Курсант. На Берлин

Глава двенадцатая У меня неожиданно появляется напарник

Думаю, можно не уточнять, что реакция, последовавшая со стороны Эско Риекки, была фееричной. Настоящий салют из матерных слов и бранных эпитетов. Все они, естественно, предназначались мне.

Орал господин полковник вдохновенно, с огоньком. У него даже лицо от напряжения обрело какой-то красновато-лиловый оттенок, а на лбу выступили вены. Не представляю, что так сильно вывело Риекки из себя. Подумаешь, всего-то сказал ему, будто знаю человека, покушавшегося на важную персону Третьего Рейха. Чего уж настолько разоряться?

— Вы бы таблеточек каких-нибудь попили, господин полковник. Порошочков. С плохими нервами в сыскной полиции делать нечего. — Высказался я, как только вулкан прекратил извергаться. Устал, видимо.

— Ты… Ты… — Риекки несколько раз ткнул в мою сторону указательным пальцем.

Вид у него при этом был такой зверский, что я на всякий случай поднялся с кресла, обошел его и встал за спинкой, оперевшись о нее рукой. Боюсь, в этот раз начальник сыскной полиции близок к тому пределу терпения, за которым кончается адекватность. Еще кинется, чего доброго, забыв о наставлениях Мюллера. Не хотелось бы калечить человека.

— Какого черта ты молчал три дня? — Задал Эско, наконец, более-менее вразумительный вопрос, в котором отсутствовали термины, предполагающие различные непотребства.

— Не молчал. Вы не спрашивали. — Я развел руками.

— Не спрашивал? Не спрашивал⁈

Лицо начальника сыскной полиции снова налилось кровью. Плохо. Так его, глядишь, инсульт разобьет. Мне сейчас это не с руки. Мне надо спокойно отчалить в Берлин.

— Ну да. Вот я пытался, между прочим, узнать у вас детали, а вы, мягко говоря, послали меня куда подальше. И хватит уже об одном и том же. На данный гораздо важнее другое. Надо, чтоб Клячин вышел со мной на контакт.

— Так. Ладно. — Эско провел ладонью по лицу. — Значит, ты говоришь, что этот стрелок тоже чекист. Но по твоим словам он должен быть мертв. Верно?

— Ага. — Я кивнул головой. — Исключительно верно. Вот только мы оба собственными глазами видели, что на покойника товарищ старший лейтенант госбезопасности вообще ни разу не похож. Да и насчет старшего лейтенанта сомневаюсь. Думаю, официально дядя Коля погиб при исполнении какого-нибудь крайне важного задания. Ну или просто попал в число врагов народа.

— Странно… — Эско встал с кресла и принялся ходить по гостиной. Туда-сюда. Словно узник в камере. — Странно все очень. Ты говоришь, этот человек около двенадцати лет назад убил твою мать во время задержания. Потом на протяжении долгого времени он работал на бывшего друга твоего отца, который, собственно говоря, явился причиной гибели последнего. Вернее, сначала ареста, потом гибели. Хорошо. Пусть так. Затем тебя разыскали в детском доме и благодаря покровительству этого друга определили в секретную школу. Ты провел там полгода, выяснил правду о родителях. Проникся гневом, жаждой мести и решил сбежать. Долго готовился к побегу. Воспользовался шансом, когда несколько человек из вашей школы отправили в Петрозаводск для работы с парочкой диверсантов. Оттуда ты, как вы, русские, говорите, сделал ноги. Дальше — карельские леса и Финляндия. Опять же, хорошо. Это я понимаю. Конечно, в жажду мести верится с трудом. После непродолжительного общения с тобой я пришел к выводу, что на родителей тебе глубоко плевать. Уж прости за откровенность. Не похож ты на человека, одержимого праведными чувствами. Думаю, твои интересы скорее имеют практическую, материальную подоплёку. Ты просто-напросто не хочешь жить в стране, где в любую минуту тебя могут объявить врагом и расстрелять. История твоей семьи максимально подходит для благополучного обустройства в Германии. Остались знакомые отца, скорее всего. В совершенстве владеешь языком. Плюс, действительно можешь быть полезен Гестапо или Абверу. Скорее даже Абверу. Но… Во всей этой истории я не понимаю одной вещи…

Риекки, который высказывал свои мысли, продолжая маршировать по гостиной, резко остановился и развернулся ко мне лицом. Взгляд его снова стал цепким, въедливым. Я уже заметил, это происходит, когда Эско интуитивно подбирается к правильному ответу на какой-нибудь волнующий вопрос. И судя по всему, мне его сейчас зададут, этот вопрос.

