Три британца и американский летчик шли всю ночь. Они взяли такой темп, что Дон Уолкер, который не нес рюкзак и считал, что находится в отличной спортивной форме, скоро стал спотыкаться и ловить ртом воздух.
Он все чаще и чаще падал на колени и был уверен, что не сможет сделать больше ни единого шага, что лучше смерть, чем эта невыносимая боль в легких и каждой мышце. В таких случаях его подхватывали подмышки две крепкие руки, а в его ушах звучал успокаивающий голос сержанта Стивенсона:
– Поднимайся, друг. Потерпи еще немного. Видишь тот гребень? Думаю, на другой его стороне мы сможем отдохнуть, – говорил он с акцентом кокни.
Но отдыхать им в ту ночь так и не пришлось. Вместо того, чтобы направиться к южным отрогам Джебаль-аль-Хамарина, где они могли бы встретить плотный заслон моторизованной Республиканской гвардии, Мартин повел группу на восток, еще выше в горы, тянувшиеся здесь до самой иранской границы. Солдаты горно-стрелковой дивизии из племени убаиди преследовали их по пятам.
Вскоре после рассвета Мартин, осмотревшись, заметил шедший по их следам иракский патруль. Очевидно, эти солдаты были выносливее других. Шесть гвардейцев карабкались вверх по склону холма. Взобравшись на следующий гребень, иракцы увидели прямо перед собой американца. Тот сидел на земле спиной к ним.
Укрывшись за скалами, гвардейцы открыли беглый огонь. Американец упал, изрешеченный пулями. Тогда все шестеро гвардейцев выскочили из укрытий и побежали к телу поверженного врага.
Слишком поздно они поняли, что «американец» был всего лишь большим рюкзаком. На рюкзак был наброшен маскировочный плащ, а сверху его прикрывал летный шлем Уолкера. Три автомата «Хеклер унд Кох» с глушителями срезали всех шестерых.
Недалеко от города Канакин Мартин наконец разрешил остановиться на отдых. Он собрал радиопередатчик и послал короткое сообщение в Эр-Рияд. Стивенсон и Истман поочередно стояли на часах, опасаясь появления преследователей с запада.
Мартин уведомил Эр-Рияд, что в живых остались три британца и что они подобрали единственного уцелевшего американского летчика.
Боясь перехвата, он не назвал свои координаты. Потом все четверо поспешили дальше на восток.
Недалеко от ирано-иракской границы, высоко в горах, они нашли сложенную из камней хижину, в которой летом, когда стада перегоняли на здешние пастбища, укрывались от непогоды пастухи. В этой хижине британцы и Уолкер, сменяя друг друга на часах, провели четыре дня. Тем временем далеко к югу от них танки и авиация союзников в девяносточасовой войне сокрушили иракскую армию и вошли в Кувейт.
В тот же день, то есть в первый день наземных боевых действий союзников, с запада на иракскую территорию проник израильский солдат из отряда коммандос «Сайерет Маткал», выбранный благодаря своему безупречному арабскому языку.
Неподалеку от границы, к югу от перекрестка в Рувейшиде, его высадил израильский вертолет, имевший дополнительные баки с горючим и опознавательные знаки иорданской армии. Вертолет вылетел из пустыни Негев и пересек всю Иорданию, а потом незамеченным вернулся тем же путем в Израиль.
Как и у Мартина, у израильского солдата был легкий кроссовый мотоцикл с широкими шинами для езды по пустыне. Внешне мотоцикл казался старым, побитым, ржавым и грязным, но его двигатель был в отличном состоянии. На багажнике были укреплены две канистры с запасом горючего.
Израильский солдат выехал на шоссе, которое вело на восток, и к закату оказался в Багдаде. Готовя солдата к операции, его командиры явно переосторожничали. В Ираке слухи распространялись с невероятной быстротой, недоступной, казалось, даже самым современным средствам связи. Багдадцы уже знали, что их армия терпит сокрушительное поражение в пустынях Кувейта и южного Ирака. К вечеру первого дня агенты секретной полиции попрятались в своих казармах, боясь показаться на улицах.
