Купец из будущего. Ч. 1

Глава 15

— Господин мой, я непраздна, — глядя в пол, сказала Людмила, дождавшись, когда муж доест ужин. Тот удивленно посмотрел на нее, а потом вскочил и закружил, подняв на руки. Девушка закрыла глаза от счастья, чувствуя, как суматошно колотится сердце в груди. Она так надеялась, что муж обрадуется. Может, он даже полюбит ее, когда она принесет ему сына!

— А я всё ждал, когда же это случится, — сказал ей муж, и пошел в соседнюю комнату. Там, в сундуке лежало ожерелье из крупных камней, которое он приготовил жене в подарок. Он надел его на шею зардевшейся Людмилы.

— Это мне? — неверяще спросила девушка. Она никак не могла привыкнуть к тому, что является женой самого богатого человека на несколько недель пути. — Ой!

— Тебе, конечно! — ответил муж, любуясь смущенной женой. — Теперь не вздумай по воду ходить. И ничего тяжелого чтобы не поднимала.

— Почему это? — растерялась жена. — Я слабосильная старуха, что ли?

— Конечно, нет, — с удивлением посмотрел на нее муж. — Так для ребенка лучше будет.

— Да? — доверчиво раскрыла рот Людмила. Муж рассказывал ей столько всего интересного про дальние страны и их обычаи, что она безоговорочно верила каждому его слову. А кому ей еще верить, если не ему? — Хорошо, мой господин.

— Называй меня Само, — поморщился князь. — Сколько раз говорил уже.

— Хорошо, господин, — послушно ответила ему жена. — Ой, Само…

— Так-то лучше, — ответил Самослав и притянул ее к себе для поцелуя. Он никак не мог привыкнуть к ней, и заводился от одного только ее взгляда.

— А ты войной на людей-волков пойдешь? — спросила Людмила мужа, наивно глядя на него огромными глазищами.

— Не хотелось бы, — поморщился Само, — но, наверное, придется.

— Конечно придется, они все равно сюда сами придут, — непонимающе сказала жена. — Они всегда так делают, если их обидит кто. Они обид никому не прощают, непременно мстить будут. Это же оборотни, для них позор великий от простых людей такое поношение снести.

— А ты откуда знаешь? — резко повернулся к ней Само. — Их же здесь не было давно.

— Матушка покойная сказывала, — потупилась Людмила. — Она из земель лучан была, что на севере. Там недалеко племя вильцев живут, оттуда бойники и приходят. Свирепее вильцев и не бывает людей. Для них волк — священное животное. Потому и носят его шкуру, и воют по-волчьи, и человечину едят. А еще говорят, что они могут в волков оборачиваться и их железо не берет.

— Да берет их железо, вон они на дубе, где торжище висят, — задумчиво сказал Само. А ведь девчонка права. Если хоть малая доля правды есть в том, что о бойниках говорят, то они это просто так не оставят. Значит, война! Война с сильным, свирепым и бесстрашным противником. А где же пять тысяч арбалетчиков, пушки, легион в красивых, отполированных до зеркального блеска доспехах и эльфийские лучники в белых колготках? Эх, мечты, мечты! Само чмокнул жену в нежную щечку, оделся и вышел на улицу. Ему срочно был нужен совет знающего человека.

Пятеро воинов под командованием Звана шли налегке через земли хорватов. Дулебские роды приняли их как гостей, да и здесь их привечали в каждой деревушке. Если не враг, то друг, а значит, тебя напоят, накормят и обогреют. Таковы были обычаи, вводившие в ступор ромейских купцов, проходивших словенские земли насквозь без малейшей для себя опасности. Из их товара даже иголка с ниткой не пропадала, а хозяин в случае опасности для гостя, был обязан защитить его ценой своей жизни. Иначе падет позор и проклятие на его голову. Обычай, который вырабатывался столетиями той суровой жизни, спас многих от неминуемой смерти. Он был полезен всем, а потому стал считаться незыблемым. Только бойники, стоявшие в словенском социуме наособицу, старых обычаев не соблюдали. И чем дальше от берега Дуная к северу, тем более хмуры и молчаливы становились люди. Иметь под боком лютое зверье, живущее по звериным же законам, удовольствие так себе.

