Лаки Лючано: последний Великий Дон

Глава 16 Дьюи против «Корпорации убийств»

Расправившись с Лаки Лючано, прокурор Дьюи, неуемный и беспощадный, наметил себе следующую жертву — Вито Дженовезе. Он не стал применять формулу «враг общества номер один». Вито, к имени которого тогда уже прибавляли почтительное словечко дон, был назван «королем рэкета».

В 1937 году дон Вито Дженовезе возглавлял одно из пяти семейств мафии в Нью-Йорке. Помимо традиционного в Малой Италии уличного рэкета, семья Дженовезе «опекала» профсоюзы работников мясной и молочной промышленности, владела широкой сетью игорных домов и букмекерских точек. Кроме того, дон Вито тяготел к торговле наркотиками. На то время он являлся самым значительным конкурентом Лепке Бачелтера в этом бизнесе. Если, скажем, еврейские гангстеры доставляли героин из Гонконга, то семья Дженовезе имела свой собственный маршрут — турецкий[37].

Мак «Papaver Somniferum», более известный как мак опийный, произрастает в северо-восточных провинциях Турции, на отрогах Понтийских гор. Его высаживают два раза в год — осенью и весной. Через три месяца плантации покрываются красными цветами. Затем лепестки цветов вянут и осыпаются, оставляя на вершине стебля яйцевидную коробочку. Когда коробочка созревает, крестьянин делает на ней несколько параллельных надрезов. Изнутри вытекает млечный сок, быстро застывающий при соприкосновении с воздухом. Когда он превращается в резиноподобную массу темно-бурого цвета, приходит время соскабливать его и спрессовывать в «кирпичики» весом по десять килограммов каждый. Это и есть опиум-сырец, исходное сырье для производства героина. Турецкий крестьянин-производитель мог получить 50 долларов за один такой «кирпичик». Традиционным местом переработки опиума считался французский город Марсель. А уже оттуда готовый героин поступал в Соединенные Штаты. Поэтому в любом случае Том Дьюи оказывал благодеяние своей стране, преследуя Вито Дженовезе.

Турецкий маршрут, проложенный людьми дона Вито Дженовезе, функционирует и по сей день. Единственным изменением является то, что к переработке сырья подключилась сицилийская мафия и теперь изготовление героина осуществляется в окрестностях Палермо. Все «лаборатории», занимающиеся производством порошка, контролируют так называемые «корлеонцы».

В тюрьме Синг-Синг мотал двадцать пять лет за убийство некий Энцо Руполо, «солдат» семьи Дженовезе. Его посадили в 1934 году, и в течение трех лет он железно соблюдал закон молчания — омерта. Но если Руполо не забыл о своих обязательствах по отношению к дону Вито, то сам дон не делал никаких попыток вытащить его из тюрьмы, хотя приказ совершить убийство исходил от главы семьи.

Понятное дело, Руполо не хотел оставаться в тюрьме до седых волос, поэтому направил прокурору Дьюи письмо, в котором сообщал, что может дать показания против Дженовезе. Когда друзья из тюремной администрации предупредили дона Вито об опасности, тот, не долго думая, собрал все наличные деньги, сколько смог (сумма получилась солидная — 750 тысяч долларов), устроился матросом на торговое судно и сбежал в Италию. Тому Дьюи не удалось упрятать Дженовезе в тюрьму, однако свою репутацию непобедимого рыцаря справедливости он под держал и без особых усилий добился назначения на пост генерального прокурора города Нью-Йорк. Теперь до губернаторского кресла оставался всего один шаг. И Дьюи сделал его.

…Новый генеральный прокурор выступил в эфире радиостанции Эй-Би-Си с обращением к населению Нью-Йорка, в котором заявил о своем решении расправиться с Лепке Бачелтером. «В течение ряда лет, — говорил Дьюи, — Луис Бачелтер, более известный под прозвищем Лепке, являлся самым злостным рэкетиром в сфере американской промышленности… Возглавляемые им гангстеры принуждают производителей готового платья и владельцев хлебопекарен выплачивать дань за так называемую защиту и убивают каждого, кто пытается оказать сопротивление… Только за два первых месяца сего года в результате внутренних разборок были зверски убиты пятеро бандитов из шайки Бачелтера. При нападении на гангстера Якоба Фриммана под пули убийц попали двое ни в чем не повинных законопослушных граждан. Я более не намерен терпеть столь наглое попрание закона. Довольно! Пришло время взять Лепке, живого или мертвого».

Шеф «Корпорации убийств» тоже внимательно слушал это обращение и отнесся к нему очень серьезно. Тем более что заполучить его шкуру стремился не только Дьюи, но и Генри Анслингер, начальник ФБН, сумевший докопаться до связей Лепке с триадами в Гонконге. И, наконец, третьим «претендентом» был директор ФБР Джон Эдгар Гувер, люди которого постоянно висели у Лепке на хвосте.

Дьюи выступил по радио 15 февраля 1938 года. На следующий день Луис Бачелтер исчез, ушел в глухое подполье. В тот же день директор Нью-Йоркского департамента ФБР Дональд Шеффилд устроил хорошую взбучку агентам, упустившим Лепке. Все в тот же злополучный день на стол Генри Анслингера легло письмо, в котором некая дама, пожелавшая остаться неизвестной, сообщила о крупной партии героина, доставленной из Гонконга и в настоящее время находящейся в хранилище на Сеймур-авеню. Владельцем и заказчиком смертоносного груза являлся Лепке. И, наконец, в тот богатый событиями день Том Дьюи официально объявил Луиса Бачелтера «врагом общества номер один». По всему Нью-Йорку было расклеено около миллиона объявлений: «Разыскивается особо опасный преступник». За его поимку либо предоставление информации о его местонахождении назначалась награда в сумме 25 тысяч долларов. Сбоку на объявлениях прилагались фотографии в профиль и анфас, а также фотокопии отпечатков пальцев обеих рук. «Луис Бачелтер, он же Лепке Бачелтер, он же Луис Бакхаус, Луис Кейуар, Луис Кавор, Луис Коэн, Луис Сэффер, Луис Бродски. Возраст 42 года, белый, еврей, рост пять футов пять дюймов, вес 70 фунтов, телосложение среднее, волосы черные, коричневые глаза, кожа темного оттенка, большие прижатые уши, выразительный нос, выступающий подбородок. Любую информацию сообщайте по адресу: Нью-Йорк, сыскной отдел департамента полиции, телефоном, телеграфом, устно или письменно» — таков был текст этих объявлений. Однако, несмотря на то, что в городе фотографии Лепке висели на каждом углу с интервалом не более пятидесяти метров, найти его самого никак не удавалось. Между тем состязание федеральных силовых структур достигло апогея.

Агенты Анслингера произвели специальную операцию по перехвату партии героина на Сеймур-авеню. Наводка неизвестной дамы оказалась ювелирной — агенты ворвались в помещение в тот момент, когда с десяток людей в белых халатах, шапочках, резиновых перчатках и с марлевыми повязками на лицах аккуратно наполняли героином тысячи маленьких целлофановых пакетиков. Пакетики эти предназначались для розничной продажи. В каждом содержалось четверть грамма «размешанного до невозможности» пятипроцентного героина. На улице такой пакетик стоил пять долларов. Кроме порошка, было обнаружено много сопутствующих компонентов вроде молочного сахара или итальянского слабительного средства «мэннайт», которое часто используют для разбавления героина. Взятые с поличным, преступники не стали отпираться и рассказали все, что знали. По их словам, на банду Лепке работали двое офицеров нью-йоркской таможни, которые получали по тысяче долларов за каждую партию наркотика, привозимого в страну. Непосредственно с ними был связан Якоб Катценберг, в руках которого находились контакты с китайскими триадами. Имя Лепке фигурировало в показаниях каждого, но ни один из них лично его никогда не видел и никаких приказов не получал. Таким образом, для Анслингера единственной ниточкой, ведущей к Лепке, был Якоб Катценберг. Но он находился за пределами территории Соединенных Штатов.

Дьюи и Гувер усиленно подстегивали своих людей. Более расторопный прокурор сумел заполучить первого весьма ценного свидетеля. Ему в этом помог сам Лепке.

Здесь автор позволит себе сделать небольшое отступление. Итак, сентябрь 1937 года. Преступная империя Лепке растет и крепнет. Всеми доступными средствами рэкетиры ведут войну с несколькими упрямыми фабрикантами, которые объединились в консорциум и решили любой ценой выстоять под ударами гангстеров. Лепке решил воздействовать на них не только путем террора, но и предпринял экономическую блокаду, то есть отдал приказ уже подконтрольным ему магазинам ни в коем случае не покупать одежду у этих фабрикантов, производителям тканей — прекратить поставки, а владельцам транспортных предприятий запретил ввозить либо вывозить продукцию со складов консорциума. В числе последних находился Джозеф Розен. Подобно всем, он вынужден был подчиниться требованиям Лепке, в результате чего его «Компания грузоперевозок Розена» вскоре пошла с молотка. Разорившийся предприниматель решился на отчаянный шаг и открыто заявил о своем намерении дать показания в конторе Дьюи. В обмен за свое молчание он потребовал у Лепке пятьдесят тысяч долларов отступного, как компенсацию за банкротство. Шеф «Корпорации убийств» отреагировал на это следующими словами: «Он свое получит». Разделаться с Розеном Лепке поручил Луису Капоне. Тот отобрал троих убийц и опытного водителя. Приманкой для жертвы стал владелец небольшого кондитерского магазинчика Макс Рубин, которого Розен считал своим близким другом. Ночью в дом к Рубину наведались Менди Вейсс и Гарри Питсбург. Они легко убедили его принять участие в убийстве, два раза как следует затянув на его шее удавку.

На следующий день Макс Рубин пригласил своего друга Джо Розена потолковать об одном деле. Встреча должна была состояться в семь часов вечера в кондитерской Макса. В полседьмого возле кондитерской аккуратно припарковался автомобиль с убийцами. Их было трое: Менди Вэйсс, Гарри Питсбург и Джимми Феррако, все — стрелки высшего класса. Розен появился без пятнадцати семь. Едва он взялся за дверную ручку кондитерской, как из машины затрещали выстрелы. Киллеры стреляли из тяжелого оружия 45-го калибра. Семнадцать пуль превратили тело Джо Розена в лохмотья кровавого мяса. По крайней мере десять из них нанесли смертельные раны. Макс Рубин с ужасом наблюдал хладнокровную работу убийц. А они никуда не торопились. С дымящимся «кольтом» в руках Красавчик Гарри Питсбург ввалился в кондитерскую и весело оскалил зубы:

— Видал, дядя?

Белый как снег, Рубин с усилием кивнул головой.

— Держи свою пасть на замке, иначе то же самое случится с тобой. Понял? — Помолчав секунду, Красавчик Гарри добавил: — А может, и кое-что похуже.

Убедившись, что до Рубина действительно дошло, убийца вышел на улицу и сел в машину. Автомобиль неторопливо отъехал. Все это происходило в Браунсвилле, районе, где гангстеры чувствовали себя, как рыба в воде, а полиция была куплена на корню — от рядового до капитана.

Целый год Макс Рубин прожил в страхе. По ночам его мучили кошмары, а днем мучила совесть. Но ни на секунду в его голове не появлялась мысль обратиться в полицию. Друг Джо все равно попал на небеса, ибо умер, как мученик. Что пользы будет, думал Макс, еще и от моей смерти? Джо этим не поможешь. Однако молчание тоже не было гарантией безопасности. Когда Дьюи объявил поход против Лепке, тот отдал приказ убирать всех, кто мог дать хоть какие-то показания.

За четыре месяца было убито двенадцать человек. В черный список попало также имя Макса Рубина.

