Лаки Лючано: последний Великий Дон

Глава 17 Гавана

Судья Филипп Маккук не был суеверным человеком и не стал приписывать воле злого рока те странные, а затем и трагические происшествия, которые внезапно случились с ним, его близкими и принадлежащим ему имуществом. То он обнаруживал в бензобаке своего автомобиля сахарный песок, то ни с того ни с сего выходило из строя рулевое управление или отказывали тормоза. На дорогах у судьи так часто случались аварии, что патрульные полицейские, обращаясь к нему, уже стали называть его по имени. Однажды сгорел его гараж вместе с только что купленным новеньким «Крайслером». Огонь перекинулся на дом, за который судья еще не успел выплатить последний взнос.

Затем при самых загадочных обстоятельствах умерла жена Филиппа Маккука. Врач долго колебался, прежде чем выдать разрешение на погребение. После этого наступила очередь одного из сыновей… И добропорядочный судья Маккук не выдержал больше — он отправился в Даннемору, чтобы повидать Чарльза Лаки Лючано.

Встреча состоялась в кабинете тюремного врача. Как Маккук ни пытался держать себя в руках, пережитые потрясения были слишком сильны, и с неприкрытым отчаянием в голосе он спросил:

— Мистер Лючано, как вы можете так поступать?

Чарли не удержался от усмешки:

— Что, господин судья, правосудие зашло в тупик?

— Моя жена, мой сын.

— Вы что, пришли сюда выдвинуть обвинение против меня? — ледяным голосом осведомился Лаки.

— Нет, что вы, нет. Господи…

— В таком случае что вам угодно?

— Мистер Лючано, — почти прошептал судья, — отведите несчастья от моего порога. Видит бог, их было немало. Я достаточно наказан.

— Видите ли, мистер Маккук, по натуре я — не альтруист и поэтому имею право требовать от вас встречной услуги. Или вы считаете, что это не так?

У судьи сдали нервы. Он поспешил отвернуться, но Лаки заметил блеснувшие на его глазах слезы.

— Как же так можно, — бормотал судья, сморкаясь в платок, — жену, сына…

— А как вы могли упрятать на пятьдесят лет ни в чем не повинного человека? — резко спросил Лаки. — Вы же знали, что обвинение Дьюи было фальшивкой. Это ваша справедливость? Значит, наши с вами понятия о справедливости расходятся! Хотели поживиться шкурой Чарли Луканиа, как господин Дьюи? Сделать карьеру? Прослыть самым честным? Платите по счету, мистер Правосудие!

Судья молчал. Его плечи вздрагивали. В голосе короля гангстеров слышалось злобное торжество:

— Какие громы и молнии вы в меня метали в зале суда, не забывая подставить свою физиономию под объектив репортера! Мошенник, вот вы кто! Это говорю вам я.

Судья покорно сносил издевки Лаки. Достаточно насладившись его унижением, король гангстеров перешел на деловой тон:

— Завтра мой адвокат подаст на ваше имя ходатайство с просьбой о моем досрочном освобождении ввиду полного исправления. Вы удовлетворите это ходатайство. Что будет дальше, вас не касается. Если мне еще понадобится ваше содействие, мой адвокат свяжется с вами и все подробно расскажет. Ну, мистер Маккук, у вас есть шанс искупить свою вину.

— Я согласен, мистер Лючано.

— О’кей, — удовлетворенно произнес Лаки, — теперь можете считать, что все ваши неприятности закончились.

Разобравшись с судьей, Чарли Луканиа приступил ко второму этапу, исполнение которого обеспечивал Вито Дженовезе.

К тому времени Вито пользовался неограниченным доверием диктатора Муссолини и министра внутренних дел Италии графа Чиано. «У каждого человека есть свой скелет в шкафу» — это весьма избитое выражение касалось и графа Чиано, который с наслаждением предавался тайному пороку — нюхал кокаин. Дженовезе взял на себя снабжение графа «ангельской пудрой». Связным между Вито и Лаки Лючано был сицилиец Кармине Таланте, который после осуждения Лепке взял на себя контрабанду героина в Штаты. Что интересно, еще в 1940 году Чарли Луканиа вошел в контакт с секретной службой военно-морских сил США и предложил «ухлопать Гитлера». «В нашем распоряжении в Италии находится один из лучших стрелков в мире, — заверял Лаки. — Мой друг Дженовезе сможет устроить так, что он приблизится к Гитлеру на дистанцию выстрела». Как знать, по какому пути развивалась бы дальше мировая история, если бы коммодор Гаффенден[46] дал разрешение на эту операцию. И недаром Марио Пьюзо в своей книге «Крестный отец» совершенно серьезно написал: «Доверили бы семейным кланам мафии управлять политикой государств, глядишь, и мировой войны никогда бы не было».

Террор, развязанный дуче на Сицилии, поставил мафию на колени.

Префект Палермо Чезаре Мори почти в полном составе отправил в концентрационные лагеря все одиннадцать семейств Общества Чести. Так на ровном месте возникла фигура некоего Калоджеро Виццини, с которым Вито Дженовезе наладил тесные связи при посредничестве Таланте. Когда в 1943 году союзники высадились на Сицилии, именно Калоджеро Виццини по просьбе Лаки Лючано обеспечил беспрепятственную высадку десанта. От этого славного дела выиграли все. Союзные войска заняли Сицилию практически без выстрела. Виццини, поддержанный оккупационными властями, перевоплотился из никому не известного главаря в дона Кало, «капо ди тутти капи».

Лаки Лючано получил долгожданное помилование: коммодор Гаффенден неофициально ходатайствовал за него перед губернатором Дьюи.

Итак, 2 февраля 1946 года Том Дьюи подписал распоряжение о досрочном освобождении из-под стражи гражданина Сальваторе Луканиа. Губернатор опять сознательно допустил ошибку в формулировке. Поскольку Лаки реально не являлся гражданином США, Дьюи принял решение о его высылке из страны обратно в Италию, тем самым еще раз продемонстрировав общественности свою принципиальность.

Лаки Лючано под конвоем доставили на борт парохода «Лаура Кин», следующего в Геную. Боссы мафии со всей страны съехались в Нью-Йорк, чтобы попрощаться со своим королем. Как полагалось по обычаю, упраздненному самим же Лаки, они принесли повелителю толстые конверты с деньгами в знак уважения. Общая сумма, собранная «на дорогу», достигла почти миллиона долларов. Не было шумного банкета и обильных возлияний. Лаки Лючано за время, проведенное в тюрьме, привык к постной пище и не мог есть даже спагетти. Судовой кок поджарил для него немного рыбы. Джо Адонис съездил в ближайший ресторан, привез несколько ящиков красного вина кьянти. Большая часть ужина прошла в молчании.

Когда капитан отдал приказ разводить пары, боссы встали. Выпив по последнему стакану, разбивали их «на счастье». Поочередно обнимали Чарли и целовали в обе щеки. А якорная цепь уже ползла вверх.

Лаки Лючано вышел на палубу. Завыл корабельный гудок. Вода под винтами забурлила. Пароход медленно тронулся в открытое море. Причал все более удалялся, и группа богато разодетых людей, машущих шляпами, постепенно растворялась в темноте. Вскоре Лаки не различал уже ничего, кроме мириад огней огромного города, видимых издалека. А потом и они скрылись в сыром тумане. Теперь Америка была потеряна для Лаки навсегда. Он ощутил давящую боль в груди и внезапную адскую усталость. Король гангстеров по-своему любил страну, которой причинил так много зла. Здесь он стал великим человеком, а его имя стало достоянием истории. Он осознавал, что с его депортацией в Америке закончилась целая эпоха, которую он творил своими руками. Но надо было жить дальше.

…Неаполь — это город нужды, порока, богатых вилл, грязных трущоб и традиционно высокого уровня преступности. Однако появление здесь Лаки Лючано не вызвало всплеска криминальной активности. Бывший босс боссов вел себя тихо. По крайней мере, пока. Он поселился на виа Тассо, ничем не примечательной улице в южной части города. В обычном пятиэтажном доме снял небольшую квартиру и в расписке указал свое подлинное имя — Сальваторе Луканиа. Итальянские власти решили сразу показать, что с ними шутки плохи. Лаки привлекли к суду за контрабандный ввоз в страну 57 тысяч долларов (что было по меньшей мере странно, так как при себе он имел гораздо больше) и оштрафовали за незаконный импорт американского автомобиля «Линкольн», зарегистрированного в Нью-Джерси. С первых дней пребывания на итальянской земле за ним следили агенты секретной службы из Интерпола. Наблюдатели зафиксировали неоднократное появление в доме на виа Тассо визитеров из Америки, но задерживать их не было оснований.

