Папа привёз из совхоза машину сена, а что на сене-то! Даша завизжала от восторга: примотанный тросом, кверху ножками лежал новенький письменный стол. Папа давно обещал купить его Даше, с ключиками, чтобы замыкался, а то Николка тетрадки повадился рвать.
— Наконец в магазине появились, я и купил сразу. Я буду его на тросе осторожно спускать, а вы с мамой принимайте.
Стол сверкал полировкой — глядись как в зеркало. У него было четыре ящичка: три в тумбочке справа и один слева, под крышкой стола. Папа отдал Даше два блестящих ключика.
— В четвёртом классе на одни пятёрки учись.
— Ты влажной тряпочкой его протри, а потом сразу сухой, — посоветовала мама, когда стол установили в детской.
Родители наказали Даше слушать сигнализацию и телефон, ну конечно, за Николкой смотреть, а сами пошли за сарай — сгружать сено и метать стог. Сметают, свершат, потом брезентом накроют, тросом утянут, а трос закрепят за колья, вбитые в землю. Тогда никакой ветер стог не разметает и дожди сено не сгноят.
Даша побежала на кухню намочить тряпку, а когда вернулась, Николка исчез. Она туда, она сюда… Глядь, ящики из тумбочки почему-то на полу уже. Открыла дверцу, а оттуда братец: «Ку-ку!» Даша вытащила его оттуда и легонько шлёпнула:
— Чтоб ты больше в мой стол не лазил! Чтоб ты к нему дорогу забыл!
Надулся Николка, будто мышь на крупу, ушёл на веранду и затих… Даша стол протирает, ключики в замке поворачивает, примеряет, куда будет класть учебники, куда тетрадки, куда цветные карандаши. И вдруг — отчаянный рёв… Выскочила Даша на веранду. Николка левой рукой трясёт и вопит так, что, наверно, в «Тополином» слыхать, а на полу перед ним камень, молоток и ржавый изогнутый гвоздь. Так вот в чём дело: это он видел, как папа гвозди выпрямлял, и сам решил попробовать… Прижала его к себе Даша, на пальчик указательный дует:
— У Лапика боли! У Прошки боли! У Рыжухи боли! У Николушки — заживи!
— Не надо боли! — мотает он головой, и опять слёзы градом. Добрый парень Николка — не хочет, чтобы у кого-нибудь ещё так болело, как у него. Ревёт и ревёт… Что делать? Сейчас наверняка мама прибежит, скажет:
«За что ты брата своего не любишь? Опять до слёз довела».
И тут Дашу осенило:
— Погоди, Николушка… — Быстро надела мамино платье, туфли на высоких каблуках, на голову никелированную кастрюлю нахлобучила вместо короны. — Я королева! — провозгласила Даша, подняв руку. — Я великая королева! Повелеваю прекратить рёв!
Для Николки слово «королева» было, разумеется, звук пустой, но Дашин вид так его поразил, что он замолчал, и рот его начал постепенно растягиваться в улыбке…
— Здравствуйте, хозяева! — на веранду поднялись двое незнакомых мужчин.
Даша поспешно сняла с головы кастрюлю.
— А почему на вас Лапик не залаял?
— Потому что начальство! — засмеялся низенький полный мужчина. — Собаки тоже понимают.
— Значит, и на этой подстанции семейный экипаж, — заметил другой — высокий, кудрявый, с выпуклыми весёлыми глазами, и Даша поняла, что, наверно, это он «начальство». — Так, так, — продолжал высокий. — А это, выходит, юнги… А почему у маленького юнги глаза промокли?
— Он гвоздь выпрямлял и по пальцу стукнул, а я вот его забавляю.
На веранду вбежала мама, за ней папа. Они явно были смущены, что начальство застало их за личными делами.
— На подстанции всё в порядке, потребители питанием обеспечены, — рапортовал папа, как положено, а мама строго поглядела на Дашу, и та поняла, побежала переодеваться.
Следом вошла и мама, вытирая Николке нос.
— Ох, Даша, и когда я тебя к порядку приучу? Пол не метён, на кухне со стола не стёрто, а она маскарад устроила. Перед людьми совестно.
— А откуда они?
— Из «Целинэнерго», — почему-то шёпотом сказала мама. — Сам управляющий…
— Высокий?
— Ну да…
— А второй?
— Инспектор…
«Целинэнерго»! Бесконечные высоковольтные линии, подстанции на буграх, работающие без устали моторы, вечерние огни в сёлах, на фермах, на токах — всё объединялось в этом звучном слове, которое значило ни больше, ни меньше, как Энергия Целины!
— А зачем они приехали?
— Известно зачем. Проверяют, как мы работаем.
Осмотрев подстанцию, гости напились молока, подивились на Курлышку:
— Смотри ты, журавля приручили… Так с курами и гуляет?
— Так и гуляет, — улыбнулась мама.
— Не скучаете здесь, на отшибе? — спросил высокий.
— Да бывает… А вообще некогда скучать-то…
— Ничего, скоро веселее станет…
Когда проводили гостей, мама спросила:
— Павлик, что он сказал — «веселее станет»?
