Марина принесла парацетамол, и мне стало легче. Мы лежали на кроватях лицом друг к другу. Я держал Дашу за руку. Она смотрела на меня своими колдовскими глазами и чуть улыбалась.
— Расскажи о себе, — первое, о чём я попросил, ещё сражаясь с горячкой.
— Ты болеешь, тебе надо отдохнуть.
— Как говорила моя любимая бабуся, мы все… там отдохнём. Расскажи про отношения с мужем.
— Шутишь? Ты ведь не хотел ничего знать.
— Был не прав.
Даша вздохнула, поправила волосы, сползшие на глаза.
— После окончания института я начала искать работу, разослала резюме и ездила на собеседования. Опыта у меня не было, поэтому…сам понимаешь. В одной фирме мне повезло, директор со мной поговорил и тут же взял в штат с вполне приличной зарплатой.
— Как называлась ваша фирма?
— «Олимп — н» — сдача с аренду недвижимости и спец техники. Ты такой дотошный? Как начальник контрразведки.
Я и есть начальник контрразведки. Бабкин не шутил.
— Дай угадаю. Ваши деловые отношения быстро перешли в горизонтальную плоскость.
— От тебя ничего не скроешь. Я ушла со съёмной квартиры и стала жить с ним. Поначалу он помогал во всём, делал подарки, пел дифирамбы по каждому поводу. А потом начал закручивать гайки. Постепенно. Сначала мелкие придирки дома и на работе, мы же всё время были вместе. Претензии увеличивались. Не то сказала, не то надела, вызывающе накрасилась, что за вонючие духи, вечно я тебя жду, суп не горячий, рубашка плохо постирана, на брюках две стрелки, твои подруги — шлюхи, слишком много болтаешь по телефону, не нужно светиться в соцсетях. И так до бесконечности.
Даша перевела дух.
— У тебя, наверное, таких историй выше крыши?
— Тебя я готов слушать до бесконечности.
— Ладно, уговорил. Забыла сказать, ещё он забрал карточку, установил лимит под предлогом, что я не умею планировать. Приходилось постоянно просить, оправдываться, обосновывать свои траты. Когда он о чём-то спрашивал меня, в самой постановке вопроса уже крылась моя вина. Чтобы меньше скандалить, я стала предугадывать его настроение, анализировать свои поступки с точки зрения, как он посмотрит на то или на это. Ты не подумай, я возражала, спорила, пыталась что-то доказывать. Но это было бесполезно. Становилось хуже. Он начинал кричать, бросать вещи, однажды порвал на мне футболку. Меня уже трясло, только он начинал заводиться. Работа не радовала, я всё делала через силу. Секс опротивел, я старалась любыми путями избегать его.
История отношений с абьюзером на самом деле была достаточно заурядная. Гражданский муж не только психологически давил на Дашу, учредил денежный контроль, использовал для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Созависимые отношения всегда развиваются примерно по одному сценарию, и, как говорит Даша, предугадывая события, я ожидал рассказа о физическом насилии.
— Однажды накануне нового года он подарил мне белую расклешённую норковую шубу. Утром мы подъехали к офису. Я вышла из машины, ветра не было, падал пушистый снежок. Так красиво, и я такая красивая в белой шубке. И…, — голос Даши задрожал.
— Я тихонько запела, раскинула руки, закружилась. Шубка колоколом надулась вокруг меня. В тот момент я почувствовала себя… счастливой Снегурочкой.
Из глаз Даши покатились слёзы.
— Это тяжело вспоминать.
Я бы стёр губами каждую слезинку, но… заражу беднягу, потом придётся её лечить. Легко прикоснулся губами к Дашиным пальцам.
— Вспоминать всегда больно. Даже если это произошло давно. Переводя эмоции в слова, ты уменьшаешь их давление. Рассказывай всё, как есть.
Даша успокоилась, шмыгнула носом, выдохнула.