Бомбардировки прекратились, потому что все самолеты союзников были заняты в боевых действиях в Кувейте и на границе. Багдадцы свободно разгуливали по улицам и оживленно обсуждали казавшееся неизбежным вторжение американских и британских войск в Багдад и свержение Саддама Хуссейна.
Эйфория продолжалась, однако, лишь неделю, к концу которой всем стало ясно, что союзники не придут в Багдад. Амн-аль-Амм снова взял в свои руки власть над жизнью и смертью иракского народа.
На главной автобусной станции Багдада толпы кишели солдатами, большей частью одетыми лишь в фуфайки и шорты. Свою военную форму они побросали еще в пустыне. Это были дезертиры, которым удалось прорваться сквозь заградительные отряды, стоявшие за линией фронта. Они продавали автоматы Калашникова по такой цене, что вырученных денег едва хватало на билет домой. В начале недели эти автоматы предлагали по тридцать пять динаров, а через четыре дня цена упала до семнадцати.
Израильский солдат выполнил свое задание ночью. Моссаду были известны только те тайники для передачи сообщений Иерихону, которые выбрал еще Альфонсо Бенс Монкада. Двумя из этих тайников Мартин перестал пользоваться, потому что они показались ему недостаточно надежными, но третий все еще действовал.
Израильтянин оставил одинаковые письма во всех трех тайниках, начертил мелом условные знаки, сел на мотоцикл и присоединился к вереницам беженцев, направляющихся на запад.
На следующий день он добрался до границы. Здесь израильтянин свернул с дороги на юг, в безлюдную пустыню, пересек иорданскую границу, извлек спрятанный радиомаяк и включил его. Сигнал был тотчас принят израильским самолетом, кружившим над пустыней Негев, а вскоре появился вертолет и подобрал солдата.
Израильтянин не спал и почти ничего не ел пятьдесят часов, но он выполнил задание и благополучно вернулся домой.
На третий день после начала наземных боевых действий в районе Персидского залива фрейлейн Эдит Харденберг появилась на своем рабочем месте в банке «Винклер» в очень плохом настроении. Она была расстроена и озадачена. Утром предыдущего дня, когда она уже собиралась на работу, неожиданно зазвонил телефон.
Какой-то мужчина на безупречном немецком с зальцбургским акцентом представился как сосед ее матери. Он сообщил, что фрау Харденберг поскользнулась на обледеневшей ступеньке, упала с лестницы и теперь находится в крайне тяжелом состоянии.
Эдит попыталась дозвониться матери, но в ответ слышала только раздражающий сигнал «занято». Вне себя от гнева, Эдит позвонила на зальцбургскую телефонную станцию. Там ей сказали, что, должно быть, у ее матери испортился телефонный аппарат.
Эдит Харденберг позвонила в банк, предупредила, что сегодня она не сможет выйти на работу, и в отвратительнейшую погоду, под мокрым снегом, поехала в Зальцбург. До места она добралась еще до полудня. Ее встретила живая и здоровая, но донельзя удивленная мать. Она не падала, не ломала ногу. Правда, одно неприятное событие все же произошло: какой-то хулиган перерезал телефонный провод, ведущий в ее квартиру.
Когда Эдит вернулась в Вену, идти в банк было уже поздно. Герр Вольфганг Гемютлих пребывал в еще более скверном настроении, чем Эдит. Он был крайне недоволен ее отсутствием в течение всего предыдущего дня и с явным недоверием выслушал сбивчивые объяснения.
Вскоре Эдит узнала и причину плохого настроения герра Гемютлиха.
Оказалось, что вчера утром в банке появился некий молодой человек, который настоятельно просил аудиенции у самого герра Гемютлиха. Посетитель представился как некто Азиз и объяснил, что он является сыном владельца номерного счета, на котором находится значительная сумма. Его отец, сказал Азиз, нездоров и хочет, чтобы вместо него счетом распоряжался его сын.
