, которые я любил читать в детстве.
Самое неприятное, что это пат. Я ничего не могу сделать, чтобы убедить его в чистоте своих намерений, потому что любой мой поступок может быть расценен, как отвлекающий маневр засевшего внутри меня демона.
И что еще более неприятно, я и сам до конца не уверен в том, что задумала тварь, засевшая внутри. Может быть, он только и ждет повода, чтобы подать знак своим собратьям…
— Но я принес вам больше пользы, чем вреда, — сказал я. — Без меня вы никогда не получили бы те образцы.
— Верно, — сказал Нурлан. Я обратил внимание, что с самого начала разговора автомат, висевший на его плече, был направлен в мою сторону, и палец его все так же находился не слишком далеко от спускового крючка. — И возможно, ты мог бы принести нам еще больше пользы. Но, как я уже говорил, это игра в долгую, и я не готов рисковать всем ради сиюминутной пользы.
— Позволь мне угадать, что будет дальше, — сказал я. — Один из нас не выйдет отсюда живым?
Нурлан покачал головой.
— Надеюсь, что солдат ты лучше, чем прорицатель, — сказал он. — Мы оба выйдем отсюда живыми, но пойдем в разные стороны.
— То есть…
— Я не могу рисковать своими людьми из-за тебя, — сказал он. — Больше, чем уже рискнул.
— И ты думаешь, что если они найдут симба-отступника, то они успокоятся?
— Я не знаю, как будет, — сказал он. — Постарайся выбраться из города и не попасть к ним в руки.
— А ты не боишься, что если они таки меня схватят, я вас выдам?
— Нет, потому что ничего конкретного ты про нас не знаешь, — сказал он. — Демид не знал.
— И после того, как я доставил вам образцы…
— Мы очень тебе за это благодарны, — сказал он. — И поэтому я не буду испытывать на тебе пули из этого автомата.
Или потому, что он боится, что они не сработают. Или что они не помешают мне до него добраться, и по исходу нашего поединка в канализации останутся плавать сразу два мертвых тела.
— Я не хочу тебя убивать, — сказал он. — Ты мне даже где-то симпатичен, поручик. Но ты должен понимать, что дело — превыше всего.
— На моей родине так говорили о чести, — сказал я.
— Значит, вы давно никому крупно не проигрывали, — сказал он. — Мне жаль, что так получилось, но, как ты сам говорил, вопрос доверия…
— Куда мне хоть идти?
— Туда, — он махнул рукой. — Я пойду первым и открою все двери. Дай мне около часа, а потом иди следом. Тебе нужно будет преодолеть пару километров, и ты окажешься за границами периметра оцепления.
— Если они его не расширят, — сказал я. — За час-то.
— На все воля Аллаха, — улыбнулся он.
— И ты не боишься, что я сейчас на тебя нападу?
— Не боюсь. Если бы ты хотел напасть, то не спрашивал бы. Ты — солдат, поручик, а я тебе не враг.
— Но и не друг.
— С моей работой сложно обзавестись настоящими друзьями, — сказал он. — Не думаю, что мы когда-нибудь еще увидимся, поручик. Удачи тебе.
— И вам в вашей невидимой войне, — сказал я.
Он ушел, и я не стал его останавливать.
Я был не то, чтобы ошарашен, скорее, разочарован. Союзники оказались еще менее надежными, чем я ожидал. Спасибо, что всего лишь не стали помогать, а не ударили в спину.
Я остался один. Засек время и улегся на влажный холодный бетон.
— Теперь ты понимаешь, что это была не такая уж удачная идея, — а, все-таки, не совсем один.
— Человеческие взаимоотношения — сложная штука, — сказал я.
— Вовсе нет, — возразил Сэм. — Тут все просто. Они взвесили тебя и нашли слишком легким. Минусов от сотрудничества с тобой больше, чем плюсов. Это простая арифметика. Впрочем, даже если бы ты не полез смотреть на червоточину и не покрошил спецназ, это ничего бы не изменило. Они явно не стремились приобщить тебя к «Красному рассвету».
— Э?
— Красный рассвет — так они называются, — сказал Сэм. — В памяти Ивана нашел. А парень, который тебя кинул, это, скорее всего, Казах. Иван не знал о нем ничего, кроме клички. И того факта, что он большая шишка в «Рассвете».
— А раньше ты не мог сказать?
— Мне казалось, что ты был занят, и я не хотел тебя отвлекать. Кроме того, это все равно ничего бы не изменило. И да, мы действительно не знаем ничего такого, что помогло бы цинтам выйти на след «Красного рассвета», если ты вдруг воспылаешь праведным негодованием и захочешь их сдать.
Да нет, не воспылаю.
Это их война и их право выбирать методы и средства для ее ведения. Если они хотят играть в долгую, пусть играют. Не думаю, что они смогут победить, по крайней мере, на этом этапе, но думаю, что какие-то точки напряжения для империи они создать способны.
Логика Нурлана была мне понятна. Образцы, которые я добыл, это синица в руке. А я — это даже не журавль, а еще одна синица, но уже в небе, и далеко не факт, что внутри этой синицы не спрятана динамитная шашка.
За мной будут охотиться цинты из оккупационной администрации, по моему следу идет Ван Хенг, мое соседство слишком опасно для них. С другой стороны, он понимает, что мои шансы продержаться в одиночку крайне невелики, и рассчитывает, что после моей ликвидации обстановка в городе если и не нормализуется, то хотя бы успокоится.
