Я подумал о лабиринте лабиринтов, о петляющем и растущем лабиринте, который охватывал бы прошедшее и грядущее и каким-то чудом вмещал всю Вселенную.
Из опыта группы.
При всей видимой хаотичности расположения и движения, в скоплениях информационных «пузырей» обнаружен определенный порядок. При длительном наблюдении они формируются в что-то, подобное группам и потокам (в других пространственных картинках это туннели, лабиринты, бесконечные залы, множество этажей с переходами между ними). Нередко возникает ощущение спиральной закрученности данных образований: и потоков, и отдельных сфер.
Приближение к некоторым потокам и погружение в них вызывает небольшое затруднение. Словно пространство между инсайдером и объектами уплотняется. Или наоборот, будто какая-то невидимая «резинка» оттягивает наблюдателя назад, в изначальное положение. И чем сильнее намерение сближения, тем настойчивее эта сила. Причина феномена неясна.
Время от времени лабиринт сотрясают некие вибрации, проходящие волнами по всем «пузырям». Возможно, всеобщие колебания, оставаясь по сути однозначными, несущими одну и ту же идею в каждой из сфер и в каждом из миров, интерпретируются как ряд событий, объединенных одним смыслом, одной направленностью, но различных по проявленности и содержанию. Другими словами, может быть, существуют какие-то общие признаки в потоках сфер, которые в сознании наблюдателя истолковываются, как пульсирующие волны. Это явление требует дальнейшего изучения.
Вся наша жизнь основана на символах. Любой предмет и любой знак, используемые людьми, да, в принципе, абсолютно все, что нас окружает и что мы фиксируем в своем сознании, несет в себе определенную смысловую нагрузку, информационно насыщено.
Слово символ произошло от греческого «уэмвплп» («ухмвьлщн») — «опознавательная примета, знак» — обозначающего образ, условно принимаемый за изображение какого-либо понятия, идеи, объекта, явления и указывающий на их прямую или косвенную связь. Любой символ содержит в себе в сжатой, непроявленной форме полную суть и содержание чего-либо, для описания которого понадобился бы целый ряд предложений. Причем, один-единственный символ может располагать множеством независимых уровней, принадлежащих совершенно различным областям знания.
Некоторые исследователи человеческого языка (знаковой системы, посредством которой осуществляется общение) считают его, язык, древним живым образованием, существом, развивающимся по своим внутренним законам, со своими этапами рождения, роста и упадка, со своими смысловыми разветвлениями и тупиками.
По сравнению с языком, система символов является еще более архаичной и сложной. И, несомненно, также живой и развивающейся. Если рассудить точнее, то языковая система — лишь небольшая часть безбрежного символического пространства. Тот, кто способен окунуться в него, овладеть основами, легко преодолеет любой языковой барьер.
Едва только зародилось сознание, едва человечество приступило к постижению себя и внешнего мира, события, происходящие вокруг, начали приобретать для людей символическое значение. Человек был слишком слаб перед мощью природы и поэтому, естественно, пытался определить, кто в этой, полной неизвестности и опасности, жизни может стать его врагом, а кто — союзником. Причем, в большинстве случаев, не прямым, а воображаемым, гипотетическим, так как не всегда люди осознавали, кто или что стоит за тем, что происходит. Понять это можно было, только соприкасаясь с чем-либо неведомым, осознанно или неосознанно связываясь с ним, общаясь. И тут на передний план выступили символы — посредники между привычным для нас миром и таинственными потусторонними силами. Это был (да и по сей день остается) своеобразный диалог на языке, доступном для обеих сторон.
Конечно же, символы не появились сами по себе. Своим рождением они обязаны человеческим вниманию и дискретности сознания (стремлению разделить все по частям, дать всему границы и отдельное название). Однако, появившись в мире, обретя энергетический импульс и индивидуальность, символы сложились в многоуровневую, многозначную взаимодействующую систему, в какой-то мере, независимую от людского сознания, но тесно с ним связанную. Между этими обобщенными энергоинформационными образованиями и людьми постоянно происходит резонанс (вибрация) — как на подсознательном, так и на сознательном уровне — устанавливается взаимный контакт, идет обоюдный обмен информацией. В любой период людского существования символы непрерывно конкретизируются, получают свои уникальные цели, функции и детализацию. И продолжают быть ассоциативно, энергетически и еще массой других путей связанными между собой.
