ТРИ ПЬЕСЫ АНДРЕЯ ХИНГА

Пьесы словенского писателя Андрея Хинга (род. 1925) издаются на русском языке впервые. «Конкистадор», «Блудный сын», «Женихи» — эти три драмы, каждая по-своему, отражают художественные искания писателя.

Драматургия занимает значительное место в творчестве А. Хинга. Новеллист, романист, он — автор десяти пьес, предназначенных для сцены, радио и телевидения. Советский читатель давно знаком с Хингом-прозаиком. В 1965 году в один из сборников современной югославской новеллы был включен его рассказ «Мариса». Тема рассказа традиционна для югославской литературы наших дней: воспоминания о минувшей войне. Уже тогда, в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов, обращали на себя внимание две особенности Хинга-новеллиста: непривычный подход к проблеме и оригинальность формы. Его новелла — воспоминание о прошлом — была устремлена в будущее. Автор выразительно описал атмосферу фашистского концлагеря, толкавшую слабых духом к предательству и наносившую непоправимые раны психике и сознанию человека. Однако гораздо больше волновало писателя другое: как будут жить дальше люди, уже, казалось бы, не опасные, пытающиеся не искупить, а забыть свою страшную вину перед погибшими. Может ли их горький опыт обогатить человечество? — спрашивал писатель. И приходил к неутешительному, но твердому выводу: запятнавший себя предательством не только сам омертвел душой, он духовно опустошает тех, рядом с кем ищет успокоения. И пусть такой человек не совершает юридически наказуемых деяний, все-таки он социально опасен. Тема тесных социальных связей между людьми, взаимной зависимости доброго и злого начал, необходимости борьбы со злом останется ведущей в творчестве Хинга.

И еще одна особенность выделяла Андрея Хинга среди других югославских новеллистов: оригинальная форма. Рассказ о Марисе построен как острая психологическая драма. Ясность и законченность каждого эпизода, четкость коллизий подчеркивали смысл подзаголовка: «Три одиночества». Сложная по форме драматическая новелла удивляла необычной для молодого автора тщательностью отделки.

С тех пор прошло почти двадцать лет. Ныне Андрей Хинг — один из виднейших писателей Югославии. Его произведения переводятся со словенского языка на сербскохорватский, изданы в ряде стран. Хинг — автор романов «Лес и пещера» (1966), «Орфей» (1972), «Чародей» (1976), «Горизонт в мотыльках» (1980). И все же не будет ошибкой сказать: наибольшую популярность принесли писателю драмы. Хинг удостоен двух театрально-литературных премий общеюгославского масштаба. Одна из них учреждена в память драматурга Йована Стерии-Поповича. Вторая — в память выдающегося современного режиссера и теоретика театра Бранко Гавеллы.

Театр занимает в жизни Хинга огромное место. Писатель окончил в Любляне Театральную академию по классу режиссуры, где был учеником Гавеллы, привившего будущим театральным деятелям всемерное уважение к литературе. Гавелла яростно оспаривал положение об «автономности» театра от литературы. «…Настоящая драма вливается в театр, а подлинный театр рождается из тех задач, которые поставлены перед драмой как видом литературы»[1], — подчеркивал он.

Мысль о взаимосвязи литературного творчества и искусства сцены очевидно занимает Андрея Хинга. Вернее, все написанное им есть результат этой взаимосвязи, ощущаемой живо и непосредственно. Писатель наделен особым чутьем к театральности жизненных ситуаций, что отразилось в структуре его прозы: его образы зримы, наглядны, красочны. И, напротив, в самые драматически напряженные эпизоды своих пьес он нередко вводит авторскими ремарками повествовательные элементы, намеренно замедляя действие, приглашая всмотреться в течение жизни, вдуматься в причины сценического поведения героев.

Драматическое и повествовательное начала в творчестве писателя причудливо переплетаются, дополняя друг друга и взаимно обогащаясь. Нередко Хинг создает как бы ряд вариаций на одну занимающую его тему, трактуя ее философски широко, трансформируя то в прозаической, то в драматической форме.

