Куда ведут дороги...

5

Предупредив движение Шоходеба, Татия отстранилась от него, прижала палец к губам и безмолвно, одними глазами показала на дверь. Но потом все же сказала тихо:

— Погоди, сейчас придут проверять билеты.

Шоходеб состроил недовольную гримасу и уныло ответил:

— Ну да, проверка билетов! Потом придет разносчик: «Ужин, мэм-сахиб?» И будем ужинать. Потом придут за грязной посудой. Потом…

Татия подхватила:

— Вот-вот! Я совсем забыла. Твой приятель Онукуль попросил нас навестить… Упен-бабу — так, кажется, его зовут. Пожилой человек, к тому же больной. И болезнь у него какая-то серьезная.

Шоходеб спустился с облаков на землю.

— Да, ты права. Закажем ужин и сразу пойдем к нему. В общем-то, я совсем не голоден. Днем мы здорово наелись у тебя дома. Жаль только, что я не захватил с собой несколько бутылок пива. Ну да ладно…

С этими словами Шоходеб неожиданно поцеловал Татию в щеку и столь же быстро, схватив в охапку букеты цветов, улизнул от нее в другой угол купе.

Татия почувствовала себя в безопасности и сделала вид, будто собирается дать Шоходебу пощечину, но, подняв руку, тут же ее опустила и лишь воскликнула:

— Ух, противный!

А Шоходеб как ни в чем не бывало разбирал букеты и рассуждал:

— Кто бы мог подумать, что нам натащат так много цветов? Ведь теперь, при гражданском браке, никто не устраивает цветочное ложе! Тоже мне, хитрецы! Принесли цветы, будто на проводы. Совсем свихнулись! Цветочки-розочки — это все не по мне.

Татия, занявшаяся багажом, бросила через плечо:

— Ты предпочитаешь шипы да колючки?

— Вот-вот, — передразнил ее Шоходеб, — особенно женские шпильки. Там, в Кёльне, они все время застревают у меня в постели. Сама увидишь.

Татия не смутилась:

— От моих шпилек ты еще наплачешься.

И как раз в этот момент в дверь постучали:

— Проверка билетов!

Шоходеб, открыв дверь, сказал:

— Проходите! Проходите! — и быстро сгреб все вещи, разложенные на нижней полке, чтобы проводник мог присесть.

Татия достала билеты из своей сумочки и подумала: «Вот это рост!» А вслух сказала:

— Пожалуйста, садитесь.

— Ничего, ничего, — отвечал проводник, чуть не стукнувшись головой о верхнюю полку. Он достал свои бумаги и жестом пригласил присесть Шоходеба и Татию.

— Мистер и миссис Бошу, не так ли?

— Да.

Но Длинный Гирджа сделал пометку в своих бумагах, прежде чем услышал ответ. Он уже успел разглядеть, что молодая женщина очень хороша собой. Шоходеб в свою очередь, посмотрев на проводника, отметил, что у того прекрасная фигура. Наверняка в студенческие годы он занимался спортом — может быть, играл в футбол.

Мистер Бошу, ясное дело, живет за границей. Только недавно оттуда. На чемодане до сих пор висят багажные бирки, какие выдают в аэропортах. Бирки совсем еще свеженькие. А из вещей кое-что как будто подарено на свадьбу. Ну да, конечно же, это молодожены: в углу купе — куча цветов.

Длинный Гирджа вдруг затосковал. Миссис Бошу немного похожа на его дочь Кальяни. У Кальяни тоже была родинка. На шее, под подбородком.

Это случилось весной. Оспа. Кальяни уже совсем выздоравливала. И вдруг — сердце не выдержало. Он даже не успел с ней попрощаться. Как раз в ту ночь он спокойно пошел на дежурство. А когда через день вернулся — все было кончено.

— Спасибо, — сказал Длинный Гирджа и, тяжело ступая, вышел из купе. Шоходеб закрыл за ним дверь.