Человечество всегда относилось с осторожностью к неизведанному, особенно к тому, от которого зависело его благополучие. Это нередко выливалось в различные формы догадок, убеждений, верований и религий, становившихся переплетенными между собой областями символического обитания. Любое священное пространство, которому поклонялся и в которое верил человек, оказывалось насыщено узнаваемыми символами, так как осознать запредельное мы можем только тогда, когда облекаем его в привычные образы и смыслы.
И нам неважно, какими на самом деле являются силы и энергии, существующие за пределами видимого нами мира. По причине взаимодействия с нашим сознанием они обретают определенные формы, которые, например, швейцарский психиатр Карл Густав Юнг называл архетипами. Местом расположения архетипов ученый определил коллективное бессознательное, то есть бесконечное и отдельное от сознания пространство, содержащее в себе все, о чем когда-либо думали и что представляли творческие умы, а также то, о чем они могли бы подумать. В какой-то мере, его можно назвать коллективным опытом человечества. Как считал ученый, «мы именуем бессознательное как Ничто, в то время как оно — действительность in potentia (в потенциале): мысль, которую мы думаем, дело, которое нами осуществляется, даже судьба, о которой мы будем стенать завтра, уже сегодня имеются в бессознательном». («Сознание, бессознательное и индивидуация»)
В другой работе «Воспоминания, сновидения, размышления» Юнг утверждает, что «коллективное бессознательное присуще всем, оно лежит в основе того, что древние называли «связью всего со всем».
Итак, слои человеческих реальностей в какой-то мере соответствуют верованиям и сознательным или бессознательным убеждениям людей, когда-либо проживавших, живущих и которые будут жить на нашей планете. Все, когда-нибудь увиденное или услышанное нами, на самом деле, уже существует в потустороннем мире. Своим вниманием мы всего лишь устанавливаем связь с этими прототипами. Даже если внимание используется неосознанно.
Подобные области были обнаружены и исследованы американским писателем и астральным путешественником Робертом Алленом Монро. Он называл их полосами. По его мнению, множество нематериальных концентрических колец вокруг нашей планеты является «территориями систем представлений. Это участки спектра (М)-Поля, непосредственно прилегающие к Миру Земной Жизни; туда переносятся многие Человеческие Разумы по окончании очередного физического воплощения. Земля располагается в самом центре этих полупрозрачных светящихся сфер. По мере отдаления от Земли кольца становятся все больше и тоньше». («Окончательное путешествие»)
Область запредельного, относящаяся к человечеству, обрисовывалась им, как «диапазон беспорядочных мыслей, которые исходят от всех форм земной жизни — главным образом, от людей… Амплитуда каждого участка полосы определяется теми эмоциями, которые связаны с соответствующей мыслительной деятельностью, однако наша цивилизация даже не подозревает о существовании полосы «Ч». На мой взгляд, эта полоса не только включает в себя волны мышления в текущее мгновение, но и охватывает всю протяженность времени. В ней все мысли оказываются одновременными; вполне возможно, что излучения наслаиваются в согласии с течением времени, и это позволяет восприятию выделять из него только текущие всплески…
Это нечто вроде промежуточного, отражающего слоя, за которым подобные проявления резко ослабевают. Рекомендуется проходить его как можно быстрее, поскольку это напоминает попытку пробраться сквозь бесконечную ревущую и кричащую толпу — именно так воспринимается это громкое и многоязычное звучание». (Там же)
Как же на самом деле выглядит данное пространство, как оно функционирует? Как нам его осознать и описать? Во все времена люди пытались сделать это по-своему. Чешский писатель и педагог-гуманист Ян Амос Коменский, живший в XVII веке, в своей книге «Лабиринт света и рай сердца» повествует о нем так:
«Мир сей предстал мне огромным часовым механизмом, стеклянным, насквозь прозрачным и хрупким, состоящим из различных видимых и невидимых частей — не тысяч, но многих сотен тысяч больших и малых валиков, колесиков, крючков, зубцов, шестеренок, и все это двигалось и шевелилось, погоняемое одно другим, что тихо, а что со всевозможным скрежетом и грохотом. Посреди же всего этого возвышалось главное, самое большое, однако невидимое колесо, которое непостижимым образом приводило в движение все остальные… Жизни бег ни на миг не прекращался, так как дивной волею тайного мироустроения все это вновь и вновь восстанавливалось, пополнялось и обновлялось».