Немного обжившись в Неаполе, Чарли решил, что пора браться за дело. Прежде всего было необходимо установить прямую связь с Обществом Чести. Предлог для поездки на Сицилию нашелся самый невинный — Лаки захотел побывать у себя на родине, в Леркала-Фридди. Дон Калоджеро Виццини заранее знал о его предстоящем визите и подготовил торжественную встречу.

В палермском аэропорту Пунта-Раизи Лаки ожидал Фрэнк Кополла, такой же изгнанник, отчаянно скучавший по Америке. Но если Лаки пострадал от козней Тома Дьюи, то на хвост Кополле наступил Генри Анслингер. Фрэнк погорел на торговле героином. Его посадили в тюрьму, но он внес залог и, освободившись, бежал на Сицилию, ибо свобода все-таки намного дороже залога. До побега Кополла жил в Детройте и часто бывал в Нью-Йорке. С Лаки его объединяла искренняя любовь к этому «главному городу мира» и желание любой ценой вернуться в Америку. В прошлом их пути не пересекались, но поближе познакомиться не мешало.

— Мое почтение, мистер Лючано. — Кополла протянул руку, на которой ярко сверкал золотой перстень.

— Старушка Сицилия, — растроганно произнес Лаки, оглядываясь вокруг.

Кополла повел его к своему роскошному «Кадиллаку».

— Во, — он любовно похлопал ладонью по хромированному крылу, — выписал из Штатов. Здесь днем с огнем не сыщешь хорошую тачку, одни горбатые «Фиаты». Да я перестал бы себя уважать, если б ездил в этом итальянском корыте. А так все карабинеры передо мной в струнку тянутся!

В салоне был кондиционер, радиоприемник и бар с напитками.

До Палермо было двадцать минут пути. Кополла открыл бутылку «Кинг рансом»:

— За встречу, Чарли!

— За встречу, Фрэнк!

Кополла снимал виллу в респектабельном районе Партинико. Было видно, что в средствах он не нуждался, жил на широкую ногу. Гангстеры устроились в кабинете. Пришло время серьезного делового разговора. Чарли указал пальцем на потолок, что означало: нас не подслушивают?

— Расслабься, — Кополла засмеялся, — здешним фараонам далеко до ФБР.

— Я смотрю, ты при деньгах, — заметил Лаки, — занимаешься бизнесом?

— Нет. У меня есть кое-что в банке Лугано. Можно сказать, живу на сбережения. А дела никакого.

— Ты знаешь, Фрэнк, чутье подсказывает мне, что эта страна имеет большое будущее. Хотя бы в качестве перевалочного пункта для порошка. А со временем здесь можно будет построить несколько лабораторий и наладить хорошее производство.

— Пустая затея, Чарли, — отмахнулся Кополла, — нам не дадут развернуться. Что за люди здесь? Пастухи! Деревня. Безмозглые, вонючие и пьяные. Нет размаха. Все, на что они способны, — это торговать яблоками и палить из своих дурацких лупар. Ты знаешь, где меня принимал дон Кало, ихний «капо ди тутти капи»? Не поверишь — в коровнике! Ты можешь себе это представить, а? Я, как дурак, приперся в Виллальбу в лучшем костюме, а меня заводят в поганый сарай, где коровы срут мне под ноги!

— Фрэнки, послушай, мне тоже все здесь не нравится, но что делать, надо зарабатывать на жизнь. Я думаю только об одном: вернуться в Штаты. Но без больших денег этого не сделаешь.

Глаза Кополлы заблестели.

— Черт возьми, Штаты, а? Все бы отдал, последний доллар, чтобы вернуться туда.

— Сейчас наркотики дают триста процентов прибыли. Через пять лет будет в два раза больше. У нас есть деньги, на которые мы сможем купить весь этот гребаный остров.

— Здесь все решает дон Кало. А он — против наркотиков.

— В Организации есть правило: на своей территории каждый делает что хочет, — возразил Чарли.

— Так-то оно так. Я бы хоть сейчас… По чести говоря, скучно без дела. И время девать некуда. Подумай, на весь город один нормальный ресторан! Чертова дыра!

— Дело будет, Фрэнки, — пообещал Лаки Лючано, — из Америки скоро должен приехать один парень. Для начала он будет толкать для нас десять-двенадцать килограммов в месяц.

Кополла восторженно выругался:

— Тысяча чертей! Я могу поучаствовать, Чарли? Беру на себя поставки реактивов. В Мессине есть небольшой химзавод. Там можно достать ангидрид. В любых количествах.

— Хорошо, мы обсудим это, когда я приеду сюда в следующий раз, — Лаки поднялся, — а пока, Фрэнк, я хочу попросить тебя об услуге: отвези меня в Леркала-Фридди.

— Без проблем, — охотно согласился Кополла.

В Леркала-Фридди съехались главы всех одиннадцати семейств Общества Чести. Всего три года прошло с момента высадки союзников на Сицилии, а мафия не только восстановила свою структуру, но и сумела достичь прежнего, довоенного могущества. Места старых главарей, стертых в лагерную пыль, заняли другие, такие же усатые и чопорные. Все вернулось на круги своя, будто на острове никогда не было «железного префекта» Чезаре Мори, нанесшего мафии так много смертельных ран.

Местные капо-мафиозо плохо знали, кто такой Лаки Лючано. Это имя не говорило им ничего. Но для них было достаточно рекомендации дона Кало, который представил заокеанского гостя как настоящего человека чести, достойного уважения. Старомодный сельский праздник, устроенный по случаю возвращения Лаки на родину, — с танцами под мандолину и заунывными народными песнями, — не вызвал у него особого восторга. Он был слишком американизирован. Он предпочел бы хороший стриптиз и какой-нибудь модный негритянский оркестр. Лаки слишком ясно ощущал отчуждение этих людей. Между ним и этими усачами-ортодоксами, напичканными архаическими предрассудками, была глубокая пропасть. Единственная «родственная душа» — Фрэнк Кополла — остался в Палермо. Он не пользовался ни малейшим авторитетом среди местных главарей. Напротив, «усатые папаши» осуждали Фрэнка за развязные манеры, излишнюю говорливость, щегольский внешний вид и черт знает за что еще. Впрочем, это не имело особого значения. Лаки плевать хотел на то, уважают его эти типы или нет. Он знал, что ему отпущено ума и хитрости больше, чем всем им вместе взятым. И, если понадобится, он устроит здесь новую «сицилийскую вечерню», дабы обновить дряхлеющую кровь в жилах мафии. Но Лаки надеялся, что ему удастся убедить дона Кало принять участие в прокладке через Сицилию нового маршрута или в крайнем случае не мешать это делать другим, более предприимчивым людям.

Внимательно осматривая родную деревню, покинутую в раннем детстве, Чарли подумал, что, несмотря на прошедшие сорок лет, здесь почти ничего не изменилось. Та же отвратительная горная дорога, вся в выбоинах и ухабах. Те же выжженные солнцем узенькие клочки неплодородной каменистой почвы и маленькие, неуклюжие хижины, лепящиеся на склонах гор. Единственный признак технического прогресса, насмешливо отметил Лаки, — стекла в окнах вместо бычьих пузырей или бумаги, как это было во времена его детства. Так что, как ни крути, цивилизация медленно, но верно проникала даже в самые мрачные глубины Сицилии.

Лаки вздохнул с облегчением, когда скучное празднество наконец закончилось. Приглашенные капо-мафиозо разошлись по отдельным комнатам, любезно предоставленным местным помещиком в двухэтажном каменном доме. Усадьба да маленькая церквушка — вот все достопримечательности, которые были в Леркала-Фридди. Против воли Лаки чувствовал отвращение. Его манил блеск больших городов, где жизнь мчится со скоростью курьерского поезда. С новой силой в душе всколыхнулась тоска по Америке, которую Лаки тщательно загонял подальше в подсознание. Единственным средством спастись от хандры был бизнес.

…Дон Калоджеро Виццини ждал Лаки в маленькой беседке. В темноте тускло мерцал поставленный на камень старый керосиновый фонарь. Примерно шагах в двадцати маячили две безликие фигуры телохранителей дона Кало. Проходя мимо них, Чарли заметил, что оба одеты в овечьи тулупы мехом наружу. Грубые заскорузлые руки сжимали ложа лупар — сицилийских обрезов — традиционного оружия мафиозо. Любой мальчик с «пушкой» из трущоб Ист-Сайда выглядел бы намного круче, чем эти пастухи.