Азиз-младший предъявил документы, которые безусловно подтверждали, что он является именно тем, за кого себя выдает, и что ему доверено осуществлять любые операции с номерным счетом. Герр Гемютлих долго искал в документах малейший подвох, но так ничего подозрительного и не нашел. Ему ничего не оставалось, как согласиться.
Молодой сукин сын утверждал, что его отец принял решение закрыть счет и перевести всю сумму в другой банк. И это, обратите внимание, фрейлейн Харденберг, через два дня после того, как на его счет поступило еще три миллиона долларов, так что общая сумма на этом счете превысила десять миллионов долларов.
Эдит Харденберг внешне спокойно выслушала все причитания герра Гемютлиха, потом уточнила кое-какие детали. Да, подтвердил герр Гемютлих, посетителя звали Каримом. Да, на мизинце у него было кольцо с печаткой из розового опала, а на подбородке – чуть заметный шрам. Если бы банкир не был так расстроен, он несомненно обратил бы внимание на то, что его секретарь на удивление четко формулирует вопросы о человеке, которого она никак не могла видеть.
Конечно, признался герр Гемютлих, он и раньше догадывался, что владелец счета – араб, но ему и в голову не могло прийти, что тот из Ирака и к тому же имеет взрослого сына.
После работы Эдит Харденберг приехала домой и принялась за уборку своей квартирки. Она чистила и скребла не один час. В ближайший контейнер для мусора, находившийся в нескольких сотнях метров от ее дома, она выбросила две больших картонных коробки. В одной из них были флаконы с духами, всевозможная косметика, шампуни, во второй – дамское нижнее белье. Потом Эдит снова взялась за уборку.
Позднее соседи говорили, что весь вечер и даже всю ночь у нее играла музыка. Почему-то это были не ее любимые Моцарт и Штраус, а все больше Верди. Особенно часто она ставила пластинку с чем-то из «Набукко». Один из соседей с необычайно острым слухом даже узнал, что это был хор рабов.
Ближе к рассвету музыка умолкла. Эдит Харденберг зашла на кухню, взяла две вещи, села в машину и уехала.
Первым ее обнаружил бухгалтер-пенсионер, прогуливавшийся со своей собакой в парке Пратер в семь часов утра. Бухгалтер свернул с широкой аллеи в лес, чтобы собака сделала свои дела не там, где обычно ходят люди.
Эдит Харденберг была в своем простом сером твидовом пальто, она собрала волосы на затылке в плотный пучок, на ее ногах были плотные фильдекосовые чулки и скромные туфли без каблуков. Переброшенная через ветку дуба бельевая веревка не оборвалась. В метре от Эдит лежала небольшая домашняя лестница-стремянка.
Ее руки были вытянуты по швам, а носки туфель смотрели вниз. Эдит Харденберг всегда была очень аккуратной женщиной.
Двадцать восьмое февраля было последним днем войны. Много иракских дивизий было окружено и уничтожено в иракских пустынях к западу от Кувейта. Части Республиканской гвардии, гордо вошедшие в Эль-Кувейт 2 августа и расположившиеся южнее столицы, прекратили свое существование. В последний день февраля иракские оккупационные войска поджигали все, что могло гореть, ломали все, что не горело, а потом длиннейшей вереницей грузовиков, пикапов, фургонов, легковых автомобилей и повозок покинули город.
Колонна остановилась в том месте, где идущее на север шоссе прорезает хребет Мальта. «Иглы» и «ягуары», «томкэты» и «хорнеты», «торнадо» и «тандерболты», «фантомы» и «апачи» превратили иракские машины в дымящиеся обломки. Двигавшиеся во главе колонны машины были уничтожены в первую очередь; они блокировали шоссе, и уцелевшие иракские автомобили не могли проехать ни вперед, ни назад, ни даже свернуть в сторону – мешали отвесные скалы хребта. В этой западне погибло много иракских солдат, остальные сдались в плен. К заходу солнца первые арабские части союзников вошли в Кувейт.
Вечером того же дня Майк Мартин снова связался с Эр-Риядом и узнал о поражении иракской армии. Он сообщил координаты своей хижины и расположенного неподалеку более или менее ровного луга.