Первая из пьес Андрея Хинга, включенных в настоящую книгу, «Конкистадор» (1971), принадлежит к так называемому испанскому циклу. Открылся этот цикл пьесами для телевидения — «Бурлеск о греке» («Эль Греко») и «Глухой старик на распутье» («Гойя»). Тогда же, в 1969 году, была исполнена и радиопьеса «Возвращение Кортеса». Несколько позже вышел роман «Горизонт в мотыльках», тематически примыкающий к пьесам из испанской истории.

Хинг относится к числу современных югославских литераторов, проявляющих серьезный интерес к историческому жанру. «Конкистадор», согласно первоначальному авторскому определению, трагикомедия, а по более позднему — трагедия, повествует о жизненном крахе непобедимого завоевателя земель американских индейцев, ставшего на склоне лет ненужным своему королю. Дон Фелипе, полководец, покоритель заокеанских провинций, — личность вымышленная, так же как и его сын Балтазар, инквизиторы, посланцы короля, дворяне — конкистадоры. Ситуация пьесы и характеры героев ярки и правдивы. Автор подчеркнул свое стремление к достоверности замечаниями, адресованными режиссерам: он просит сделать реквизит доброкачественным и аутентичным. И еще одно существенно для автора: чтобы гротеск в игре и режиссуре по возможности ощущался меньше, чем это сейчас принято в некоторых театрах, где увлекаются назойливой «актуализацией» исторической драматургии.

В Югославии это направление режиссуры приняло немалый размах в связи с постановками «драматургии мифов». В своих философских драматических притчах, например, Мариян Маткович и другие авторы стремились на материале античных мифов и древних легенд поставить извечные вопросы человеческого бытия и морали. Эти поиски, родственные исканиям авторов французской «интеллектуальной драмы», оказались плодотворными для югославской литературы. Освещение столь близких и дорогих каждому югославу тем, таких, как народно-освободительная борьба и антифашистское сопротивление, приобрело новые оттенки, обогатилось общечеловеческими, гуманистическими мотивами.

Драматическая «Тетралогия об испанцах» Хинга, казалось, продолжила эту линию югославской литературы. Отдаленность от наших дней во времени и пространстве: завоевание испанцами американского континента — в «Возвращении Кортеса» и в «Конкистадоре»; судьбы гениальных художников средневековой Испании — пришельца с Крита Эль Греко и придворного живописца мадридского королевского двора Франсиско Гойи — в двух других пьесах; намеренно остраненная, подчеркивающая историческую дистанцию позиция автора. При более внимательном взгляде становилось ясно, однако, что осязаемая материя исторических пьес Хинга — шаг вперед по сравнению с суховатой, рационалистически выстроенной образной структурой произведений «мифологической школы».

Хинг шел к театральному варианту пьесы об испанцах — «Конкистадору» — через опыт телевидения и пьесы для радио. Массовые коммуникации предъявляют к писателю особые требования. Конкретность действия и обстановки, наличие сценического материала для актерских крупных планов — эти непременные условия телепьесы исключают декларативность и заторможенность действия, присущие большинству исторических драм-парабол. Динамизм диалога, напряженное течение действия необходимы для радиопьесы. Пьесы Хинга выдержали этот экзамен благодаря особому углу зрения на далекое прошлое. Талантливый писатель-историк, он не ставит своей целью точную историческую реконструкцию событий, но воссоздает их силой своего воображения ради нравственного урока, который они могли бы преподнести нам, его современникам.

Автор погружает нас в эпоху завершения Конкисты — известного своей жестокостью завоевания Испанией земель американских индейцев в конце XV — начале XVI века.

