Битва на Куликовом поле необычна по результатам и последствиям. Некоторые из этих последствий имели временный характер; другие по своему воздействию оказались обширными и длительными; третьи, сразу назовем их морально-патриотическими, живы и сегодня. Куликовская битва явила собой крутой перелом в исторических судьбах русских земель, всколыхнула широкие общественные слои, вызвала подъем национального самосознания. Куликовская эпопея оказалась выдающейся по своему народно-освободительному характеру. Она открыла новый период русской истории, когда весь народ поднялся к решительной и открытой борьбе против поработителей.
Исход Куликовской битвы оказал глубокое воздействие на политическое, общественное и культурное развитие страны. Возник новый преобразующий фактор — фактор победы, который способствовал освобождению Руси от монголо-татарского ига, ускорил преодоление феодальной раздробленности и создание единого общерусского государства. Недаром год битвы послужил для летописцев и древних книжников новой вехой отсчета исторических событий[317]. Каким бы сложным и трудным ни показалось развитие Руси в XV в., оно во многом происходило под влиянием военного успеха, достигнутого в 1380 г.
На Куликовом поле была одержана военная победа и во всем блеске продемонстрированы достижения русского военного дела[318]. Это прежде всего касалось сбора и организации единого сплоченного войска. В событиях 1380 г. общерусская федеративная армия обнаружила свою жизнестойкость и боеспособность. Такая армия могла решать задачи государственного масштаба. Опережавшее политическое объединение русских земель создание общерусского войска со всей очевидностью показало, что победа в генеральном сражении может быть достигнута только объединенными усилиями всех частей Руси.
Война 1380 г. основывалась на применении русскими наступательной стратегии, связанной с последовательным упреждением действий противника, и концентрировании сил на главном направлении удара для завязки генерального сражения. Такой подход к военным операциям был новостью XIV в., он опрокидывал укоренившиеся представления о военной слабости «русского улуса», его безысходной подчиненности Золотой Орде Доктрина извечного военного превосходства монголо-татар над их соседями исповедывалась и Мамаем. В результате ордынское командование допустило недооценку боеспособности и мобильности русских сил, что повлекло серию роковых просчетов и ошибок. Ордынцам было навязано тактически невыгодное для них место сражения. В отношении службы охранения, разведки, выделения общего и частного резервов русские превзошли своего противника.
Действия воинов Дмитрия Донского отличались сплоченностью, упорством, убежденностью в правоте своего дела. Во главе тактических подразделений были поставлены умелые, опытные командиры. Большое значение придавалось моральному фактору. Войско было воодушевлено идеями борьбы за спасение Родины. Оно не дрогнуло в критический момент сражения. Здесь с небывалой силой проявился массовый героизм и простых людей, и их командиров. Не случайно Куликовская битва воспета в веках как пример общенародного подвига.
Успех сражения 1380 г. был достигнут благодаря использованию международных по распространению, технически передовых военных средств. Это вооружение не оказалось бы столь эффективным, если бы не соответствовало глубоким традициям местного оружейного мастерства, вековому умению владеть разнообразными средствами ближнего боя.
Война 1380 г. обогатила стратегический и тактический опыт прежде всего самих победителей. Уроки сражения на Дону не были забыты и повлияли на дальнейшее развитие военного искусства как русских, так и их соседей. Стремление разбить противника по частям, использование крупных сил в одном месте, созыв ратей по городам и областям, комплектование полков несколькими отдельными отрядами — «стягами», определенное построение этих подразделений, марши-мобилизации, применение конницы совместно с пехотой, тщательная оценка обстановки и подготовка боя, глубокая разведка, охранение войска с помощью передовых отрядов, выделение резервов, создание лично преданных полководцу тяжеловооруженных соединений, воспитание у бойцов стойкости и дисциплины, знание неприятельских приемов боя и его арсенала — все это было известно и до Куликовской битвы, но в ней отточено, преобразовано и удержалось в последующем полковождении.