В то время Калоджеро Виццини исполнилось пятьдесят лет. Черты его лица были тяжелые и грубые, будто вытесанные из камня. Равнодушный, властный взгляд бесцветных глаз заставлял трепетать каждого сицилийца вне зависимости от занимаемого положения. Дона отличала изрядная небрежность в одежде — пиджак висел на нем мешками, а брюки никогда не знали утюга. Галстуков и носовых платков дон также не признавал. Поскольку на Сицилии молчаливость считается признаком настоящего мужчины, сильная половина населения острова всегда старалась сказать одно слово, когда нужно было сказать два, а если требовалось одно, сицилийцы предпочитали язык жестов. Так вот, дон Кало по праву считался самым молчаливым из всех сицилийцев. Даже на важнейших сходках, где принимались судьбоносные решения, он умудрялся обходиться одним-двумя словами. Все остальные наизусть знали, как толковать тот или иной жест повелителя. Шевеление пальцев означало сомнение, сжатые губы — неодобрение, кивок головой — согласие и тому подобное. Человеку, незнакомому с манерой дона Кало вести переговоры, было порой очень трудно понять его, и тогда в дело вступал переводчик, на ухо шептавший значение жестов. Лаки Лючано, наслышанный о причудах старика, предварительно проконсультировался в Палермо и, таким образом, был готов к непосредственному общению.

В тусклом свете фонаря лицо короля сицилийской мафии казалось неживым.

— На Сицилии время не имеет значения. Его как бы нет. Особенно в таких местах, как Леркала-Фридди, — сказал Чарли. Дон Кало кивнул.

— Ты знаешь, я никогда не стал бы говорить о деле, которое не сулит хорошей выгоды.

Дон снова кивнул.

— Ко мне в Неаполь часто приезжают друзья из Штатов. Они говорят, что Организация начинает новый большой проект, который через пять лет принесет огромные деньги — на каждый вложенный доллар десять-двенадцать долларов прибыли. Пока еще не поздно, мы могли бы вложить в это дело пару миллионов. Долларов, — уточнил Лаки.

Дон Кало заинтересованно моргнул глазами.

— Вопрос только один: где взять эти два миллиона? На него есть простой ответ: заработать на белом порошке.

При упоминании о наркотиках на лице старого дона появилось настороженное выражение.

— До войны наш общий друг Вито Дженовезе закупал сырье в Турции и затем перевозил в Марсель, где существовала хорошая школа специалистов и было отлаженное производство. Но все испортила проклятая война. Город разрушен, наши люди рассеяны по всему свету. Поэтому я предлагаю возобновить производство здесь, на Сицилии. Если мы займемся этим, то снизим себестоимость продукта, по крайней мере, в шесть раз. Я могу договориться с турецкими контрабандистами. Доставка до Сицилии обойдется нам в две тысячи долларов за десять кило кофеина, о реактивах позаботятся наши друзья, а из этих десяти можно получить один килограмм героина. Раньше мы покупали готовый продукт в Марселе по восемнадцать тысяч за кило и потом продавали в Штатах по сто пятьдесят тысяч. Даже если вычесть расходы на перевозку и подмазку таможни, прибыль все равно была семь к одному. Но сейчас, во-первых, цены на порошок выросли почти в два раза, а, во-вторых, мы избавились от посредников-французов. Итак, мы платим две тысячи за 10 килограммов сырья, перерабатываем его в своих лабораториях и продаем в Штаты один килограмм порошка за 250–300 тысяч. Проблему доставки и продажи я беру На себя, тут все схвачено. Заработанные деньги мы вкладываем в игорные империи Гаваны, Лас-Вегаса и Рино. Через пять лет наши имена внесут в список богатейших людей мира в журнале «Форбс».

Дон Кало пошевелил пальцами. Но тут случай был настолько особый, что жестами не отделаешься. Дону пришлось поднатужиться и произнести целую речь:

— Сальваторе, то, чем ты занимаешься для себя, — это твое дело и не касается никого. Но здесь я старший, поэтому мне решать. И я решил: нет. На Сицилии этого зла быть не должно. Пока я жив, никаких наркотиков не будет. Нам не нужна эта мерзость.

Старик замолчал. Чарли понял, что это все. И без того он присутствовал при уникальном событии: дон Кало заговорил. Такое случалось не чаще, чем северное сияние в Объединенных Арабских Эмиратах. «А благодаря кому ты стал главным боссом, старый мерзавец?!» — злобно подумал Лаки. Но эта мысль появилась с досады, и он понимал, что дон Кало ничего ему не должен. Конечно, пока Лаки оставался королем гангстеров, он мог заставить старика считаться с собой. Но то время прошло. По существу, теперь он был один. Ни прежним влиянием, ни прежними финансовыми возможностями он не обладал. Зато дон Кало крепко держал в руках вожжи власти. И если он сказал, что на Сицилии наркотиков не будет, значит, их действительно не будет, ибо приказ капо ди тутти капи священен, и его нарушение карается смертью. Чарли был один в чужой стране. Для начала следовало бы найти союзников среди местных главарей, но ни один из них еще не «дозрел». Они продавали воду и фрукты и были вполне довольны своими жалкими доходами. Время больших перемен на Сицилии еще не пришло.

Ничего толком не добившись, Лаки вернулся в Неаполь. Он решил попытать счастья и открыть собственное дело. Человек из Америки, о котором Лаки рассказывал Фрэнку Кополле, зря потратился на билеты. Его звали Джозеф Бонди.

Он собаку съел на торговле наркотиками и сразу скептически отнесся к идее Чарли оборудовать собственную лабораторию в Неаполе.

— Мистер Лючано, легавые следят за каждым вашим шагом. Мы не успеем выпарить даже двух килограммов порошка, как нас возьмут за задницу. Самое лучшее, что можно сделать, так это производить товар на Сицилии. Там всюду чертовы горы, уйма разных островов и уследить за отправкой груза очень трудно.

— Пока старый дурак Виццини жив, Сицилия для нас закрыта, — с раздражением ответил Чарли. Бонди вздохнул:

— Тогда придется подождать. Конечно, мы на этом теряем, но что поделать.

— О’кей, отправляйся обратно в Штаты, жди моего звонка. Мы начали не с того конца. Прежде надо было съездить в Турцию, договориться насчет сырья.

…В августе 1946 года Лаки Лючано на пароходе «Либерито» прибыл в Стамбул. Турецкие контрабандисты, весьма заинтересованные в сотрудничестве, обеспечивали его безопасность. Понимая, что за ним пристально следят агенты Интерпола, Лаки усиленно заметал следы. Однажды ночью он таинственным образом исчез из номера гостиницы. Через полчаса он уже находился на борту шхуны, идущей в Трапезунд. Сразу по прибытии в порт Лаки пересел в ожидающий его автомобиль. За чертой города была оборудована небольшая взлетно-посадочная площадка. Турок, способный более-менее вразумительно говорить по-английски, объяснил: «В горы надежного наземного пути нет. Мы возим товар по воздуху». Контрабандисты приготовили для Лаки старый двухмоторный «Бичкрофт». «Лучшее, что у нас есть», — заверил сопровождающий.

Полет продолжался недолго — примерно полтора часа. «Бичкрофт» приземлился на какой-то узенькой полосе в горах. Летчик мастерски владел машиной: после короткой пробежки самолет послушно замер в каких-то пятнадцати футах от скалы. Лаки встречали несколько турок. Один из них, одетый в костюм европейского покроя, с акцентом сказал по-английски: «Добро пожаловать».

Немного отдохнув с дороги, Чарли приступил к переговорам. Турки показали ему маковые плантации и полевые агрегаты, в которых изготовлялась «морфинная основа».

— Война сильно навредила нашему бизнесу, — рассказывали турки, — мы потеряли много полезных связей. Сейчас нам приходится все начинать сначала.

— Какой урожай будет в этом году? — полюбопытствовал Чарли.

— Я не могу отвечать за всех, мистер Лючано. Но в нашем районе к концу августа мы предполагаем собрать пятьдесят тонн опиума. Такого количества хватит на две тысячи килограммов морфинной основы.

— То есть можно будет получить примерно сто пятьдесят килограммов готового продукта, — прикинул Лаки.

— Не знаю, мистер Лючано, мы не занимаемся переработкой.

— Проблема в том, что я не могу платить больше.

— О нет, мистер Лючано, мы не согласны. На нас лежит риск при транспортировке. Наши друзья на таможне требуют за свои услуги очень большое вознаграждение. Кроме того, местные крестьяне просят за весовую единицу сырья триста пятьдесят долларов. Поэтому наши условия — три с половиной тысячи и ни центом меньше.

