Глава 14

— Какой-то я неправильный попаданец, — размышлял Само, обнимая доверчиво прильнувшую к нему жену, которая уютно посапывала рядом. Она была прекрасна и во сне тоже, и Самослав никак не мог насытиться ей, хотя медовый месяц давно уже прошел. Но он хотя бы вздрагивать перестал от ее вида, словно мальчишка в пубертатном возрасте.

Конец зимы был временем, когда размышления и рефлексию можно было позволить себе безнаказанно. Самослав построил себе терем, в котором было аж четыре комнаты, и это стало символом его власти и признаком грядущих изменений. Он построил еще и баню, и эта мода помчалась по окрестным племенам со скоростью лесного пожара. Ямы были полны зерном, а кладовые — солью. В вырытых загодя погребах висели на крюках копченые окорока и соленая рыба. Там же стояли кадушки с салом и солеными грибами, которых в окрестных лесах было неисчислимое множество. Сытая жизнь настала у родовичей, а потому молодой князь, укрытый одеялом из медвежьей шкуры, предавался безделью и лени, хотя солнце уже встало. Он пахал все лето, как проклятый, и сил на раздумья у него не оставалось совершенно. А ведь он уже и забыл почти, что родился в двадцатом веке, что лет ему столько, сколько здесь не живут, а интеллектуальный багаж у него по местным меркам такой, что втроем не унести.

Все сразу пошло не так, как писали в разноцветных книжках. Был бы он нормальным попаданцем, то за два прошедших года уже сделал бы пять тысяч арбалетов и вооружил ими одетый в красивые доспехи легион. Потом отлил бы пушки, изобрел дымный порох и «греческий огонь» из нефти, которой здесь нет и в помине. А там — череда побед, прогрессорство восьмидесятого уровня и построение общества всеобщего счастья. Как там в любимой книге: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!». Мощно задвинули братья Стругацкие, да только никогда не случится этого здесь. Даже если соберет он армию тысяч в двадцать-тридцать, то воевать имело смысл только с Империей, которая и так едва тлела тусклым огоньком порядка и цивилизации в наступающем мраке средневековья. Погасить и его? А зачем? В Империи и так все настолько плохо, что император Ираклий даже хочет перенести столицу в Африку. Ведь по привычному летоисчислению начался год шестьсот двадцать первый, а это значит, что вожди нескольких арабских племен уже принесли клятву верности Мухаммеду. Совсем скоро величайший Пророк своего времени уведет своих сторонников из Мекки в оазис Ясриб, откуда и потечет неукротимой рекой вера, которая вскоре перевернет этот мир. А ведь всему виной твердолобая фанатичность константинопольских патриархов и персидских жрецов-огнепоклонников, которые замордовали подвластное население так, что целые страны упали в объятия кочевников-арабов. Те, по крайней мере, не мешали молиться так, как было привычно людям. Не мусульманин — твое личное дело, плати налог и молись, кому хочешь. Мудрая политика первых халифов и привела к тому, что житница Империи, Египет, даже не стал сопротивляться захватчикам. Константинопольских попов ненавидели там куда больше.

На юге, за Альпами, раскинулось королевство лангобардов, которое почти сразу развалилось на три десятка герцогств. Империи удалось сохранить Рим, Равенну, Калабрию и Апулию на крайнем юге, но и эти земли она удерживала с огромным трудом. Несмотря на раздробленность, недооценивать лангобардов не стоило. Бойцами они были свирепыми, носили хороший доспех и имели прекрасную тяжелую конницу.

Королевство франков все еще было могущественным и богатым, но Дагоберт, сын действующего короля, станет последним правителем из рода Меровингов, обладающим реальной властью. После него на троне будут находиться полные ничтожества, которых лет через сто и вовсе начнут привозить для коронации из монастыря на простой телеге, запряженной парой волов. Они будут присягать собственным майордомам, которые и станут настоящими королями. И так будет до тех пор, пока Пипину Короткому это не надоест, и он не сбросит ненужный балласт. А когда арабы перережут морские пути из Константинополя, как авары и лангобарды уже отрезали пути сухопутные, Западная Европа окончательно погрузится во мрак Темных веков. Ведь торговля и культурный обмен — это то, что и двигает цивилизацию вперед.