Британские десантники и Уолкер давно съели последние пищевые концентраты, пили растаявший снег и отчаянно мерзли, не решаясь разжечь огонь, чтобы не выдать себя. Война закончилась, но патрули горно-стрелковой дивизии могли этого не знать, а если и знали, то, возможно, им было плевать, кончилась она или нет.
Вскоре после рассвета за ними прилетели два «блэкхока», выделенных американской 101-й воздушно-штурмовой дивизией. Расстояние от саудовской границы было настолько велико, что летчикам пришлось подниматься из временного лагеря, только что устроенного дивизией на иракской территории, на берегу Евфрата, в пятидесяти милях от границы, после самого крупного в истории войн вертолетного десанта. И даже от этого временного лагеря до горного массива вблизи Канакина для вертолетов было слишком далеко, поэтому один из «блэкхоков» нес запас топлива на обратный путь.
Пока приземлившиеся на лужайке вертолеты заправлялись, над ними кружили восемь «иглов», на всякий случай прикрывавшие их сверху. Дон Уолкер поднял голову и прищурился.
– Эй, это же мои ребята! – крикнул он.
На всем пути до саудовской границы «иглы» не выпускали вертолеты из поля зрения.
Британцы и Дон Уолкер попрощались на занесенной песком вертолетной взлетно-посадочной площадке недалеко от саудовско-иракской границы. Потом «блэкхок», разметав лопастями песок, поднялся в небо. Он доставит капитана Уолкера в Дахран, откуда тот вернется на свою базу в Эль-Харце. Чуть в стороне стояла британская «пума», готовая забрать десантников и отвезти их на секретную, тщательно охраняемую базу полка специального назначения.
В тот же вечер на комфортабельной загородной вилле, расположенной где-то на суссекских холмах, доктору Терри Мартину впервые сообщили, где находился его брат с октября прошлого года. Ему также сказали, что теперь майор Майк Мартин в безопасности, на территории Саудовской Аравии.
Молодой арабист едва не упал в обморок. Сотрудники Сенчери-хауса отвезли его в Лондон, где он снова приступил к профессорской и исследовательской работе в Школе востоковедения и африканистики.
Через два дня, 3 марта, в палатках, разбитых на взлетно-посадочной полосе небольшого голого иракского аэродрома Сафван, командование вооруженных сил коалиции встретилось с двумя багдадскими генералами для обсуждения условий капитуляции.
Коалицию представляли генерал Норман Шварцкопф и принц Халид бин Султан. Рядом с американским генералом сидел командующий британскими вооруженными силами генерал сэр Питер де ла Бильер.
Американский и британский генералы были уверены, что в Сафван прибыли только два иракских генерала. На самом деле там было трое иракских военных.
Американская служба безопасности принимала исключительные меры, чтобы не допустить и малейшей возможности проникновения наемного убийцы в палатки, где проходили переговоры. Аэродром окружала целая американская дивизия.
Командование союзников прибыло с юга на вертолетах, а иракским генералам было приказано следовать на автомобилях до перекрестка, расположенного к северу от аэродрома. Здесь иракцы оставляли свои автомобили и последние две мили следовали на американских бронетранспортерах, за рулем которых сидели американские солдаты.
Через десять минут после того, как генералы и их переводчики вошли в палатку для переговоров, на шоссе со стороны Басры показался еще один черный «мерседес», который направлялся к тому же перекрестку. В это время заставой командовал капитан из седьмой танковой бригады США, а все старшие офицеры находились на взлетно-посадочной полосе. Неожиданно появившийся лимузин тотчас остановили.
В «мерседесе» сидел еще один иракский генерал (правда, всего лишь бригадный генерал) с черным кейсом в руках. Ни генерал, ни его водитель не говорили по-английски, а капитан не знал ни слова по-арабски. Он уже хотел было связаться по радио с кем-нибудь из своих начальников, находившихся на взлетно-посадочной полосе, когда к посту подъехал джип. За рулем его сидел американский полковник, второй полковник находился на месте пассажира. На водителе была форма американских войск специального назначения, «зеленых беретов», а пассажир, судя по нашивкам на его куртке, представлял американскую военную разведку G2.