В результате длительного торга Лаки удалось сбить цену на четыреста двадцать долларов. Обе стороны остались не слишком довольны друг другом.

— Господа, — пожимая контрабандистам руки, сказал Чарли, — в сентябре я буду вести переговоры с моими американскими друзьями, и, если ваши условия их устроят, я пришлю за товаром своих людей.

За три недели пребывания в Турции Лаки объездил весь «опиумный пояс» и заключил договоры на приобретение пятнадцати тысяч килограммов морфинной основы. Он знал только одно правило — у кого деньги, у того и власть. С помощью очень больших денег Лаки рассчитывал рано или поздно вернуться в Америку.

В дом на виа Тассо пришла телеграмма из Гаваны. Там было всего два слова: «Отель “Насьональ”». Старые друзья приглашали принять участие в игорном бизнесе на Кубе. Об этом Лаки договорился с Мейером Лански во время прощальной трапезы в кают-компании парохода «Лаура Кин». Тогда между ними состоялся примерно следующий разговор:

— Где записано, что ты должен безвылазно сидеть в Италии, Чарли? — сказал Лански. — Гавана — это почти Америка, пятьдесят второй штат. У нас там всюду друзья. Я позабочусь о том, чтобы тебя приняли с должным уважением.

— Да, но чертово американское правительство может пронюхать об этом и потребовать моей высылки из страны.

— Послушай, ты сделал для разведслужбы достаточно?

— Все, что они хотели.

— Ты выполнил свой гражданский долг. А если кое-кто забыл об этом, мы напомним. В конце концов, Куба считается самостоятельным государством, и правительство Соединенных Штатов нашему другу Фульхенсио Батисте — не указ. Мы будем вместе работать на сахарном острове, как в старое доброе время. Будем строить казино и отели. Твоя голова нам всем очень пригодится.

— Дай мне знать, — не колеблясь, согласился Лаки.

И вот долгожданная телеграмма была получена.

Чтобы не вызвать подозрений, Лаки сел на трансокеанский пароход, следующий в Венесуэлу. Из Каракаса он вылетел в Мехико. В столице Мексики нанял частный самолет, и через четыре часа оказался в аэропорту Ранчо-Бойерос, на благодатной кубинской земле. Прямо по взлетной полосе навстречу Лаки несся сияющий Мейер Лански.

— Чарли, старина-а-а! — восторженно завопил он.

Гангстеры крепко обнялись и долго хлопали друг друга по плечу.

— Поехали скорее. Посмотришь, что мы успели сделать с этим городом!

Роскошный «Линкольн» Мейера Лански в Гаване знали все и почтительно уступали ему дорогу. Пока ехали, Мейер разлил по бокалам шампанское и взахлеб рассказывал об идущем в городе грандиозном строительстве:

— «Насьональ» уже готов! Не отель — сказка! Недавно открыли два казино. Наплыв игроков потрясающий, больше, чем мы ожидали. Специально для наших заведений пришлось оборудовать воздушную трассу, представляешь? Ха-ха-ха!

Отель «Насьональ» возвышается над лазурным заливом, как сторожевая башня. Это самое удачное сравнение, поскольку построен он в стиле рыцарского замка двенадцатого века. Отель расположен в центре Гаваны, в современном районе Веладо и выглядит красивым памятником старинной архитектуры. Со всех сторон его окружает тропический сад с пальмами и экзотическими гладкоствольными пушками, из которых двести лет назад стреляли испанцы. В 1946 году строительство игорной империи только разворачивалось. В Гаване открылись несколько кабаре, бар-ресторан «Ла сирена», казино «Паризьен» и «Новое казино», два бассейна и «Кубана клаб» — салон местной аристократии. Самолетом из Соединенных Штатов — час пути. На уик-энды сюда был проложен воздушный мост из Флориды.

В холле отеля «Насьональ» в честь появления Лаки Лучано оркестр грянул торжественную мелодию. Но Мейер Лански торопил его подняться наверх. На девятом этаже, в роскошном номере, Чарли встретили дружными аплодисментами и хлопаньем пробок от шампанского.

— С возвращением! — дружно закричали Фрэнк Костелло, Джо Адонис, Вито Дженовезе и Альберт Анастасиа. Растроганный, потрясенный до глубины души, Лаки взволнованно произнес:

— Ребята, у меня нет слов.

Джо Адонис с таинственным видом подошел к двери:

— А сейчас — сюрприз. Раз, два…

— Три! — дружно гаркнули боссы.

Джо распахнул дверь. Под грохочущий ритм зажигательного «попурри» в номер с веселым визгом вбежали загорелые хорошенькие девушки.

Из одежды на них были только серебряные пояски и туфли на высоких каблуках. Вслед за ними, наяривая на ходу будоражащую кровь мелодию, в номер вошли стильно одетые негры.

— Лучшие девочки в Гаване! Лучший на Кубе оркестр! — объявил Джо Адонис. — Для тебя, Чарли!

Пока девушки исполняли разнузданный кубинский танец, Лаки с жаром хлопал в ладоши и смеялся от души. Только сейчас он понял, как сильно соскучился по блеску американского образа жизни. Желая еще больше раззадорить девчонок, Лаки вытащил из бумажника толстую пачку долларов и швырнул под потолок. Зеленый дождь осыпал разгоряченных танцовщиц. Деньги действительно заставили их вертеться быстрее. Следуя примеру Чарли, остальные боссы, хохоча во все горло, принялись запускать в воздух свои доллары. Крупные банкноты кружились и медленно падали, как фантасмагорический зеленый снег, девушки отчаянно стучали каблучками по паркету, музыканты не жалели своих рук и легких. Потом девушки танцевали прямо на столах. Изрядно набравшиеся гангстеры совали доллары им за пояски, не считая. Негры, окосевшие от гомерических порций великолепного шампанского, сильно фальшивили. Один из них, в припадке пьяного патриотизма, вдруг заиграл гимн Соединенных Штатов.

— Жаль, здесь нет нашего доброго друга Фрэнка Синатры, — сетовал Костелло. — Чарли, он исполнил бы для тебя «Декабрьскую ночь».

Лаки не отвечал, поглощенный двумя красотками, сидевшими у него на коленях. Посмеиваясь, Костелло поманил пальцем девушку, которая стояла на столе прямо перед ним и «охлаждалась» шампанским. Она бросила бокал на пол и тотчас спустилась вниз:

— Я к вашим услугам, мистер Костелло.

— Называй меня просто Фрэнк, малышка.

…Утром Лаки Лючано проснулся довольно поздно, но в отличном настроении. Мейер Лански ждал его в холле отеля:

— Сейчас кратковременный дружеский визит к синьору Пекуэньо.

— Кто он такой? — поинтересовался Лаки.

— Министр внутренних дел и наш добрый друг. Я называю его просто по имени. А зовут его Альфредо. Он выдаст тебе визу.

— На какой срок?

Лански улыбнулся:

— На неограниченный. Потом сразу поедем в Мирамар, на аудиенцию к президенту Бенито Херреро.

— Он тоже наш добрый друг?

— Само собой. На этом острове у нас только друзья. Альфредо Пекуэньо, развеселый сибарит, одетый в великолепный мундир со множеством регалий и медалей, долго тряс руку Чарли.

— Мистер Лючано, очень рад, весьма рад познакомиться с вами. Надеюсь, ваше пребывание на Кубе будет долгим и приятным.

Визу он оформил мгновенно, собственноручно и с подобающей торжественностью вручил Лаки. Уже в салоне автомобиля тот заметил:

— Ну и тип этот Пекуэньо! Больше смахивает на шулера, чем на главного «фараона».

— Ты недалек от истины, Чарли, — отозвался Мейер Лански, — Альфредо обожает хороший покер, рулетку и веселых женщин. Иногда он даже не прочь передернуть.

— Ну и страна! — восхитился Лаки.

— Подожди, сейчас увидишь президента.

Дворец главы кубинского государства находился в аристократическом районе Мирамар. Это было большое, изящное здание в колониальном стиле — с портиками и колоннадами. Во времена владычества испанцев здесь размещалась резиденция генерал-губернатора. По-видимому, Мейер Лански частенько заглядывал сюда, так как стоявшие на входе солдаты, завидев его, взяли винтовки «на караул».