Но самым опасным соседом был Аварский каганат, который находился в зените своего могущества. Императоры платили им дань, но новый поход не за горами. Каган, имени которого не осталось в источниках, скоро вновь двинет на Константинополь конницу и, словно бульдозер, сдвинет со своих мест множество славянских племен, которые пойдут на юг умирать за добычу и новые земли. Нет для нарождающегося хорутанского княжества врага опаснее, чем авары. Их только то и спасает, что кагану, сидящему в своем хринге, огромной крепости между Дунаем и Тисой, нет до них дела. Они слишком ничтожны, чтобы он думал о них. Ведь впереди настоящая цель — Константинополь.

Торговля нового княжества процветала. Понемногу оживал торг, куда сходились купцы из соседних земель. Дулебы враждовали с баварцами, а потому товар везли на нейтральную территорию, куда так удобно было добираться на санях по льду замерзшего Дуная. Но долго это продолжаться не может. Война неизбежна, германцы не станут долго терпеть такое безобразие в своих землях. Ну, или в тех, что считали своими по праву. Герцог непременно заинтересуется, а почему это упали торговые сборы. А почему купцы едут мимо? Вот только войну на севере закончит, и сразу заинтересуется. Не полный же кретин герцог Гарибальд II. И, чтобы выжить, ему, Самославу, нужно будет собрать под свою руку все словенские племена и роды, разбросанные на огромной территории, где нет даже подобия дорог. Сделать это можно. Сотен пять хорошего войска нужно для этого, не больше. С кем-то воевать, с кем-то дружить. Непокорных — вырезать, лояльных — награждать. Все это понятно, и требует лишь времени. Главный вопрос в другом. Что будет потом? И на этот вопрос у неправильного попаданца пока ответа не было. Он был реалистом.

* * *

— Беда, князь! — чтобы не боявшийся ни богов, ни демонов Горан выглядел таким растерянным, должно было произойти что-то из ряда вон выходящее. И, судя по всему, все было именно так. Самослав снял с себя руку юной жены, которая тут же проснулась и резко села на ложе. На ее лице была написана решительность. Беда?

— Отдыхай, — махнул рукой князь, но жена уже вскочила с постели. Прежние привычки сидели где-то глубоко в ней, и праздность она не терпела. В большом доме всегда есть дела. Своему мужу и господину еду готовила и подавала только она сама. Да и за старухой-ключницей, что взял к себе Само из какого-то разоренного аварским набегом рода, нужен пригляд. Девчонка оказалась на редкость способной, и освоила четыре правила арифметики за пару недель. Мозг ее впитывал новые знания, словно губка, что немало удивляло мужа, который первое время смотрел на нее, как на произведение искусства, а не как на живую женщину. Она же до сих пор не могла поверить своему счастью, потому что ожидавшая ее судьба — стать наложницей кого-то из знатных людей племени или служить рабыней до конца дней в доме отца. И за свое счастье она будет биться до конца, тем более, что старания мужа принесли свои плоды почти сразу же. Людмила была беременна. Она хотела порадовать его этой новостью сегодня, но он уже оделся и ускакал с Гораном, который был его правой рукой в воинских делах.

— Что случилось-то? — спросил Само, когда десяток воинов на конях уже скакал к дальней веси, что стояла на самом берегу Дуная.

— Там увидишь, владыка, — сказал Горан загадочно, с каким-то затравленным видом. На него это было совсем не похоже. Если бы князь вообще считал подобное возможным, то он подумал бы, что его заместитель попросту чего-то боится. Но мысль об этом казалось настолько нелепой, что Самослав выбросил ее из головы.

Они прискакали к деревушке через час, и зрелище, что открылось молодому князю, заставило его сжать зубы в бессильной злобе. Шесть домов, которые, как и все здесь, были полуземлянками, крытыми камышом, кто-то сжег. Жители, и взрослые, и совсем маленькие, лежали на снегу. Они были мертвы. Малышей убивали, размозжив им головы о пни, женщины были изнасилованы. На многих телах виднелись следы пыток. Но главным было не это. Тело совсем молоденькой девчонки, что лежала на снегу совершенно голой, разбросав руки, было выпотрошено, словно туша дикого зверя.