Душа компании и балагур Зван, который незаметно для хозяев в куче бессмысленной болтовни улавливал крупицы информации, планировал путь дальше. Тяжелого оружия у парней не было. Только ножи-саксы, легкие копья да луки с бронебойными стрелами. Охотничьим срезнем с широким наконечником в виде лопаты плотную кожу не пробить. Они шли от деревеньки к деревеньке, благо между ними зачастую всего пара тысяч шагов была. Россыпь поселений носила название вервь и была мелким родом, собранным из близкой родни. Близкой до того, что девок всегда выдавали замуж в соседнюю вервь, и оттуда же брали невест. До следующей верви, как правило, было полдня пути, и хозяева указывали гостям дорогу. Тут все еще рубили лес для запашки, но уходить на новое место пока не собирались. Урожайность была такова, что с десятины земли на месте сведенного леса могла прокормиться целая семья. Вот поэтому и не было нужды жить, как бродяги, снимаясь с места каждые три года. Просто расчищали соседний участок, забрасывая тот, где земля уже переставала родить. Потому и была надежда у Звана, что он найдет нужные ему села на своих местах.

Отряд шел по льду малых рек, ведь в лесу кое-где и по грудь снега было. Волки, следившие за ними из редких зарослей, разочарованно отводили морды в стороны. Дичь была слишком сильна. От нее пахло костром, молодостью и силой. Волчий инстинкт говорил, что эта группа сильных самцов опасна. Слишком многие из стаи будут убиты и ранены, если напасть. Не стоит оно того, и лесные хищники уходили искать добычу попроще. Лишь волчий вой, сопровождающий отряд на всем пути, заставлял крепче сжимать копья, которые служили на том пути посохами.

Место, что позже назовут Чешским раем, в это время раем не было точно. Суровые скалы, уходящие в небо каменными столбами, были окружены глухим бором. Сама природа создала это место для обороны. Достаточно завалить несколько троп, и каменный лабиринт превращался в ловушку, из которой не было выхода. Именно здесь и встал лагерем Велимир со своими бойниками, оценив бесподобную защиту этого места. Две сотни воинов были серьезной силой в этих землях, где не в каждом роду было столько мужчин. А лишенные единоначалия племена могли собраться лишь в случае смертельной опасности. А вот ее как раз и не было. Бойники брали небольшую дань, запугивая старейшин, но там, где жили, села не жгли и людей не убивали. Так, в рожу сунут селянину да жену его помнут скопом, но от той же ведь не убудет. Кто из-за скулящей бабы войну будет начинать? Смешно.

Так и размышлял Велимир, аккуратно прощупывая путь на юг, к более сытой жизни. Слухи до него дошли, что где-то на Дунае богатый торг есть, который держит какой-то паренек. И городище крепкое себе поставил, и соседние роды под себя подмял. Он, Велимир, эту несправедливость непременно исправит, ведь только храбрейшие из мужей достойны властвовать. Нужно было идти через земли сербов, хорватов и дулебов до самого Дуная. Там, где встречаются три разноцветные реки, и сел нахальный мальчишка, который, по слухам, богател с каждым днем, разыскав где-то залежи соли, немыслимое богатство по здешним меркам. Соли было столько, что какой-то залетный дурень, которого невесть как занесло в северные земли, соль на шкуры вполцены менял и похвалялся, что на торге у трех рек ее брал. Там, мол, на этом торге городище богатейшее стоит, которое какой-то пришлый сопляк поставил. Чуть ли не бывший раб, который золото теперь лопатой гребет. Разве можно такие новости мимо ушей пропустить? И вот теперь этот купец из хорутанских земель дорогу им указал и пообещал помощь, когда то городище брать будут. Правда, кое-что взамен попросил, ну да разве это цена, если все получится…

Старые обычаи давно тяготили Велемира. Он не был дураком и видел, как меняется жизнь. Как сербы-лужичане, которые безостановочно бились с немцами, выбрали Дервана единым князем, чтобы не погибнуть поодиночке. Как наступали германцы на восток, откусывая столько, сколько им позволят. Как горели деревни тюрингов и саксов, разграбленные беспощадным набегом бодричей. Как ладили корабли руяне на своем неприступном острове, который потом германцы назвали Рюген. Они превратились потом в лихих пиратов, которым даже бесстрашные мореходы-даны стали платить отступное. Он видел, как беспощадная воля аварских каганов снимает с насиженного места целые племена и гонит их на юг, где они погибают на ромейских копьях, расчищая дорогу своим господам, кочевникам. Он все это видел и понимал, что старого мира больше нет. Того мира, когда словенское море выплеснуло из-за Вислы в опустевшие земли Германии. Где не было нужды враждовать, потому что земли было много. А особенно много ее было на юге, где подобные баранам ромеи гибли тысячами, отдавая двуногим хищникам свои дома и пашни. Благодатные земли Иллирии, Фракии и Македонии были плотно заселены словенским народом, а в гористую Грецию просачивался род за родом, и никакими силами невозможно было выбить оттуда свирепых захватчиков. Но земли заканчивались, и все чаще словене начинали цепляться локтями в безбрежных, как казалось раньше, чащобах. Роды собирались в племена, а в тех незнамо откуда взявшиеся зубастые князья собирали власть в железный кулак, не давая вздохнуть вольным людям. Таким как Велемир и его братья. А это значило только одно. Им нужно уходить на юг, туда, где тепло. Там он заберет себе хорошие земли и сам станет князем. Мир меняется, и он меняется вместе с ним. Он возьмет под себя хорутан, которые все еще живут по старым обычаям, он захватит торг и соляные копи. А потом его дружина подомнет дулебов, хорватов, пшован, седличей и прочую мелочь, чьи земли можно за день-другой пешком пройти. А там, глядишь, и герцогом стать можно. А почему бы и нет? Чай, не мальчик, в волков играть, да с ненормальными братьями, помешанными на убийствах и пытках, жрать человечину. Прошли те времена!