Полицай-президент Кубы Бенито Херреро представлял собой принципиально иной тип, нежели министр Пекуэньо. Коренастый, худощавый, затянутый в строгий мундир без каких бы то ни было побрякушек, он излучал холодное спокойствие и живо напомнил Лаки профессионального убийцу. Опять же ощущения не обманули экс-короля американской мафии. Карательные экспедиции в глубь острова, которыми руководил Херреро, мало чем отличались от рейдов эсэсовских зондеркоманд. «Красная зараза» проникла на Кубу, и полицай-президент выжигал ее каленым железом. Он растянул узкие бледные губы в некое подобие улыбки:

— Добро пожаловать на сахарный остров, мистер Лучано. Как вам понравилась Гавана?

— Великолепно. Это рай!

— Да… Если бы не красные голодранцы в горах, здесь был бы действительно рай.

— Мистер Херреро, мы обещаем удвоить отчисления в фонд помощи правительству, — вмешался Мейер Лански.

— Как тебе этот парень? — спросил он после окончания аудиенции.

— У него твердая рука, — ответил Лаки.

— Ты прав, как всегда. Он контролирует всю торговлю кокаином в Гаване. Разумеется, в этом бизнесе участвуем и мы. Наше дело — поставлять товар. У нас есть один француз в Парагвае, очень ловкий малый. Он обеспечивает доставку до Панамы. Представляешь, на корню скупил весь генералитет — товар привозят на транспортных самолетах военно-воздушных сил!

— Кокаин — это интересно, — заметил Чарли.

— Безусловно. Скоро он войдет в моду и в Америке, но пока превалирует спрос на героин.

Лански рассказал, что местные ребята создали хороший рынок сбыта кокаина в Гаване. В кругах состоятельных дельцов и аристократии «ангельская пудра» считалась восхитительной роскошью, призванной дарить наслаждение в той же мере, в какой его дарят изысканные блюда и редкие напитки, не предназначенные для повседневной жизни. По сравнению с героином кокаин считался легкой забавой, чем-то вроде невинного флирта. Кубинцы ставили его в один ряд с развлечениями в казино и адюльтером — можно получить массу удовольствия, если не заходить слишком далеко.

— Мы тоже потихоньку толкаем кокаин в наших заведениях, — добавил Лански. — Определенно, это стоящее дело. Но не такое, как героин.

Чтобы обеспечить Лаки как можно более комфортную жизнь, друзья сняли для него роскошную виллу в Мирамаре, возле самого берега моря. Уже на третий день его пребывания на Кубе из Америки приехали гангстерские боссы, заинтересованные в делах с героином. Не тратя времени на развлечения, они собрались на вилле Лаки Лючано.

Он снова ощущал себя главным боссом. Все эти люди достигли высокого положения благодаря ему. И сейчас, затевая дело на сотни миллионов долларов, Лаки вел их за собой.

— В Нью-Йорке все с ума посходили, — рассказывал Джо Профачи, — спрос на порошок растет день ото дня.

— У нас цена за весовой килограмм доходит до трехсот тысяч, — заявил представитель Чикаго Чарли Фишетти. Лаки Лючано взял слово:

— Итак, друзья, для каждого из нас очевидны выгоды этого бизнеса. Хочу сказать, что в Италии я даром времени не тратил. Мне удалось достигнуть договоренности с турецкими производителями. Они гарантируют поставку сырья, которого хватит для производства шестисот килограммов порошка.

— Вопрос в том, где переработать такое количество морфина, — заметил Мейер Лански.

— На него есть ответ. Остров Корсика.

Взоры присутствующих обратились на Лаки. Он обладал удивительной способностью решать любые проблемы.

— Я вел переговоры с Союзом корсиканцев. Эта Организация внушает мне доверие. Они готовы разместить на своей территории несколько «лабораторий» и взять на себя доставку товара в Гавану. Как его вывезти отсюда — это уже наше дело.

— Сколько они хотят? — заинтересованно спросил Вито Дженовозе. После Арнольда Ротштейна и Лепке он оставался единственным по-настоящему крупным наркодилером. Его операции охватывали все Восточное побережье. Он вызывал у Лаки серьезные опасения как конкурент.

— Их условия — двадцать пять тысяч за килограмм готового продукта.

— Ни хрена себе, — проворчал Вито.

— Но это не окончательное условие, — заверил Лаки, — думаю, мне удастся значительно сбить цену.

— Передай этим чертовым корсиканцам, что за такие деньги я смогу проложить новый маршрут, подальше от них.

— Не горячись, Вито, еще ничего не ясно.

— Нас могла бы устроить цифра двадцать тысяч, — высказался Джо Бонанно.

— В крайнем случае двадцать две, — добавил Профачи.

— Не знаю, не знаю. Турки требуют за единицу сырья три с половиной — четыре тысячи. Война принесла всемирную инфляцию. Корсиканцы вряд ли согласятся на двадцать — так нарушается паритет цен.

— Это их проблемы.

— Не забывайте, что Корсика очень удобное место, — напомнил Лаки, — гораздо лучше, чем Марсель.

— Решаем так, — предложил Мейер Лански, — возьмем среднюю величину — двадцать две тысячи — и ни центом больше. Время не ждет. Сейчас сезон сбора опиума в самом разгаре.

— Мои люди ждут сигнала ехать на Корсику и в Турцию. Если этим делом не займемся мы, займутся другие.

Лючано и Лански призвали боссов поскорее шевелить мозгами.

— Ладно, пусть пока будет так. В следующем году мы все равно собьем цены, — решил Дженовезе. «Советник» Мейера Лански Гос Гринбаум склонился к уху шефа и что-то негромко сказал.

— Второй вопрос, — вздохнул Лански, — проблемы с Лас-Вегасом.

Тут все боссы зашумели разом.

— Сигела надо оттуда убирать, — требовали они, — он только пускает деньги по ветру со своей сучкой.

Лански скорбно наклонил голову. Он очень боялся за Багси, с которым был неразлучен с детства. Не раз он пытался его образумить, но парень, похоже, таки вляпался в дерьмо.

Еще в середине тридцатых годов штат Невада, в котором были официально разрешены азартные игры, привлек внимание гангстеров. Именно Багси Сигел первый сумел распознать в двух тогда еще никому не известных, затерянных в пустыне городках Лас-Вегас и Рино будущие центры игорных империй. Но как следует развернуться в Неваде помешал сначала Том Дьюи, сделавший карьеру на шкурах гангстеров, а затем — война. Однако весной 1945 года сходка авторитетных боссов в Нью-Йорке постановила организовать закрытое акционерное общество с уставным капиталом в полтора миллиона долларов для строительства в Лас-Вегасе первого отеля — «Фламинго». Строительством руководил Багси Сигел. Примерно в это же время он познакомился с молоденькой красоткой Вирджинией Хилл, помешанной на гангстерах, которая до него успела побывать любовницей Чарли Фишетти и Джо Адониса. Багси… по уши влюбился, несмотря на свои 42 года и репутацию отчаянного бабника. Как говорится: вот тебе бес в ребро! Ради Вирджинии он развелся с женой, бросил двух дочерей и стал тратить больше, чем мог себе позволить. «Малышка Джинни» обожала роскошь, дорогие автомобили, норковые шубы и бриллианты не менее чем в три карата. Трудно поверить, но она заставила Багси прикарманить часть денег, отпущенных на строительство отеля, а затем и сама запустила лапки в уставный фонд. Когда в 1954 году в отеле «Фламинго» шли ремонтные работы, каменщики обнаружили в фундаменте небольшую нишу, в которой стоял старый, проржавевший от времени сейф. Это был тот самый железный ящик, где Багси Сигел хранил украденные у компаньонов деньги. В августе 1946 года крупнейшие пайщики братья Ротберг, еврейские авторитеты из Нью-Джерси, прислали в Лас-Вегас своих людей, которые долгое время вели целенаправленную слежку за Багси и его любовницей. Им удалось выяснить, что Вирджиния Хилл имеет в банке Цюриха условное конто, на котором лежит сумма в полмиллиона долларов. Сигел был непоправимо скомпрометирован. Однако Мейер Лански изо всех сил пытался его спасти.

— Друзья, друзья, — успокаивал он возмущенных боссов, — каждый человек может совершить ошибку. Никто от этого не застрахован.

— Мейер, я тебя уважаю и всегда принимаю к сведению твое мнение, — горячился Уилл Моретти, — но ошибки Бена обходятся нам слишком дорого. Шутка ли: первоначальную смету утвердили в полтора миллиона, а пришлось выложить шесть. Это немыслимо! Если он не может затянуть удавку на шее своей суки и утопить ее в озере, значит, он больше не тот человек, которого мы знали все эти годы. Значит, мы больше не можем ему доверять наши деньги.

— Извини, Мейер, — мягко сказал Джо Адонис, — но я думаю, что Уилл прав. За шесть миллионов можно было построить два таких отеля, как «Фламинго». Но ведь его еще даже не построили!