1 октября 1936 года Рубин направлялся в свой магазинчик после обеденного перерыва. Он услышал за спиной внезапный визг тормозов, но не придал этому значения. Из «Бьюика» с поддельными номерами выскочил Алли Танненбаум. В два прыжка настигнув Рубина, он выстрелил из «кольта» 38-го калибра. Водитель подогнал машину и распахнул дверь. Алли бросился в салон. Он успел оглянуться через плечо и увидел, что Макс Рубин неподвижно лежит на тротуаре лицом вниз.

— Гони!

Водитель до упора вдавил в пол педаль газа. «Бьюик» исчез за поворотом.

Макс Рубин пришел в себя только через двое суток. Над ним склонился плечистый детектив в белом халате.

— Мистер Рубин, с вами хочет поговорить генеральный прокурор Дьюи.

В палату вошел известный всей Америке усатый атторней Нью-Йорка.

— Мистер Рубин, моя репутация вам известна. Вы также знаете, что в настоящее время я веду расследование деятельности Луиса Бачелтера. Видите ли, у меня есть достаточно веские основания предполагать, что в вас стреляли направленные им убийцы. Я пришел, чтобы предложить вам сотрудничество.

— Э, нет, мистер Дьюи, — прохрипел Рубин, — с меня хватит. Как только встану на ноги, уеду к черту из этого паршивого города.

— Ошибаетесь, мистер Рубин. Бандиты не успокоятся, пока не уничтожат вас. Вам повезло, что они выбрали неудачное место для нападения. В вас стреляли возле больницы. Пуля попала в шею, вот здесь, — Дьюи приложил палец чуть ниже своего затылка, — если бы не своевременная операция, вы умерли бы в течение десяти минут. Но в следующий раз они не промахнутся. Поверьте, я знаю этих… подонков. Они убьют вас, прежде чем вы успеете выйти из этой палаты.

Рубин встревожился.

— Разве меня не будут охранять?

— Сожалею, мистер Рубин, но с точки зрения процессуального законодательства вы не являетесь фигурой, подлежащей охране. Ни обвиняемым, ни свидетелем. В этом случае полиция не может защитить вас, если, конечно, вы официально не заявите, что вашей жизни угрожает опасность, и не назовете имена предполагаемых убийц. Тогда вам будет предоставлена охрана, согласно требованиям «Программы защиты свидетелей».

Дьюи пустил в ход свой излюбленный прием — шантаж, ибо цель, особенно цель благая, оправдывает средства. Рубин понял, что он на крючке. Ему осталось только одно — согласиться. И он согласился. Так Том Дьюи получил доказательства причастности Лепке Бачелтера к убийству Джо Розена.

Пока полторы тысячи агентов и офицеров полиции рыскали по всему Нью-Йорку, пытаясь напасть на след «врага общества номер один», Лепке спокойно жил во Флэтбуше, юго-западном пригородном районе. Никому и в голову не приходило искать его здесь, потому что своим убежищем он избрал квартиру Дороти Уолкер, вдовы гангстера Фатти Уолкера. Лепке собственноручно застрелил его полтора года назад на глазах трех десятков свидетелей. Но поскольку это случилось все в том же Браунсвилле, где шеф «Корпорации убийств» был всесилен, не нашлось ни одного желающего дать показания под присягой. Даже рядовые полицейские знали имя убийцы. Однако Браунсвилл считался пригородом, копы получали здесь меньше денег, чем их коллеги из городских районов, а Лепке Бачелтер помогал им преодолевать финансовые трудности. Разборки между гангстерами касаются только гангстеров — это правило действовало и в Браунсвилле, и во всем Нью-Йорке.

Неизвестно, сам ли Лепке додумался до этого или ему кто-то подсказал, но идея скрыться у Дороти была очень удачной. Поздно вечером он вломился к ней в квартиру, сопровождаемый Альбертом Анастасиа и Эйбом Рильзом.

— Хелло, старушка, вот и я.

Испуганная женщина не проронила ни слова, пока подручные Лепке обыскивали комнаты, проверяя, нет ли в доме оружия.

— Все чисто, босс, — заверил Анастасиа.

— Слушай меня внимательно, — обратился Лепке к Дороти, — с сегодняшнего дня я буду жить здесь. Ты можешь уходить и возвращаться, когда захочешь, это твое личное дело, и вмешиваться в него я не собираюсь. Условие одно: никто не должен обо мне знать. Заруби это себе на носу, крошка. Если вдруг случится так, что сюда придут легавые, ты об этом здорово пожалеешь. Альберт!

Лицо Анастасиа исказила злобная усмешка. В его руках появилась гаррота. Дороти шагнула назад и уперлась спиной в стену. Ее глаза расширились от ужаса. Эйби Рильз схватил ее за руку и рванул к себе. Ловким, профессиональным движением Анастасиа накинул удавку на шею женщины.

— На колени, сука! — приказал Рильз.

— Пожалуйста, не надо, — чуть слышно прошептала Дороти.

— Сейчас я расскажу тебе, как ты умрешь, — процедил Лепке, — мы подвесим тебя на мясной крюк, подсоединим электрические провода и побрызгаем водичкой, чтобы усилить ощущения. На этом крюке ты будешь дергаться, пока из тебя не вылетит все дерьмо…

Глаза женщины закатились. Без единого звука она повалилась на пол.

— Похоже, я перестарался, — хмыкнул Лепке.

— Зато она поняла все как надо, — заметил Анастасиа.

Действительно, Луис Бачелтер прожил в квартире Дороти Уолкер почти год, и никто об этом не узнал. Запуганная извергом, женщина могла только молить бога, чтобы он поскорее избавил ее от мучений. За этот кошмарный год она постарела на двадцать лет, тем более что Лейке часто устраивал совещания, на которых открыто обсуждались планы зверских убийств. Бандиты разговаривали об этом при женщине, явно забавляясь ее страхом.

Так или иначе, но, несмотря на воистину титанические усилия федеральных властей, Лепке прочно удерживал контроль за «Корпорацией убийств». Его профсоюзы по-прежнему исправно платили дань, и он решил вложить полтора миллиона долларов в партию героина, которая после доставки в США и разбавления должна была принести чистую прибыль в размере тридцати миллионов. «Я завалю героином всю эту гребаную страну», — похвалялся Лепке. Эта мысль доставляла ему удовольствие. Ни один из боссов Высшего Совета не имел таких доходов. «Сейчас создались подходящие условия для того, чтобы полностью завладеть рынком сбыта наркотиков», — размышлял Лепке. Единственный серьезный конкурент — Вито Дженовезе — находился очень далеко от Америки, в Италии, где активно помогал дуче бороться с сицилийской мафией[38]. Лепке намеревался стать таким же королем наркобизнеса, каким в свое время был Арнольд Ротштейн, и распространить свою марку во всех крупных городах Америки. Для этой цели в страну должна была быть ввезена невиданная ранее партия героина — почти 120 килограммов.

16 января 1939 года Лепке встретился с Якобом Катценбергом на станции метро «Южный Бронкс». Ради задуманного грандиозного дела ему пришлось высунуть нос из норы. Он пережил немало неприятных минут, пока добирался до места с линии Уобеш на Третью Западную и всюду — в переходах и в вагонах — замечал свои фотографии с броскими надписями: «Разыскивается». Специально для поездки в город Лепке надел недорогое пальто из верблюжьей шерсти, темные очки, закрывавшие половину лица и как можно ниже надвинул на глаза свою шляпу. Его сопровождал неизменный Альберт Анастасиа.

Поздоровавшись с Катценбергом, Лепке проворчал:

— Ну, как дела?

— Обо всем договорено, — с готовностью ответил Якоб, — друзья в Гонконге гарантируют поставку заказанной партии товара. Обещают довести до предельной степени чистоты — восемьдесят пять процентов.

— Так.

— С таможней все в порядке. Правда, они запросили больше, чем обычно…

— Плевать мне, сколько они запросили! — перебил Лепке. — Когда груз прибудет в Нью-Йорк?

— На это понадобится около месяца. Всю партию сразу доставить невозможно — слишком много пыли.

— Ладно, мне все равно, как ты это сделаешь, Альберт!

Анастасиа подал Лепке большой кожаный чемодан, доверху набитый деньгами.

— Как обычно, мелкими купюрами. Полтора миллиона.

— Все, понял. Ждите вестей, босс, — с чемоданом в руках Якоб Катценберг нырнул в толпу.

Жадность подвела и Луиса Бачелтера, и его сообщника Катценберга. Сто двадцать кило порошка — это была не то чтобы очень крупная, а чрезмерно крупная партия. От цифры тридцать миллионов долларов могла поехать крыша у кого угодно, что, собственно, и случилось. Якоб Катценберг решил «кинуть» своего босса. Эта мысль пришла ему в голову сама собой, и он ни на секунду не усомнился в ее правильности.

Героин отправляли из Гонконга четырьмя партиями по тридцать килограммов. И вдруг две из них были обнаружены местной таможенной службой. Из запланированных ста двадцати до Нью-Йорка дошли только шестьдесят килограммов. Из остальных шестидесяти часть осела в карманах таможенников, которые разбирались в этом бизнесе не хуже махровых наркодилеров, но львиная доля — почти сорок килограммов — досталась Якобу Катценбергу. Припрятав героин в надежном месте до лучших времен, он отправился в Нью-Йорк. Его расчет был прост: Дьюи шутить не любит и очень скоро доберется до Лепке, засадит его в тюрьму на долгие годы. Вот тут-то пройдоха Катценберг займет его место, насытит рынок припасенным героином и будет зарабатывать миллионы. Он не учел только одного: Лепке не собирался выслушивать какие бы то ни было объяснения насчет пропажи груза. Алчность совершенно затмила разум Якоба Катценберга. Он позабыл о маниакальной подозрительности шефа. Тот уже отправил «для встречи» двух лучших специалистов — Гарри Питсбурга и Луиса Капоне. Лепке дал им указания, всколыхнувшие в душах этих монстров самые звериные инстинкты.

Генри Анслингер тоже не сидел сложа руки. У него была информация, что три недели назад Якоб Катценберг появился в Нью-Йорке, но тут же уехал обратно в Гонконг. Немедленно шеф отправил группу агентов вслед за наркодельцом. Им удалось выследить Катценберга, но арестовать его в Гонконге они не имели права. Анслингер получил телеграмму, в которой указывалась дата прибытия в Нью-Йорк парохода «Кентукки». В назначенный день он отправил в порт своих людей, но они вернулись с пустыми руками.

— Шеф, — сказал старший группы захвата инспектор Кейн, — мы опоздали всего лишь на минуту. Катценберг сел в машину, ожидавшую его возле трапа, и как сквозь землю провалился.

— Марку автомобиля, цвет, номер запомнили?

— Да, сэр.

— Тогда звоните в департамент дорожной полиции! — резко выкрикнул обычно невозмутимый Анслингер. — Пусть объявят общегородской розыск!

Однако к концу дня в департамент ФБР поступило сообщение, что такой автомобиль в пределах Нью-Йорка не обнаружен.

— Упустили. Черт бы вас побрал, — ругнулся Анслингер.

На памяти подчиненных это был первый раз, когда они слышали от шефа подобные слова.

…Катценбергу приказали садиться назад. Слева и справа устроились Гарри Питсбург и Луис Капоне. Машину вел Алли Танненбаум. Сдавленный с двух сторон мощными плечами убийц, Якоб Катценберг внезапно понял, что он — уже труп. Но, вопреки здравому смыслу, еще надеялся найти какой-нибудь выход.

— Послушайте, парни… — начал он. Убийцы молчали как истуканы.

— Я знаю, у вас приказ убрать меня. Наверное, Лепке пообещал вам за мою шкуру десять кусков. Или пятнадцать. Но все это мелочь по сравнению с тем, что я хочу вам предложить. Не десять тысяч, не сто — миллионы!

