Десятая глава


Я знаю, что вы думаете. ЗНАЧИТ, ЛЮК СТРАЙКЕР ГОВОРИТ, ЧТО ТЫ ОСОБЕННЫЙ СОУС. И ЧТО В ЭТОМ ТАКОГО? ОН ЖЕ СУМАСШЕДШИЙ. И НЕ ПОХОЖЕ, ЧТОБЫ ОН ХОТЕЛ ТЕБЯ ПОЦЕЛОВАТЬ ИЛИ ЕЩЕ ЧТО-НИБУДЬ.

И, правда, Люк Страйкер не хочет меня поцеловать. Или, по крайней мере, если и хочет, то никак этого не показывает.

И, по-честному, если бы он и захотел, взволновало бы это меня? Нет. Потому что я, не то, что девочки моего возраста — во всяком случае, те, которые живут в моем городе, — я не влюблена в Люка Страйкера.

Я не хотела, чтобы Люк Страйкер меня поцеловал.

Но я начала думать, что, может быть, он и не сумасшедший.

Люк не стал провожать меня домой. Полагаю, он очень устал от своих нравоучений. Знаете, по поводу того, что я обладаю большим потенциалом и что люди значительные несут значительную ответственность, и что где бы мы были, если бы Черчилль во время Второй мировой войны повернулся бы к людям спиной?

Когда большой черный лимузин появился на моей улице, это не было ОСОБЕННО сильной сенсацией. То есть, конечно, все соседи перестали заниматься своими делами — стричь газоны, ухаживать за садом, затаскивать в дом купленные продукты — и уставились на лимузин, остановившийся перед моим домом и на меня, вылезающую с заднего сиденья. Мои братья в изумлении выскочили из дома и пожелали узнать, где я была. Моя мама, только что вернувшаяся с работы, раскрыв рот, стояла посреди двора и таращилась на меня и на длинный черный лимузин, из которого я вышла.

Первой меня поймала Трина. Она, должно быть, подкарауливала мое возвращение, выглядывая из окна спальни. Трина вылетела из дверей, за спиной, как пелерина, развевались ее черные волосы,

— Огосподигосподигосподигосподи, — кричала Трина, хватая меня за руки. — Не могу поверить, что ты провела целый день с ЛЮКОМ СТРАЙКЕРОМ!!!!

Как только мои братья услышали это — все было кончено. Я не думала, что случившееся у торгового центра, уж очень заинтересует малышей. Но оказывается им не терпелось узнать подробности. Да, я им все объяснила. Я знала степень их заинтересованности Люком Страйкером, все же они были мальчишками, правда, я все-таки не достала Рику телефон агента Люка.

Моя мама внимательно выслушала всю историю — правда, я рассказала только о том, как Люк привез меня к себе на озеро, чтобы прочесть мне лекцию по поводу того, что я живу не в соответствии с моими возможностями. При этом мне казалось, что я провела день с каким-то наставником. И, знаете, у этого наставника были глаза голубые, как озеро, и потрясающая улыбка… Так вот, выслушав эту историю, мама сказала:

— Что ж, это не смешно, — а затем она вошла в дом, вероятно, для того чтобы позвонить всем и рассказать: ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО СЕГОДНЯ СЛУЧИЛОСЬ С ДЖЕННИ!

Как только мама и братья удалились, Трина потащила меня на нашу веранду, которую сделал мой папа, и усадила на качалку, которую мама украсила подушкой с вышитыми — вы не поверите — сердечками.

— Так, — сказала Трина. — Рассказывай все с самого начала. О чем ТОЧНО вы с Люком разговаривали?

Мне не хотелось говорить Трине всю правду. Потому что в этом она ничего не понимает. Она разбирается в хореографии мистера Холла — это для нее не проблема. И, несомненно, она понимает все о «майонезе». Ведь это она первая так меня назвала.

Но когда дело доходит до — ох, не знаю, до того, что говорила мне кинозвезда о моем поведении, которое не соответствует тому, чем мог бы гордиться Черчилль? — это не Трининого ума дело. Пытался ли Люк поцеловать меня? Нет проблем, это я могла бы рассказать Трине.