Полковники показали удостоверения личности, капитан их проверил, убедился в подлинности документов и отдал честь старшим офицерам.
– Все в порядке, капитан, мы ждали этого сукиного сына, – сказал полковник из «зеленых беретов». – Кажется, он задержался из-за того, что в пути у него спустил скат.
– В этом портфеле, – добавил офицер из отдела G2, указывая на кейс в руке иракского бригадного генерала, который вышел из машины и напрасно пытался понять, о чем идет речь, – данные о всех наших военнопленных, в том числе и о пропавших без вести летчиках. Бешеному Норману срочно нужны эти документы.
Свободных бронетранспортеров рядом не оказалось. Полковник из «зеленых беретов» грубо подтолкнул иракского генерала к джипу. Капитан был в замешательстве. Ему ничего не говорили о третьем иракском генерале. Зато капитан точно знал другое: его часть уже попала на заметку из-за того, что командир поторопился доложить о захвате Сафвана. Меньше всего ему хотелось бы, чтобы на седьмую танковую бригаду снова обрушился гнев генерала Шварцкопфа из-за задержки списка пропавших без вести американских летчиков. Джип исчез в направлении Сафвана. Капитан пожал плечами и жестом приказал водителю «мерседеса» припарковаться рядом с другими иракскими машинами.
На пути к взлетно-посадочной полосе джип проехал сквозь строй американских танков, растянувшихся на добрую милю. Между танками и кордоном «апачей», охранявших зону переговоров, находилась территория, на которой не было никаких войск.
Когда джип отъехал от танков на достаточное расстояние, полковник из военной разведки повернулся к иракскому генералу и на хорошем арабском языке сказал:
– Под вашим сиденьем. Не выходите из джипа, быстро переодевайтесь.
Иракский генерал был в темно-зеленой форме армии своей страны. Под сиденьем он обнаружил светлую форму полковника войск специального назначения Саудовской Аравии. Он быстро сменил брюки, куртку и берет.
В нескольких десятках метров от «апачей» джип развернулся на бетонной полосе и направился на юг, в пустыню. На окраине Сафвана джип выехал на шоссе, которое вело в Кувейт. До кувейтской границы было двадцать миль.
По обе стороны шоссе стояли американские танки. Танкистам было приказано следить, чтобы никто не проник в зону Сафвана. Сидя на башнях своих машин, командиры танков безразличными взглядами провожали американский джип, в котором сидели два полковника США и офицер Саудовской Аравии. Джип направлялся из охраняемой зоны, а не в нее, поэтому танкисты не обращали на него внимания.
Лишь через час джип добрался до кувейтского аэропорта. В те дни аэропорт, взорванный иракцами при отступлении, представлял собой груды развалин, затянутых черным дымом от горевших нефтяных скважин, которые полыхали по всему эмирату. Поездка оказалась продолжительной – джипу пришлось сделать большой крюк по пустыне, объезжая завал иракских машин возле перевала через хребет Мальта.
Когда до аэропорта оставалось пять миль, полковник военной разведки вытащил из бардачка портативный передатчик и подал несколько сигналов. К аэропорту стал приближаться небольшой самолет. Роль диспетчерской вышки в то время исполнял американский трейлер. Самолет оказался британским HS-125. Больше того, это был личный самолет командующего британскими войсками генерала де ла Бильера. Ошибки быть не могло: на самолете были отчетливо видны все опознавательные знаки, да и пилот правильно подал условный сигнал. Диспетчер разрешил посадку.
HS-125 не стал подруливать к развалинам здания аэропорта, а остановился возле отдаленного пункта рассредоточения, где его ждал американский джип. Люк самолета распахнулся, опустился трап, и трое мужчин поднялись на борт HS-125.
– Гранбай-один, прошу разрешения на взлет, – услышал диспетчер.
В этот момент диспетчер был занят канадским «геркулесом» с грузом медикаментов для госпиталей.