Капоне и Питсбург не проронили ни слова. Только Алли Танненбаум бросил заинтересованный взгляд в зеркало заднего вида.

— Я знаю, вы люди с понятием и всегда считали делом чести выполнить приказ босса. Но сейчас другое время. Том Дьюи всерьез взялся за Лепке, и недалек тот день, когда он отправит его за решетку. А что тогда будет с вами, ребята? Подумайте о своем будущем. Это очень важно. У меня нет привычки строить замки на песке. Если я рассказал вам про миллионы, значит, это так и есть. Порошок, понимаете? Много порошка. Сорок килограммов. Мы можем заработать на этом как минимум пять миллионов и честно раскинуть на четверых.

Луис Капоне скосил в сторону Катценберга один глаз:

— Насчет порошка у нас с тобой разговор впереди.

— Зачем же откладывать? — рассудительно произнес наркодилер, — поговорим об этом сейчас, пока еще можно что-то исправить. Короче я, предлагаю каждому из вас по двадцать процентов. Слышите? Двадцать! Это в тысячу раз больше, чем предложил за мою шкуру Лепке. Без обмана, ребята. Я спасаю свою жизнь, поэтому готов заплатить любые деньги. У меня хорошая голова, у меня есть связи с поставщиками и собственная сеть сбыта. Я сделаю вас богатыми людьми…

— А ну, заткнись, крыса! — прорычал Красавчик Гарри. — Закрой свою поганую пасть, чтобы здесь не воняло дерьмом!

— Ребята…

— Заткнись, я сказал!!! — гаркнул Питсбург.

Автомобиль выехал за черту города и теперь мчался вдоль пустынного побережья небольшого залива Уолтер-Бэй.

— Поворачивай, — приказал Капоне. Алли Танненбаум поставил машину возле моря, между двух высоких песчаных дюн. Красавчик Гарри вытащил «кольт» и угрожающе повел стволом: «Выходи».

— Ребята, пожалуйста! — заверещал Катценберг. — У меня на депозите триста тысяч долларов в Первом Национальном банке. Я сейчас же выпишу вам чек, только отпустите меня.

— А, ч-черт! — ругнулся Луис Капоне. Упершись руками в дверь со своей стороны, он изо всех сил лягнул Катценберга ногой. Тот вылетел из салона как пробка и шлепнулся на песок.

— Ребята-а-а! — завыл он.

Питсбург и Капоне натянули на руки черные кожаные перчатки. Алли Танненбаум открыл багажник. Красавчик Гарри достал оттуда тяжелый чугунный лом, а Луис бейсбольную биту.

— А-а-а! — с диким криком Катценберг вскочил на ноги и бросился бежать, но Танненбаум подставил подножку. Беглец ткнулся носом в землю. Над ним встали двое убийц. Закрыв голову руками, Катценберг тихо скулил.

— Где порошок? — спросил его Красавчик Гарри.

— Я не виноват! — в ужасе завопил Катценберг. — Это все легавые… они перехватили груз… Такое иногда бывает… Трудно без помех вывезти такую крупную партию, слишком многие знают об этом… Я не виноват, клянусь!

— Я не спрашиваю тебя о том, кто виноват, — отрезал Питсбург, — я спрашиваю, где порошок.

Он повыше поднял лом и с силой нанес удар. Чугунный наконечник насквозь прошел через бедро Катценберга и раздробил кость. Раздался громкий хруст. Жертва издала нечеловеческий вой. Палачи ногами придавили беднягу к земле.

— Повторяю вопрос, — хладнокровно произнес Красавчик Гарри, — где порошок?

— В банке Гонконга! — взвизгнул Катценберг. — Я арендовал сейф-автомат. Порошок там, в двух чемоданах.

— Сколько?

— Сорок.

— А где остальное?

— Я не знаю…

— Не знаешь?!

Питсбург плашмя ударил ломом и сломал Катценбергу два ребра.

— Мама, мамочка!!!

— Твоей мамаше надо было сделать аборт, — заметил Луис Капоне.

— Господи Иисусе…

— Поздно ты про него вспомнил, — усмехнулся Гарри Питсбург, — ну, быстрее, где еще двадцать кило?

— У легавых с таможни. Они взяли по пять килограммов.

— У легавых, значит, — с искаженным от ненависти лицом Капоне ударил Катценберга битой в промежность. Несчастный взвыл так, что его было слышно по крайней мере на милю окрест. Но бандиты выбрали место со знанием дела и ни о чем не беспокоились. Катценберг мог хоть надорваться от крика, но его никто не услышал бы. Мучители заставили свою жертву выписать доверенность на право открыть сейф и назвать код замка. Теперь Катценберг был им больше не нужен.

Они били его ломом и битой долго, с наслаждением. Алли Танненбаум принес им флакончик с кокаином. «Зарядив» ноздри, Питсбург и Капоне принялись за дело с удвоенным рвением, хотя Катценберг уже давно потерял сознание. Наконец Красавчик Гарри вонзил лом в горло, а затем в сердце Якоба Катценберга. Всего палачи нанесли почти полторы сотни ударов. Танненбаум притащил тяжелый камень, который привязали к ногам жертвы. Из багажника извлекли резиновую лодку и два весла. Пока Питсбург и Капоне отдыхали после трудной работы, Алли Танненбаум погрузил труп Катценберга в лодку, вывез подальше в море и утопил на глубине примерно ста футов. Однако эта расправа носила более символический, нежели практический характер. Задуманная Лепке операция сорвалась, героин был разбросан в разных частях света, убытки достигли суммы в полмиллиона долларов. Но даже те шестьдесят килограммов, которые удалось протащить в страну, в сложившейся ситуации не могли быть реализованы по обычным каналам, ибо правоохранительные органы предприняли в Нью-Йорке доселе невиданную по масштабам специальную операцию.

Автором этой идеи был лейтенант Конрад Полленгаст, один из заместителей шефа полиции Валлентайна.

— Совершенно очевидно, — докладывал лейтенант, — что обычными средствами поймать Лепке нам не удастся.

Полковник Валлентайн поморщился, но все же не стал возражать. Он никогда не подавлял инициативу младших начальников.

— Я думаю, сэр, нам необходимо принять нестандартное решение.

— Допустим, — согласился Валлентайн, — продолжай.

— Я предлагаю на время операции объединить усилия всех правоохранительных служб с целью создания для гангстеров невыносимых условий жизни. Вот как я себе это представляю: необходимо одновременно нанести удары по всем сферам нелегального бизнеса. К сожалению, сэр, приходится констатировать факт, что кое-где — например, в гарлемском дивизионе — полицейские смотрят сквозь пальцы на махинации букмекеров, запрещенные лотереи, торговлю наркотиками и проституцию. Гангстеры привыкли к безнаказанности. Но я думаю, мы сможем заставить каждого офицера как следует выполнять свой долг. Мы выметем с улиц всех пушеров, букмекеров и шлюх, прикроем все притоны, устроим облавы и полицейские рейды. Кроме того, я предлагаю прибегнуть к системе профилактических задержаний. Любой гангстер может быть арестован без наличия состава преступления, только по причине принадлежности к преступной организации. Я думаю, через пару недель они взвоют, и мы передадим главарям неофициальные условия: или выдайте нам Лепке, или ваш бизнес полетит к черту!

Смелое предложение Полленгаста понравилось полковнику Валлентайну. Он радостно потирал руки:

— Фактически мы объявим этим негодяям самую настоящую войну.

— Да, сэр. Именно войну. Я уверен, свой карман им гораздо дороже, чем шкура Лепке.

Через несколько дней шеф полиции пригласил на совещание всех руководителей силовых структур Нью-Йорка. Присутствовали: генеральный прокурор Дьюи со своими заместителями Геблом и Гурфейном, шеф ФБН Генри Анслингер, директор департамента ФБР Дональд Шеффилд, начальники отделов по борьбе с индустриальным рэкетом и организованной преступностью Уильям Скотти и Мартин О’Коннор. Идея Полленгаста «вышибить дух» из гангстеров явно пришлась по вкусу всем присутствующим. Не откладывая в долгий ящик, они приступили к разработке плана операции, которая получила громкое кодовое название «Немезида».

В операции «Немезида» одновременно принимали участие около трех тысяч полицейских и федеральных агентов. Жизнь гангстеров обратилась в ад. Как нарочно, все началось в субботу, и примерно восемьдесят бандитов были арестованы прямо за столиками своих любимых ресторанов. Им предъявили совершенно идиотские обвинения, бросили в камеры на хлеб и воду и стали допрашивать по методу «развернутого конвейера» в течение сорока восьми часов почти без перерывов. В понедельник всех арестованных так же неожиданно отпустили. На следующий день Генри Анслингер спустил с цепи свои отряды. По всему Нью-Йорку было арестовано около двухсот розничных торговцев наркотиками. Затем пришел черед букмекеров, а далее — проституток. В те жуткие дни тюрьмы были переполнены на 250–300 процентов выше нормы. Арестованные спали в камерах буквально друг на друге. Прессинг властей достиг точки эскалации. Гангстеров задерживали ежедневно за малейшие проступки, будь то превышение скорости или перочинный ножик в кармане, который при составлении рапорта превращался в холодное оружие. Часто полицейские при обыске в домах либо автомобилях бандитов сами втихомолку подбрасывали пакетик героина, меченые деньги, ствол. Во всех ночных клубах, барах, ресторанах, где бывали гангстеры, почти каждый вечер проводились рейды и облавы. Телефоны преступников открыто прослушивались, сыщики круглые сутки висели у боссов на хвосте, вся переписка подлежала безжалостной перлюстрации. Для главарей преступного мира успешное ведение нелегального бизнеса стало невозможным. Операция «Немезида» все продолжалась и продолжалась. Синдикат нес колоссальные убытки. Остановить это безумие никто не мог. Власти передали свое условие: выдать Лепке, живым или мертвым. На исходе четвертой недели «крестового похода» вплотную встал вопрос: не должен ли Луис Бачелтер пожертвовать собой ради общего блага?

3 мая состоялась чрезвычайная сходка Высшего Совета. Начало было безобразным: Лепке сцепился с Томми Луччезе. Суть конфликта была в том, что Томми давненько подумывал о возможности прибрать к рукам рэкет в сфере производителей готового платья. В последнее время в связи с усилившимся давлением со стороны полиции Лепке почти не покидал своего убежища во Флэтбуше. Используя то, что его рука ослабла, Томми Луччезе стал потихоньку оттирать людей Бачелтера, а затем открыто направил группу рэкетиров к нескольким подконтрольным Лепке предпринимателям с требованием переадресовать налог за защиту. Шеф «Корпорации убийств» не решился ответить ударом на удар, поскольку война с семьей Луччезе еще более усугубила бы и без того непростую ситуацию, в которой он оказался. Лепке благоразумно решил вынести вопрос о восстановлении своих прав на сходку, но, едва увидев Томми, пришел в необузданную ярость.

— Никто не смеет топтать мои грядки, даже если я в бегах, — заорал он, — слышишь, ты, поганец, швейное дело принадлежит мне!

— Кричи дома на свою жену, мать твою, — огрызнулся Луччезе.

— Трехпалый придурок! — возопил Лепке еще громче, — если ты будешь дальше лезть в мой бизнес, я тебе ни одного пальца не оставлю, так что нечем будет в носу ковыряться, а нос отрежу еще раньше![39]

— Но еще раньше я отрежу тебе яйца, — бросил Томми.

Оба босса чуть не подрались, но их успели растащить. Фрэнк Костелло, председательствовавший на сходке, стукнул кулаком по столу:

— Уймитесь, черт возьми! У нас и так полно неприятностей. Только разборок еще не хватало. Луис, я поставлю твой вопрос перед Лаки. Завтра же. Тебя это устроит?