Победа на Куликовом поле впервые после поражения в битве на Калке (1223 г.) нанесла тяжелый удар по самому грозному врагу Руси, она вернула народу веру в свои силы и вдохновила его на дальнейшую борьбу за свободу и независимость. На берегах Дона была разгромлена крупнейшая, существовавшая более 15 лет в качестве государственного образования западноволжская татарская орда[319]. Поражение агрессора свидетельствовало о возросшей мощи русского оружия. Русские отряды в 1380 г. оказались сильнее своего самого опасного противника, ибо смогли одолеть его в открытом генеральном сражении. На Куликовом поле был окончательно развеян миф о непобедимости ордынской конной армии.
В результате Куликовской битвы на «повестку дня» был поставлен вопрос о полной ликвидации монголо-татарского ига. Многие поколения русских людей мечтали и надеялись, что дождутся своего освобождения. Однако только в эпоху Дмитрия Донского эти ожидания стали сбываться. Освобождение от татарской неволи казалось тогда уже делом ближайшего будущего. Недаром в своем духовном завещании 1389 г. князь Дмитрий Иванович, обращаясь к наследникам, с надеждой писал: «Переменит бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду, и который сын мой возмет дань на своем уделе, то тому и есть»[320].
Разгром Мамаевой орды, однако, не привел к немедленному и полному свержению монголо-татарского гнета. В тот период у Руси для этого еще не хватило сил. Борьба потребовала большего времени и напряжения, чем можно было предположить. Пройдет еще столетие, прежде чем навсегда будет свергнуто ненавистное чужеземное господство. Куликовская битва, таким образом, ознаменовала начало грядущего освобождения страны.
В 1382 г. хану Тохтамышу, собравшему общеордынское войско, удалось захватить и сжечь Москву. Русь не была готова к новому отпору. Слишком дорогой ценой досталась Куликовская победа, унесшая цвет русского воинства. Среди князей, узнавших о новом походе татар, возникло «неединачество и неимоверьство»[321]. Они не смогли созвать достаточного войска и уклонились от генерального сражения. О скромной численности их отрядов можно судить по тому, что пришедший на Волок князь Владимир Андреевич Серпуховский собрал 8 тыс. конных и пеших, а у Дмитрия Ивановича, укрывшегося в Костроме, оказалось только 2 тыс. воинов[322].
«Тохтамышево пленение» побудило историков обратить внимание на отрицательные для Руси последствия Куликовской битвы. Были даже высказаны мнения о том, что это была «одна из тех побед, что близко граничат с поражением», что это военное событие привело к временному ослаблению великокняжеской власти[323]. Думается, что такие заключения даны излишне жестко и не учитывают всей сложности создавшейся обстановки, в том числе и ряда факторов, вступивших в действие после 1380 г.
Нет спора о том, что нашествие Тохтамыша на Москву затормозило дело объединения страны и оживило сепаратизм некоторых соперничающих с великим князем местных правителей[324]. Однако и после похода-реванша 1382 г. в самой Орде стали относиться к Москве более осторожно и осмотрительно. Легитимные права Дмитрия Ивановича на великое княжение были признаны как неоспоримые. Не претендентам из Твери и Нижнего Новгорода, а победителю Мамая достался в конце 1382 г. ярлык на великое владимирское княжение. В 1389 г. Дмитрий Иванович передал великое княжение сыну Василию как свою «отчину» уже без санкции ордынского хана.
В Куликовской битве было серьезно подорвано долговременное военное могущество ордынцев. Грабительский поход Тохтамыша на практически беззащитную тогда страну не может заслонить того факта, что Куликовская битва в отношении людских ресурсов на какое-то время ослабила не только победителей, но и побежденных. Именно это обстоятельство способствовало тотальному разгрому Золотой Орды в 1391–1395 гг. Тимуром[325] и ускорило ее окончательный распад на несколько отдельных образований. Воспоминание об исходе Куликовской битвы было, видимо, свежо в 1395 г., когда, громя Тохтамыша, Тимур вторгся в пределы Рязанской земли и захватил г. Елец. Далее замышлялся поход на Москву.