— Друг отца, как ты говоришь, написал донос на Сергея Витцке из-за старых, но крепких чувств к твоей матушке. Бывает. Согласен. Есть такие мужчины, которые не в состоянии принять отказ или проигрыш. Но… На кой черт ты сдался этому… Как ты сказал… — Эско пощёлкал пальцами в воздухе, вспоминая фамилию, которую лично я предпочёл бы больше никогда не слышать. — Этому Бекетову. Да… На кой черт ты сдался Бекетову, спустя почти двенадцать лет? Зачем он искал тебя? Был бы ты девкой, куда ни шло. Может, совсем у человека мозги расплавились.

— Ой, ну фу! — Меня аж передёрнуло. Причем это была совершенно искренняя реакция. — Прекратите! Даже думать о таком не хочу. К счастью, я не девка, а парень и ваши намеки крайне неуместны.

— Вот именно. — Риеки прищурился, изучая меня словно произведение искусства, которое чисто теоретически может оказаться фальшивкой. — Зачем ты ему, Алексей?

Ну… В общем-то, вопрос, конечно, со стороны начальника сыскной полиции разумный. Сам бы его задал на месте Эско.

— Черт… — Я усмехнулся, затем опустил взгляд, изображая смятение.

На самом деле быстро, очень быстро соображал, какую часть истории можно еще вкинуть господину полковнику в качестве демонстрации доброй воли.

Про Клячина я рассказал ему практически все. По крайней мере, в общих чертах и то, что не касается спрятанного архива. Было ли это ошибкой с моей стороны? Не думаю.

По большому счёту, в схеме «дядя Коля против чекистов» один черт проиграет либо один, либо вторые. В первом случае Клячин умрёт. А я почему-то не сомневаюсь, что его используют как временный элемент. Во втором случае, Клячин скроется навсегда. Так какая разница, кому и что я рассказал? В данном раскладе это не имеет значения.

Но про архив знать Эско нельзя. Если вскроется правда о существовании документов подобного содержания, боюсь, все мои шпионские планы и задачи рухнут как карточный домик. Ради того, чтоб заполучить столь ценный материал, начальник сыскной полиции Финляндии рискнет даже хорошими отношениями с Третьим Рейхом. Потому что бумаги отца — это настоящая бомба. Тем более, на фоне сложившейся международной ситуации. Так что нет. Нельзя говорить про архив никому.

— Бриллианты. — Выдал я и посмотрел прямо на Риекки. — Перед тем, как вернуться в Советский Союз, отец спрятал в Берлине бриллианты. Не знаю точно, откуда они взялись. Но одно мне известно наверняка, их там много. И еще… Отец спрятал камни так, что никто найти не может. А я смогу. Думаю, что смогу. Есть кое-какие наметки. Клячин, как я говорил, долгие годы был правой рукой Бекетова. Что им двигает сейчас, не знаю. Но очень хочу узнать. Потому что в голове этого чекиста могут иметься какие-нибудь важные сведения насчёт камушков или насчет того, как дальше собирается действовать Бекетов. Одно несомненно — дядя Коля не просто так появился здесь. Не просто так он стрелял в господина Мюллера. И я уверен, как только представится возможность, он попытается со мной встретиться. Но ваши люди маячут, словно бельмо на глазу.

— Ах ты ж… — Риекки громко рассмеялся, закинув голову.

Ему от моих слов даже стало совсем хорошо. По крайней мере, выглядел теперь начальник сыскной полиции почти счастливым.

— Я не ошибся в тебе, Алексей. — Сказал он, когда перестал гоготать аки резвый конь. — Деньги. Вернее, в данном случае драгоценные камни. Вот, что двигает тобой в первую очередь. Ты хочешь быть богатым и свободным человеком. Все эти рассуждения о мести и так далее — чушь собачья. Твой Бекетов желает того же самого. Потому и притащил тебя в секретную школу. Да? Он хотел, чтоб ты отправился в Берлин и разыскал бриллианты. Что там? Отец оставил тебе какие-то подсказки? А потом, видимо, у тебя бы просто забрали найденное, а тебя… Думаю, ты бы как-нибудь глупо погиб. Шел, упал и не очнулся. Вот теперь все встало на свои места. Теперь я спокоен. Ты всего лишь мальчишка, который всей душой хочет оказаться в сытой, прекрасной жизни, подальше от Советского Союза. Фух…

Риекки демонстративно выдохнул и покачал головой, продолжая улыбаться.

— Я уж грешным делом искренне начал подозревать в тебе шпиона. Подумал, большевики сошли с ума. Такого как ты отправить разведчиком.

— Ну отлично, конечно… — Я изобразил на лице обиду. — Такого как я… Звучит несколько оскорбительно.