— Да, — прохрипел Лепке.

— Тогда оставь Томми в покое. Мы собрались здесь, чтобы поговорить о твоих проблемах.

Лепке встрепенулся:

— А у меня нет никаких проблем.

— Я так не считаю. И никто из наших друзей не считает так. Извини, Луис, но в том, что сейчас творится на улицах, есть и твоя вина.

— Эй, Фрэнки, эй, не надо канифолить мне мозги. Эта сволочь Дьюи мог выбрать мишенью любого, даже тебя.

— Но он выбрал тебя. И об этом сейчас разговор.

Лепке нахмурился:

— Что ты пытаешься мне пришить, Фрэнк?

— Лу, мы потеряли за этот месяц более миллиона долларов, — вмешался Мейер Лански, — и тебе известно, какое условие поставил нам Дьюи.

Лепке поочередно рассматривал лица всех боссов и на каждом находил выражение угрюмой озабоченности. Это не сулило ему ничего хорошего. Невероятно, но они считали его реально виноватым.

— Выход только один, — твердо заявил Костелло, — ты должен сдаться властям. Со своей стороны мы позаботимся о том, чтобы ты не попал в когти Дьюи. А когда все утихнет, через пару лет устроим тебе досрочное освобождение.

— Да вы что?! — рявкнул Лепке. — Никаким чертовым властям я сдаваться не собираюсь!

— Ты должен сделать это ради всех нас. Пойми, они не остановятся. Еще две-три недели — и наши предприятия вылетят в трубу.

— Я хочу поговорить с Чарли!

— Я уже разговаривал с ним, — веско произнес Костелло. — Он тоже заявил, что иначе нельзя. Послушай, Луис, что тебя беспокоит? С тобой обойдутся вполне корректно. Получишь десять лет за торговлю наркотиками и через три года выйдешь на свободу. Весь твой бизнес останется за тобой. Насчет тебя я вел переговоры с Джоном Эдгаром Гувером. Этот тип ради того, чтобы создать себе рекламу, на уши встанет. Услуга за услугу: он создает себе репутацию национального героя, сумевшего арестовать «врага общества номер один», ты получаешь пустяковый приговор. Все справедливо, не так ли?

— Говорю тебе, Фрэнк, в тюрягу я не пойду, — отрубил Лепке.

— Тогда ты рискуешь остаться в одиночестве, а в этом жестоком мире одиночки не выживают. Помнишь, как было с Шульцем?

Намек был слишком недвусмысленный. Лепке сжал руки в кулаки. Впрочем, еще неизвестно, кто кого. Пока у него оставался такой козырь, как «Корпорация убийств», он сам мог ликвидировать любого из присутствующих боссов. Другое дело, что это не поможет избавиться от преследования властей.

Лепке встал:

— Хватит! Мне не нравится все, что здесь происходит.

Костелло поднялся тоже:

— Ты все-таки подумай, Луис. Пока будешь ехать домой, подумай. Гувер — это намного лучше, чем Дьюи.

Не ответив, Лепке вышел. Костелло приказал позвать Моу Воленски. В совещательной комнате появился высокий рыжеволосый еврей. Он считался давним приятелем Лепке. Долгое время они совместно трудились в сфере азартных игр.

— Теперь все зависит от тебя, — сказал Костелло, — ты должен любой ценой уболтать своего дружка. Нам не хотелось бы решать этот вопрос при помощи 45-го калибра.

— Мистер Костелло, Луис — мой друг, и я не хочу, чтобы с ним случилось несчастье, — ответил Моу Воленски.

— Никто этого не хочет. Пошли, машина уже ждет.

Роскошный «Крацслер-империал» Костелло помчался в пригород Флэтбуш. Главный дипломат мафии остался в салоне и закурил дорогую сигару. За время ожидания он успел выкурить по крайней мере пять штук. Была уже глубокая ночь, когда Моу Воленски наконец вышел на улицу. Костелло бросил взгляд на часы — без четверти три. Усталый шофер Джонни дремал, навалившись на баранку. Костелло потряс его за плечо:

— Эй, Джонни, с добрым утром.

Тот протер глаза и повернул ключ зажигания. В салон ввалился Моу Воленски.

— Ну что? — спросил Костелло.

— Все в порядке. Он согласен.

— Браво, мальчик, браво, — дипломат мафии три раза негромко хлопнул в ладоши, — ты умеешь вести переговоры, а в наше время это важнее, чем уметь стрелять.

Костелло вырвал один лист из своей чековой книжки и выписал чек на предъявителя.

— Десять кусков, как договаривались. Просто отдашь эту бумажку кассиру, а взамен получишь наличные.

— Мне приходилось бывать в банке, мистер Костелло, — с достоинством ответил Моу Воленски.

Фрэнк улыбнулся:

— Отлично. Теперь у тебя есть повод побывать там еще раз. Куда тебя подвезти?

— Если можно, в Бруклин, на Оушен-авеню.

— Далековато, — заметил Костелло. — Эй, Джонни! Мы едем в Бруклин.

Доставив Моу Воленски домой, он приказал шоферу остановиться возле ближайшего телефона-автомата. Несмотря на то что стрелки часов приближались к четырем утра, абонент немедленно ответил на звонок.

— Мистер Уинтшелл? — спросил Костелло. — Прошу прощения, что беспокою вас в столь позднее время.

— Ничего, — ответил известный всей Америке журналист, — я слушаю вас, мистер К.

— Переговоры прошли успешно. Если вас не затруднит, сообщите об этом господину директору.

— Очень хорошо, — голос Уинтшелла стал хриплым от волнения, — мистер К., может быть, известно время и место?

— Пока нет. Я позвоню вам. — Костелло повесил трубку.

А на другом конце города, в комфортабельной трехкомнатной квартире в Вест-Сайде, Уолтер Уинтшелл распечатал уже третью за эту ночь пачку «Лаки Страйк». В четыре глубоких затяжки он выкурил сигарету и снял трубку:

— Мисс, будьте добры, Коппервейл, два-ноль три-три семь-один.

В трубке щелкнуло. Через минуту пошли длинные гудки. Один, второй, третий…

— Центральный департамент ФБР, — гулко прозвучал в мембране бодрый мужской голос, в котором, несмотря на раннее утро, не было и тени сонливости.

Прежде чем сдаться властям, Лепке решил привести в порядок свои дела. А это означало — трупы, трупы, трупы… За то время, пока босс находился в подполье, кое-кто из его подручных излишне расслабился и позволял себе прикарманивать доходы от незаконного бизнеса. Лепке отдал приказ ликвидировать профессионального картежника Соломона Файнштейна, который подвизался в одном из бруклинских игорных домов. Вина шулера состояла в том, что, выиграв за вечер двадцать тысяч долларов, он ни цента не отстегнул в банк[40]. Видимо, Файнштейн надеялся на Томаса Дьюи, который отправит Лепке в тюрьму на долгие годы и тем самым избавит его от всяких обязательств. «Эта задница Файнштейн считает, что я уже ничего не могу», — бесновался Бачелтер. Альберт Анастасиа молчал, давая время боссу выпустить пар. «Я хочу, чтобы прямо сегодня этот подонок сдох», — приказал Лепке. Желание босса, как известно, закон. Ликвидацией Файнштейна занялись Багси Голдштейн и Гарри Питсбург, оба — первоклассные специалисты, обожающие свою работу.

Шулера выдернули прямо из-за карточного стола в разгар игры. В умелых руках убийц он мгновенно превратился в безвольную тряпичную куклу. Его вывезли на один из многочисленных бруклинских пустырей. Самоуверенный красавец Файнштейн, всегда неизменно остроумный и элегантный, за полчаса, проведенные в автомобиле с убийцами, превратился в дряхлого старика. Он даже не пытался сопротивляться. Багси Голдштейн накинул ему на шею удавку. Гарри Питтсбург нанес тридцать шесть ударов ледорубом. Тело забросили на заднее сиденье, после чего подожгли автомобиль. Все, что осталось от Соломона Файнштейна, — это груда обгорелых костей.

Затем пришел черед Джорджа Уитни Кубника. Поляк по происхождению, он держал ростовщическую контору в районе Оушен-Хилл. Подобно Файнштейну, Кубник однажды решил оставить себе больше денег, чем ему причиталось. Он сделал это раз, другой, третий… и в результате оказался в числе тех, кого следовало проучить. Поскольку Оушен-Хилл считался «зоной ответственности» банды Фрэнка Хэппи Мойона, Альберт Анастасиа передал заказ сицилийцам. Наверное, Фрэнк Хэппи тоже очень любил свою работу, потому что пошел на дело вместе с Дашером Аббандандо. Оба гангстера входили в категорию главарей, и, откровенно говоря, автор затрудняется назвать причину их решения собственноручно расправиться с Кубником, ведь у них в подчинении находилось по крайней мере три десятка профессионалов. Так или иначе, но Мойон и Аббандандо белым днем ворвались в контору Кубника, добросовестно опустошили барабаны и неторопливо убрались восвояси. Полицейские обнаружили в теле потерпевшего десять пуль 45-го калибра, но не смогли найти ни одного свидетеля совершенного преступления.

Чистка продолжалась день за днем. Со времен «сицилийской вечерни» в Нью-Йорке не проливалось столько крови. Специалисты из «Корпорации убийств» трудились не покладая рук. За два месяца они отправили на тот свет около двадцати человек, представлявших опасность для Лепке в качестве потенциальных свидетелей. Гангстеры, напуганные размахом террора, хорошо понимали, что вызов в контору Дьюи означает смерть и, не дожидаясь ни того, ни другого, ударялись в бега. Прочная, нерушимая до этого структура «Корпорации убийств» дала первую маленькую трещину.

Железной рукой восстанавливая порядок в своей империи, Лепке одновременно стремился к расширению сфер своего влияния. Как ни странно, но в Нью-Йорке еще оставались жирные куски в виде столь любимых им профсоюзов. Например, тред-юнион водителей грузового транспорта, в рядах которого находилось около 50 тысяч человек. Лепке отправил в офис профсоюзного лидера своего самого доверенного человека — Гюраха Шапиро. Однако «дружеские предложения» гангстеров были отвергнуты самым решительным образом. Профсоюзный босс Морис Даймонд оказался крепким орешком. Угрозы Шапиро не произвели на него ни малейшего впечатления. В тот же день он отправился к прокурору Дьюи и сделал заявление о попытке вымогательства, после чего в неофициальной беседе попросил взять профсоюз под защиту.

Лепке Бачелтер имел друзей даже в аппарате генерального прокурора. Когда ему передали копию заявления Мориса Даймонда, он хмыкнул:

— Этот парень явно не дружит с головой.

— Он из породы придурков, которые верят в справедливость, — добавил Гюрах Шапиро.

— Я думаю, разговаривать с ним больше не о чем.

— Бесполезная трата времени, Лу, — подтвердил Гюрах.

Для ликвидации Мориса Даймонда Альберт Анастасиа отобрал пять лучших специалистов. Интересно, что убийцы получили инструкции в клубе демократической партии «Таммани-Холл». Анастасиа на пару минут отвлекся от игры в гольф, объяснил, кого надо убрать, назвал цену и вернулся на площадку.

Команда киллеров получила в свое распоряжение два «чистых» автомобиля. В «Корпорации убийств» существовал специальный «отдел», занимавшийся угонами. Угнанные машины переделывали до неузнаваемости, а затем использовали в качестве «упаковок» для взрывных устройств, перевозки трупов и прочих подобных целей. Поскольку Морис Даймонд был «клиентом» довольно высокого уровня, убийцы разделились на две группы — основную и дублирующую. Такой способ действий являлся гарантией от случайного промаха, поскольку, как показывала практика, дважды по одной и той же мишени промазать нельзя. Тем более что стрелять выпало Джеку Паризи и Чарли Уоркману, а они умели обращаться с оружием.