Создавшаяся ситуация чем-то напоминала времена Куликовской битвы. Не знавшая поражений армия среднеазиатского завоевателя 15 дней в нерешительности стояла у Дона. Очевидно, рассказы о разгроме Мамая пугали Тимура[326]. Узнав, что великий князь Василий Дмитриевич подошел к Коломне и занял берег Оки, победитель ордынцев отказался от дальнейших наступательных операций и повернул свое войско на юг, хотя и обладал в тот период огромным численным перевесом.
Менее всего Тимур считал себя союзником Москвы. Между тем его успешные боевые действия объективно были на пользу Руси. По невольному стечению обстоятельств последовавшие друг за другом разгромы ордынцев в 1380 г. Дмитрием Донским и в 1391–1395 гг. Тимуром положили конец великодержавию Золотой Орды и низвели эту державу на уровень второстепенных[327].
Успех войны 1380 г. усилил влияние Москвы в украинских и белорусских землях, находившихся в то время под властью Литвы. Для православных горожан и духовенства этого государства Дмитрий Донской олицетворял программу консолидации русских земель[328] и их воссоединения в древних незабытых границах. После Куликовской победы московское правительство потребовало от Литвы возвращения Витебского, Полоцкого и Киевского княжеств[329]. По остроумной догадке А. В. Соловьева, у Дмитрия Донского имелся план осторожного, постепенного освобождения недавно захваченных Литвой русских областей путем договоров о вассалитете (по образцу таких же «докончаний» с Тверью и Рязанью)[330]. В 1384 г. великому князю удалось заключить с руководителями Литвы договор, предусматривающий зависимость литовских князей от Москвы и их союзное объединение против Тохтамышевой орды[331]. В дальнейшем, однако, названные дипломатические достижения не были реализованы, что надолго задержало освобождение западнорусских земель. Эту задачу разрешит после полного свержения татарского ига лишь единое Русское государство.
Куликовская битва явилась крупнейшей освободительной битвой европейского средневековья. «И Европа, и Азия очутились перед совершившимся событием и поставлены были в необходимость серьезно считаться с новым фактом мирового значения»[332]. По словам Задонщины, весть о битве дошла до Устюга, за Волгу, до чехов и ляхов, а слава русской военной победы «шибла» к Ургенчу (Орначу), Кафе, Железным Воротам (может быть, не на Кавказе, а на Дунае), Тырнову, Царьграду, Риму[333].
Особое значение побоище на Дону имело для стран Черноморского бассейна и Балканского полуострова, боровшихся с османской агрессией. Успешное выступление Руси против «неверных» вдохновляло славянские народы Южной и Центральной Европы в борьбе с турецкими и немецкими захватчиками[334]. Недаром Куликовская битва воспета в сербском народном эпосе, где она вплетается в тему борьбы славянства с османским игом[335]. Сербские народные песни о героях-мучениках, погибших в 1389 г. на Косовом поле (в результате этой кровопролитной битвы Сербия признала себя вассалом султана), очень напоминают некоторые произведения Куликовского цикла[336].
Как военный успех русских над татарами отметили Куликовскую битву немецкие хронисты и писатели. Из вестия о ней проникли на Запад необычайно быстро. Их, возможно, распространили на съезде в Любеке в 1381 г. побывавшие на Руси ганзейские купцы[337].
Опыт Куликовской битвы прямо или косвенно был использован польско-литовско-русским войском при разгроме сил Тевтонского ордена при Грюнвальде в 1410 г. В отношении наступательной стратегии, операции по упреждению действий противника, использования в критический момент боя резервов, применения пехоты и конницы, навязывания неприятелю выбранного места сражения, привлечения городских и областных ополчений, состоящих из шляхты, мещан и холопов, роли морального фактора Грюнвальдская эпопея поразительно напоминает Куликовскую[338].