Зван со своим отрядом шел назад по истончившемуся до синевы льду Дуная. Еще несколько солнечных дней, и треснет лед, и с грохотом двинутся льдины, знаменуя приход весны. То время наступит, когда богиня Морана пробудит природу от смерти и снежного плена, и мановением руки подарит деревьям зеленые одежды, вернет птиц из дальних краев и нальет соком земли зерно на полях. А пока Зван нес своему князю нерадостные вести.

— Говори! — сказал Самослав, когда старшие мужи его дружины расселись в горнице вокруг стола. Как-то незаметно для всех родовичи стали неравны. Появились те, чье слово стало весить больше и те, чье слово стало весить меньше. Появились и те, чье слово теперь и вовсе ничего не весило. У кого-то крепкий доспех был и добрая земля в избытке, на которой работали пришлые изгои за долю в урожае. А кто-то так и остался землепашцем, до кровавого пота расчищающим новый участок для посева. Поменялась жизнь, ох как поменялась. Только за заслуги князь местом за этим столом жалует. Не купить его и от дедов не получить. Только сам. На что Збых молодой парень совсем, а торгом ведает, и казну княжества пополняет исправно. А все потому, что хитер, как змей, и оборотист так, что любому купцу впору. Потому и сидит он здесь наряду с мужами, у которых уже седина в бороде пробивается. И сейчас те старшие мужи, что боярами стали называться, в горнице сидели, да Звана слушали.

— Князь, до бойников две недели пути. Если войском идти, да еще зимой, то все три. Пришли они недавно и засели в скалах. Вход к ним один, остальные они перекрыли камнями и засеками, не пробраться. Народ там отчаянный, числом под две сотни. Есть десяток баб. Они им кашеварят и по мужской надобности служат. Хорваты им дань дают, но немного. Видно, те бойники не хотят ссориться с окрестными племенами. У них другие планы…

— Какие же? — наклонился вперед Само, уже догадываясь, каков будет ответ.

— Они на нас идут, — прямо ответил Зван, и мужи задумчиво загудели. Опасность была серьезней некуда. Две сотни отчаянных бойцов, живущих только войной, были немалой силой. А если их не две сотни? Если это только передовой отряд?

— Уверен? — барабаня по столу пальцами, спросил Само.

— Да, князь, — ответил Зван. — Мы одного взяли и допросили, как следует. Крепкий оказался, но каленого железа не вынес. Все рассказал. Идут они из земель вильцев, их там князья поджимать стали. Хотят сесть на нашу землю и господами тут стать. Торг и соль себе забрать, а окрестные племена данью обложить. Не спешат, боятся, что городище крепкое, придется в осаду сесть надолго. Пойдут сразу, как тепло станет.

— Легализоваться хотят, — буркнул себе под нос что-то непонятное Само. — Как и все неглупые бандиты. Как все знакомо. Что тогда, что сейчас… Коли выжил в девяностые, то либо коммерсант, либо депутат. Ну, ни хрена не меняется в этой жизни.

Он подумал еще, пока мужи совещались между собой, и спросил:

— Значит, говоришь, не обижает пока окрестные племена? Не хочет ссоры?

— Все так, князь, — кивнул Зван. — Их вождь совсем не дурак. Не стал против себя хорватов настраивать, чтобы те к нам за помощью не кинулись. Их он на закуску оставил.

— Да-да, — задумчиво произнес Самослав. — И, правда, не дурак. Какие мысли есть, уважаемые!

— Биться будем! — нестройно ответили мужи. — Наша земля, не отдадим ее никому. Если надо, все за нее поляжем.

— Тьфу, ты, — расстроился Само. — Да что за глупость! Я что, спрашивал, как половчее погибнуть? Я совета жду, как сделать так, чтобы они сами за нашу землю полегли. Все до единого. А мы, как раз, нет. Ну, кто хочет сказать?

Збых несмело поднял руку вверх, не обращая внимания на удивленные взгляды остальных бояр. В излишней воинской доблести главный торговец племени замечен никогда не был.