Автомобили с убийцами выехали в Манхэттен. Было установлено, что Морис Даймонд возвращается домой с работы около восьми часов вечера.

Киллеры припарковали машины по обе стороны улицы возле дома профсоюзного лидера. Они знали, что Даймонд обычно идет пешком от станции метро. Часы показывали без пятнадцати восемь. Теперь оставалось только ждать.

Анджело Каталано, наблюдавший за улицей, заметил «клиента» на перекрестке и выплюнул за окно недокуренную сигарету.

— Джек, — позвал он.

Большой любитель кофе, Джек Паризи всегда брал с собой на дело термос. За день он выпивал немыслимое количество маленьких чашек. Специально для него знакомый бармен готовил кофе по-турецки. Сделав осторожный глоток дымящегося напитка, Паризи спросил:

— Ты точно уверен, что это он?

— Да, я уверен.

— О’кей, — Паризи закрутил крышку термоса, — значит, я пойду ему навстречу. Как только отработаю — подгонишь тачку.

Он вытащил из кобуры под пиджаком «специальный полицейский» 38-го калибра и щелкнул затвором. Каталано повернул ключ зажигания. Оба киллера заметно напряглись и подобрались.

Паризи вышел на улицу. Он шагал нарочито неторопливо, как человек, которому нечего скрывать. В этот вечерний час было довольно много прохожих, которые, как и Даймонд, возвращались с работы. Но Джек Паризи не боялся делать свое дело на глазах десятков возможных свидетелей. Поравнявшись с Морисом Даймондом, он выстрелил почти в упор. Сразу раздались истерические крики находившихся поблизости людей. Рядом взвизгнули тормоза автомобиля. Каталано открыл дверь. Джек Паризи нырнул в машину. Как только убийцы скрылись, вокруг неподвижного тела собралась толпа. Единственная пуля попала Морису Даймонду прямо в сердце. Он был мертв, прежде чем успел коснуться земли. При появлении полиции люди поспешили разойтись. Детективам из отдела по расследованию убийств не удалось найти ни одного свидетеля.

Профсоюзный босс, заменивший Мориса Даймонда, оказался более покладистым. Гюрах Шапиро без особого труда заключил с ним соглашение. В последующие годы коррупция в профсоюзе водителей грузовиков достигла невероятных размеров. Достаточно сказать, что некий Джеймс Хофф, возглавивший тред-юнион в 1957 году, был непосредственным участником уотергейтской аферы. И в наши дни мафия сохраняет контроль за этим профсоюзом, в который входят уже не 50, а 400 тысяч человек.

Резня продолжалась. Лепке отдал приказ о ликвидации Питера Панто, лидера профсоюза докеров. Вообще, еще со времен первой мировой войны доки считались традиционной сферой влияния гангстеров. В 30-е годы профсоюз докеров контролировал Альберт Анастасиа под эгидой Лепке Бачелтера. Поэтому трудно понять, куда смотрела бандитская «служба безопасности», допустив до власти такого человека, как Питер Панто. В среде рабочих он прославился своими дерзкими бесстрашными выступлениями против засилья гангстеров в порту. Сначала с ним пытались бороться при помощи компрометирующих публикаций в прессе. Но работяги знали Панто как честного и неподкупного человека. Кампания компроматов провалилась. На июнь 1939 года были назначены очередные выборы руководства профсоюза. Выступая на предвыборном митинге, Питер Панто открыто призвал рабочих объединиться и совместными усилиями очистить причалы от бандитов. Было очевидно, что Реймонд О’Лири, кандидат от Анастасиа, не имеет никаких шансов. Лепке немедленно созвал чрезвычайную сходку.

— Это ж ясно! — кричал он. — Мы пролетаем, как фанера над Парижем. Скажи мне, Альберт, какого хрена ты цацкался с этим ублюдком так долго?

Анастасиа виновато молчал.

— Говорю тебе, мы катимся вниз. Если двести тысяч придурков в доках вобьют себе в башку, что могут голосовать, как им вздумается, тогда их ничем не остановишь. И что мы будем делать? Завалим трупами весь порт? Короче, Альберт, решай эту проблему как хочешь, дело твое. Но за этот гребаный профсоюз ты мне отвечаешь головой, понял?!

Бам-Бам Анастасиа знал только один способ, старый, как мир: «Нет человека — нет проблемы».

Два конкурирующих профсоюзных босса назначили Питеру Панто встречу на 18-й улице в Вест-Сайде. Отправляясь туда, он не подозревал, что эти двое были подставными людьми Анастасиа. За свое иудино дело один получил 85 долларов, другой — 90. Пригласив Питера в небольшое кафе, они стали склонять его к сотрудничеству с мафией, сулили большие деньги. Обозвав их «продажными шкурами», Питер Панто вскочил из-за стола и вышел на улицу. Там его уже ждали. Менди Вейсс и Тони Ромеро нанесли ему несколько ударов по голове рукоятями пистолетов. Бесчувственное тело швырнули в машину. Прохожие, наблюдавшие эту сцену, поспешно прибавили шаг.

Питера Панто вывезли за город и доставили к заброшенному карьеру в районе Пассейика. Здесь располагалось одно из тайных кладбищ «Корпорации убийств». Хотя Питер не отличался особой физической силой, троим киллерам пришлось с ним повозиться. Он яростно сражался за свою жизнь. Менди Вейсс едва не лишился правого глаза. Тони Ромеро получил удар ногой в переносицу. У водителя Джимми Феррако было исцарапано лицо. Наконец Менди Вейсс как следует схватил Питера за горло обеими руками и стал душить. Ромеро и Феррако крепко держали жертву за руки. Через две минуты все было кончено. Труп Питера Панто закопали на дне карьера, где по соседству разлагалось два десятка тел других казненных.

Террор в профсоюзах принял размеры настолько угрожающие, что даже боссы Высшего Совета осознавали очевидную необходимость скорейшего ухода Лепке со сцены. 20 августа 1939 года Фрэнк Костелло, сопровождаемый адвокатом Мозесом Полакоффом, прибыл в городок Даннемора. Надзиратель Томас Мерфи встретил их весьма радушно и вызвал служебную машину. Как обычно, он провел гостей из Нью-Йорка в канцелярию. Через несколько минут брат Мерфи Фрэнк почтительно распахнул дверь перед боссом всех боссов.

Лаки Лючано неважно выглядел в полосатой тюремной робе. Из-под куртки с нашитым номером 92168 торчал грубый шерстяной свитер. Ноги притягивали к земле тяжелые, неуклюжие ботинки. Под глазами короля гангстеров залегли густые синие тени — след длительного отсутствия женщины. Однако даже в таком жалком виде он оставался при власти.

— Пойди покури, Моз, — распорядился Костелло. Адвокат послушно вышел. Фрэнк обнял Лаки и со слезой в голосе сказал:

— Cospetto! Pio Mio![41] Чарли, я никак не могу привыкнуть. Мне очень больно видеть тебя в этой проклятой каторжной одежде.

— Ничего, мое время скоро придет, — угрюмо произнес Лаки, — теперь Дьюи осталось только победить на выборах губернатора. Для этого он должен упрятать Лепке. Рассказывай, как идут дела.

— Когда мы передали властям, что Лепке согласен сдаться, нас оставили в покое. Все в порядке, все наладилось. Единственное, что мне не нравится, — это наркотики. Очень грязный бизнес, Чарли, от него одни неприятности.

— Белый порошок — это большие деньги. Да, это грязный бизнес, но очень перспективный. Если мы устранимся от него, им займутся ниггеры или кто там еще. Они сделают на этом миллионы. А у кого деньги — у того и власть. Мы не можем допустить, чтобы власть перешла к кому-то другому. Это противоречит нашим интересам.

— О’кей. Ты босс, — вздохнул Костелло и сменил тему. — Чарли, ты знаешь, Лепке совсем сошел с ума. Он устроил такую бойню, какая была во время кастелламарской войны.

— Мы уже говорили об этом, Фрэнк. Лепке должен сдаться.

— Да, но… Он говорит, что прежде должен привести в порядок свои дела. Этому кровососу все мало трупов. Чарли, его надо остановить. Только ты можешь сделать это.

Лаки Лючано сел за стол и быстро набросал короткую записку.

— Надеюсь, Лепке умеет читать? — язвительно спросил он.

— По идее, да.

— Если все-таки не умеет, прочтешь ему сам. И еще, это ты должен передать на словах Тому Луччезе. Как только Лепке сядет, я разрешаю ему взять в свои руки бизнес в сфере готового платья.

Костелло понял. Это означало только одно: для преступного мира Луис Бачелтер отныне был заживо похоронен.

Душной августовской ночью черный «Паккард», за рулем которого сидел Альберт Анастасиа, остановился перед домом номер 101 на Третьей улице в Бруклине. Из подъезда стремглав выскочил человек в огромных солнцезащитных очках, одетый в зимнее пальто с высоко поднятым воротником. Внимательно осмотревшись по сторонам, он сел в машину. Анастасиа пересек Бруклинский мост и въехал в Манхэттен. На углу Пятой авеню и 28-й улицы стоял «Кадиллак» с зашторенными окнами, который при приближении «Паккарда» зажег и погасил фары. Анастасиа припарковал автомобиль рядом. На всякий случай вытащил из-под приборной доски свой «люгер» 45-го калибра.

Находившийся за рулем «Кадиллака» Уолтер Уинтшелл помахал рукой. Анастасиа последний раз взглянул на босса. Лепке, казалось, одолели сомнения. Но все было уже решено, и он не мог ничего изменить. Не колеблясь больше, он вышел из машины навстречу судьбе. Задняя дверца «Кадиллака» распахнулась. Шеф «Корпорации убийств» настороженно замер на месте. Слишком часто он видел это на улицах: автомобиль с потушенными фарами, распахивается дверь, и в следующий миг из салона гремят выстрелы. Но ничего не случилось.

— Хэлло, я — Эдгар Гувер.

— Хэлло, я — Луис Бачелтер.

— Лепке?

— Да… так когда-то называла меня моя мамаша.

Эдгар Гувер надолго замолчал. Потом задумчиво произнес:

— Твоя мамаша? Это немыслимо, чтобы у такого типа, как ты, могла быть мать.

Было 23 часа 10 минут 24 августа 1939 года. Над городом нависла удушающая предгрозовая жара.

Сенсационные репортажи Уолтера Уинтшелла появились на первых полосах всех крупных нью-йоркских газет. За один день отважный журналист «срубил» столько денег, сколько раньше зарабатывал за год. Не говоря уже о славе, которая гремела по всей Америке. Эдгар Гувер тоже был доволен своими лаврами. Именно на ниве ареста Лепке возникла старательно взращиваемая в сознании общественности легенда о «всемогущем и всезнающем» ФБР. Какую бы ересь ни проповедовал Гувер в дальнейшем: «желтая опасность», затем «красная опасность» и далее «теория ЛКН», американцы искренне верили в это.

Суд над Лепке был назначен на 27 ноября. Он находился в комфортабельной камере федеральной тюрьмы Ливенпорт, штат Канзас, далеко от Нью-Йорка, где было слишком непримиримое общественное мнение и грозный прокурор Том Дьюи. Эдгар Гувер заверил его, что «джентльменское соглашение» с преступным синдикатом остается в силе. Обвинительное заключение содержало только один пункт: торговля наркотиками. При этом Генри Анслингер на пушечный выстрел не был допущен к процессу, хотя наркобизнес считался сферой деятельности ФБН, но никак не ФБР. Однако Лепке недолго пребывал в безмятежности. Вскоре его посетил Алли Танненбаум, сопровождаемый адвокатом Джорджем Вольфом. «Убийца с грустными глазами», как называли Танненбаума «коллеги» по ремеслу, принес боссу плохие вести — письмо от некоего Гарри Гринберга, отправленное из Монреаля. Там было всего три строчки: «Ты наплевал на меня и забыл обо всем. Зато я помню кое-что, чем очень заинтересуется прокурор Дьюи. Мое молчание обойдется тебе в пять кусков».