– Подождите, Гранбай-один… сообщите ваш маршрут полета! – Диспетчер хотел сказать, что экипаж самолета ведет себя чертовски странно: не успели совершить посадку, как уже снова поднимаются в небо. – Куда вы так торопитесь, черт бы вас побрал?
– Прошу прощения, – отозвался четкий, невыразительный голос. Диспетчеру и раньше приходилось иметь дело с пилотами британских ВВС, и все они разговаривали так же – как школьники. – Кувейтская вышка, мы только что взяли на борт полковника войск специального назначения Саудовской Аравии. Он серьезно болен. Из окружения принца Халида. Генерал Шварцкопф просил немедленно эвакуировать полковника, а сэр Питер предложил свой самолет. Старина, давайте разрешение на взлет.
Британский пилот на одном дыхании упомянул одного полного генерала, одного принца и одного дворянина королевства. Диспетчер был всего лишь сержантом, но хорошо знал свое дело. В военно-воздушных силах США у него были неплохие перспективы, однако отказать в эвакуации саудовскому полковнику из ближайшего окружения принца, летевшему на самолете британского главнокомандующего, значило подвергнуть свою карьеру серьезному испытанию.
– Гранбай-один, взлет разрешаю, – сказал он.
HS-125 поднялся в воздух, но вместо того, чтобы взять курс на Эр-Рияд, где был один из лучших госпиталей на всем Среднем Востоке, он направился точно на запад, вдоль северной границы королевства.
Неусыпное око АВАКСа заметило самолет. Его служба слежения запросила место назначения HS-125. На этот раз пилот отозвался на абсолютно правильном английском и объяснил, что они направляются на британскую военную базу Акротири на острове Кипр, чтобы отправить домой близкого друга генерала де ла Бильера, подорвавшегося на противопехотной мине. Командир оперативной группы на АВАКСе впервые слышал об этом происшествии, но не представлял себе, что он мог бы предпринять. Не сбивать же самолет британского командующего!
Пятнадцать минут спустя HS-125 покинул воздушное пространство Саудовской Аравии и пересек иорданскую границу.
Сидевший в хвосте самолета иракский генерал ничего не понимал, но оперативность британцев и американцев произвела на него большое впечатление. Он долго не мог решиться ответить согласием на предложение, изложенное в последнем письме своих западных хозяев, однако после тяжких раздумий согласился, что разумнее воспользоваться их помощью сейчас, чем ждать неизвестно чего и потом бежать за границу на свой страх и риск. Предложенный американцами план, казалось, приблизит осуществление давнишней мечты.
Один из пилотов в тропической форме королевских ВВС Великобритании вышел из кабины и по-английски пробормотал что-то полковнику военной разведки США. Тот ухмыльнулся.
– Добро пожаловать в свободный мир, – сказал полковник по-арабски. – Мы только что покинули воздушное пространство Саудовской Аравии. Скоро вы пересядете на авиалайнер, отправляющийся в Америку. Между прочим, у меня для вас кое-что есть.
Из нагрудного кармана полковник достал листок бумаги и показал его генералу. Тот просмотрел и довольно улыбнулся. Это был отчет о суммах, положенных на его счет в венском банке. Теперь на счету было больше десяти миллионов американских долларов.
Полковник из «зеленых беретов» открыл шкафчик, достал стаканы и несколько крохотных бутылочек с шотландским виски. Он вылил в каждый стакан по бутылочке и вручил всем по стакану.
– Что ж, мой друг, за вашу отставку и процветание.
Американцы выпили. Иракский генерал еще раз улыбнулся и тоже выпил.
– Теперь отдыхайте, – по-арабски сказал полковник из военной разведки. – Мы будем на месте меньше чем через час.
Потом американцы оставили иракского генерала. Тот откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, вспоминая события последних двадцати недель, за которые он сколотил себе огромное состояние.
Он рисковал многим, но западные хозяева платили хорошо. Он вспомнил совещание в зале заседаний президентского дворца, когда раис впервые объявил, что Ирак теперь тоже имеет свою атомную бомбу. Известие потрясло его – как и последовавшее долгое молчание американцев.
Потом они неожиданно возобновили связь и потребовали, чтобы он узнал, где хранится бомба.