— Да ладно, Алексей. — Эско подошёл ко мне совсем близко и хлопнул меня по плечу. — Теперь мы точно подружимся. Думаю, я даже смогу выделить время и отправиться в Германию с тобой. Исключительно по рабочим вопросам. Ну и заодно помогу обустроиться на новом месте.

Ожидаемо… Даже очень. Естественно, когда впереди замаячила выгода, причём выгода личная, господин полковник как-то ненавязчиво отодвинул интересы своей обожаемой Финляндии в сторону.

— Главное… — Риекки сжал мое плечо, пристально глядя мне в глаза. — Главное, не допускай подобной откровенности с оберштурмбаннфюрером. Если немцы узнают об истинной причине твоего стремления в Берлин, ты этих бриллиантов никогда не увидишь. Они пойдут на развитие военной промышленности Рейха. Понимаешь, да?

— Конечно. — Я с серьёзным видом кивнул.

— Вот и чу́дно. Теперь давай вернёмся к стрелку. Ты думаешь, он каким-то образом сбежал от своих товарищей, которые ему уже как бы не товарищи, и пробрался сюда. Но зачем ему господин Мюллер?

— Ну… Я могу лишь предполагать. Если вы не против. Только отпустите, пожалуйста, плечо. Не особо люблю, когда меня лапают посторонние люди. С детского дома, знаете ли, пошла такая ерунда. Нервничаю сильно. Могу сделать глупость. Например, вывернут вам запястье.

— О… Конечно. — Эско сразу убрал руку. — Минутку подожди и мы продолжим наш разговор.

Он подмигнул мне, а затем попятился к выходу из номера.

— Нужно остаться вдвоем. Действительно вдвоем. Этот разговор не для лишних ушей. — Сказал Риекки с улыбкой и выскочил за дверь.

Я так понимаю, рванул в соседний номер, чтоб избавиться от слухача. Не в буквальном, конечно, смысле. Просто сейчас даст ему какое-нибудь особо важное задание да и все.

Я обошел кресло, уселся в него. Задолбался стоять, если честно. Тем более, когда вернется господин полковник, разговор у нас продолжится.

Эско Риекки… Интересный человек. То есть наличие в истории брюликов момениально убедило его в том, что со мной можно иметь дело. Тем более, когда это дело несет прямую выгоду самому полковнику.

Да, не сомневаюсь, теперь Риеекки порвёт все возможные и невозможные места, чтоб сопроводить меня в Берлин лично. Более того, он трупом ляжет, лишь бы я наверняка попал в этот город. Думаю, прямо сегодня начальник сыскной полиции устроит встречу с Мюллером. Который, кстати, совершенно непонятно, чем здесь занимается. Здесь, имею в виду, в Финляндии. Надеюсь, в ближайшее время решится вопрос с Клячиным и я смогу уделить время оберштурмбаннфюреру.

Будет ли мне мешать Риекки? Скорее нет, чем да. Возможно, я даже смогу извлечь пользу из его участия в поиске бриллиантов. Главное, чтоб полковник продолжал свято верить, меня интересуют в первую очередь камушки.

А я… Мне выдалась удачная возможность использовать в своих целях самого́ начальника сыскной полиции. У него есть связи в той же Германии. В некоторых моментах он будет очень полезен. Пока я твердо встану на ноги, кое-какую работенку можно будет свалить на Эско. Так что, если он действительно попрется со мной в Берлин, черт с ним. Найду применение талантам Риекки.

Интересно, просчитывал ли такой вариант Панасыч? Он же понимал, не мог не понимать, когда я увижу Клячина, в моей голове возникнет куча сомнений и вопросов. По-любому я захочу встретиться с дядей Колей, чтоб поговорить. И в данном случае Эско — это не стена. Его в сторону тихонечко не отодвинешь.

Я откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. В сознании всплыл один из наших разговоров с Шипко. Он случился прямо перед моим отъездом в Петрозаводск.

Мы находились в уже привычном учебном классе. Панасыч, как всегда, выдернул меня после вечерних занятий с Молодечным. За несколько недель до начала всей этой истории, Кривоносый просто как сбесился. Гонял нас ежедневно. Правда, его тренировки переносились уже гораздо легче.

— Сядь… — Шипко кивнул в сторону парты.

Судя по каменному выражению лица, он был чем-то сильно недоволен. Но его недовольство не имело отношения ко мне.

Я уже понял, как только Панасыч впадает в состояние монументального изваяния и полностью закрывает эмоции, значит, у него случился неприятный разговор с начальством. Причем, когда я говорю «начальство», имею в виду самое высокое.