Профессиональный убийца Гарри Гринберг по прозвищу Биг Грини пять лет верой и правдой служил Лепке. Он принимал активное участие в резне, которую босс устроил в мае 1939 года. Понимая, что знает слишком много и элементарно может оказаться в черном списке, Гринберг бежал в Канаду. Те деньги, которые у него были с собой, быстро закончились. Биг Грини не придумал ничего лучшего, как шантажировать своего шефа. Но вместо пяти тысяч долларов Лепке приказал Алли Танненбауму «наделать в этом подонке пять тысяч дырок». У Гарри Гринберга нашлись доброжелатели, предупредившие его об опасности. Алли Танненбаум приехал в Монреаль ровно сутки спустя после того, как Биг Грини удрал из города. А между тем до начала процесса оставалось полтора месяца. Лепке не мог чувствовать себя спокойно, пока Гринберг был жив. При посредничестве Высшего Совета приказ найти и убить опасного свидетеля получили главари банд всех пятидесяти штатов США. Его искали повсюду. Однако на след беглеца удалось напасть только через шесть недель.

Биг Грини Гринберг обосновался в Лос-Анджелесе на Юсса-стрит, 1237. Он выходил из дома только один раз в сутки, под вечер, чтобы немного прогуляться и купить продукты. Иногда он на своем маленьком «Форде» выезжал на Закатный бульвар, чтобы воспользоваться услугами какой-нибудь из бесчисленных проституток. Биг Грини не подозревал, что находится под наблюдением. «Команда» профессиональных киллеров тщательно и скрупулезно изучала его распорядок дня. Двое из них — Алли Танненбаум и Уайти Кракоу — принадлежали к «еврейской ветви» «Корпорации убийств». Двое других — Чамп Сегал и Фрэнки Карбо — были местными бандитами. Их нанял Багси Сигел, ответственный за исполнение приговоров на Западном побережье. С самого начала операции он торопил ребят, поскольку до начала суда над Лепке оставались считанные дни.

Но ремесло убийцы не терпит спешки. Только за пять дней до начала процесса Фрэнк Карбо сообщил Багси:

— Мы сделаем это сегодня.

— Я должен все видеть собственными глазами, — заявил Сигел, — я пойду с вами.

— Зачем тебе это нужно, Бен? Катхилл[42] идет за тобой по пятам. Участие в этом деле — лишняя грязь. Мы вполне справимся.

— А ты знаешь, Фрэнки, перед кем я отвечаю за успех этой операции?

Карбо не стал спорить.

— О’кей, это твое право.

— Я поеду в машине с Уайти.

Около десяти часов вечера Гринберг приехал с Закатного бульвара, сильно утомленный своей подружкой. Он не обратил внимания на «Кадиллак», за рулем которого находился Алли Танненбаум. Фрэнк Карбо и Чамп Сегал извлекли из-под плащей оружие. С противоположной стороны улицы за происходящим наблюдали Багси Сигел и Уайти Кракоу.

Гринберг достал с заднего сиденья «Форда» пакеты с продуктами, закрыл дверцу на ключ и направился к дому. Когда он проходил мимо «Кадиллака», дверцы резко распахнулись. Наперерез Гринбергу выскочили двое убийц. Он не успел ни убежать, ни закричать. Выстрелы загремели один за другим. Биг Грини Гринберг получил двенадцать пуль. Смерть наступила мгновенно. Убийцы без помех скрылись с места происшествия.

В назначенный срок Большое жюри города Канзас-Сити начало разбирательство по делу «Луис Бачелтер против штата Канзас». Лепке получил десять лет лишения свободы за торговлю наркотиками и считал, что дешево отделался. Однако генеральный прокурор Дьюи сражался с директором ФБР как лев, добиваясь выдачи Лепке властям штата Нью-Йорк. Он в сжатые сроки подготовил обвинение в индустриальном рэкете. Дьюи не мог допустить появление на своей репутации непобедимого борца за справедливость такого пятна, каким стал Лепке. Через своих знакомых журналистов прокурор как следует «отхлестал» Эдгара Гувера, высмеивая его «джентльменское соглашение» с гангстерами. Не ограничившись этим, Дьюи обратился с ходатайством в Верховный Суд и написал открытое письмо министру юстиции. Сдавленный со всех сторон, Эдгар Гувер был вынужден уступить. Лепке отправили по этапу из Ливенпорта в нью-йоркскую тюрьму Томбс. Ему инкриминировали рэкет в хлебопекарной промышленности. Процесс начался в январе 1940 года. Дьюи легко добился признания подсудимого виновным на основе неопровержимых доказательств. Присяжные влепили Луису Бачелтеру на полную катушку — тридцать лет лишения свободы. Столько же, сколько получил Чарли Лаки Луканиа. Увенчав свое чело новыми лаврами, генеральный прокурор активно включился в предвыборную гонку, сражаясь за кресло губернатора столь же яростно, как он привык сражаться с гангстерами. Однако в очень близком будущем и Лепке, и всю «Корпорацию убийств» в целом ожидали гораздо более крупные неприятности.

Все началось с письма, полученного бруклинским прокурором О’Двайером из тюрьмы Райкерз-Айленд от заключенного Гарри Рудольфа, который отбывал пять лет за кражу с витрины. Мелкий воришка и жалкий неудачник, он вдруг решился на опасный шаг — дать показания против Эйба Рильза и Багси Голдштейна. О’Двайер показал письмо своему помощнику Бартону Туркусу:

— Что ты об этом думаешь, Берт?

— Гарри Рудольф, по кличке Мок, — задумчиво произнес Туркус. — Мало вероятно, что между этим ничтожеством и гангстерами такого ранга, как Рильз и Голдштейн, могут быть какие-то связи.

— Я тоже так думаю, — согласился прокурор.

— Впрочем, — неожиданно сказал Туркус, — выслушать его все же не помешает. Возможно, в будущем мы сможем использовать его в качестве свидетеля.

Прокурор позвонил начальнику тюрьмы Райкерз-Айленд и попросил доставить заключенного Гарри Рудольфа. Бледный, узкоплечий, исхудавший от тюремной пищи, в свои двадцать шесть лет Мок выглядел как семнадцатилетний мальчик.

— Я был свидетелем убийства, — заявил он прокурору, — я готов дать показания под присягой.

— Ты в этом уверен? — спросил О’Двайер.

Он знал, что у Рудольфа не все в порядке с головой.

— Я видел все собственными глазами.

— Ты утверждаешь, что убийство совершили Рильз и Голдштейн?

— Да. Рильз, Голдштейн и Дьюки Маффетор.

— О’кей, кого они убили?

— Моего друга Рэда Халперта.

О’Двайер и Туркус переглянулись. Речь шла об убийстве, совершенном семь лет назад. Изрешеченное пулями тело девятнадцатилетнего вора Рэда Халперта было обнаружено 25 ноября 1933 года на свалке в Браунсвилле. Раскрыть это преступление полиции не удалось.

— Я был там, — взволнованно рассказывал Рудольф, — я все видел. Рэда перехватили, когда он выходил из дома. Эти трое подонков. Они увели его «прогуляться».

— Почему же ты столько лет молчал? — изумился прокурор.

— Вот, — Мок приподнял рубашку и показал длинный красный шрам на животе, — это тоже их работа! В меня стреляли, но мне повезло, пуля попала неглубоко, и я сам смог вытащить ее. Я молчал, потому что боялся. Не знаю почему, но вот уже полгода Рэд снится мне каждую ночь. И я больше не могу молчать. Эта история не дает мне жить спокойно.

На лицах О’Двайера и Туркуса было написано недоверие. Однако чем черт не шутит…

— Хорошо, рассказывай, — решил прокурор.

И Рудольф рассказал все, что знал. Хотя многие моменты вызывали сомнение, сказанного им все же было достаточно для ареста Рильза, Голдштейна и Маффетора. Начальник 12-го браунсвиллского дивизиона капитан Уильям Салливан получил приказ задержать их. Он сделал это весьма необычным способом. Отдавая себе отчет, что искать подозреваемых по трущобам — безнадежное дело, капитан переоделся в штатское и отправился в ресторан «Сити-Паб», где любил ужинать Эйби Рильз. Владелец ресторана Томми Фрэкас был неприятно удивлен его появлением. «Сити-Паб» считался бандитским местечком, и полицейские предпочитали сюда не заглядывать.

— Добрый вечер, капитан, — не протягивая руки, сказал Фрэкас, — вы пришли арестовать кого-то из моих клиентов?

— Когда-нибудь, но не сегодня, — в тон ему ответил Салливан, — я хочу попросить тебя о небольшом одолжении, Томми.

— Я не обязан делать вашу работу за вас.

— Полегче, Томми. Дыши глубже и слушай. Если увидишь Кида Твиста, Багси или Дьюки, передай, что завтра в восемь утра я жду их в своем кабинете. О’кей?

Фрэкас молчал. Его лицо было непроницаемо. Но капитан не ждал ответа.

— Я думаю, ты понимаешь английский язык, — бросил он и вышел.

«Избегайте шаблонов, мыслите нестандартно» — таково первое правило хорошего юриста и хорошего полицейского. Метод капитана Салливана подействовал. Ровно в восемь ноль-ноль гангстеры появились в участке. Не понадобилось даже выписывать повестки.

Они не боялись. За свою недолгую жизнь Рильз успел побывать в полиции семьдесят раз, Голдштейн — сорок семь. Дьюки Маффетор — мелкая сошка — имел несколько приводов за хулиганство и употребление наркотиков в присутственных местах. Чтобы гангстеры не смогли договориться о совместных показаниях, их разбросали по разным тюрьмам. Рильза отправили в тюрьму Томбс, Голдштейна — на Статен-Айленд, Маффетора в Бронкс. Первые двое были крепкими ребятами, поэтому О’Двайер распорядился хорошенько «раскрутить» третьего.

По истечении сорока восьми часов арестованным было предъявлено обвинение в убийстве первой степени. Следователи взялись за Маффетора. Они убеждали его, что Рильз и Голдштейн на свои деньги запросто могут нанять адвокатов, которые представят дело так, что организатором убийства будет он. Затем следователи рассказали, как Багси и Кид Твист попытались подкупить Гарри Рудольфа, обещая ему за молчание десять тысяч долларов. Это действительно было так. Мок сам сообщил прокурору о попытке подкупа, совершенной при помощи одного из заключенных. Нищему Маффетору и не снились такие деньги. Он был всего лишь шестеркой. Он даже допускал, что пронырливые подельники свалят всю вину на него, но все равно молчал, потому что стукач в тюрьме не выживает. Он понятия не имел, что такое настоящая «раскрутка».

— Твою жену и малыша выбросили на улицу, они не смогли заплатить за квартиру, — сообщил помощник прокурора, — а жены Рильза и Голдштейна купаются в золоте.

Выдержать это Маффетор уже не мог. Туркус разъяснил ему, что свидетель имеет право получить денежное вознаграждение за сотрудничество с властями. Дьюки никогда не согласился бы бесплатно сдать подельников.

— Да, я участвовал в убийстве Рэда Халперта. Но не убивал. Я только вел машину.

— Почему его убили?

— Я не знаю. Рильз не говорил мне. Причину должен знать Сэмми Левин, потому что он готовил приманку.

— Что ты имеешь в виду?

— Убрать Халперта помог его друг Уолтц. С ним договаривался Левин.

— Ты готов подтвердить свои показания под присягой?

— Если мне и моей жене обеспечат надежную охрану.