Но его нравоучения о моей ответственности, как человеческого существа, которое может совершить преобразования в клэйтонской средней школе? Хм-м, нет уж.

— Ох, — сказала я Трине, когда мы забрались на террасу. — Знаешь, просто ерунда, Я думаю, он на самом деле страдает. По Анжелике.

В сущности, я ничего об этом не знала — ведь Люк сказал только, что собирается вывести татуировку. Но прозвучало это хорошо.

— Я думаю, он приехал сюда, чтобы развеяться, — продолжала я. — Но то, как все себя вели на стоянке… Это просто неприлично…

— Расскажи мне обо всем. — Трина вытаращила глаза. — Просто не верится! Ты видела, как скучная Лиз ухватила его ноги? Кто знал, что она такая дрянь?

Я решила не говорить Трине, что она сама была лишь на йоту лучше.

— Он совсем не упоминал меня? — спрашивала Трина.

— Хм-м. Вроде, нет.

— А Джери? Он упоминал Джери? Потому что она всучила ему номер своего телефона, и теперь думает, что он ей позвонит.

— Хм-м, — повторила я. — Нет. Разве она и Скотт все еще в ссоре? Когда я уезжала, они, кажется… разговаривали.

— Да ладно, — сказала Трина. — У них все кончено. Удивительно, что они так долго тянули. Джери такой командир! Я думаю, что Скотт не разрывал с ней отношения, чтобы не задеть ее чувства, понимаешь? Ведь она через несколько месяцев уезжает в колледж… Он вообще славный.

Да, он славный.

— Так что я расстаюсь со Стивом после кино сегодня вечером, — продолжала Трина. — Я думала сказать ему по телефону до кино, но мне так хочется посмотреть этот фильм. Ты думаешь это бессердечно? А еще, как ты считаешь, я виновата, если он настаивает на том, чтобы платить за билеты?

Хм-м, да. Мне было жалко бедного Стива, чье единственное преступление заключалось в том, что он любит девушку, которая не отвечает ему взаимностью. Но я ничего не сказала, потому что это привело бы Трину в бешенство.

Потом я вспомнила, что мы с Люком разговаривали о том, как я всегда сглаживаю острые углы, вместо того чтобы что-то предотвратить. Вот и сейчас я ничего не говорю о билетах, которые покупает Стив. Это же несправедливо… это же безобразие по отношению к Стиву.

И как раз сейчас я позволяю этому совершиться. Потому что я — милая Дженни Гриинли, всеобщий лучший друг.

Я, разумеется, знаю, как все будет. Трина бросит Стива, и я проведу все время в автобусе по дороге на «Люерс», утешая его.

Да, но только не в этот раз. Не знаю, может быть, слова Люка о том, что я особенная, крепко засели в моей голове. И я решила попробовать. Проверить на практике теорию Люка о том, что я могу произвести серьезные перемены. Прямо тут же. Если обернется так, что Люк ошибся, — небольшая потеря. Но если он прав…

Если он прав, то все начнет меняться…

— Почему ты собираешься расстаться со Стивом? — спросила я Трину.

Трина заморгала.

— Эх, — ответила она. — Так я же собираюсь идти на «Весенние танцы» с Люком, глупышка.

— Отчего ты решила, что Люк пойдет с тобой на «Весенние танцы»?

Тина опечалилась.

— А что? Ты думаешь, его уже пригласила Джери? И он согласился?

— Что позволяет тебе думать, — спросила я, поднявшись с качалки и расхаживая по веранде, как это делал Люк у себя на озере, — что Люк пойдет на «Весенние танцы» хоть с кем-нибудь из этого города, после того, что мы сегодня натворили? Почему ты не думаешь, что он может тут же уехать?

Трина подняла брови.

— Джен, с тобой все в порядке?

— Знаешь, вовсе не в порядке. — Сейчас меня на самом деле тошнило от того, что я такая милая Джен Гриинли, всеобщий лучший друг. Я хотела быть хорошей по отношению к людям, это правда. Но также я хотела, чтобы и люди относились ко мне по-хорошему, И не только ко мне, но и КО ВСЕМ. — У меня не все в порядке, — сказала я Трине. — Мне не нравится, как ты обращаешься со Стивом. Это неправильно.