— Похоже, Наташа, назревают изменения в нашей жизни.
— Какие изменения? — встряла Даша.
— Ишь, сорока! — засмеялся папа. — Некогда, надо стог домётывать.
Вечером папа всё-таки рассказал Даше, что там, где стоят подстанции, начинают строиться «электрогородки».
— Был я в одном таком городке. Весной, когда на совещание в город ездил. Возили нас, показывали. Живут там несколько семей, дома хорошие, баня, красный уголок. У ребятишек — площадка для игр, в школу их всех вместе на машине возят. Автомашин несколько, трактор, механизмы всякие для нашей работы. Гараж тёплый, мастерские со станками. Сад у них коллективный, но и огородом каждый по желанию занимается, живность имеют… Совхозов эта подстанция больше обслуживает, а работать людям намного легче. Живут дружно, весело, помогают друг другу…
Даша с жадностью слушала папин рассказ. Неужели и у них так будет? Мама ходила весёлая, что-то напевая.
Николка давно спал, а Даша лежала и думала, как всё будет. Хорошо бы, девочки приехали на подстанцию, да ещё ровесницы. Можно будет уроки вместе готовить, вечерами в прятки играть.
Видимо, входная дверь была открыта — ветерком свежим тянуло и доносился тихий разговор. Папа и мама сидели, плечом к плечу, на ступеньках и даже не услышали Дашиных шагов.
— Тебе, Павлик, учиться сподручней будет, институт, наконец, закончишь…
— Это уж точно.
— И я, может, на заочный…
— Поступай, я помогу.
— В отпуск можно всей семьёй. К морю бы, с ребятишками. Как ты смотришь, Павлик?
— А чего же! Неплохо и к морю.
Даше стало так уютно, так тепло от их ладной беседы. Она прошла на цыпочках обратно, свернулась комочком и уснула.
Через несколько дней папу вызвали в райцентр и определённо сказали, что скоро на подстанции развернётся строительство. А пока всё было по-прежнему. Прошка повадился таскать из степи мышей. Разжирел, уже и есть их не мог, а всё равно — принесёт, положит у крыльца и мяукает басом до тех пор, пока мама или Даша не скажут: «Молодец, молодец… Охотник ты у нас…» Тогда Прошка снова брал мышь в зубы и гордо уносил в ему одному известное место.
— Смотри, какой трудяга стал, — удивлялась мама. — Ловит и ловит.
— Как не ловить, если в лапы лезут, — возразил папа. — Едешь вечером по дороге — под колёсами кишат.
— Урожай — вот и мыши.
— Аксакалы ещё говорят: мышей много — сырая осень будет.
— Хлеб-то какой нынче — густой, крупноколосный! Убрать бы посуху…
Заехала на подстанцию Аля с Лёшей Зыряновым, на мотоцикле.
— Тётя Наташа, я по чаю хорошему соскучилась… Напоите нас с Лёшей?
— Сейчас поставлю чайник, — сказала мама. — А вы пока вместе с Дашей в саду попаситесь — смородина чёрная созрела, сливы…
Лёша краснел, стеснялся.
— Идём, Лёша, — потянула его Аля. — Я тебя с Курлышкой познакомлю… Курлышка! Ну-ка покажи Лёше, как ты танцуешь…
Но Курлышка танцевать отказался. И даже не подошёл близко. Видимо, Лёша чем-то ему не понравился.
— Ну, как урожай, бригадир? — спросил папа за чаем.
— Да так, — смущённо ответил Лёша. — Тепла не хватает. Зёрна крупные, а раскусишь — молочко. Припекло бы как следует — разом всё созрело бы… А вообще уборка трудная предстоит: дожди, ветер, много хлеба полегло.
— Какой парень! — восхищался папа, когда Аля с Лёшей уехали. — Умный, хозяйственный…
Даша не выдержала:
— А тётя Фая говорит Але: «Чего ты в нём нашла? Хочешь всю жизнь рубашки от мазута отстирывать?»
Папа с мамой переглянулись.
— Когда она так говорила? — рассердился папа.
— Да вот когда я у них последний раз была…
Курлышка невесёлый ходил. Не играл с ребятишками, не танцевал больше. Даже кур сторонился. Может, не понравилось ему, что Аля вместе с Лёшей приезжала, а скорее всего чуял он, что где-то на далёких озёрах журавлиные стаи к отлёту на юг готовятся, в далёкую Индию. Он и сам теперь часто улетал на ближнее озеро, где сновали выводки диких уток. Поплавает с теми утками, а к вечеру на подстанцию вернётся.
— Может, и впрямь лучше крылья ему подрезать? — раздумывала вслух мама. — Как Фая советовала. А то ведь жаль будет, если улетит, ребятишки к нему привязались. Как по-твоему, Павлик?
Папа неожиданно рассердился:
— Больше свою Фаю слушай, она тебе ещё и не то посоветует!
Кончался август. Дожди прекратились, и резко похолодало, но потом вдруг разом ударила жара. Хлеб начал быстро дозревать.