Оформив показания Маффетора, Бартон Туркус выписал ордер на арест Сэмюэля Левина. Белокурый красавец с томными голубыми глазами, Левин внешне ничем не напоминал гангстера. Он слыл любимчиком бруклинских девчонок. Два года назад он женился и твердо решил завязать с преступной деятельностью. Устроившись водителем в компанию грузоперевозок, Левин зарабатывал мало, но честно. Впрочем, во время работы в «Корпорации убийств» он получал ненамного больше денег, потому что Рильз и другие главари имели обыкновение зажимать гонорары.

Когда жена Левина Хелен забеременела, ему пришлось занять у Гарри Питсбурга сто долларов, чтобы внести аванс в клинику. Поскольку банда предоставляла займы любому желающему по системе «пять за шесть», Левин должен был вернуть двести двадцать долларов. Он так и не смог вырваться из долговой кабалы. Преступный мир крепко привязал его к себе. Левин не мог знать, что полицейские спасли ему жизнь. Банда считала его ненадежным, и Эйби Рильз отдал приказ о его ликвидации. Убийство было назначено на 1 марта, но за неделю до этого Левина арестовали.

Сэмми стойко хранил молчание. Разговорить его не помог даже «конвейерный» допрос, продолжавшийся двое суток почти без перерыва. Тогда О’Двайер и Туркус применили другую тактику. Они устроили Левину очную ставку с женой и маленькой дочерью.

— Хотите спасти вашего мужа? — резко спросил Туркус. — Это зависит только от вас. Убедите его говорить.

Красавица Хелен залилась слезами и бросилась в объятия мужа:

— Дорогой! Я тебя умоляю… Ради нас расскажи им всю правду.

Вместе с Хелен заплакала маленькая Барбара. Это было уже слишком. Левин, обожавший жену и дочь, начал терять самообладание. К тому же он знал, что, пока сидит в тюрьме, они голодают.

— Я готов дать показания, но только в том, что касается лично меня, — заявил Левин.

О’Двайер и Туркус напрасно обрадовались. Сэмми надул их: признал свое соучастие в угоне автомобиля, который потом использовали киллеры. И все. Однако Туркус решил надавить на него по-настоящему.

— Как хочешь, Сэм, но ты дал показания в присутствии твоей жены. Отныне она — свидетель обвинения, и ее жизнь подвергается опасности.

Взбешенный Левин завопил:

— Ах ты, ирландская сволочь!

— Подумай, Сэм, — подзуживал Туркус, — у твоих дружков везде свои люди, даже в нашей конторе. Они ни перед чем не остановятся. Так что все в твоих руках. Уведите его!

Левин провел в камере кошмарную бессонную ночь. Он знал, что парням из «Бруклинского объединения» раз плюнуть — убить его жену и дочь. Утром он, сломленный и поникший, начал давать показания. Прежде всего Туркус потребовал рассказать правду об убийстве Рэда Халперта.

Незадолго до убийства Халперт обчистил квартиру богатого ювелира. Имея на руках драгоценностей на солидную сумму, он решил продать их Гарри Питсбургу, который помимо заказных убийств занимался скупкой краденого. Штаб браунсвиллской банды располагался в клубе «Корнер». Халперт пришел туда, показал Красавчику Гарри свой товар и объявил цену:

— За все это я хочу три куска.

— Ты что, спятил? Семьсот баксов — и ни центом больше, — услышал он в ответ.

— Это ты спятил, если думаешь, что я соглашусь.

Разговаривать с Гарри Питсбургом подобным образом было все равно что дразнить голодного волка.

— А ну, проваливай отсюда, — зарычал он.

Рэд Халперт молча собрал драгоценности и ушел. А почему бы не получить побрякушки бесплатно, подумал Красавчик Гарри? Он вызвал Сэма Левина и приказал побольше разузнать «об этой заднице Халперте». Сэмми воспользовался услугами некоего Уолтера Сайджа, которого Рэд считал своим другом. От себя Гарри Питсбург пообещал предателю должность управляющего игровыми автоматами в барах на Сэнд-авеню. С этого момента участь Халперта была решена. Сайдж встретился с ним и рассказал, что знает хорошего покупателя, который интересуется драгоценностями. У молодого вора не было оснований не доверять своему другу. Он отправился домой за товаром. Сайдж сказал, что вместе с покупателем будет ждать его в баре Ханта. Все дальнейшее, как говорится, было делом техники. Когда Рэд Халперт вышел из дома с драгоценностями в кармане, его схватили Рильз и Голдштейн, вывезли за город и хладнокровно прикончили. Но они не могли знать, что эту сцену издали наблюдал Гарри Рудольф, которого Рэд пригласил выступить свидетелем при заключении сделки. Кстати, Уолтер Сайдж не протянул долго. Рильз заподозрил его в сокрытии доходов. Утруждать себя проверкой Кид Твист не стал, а разрешил проблему привычным способом. Сайджу устроили «прогулку» в горах Катскилл, во время которой Гарри Питсбург нанес ему тридцать два удара своим любимым оружием — ледорубом. Сэмми Левин тоже участвовал в этом — он вел машину.

Затем Сэмми выложил правду об убийстве букмекера Соломона Голдштейна, в котором были замешаны сицилийцы Хэппи Мойон и Дашер Аббандандо. Услышав имена авторитетов из района Оушен-Хилл, Туркус потребовал более подробного рассказа об их деятельности. Левин, которому уже нечего было терять, дал показания о шести убийствах. Таким образом, Рильз, Голдштейн, Питсбург, Мойон и Аббандандо — вся верхушка «Корпорации убийств» — были окончательно скомпрометированы. Начиная это дело, прокурор О’Двайер даже представить себе не мог, насколько длинной окажется раскручиваемая им цепочка.

— Теперь-то мы сможем припереть к стенке этого подонка Рильза, — с удовлетворением заметил Туркус, просматривая запротоколированные показания Рудольфа, Маффетора и Левина.

— В любом случае его песенка спета, — согласился прокурор.

— Так я еду в Тобс, мистер Двайер?

— Конечно, Барт. Держи меня в курсе.

Кид Твист встретил помощника прокурора жалобами на сплошное беззаконие:

— Мистер Туркус, это полный беспредел! Больше месяца я полирую тюремные нары. Спрашивается, за что? Как вы могли поверить этому чокнутому Моку? Да он же с тараканом в котелке!

Рильз выразительно постучал себя пальцем по виску и без передышки продолжил:

— Не убивал я никакого Халперта! Первый раз в жизни слышу это имя! Я заявлю протест окружному судье. Я требую освобождения из-под незаконного ареста по ложному обвинению.

Внутренне подленько ухмыляясь, Туркус подождал, пока Кид Твист наговорится вдоволь.

— У тебя все? — спросил он, когда убийца замолчал. — О’кей, хочу тебя обрадовать, Эйби. С дутыми обвинениями покончено. На, читай!

Туркус с наслаждением, эдаким небрежным жестом швырнул на стол копии показаний трех свидетелей. Пока Рильз читал, помощник прокурора с живым интересом наблюдал за его лицом. Выражение благочестивого возмущения сначала сменилось на скучающе-презрительную маску, сквозь которую затем проступила ошарашенность и далее причудливый симбиоз растерянности, страха и бешеной злобы. «Что с парнем делается! — невольно подумал Туркус. — Какая богатая гамма переживаний!»

Кид Твист шумно засопел.

— Что скажешь, Эйби? Как тебе понравилось это криминальное чтиво?

Рильз с ненавистью буравил Туркуса глазами и молчал.

— Эйби, только не надо делать вид, что ты внезапно стал немым, — с издевкой произнес помощник прокурора, — это тебе не поможет. Догадываешься, почему? Хоть язык у тебя отнялся, но задница в полном порядке и вполне подойдет для электрического стульчика. Как вы там его называете между собой? Кажется, «танцплощадкой», верно?

Рильз хранил молчание, глядя в стену остановившимся взглядом.

— Ну, будь здоров, Эйби, — помощник прокурора вышел из камеры.

На следующий день по обвинению в убийстве первой степени были арестованы Фрэнк Хэппи Мойон и Фрэнк Дашер Аббандандо — главари сицилийской ветви «Корпорации убийств». Узнав об этом, Рильз вызвал своего адвоката и попросил передать письмо жене.

Эта историческая дата сохранилась в полицейских архивах вплоть до минуты. 22 марта 1940 года в 17 часов 30 минут Рози Рильз, жена Кида Твиста, появилась в кабинете окружного прокурора О’Двайера.

— Мой муж хотел бы встретиться с вами, мистер О’Двайер, — заявила она, — как можно скорее. Он хочет дать показания.

— Мы обдумаем это предложение, — церемонно ответил окружной прокурор. Едва Рози вышла за дверь, как темпераментный Туркус принялся обрабатывать шефа:

— Это наш единственный шанс… Кид Твист все знает про их дела… Опираясь на его показания, мы сможем полностью выкорчевать браунсвиллскую банду.

— Действуй, Барт, — разрешил прокурор. Туркус снял трубку и позвонил в тюрьму Томбс.

— Говорит помощник окружного прокурора. Прошу немедленно доставить подозреваемого Рильза для допроса. Благодарю вас.

Убийца отнюдь не выглядел взволнованным или удрученным. Напротив, он держался весьма уверенно:

— Господин прокурор, за сто штук я могу нанять лучшего адвоката в Нью-Йорке, и он отправит всех ваших свидетелей на помойку. Показаний одного свихнувшегося придурка и двух ничтожных подонков явно недостаточно, чтобы меня угробить. Даже я это знаю. И вы тоже. Триста девяносто девятая статья…

Кид Твист имел в виду статью 399-ю уголовно-процессуального кодекса штата Нью-Йорк, которая гласила: «Ни один обвинительный приговор не может быть вынесен лишь на основании свидетельств участников преступления, если не имеется подтверждений в виде вещественных доказательств и показаний прочих свидетелей (очевидцев), которые позволят определенно установить участие обвиняемого в совершении преступления». Ни тем, ни другим обвинители не располагали. Хороший адвокат действительно мог добиться оправдания Рильза.

— Поэтому условия ставлю я, — уверенно продолжал убийца. — Мистер О’Двайер, сразу хочу сказать, что знаю очень много. Как только я начну говорить, вы станете знамениты. Ваше имя войдет в историю, как имена Дьюи и Ла Гардиа. Я обеспечу вас хорошим стартом для политической карьеры. — При этих словах прокурор поморщился, так как Рильз попал прямо «в яблочко». — Но вы должны предоставить мне и моей жене определенные гарантии. Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.

Оставшись наедине, прокурор и убийца сразу заспорили. Рильз шел напролом и в обмен на свои признания требовал полной безнаказанности.

— Это невозможно, — урезонивал его О’Двайер, — общественность этого не допустит. Мы признаем тебя виновным в убийстве второй степени[43], и я буду лично ходатайствовать о смягчении наказания.

Рильз взъярился и ударил кулаком по столу:

— Об этом не может быть и речи! Никакое убийство вы мне не пришьете!

Торг продолжался почти всю ночь. Резкий, жесткий, бескомпромиссный. Каждая из сторон стремилась надуть другую. Наконец уже под утро, издерганные и утомленные, Рильз и О’Двайер пришли к взаимоприемлемому соглашению: от десяти до пятнадцати лет тюрьмы, задним числом обжалование приговора, изменение формулировки на «условно» и два билета на пароход, отбывающий в Рио-де-Жанейро, куда не дотянутся щупальца Высшего Совета.