Куликовская битва, по меткому выражению М. И. Карамзина, «еще не прекратила бедствий России, но доказала возрождение сил ее»[339]. Победа на Дону, несмотря на все последующие неудачи и отступления, резко укрепила авторитет Москвы как общерусского военного и политического лидера. Примечателен следующий факт. 1 ноября 1380 г., т. е. сразу после битвы, в Москве состоялся съезд князей, смысл которого раскрыт в труде В. Н. Татищева: «Вся князи рустии сославшеся межи собою, учиниша межи собою любовь и закляшася всип друг под другом ничего не искати, татаром не клеветати и на Русь не наводити, и асче на кого будет беда от татар, всем заедин стояти»[340]. На этом съезде было, как видим, подтверждено и узаконено то федеративное сообщество, которое московское правительство в интересах борьбы с внешней опасностью успешно укрепляло в 1360–1370 гг. Этот порядок, обеспечивавший широкое единение сил, получил отныне новое общерусское признание.
В свете провозглашенного на съезде единства антиордынских действий становится понятной загадочная фраза, записанная в Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича: «Ты (великий князь. — А. К.) столп нечестья раздрушил, еси в Руской земли, и не примеси себе к безумным странам на крестианьскую погибель»[341]. «Столпом нечестья» иносказательно обозначен сепаратный сговор с врагом, приглашение ему вмешаться во внутренние дела страны. Этот старый порок «наводить паганые» осуждался со времен Киевской державы, но в 1380 г. такое осуждение сопровождалось союзной клятвой и поэтому проведено, пожалуй, наиболее последовательно.
Куликовская победа укрепила престиж и влияние ее главного организатора — Дмитрия Донского, которого стали именовать в документах князем великим «всея Русии»,[342] «царем русским». События 1380 г. как бы соединили порванную связь времен между Московской и Киевской Русью. В исторических воспоминаниях ожили образы собирателей и охранителей земли. В Задонщине и Слове о житии князь Дмитрий Иванович был сравнен с великими основателями Руси Владимиром Киевским и Ярославом Мудрым. Такое сопоставление подчеркивало единство русской истории, политическую преемственность ее наиболее выдающихся династов и сопровождалось многозначительными словами: «Стреляй, князь великий, но всем землям»[343].
Со времен Куликовской битвы окончательно утвердился во внутрикняжеских отношениях, по выражению С. М. Соловьева, «новый порядок вещей»[344]. Великий князь выступал по отношению к членам федерации — независимым соседям и удельным властителям — как признанный глава Русской земли — брат старейший. Окружавшие его как сюзерена «братья молодшие» оказались на положении подручных князей. Эта система феодально-иерархического соподчинения сложилась с помощью, как упоминалось выше, двусторонних вассальных договоров еще в предкуликовскую пору. Последующие события ее более укрепили. Таким путем создавалось крепнущее политическое и военное единство русских земель.
В процессе единения частей Руси послекуликовские годы характеризовались переходом московского правительства от борьбы с правителями других княжеств за великокняжеский стол к подчинению их своей власти[345]. Несмотря на временное оживление в начале 80-х гг. XIV в. сепаратистских тенденций, правители Рязани и Твери признали себя по отношению к великому князю «молодшими братьями». Москве удалось порвать связи Рязани и Твери с Литвой и в конце концов привести их к признанию великокняжеской власти. Усилилась зависимость от великорусского политического центра и Нижегородского княжества[346]. В итоге главные политические соперники Москвы постепенно сходили с исторической сцены.