— Неизвестно, ошибка ли это. Может, он эти деньги просто «скрысятил», — безжалостно произнес Вито Дженовезе. Лански возразил:

— Это еще надо проверить! Я знаю Бена столько, сколько себя помню. Он никогда не был «крысой». И вы все об этом знаете тоже.

— Не забывай, что время изменяет людей. И часто не в лучшую сторону, — вдруг высказался Лаки.

Вот теперь Мейеру стало по-настоящему страшно. Мнение экс-короля имело прежний вес и могло повлечь за собой немедленное вынесение смертного приговора. Лански терялся в догадках, пытаясь понять, почему Багси стал Лаки поперек дороги.

— Чарли, ребята, — дрожащим голосом сказал Мейер, — нельзя так сразу решать судьбу такого человека, как Бен. Вспомните, сколько он сделал для всех нас.

— Это в прошлом. А разговор идет о том, что сейчас, — процедил Вито Дженовезе.

— Я прошу вас не ради Бена, ради меня. Дайте мне немного времени. Я завтра же вылетаю в Лас-Вегас. Вы можете прислать туда своих контролеров. Мы хорошенько во всем разберемся и решим по справедливости.

Боссы поворчали, но все же согласились. Авторитет Мейера Лански был очень высок, и отказать ему они не могли.

Оставшись вдвоем с Лаки Лючано, Мейер спросил:

— Чарли, я понимаю, почему эти жадные ублюдки хотят убить Бена. Но ты… Почему ты?

— Мейер, я знаю — Бен тебе как брат. И я отлично понимаю твои чувства. Но чувства — это личное, а речь идет о деле. Неужели ты не понимаешь, что Бен может нам все испортить? Хорошее начало — это половина дела. Подумай, что поставлено на карту. Мы планируем вложить в Лас-Вегас пятьдесят миллионов, которые получим от продажи порошка. Через десять лет мы будем отмывать через Лас-Вегас сотни миллионов долларов и вкладывать их в легальный бизнес. А это уже миллиарды. Так будет, но только в том случае, если место Бена займет другой, более толковый парень, который не станет терять голову из-за шлюхи и лезть в карманы своих друзей.

— Все-таки я считаю, что мы должны дать ему шанс, — упрямо возразил Лански.

— Что же, поезжай туда, попробуй что-то с делать. Но лично я думаю, что уже поздно.

Багси и Вирджиния жили в Беверли-Хиллз, в шикарной двухэтажной вилле, по виду напоминавшей небольшой замок. Мейер Лански появился не вовремя — очередной скандал был в самом разгаре. Дверь открыл плотный мужчина лет сорока в очках. Откуда-то сверху доносились пронзительные крики, перемежающиеся со злобной руганью.

— Что здесь происходит? — строго спросил Лански.

Мужчина поправил съехавшие на кончик носа очки.

— Простите, а вы кто? — вопросом на вопрос ответил он. Телохранитель Лански молча отшвырнул его с дороги, освобождая дверной проем для босса. Лански вошел в просторный холл. Наверху с грохотом упало что-то тяжелое.

— Эге, — заметил телохранитель, — босс, может, я сначала схожу посмотрю?

— Кто вы? Что вам нужно? — повторил вопрос очкарик. Лански посмотрел на него без всякого выражения.

— А ну, заглохни, — рыкнул телохранитель. Внезапно раздался громкий женский визг и снова тяжелый грохот. Очкарик забеспокоился:

— Господи, я же предупреждал…

— Что там такое? — Лански снял шляпу и бросил ее на голову неизвестно зачем здесь поставленного бронзового льва. Встретившись глазами с немигающим взглядом телохранителя, очкарик поспешно объяснил:

— Семейная ссора.

— Ты кто такой?

— Я доктор Бленк.

— Что ты здесь делаешь?

— Жду, пока они успокоятся, чтобы отпаивать обоих валерьянкой. От нервов, знаете ли, хорошо помогает.

— Да они там поубивают друг друга.

— Весьма возможно, — док пожал плечами, — буквально то же самое я говорил им вчера. Но все бесполезно.

— Пошли наверх, растащим их, — предложил Лански. — Я приехал издалека, и мне нужно срочно поговорить с Беном.

— Простите, но это опасно для жизни. У мистера Сигела при себе револьвер. Сейчас он находится в состоянии аффекта и может застрелить любого человека, сам того не желая.

— Ладно, я поднимусь к нему. Ты пока приготовь успокоительное. Оставайся здесь, Нат, — приказал Лански телохранителю и стал подниматься по мраморной лестнице.

Крики доносились из спальни. Лански появился там в тот момент, когда красавица Джинни, извергая площадную брань, срывала с пальчика обручальное кольцо. Багси жадно припал к бутылке с виски. Наконец Вирджиния освободилась от кольца и яростно швырнула его под ноги Сигелу:

— На, забери этот кусок дерьма, а лучше — отнеси своей паршивой женушке! Пусть она виляет перед тобой своей жо… А я себе цену знаю! Хоть завтра уеду отсюда в Париж, и пропадай тут, к чертовой матери, со своим говеным отелем. Придурок!

Взбешенный Багси вдребезги расколотил об пол бутылку.

— А ну, заткнись! — заорал он. — Закрой свой поганый рот, иначе я засуну тебя в дробилку для отбросов — вообще исчезнешь без следа!

— Очень хорошо! — взвизгнула Вирджиния. — Я рада, что ты мне это сказал, потому что сделаю с тобой то же самое.

Багси рванулся к ней, но Лански крикнул: «Бен!» — и он замер как вкопанный. Даже не глядя на своего нежданного спасителя, Вирджиния Хилл выскользнула из комнаты.

Багси шумно дышал. Он был сильно пьян. Сжимая кулаки, бормотал: «Стерва… чертова сука… Убью…»

— Остынь, Бен! — резко приказал Лански. Постепенно на лице Сигела проступило осмысленное выражение.

— Мейер? — неуверенно произнес он. — Дружище! Ты откуда?

— Из Гаваны.

— Гавана… — мечтательно сказал Багси. — Когда-нибудь я построю там парочку казино… Я всем докажу…

— У меня плохие новости, Бен, — перебил Лански.

Багси шаркающей походкой подошел к бару, вынул бутылку французского коньяку и упал в кресло:

— Садись, Мейер. Давай выпьем за Лас-Вегас, будущую всемирную столицу развлечений. Только ты можешь меня понять… А эта стерва… не-е-ет… Кровь из меня пьет, сука.

— Хватит бухать, Бен. У тебя неприятности.

— Я знаю.

— Нет, ты не знаешь. Вчера было собрание пайщиков. Они требуют твою шкуру. Даже Чарли с ними согласен. Сечешь?

— Чарли? Расскажи, как он?

— Как прежде: энергичный, толковый и деятельный. Затевает дело на сотни миллионов…

— Дайте мне пять лет, и я тоже буду ворочать сотнями миллионов…

— Бен, ты должен остановиться, пока не поздно.

— О чем ты?

— Ты знаешь, о чем.

— В следующий раз я эту шлюху по стенке размажу.

— Вся ее требуха не стоит полмиллиона долларов, — врезал ему Лански. Сигел мгновенно протрезвел.

— Мейер, я об этом ничего не знал. Это какая-то ошибка. Да что эти пятьсот кусков, через год я верну в десять раз больше. Ты же знаешь, предприятие себя окупит.

— Само собой это не случится, Бен. Надо работать. Много работать. А ты, я смотрю, все забросил.

— Я ничего не забрасывал! К Рождеству в отеле уже будет игра. Так и передай друзьям.

— Бен, ты уверен?

— Даю слово.

Лански встал:

— Ну смотри. Если будет, как ты сказал, тебе все простят. Если нет — ты покойник. И я ничего не смогу для тебя сделать.

Вечерним рейсом Мейер вылетел обратно в Гавану. На сходке он объявил, что Багси держит ситуацию под контролем и открытие отеля состоится 26 декабря. В тот же день Лаки Лючано отправил своих эмиссаров в Турцию и на Корсику. На Кубе начались лихорадочные приготовления к приемке огромной партии героина. Корсиканцы передали, что согласны на двадцать две тысячи за килограмм. Теперь почти ежедневно боссы устраивали совещания на вилле Лаки. Решались вопросы транспортировки героина в Соединенные Штаты, его складирования и обеспечения безопасности всей операции. Кроме того, боссы единодушно поддержали предложение Мейера Лански вложить тридцать миллионов в строительство казино на острове Пинос, который гангстеры намеревались превратить в Монте-Карло и Сан-Ремо вместе взятые. Поглощенные приятными деловыми хлопотами, боссы понятия не имели, что на Кубе против них работает специальная следственная бригада.