Конкистадор Фелипе, покоривший в интересах испанской короны огромные пространства, на склоне лет ожидает назначения на пост вице-короля Индии. Король же присылает нового наместника. Фелипе пытается силой вернуть заслуженный им титул. Но он уже стар, да и сторонники изменяют ему. Гибнет его сын Балтазар. Время войны прошло, наступила пора мирной жизни. А к этой жизни ни сам Фелипе, ни его солдаты не могут приспособиться. Когда-то завоевав чужой континент, конкистадор теперь становится его пленником. Все бо́льшую власть над мужем приобретает индианка Маргерита. Лишь она сохраняет присутствие духа среди опускающихся, теряющих человеческий облик завоевателей.

«Эта пьеса завершает цикл «об испанцах». По материалу она является исторической, однако автор ее стремился говорить о нашем времени», — гласит авторская ремарка, вводящая читателя в действие «Конкистадора». Высказывание это многозначно. Пьеса — гневный протест против захватнических, несправедливых войн, происходивших во все времена на нашей планете.

Сила ненависти к завоевателям у порабощенных народов столь велика, что за побежденных людей мстит природа — конкистадоров губят ядовитые испарения болот и джунглей, косят неизвестные им болезни. Разрушительной оказывается и сама привычка к войне, к захвату чужих земель. Конкистадор не может остановиться, он обречен воевать или погибнуть. И недавнего триумфатора ждет бесславный конец. Заключительный эпизод оставляет некоторую надежду на возрождение человечности: мы слышим плач новорожденного внука Фелипе. Быть может, ему, не запятнанному участием в захватах, суждено жить естественной, мирной жизнью…

Мысль о противоестественности насилия — будь то изничтожение целого народа, как в «Конкистадоре», или насилие инквизиции и слуг короля над отдельной личностью, как в «Глухом старике на распутье», — пронизывает исторические произведения Хинга. Цивилизацию невозможно насадить огнем и мечом, утверждает он.

Самая большая ценность жизни — человек. Его честность, доброта, богатство, его внутренний мир превыше всех церковных заповедей. Здравомыслие и трезвость, присущие народной морали, олицетворяют герои, подобные Маргерите или Исидро, слуге дона Франсиско Гойи. Хинг считает народное начало непременной принадлежностью хорошей литературы. «По-моему, искусство должно хоть в какой-то мере опираться на здоровую плебейскую основу», — заявил он в одном из своих интервью.

Драма «Конкистадор» отличается подробной разработкой характеров и четко выраженным «вторым планом» событий. Конкретность действия, правдивость образов, психологическая достоверность эпизодов дают основание считать эту драму интересным произведением современного исторического жанра. В исторических произведениях Хинга ощущается подлинный профессионализм, большая писательская культура. «Последовательный историзм драм сам по себе обеспечивает их метафорическое богатство, углубляет мастерство драматурга», — справедливо заметил, говоря об испанском цикле Андрея Хинга, югославский критик А. Инкрет[2].

Следующие две пьесы Андрея Хинга — «Блудный сын» и «Женихи» — можно было бы назвать дилогией о мещанстве.

Отдельные мотивы современной жизни перекликаются здесь с философскими размышлениями и историческими обобщениями. Хинг-историк писал о противоестественности войны и разбоя, о том, как нужна людям простая, скромная мирная жизнь. Особенно тяжко давался его героям переход от войны к миру. Пьесы о современниках — это пьесы о мирной жизни Югославии после второй мировой войны. Да, именно о мирной жизни после войны. О том, как трудно потрясенному войной человечеству снова войти в колею нормального существования. О том, что мешает человеку зажить спокойно и радостно. Так возникла в творчестве Андрея Хинга тема современного мещанина. По сути своей склонное примириться с породившим войну фашизмом, составляющее питательную среду фашистской идеологии и потому ненавистное писателю, мещанство в названных драмах подвергается автором жесточайшему обстрелу. В ранних рассказах Хинга, в той же новелле о Марисе, тема беды, которую несет человек подобному себе, звучала серьезно, трагически. Пьесы «Блудный сын» и «Женихи», написанные во второй половине семидесятых годов, — произведения сатирические. Герои, вернее сказать, «антигерои» этих пьес крайне несимпатичны, они откровенно мешают не только своим близким, но и обществу в целом. И намеренно автор показывает их непривлекательными и смешными. Именно трагикомическую сторону поведения и самоощущения филистера подчеркивает писатель. «…Ирония и юмор помогают писателю сохранить правильный масштаб в изображении уродливых фигур… Отделенный от героев дистанцией иронии, писатель становится более справедливым… болезненные явления предстают в широком жизненном контексте», — говорил Хинг, сопоставляя свои произведения последних лет и ранние, которым, по его теперешнему ощущению, «не хватает чувства юмора».