— Я проверил, — хмуро сказал Горан. — Сердца нет, печени нет. Вон костер, пепел еще теплый. Они их зажарили и съели. Ночевали здесь, ушли совсем недавно.

— Это то, что я думаю? — задумчиво спросил князь, и кивок Горана укрепил его в самых скверных предположениях. — Бойники? Здесь? Откуда?

Легендарное братство воинов, считавшихся волками-оборотнями, было знакомо ему только по страшным сказкам. Изгои из многих родов сбивались в отряды и жили наособицу, порывая всякую связь со своими родичами. Они были отчаянными бойцами, поклонявшимися Триглаву и Велесу, владыкам подземного мира. Их нечеловеческая жестокость была жертвой темным богам, которым они служили. В прошлом столетии именно они составили ударный кулак, что прошелся по Балканам и Греции смертоносной волной. Именно они вырезали вчистую города. Именно они, ленясь сажать тысячи пленников на колья, просто бросали их на них, превращая в какой-то чудовищный бутерброд из десятка тел. Для того, чтобы вступить в братство, требовалось убить первого встречного. Это и было обрядом инициации, даже если первым встречным окажется родная мать. И только они в этих землях ели человечину, подражая волкам. Имя бойников было овеяно страшной славой, но Самослав не верил в их сверхспособности. Это были банды отморозков, которые жили охотой, грабежом и данью с окрестных селений. Именно таким отрядом они и притворились, когда уходили из рабства в Ратисбоне. Ведь никому бы и в голову не пришло, что бойцы в волчьих шкурах будут работать хотя бы один день. Это название пережило века и превратилось в «разбойник», что очень точно отражает их суть. Тут о воинах-оборотнях не было слышно уже много лет. Все они ушли на юг, где, как и положено настоящим героям, украсили собой погребальные костры, или попросту сгнили на полях сражений. Неужели кто-то вновь решил воскресить старые обычаи? Ох, как не вовремя. Ведь только-только князь в первое полюдье съездил по молодому льду, дань собрал с новых подданных. А тут вон какое дело! Если он своих людей не защитит, то хрупкий общественный договор, заключенный с соседними родами, будет разбит вдребезги. А это конец всему. Ведь авторитет создается всю жизнь, а теряется за один день.

— Что же, — спокойным голосом сказал князь, хотя никакого спокойствия не ощущал. Бойников в этих землях боялись на генетическом уровне. Куда больше, чем авар, которые были хотя бы людьми, а не оборотнями. — Мы их найдем и накажем. Так накажем, чтобы все наши соседи почувствовали.

Воины испытующе смотрели на него, не веря сказанному. Воинам было страшно. Они не боялись смерти, но всего потустороннего страшились, словно дети. Ведь то, что нам кажется скрипом ветки или звуком леса, который мы пропустим мимо ушей, для них — крик лешего или кикиморы. И поколебать эту веру в парнях было невозможно.

— Поезжай в город, — скомандовал Самослав бойцу по имени Дражко. — С собой приведешь всех, кого сможешь, и два десятка с луками. С собой — припаса на неделю и сети. Люту скажи — те самые. Мы — за ними.

Дражко кивнул и поскакал в город, уводя с собой коней. Им по лесным буеракам зимой не пробраться. Остальные пошли за налетчиками, которых, судя по цепочке следов, было около двадцати человек. Весь десяток новгородцев был с мечами и секирами, но вступать в бой в планы Само не входило. Кто знает, что там их ждет впереди? Ветра не было, а искрящийся на солнце хрупкий, словно тонкое стекло наст резал глаза, отражая свет низкого зимнего солнышка. Морозец был небольшой, а потому и заночевать в снегу по обычаю лесовиков князь не боялся. Эту хитрую науку он уже изучил. Парни шли след в след, час за часом, нагоняя банду, перебившую родовичей. Те никуда не спешили, потому что не боялись ничего. Помимо всего прочего, они несли на себе украденные припасы и железный инструмент, который был тут немалой ценностью. Вдруг, часов через шесть, что они прошли по землям дулебов, Горан поднял руку. Воины принюхались. Откуда-то явно тянуло дымком. По маху руки князя, воины сели на землю, а Зван, надев балахон из отбеленного холста, осторожно пошел вперед. Само не ожидал, что его придумка пригодится так скоро. Маскхалатов тут еще не знали. Воин вернулся через полчаса и доложил:

— Два десятка, заняли дома в деревне. Местных они, видно, еще раньше порешили. Ночевать здесь будут.

— Хорошо, — кивнул Само. — Ждем остальных.

Отряд подошел скорым шагом уже к вечеру. Лют, что привел воинов, хмуро оглядел стоянку.

— Уходить отсюда надо, князь. Огня не зажечь, увидят. Там, дальше лощина есть, в ней и заночуем.

— Так и хотели, — кивнул Само. — Утром возьмем их, как тогда дулебов.

— Не выйдет, — одновременно покачали головами Лют и Горан. — Это воины, с ними, как с баранами не выйдет. Надо по-другому делать…

Ранним утром солнышко несмело выглянуло из-за горизонта. Легкий мороз пощипывал щеки, но воины, расчистившие себе место для сна и застелившие его лапником, грелись у костра. Тот, по обычаю лесовиков, был сложен из бревен, лежащих друг на друге пирамидой. Такой костер не давал пламени вверх, ведь он горел между стволами, распространяя тепло в стороны. Нодья, вспомнилось вдруг Самославу слово из прошлой жизни. Этот костер называется нодья. Он об этом читал когда-то, бесконечно давно. Воины встали, разминая поясницы. Все же ночевка в лесу — удовольствие не из приятных. С бабой под боком, да у каменки, что трубой уходит через крышу, куда как лучше ночуется. Ох, и голова князь, как хорошо удумал. Ведь задыхались в том дыму, пропади он пропадом. А еще он повелел потолки в домах делать и сверху их сухой хвоей и опилками засыпать. Дров теперь на протопку куда меньше уходит, а в доме все так же тепло. Голова!

Мягким лесным шагом, так, чтоб не хрустнула ни одна веточка, отряд подошел к деревушке, окружив каждый дом. Караула не было. Да и какой караул у тех, чьим именем детей пугают. Налетчики спали в трех домах, так гораздо теплее, особенно, если к боку товарища прижаться. Надышишь в том домишке, глиняный очаг разожжешь, и тепло до самого утра. В камышовые кровли, сухие до звона, полетели пылающие факелы. Весело затрещал огонь, пожирая убогие крыши. Из домов раздался страшный звериный вой, и на улицу, отталкивая друг друга, посыпались мужики в волчьих шкурах. Кого-то получалось спеленать в сети, кого-то ловили веревочной петлей, кому-то спутали ноги броском боло, а кто-то просто и незатейливо получал побашке дубиной. Пятикратное преимущество сказывалось. Очень резвым били копьями по ногам, стараясь не порвать жилы. Лучники смотрели, чтобы не ушел ни один, благо стрелять им придется с десяти шагов. Тут и дитя малое попадет.

Через полчаса налетчики сидели на земле, связанные. Половина из них была ранена. Двое самых неугомонных лежали рядом, зажимая руками раны в животе. Владыка не велел их убивать.

— Встали, нечисть поганая! — хлестнула по ушам команда. Пленники неохотно поднялись, злобно зыркая из-под бровей. Они же потащат своих раненых. — А ну, пошли!

Со связанными руками и короткой петлей на ногах сильно не побегаешь, и идти они могли только не в полный шаг, запряженные в волокуши, словно кони. Они не понимали, почему их не убивают, а потому надежда еще тлела в их душе. Раз не убили, значит, можно бежать. И тогда они вернутся, они обязательно вернутся и отомстят.