— Ну, говори, что удумал! — обрадовано сказал Самослав, а Збых, захлебываясь от спешки, выдал свою незатейливую мысль. Князь потрясенно замолчал, переваривая услышанное, а его бояре с ревом восторга хлопали главного торговца по плечам, выражая свое самое горячее одобрение.

— Да ты совсем охренел, что ли? Это что, хороший план по-твоему? — растерянно сказал Само, но его никто не услышал. Мужи обсуждали блестящую идею, что пришла в голову Збыславу. А ведь они считали, что он только торговать и умеет. А тут вон чего удумал.

Князь смотрел в глаза своих людей, в которых не было ни капли сомнений, и сдался. Выбора у него все равно не было.

— Удавить надо было эту суку еще в колыбели!

Чеслава, жена владыки Буривоя, заменила мужу лютую казнь на медленное выедание мозга маленькой ложечкой. Сам владыка ежедневно терпел немыслимые муки, но вину свою осознавал. Нужно было девку признать и отдать замуж, да он приданого пожалел. Вот теперь и страдает за свою жадность.

— А ведь я все знала, — скрипела дражайшая половина. — Знала, но терпела твои походы к матери ее. Видела, с какой ты довольной рожей от нее приходил. Все ночи рыдала тайком. А теперь такой позор! А дочери мои? За кого они теперь замуж пойдут, если какая-то рабыня их обошла. Не думал?

— Да найду я им хороших мужей, — несмело ответил владыка. — Вот весна наступит, и окрутим. Приданое дам побольше, от желающих отбоя не будет.

— Кого ты им найдешь? — презрительно спросила Чеслава. — Зятек твой всех владык под себя подмял. Они теперь по аварскому обычаю жупанами[33]стали. Скоро и ты станешь.

— Да не бывать этому! — взвился владыка Буривой. — Я своим родом без сопливых мальчишек править буду.

— Ну-ну! — протянула жена, скривив в глумливой ухмылке лицо. — Ну, давай! Докажи, что у тебя яйца есть. А то после той свадьбы в этом многие сомневаться стали.

— Да ты что несешь, дура! — побагровел владыка. — Я тебе сейчас в твое рябое рыло съезжу, чтоб свое место знала!

— Люди говорят, что опозорил тебя зять, — припечатала женушка. — Законными дочерями побрезговал, а на рабыню из-за смазливой морды позарился.

— Так ведь сам Яровит… Я же своими глазами…,- начал было владыка, но осекся, глядя на свою жену. Та смотрела на него с жалостью, как на недоразвитого ребенка. — Думаешь, обдурил он меня? Вот змей! А я и поверил! Что же делать-то теперь?!

— Мстить! — с неистовой злобой прошипела жена. — Отомсти тому, из-за кого твои дочери не могут на улицу выйти. Им ведь уже в лицо смеются. Мои кровиночки все глаза от такого позора выплакали! Та, что им волосы расчесывала и воду для них носила, теперь княгиня. Она в соболя и золото одета, а твои родные дочери посмешищем стали. И мы с тобой тоже!

— Да как же я отомщу? — невнятно промычал владыка. — У него дружина в броне, луки аварские. Да если я на него войной пойду, от нас мокрого места не останется. Да, и из людей моих не пойдет никто. Его в наших землях шибко уважают. Как бы вече мне за такие затеи под зад коленом не дало.

— Так по-умному надо все делать! — твердо заявила ненаглядная женушка. — А по-умному, значит, чужими руками. Понял?

— Это ты о чем? — удивился владыка.

— Люди одни есть на севере, — начала говорить Чеслава. — Их бойниками прозывают. Их позвать надо и помочь, когда они войной на твоего зятька пойдут. А как они победят, за нового князя дочерей и выдать разом. Он согласится, поверь.

— Бойники? — выпучил глаза владыка. — Да это же оборотни, людоеды. Ты с ума сошла?

— Да обычные люди они, я уже все узнала, — терпеливо сказала жена. — Это они страху нагоняют, чтобы дурни всякие их боялись. Мы им поможем, породнимся, а внуки наши князьями станут. А потом я всех, кто сейчас над моими дочерями потешается, лично под лед спущу.

— Хм-м, — подумал владыка. — В этом что-то есть. Но, ведь до чего хитрая сволочь. Как мальчишку меня провел… А как бойники узнают, куда им идти-то?

— Я на север младшего брата, Глума, на коне послала. Он им весточку и подаст.

— Так у твоего брата нет коня! — удивился владыка.

— Теперь уже есть, — сжала тонкие губы жена. — А как вернется, у него еще много чего будет. И ты ему это дашь, мой блудливый муженек.