Нашим современникам представляются несколько иные образы:
«Время великий разделитель. Секунда, содержащая миг «до и после». Ты обнаруживаешь отсутствие. И мир изменился. И ты оказываешься в новом отражении. Странное переживание хрустального лабиринта. И ты ждешь, прислушиваешься. А вдруг? Вдруг раздастся самый жданный звук.
Но пауза длится, длится и вдруг превращается в тишину. Безбрежную, неподвижную и бессмысленную потенцию возможного проявления. И то, что провоцировало слушать, разлетается высокими нотами сосулек и яркого отражения солнечных зайчиков и исчезает. И мир опять меняет свою конфигурацию. Этот процесс гипнотизирует. Это действительно великая иллюзия». (Сергей Брызгалин. Страница в социальной сети «ВКонтакте»)
Какие разные объяснения. Есть ли в них что-либо общее?
Обратимся к истории. Свое понимание запутанности и разветвленности, а заодно и многоэтажности мироустройства люди во все века реализовали на земле во всевозможных лабиринтах, сооружаемых из различных материалов. Наиболее ранние упоминания таких построений относятся к третьему-второму тысячелетию до нашей эры. В те времена лабиринты, как свидетельствуют историки, использовались в качестве схемы-отображения последовательности и направленности движений в ходе ритуального танца, исполняемого цепочкой танцоров.
Редко, но именно в качестве символа сложности мироздания, создавались многоуровневые лабиринты, уходящие своими переходами как вниз, так и вверх. В произведениях древнегреческого историка Геродота есть упоминания о пирамиде-лабиринте, построенной в Египте около 2300 лет до нашей эры. По периметру это сооружение занимало более тысячи метров (общей площадью до 70 тысяч квадратных метров) и состояло из 3 тысяч помещений (по полторы тысячи над и под землей).
В эпоху античности и Средние века лабиринт также воспринимался, в основном, как система путей/тропинок, но приобретал уже более духовный смысл. Часто он изображался с помощью всего одной дорожки, следуя по которой, невозможно было заблудиться. Этот путь всегда приводил к определенной цели. Подобное построение можно увидеть в знаменитом Шартрском католическом кафедральном соборе (г. Шартр, Франция). Данное изображение, выложенное из черно-белых плиток на полу, символизирует извилистый, но непрерывный путь пилигрима, следующего в Святые места (а заодно, и верующего к Богу).
Полностью символическое, потустороннее понимание лабиринта можно обнаружить на иконе «Лабиринт духовный» 18-го века, ранее находившейся в Воскресенском Новоиерусалимском монастыре (г. Истра, Московская область), а ныне — в музейно-выставочном комплексе Московской области «Новый Иерусалим». Два верхних выхода изображенного на ней лабиринта ведут к Небесам обетованным, а двенадцать нижних, символизирующих основные человеческие грехи — в преисподнюю.
Французский ученый-энциклопедист Жан Лерон Даламбер, живший в XVIII веке, в «Предварительном рассуждении» к 17-томной «Энциклопедии наук, искусств и ремесел» писал: «Общая система наук и искусства является своего рода лабиринтом, извилистым путем, по которому следует дух, не особо зная дороги».
Очевидно, любые интерпретации, любые объяснения организации мирового пространства (в том числе и мысленного, запредельного) в сознании людей сходятся к основному архетипу лабиринта, как невероятно сложной сферы, живущей по непонятным законам. Тот же Юнг, характеризуя область бессознательного, призывал не воспринимать его, как свалку отработанной информации и бессмысленные «пережитки». На самом деле, в данном пространстве, по мнению ученого, существует свой, скрытый, порядок, своя организация и логика. Но они не доступны нам с позиций обычного сознания и научного подхода.
Более всего этому необъятному множеству реальностей соответствует понятие «ризомы» — сложной системы, которой аналогичны, к примеру, корни и разветвления дерева, сеть грибницы, ходы муравейника, нынешняя модель Интернета:
«Ризома — альтернатива структуре. Ризома обладает собственным творческим потенциалом. Это самоорганизующаяся система. Кажущийся хаос на деле таит в себе потенциальные возможности бесконечного числа новых трансформаций… У ризомы в принципе нет и не может быть ни начала, ни конца, — только середина, из которой она растет и выходит за свои пределы. Процесс развертывания ризомы состоит в проявлении все новых и новых возможностей, в том числе и линейных. Но любой из этих вариантов в ризоме в принципе не может считаться законченным. В любой момент времени любая линия ризомы может быть связана непредсказуемым образом со всякой другой. И тогда, в момент этого абсолютно неустойчивого, сиюминутного связывания, образуется определенный рисунок ризомы... Наиболее «ощутимый» образ ризомы дал Умберто Эко («Заметки на полях «Имени розы»»):
«Вместо понятия «картины мира», в основе которой лежат принципы системности, соподчиненности, прогресса, появляется образ лабиринта, как символа полноты и Идеи мира. В нем разветвленные коридоры. Но в отличие от лабиринта классического, на пороге которого в твою руку сразу ложится нить Ариадны, ведущая к единственному выходу (это своеобразная метафора пути познания в традиционной мысли), — здесь его нет. Как нет центра, периферии. Дорожки подобны сетке — это ризома. Она устроена так, что каждая дорожка имеет возможность пересечься с другой.