До хорутанских земель от их лагеря всего-то полдня ходу. Но отряд, груженый крадеными припасами и недобитыми ранеными, добрался до дома только к вечеру. Бойники жадно разглядывали крепкое городище с частоколом и башнями. Тут бы им сесть, все земли вокруг их станут. Но молодой парень с колючим взглядом построил их и, глядя, как на падаль, скомандовал.

— Всех под караул в овин. Печь там разжечь, чтобы не померзли. Не кормить и не поить, обойдутся. Охраняет полный десяток, три смены за ночь. Горан — ты в ответе за каждого. Если хоть один сбежит, весь десяток год будет соль рубить.

На следующий день пленников выгнали на лед Дуная и погнали к острому мысу, где в единый поток сливались реки. Там стояло чудное двухэтажное строение за частоколом, которое и название имело не менее чудное — донжон. Тут же были построены избы, где будут отдыхать гости из далеких земель. Самослав, который прохаживался перед кучкой бандитов, брошенных связанными на землю, начал свою речь.

— Значит, так, разбойники. За то, что сотворили в моих землях, вы все сегодня умрете. Вопрос только в том, как именно вы умрете, и когда. Тот, кто расскажет мне все, умрет быстро и небольно, я обещаю. Остальные будут умирать медленно и с затеями.

— Пошел в жопу, сопляк, — сплюнул могучий мужик, раненый в обе ноги.

— У нас появился первый доброволец. Парни!

Мужика вздернули на ноги, раздели и подвесили под мышки на ветку могучего дуба, что стоял рядом. Под его ногами развели костер, и дикий вопль огласил окрестности, вгоняя в ужас ожидающих своей участи бандитов. Бойник сучил ногами, пытаясь вытащить их из огня, но долго так продолжаться не могло. Силы покидали его, и вскоре стопы стали багровыми и покрылись водянистыми пузырями. С каждой минутой его борьба ослабевала, и над рекой раздался протяжный тоскливый вой, в котором не осталось ничего человеческого. Молодой князь ходил вдоль ряда пленных, пристально вглядываясь в лица. Тех, в чьих глазах не было страха, хватали по его знаку и вешали на ветви вверх ногами, аккуратно вспарывая животы, обрезая пальцы, уши, яйца и языки. Вскоре осталось всего пятеро молодых парней, которых колотила мелкая дрожь. Они смотрели с ужасом на изуродованные тела своих товарищей. Те еще были живы и выли от невыносимой боли.

— Итак, один счастливец умрет быстро, я обещаю! — торжественно сказал Само. — Ну, кто же он? Может быть, это ты? — ткнул он наугад пальцем в какого-то трясущегося бедолагу. Но откликнулся его сосед.

— Я! — выкрикнул дрожащий, как осиновый лист парень. — Я все расскажу!

— Та-дам, у нас победитель!!! Рассказывай, — милостиво кивнул князь, добавил что-то непонятное. — Аттракцион «разговори душмана» удался. Помню еще, оказывается…

— У нас лагерь на севере, в земле хорватов. Там, где каменные столбы стоят. Там настоящая крепость, с налету не взять.

— Сколько вас? — хлестнул вопросом князь.

— Да… Много, — нерешительно сказал парень, не обращая внимания на проклятия друзей. С математикой он был не в ладах.

— Сколько много? — спросил его Само.

— Да не знаю я, — со слезами в голосе ответил тот. — Может сотня, может, больше. Главный у нас Велимир. Боец могучий. Говорят, может в полную луну в волка перекидываться. Да только я того не видел. Хорваты нам дань дают, но мало ее. Нас на разведку отправили, хороший путь до трех разноцветных рек найти. Мы с севера пришли, от самого моря, голодно там нынче.

— Все сказал, что знаешь? — пристально посмотрел на него Само. Тот понуро кивнул. — Как умереть хочешь?

— Нож в сердце, — сглотнув слюну, ответил бойник.

— Горан, убей его небольно, — сказал Самослав стоявшему рядом громиле. — Остальных — повесить рядом и не снимать. Пусть все, кто по реке плывет, любуются. Будут висеть, пока птицы не расклюют. Другим наука будет. Ах да, когда этого зарежете, тоже повесьте, веток свободных еще много.

Загрузка...