— Значит, про Снегурочку, которая кружилась в белой шубке вместе с белым снегом. Он всегда раздражался, когда я радовалась. Хотя причин для радости у меня становилось всё меньше. Он схватил меня за руку. Это было отвратительно. «Под окнами офиса! Вертишься как шлюха! Позоришь меня! Чтоб я тебе ещё раз что подарил!» Он выплёвывал оскорбления, таща меня за руку в здание. Около лифтов никого не было, он вцепился сильнее, толкнул внутрь лифта и хрусь… сломал палец. Минуту назад я светилась от радости. Следом шок, ужас, боль. Дальше была травматология, извинения, и…с гипсом на руке я как будто очнулась.
Я чувствовала себя дрессированной обезьянкой, которая следит за каждым жестом хозяина, чтобы исполнить его волю, угодить, получить поощрение, избежать наказания. Единственное, что радовало, он не настаивал ни на свадьбе, ни на детях. У него был взрослый сын от первого брака. Детей он больше не хотел. Это давало надежду на то, что я смогу вырваться.
Через пару месяцев позвонила сестра и спросила, можно ли после диплома перебраться ко мне. С этого момента я стала готовиться к побегу. Я знала, просто так он не отпустит. После перелома он вернул мне карточку, и я стала копить деньги, стараясь ничего не тратить. Когда он очередной раз уехал в командировку, я собрала вещи, и переехала на съёмную квартиру, оставив ключи на тумбочке в коридоре. В тот же день выбросила старую симку, купила новую и просто исчезла для всех, кроме родителей и сестры. С родителями я его не знакомила, потому что в период замужества к ним не ездила. Он считал, что достаточно общения по телефону. По специальности работать я боялась, он мог меня вычислить. Да и надоело. Выучилась на мастера маникюра, устроилась в салон. Прошло два года с того момента, как я стала свободной. Но… до сих пор… я вздрагиваю, когда вижу похожий силуэт или похожую машину.
Я гладил Дашину ладонь, неторопливо перебирал тонкие изящные пальцы.
— В замужестве ты теряла голос?
— Да. Это опять началось. Иногда не могла говорить по нескольку дней. Когда он сломал палец, я молчала две недели. На самом деле где-то на восьмой день голос вернулся, но я специально не разговаривала ещё неделю. Он очень испугался, почти сразу отдал мою карточку и ещё денег на неё кинул. А всем говорил, что у меня что-то со связками.
— Даша, проблема с голосом была связана с тем, что ты находилась в постоянном стрессе и не могла ответить обидчику напрямую. Твой мозг при определенном волнении давал психосоматическую реакцию в виде потери голоса, тем более у тебя всё это началось ещё в детстве.
Даша посмотрела на наши переплетённые пальцы, потом на меня.
— Спасибо, что объяснил. Он меня по докторам не водил.
Конечно, не водил. Доктор смог бы докопаться до истины и дать единственно верный в данном случае совет.
— Как звали гражданского мужа? Ты всё время говоришь он.
— Я однажды рассказала ему про своё альтер-эго, а он ответил, что Александр Македонский на голову разбил персидского царя Дария. Мужа зовут Александр.
— Фамилия Македонский?
— Ты смеёшься? Просто Макеев.
У меня начиналась паранойя.
— Как он выглядит?
— Ему сейчас сорок два, он высокий симпатичный мужчина. У него низкий слегка хриплый сексуальный голос. Женщинам он нравился, они всегда отмечали его красоту. Думаю, у него были любовницы, я даже мечтала, что он бросит меня, найдёт более достойную.
— Он блондин?
— Брюнет.
Даша неожиданно замолчала.
— Вы чем-то похожи. Когда я увидела тебя, даже испугалась. Хотела уйти. Вспомнила, кто тебя рекомендовал и осталась. Ну, и наврала про визитку, чтобы Клавдию не светить.
Даша приложила ладонь к моему лбу.
— Температура спала.
Конечно. Парацетамол лишь отчасти помог. Моим лекарством была она.