Разумеется, о появлении на сахарном острове особо опасного преступника Лючано не могли не узнать компетентные органы. Прежде всего это касалось ведомства Генри Анслингера, поскольку во всех международных картотеках, включая картотеку Интерпола, Лаки значился как торговец наркотиками. Когда информация поступила в Центральное управление ФБН в Вашингтоне, Анслингер сразу смекнул, что в воздухе запахло крупными партиями героина. В пожарном порядке началась разработка плана специальной операции. Шеф ФБН очень спешил, опасаясь, что его опередят конкуренты из ведомства Гувера. Однако беспокоился он напрасно. Профессиональные преступники больше не интересовали «сторожевого пса американской демократии». В Америке наступала эпоха маккартизма, и ФБР с головой ушло в борьбу с «красной опасностью». Отправляя на Кубу группу агентов и техников во главе с Райаном Олливером, Анслингер коротко ввел их в курс дела:

— Лючано появился на острове неспроста. Наверняка он попытается протащить в страну крупную партию белого порошка. Кроме того, есть сведения, что верхушка мафии сейчас находится в Гаване. Значит, что-то они там затевают. Вы должны раздобыть доказательства преступного сговора Лючано с главарями мафии и выяснить, какие преступления они готовят.

Агенты прибывали на Кубу по одному. Они играли роль добродушных и недалеких американских туристов, под влиянием экзотики охотно позволяющих себя облапошить. По ночам техники монтировали сложное подслушивающее оборудование, а агенты сверяли данные наружного наблюдения. По привычке и те, и другие выкуривали огромное количество сигарет — так им легче работалось. В номерах дым стоял коромыслом.

Но они не замечали ни малейшего дискомфорта, а скорее наоборот.

— Самое простое, что мы можем сделать, — это подсоединиться к телефонной линии, — рассуждал Олливер, — но этого недостаточно. Мы должны знать, о чем они говорят за закрытыми дверями. Днем Лючано валяется на пляже или выходит в море на яхте. Возвращается в разное время — от четырех до шести вечера. На вилле постоянно проживают садовник, двое слуг и повар. Проблема в том, как заставить их покинуть дом хотя бы на пятнадцать минут.

Однако времени не было. Из Вашингтона требовали результатов. Чтобы хоть как-то оправдать расходы на операцию, Олливер отправил шефу протоколы перехваченных телефонных разговоров. Но вилла была по-прежнему недосягаема. Наконец удача улыбнулась агентам. Лаки уехал на охоту в горы и на сутки отпустил прислугу, техники проникли на виллу и установили «жучки» везде, где только смогли. Через два дня боссы собрались на совещание, и агенты зафиксировали каждое слово. Разговоры были более чем компрометирующие. Олливер ликовал. Вскоре из Вашингтона пришло распоряжение о возвращении группы в Соединенные Штаты. В обстановке строгой секретности Генри Анслингер начал подготовку к операции по перехвату первой партии героина, которая должна была прибыть на Кубу в конце октября.

27 октября 1946 года в Гавану прибыл небольшой торговый корабль «Зелие» под греческим флагом. В трюмах находились ящики с апельсинами и лимонами. Как объяснил таможенникам капитан, смуглый, бородатый мужчина лет сорока, изъяснявшийся по-английски с ужасным акцентом, — груз транзитный, судно следует в Новый Орлеан. Целью прибытия на Кубу капитан указал необходимость дать отдых команде после утомительного океанского перехода, а также пополнить запасы пресной воды, угля и продовольствия.

— Сколько вы собираетесь пробыть на Кубе? — задал вопрос проверявший документы офицер.

— Двое суток.

Таможенники не стали проводить досмотр груза, поскольку насчет этого корабля имелись соответствующие указания сверху. Оформив разрешение на стоянку, они покинули борт «Зелиса».

Около двух часов ночи на причал тихо въехал «Олдсмобил» с погашенными фарами. Водитель из кабины дважды мигнул фонариком. В ответ на «Зелисе» вспыхнул и погас сигнальный прожектор. Из машины вышли четыре человека. Трое были вооружены короткоствольными автоматами и охраняли четвертого, который держал в одной руке пистолет, а в другой — кожаный «дипломат». С корабля осторожно спустились двое — капитан и помощник. Остальные члены экипажа встали на борту с оружием наготове.

— Хэлло, я Джо Бонди, — негромко произнес парень с «дипломатом», — время не ждет.

— Вы правы, время — деньги, — отозвался капитан.

— Вам привет от нашего общего друга Чарли.

— Все в порядке, — корсиканец обернулся и кивнул своим парням.

— Груз доставлен без потерь?

— Да. Как договаривались, сто килограммов.

Контрабандисты вынесли на берег картонные ящики с товаром.

— Откройте, — потребовал Джо Бонди. Корсиканец приподнял крышку. Внутри лежали целлофановые пакеты с белым порошком. Бонди осторожно проткнул один ножом и попробовал кристаллы на язык.

— Что-нибудь не так? — спросил капитан.

— О’кей, кэп, все нормально. Сейчас будем взвешивать и считать.

Один из охранников принес весы.

— Деньги, — напомнил корсиканец.

— Ах да, пардон. — Бонди щелкнул застежками «дипломата» и передал его капитану. Пока сицилийцы тщательно взвешивали пакеты с товаром, корсиканцы считали свои доллары.

— О’кей, мистер Болонте, — Джо Бонди протян руку, — было приятно иметь с вами дело.

— Полиция! Всем оставаться на своих местах! — внезапно проревел в мегафон грубый голос. Со всех сторон вспыхнули прожекторы.

— Твою мать! — сквозь зубы процедил Бонди. Корсиканец побледнел и выронил «дипломат». Вдруг какой-то придурок с борта «Зелиса» выстрелил из винтовки — должно быть, сдали нервы. Тотчас полицейские открыли ответный огонь. Бонди с корсиканцем бросились на землю. Несколько тел шумно плюхнулись в воду.

— Сдавайтесь, подонки! — проревел голос из мегафона. — На размышление десять секунд… Девять… Пять… Три…

На палубе «Зелиса» контрабандисты усиленно тянули вверх руки. Джо Бонди отчаянно застонал, когда на его запястьях щелкнули наручники.

Государственный секретарь США пригласил кубинского посла в Белый дом и вручил ноту американского правительства, в которой говорилось о крайней нежелательности присутствия Лаки Лючано на Кубе, поскольку оно представляет опасность для Соединенных Штатов. Удивленному послу была предъявлена весьма неприятная для него информация о том, кто, где и при каких обстоятельствах подкупил высокопоставленных кубинских чиновников, сколько конкретно получил каждый за предоставленную мафии возможность открыть на острове игорные дома и заведения, торгующие наркотиками. В одной связке упоминались имена Лански, Пекуэньо, Костелло, Херреро, Дженовезе и Батисты. Госсекретарь потребовал немедленной высылки Лючано с территории Кубы.

Мейер Лански узнал об этом гораздо раньше кубинского министра иностранных дел. Надев свой лучший костюм, он потребовал аудиенции у его превосходительства Фульхенсио Батисты и был незамедлительно принят. В довольно резкой форме Лански напомнил диктатору о миллионных взятках, ранее полученных им от мафии, а также о том, что в скором времени на острове Пинос будет построена игорная империя, и если синьор Батиста желает принять участие в этом деле, то он должен непоколебимо отстаивать интересы своих друзей. После разговора с диктатором Лански вернулся в Мирамар, где его с нетерпением ожидал Лаки Лючано.

— Чарли, тебе не о чем беспокоиться. Когда я немного поделился с Батистой нашими планами на будущее, у него сразу потекли слюни. Конечно, пришлось поторговаться, не без этого. Полмиллиона наличными сейчас и пятнадцать процентов с оборота казино на острове Пинос — и пусть вашингтонские придурки хоть каждый день присылают сюда свои сраные протесты. Наплевать и забыть.

Однако Лючано не спешил расслабляться:

— Этот кретин Бонди все знает про мои дела с порошком. Представь, его взяли с сотней килограммов в руках! Он расскажет им что угодно, даже то, чего никогда не было. Федералы легко сфабрикуют любое дело.

— Хоть десять дел, — засмеялся Лански, — тебе от этого ни жарко, ни холодно. Конечно, Куба из разряда стран «домино», янки делают здесь что хотят, но если Батиста скажет «нет», им ничего не светит. Номинально Куба считается независимым государством, а значит, имеет право проводить самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику. Никто не может заставить Батисту выдать тебя властям Соединенных Штатов или депортировать с острова.