Потери 1380 г. и поражение 1382 г., казалось бы, непоправимым образом должны были нарушить механизм сбора общерусской армии. Однако уже в 1386 г. Дмитрию Донскому удалось привлечь для похода на Новгород Великий внушительное число участников — 29 ратей. Свои отряды выставили крупнейшие города Северо-Восточной Руси[347]. 24 из них знакомы нам по Куликовской битве. Мобилизация 1386 г. не достигла уровня 1380 г., но с очевидностью свидетельствовала о воссоздании в кратчайший по тому времени срок — четыре года — боеспособного федеративного войска.
Куликовская битва явилась результатом величайшего подъема общенародных сил средневековой Руси. Она не только выявила мужество и стойкость народа, но и сплотила его вокруг идеи единства всей Русской земли. Ободряя воинов, Дмитрий Донской говорил им на Куликовом поле: «Вси бо есмы от мала и до велика братиа едини… род и племя едино, едино крещение, едина вера христианская»[348].
Призыв к национальному единению страны родился отнюдь не на Куликовом поле. Исторически он не забывался с момента возникновения Древнерусского государства, и новый интерес к нему пробудился в предкуликовское время. В этот же период ширится духовное обновление Руси, что нашло отражение в искусстве, литературе, архитектуре. Культурный подъем страны выдвинул таких знаменовавших собой художественное становление нации людей, как художники Феофан Грек, Андрей Рублев, Даниил Черный, писатель Епифаний Премудрый[349]. Война 1380 г. не остановила наметившегося ранее подъема монументального строительства, что всегда точно отражало восстановление экономики, распространение инженерных знаний, появление выполнявших правительственные заказы мастеров каменного дела. В 80–90-х гг. XIV в. в северорусских областях становится обычным сооружение каменных крепостей. В Москве, Коломне, Серпухове и других городах Великороссии строятся каменные храмы. Эти постройки, «освещая освободительную борьбу, напоминали языком камня, что настало время решительной схватки "за землю Русскую, за веру христианскую" против "безбожных агарян"»[350]. В области литературы национальный подъем отмечен созданием обширных московских летописных сводов. Повышается интерес к произведениям домонгольской письменности и былинному эпосу. Образы киевского князя Владимира Святославича и защитников Русской земли от половцев символизировали борьбу страны за независимость и единство. В подражание Слову о полку Игореве создается Задонщина, в которой поражение на р. Калке обернулось победой на Куликовом поле. Стремление к духовному обогащению породило переводы с греческого и южнославянских языков. Характерно, что «ни в это, ни в предшествующее время ненависть к чужеземному игу как таковому никогда не переходила в русской литературе в чувство расового или национального превосходства над любым из народов, входивших в государственное объединение Золотой Орды»[351].
Веротерпимость и отсутствие расовой исключительности вообще были присущи русскому обществу эпохи зрелого средневековья. Иноземное порабощение духовно не ожесточило парод, что в сравнительном плане представляет своеобразный исторический феномен. Летописцы и книжники не один раз призывали к борьбе с неприятелем, сокрушались о «русских сынах», что шли «на острые копья», высмеивали заносчивых воителей, но они ни разу не призвали к уничтожению и гибели враждующих с Русью стран и их народов. Русским людям Куликовская победа не принесла ни пяди чужой земли, не поработила никакого народа или государства. Это судьбоносное свершение утвердило право народа-победителя на жизнь и самостоятельное развитие. Именно поэтому Куликовскую битву поколения людей вспоминали без чувства шовинизма, с преклонением и гордостью за великий подвиг, выпавший на долю их мужественных предков.