— Со Стивом? — Трина засмеялась. — Я думала, мы разговариваем о Люке. Что с тобой, Джен?

— Я тебе сказала, что со мной. — Я чувствовала себя так же, как тогда, в дамской комнате с Люком — меня подташнивало, но я не останавливалась. Потому что я должна была… — Я слишком долго наблюдала, как гадко ты обращаешься со Стивом. Знаешь ли, он не бесчувственный чурбан. Да он влюбился в тебя, и с твоей стороны просто бессовестно пользоваться этим ради бесплатных билетов в кино и пакета воздушной кукурузы.

— Бессовестно? — эхом откликнулась Трина. — Что это значит? Что С ТОБОЙ? Вспомни, мы говорим о СТИВЕ!

— У него тоже есть чувства, знаешь ли. Если ты его не любишь — а я не верю, что ты его любишь, потому что, если бы любила, то не рассталась бы с ним накануне «Весенних танцев» из-за того, что можешь пригласить кого-то другого, — так скажи ему об этом. Нечестно подавать ему надежды. Ты просто используешь его.

Трина засмеялась. Серьезно. Она просто рассмеялась над моими словами. Нелегко мне пришлось. Сердце бешено колотилось, руки вспотели и очень, очень заболел живот.

Но я ДОЛЖНА была это сказать. В самом деле, после того что говорил Люк, какой еще у меня был выбор?

— Ну и ну, — фыркнула Трина, — тебя что, приставили приходящей няней к Стиву Маккнайту? Он большой мальчик, Джен. Думаю, он сам о себе позаботится.

— Не в том, что касается тебя. — Я сделала ответный выстрел. — Потому что в том, что касается тебя, он — слабак, и ты этим пользуешься. И завтра это должно прекратиться, потому что или ты решаешь, что он у тебя один, или говоришь ему правду. Если этого не сделаешь ты… то я скажу ему сама.

— Что с тобой случилось? — вставая, требовательно спросила Трина. Позади нее закачалось кресло-качалка. — Ты ревнуешь или еще что-нибудь? Господи, моя мама предупреждала, что однажды это

должно произойти. Моя мама говорила, что когда-то ты начнешь ревновать к тому, что я хожу на свидания, а ты — нет. Она говорила: «Не показывай этого Джен, Катрина», но я отвечала: «Джен не такая, мам. Она радуется за меня. Ей безразлично, что у меня есть бойфренд, а у нее нет». Но, подозреваю, моя мама оказалась права, а, Джен? Потому что все из-за этого, да? Из-за того, что я иду на «Весенние танцы», а ты не идешь?

— Меня пригласили на «Весенние танцы», — ответила я Трине.

— Ну и хорошо, — смеясь, сказала Трина, Правда, смех ее был каким-то неприятным. — И кто же?

— Люк Страйкер.

Трина покраснела так, будто я ее ущипнула.

— ЧТО?

И самое жуткое, что это было правдой. Я даже не врала. Меня ПРИГЛАСИЛИ на «Весенние танцы». И это был Люк Страйкер.

То, как это было сделано, не могло бы никого ошеломить больше, чем ошеломило меня. Это произошло самым странным образом. Мы сидели на террасе, оба, я думаю, утомленные долгим разговором. Люк принес еще пива и колы. Несколько минут мы помолчали, потягивая напитки, а потом в доме начал звонить телефон. Спустя секунду раздался стук в дверь.

— Ну, — сказал Люк, — полагаю, пришло время держать ответ.

— Ох, — сказала я, в легком шоке от того, как быстро они его нашли. — Ужас.

— Да нет, — сказал Люк. — Я-то к этому привык. А вот тебе, похоже, придется плохо.

— МНЕ? А что ты обо МНЕ беспокоишься?

— Потому, что они и к тебе прицепятся, — ответил Люк, — когда вся история выплывет наружу.

— А-а-а… — сказала я. — Со мной все будет в порядке.

Люк пристально посмотрел на меня. Затем сказал:

— Знаешь что? Я думаю, так и будет. Слушай. Мне как-то неловко: сначала я пригласил тебя, а потом только рычал.

— Все в порядке, — сказала я. — Я постараюсь что-нибудь сделать. Не даю никаких обещаний, но… я попытаюсь.