— О’кей, сейчас наша главная забота — как доставить на Кубу следующую партию товара? Сколько мы потеряли, Мейер?

— Два миллиона двести тысяч. Может, на этот раз выберем другой маршрут? Что ты скажешь насчет Мексики? Груз можно перебросить по воздуху через Матаморрос.

— Нет, лучше Куба. Наш добрый друг мистер Анслингер уверен, что один раз мы здорово обожглись и больше сюда не полезем. Именно поэтому менять маршрут не стоит. Простой психологический расчет, Мейер.

— Мы здорово рискуем. Еще один такой прокол — и мы все вылетим с Кубы как пробки.

— Весь этот бизнес построен на риске. Кто не рискует, тот не выигрывает. Я уверен, прокола не будет. Надо только, чтобы о прибытии груза никто ничего не знал. И вот еще что я придумал: пустим побольше пыли. Подготовим ложный маршрут, устроим, чтобы об этом узнало ФБН. А пока они будут гоняться за призраками, мы под шумок доставим товар в Штаты.

Подставной маршрут был проложен через Монреаль. За долю от прибыли местный капо-мафиозо согласился «поднять пыль». Очередной груз с Корсики должен был прибыть на Кубу в январе 1947 года. Однако осуществлению этого плана вновь помешал Генри Анслингер.

Шеф Федерального бюро по борьбе с наркотиками обратился непосредственно к президенту Трумэну. Для доклада он подготовил некоторые фрагменты перехваченных разговоров боссов мафии и небольшую статистическую справку.

— Наркотики, — докладывал Анслингер президенту, — это не просто сфера криминального бизнеса. Они представляют огромную социальную опасность, так как способствуют росту общеуголовной преступности и глобальной деградации общества. Поскольку 85 процентов наркоманов — молодые люди в возрасте от 14 до 25 лет, героин уничтожает американскую молодежь, будущее нашего государства.

Гарри Трумэн направил кубинскому премьер-министру официальное требование немедленно выслать Лаки Лючано в Италию. Но даже вмешательство президента Соединенных Штатов ничего не изменило. Деньги мафии оказались сильнее. Вероятно, Трумэн и сам об этом догадался, поскольку отдал приказ прекратить весь экспорт на Кубу. Остров, на котором, кроме сахарного тростника, игорных домов и кокаина, больше ничего не было, по существу, оказался в настоящей экономической блокаде. Что показательно, подобные жесткие внешнеполитические меры предпринимались государственной администрацией США ради выдворения с Кубы одного-единственного торговца наркотиками. Воистину, Лаки Лючано имел полное право собой гордиться, поскольку для борьбы с ним была задействована вся американская дипломатия. Но даже этого оказалось недостаточно! Премьер-министр Грау Сан-Мартин направил в Вашингтон протест по поводу столь грубого вмешательства во внутренние дела Кубы. В виде частичной уступки американцам министр внутренних дел Пекуэньо распорядился посадить Лаки под домашний арест. Президент Трумэн не на шутку рассердился: какому главе сверхдержавы понравится столь наглое и откровенное пренебрежение к его власти? История с Лаки грозила обернуться крупными внешнеполитическими осложнениями. Возможно, представитель гаванской резидентуры ЦРУ намекнул Батисте, что в Вашингтоне могут найти для Кубы другого диктатора, более покладистого. И генерал пошел на попятную. Лаки Лючано бросили в лагерь для интернированных. Затем офицеры тайной полиции в самых осторожных выражениях сообщили, что для него будет лучше, если он добровольно покинет территорию Кубы. Понятное дело, в условиях тотального давления властей США не могло быть и речи ни о каком героине. Лаки отправил на Корсику своего человека с просьбой пока отложить отправку второй партии товара. Две недели спустя экс-король преступного мира отбыл назад в Италию на борту турецкого парохода «Бакир». Во время отплытия на пирсе было больше полицейских, чем друзей. Прощание Лаки с друзьями состоялось в отеле «Насьональ». Для развлечения собравшихся боссов был приглашен известный певец Фрэнк Синатра, поддерживавший тесные связи с гангстерами Западного побережья и, помимо прочих услуг, создавший рекламу Лас-Вегасу. Но его великолепный баритон не смог развеять сумрачного настроения уголовных авторитетов. Это была последняя встреча Лаки Лючано с верхушкой американской мафии.

Несмотря на то что открытие отеля «Фламинго» действительно состоялось 26 декабря, Багси Сигел не смог вернуть себе былое доверие мафии. Даже Мейер Лански махнул на него рукой. Вирджиния Хилл оставалась рядом с Багси, что вызвало еще большее раздражение боссов, получивших подтверждение наличия контовых счетов в Швейцарии. Втайне от Сигела Мейер Лански организовал новое акционерное общество «Невада проджект корпорейшн», которому после смерти Багси должны были перейти права собственности на отель. Боссы мафии, до предела озлобленные полосой неудач, жаждали крови.

20 июня 1947 года Сигел обсуждал текущие дела с менеджером казино отеля «Фламинго». Его личные телохранители куда-то исчезли, но он не придавал этому значения. Багси наслаждался бразильским кофе, у него не было никаких тревожных предчувствий. Вирджиния Хилл улетела в Париж — два дня назад они крупно поссорились и надавали друг другу пощечин. Около десяти часов менеджер поблагодарил Багси за превосходный кофе и отправился домой. Сигел, которому нечего было делать и некуда идти, вернулся в гостиную. Почти пятнадцать минут за ним наблюдал высокий, широкоплечий мужчина, одетый в темный костюм и потому полностью сливавшийся с окружающим мраком. Он был опытен и умел ждать. Решив, что время пришло, киллер извлек из кармана оружие. Он выстрелил шесть раз. Со звоном лопнуло дорогое швейцарское стекло, которое купила в Женеве Вирджиния Хилл. Окровавленный Багси так и остался сидеть на диване с конвульсивно зажатым в руке свежим номером «Лос-Анджелес таймс». Киллер не стал проверять результаты стрельбы — знал, что не промахнулся. В Сигела попали все шесть пуль, две из которых нанесли смертельные раны. Даже сегодня, спустя 53 года, когда многие тайны мафии давным-давно раскрыты, имя убийцы Багси Сигела остается неизвестным. Кто после этого осмелится утверждать, что «Корпорация убийств» прекратила свое существование вместе с Лепке?

Руководство игорной империей взял на себя советник Мейера Лански Гэс Гринбаум. Благодаря его усилиям Лас-Вегас стал той столицей развлечений, которую сегодня знает весь мир. Рядом с «Фламинго» выросли десятки более современных, более роскошных и относительно дешевых отелей, фешенебельных казино и лучших в мире (по утверждению «знатоков») публичных домов. Самым знаменитым и помпезным считается отель «Метро-Голдвин-Майер», некий пантеон кинозвезд. В умело освещенных витринах выставлены наряды, в которых Марлен Дитрих снималась в фильме «Голубой ангел», пояс с пистолетами игравшего ковбоев Рональда Рейгана, любимые галстуки Джорджа Рафта. Украшения звезд, парики звезд, письма, автографы… Всякий средний американец, благоговеющий перед Славой, ходит здесь на цыпочках, затаив дыхание.

Семикилометровая улица Стрип сплошь застроена отелями и казино, в которых играют на любые суммы. Как утверждал Гэс Гринбаум: «Европейские казино предназначены только для богачей. Мы построили казино для всех. К нам можно прийти с одним долларом и с миллионом, в смокинге и в джинсах. Нигде в мире вы не сможете привести в казино детей. В Лас-Вегасе это разрешено. Пока родители играют, наш квалифицированный персонал надежно присматривает за детьми».

Забегая вперед, автор сообщает, что участь Гринбаума была еще более печальной, нежели постигшая Сигела. Он стал слишком много пить и, подобно Багси, прикарманивать доходы. 3 декабря 1958 года управляющая домом, в котором жили Гэс Гринбаум с женой, как обычно, принесла в его квартиру почту. Дверь была широко распахнута. Гринбаум лежал на пропитанном кровью диване со связанными за спиной руками. Полицейский врач при осмотре насчитал на трупе 36 ножевых ранений. Неподалеку находилось тело жены Гринбаум с пулей во лбу. На лице женщины застыла предсмертная маска ужаса. Вероятно, ее заставили наблюдать казнь мужа. Лас-Вегас приносит мафии 2 миллиарда долларов каждый год. Что стоит человеческая жизнь по сравнению с такими деньгами? Ничего не стоит.