Жанр «Блудного сына» (пьеса имела большой успех на фестивале современной драматургии «Стерийино позорье» в 1975 г. в Нови-Саде) автор определил как мелодраму. В этом определении звучит издевка не только над тем, что драматург намерен показать зрителям, но и над традиционным способом изображения тонких чувств и изысканных переживаний в мещанском, буржуазном театре.

Главный герой пьесы — мещанин особого склада. Это — старый учитель, привыкший кичиться своей верностью четким жизненным принципам, любовью к порядку и благородством. И в самом деле, Отец (так зовут его окружающие) не только вырастил дочь Миру, но и поднял на ноги бедную племянницу Зофию. Он любил не только чижиков и канареек, но и своих учеников. И вот благодарные дочери и признательные соседи отмечают день рождения Отца. В торжественный день, как всегда, старик произносит нудные речи о своем великом призвании, о чувстве долга, о добре и зле. Привычно внимают ему Мира и Зофия, восхищаются его красноречием гости. Идиллию нарушает появление «блудного сына», который ведет себя неприлично и вызывающе. Эдо Ветрин — один из тех героев, которых Хинг противопоставляет мещанам: бродяга и задира, способный попортить нервы филистеру, но бессильный побороть его. Впрочем, в пьесе у Ветрина роль иная: он не борец, а разоблачитель. Выясняется, что жизнь образцового обывателя маленького местечка отнюдь не безупречна. Мало того, что Эдо оказался его незаконным сыном, от которого старик отрекся в свое время. Он трусливо отказался и от своего законного сына, когда с тем случилась беда. Главный грех мещанина-«интеллектуала» в том, что он причинял боль своим близким не столько из трусости или эгоизма, сколько из опасения нарушить равновесие своего крошечного душевного мирка, признать, что у него не все «как у людей». «Вы были разукрашенным тортом, — бросает ему Ветрин. — Была война, была революция, мир трещал, перемалывая людей в мясорубке времени, а вы так и остались тортом в тихой комнате на полированном столе с кружевной скатертью». Напряженно и зло развивается действие пьесы о блудном сыне.

Но мелодрама не была бы мелодрамой, не будь в ней трогательных моментов и благополучного конца. Отец потрясен разоблачениями Ветрина и вестью о гибели сына. В доме неожиданно появляется невеста Милана. Она ждет ребенка. Со стариком происходит разительная перемена. Отныне он добрый отец и дед, ожидающий рождения внука. Ветрин простил Отца и забыл о своих претензиях к нему. И все-таки ложь и злоба пустили корни в этом благопристойном доме. Нада не хочет, чтобы ее ребенок рос в такой семье. Она уезжает вместе с Ветриным в большой город. И, как в настоящей мелодраме, герои «Блудного сына» проявляют кротость и покорность судьбе: они отпускают Наду, ни в чем не упрекнув ее. Отец, Мира и Зофия по-прежнему остаются одни. Все пойдет как раньше: мелкие семейные ссоры, домашние хлопоты, а по праздникам — пение трогательных песенок…

Тема борьбы против мещанства не была неожиданной для послевоенной литературы Югославии. Ей посвятил свои разительные сатиры Эрих Кош, на эту же тему написаны романы и повести Бено Зупанчича, комедии Александра Поповича. Их, как и многих других художников, тревожили духовные последствия перехода от героических, полных лишений времен народно-освободительной борьбы к благополучию мирной жизни. Югославские писатели разоблачают как мещанина «новейшей формации» — оголтелого потребителя и накопителя, так и тихого, скромного его старшего собрата, который, пересидев в уголке все войны и революции, в глубине души уверен, что мир по-прежнему существует для него и ему подобных.