— Рад это слышать. — Телефон в доме звонил и звонил. Стук в дверь становился все громче. — И все-таки это неправильно. Позволь мне все это компенсировать. Позволь мне пригласить тебя на «Весенние танцы».

Я тут же поперхнулась своей колой, и по лицу полились слезы. Я начала понимать, почему Джери Линн любит колу без газа. Когда она поднимается тебе в нос, хоть не так больно.

— Эй, ты в порядке? — спросил Люк, шлепнув меня по спине. — Вот салфетка.

Я промокнула колу и слезы салфеткой и засмеялась.

— О господи, — сказала я. — Прости. Мне кажется, ты сказал… понимаешь… я подумала, что ты меня пригласил на «Весенние танцы»…

— Я и пригласил, — сказал Люк.

У меня все оборвалось внутри — будто меня переехал автобус.

Потому что, правда, я совершенно не нуждалась в этом приглашении. В приглашении на «Весенние

танцы» от этого идола подростков. У меня и без того было достаточно проблем, чтобы еще сражаться с кучей девчонок, только чтобы распить бокал пунша с тем, кто меня пригласил.

— Прежде чем ты ответишь «нет», выслушай меня, — сказал Люк, будто прочитав мои мысли. — Теперь все будет не так, как сегодня. Сегодня все было слишком неожиданно. Но если мы пойдем на «Весенние танцы», все будет по-другому. Может, конечно, и появятся какие-нибудь фотографы, но все будут знать, что я с тобой, так что они не будут… Ну, ты понимаешь. Бросим их на меня.

Я молча уставилась на него и подумала, что ему в голову ударило пиво. Или, может быть, где-то здесь установлена камера, и это одно из реалити-шоу. И через секунду выйдет какой-нибудь телеведущий и скажет мне, что меня разыграли…

— Как я тебе уже говорил, — продолжал Люк, — я никогда не ходил в среднюю школу. Так что я никогда не был на школьных танцах. И мне очень хочется посмотреть, что это такое. Признаюсь, в моем следующем проекте есть подобная сцена, но я не потому хочу пойти. Я хочу пойти для себя, честно. Мне хочется ничего не пропустить в жизни.

— Чего не пропустить? — Я покачала головой. — Люк, ты был в Африке. Ты тысячу раз был в Европе, на прошлогодней церемонии Оскара ты сидел рядом с Клинтом Иствудом. Я это видела, не отрицай. Как это ты что-то ПРОПУСТИШЬ?

— Легко, — ответил Люк. — Я пропустил все, что делают нормальные люди. Джен, я даже не могу пойти в продуктовый магазин за молоком, чтобы у меня тут же не попросили автограф. Разве так плохо, что я хочу испытать то, что испытал каждый американский подросток, но только не я?

Не каждый американский подросток бывает на «Весенних танцах». Гляньте на меня, например.

Но я не хотела его огорчать. Мне необходимо было разобраться с тем, что больше всего меня заботило…

— Но почему я? — спросила я его. — Ведь ты мог бы пойти на «Весенние танцы» с кем-нибудь еще. Трина гораздо красивее меня, и она так хочет пойти…

— Ага, — ответил Люк. — Но Трина мне не друг, ведь так?

Я поежилась.

— Ну, не друг.

— И Трине я нравлюсь не по-дружески — как тебе — верно?

Тогда я поняла. Я поняла, почему Люк пригласил меня. И я поняла, о чем он меня спрашивал.

И мое сердце наполнилось жалостью к нему. Я понимаю, это смешно — я… испытываю жалость к миллионеру, кинозвезде, к человеку, которого боготворят женщины всего мира, и у которого есть свой собственный «феррари».

Но есть одна вещь, которую не купить деньгами и красотой Люка Страйкера. Это дружба. Истинная дружба человека, который не собирается использовать Люка ради того, чтобы разбогатеть и стать знаменитым, человека, которому нравится Люк сам по себе, а не те герои, которых он играет в кино. Люк хочет только одного — чтобы с ним обращались как с обычным нормальным человеком.

А если задуматься, что может быть более нормальным, чем «Весенние танцы»?