И если я не хочу этого допустить, то мне нужен новый план. И воплощать его придется в одиночку, не рассчитывая на помощь других людей.
Здесь никому нельзя доверять, и даже враг моего врага оказался мне совсем не другом.
— Ты уже подзарядил наши аккумуляторы? — спросил я.
— Я в процессе. А что, ты уже задумал очередную глупость?
— Нет, просто хочу быть уверен, что оружие полностью перезаряжено и готово к бою, — сказал я.
— Под землей потоки ци сильнее, — сказал он. — Так что уже через полчаса я все закончу.
Я закрыл глаза, все равно ни черта не видно, а Нурлан унес с собой единственный фонарик. И как я должен идти по его следу в полной темноте? Может быть, он и не рассчитывал, что я вообще смогу отсюда выбраться.
И уж всяко у меня уйдет на это больше часа, даже если в итоге я не приду прямо в руки патруля цинтов…
Он отправился со мной на вылазку, потому что не смог бы удержать и хотел узнать обо мне чуть больше, чем было известно на тот момент. А потом воспользовался удобным случаем, чтобы от меня избавиться… Что ж, хитрость, умение быстро принимать решения и безжалостность — это очень неплохие качества для одного из лидеров сопротивления, но мне от этого совсем не легче. И, по сути, моя позиция сильно ухудшилась даже по сравнению с той, что была у меня сразу после операции Юры и убийства Цзиньлуна — я потерял свой козырь в виде сотни заключенных в транспортировочные контейнеры демонов. Мне теперь даже торговаться не с чем.
Взамен я приобрел очередную толику знаний об этом мире. И о червоточинах, которые ведут в другие миры. Равноценный ли это обмен?
Пока не возьмусь судить.
— Я готов, — сообщил Сэм.
Я сел и открыл глаза, обнаружив, что вокруг стало не так уж и темно. Окружающий мир из непроглядно черного стал серым, появились контуры и очертания предметов.
— Я слегка адаптировал твое зрение, — сказал Сэм. — Мне и самому так гораздо удобнее.
— Премного благодарен.
Часа, о котором говорил Нурлан, еще не прошло, но я решил, что ничего ему не должен и не обязан соблюдать условия, которые были выдвинуты в одностороннем порядке, и отправился в указанном им направлении. Сначала идти по его следам было нетрудно — мне не встретилось ни одного ответвления, но потом, спустя две открытых им двери, я обнаружил уже два подземных прохода, расходящихся друг от друга под небольшим углом.
Я выбрал левый проход и двинул по нему, очень скоро под ногами захлюпала вода, запах гнилости и плесени, стоявший с самого нашего спуска в коллекторы, стал усиливаться. Когда я начал сомневаться, правильно ли выбрал направление, Сэм скомандовал мне замереть.
Я подчинился и тут же услышал шаги и звуки расплескиваемой тяжелыми ботинками воды.
Там был не один человек.
И, в отличие от меня и Нурлана, эти люди не старались скрыть свое присутствие.
— Он тебя сдал, — сказал Сэм.
— Возможно.
Они были уже близко. Идти назад смысла я не видел — услышат, даже несмотря на весь тот шум, что они производят сами. Я нашел небольшую выемку в стене и прижался к холодному бетону, стараясь стать как можно более незаметным. На какой-то момент я, наверное, даже дышать перестал.
И сильно пожалел, что при мне нет какого-то нормального оружия. Обычный нож, пусть он и не настолько смертоносен и не способен резать броню, как бумагу, все-таки не светится в темноте и не может выдать своего владельца.
Равно как и пистолет…
Энергетическое оружие совершенно изумительно в бою, но не подходит для тайных засад.
— Четверо, — сообщил Сэм.
Или он слушает окружающее пространство не только моими ушами, либо его аналитические способности куда сильнее моих. Я бы определил число нападающих, как «больше двух», но решил прислушаться к словам демона.
Впрочем, они не были нападающими, ведь напасть собирался я сам. И неважно, случайный ли это патруль, отправленный в канализацию на всякий случай, или их каким-то образом навел на меня Нурлан.
Они — цинты, и они умрут.
А если они не цинты? Если Нурлан передумал и прислал за мной подкрепление? О каком вообще дальнейшем доверии может идти речь, если я на них нападу?
Они были уже рядом. Таиться дальше смысла не было, я призвал в свою правую руку шпагу, а в левую — кинжал, и выпрыгнул из своего укрытия, как чертик из табакерки.
Я замешкался только на миг, которого хватило мне, чтобы определить, враги передо мной или друзья. Что ж, сопротивление не ходит в имперской форме с иероглифами, и не носит оружие напоказ…
Значит, цинты.
Передо мной, на расстоянии вытянутой руки, оказался закованный в броню человек, и я пронзил его грудь кинжалом, взрезав его, как мешок с картошкой. Его теплая кровь хлынула на мою руку, он даже крикнуть не смог, из горла вырвался только короткий предсмертных хрип.
Он не успел упасть в воду, как я уже шагнул вперед, метя в следующего шпагой, но мой смертоносный удар был остановлен небольшим круглым щитом, поразительно напоминающим баклер.
Разумеется, он был золотистым и светился в темноте так же, как и моя шпага.