Татия подумала, что Шоходеб воспользуется возможностью и снова перейдет в наступление. Но вместо этого Шоходеб, замурлыкав себе под нос какую-то песенку, вынул из чемодана мыло и полотенце и сказал:

— Пойду умоюсь. А потом ты. Если придет «ужин, мэм-сахиб», скажи, что мы будем ужинать около десяти. Только сначала дай ему на чай, а то он заворчит, что в десять — это поздно.

Татия осталась в купе одна.

В Калькутте они были вместе только одну ночь — сразу после свадьбы. Шумное веселье с родственниками и друзьями затянулось допоздна. Шоходеб был в восторге, а Татия, конечно, радовалась еще больше его, и это только прибавляло радости Шоходебу. Как успела заметить Татия, Шоходеб вообще был веселый и жизнерадостный парень. Угрюмых и занудных людей он не любил. Когда свадебное веселье кончилось, уже поздно ночью, они пошли в спальню.

День регистрации их брака Татия установила сама, и пока что все шло так, как она наметила. К сожалению, пришлось прибегнуть к небольшому обману, но Татия обещала себе, что очень скоро она признается в этом Шоходебу. В ту ночь она прошептала ему на ухо: «Извини, пожалуйста, но сегодня еще нельзя. Я ошиблась на один день». И, отодвинувшись на безопасное расстояние, осторожно поцеловала его в губы. Шоходеб — то ли он перебрал спиртного, то ли в простоте душевной действительно ей поверил — сразу повернулся на бок и заснул.

К этой сегодняшней ночи в поезде Татия готовилась задолго. Сама достала билеты через маклера; сама позаботилась о том, чтобы день свадьбы пришелся на самый канун отъезда из Калькутты, — не надеясь ни на кого, она предусмотрела все детали.

Теперь Татия предполагала, быстро покончив с ужином, без промедления осуществить самый важный пункт своего плана, а то как бы Шоходеб не зашел слишком далеко. Кроме того, ему тоже необходимо время, чтобы все обдумать и решить, как поступать дальше. Он не должен принимать решение сломя голову или под влиянием жалости к ней. Когда Шоходеб узнает, что Татия нарочно все так подстроила, можно себе представить, что он о ней подумает! Но у Татии не было иного выхода. Впрочем, это облегчит им расставание. У Татии будет лишь одна просьба к Шоходебу — если он, все узнав, решит оставить Татию, то пусть оставит ее не ранее, чем они выберутся за границу.

Но осуществление этого важнейшего пункта плана задерживалось по вине Шоходеба. Нет, не совсем по его вине — виноват этот знакомый Онукуля, которого зовут Упен-бабу.

Раздался стук в дверь.

— Ужин, мэм-сахиб?

«Ну и голосина же у этого разносчика!» — подумала Татия. Но едва она осторожно приоткрыла дверь, как в купе, чуть не сбив ее с ног, со смехом ворвался Шоходеб. Татия, опомнившись от неожиданности, изобразила сильный гнев:

— А если бы я от страха закричала?

— Ну и что было бы?

— Был бы скандал!

— Я скандалов не боюсь! А если б боялся…

Татия вмиг побледнела. Подхватив последние слова Шоходеба, она повторила их как вопрос:

— А если б боялся?..

— Просто-напросто я не был бы Шоходебом!

Татия расхохоталась — да так, что из ее глаз потекли слезы. И в этот момент снова раздался стук в дверь. На этот раз очень вежливый голос спросил:

— Сахиб, ужинать?

Шоходеб, еле удерживаясь от смеха, просунул за дверь бумажку в пять рупий и сказал:

— В десять часов! — и тут же запер купе.

Хохот одолел и его. Он пустился в пляс, точь-в-точь как герои кинофильмов на хинди, то и дело повторяя взахлеб: «Ужин, мэм-сахиб! Сахиб, ужинать!»