Вполне удовлетворенный, Кид Твист решил не откладывая начать игру и сразу выкинул козырную карту — поведал окружному прокурору правду об убийстве Датча Шульца. До этого принято было считать, что Голландец погиб от рук конкурентов из еврейской мафии, причем мотивы и обстоятельства убийства оставались совершенно неизвестны. Показания Рильза позволили прояснить истинную картину. Но самое главное — он назвал имена убийц. В то же утро О’Двайер выписал ордера на арест Чарли Уоркмана, Менди Вейсса и Алли Танненбаума. Туркус тем временем продолжал допрос, и к середине дня пришлось выписать еще несколько ордеров на имена Гарри Питсбурга, Луиса Капоне и ряда других профессионалов. Как говорится, их взяли тепленькими. Ничего не подозревающие убийцы пили утренний кофе, когда за ними пришли полицейские.

Эйби Рильз обладал феноменальной памятью. Он с потрясающей точностью вспоминал факты, даты, имена, места проведения акций и даже потенциальных свидетелей, полностью отвечающих требованиям статьи 399-й. Он пролил свет на обстоятельства двухсот пятидесяти (!) убийств, отнесенных к категории нераскрытых. Кроме того, Кид Твист открыл глаза прокурору — и, без преувеличения, всей американской общественности — на существование в Нью-Йорке чудовищной индустрии смерти, которую именовал «Бруклинским объединением», а журналисты прозвали «Корпорацией убийств». Он раскрыл структуру и объяснил механизм работы этой организации.

В большинстве своем гангстеры начинали работать на «Корпорацию» не добровольно. Вербовщиками выступали главари вроде Мойона или Питсбурга. Сам Рильз признал, что тоже занимался этим. Наемников вербовали из числа уголовной шпаны, отиравшейся возле притонов, принадлежащих «Корпорации» в Браунсвилле и Оушен-Хилл. Парни без роду без племени, с детства влачившие жалкое существование в черном сердце трущоб, они были готовы поставить на кон последнюю рубашку. Карточный азарт, наркотики, а потом новый срок — так проходила большая часть их бессмысленной жизни. Присмотрев кого-то из этой публики, вербовщик предлагал ему деньги по обычной системе: один доллар в неделю за каждые пять, взятые в долг. Когда сумма долга выходила за разумные пределы, вербовщик требовал немедленно вернуть деньги. Должник, естественно, оказывался неплатежеспособен. Тогда вербовщик предлагал выбор: или тебе переломают кости специалисты по выбиванию долгов, или ты совершишь убийство, долг тебе прощают и накидывают сто долларов за работу.

Самым большим заблуждением наемников, завербованных таким способом, было то, что дело ограничится только одной мокрухой. После первого убийства парень попадал в полную зависимость от главарей «Корпорации». Если он отказывался выполнять второй заказ, его убивали, если соглашался во второй раз и в третий, его тоже убивали, потому что он слишком много знал. Причем чистка производилась очередным наемником, завербованным точно так же. Этот «конвейер смерти» работал бесперебойно, ибо в трущобах никогда не ощущалось недостатка в нищих оборванцах, начисто лишенных совести. Однако иногда хладнокровие, инициатива и сноровка, проявленные наемником при выполнении первых заказов, привлекали внимание вербовщиков. «Корпорация» всемерно развивала способности новичка, и он переходил в ранг профессионалов, за которыми закреплялись постоянные источники дохода. Таких профи в «Корпорации» насчитывалось не более ста, но если учесть, что, по оценкам Рильза, в разное время ее численность колебалась в пределах от пятисот до полутора тысяч наемников, то можно себе представить, сколько трупов было разбросано в тайных захоронениях или на дне Гудзона!

Кстати, Рильз, а затем Алли Танненбаум, продержавшийся всего десять дней, указали полиции несколько тайных кладбищ в графстве Салливан, Катскиллских горах и в лесах Джерси. В последующие дни все идентификационные лаборатории в Нью-Йрке были загружены работой по горло, ибо в местах, указанных гангстерами, полицейские обнаружили десятки полуразложившихся трупов. Разоблачения Рильза заняли первые полосы всех крупных американских газет.

Весть о небывалой катастрофе дошла и до городка Даннемора. В тюрьму Клинтон ее принес Фрэнк Костелло. Как обычно, надзиратель Мерфи оставил его наедине с Лаки Лючано.

— Чарли, беда! — возопил Костелло. — Рильз раскололся. Он сдает всех. Люди Лепке горят как свечки.

Лаки замер. Эйби Рильз участвовал в убийстве Сальваторе Маранцано и хорошо знал, кто именно отдал приказ. Это грозило королю гангстеров смертным приговором. Однако не время было предаваться мрачным раздумьям, надо действовать — действовать, пока не поздно!

Фрэнк Костелло безмолвно ждал решения босса. Лаки взял себя в руки и спокойно спросил:

— Кого уже взяли?

— Капоне, Питсбурга, Танненбаума, Голдштейна… — стал перечислять Костелло. По мере того как перечень удлинялся, Чарли становился все более мрачным.

— Кто занимается этим делом?

— Билл О’Двайер.

— А что поделывает Дьюи?

— Сидит в Олбани и на всех поплевывает[44].

— О’Двайер — это хорошо[45], — задумчиво протянул Лаки. — Вот что, Фрэнк, все протоколы показаний Рильза должны быть у меня. Мне надо крепко подумать.

— Я предусмотрел это, Чарли. Я привез протоколы с собой.

Костелло передал Лаки увесистую папку. Лаки улыбнулся уголком рта:

— Мы всегда понимали друг друга, верно?

— Ты будешь знать все, что напоет эта сволочь Рильз, от первого до последнего слова, — пообещал Костелло.

Черты лица Лаки стали жесткими:

— Отправляйся в Нью-Йорк. Передай приказ всем подонкам этой страны: награда за Рильза — сто тысяч долларов, за Танненбаума — семьдесят. Подними на ноги всех полицейских. Можно попытаться убрать этих стукачей в тюрьме.

— Хорошо, я попробую.

Вернувшись в свою камеру, Лаки стал напряженно думать. Предательство Рильза образовало в структуре преступного синдиката зияющую брешь, и ворвавшийся через нее вихрь мог смести их всех.

Между тем главари «Корпорации убийств», парализованные страхом перед неизбежной расплатой, передали на волю приказ убивать всех, кто мог бы подтвердить показания четверых раскаявшихся. Под удар попали те самые профессионалы, ранее составлявшие «корпус неприкосновенных». Массовые убийства продолжались в течение нескольких недель. Волна террора захлестнула преступный мир.

Вместе со своим автомобилем взлетел на воздух Бенни Танненбаум. Дерти Джим Феррако был перерезан надвое автоматной очередью из притормозившего рядом «Форда», причем стрелял его близкий приятель Вито Гурино. Джек Паризи (Дэнди) получил пулю в затылок в бильярдной на 44-й улице. Прямо в подъезде собственного дома был убит Тони Ромеро — заряд крупной дроби разворотил ему грудную клетку. Печально окончил свою блестящую карьеру неразговорчивый убийца Макс Голлоб — полицейские, вломившиеся к нему в квартиру с ордером на арест, обнаружили его тело в ванной с пятьюдесятью ножевыми ранениями. Изысканная сицилийская казнь выпала на долю Фрэнка Спеллано. Брат Хэппи Мойона Дьюк вместе с Вито Гурино залил ему горло расплавленным оловом. Напоследок проявив милосердие, Дьюк Мойон выстрелил Спеллано в голову. Чтоб не мучился. Анджело Латтаро был убит на вокзале Гранд-Сентрал при попытке сбежать из Нью-Йорка. В свою очередь, тех, кто занимался чисткой, уже выслеживали головорезы из «Пепл ганг», направленные в Нью-Йорк по просьбе Багси Сигела.

Устроенная синдикатом бойня обернулась против него самого. Многие стойкие бандиты, которые никогда бы не позволили себе произнести ни одного слова признания, к своему великому разочарованию поняли, что ни былые заслуги, ни репутация — ничто не может спасти их от рук слепых палачей. Разве что… правосудие. Видя в этом единственное средство остаться в живых, они сдавались властям и начинали говорить. Так было, например, с Анджело Каталано, которого в один и тот же день пытались убить дважды. Когда по нему открыли огонь из проезжающего мимо автомобиля, его выручила великолепная реакция. Каталано бросился на землю, и только одна пуля слегка задела плечо. Зажимая рану рукой, он побежал к своему дому. Наспех перевязавшись, стал собирать вещи, и в этот момент дверь затрещала под мощными ударами. Анджело три раза выстрелил по двери и, воспользовавшись краткими мгновениями передышки, выпрыгнул в окно. Остановив машину, он под угрозой оружия заставил водителя отвезти его в окружную прокуратуру. Примерно таким же образом О’Двайер получил в свое распоряжение еще двадцать свидетелей. Дальше тянуть не имело смысла. Процессы начались один за другим.

25 апреля 1940 года был осужден Чарли Уоркман. Он получил пожизненное заключение.

13 мая суд присяжных приговорил к смертной казни Фрэнка Хэппи Мойона и Фрэнка Дашера Аббандандо. Приговор был приведен в исполнение в тюрьме Синг-Синг 12 февраля 1942 года.

9 сентября наступила очередь Гарри Питсбурга и Багси Голдштейна. Их казнили 12 июня 1941 года.

17 августа перед судом предстали Багси Сигел, Фрэнк Карбо и Чамп Сегал. Им было предъявлено обвинение в убийстве Гарри Гринберга, но коварным адвокатам удалось сорвать процесс.

Всего же стараниями Рильза и Танненбаума удалось упрятать в тюрьму около пятидесяти убийц. Часть из них была казнена, прочие получили пожизненные сроки заключения. Непосредственная опасность нависла над всеми боссами Высшего Совета, но прежде всего — над Лепке.

Последнее, самое веское слово в этой истории осталось за губернатором Дьюи. Он не мог допустить, чтобы О’Двайер обогнал его по рейтингу избирательских симпатий. Обладая неограниченной властью в штате, Дьюи отдал приказ судить «врага общества номер один» Луиса Бачелтера и двух его подручных — Менди Вейсса и Луиса Капоне. Процесс над ними начался 21 сентября 1941 года. Государственным обвинителем выступил Бартон Туркус. Перечень преступлений, совершенных этими палачами, был воистину бесконечным. 31 ноября присяжные единогласно вынесли вердикт: смертная казнь. Однако Высший Совет приложил все усилия для того, чтобы максимально оттянуть исполнение приговора. Лепке, Капоне и Вейсс провели в тюрьме Синг-Синг еще три долгих года. Казнь состоялась 9 марта 1944 года. Что же касается Эйба Рильза, то ни один босс не мог чувствовать себя в безопасности, пока он оставался жив. Это — одна из самых темных историй американского преступного мира. До сих пор, по прошествии стольких лет, неизвестно, каким образом его убили и кто это сделал. Версий очень много, но ни одна из них не выдерживает серьезной критики. Поэтому автор ограничится общеизвестными фактами.

…Специально для проживания Рильза и Танненбаума был отведен шестой этаж отеля «Хаф Мун» на Кони-Айленде. Этих двух доносчиков охраняли более тщательно, чем золото Форт-Нокса. Но утром 12 ноября 1941 года труп Эйба Рильза обнаружили на улице, под окнами отеля. Все комиссии, занимавшиеся расследованием этого дела, смогли убедительно доказать только одно: Кида Твиста выкинули из окна, и в момент падения он сломал себе шею. Смерть наступила мгновенно. Дальше следствие так и не продвинулось. После случая с Рильзом Алли Танненбаума поразила внезапная потеря памяти, и он уже не представлял опасности для боссов преступного мира. Говорят, Лаки Лючано устроил в честь смерти Рильза торжественную попойку в тюрьме Клинтон, на которую были приглашены даже надзиратели. Так или иначе, но правосудие остановилось буквально в одном шаге от главных заправил организованной преступности. И кто знает, как обернулось бы дело, поживи Рильз еще немного. Избавившись от него, Лаки Лючано всерьез занялся проблемой своего освобождения.