Пространство культуры, духовных форм деятельности (искусство, философия, религия, наука) — это пространство ризомы. Потенциально такая структура безгранична, хотя на самом деле она не достроена до конца. Наше освоение мира — «лабиринта» подобно путешествию по равнозначным возможностям дорожек ризомы...».
Подобный же лабиринт — ризому — представляет собой пространство Души, где каждый архетип и каждый отображающий его образ может непредсказуемым образом пересечься с другими, наложиться один на другой, взаимопревращаться и преображаться по совершенно непредсказуемым, нелинейным траекториям. Здесь все потенциально связано со всем, здесь нет центра и периферии, здесь нам предстает вечно текучий, постоянно перестраивающийся лабиринт». (Владислав Лебедько, Евгений Найденов, Дарья Орехова «Магический Театр и Архетипические исследования»)
Но не только по своему строению область бессознательного может напоминать запутанное пространство, лабиринт. Здесь также присутствует скрытый момент подталкивания, легкого принуждения к действию, к поиску выхода. Например, испокон веков в мифах и сказаниях человечества встречается понятие лабиринта, как столкновение с неопределенностью и необходимость сделать какой-либо выбор. Скажем, всем известно условие, которое выставляется главному сказочному герою, типа «Направо пойдешь — будет это, налево пойдешь — будет то». А ведь данное выражение есть не что иное, как один из элементов лабиринтной запутанности судьбы, а заодно и неизбежности выбора потенциального варианта действительности.
Мне кажется, здесь уместно вспомнить и о пространстве равных возможностей, и об осознанных сновидениях. Выход за пределы сна — тот же выход в лабиринты реальностей. После этого не обязательно попадаешь в пустоту. Как уже упоминалось ранее, иногда они, лабиринты, могут зрительно обнаруживаться в виде потоков «пузырей», как это чаще всего происходит у меня, ветвящихся тоннелей, бесконечных коридоров и лестниц, множества этажей с переходами и помещениями, многоуровневых сетей, своеобразной паутины, растянувшейся не только вширь, но и во всех мыслимых направлениях, и многого другого. Наблюдались, например, образы библиотеки, картинной галереи или музея с выставочными залами. Часто фиксировались свидетельства о видении бескрайнего луга, густого леса или сада с множеством дорожек. Был также случай, когда сновидящий, разорвав оболочку сна и пройдя через воображаемые двери, оказался на одном из бесконечного числа разной высоты столбов, поднимающихся из бездны. Будь у него возможность перебраться на любой другой столб, я уверен, там он обнаружил бы такую же дверь, за которой ему открылся бы очередной мир, очередной сон.
Некоторым исследователям пространство равных возможностей представлялось в виде бесконечного зала с огромным множеством зеркал. Зеркала отражали друг друга и заодно весь зал, но, тем не менее, их отражения в небольших деталях отличались. Кстати, опираясь на опыт свой и моих напарников, могу утверждать, что осознанное вхождение в такое зеркало переносит инсайдера в какой-либо сновиденный мир, как это происходит и в случае проникновения в «пузыри информации». В любой из действительностей отражающим поверхностям присуще что-то магическое, а взаимодействие с ними приводит к удивительным результатам.
Описаний — множество. Варианты обнаруживаемых реальностей, как и переходы к ним, разнообразны. При всем при том, один из общих признаков данного явления — многоуровневость — остается прежним. Так в книге «Йога, смерть и учение Карлоса Кастанеды» преподаватель йоги Антон Стенин, основываясь на личном опыте, рассказывает, что «в каждом случае переход из тела «до» в тело «после» видится по-особому. Пересборка через боль мне — как, кстати, и людям, пережившим клиническую смерть — видится как путешествие сквозь туннель… Концентрация же на непривычных точках тела позволяет нам перейти в состояние «между телами» плавно. Мы теряем знание о том, как расположены части нашего тела в пространстве, однако ощущение тела сохраняется. «Туннель» разветвляется и становится лабиринтом со многими выходами».