По большому счету, на данный момент Шипко по особо важным моментам отчитывается напрямую самому товарищу Сталину. От него же получает значимые указания, которые являются первоочередными.

— Послушай, Алексей…– Начал Панасыч, как только я уселся за стол. — Первые этап операции получил дополнительные пункты. К твоей основной задаче, о которой ты, как я и говорил, узнаешь в Берлине, добавилось еще кое-что. Напоминаю, в Хельсинки твоя цель — Чехова. Она нужна нам в первую очередь. В Германию ты должен приехать ее ближайшим другом. Но… Есть еще два человека. Связь с ними утеряна. Я считаю, они нам будут необходимы.

Шипко замолчал и хмуро уставился в окно. Похоже, я был прав. Товарищ сержант госбезопасности считает, будто эти люди нужны, а Иосиф Виссарионович явно его мнения не разделяет. Однако, судя по тому, что мы об этом все-таки говорим, Панасыч смог отстоять свою точку зрения.

Чекист подошёл к соседнему столу, на котором лежало всего две папки. Он как обычно принёс их с собой. Просто до сегодняшнего дня таких папок было гораздо больше, а тут чего-то поскромничал.

— Вот. — Он положил передо мной обе. — Смотри. Первый — Хайнц Харро Макс Вильгельм Георг Шульце-Бойзен, обер-лейтенант люфтваффе, противник нацизма. Сотрудничал с нашей разведкой весьма плодотворно и успешно. Агентурный псевдоним — «Старшина». В мае 1933 года в Варнемюнде он начал обучение на пилота и с 1934 года работал в отделе связи имперского министерства авиации. В1936 года женился на Либертас Хаас-Хайе. Мать невесты, урождённая графиня цу Ойленбург унд Хертефельд, является соседкой по имению и близкой знакомой Германа Геринга, который, кстати, был свидетелем со стороны невесты на свадьбе Харро и Либертас в Либенбергском дворце. Благодаря покровительству Геринга Шульце приняли на службу в министерство авиации без обычной проверки спецслужб на политическую благонадёжность. Боюсь, в любом другом случае он бы эту проверку вряд ли прошёл. С 1935 года Шульце собрал вокруг себя круг антифашистов левой ориентации. В основном они распространяют листовки против диктатуры Гитлера. В то же время наладил контакты с антинацистской группой Арвида Харнака, в которой числится более шестидесяти противников режима. Смысл их деятельности точно такой же. Распространяют листовки, пишут на стенах антинацистские лозунги, поддерживают преследуемых. В общем-то, на первый взгляд ничего серьёзного. Однако, вернёмся к началу. Шульце –обер-лейтенант Люфтваффе и это имеет огромную ценность. С июня 1938 года связь с Шульце прервалась в результате…

Панасыч снова замолчал и нахмурился ещё сильнее. Я давно понял, это — его самая нелюбимая тема. Думаю, каждый раз, когда заходит речь о чистках, которые катком прошлись по разведке, Шипко испытывает серьёзные сомнения в глубине души. Сомнения насчёт своей преданности Центру.

— Вы имеете в виду, что держать эту связь стало не через кого? — Тактично поинтересовался я.

— Да. — Резко ответил Шипко. Затем раскрыл вторую папку и продолжил. — Вилли Леман. Оперативный псевдоним Брайтенбах. Сотрудник гестапо, начальник отдела контрразведки на военно-промышленных предприятиях Германии, гауптштурмфюрер СС и криминальный инспектор. Он — наш тайный агент аж с 1929 года, один из наиболее ценных. С ним, к сожалению, связь тоже утеряна. Но я уверен, и Шульце, и Леман ждут, когда контакты снова будут налажены. Первый — идейный. Второй получает… получал неплохое вознаграждение за свои услуги. Оба они, как ты видишь, занимают далеко не последние места. К тому же, чем еще интересен Шульце, он достаточно близок к Герингу. В общем, твоя задача — найти возможность наладить связь с обоими. Конечно, в приоритете будут немного другие цели, но и эти важны. Особенно, в свете той работы, которую тебе и твоей группе предстоит выполнять на территории Германии…

— Алексей! Спишь что ли⁈

Я открыл глаза. Эско замер прямо передо мной. Надо же. Не услышал, как вернулся господин полковник. Сто́ит мне погрузиться в воспоминания о Панасыче, совершенно отвлекаюсь от того, что происходит вокруг.

— Нет, конечно. Вас ждал. Все хорошо?

— Все отлично! — Риекки потер ладони.

Выглядел он настолько довольным, что непроизвольно захотелось сказать ему какую-нибудь гадость.

— Ну что, Алексей? Теперь можно обсудить наши ближайшие действия. Как нам выманить твоего Клячина.