Войны 1380 и 1382 гг., временно ослабив страну, не прекратили ее поступательного развития. Возрождение Руси оттеняет могучая фигура передового деятеля своей эпохи, талантливого полководца и умелого строителя общерусского государства Дмитрия Ивановича, после Куликовской победы прозванного Донским. Не считаясь с кастовыми предрассудками, великий князь в решающий момент правления обратился к помощи широких народных масс и собрал общенародное войско. В качестве главнокомандующего Дмитрий Иванович считался с традицией, тщательно оценивал обстановку; одновременно он был чужд шаблону и выступил как творец новой военной наступательной доктрины. Глава Руси, человек недюжинного ума и неукротимой воинской отваги, был мудрецом в одежде воина. Он понимал насущные задачи страны, ценил не только звон оружия, но и мирные дни. Чувствуя достаточную силу, князь Дмитрий тем не менее предлагал мир Мамаю, а во время похода к Дону, отдал войску приказ не разорять Рязанскую землю, считался с мнением политических соперников, избегал ненужного кровопролития и казней. Итог его усилий, превративших Русь в подчиненное единой воле государственное сообщество земель и княжений, был осознан не далекими потомками, а уже современниками и выражен в следующих справедливых словах: «Противным страшен бых в бранех и поганыа низложих божиею помощью, враги покорих, княжение укрепих, и мир и тишину земли створих»[352].
В 1980 г. Куликовской битве исполнилось 600 лет. Это событие священно для русской истории, оно незабываемо и принадлежит вечности. Куликовская эпопея воскрешает великую историческую истину о том, что, несмотря ни на какие страдания и террор, невозможно сломить народ, поднявшийся к борьбе за свое освобождение. Недаром в трудное для нашей страны время — осенью 1941 г. — Дмитрий Донской был назван в числе великих предков, которые своим мужественным примером вдохновляли воинов в Великой Отечественной войне. В этой войне как частица огромного целого напомнили о себе и жители окрестностей Куликова поля. Из ушедших на фронт мужчин д. Монастырщины не вернулся почти никто, и из 600 домов деревни уцелело лишь 150[353]. Герои Куликовской битвы как бы передали своим потомкам эстафету мужества. Образы защитников Родины всегда будут звать к подвигу и напоминать о том, какой ценой нашему народу приходилось отстаивать мир и независимость.
Уместно вспомнить, что 600-летие Куликовской битвы совпало с 500-летием еще одного памятного события — окончательного свержения в октябре — ноябре 1480 г. монголо-татарского ига. В тот год хан Большой орды Ахмат в ответ на прекращение Иваном III выплаты дани предпринял большой поход на Москву. 8 октября татарская конница была встречена у впадения р. Угры в р. Оку сыном великого князя Иваном Ивановичем и братом Андреем Васильевичем Меньшим. Четыре дня продолжалась перестрелка ратей, стоявших по обоим берегам реки: «И многих побиша татар стрелами и пищалями, и отбиша их от брега»[354]. Данный эпизод знаменателен еще и тем, что представляет первый, зафиксированный летописью массовый случай применения огнестрельного оружия в своеобразном полевом бою. Татары были вынуждены отойти от реки. Тем временем русское войско пополнялось новыми подкреплениями. «Стояние» на Угре окончилось 11 ноября отступлением, почти бегством татарской орды. В бессильной злобе Ахмат послал Ивану III ярлык с угрозой нового похода: «А минет сердце зимы 90 дней, и яз опять на тебя буду, а пить ти у меня вода мутная»[355]. Обещанное не сбылось. Орда уже не могла военным путем сломить единую Русь. Да и сам автор ярлыка вскоре погиб в придонских степях. Так завершилось великое дело освобождения страны, начало которому было положено 8 сентября 1380 г. на Куликовом поле: «И тогда великая наша Русская земля освободися от ярма и покорения бусурманского, и начат обновлятися, яко от зимы, и на тихую весну прелагатися»[356].
По поводу «стояния» на Угре летописец записал следующие, полные глубокого смысла слова: «О храбрии, мужествении сынове Русстии! Подщитеся съхранити свое Отчьство, Русскую землю, от поганых, не пощадите своих голов, да не узрять очи ваши пленения и грабления святым церквам и домом вашим, и убиение чад ваших, и поругания женам и дщерям вашим»[357]. Таков отмечающий крупнейшее освободительное событие завет русской истории, обращенной к грядущим поколениям.