Он не имел об этом ни малейшего представления, но за предложенные пять миллионов долларов был готов рискнуть буквально всем. К тому же задача оказалась не такой уж сложной, как могло показаться на первый взгляд.
На багдадских улицах он арестовал несчастного инженера-ядерщика, доктора Салаха Сиддики, и предъявил ему обвинение в том, что тот выдал местоположение иракской бомбы врагам Ирака. Сиддики, доказывая свою невиновность, проболтался и рассказал все об Эль-Кубаи и маскировке объекта под автомобильную свалку… Откуда несчастному инженеру было знать, что его арестовали и допрашивали за три дня до бомбардировки Эль-Кубаи, а не через два дня после налета?
Следующим ударом для Иерихона было известие о том, что иракские ракетчики сбили американский самолет и захватили в плен двух летчиков. Такого оборота событий он не предусмотрел. Ему было просто необходимо знать, не расскажут ли американцы на допросе об источнике информации, о том, как она попала к союзникам.
Иерихон почувствовал огромное облегчение, когда понял: летчики ничего не знают, кроме того, что им сообщили на предполетном инструктаже, а им сказали, будто бы их посылают на бомбардировку склада боеприпасов. Впрочем, радость Иерихона оказалась преждевременной. Раис заявил, что в этой истории не обошлось без предателя. После этого судьба доктора Сиддики, подвешенного на цепях в одной из камер «гимнастического зала», была решена. Ему сделали инъекцию воздуха, спровоцировав закупорку коронарных сосудов. Изменить потом в протоколах дату допроса было проще простого. Но самым большим ударом было известие о том, что союзники не достигли цели, что бомбу перевезли в какое-то сверхсекретное хранилище, Каалу. Что за Каала? Где она?
Незадолго до своей смерти инженер-ядерщик проболтался, что Каалу маскировал талантливый военный инженер полковник Осман Бадри. К сожалению, проверка показала, что молодой офицер ревностно поддерживает президента. Как изменить его взгляды, его отношение к Саддаму?
Иерихон быстро нашел решение. По сфабрикованному обвинению он арестовал и зверски убил отца Османа Бадри, которого тот очень любил. Разговор с разочаровавшимся полковником, который состоялся сразу после похорон отца в автомобиле Иерихона, прошел как по маслу.
Человек по кличке Иерихон, он же Музаиб или Мучитель, чувствовал себя поразительно спокойно. Его охватила сонливость. Наверно, давало о себе знать напряжение последних дней. Он попытался приподняться, но ноги отказывались повиноваться. Он поймал на себе внимательные взгляды двух американских полковников, переговаривавшихся на незнакомом ему языке, но определенно не английском. Он хотел было что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова.
HS-125 повернул на юго-восток, миновал иорданское побережье и снизился до десяти тысяч футов. Над заливом Агава полковник из зеленых беретов распахнул пассажирскую дверь. В салон ворвался вихрь свежего воздуха, хотя скорость самолета упала настолько, что, казалось, машина застыла в воздухе.
Два полковника вытащили беспомощное, безвольно обвисшее тело гостя из кресла. Тот снова попытался что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни звука. Над голубыми волнами Средиземного моря, южнее залива Агаба, бригадного генерала Омара Хатиба выбросили из самолета. Он разбился при ударе о воду, остальное сделали акулы.
Самолет HS-125 повернул на север, вошел в израильское воздушное пространство, миновал Эйлат и наконец приземлился на военно-воздушной базе Сде-Дов к северу от Тель-Авива. Там пилоты сняли с себя британскую форму, а полковники – американскую. Все четверо снова стали офицерами Моссада. С роскошного самолета сняли эмблемы королевских ВВС, перекрасили его в прежний цвет и вернули на Кипр тому сайану, который владел туристической компанией и одолжил на время самолет Моссаду.
Деньги из Вены перевели сначала в бахрейнский банк «Кану», потом в один из американских банков и наконец в тель-авивский банк «Хапоалим». Часть этих денег, выплаченную Иерихону до его перевербовки ЦРУ, возвратили израильскому правительству, а остаток, больше восьми миллионов долларов, перевели на счет фонда, который в Моссаде называли «увеселительным».