В своей работе «Подход к бессознательному» Карл Густав Юнг вспоминает:
«Несколько лет подряд я сам видел во сне мотив, в котором я «открывал» в своем доме жилые пространства, о существовании которых и не подозревал. Иногда это были комнаты, в которых жили мои давно умершие родители, в которых мой отец, к моему удивлению, оборудовал лаборатории и изучал там сравнительную анатомию рыб, а мать держала отель для посетителей-призраков. Как правило, это неведомое мне доселе гостевое крыло представляло древнюю историческую постройку, давно забытую, и, однако, унаследованную мною собственность. Внутри находилась интересная античная мебель, и ближе к концу этой серии снов я находил старую библиотеку с неизвестными книгами. В конце концов, в последнем сне, я раскрыл одну из книг и обнаружил там изобилие прекрасно выполненных символических рисунков. Я проснулся с бьющимся от возбуждения сердцем».
Следует отметить, что иногда пространство лабиринта может выглядеть довольно необычно. Однако, суть его и принципы от этого не меняются. Вот как описывает свой опыт одна из знакомых мне сновидцев Anna Inkarna (сохранена авторская стилистика):
«В недавнем сновидении решила помянуть практику прохождения спиной в стену, прошла, и обычно я в черном пространстве, но тут, кажется, я была в падающем состоянии в сером пространстве. Отметила, что цвет не свойственный и чувство падения в этом пространстве мне никогда не нравилось.
Но в остальном я настроилась на свой опыт об этом пространстве и что-то поменялось, сам момент переключения не помню, но в том же пространстве начали проявляться символы. Я поясню: давным-давно, когда занималась активно осами\вто (осознанными сновидениями\внетелесным опытом — Ю.К.), одной из практик было сесть медитировать в осознанном сне\вто. Не всегда получалось удержать концентрацию на себе и своем состоянии, не вникая в окружающее. Но, когда получилось в первый раз, я оказалась в бесконечном черном пространстве. Вокруг, как звезды в бесконечном космосе, располагались разные незнакомые значки. Я «знала», что каждый значок — это определенное знание\свойство, которое можно у себя раскрыть, если его принять. Но я там была не долго и очарованно это разглядывала, пытаясь понять смыслы незнакомых знаков, так что ничего не взяла, чтобы проверить. В другой раз я оказалась в подобном пространстве иначе, смысл был аналогичный, только значки были в другом стиле\формате, и я знала, что это духи-помощники. Я попыталась «взять» одного, но он перенесся уже в пространство сюжетное (моего сна) и мне нужно было его ловить. Честно говоря, так и не поняла, поймала я его или нет, все было очень странно, но некоторую любовь и привязанность все же испытываю.
Я себе это пространство понимаю так же, как Юра — междумирье, «великая библиотека», только каталоги не всегда — миры. Каталоги могут быть знаний, умений, духов, ощущений, болезней, да чего угодно. Просто бесконечные вариативности кластеров. И в этом сером пространстве, поняв, что оно — то же самое, я переключилась как бы и начала видеть знаки».
Из всего сказанного выше создается впечатление, что любая запутанная обстановка в состоянии сна или медитации относится к пространству равных возможностей. Это не совсем так. Не обязательно каждый лабиринт, в который мы попадаем в неосознанных и осознанных снах, является полем бессознательного. Бывают случаи появления аналогичного образа, но только в качестве обычной сновиденной ситуации. Его отличие от лабиринтов вне сфер-снов заключается в бесконечности и бесцельности блужданий сновидящего, в отсутствии выходов и переходов в другие локации. Это просто повторяющиеся («бредовые») петли укоренившихся, зацементированных в нашем сознании событий. Это тупиковая ситуация, но не выход.
Что же касается реальных потусторонних сфер, то здесь в обязательном порядке присутствует некоторое развитие событий, последовательная смена сюжета и локаций, возможность подойти к какому-либо промежуточному результату и шагнуть за него. Хотя, и это перемещение лишь только кажется настоящим выходом. Путешествуя по бесконечному числу жизней и собственных Лабиринтов, нам еще предстоит найти его, чтобы, в конечном счете, прийти к самому себе — истинному и вечному.