Андрей Хинг заговорил в полный голос об опасности потребительства духовного, не менее страшного, чем тяга к накоплению материальных благ. Не случайно он дал своему «антигерою» профессию учителя. Эгоист и фарисей в роли воспитателя социально опасен. Он воспитывает себе подобных. Зофия, приемная дочь Отца, духовно близкое ему существо. Такая же нудная, лживая, по-мещански сентиментальная, она становится агрессивной и безжалостной, когда затронуты ее личные интересы. Чтобы отстоять неприкосновенность своего мирка, она готова на преступление.

Писатель вернулся к тревожному мотиву своих ранних произведений: предатели и лицемеры духовно разлагают окружающих, влияют на них пагубно и опустошительно. Умилительное трио в финале мелодрамы о блудном сыне не успокаивает, а настораживает, заставляет глубоко задуматься.

Вторая пьеса о мещанах — «Женихи» — написана пять лет спустя. «Пьеса с переодеванием» — гласит ее подзаголовок. Драматург опять обращается к традиционному жанру, вкладывая в него остросовременное содержание. «Женихи» — пьеса сатирическая, гротесковая. Сельский богач Залокар — один из тех хозяйчиков, что переждали социальные потрясения, приспосабливаясь к любой ситуации, — строит новый дом. Свой переезд в роскошные хоромы он обставляет торжественно. Залокар упивается не только своим богатством, но и победой своих жизненных принципов: умеренностью и рачительным ведением хозяйства он достиг всего, о чем мечтал. Теперь шестидесятилетнему вдовцу впору жениться, дело только за невестой, которая бы соответствовала его положению первого во всей округе жениха.

И снова, как в «Блудном сыне», семейный праздник испорчен появлением ближайшей родни. Правда, «обличитель» — Мирко Залокар — ничуть не лучше своего брата. Хинг ставит рядом две ипостаси современного мещанства. Ремесленник Стане — традиционный мещанин с фикусами, с безвкусной мебелью — был жесток со своей покойной женой, он груб с тещей и с бедными соседями, он невежествен и откровенно хвалится своим толстым бумажником. Брат его — профессор университета — мещанин эстетствующий. В сущности, братья очень похожи. Важны не внешние признаки культуры, утверждает автор, а подлинная культура человеческих отношений, гуманизм. Этими качествами ни один из «женихов» не обладает. Трогательная встреча родственников кончается убийством. И как заклинание звучат последние слова пьесы: «Проклятие Залокарам! Всем!» Всем Залокарам — социальному типу, паразитирующему за счет общества.

«Женихи» — пьеса сатирическая, с чертами фарса, вернее, трагифарса, ибо содержание ее горько. В ней нет ни одного хотя бы условно положительного персонажа. Все претендующие на эту роль — теща Залокара, его племянник, Вида — развенчаны. Бесславные «герои» разоблачают себя кто символическим костюмом, кто песенкой-зонгом. Эти зонги, стилизованные то под народные попевки, то под оперную арию, то под современный эстрадный шлягер, оживляют действие и подчеркивают ироническую позицию автора.

Расчет Хинга с мещанством беспощаден. Действие порой приобретает черты фантасмагории, где ненавистные сатирику пороки доведены до логического абсурда. И в то же время «Женихи» можно считать психологической драмой — настолько точно выверены в пьесе все оттенки человеческого поведения и реальные ситуации действительности.

Андрей Хинг принадлежит к тем писателям, которые ценят и уважают своего читателя. «Литература без читателей — это мертвая литература… Всякое честное и правдивое произведение литературы по природе своей тяготеет к коммуникативности», — утверждает он. Но уважение к читателю не есть заискивание перед ним. Драматург ставит острые вопросы большого общественного звучания, книги его адресованы серьезному, мыслящему читателю.


Н. Вагапова

Загрузка...