Люк побуждает меня больше не быть маленькой Дженни Гриинли, всеобщим другом. Он сказал мне, что я способна на нечто особенное.

Но, похоже, мне придется еще раз побыть миленькой Дженни Гриинли. И я сделаю это для него. Даже если он и не сообразит, почему я это делаю.

— Конечно, — сказала я нежно. — Конечно, я пойду с тобой, Люк, на «Весенние танцы».

Его это взволновало, действительно взволновало. То, что он сможет пойти на «Весенние танцы». Со мной.

Бедный парень.

— Здорово! — обрадовался он. — Слушай, я, вероятно, улечу в Л.А. из-за этого… Он имел в виду

трезвон телефона и стук в дверь. — Но в следующий уик-энд я вернусь, чтобы отвести тебя. Отвести на «Весенние танцы». Ну, на самом деле, это ты меня отведешь, поскольку это же твоя школа, но…

— Буду ждать, — сказала я, посмеиваясь над его энтузиазмом. Это напомнило мне о Джейке, герое Люка в фильме «Небеса, помогите нам!», который получает урок помощи бездомным и проводит Рождество в благотворительной столовой, а вернувшись домой, обнаруживает мотоцикл, подаренный ему в награду одним из богатых прихожан церкви его отца.

Потому что, знаете ли, если вы помогаете бездомным, всегда найдется кто-то, кто купит вам мотоцикл.

А в это время репортеры, собравшиеся у дома Люка, выкрикивали его имя и делали фотографии. И когда мы со смехом пырнули с террасы внутрь, Люк распорядился, чтобы меня отвезли домой, заверив, что приедет за мной в следующую субботу в семь часов вечера.

И часом позже, Трина, стоя на веранде моего дома, ясно, просто не могла всему этому поверить.

— Невозможно, — твердила она. — Невозможно. Невозможно, чтобы ТЫ пошла на «Весенние танцы» с Люком Страйкером. НЕВОЗМОЖНО.

— Прекрасно, — сказала я. — Можешь мне не верить. Но вернемся к Стиву. Что с ним будет? Потому что я, на самом деле, устала приводить все в порядок после всего, что ты обычно с ним вытворяешь.

Лицо Трины, которое сначала было спокойным, исказилось злобой, затем снова стало спокойным, а потом она залилась слезами.

— Как ты могла? — вопила она. — Как ты могла согласиться идти с ним на «Весенние танцы», когда тебе известны мои чувства к нему?

— Трина, — сказала я, — ты плохо его знаешь. Ты влюблена вовсе не В НЕГО. Ты влюблена в Ланселота. Или в Тарзана. Или, что еще хуже, в мальчика, который играет в фильме «Небеса, помогите нам!».

Трина прижала обе руки к лицу, стала всхлипывать так же громко, как всхлипывала Кэйра Шлосбург, и побежала с моей веранды к себе. Когда она добежала до своего дома, она распахнула входную дверь и вбежала внутрь с истерическим криком: «Ма-а-а!»

Через секунду на веранду вышла моя собственная мама и озабоченно спросила:

— Что за крики? Это была Трина?

— Да, — печально ответила я.

— Что это значит, что ты ей сказала?

— Правду.


Спросите Энни

Задайте Энни самый сложный вопрос, который касается сугубо личных отношений. Вперед, дерзайте!

В «Журнале» средней школы Клэйтона публикуются все письма. Тайна имени и адреса электронной почты корреспондента гарантируется.


Дорогая Энни!

В школе есть одна девочка, которая все время соревнуется со мной. Когда мы получаем свои сочинения, она непременно хочет знать, какая у меня отметка, и если у нее отметка лучше моей, она ведет себя так, будто это очень существенно. Она всегда хочет знать, какую тему для сочинения я выбрала, и когда я ей это говорю, она берет туже тему! И потом всегда желает видеть, кто сделал лучше. Мне это надоело. Что сделать, чтобы она это прекратила?

Та, которая делает свою собственную работу


Дорогая Работяга!

Легко. Перестань рассказывать, какую ты получила отметку. А также не докладывай ей, какую выбрала тему для сочинения. Она не сможет играть, если ей не с кем будет играть, верно?

Энни


Загрузка...