Через пять дней после окончания войны в Джебаль-аль-Хамрин прилетели два других американских вертолета дальнего действия. Американцы не спрашивали разрешения на этот полет, не согласовывали маршрут.
Тело штурмана «игла» лейтенанта Тима Натансона так и не нашли. Иракские гвардейцы разорвали его автоматными очередями, а шакалы, фенеки, вороны и коршуны довершили дело. Должно быть, его кости и сегодня лежат в холодных долинах, меньше чем в ста милях от тех мест, где его далекие предки обливались потом и кровью у стен Вавилона.
Отец, узнав о гибели сына, прочитал за упокой его души каддиш и долго оплакивал утрату в своем опустевшем доме в вашингтонском Джорджтауне.
Тело же капрала Кевина Норта, напротив, удалось найти. Прилетевшие на «блэкхоках» британцы раскидали каменную пирамиду, тело положили в похоронный мешок и перевезли сначала в Эр-Рияд, а потом на борту транспортного самолета «геркулес» в Англию.
В середине апреля в базовом лагере полка специального назначения, комплексе сложенных из красного кирпича низких казарм, состоялась краткая траурная церемония.
Солдат войск специального назначения хоронят не на каком-то специальном кладбище, такого кладбища нет нигде в мире. Многие навсегда остались на пятидесяти полях битв, названия которых ничего не скажут большинству людей.
Одни погребены в песках ливийской пустыни, где они сражались с армией Роммеля в 1941-42 годах. Другие лежат на греческих островах, в горах Абруцци и Юры, в Вогезах, в Малайзии и на Борнео, в Йемене, Мускате и Омане, в джунглях и в холодных пустынях, под ледяными водами Атлантического океана у Фолклендских островов.
Если тела удавалось найти, их отправляли в Великобританию, но для похорон всегда передавали родственникам. Даже и на любом другом кладбище на надгробиях никогда не упоминается полк специального назначения, там в лучшем случае высечено название тех войск, в которых солдат служил раньше – парашютных, стрелковых, охранных.
В мире есть только один памятник погибшим солдатам войск специального назначения. В Херефорде, в центре плаца, стоит невысокий монумент, обшитый деревом и покрашенный в шоколадно-коричневый цвет. На вершине монумента укреплены часы, поэтому сооружение часто называют часовой башней.
У основания башни уложены плиты из потускневшей бронзы, на которых вычеканены имена погибших солдат и место их гибели.
В апреле 1991 года к этому скорбному списку добавилось пять новых имен. Один был убит иракцами в плену, двое погибли в перестрелке при переходе границы с Саудовской Аравией, четвертый скончался от гипотермии, после того как провел несколько дней под дождем и снегом. Пятым был капрал Норт.
На церемонии, состоявшейся в дождливый день, присутствовали несколько бывших командиров полка, граф Джонни Слим, сэр Питер, начальник войск специального назначения Дж. П. Ловат, командир полка Брюс Крейг, майор Майк Мартин и многие другие.
У себя дома те, кто еще служил в полку, могли надеть песочного цвета берет с эмблемой в виде крылатого кинжала и девизом: «Кто смел, тот побеждает». За пределами Херефорда редко кому удавалось увидеть эту эмблему.
Церемония была непродолжительной. С доски сняли прикрывавшую ее ткань, и все увидели четко высеченные на бронзе новые имена. Офицеры отдали честь и разошлись по казармам.
Вскоре Майк Мартин сел в свой маленький горбатый автомобиль с открывающейся вверх задней дверцей, миновал пост у ворот лагеря и повернул к своему коттеджу в холмах Херефордшира.
Дорогой он думал о том, что произошло на улицах Эль-Кувейта, в кувейтских пустынях, на багдадских базарах и улочках, в холмах Джебаль-аль-Хамрина и в небе над Ираком и Кувейтом. Майк Мартин, человек по натуре скрытный, был рад тому, что об этом никто никогда не узнает.