— Чем мы похожи?
Даша помолчала, задумчиво разглядывая меня.
— Вы как хищники. В вас видна… звериная жестокость. Ты женат?
— Холост.
— Дети есть?
— Нет.
— Странно.
— Я был женат, мы давно разошлись. Попали в статистику семидесяти трёх процентов. Столько пар развелось в тот год.
— Кто был инициатором?
— Она.
— Сейчас у тебя кто-нибудь есть?
Кто-нибудь есть. То, что я сплю с Гердой — нельзя назвать отношениями, хотя я уважаю эту женщину. Наши встречи можно закончить одним звонком. Претензий с её стороны не будет. В устном соглашении был такой уговор.
— Никого нет.
Всё-таки я сделал небольшую паузу, перед тем как ответить.
— Я свободен.
— Это…здорово.
Даша прикрыла глаза, потянулась ко мне за поцелуем. Её губы были в миллиметре от моих, когда я сказал.
— У меня тоже был альтер-эго. Хочешь, расскажу?
Даша отстранилась, открыла глаза, оценила моё серьёзное лицо и засмеялась, видимо вспомнив шелковицу и наши поцелуи.
— Расскажи.
— Однажды, гуляя с группой туристов по Светлогорску бывшему Раушену — это в Калининградской области, гид пообещал показать памятник Эрнсту Гофману. Если ты не знаешь, Гофман немецкий писатель — автор Щелкунчика. Читала его?
— Нет.
— Я тоже не читал, но имя было знакомо.
— Странно, что писатель является твоим альтер-эго.
— По профессии Гофман был юристом и по этому ведомству работал довольно успешно много лет. По призванию же был безумным сказочником. Пока мы искали его памятник, я почувствовал странное волнение, хотя было бы из-за чего. А потом увидел памятник. Он состоял из двух фигур: скучного чиновника и безумного сказочника. Из небольшого основания в противоположные стороны выходили фигуры двух людей. Одна была чиновником в костюме, другая — обнаженная, абсолютно голая в нелепой позе с диким выражением лица. Вроде как памятник биполярному расстройству личности.
— Состояние двойственности?
— Да. В ночных фантазиях под парами алкоголя Гофман писал невероятные, сумасшедшие истории для того времени. И у него, представь, был альтер-эго — студент из его повести «Золотой горшок». Писатель сам об этом говорил. Я тебе не наскучил?
— Наоборот, заинтриговал.
— Его герой в «Золотом горшке» на базаре опрокидывает корзину с яблоками и слышит от торговки жуткие проклятья и угрозы: "Попадешь под стекло, под стекло!" А потом студент на самом деле очутился в склянке. Над студентом хохочут его товарищи, сидящие рядом в таких же банках. Они кричат ему: «Безумец думает, будто сидит в склянке, на самом деле смотрит на свое отражение в реке!» Болезнь и смерть Гофмана была именно такой, как он описал себя в склянке. У него начался паралич, который стал подниматься от ног и выше, достиг поясницы, дальше по груди, и наконец, окостенение добралось до шеи. Гофман тогда сказал, что ему стало легче. На самом деле стало легче, потому что полностью ушла чувствительность. А потом смерть.
— Ты ведь такой же сказочник, как твой Гофман, с раздвоением личности.
— Я же сказал тебе в самом начале, он был, а не есть. Всё в прошлом.
— Почему?
— Я больше не думаю об этом. Несколько лет назад я посетил дом музей Гофмана в Бамберге. Специально туда приехал. Прошёлся по этажам, вышел в садик, посидел на лавочке в зарослях растений. Потом погулял по улицам Бамберга, был в парке, в церкви, но ничего не почувствовал. Никакого волнения. Его творчество — да, оно меня будоражит. Но город, дом, где он жил, не вызвали эмоций. Вообще ничего.
В проёме двери появился Джон.
— Эй, голубки. Через пять минут общий сбор. Назар, ты как? Оклемался?
— Нормально. Сейчас придём.